Страница:
- Приветствую, Олег Александрович, - первым поздоровался
Харламов. Он был одного роста с Трояновским, но чуть покрепче, сбитее,
и это Олег Александрович еще раз ощутил в цепком рукопожатии.
- Что там у нас с деньгами, Михаил Аверкиевич? - спросил
Трояновский первое, что пришло в голову. - Конец года на носу, - вроде
бы оправдал он свое любопытство и ненужный в общем-то вопрос.
Одна из основных задач Харламова - следить за расходованием
средств постпредства. Денег было - кот наплакал. Трояновский, как
посол, мог позволить себе не более трех дипломатических приемов в год
- на День Советской Армии, День Победы и в годовщину Октября.
- Через два дня представлю все расчеты.
- Хорошо, спасибо.
Харламов подождал мгновение, потом кивнул и вышел раз нет
указаний, он найдет себе работу сам. Вернее, таких, как он, работа
сама ждет за дверью.
А Трояновский вновь посмотрел на карту. Сколько войдет войск? С
какими задачами? Каким будет заявление правительства? Знает ли обо
всем этом Бисмеллах Сахак - представитель Афганистана в ООН? Кстати,
он учился одно время в Воронеже, жена у него русская. Но ведь в то же
время он стал представлять ДРА в ООН после убийства Тараки, то есть он
ставленник Амина.
Вопросов становилось все больше и больше, и Трояновскому вдруг
захотелось несбыточного: очутиться на несколько минут в Москве,
попасть на обсуждение афганского вопроса. Кто его может обсуждать?
Посол откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, чтобы яснее
представить картину. Конечно же, этот вопрос будет решать крайне
ограниченный круг лиц. Брежнев и Громыко - это ясно. Затем... затем
Устинов, раз дело касается армии. Не обойтись здесь без Комитета
госбезопасности, без КГБ вообще нигде не обойтись - четвертый
Андропов. Несомненен Суслов - идеологический бог страны, "серый
кардинал". Подметил же кто-то. Услышав однажды эту фразу в МИД, еще не
зная, кому она предназначается, мгновенно представил худого, сутулого
Суслова - и не ошибся. А ведь был момент в 1970 году, когда тандем
Брежнев - Суслов чуть было не распался. Почувствовав, увидев однажды
растущую самостоятельность Генерального секретаря, Суслов, Шелепин и
Мазуров написали записку в Политбюро и членам ЦК, где подвергли резкой
критике речь Брежнева на декабрьском (1969 года) Пленуме ЦК, его
обвинили во всех тяжких грехах - и в очернительстве истории, и в
неумении видеть положительный опыт развития страны, перспективы
социалистической экономики. На очередном, мартовском Пленуме и
намечалось обсуждение этой записки. А точнее, смещение строптивого
Генерального. Суслов шел ва-банк и, видимо, рассчитывал на успех: он
выпрямился, сделался еще выше.
Однако неожиданно для всех Брежнев отложил проведение Пленума,
выехал в Белоруссию на войсковые учения. Там у него произошли встречи
с министром обороны А. А. Гречко, другими маршалами и генералами. В
Москве стало ясно, что Генеральный секретарь заручился поддержкой
военных. Это означало крах: в политике побеждает тот, кого
поддерживает армия. И к моменту возвращения Леонида Ильича в столицу
записка "троицы" была уже отозвана. Суслов начал сутулиться пуще
прежнего. Тут надо отдать должное Брежневу как интригану: он ничего не
предпринял по отношению к своей правой руке. И "серый кардинал" понял
свою задачу. Мгновенно весь идеологический аппарат был направлен на
восхваление и здравицы "выдающегося вождя современности". Прощение
было куплено потерей независимости. Искренности в отношениях между
Брежневым и Сусловым искать не приходилось, но тем не менее
Генеральный секретарь не отпускал от себя взбрыкнувшего однажды
соратника: искупающий вину служит преданнее. И Суслов последнее
десятилетие только и делал что изо дня в день доказывал свою
лояльность "днепропетровской эре" - после 1970 года Леонид Ильич особо
интенсивно ввел в свое окружение сотоварищей по Днепропетровску,
Днепродзержинску, Молдавии.
Да, Суслов тоже наверняка среди обсуждавших. За это говорит еще и
то, что последнюю награду Генеральному секретарю - орден "Победа" -
вручал именно он.
Но кто еще? Пономарев? Борис Николаевич ведет в ЦК международные
вопросы и, как представляется, наибольший профессионал в своем деле.
Без него просто не обойтись, даже если и захочешь. Вроде и все.
Брежнев в последнее время особо не расширял круг приближенных. И хотя
почти в каждой газете печатались отчеты о его встречах и беседах в
Кремле, целые полосы отводились рецензиям его книг, со стороны было
видно: былая мощь Генерального убывает. Это чувствовалось хотя бы по
тому, как постепенно исчезала та особая уважительность при упоминании
его имени, которая раньше неизменно присутствовала даже в беседах с
западниками, не говоря уже о братьях-славянах или представителях
развивающихся стран. Эпоха Брежнева заканчивалась, и, если в Союзе,
судя по отпускным впечатлениям, об этом еще не думали, западный мир
начинал осторожно выискивать в Политбюро претендентов на главную роль.
Осторожно упоминались Суслов, Андропов, Косыгин, Гришин, не
сбрасывались со счетов Романов, Машеров, Алиев. Все было так, но это
была лишь видимая часть айсберга, всего лишь лотерея для дилетантов,
где итог игры - неизменный проигрыш. Потому что был еще Георгий - так
называемый человек за спиной Брежнева, "черный ворон ЦК" - помощник
Леонида Ильича и его личный друг Цуканов Георгий Эммануилович.
Достаточно было знать, что некоторые члены Политбюро входили к нему в
кабинет с уже виноватым выражением лица, а таким, как Черненко, он
вообще мог сказать: "Слушай, ты мне мешаешь. Выйди, пожалуйста". И
Константин Устинович - а только ли он? - уходил, пятился, потому что
члены Политбюро приходили и уходили, а Георгий оставался. Он был
первым, кого четверть века назад Брежнев, сам только приехав в Москву,
вызвал из Днепродзержинска к себе в помощники. Все эти годы Цуканов
был невидим и неслышен для народа, хотя лауреатства и ордена текли к
нему рекой. И именно он отвечал лично перед Брежневым, и только перед
Брежневым, за промышленность и оборону. Он последний, кто обобщал
сведения, формулировал заявления, подготавливал документы, перед тем
как они попадали к Генеральному. И он же был первым, кому Леонид Ильич
сообщал те новости, которые вдруг случайно проходили мимо него.
В ЦК ходил анекдот, неплохо отражавший власть и всесилие именно
помощников. На вопрос, почему Брежнев сместил Хрущева, сказывали:
потому что у Хрущева один из помощников был по фамилии Лакеев, а у
Брежнева - Блатов.
Так что, как бы там ни было, а исход всех дел решают не
открывающие дверь люди, а закрывающие ее. Георгий был таким. И те, кто
сбрасывал его со счетов, - ничего не знали про обстановку в окружении
Брежнева, не ведали о хитросплетениях коридоров власти.
Но Брежнев, несмотря ни на что, был еще силен, это еще не был
манекен, которого можно поворачивать во все стороны помимо его воли. В
любом случае все будет зависеть от него лично.
"Так что будем ждать, - решил про себя Трояновский. И тут же
усмехнулся: - Только чего? Разъяснений или ввода войск как де-факто?"
Вновь посмотрел на телефоны - и белый, и внутренний. Кажется,
француз Талейран, выведший Наполеона к власти, подчеркнул, что язык
дан дипломату для того, чтобы лучше скрывать свои мысли. А поговорить,
посоветоваться надо бы с кем-нибудь. Ох как надо. Представлять СССР в
ООН - это не в третьестепенной стране сидеть, там хватает снятых
министров и их помощников. Господи, во что вообще-то превратили
дипкорпус! В ссылку для не справившихся на других постах.
Олег Александрович встал, прошелся по кабинету. Но чтобы не
задерживаться у карты, опять сел. Представил зал заседаний Совета
Безопасности. Кто и как будет голосовать в случае... в случае
подтверждения телеграммы? Особо не вздохнешь, надежда только на себя
да на Чехословакию. К тому же председательствует Чэнь Чу, китаец. Этот
не даст уплыть дискуссии в сторону, нацелит в самую точку. Протянуть
бы декабрь, в январе председателем станет Жак Лепретт, француз. Он
корректнее, интеллигентнее. Место ЧССР займет ГДР, в Совет войдет и
Замбия - ее представитель вроде неплохо относится к СССР...
Трояновский моделировал, вернее, пытался предусмотреть ход
событий, предугадать расстановку сил. Он уже чувствовал, кожей ощущал,
каким может стать обсуждение афганского вопроса. Он представлял
изголодавшихся по сенсациям из Советского Союза газетчиков, потирающих
руки политиков, с величайшим удовольствием готовых отвлечь внимание
общественности от собственных болячек. Будет драчка, ох будет! Но
неужели мы дадим им такой повод? Неужели это придется испытать?
Афганистан, Аф-га-нис-тан... Первым делом, конечно, изучить эту
страну. И помнить, что на ее поведение - да и не только ее - чаще, чем
кажется, оказывают влияние закулисные события. На памяти факт, что еще
в 1920 году английский резидент докладывал своему начальству, что он
может и поднять восстание пуштунов, и отменить его. Прошли годы, но
наивно было бы думать, что методы империалистических разведок
изменились. Изощреннее стали - да, более многоступенчатыми - тоже
несомненно, но чтобы рыцари плаща и кинжала полностью отошли от
политики - не те времена на дворе, не те...
...А Нью-Йорк готовился к Новому году. На улицах ставили и
наряжали елки, появились новые фонари и иллюминация, загорались
дополнительные рекламы - город у океана сам стал походить на
расцвеченную наряженную елку.
Газеты вдруг вспомнили, что уходящий год был не только годом
захвата заложников в Иране, но и Всемирным годом ребенка. И вообще,
желалось много хорошего, милого, сентиментального.
В этой всеобщей подготовке к празднику стал забывать о телеграмме
министра и Трояновский. Впрочем, нет, было бы неверно так утверждать:
о ней вспоминалось каждый раз, когда взгляд останавливался на карте,
когда встречался Харламов или шифровальщик. Ушли лишь острога
восприятия и ежеминутное ожидание новостей. Где-то в подсознании мозг
отметил для себя, что до Нового года уж точно ничего не произойдет,
просто не должно произойти. В это сразу поверилось, потому что в это
очень хотелось верить.
Да только бы зависеть истории от праздников...
Документ (из переписки советского посольства с МИД):
"15 декабря 1979 года.
Запись беседы с министром внутренних дел ДРА Ф. М. Факиром.
...Ф. М. Факир отметил, в частности, что халькисты совершили
революцию, а дальнейшее ее продвижение зависит от советских друзей.
Посол СССР в ДРА Ф. Табеев".
Документ (из переписки советского посольства с МИД):
"16 декабря 1979 года.
Запись беседы со студентом Кабульского университета Мунир Ахмад
Миром.
...Мунир подтвердил, что в сознании афганцев все репрессии,
осуществляемые в стране под руководством Амина, так или иначе
связываются с Советским Союзом. Афганцы убеждены, что аресты и пытки в
КАМ осуществляются под руководством и при участии советских
советников. Он знает семьи, в которых молят Аллаха послать им любого,
кто бы помог убрать Амина. Сейчас почти в каждой семье кто-нибудь или
убит, или сидит в тюрьме...
1-й секретарь посольства СССР в ДРА Мишин".
(КАМ - органы госбезопасности.)
Документ (донесение в Комитет государственной безопасности):
"17 декабря 1979 года,
12 и 17 декабря представитель КГБ встречался с X. Амином. Из
высказываний Амина заслуживают внимания следующие.
Амин настойчиво проводил мысль о необходимости непосредственного
участия Советского Союза в сдерживании боевых действий
бандформирований в северных районах ДРА. Его рассуждения сводились к
следующему:
нынешнее афганское руководство будет приветствовать присутствие
Советских Вооруженных Сил в ряде стратегически важных пунктов в
северных провинциях ДРА...
Амин сказал, что формы и методы оказания военной помощи должны
определяться советской стороной:
СССР может иметь воинские гарнизоны в тех местах, в которых сам
пожелает;
СССР может взять под охрану все объекты афгано-советского
сотрудничества;
советские войска могли бы взять на себя охрану коммуникаций
ДРА...
Представитель КГБ".
Середина декабря 1979 года. Кабул.
На Востоке политика - это совсем иное, чем на Западе. Лозунги и
идеи, конечно, шумят, но над всем этим господствуют характер лидера и
его взаимоотношения с кланами - с теми, кому лидер служит.
Хафизулла Амин мог быть и был доволен всем. А первое и основное -
сравнительно спокойно прошла смерть Тараки. Он все-таки ожидал
большего шума вокруг этого. Как же благоразумно продержали "учителя"
почти месяц в изоляции! Умри он сразу - и еще неизвестно, как
отреагировал бы Кабул на смерть вождя. А так - свыклись, успокоились,
оказались подготовленными к тому, что от болезни может умереть каждый.
Этот месяц изоляции не только спускал пар и охлаждал пыл сторонников
Тараки, но и позволил Амину в спокойной обстановке еще больше укрепить
свои позиции.
Хорошим предзнаменованием для Амина стало и то, что советская
сторона восприняла смерть своего любимца тоже без каких-либо заметных
демаршей. И хотя поздравление от Брежнева с избранием на руководящие
посты было несколько сдержанным, но ведь пришло, и пришло первым.
Выполнила Москва и две другие просьбы Амина - поменяла, и причем
срочно, посла и главного военного советника. Вот так и надо
действовать - решительно и напористо. Теперь, когда Амина никто не
держал за руки, когда ему не нужно было ни перед кем отчитываться, он
готов был любое дело сделать в пять, десять раз быстрее прежнего.
Революции не нужны белоручки. И святые не нужны. И по всему после
этого выходило, что Саурской революции необходим именно он, Амин.
Тараки умер только ради победы революции, и история в конечном счете
простит тех, кто решился на этот шаг.
Неожиданно благоприятными оказались для Амина и переговоры с
Громыко насчет военной помощи. То, чего не мог добиться Тараки за
целый год, сделано за месяц: министр иностранных дел СССР дал ясно
понять, что Советский Союз скорее всего найдет возможность прислать в
Афганистан и определенное количество войск.
Конечно, он не обольщался, что Советы делают это ради него,
укрепления именно его позиций. Им нужен сам Афганистан как территория,
плацдарм на Среднем Востоке. Как, собственно, нужен Америке,
Пакистану, Китаю, Индии. А раз так, то руководитель страны сам должен
и сам будет выбирать, с кем идти одной дорогой. Пока выгодно с
Советским Союзом, а взбрыкнет он - беда невелика: Америка при хорошем
торге может дать в десять раз больше. Условия станет диктовать он,
Амин. Пока же он примет советские войска, разгромит с их помощью своих
противников - как засылаемых из Пакистана и Ирана, так и притаившихся
за одним столом, в одной партии. Он было подумал, что основные
противники уничтожены и разогнаны, но 16 декабря, когда на него вновь
подняли оружие, показало, что успокаиваться рано.
А будут войска - он сумеет перегруппировать силы в армии, покажет
колеблющимся, кто сегодня вождь и за кем надо идти. Если же вдруг
советские попытаются возражать, диктовать свои условия, он укажет им
самим на аэродром и за двадцать четыре часа - хдо хафез, до свидания.
Анвар Садат однажды в Египте уже сделал так - и ничего, зауважали еще
больше. Тех же, кто готов заменить советских советников, - только
позови, слетятся как мухи на мед. Афганистан - это мед. Тараки не
сумел этого понять, потому и попал под полное влияние русских. Им-то
хорошо быть либеральными и мягкотелыми, их революции более шестидесяти
лет, а здесь - всего год. И когда всякая нечисть поднимает голову, эту
голову надо просто сразу рубить. Ради будущего. Ради его, Амина,
революции. Да, это его революция. Он ее организатор, руководитель и
исполнитель. Наконец-то можно сказать правду о событиях 27 апреля. Он
заставит переписать историю, которую сочинили в угоду Тараки. Теперь
же он свою революцию не отдаст никому. А тем более не даст ее
погубить. Не идет земельная реформа - он или заставит эти 11 тысяч
феодалов уважать революционные законы, или уберет их. Всех до одного.
И даст ему на это право совесть. А то ведь допустили, что боевые
действия идут уже в 12 провинциях, численность бандформирований
достигла 40 тысяч. А ведь еще весной, когда в Кунаре начались первые
стычки, он предложил на Ревсовете выжечь все на три километра вдоль
дорог, где душманы осмеливались нападать на колонны правительственных
войск. Убить контрреволюцию в самом зародыше, показать остальным, что
может ожидать противников Кабула.
Нет же, Тараки послушался советских. Побоялся, когда Заплатин и
Горелов заявили, что не только не будут сами участвовать в разработке
этой операции, но и запретят советникам. А настоял бы тогда Тараки на
своем, поставил советников на место - был бы и другой расклад. Теперь
же приходится расплачиваться новой кровью.
Словом, решительность и еще раз решительность. А для этого надо
чуть приподняться, повести плечами, вздохнуть поглубже. Очень кстати
были бы советские войска...
Необходимое послесловие.
Чтобы в какой-то мере подстегнуть советское руководство на ввод
войск, Амин 20 декабря прислал в Ташкент заместителя начальника
Генерального штаба, наделив его полномочиями привести с собой
советские войска. Для этого была подготовлена и выдана карта с
обозначением мест, где могли бы разместиться советские полки и
батальоны.
Командующий войсками ТуркВО генерал-полковник Максимов переправит
афганского представителя в Термез, где генерал-лейтенант Тухаринов под
руководством оперативной группы Соколова и Ахромеева спешно формировал
40-ю армию. 24 декабря, за сутки до ввода войск, Тухаринов вместе с
афганцем перелетит на вертолете границу, посетит в Кундузе Абдуллу -
старшего брата Амина, который отвечал за северные провинции
Афганистана. Он, получивший от Хафизуллы приказ принять советские
войска, укажет Тухаринову места, где хотел бы видеть их размещение.
Одного опытного взгляда на местность было достаточно, чтобы
понять: все советские части находились ниже афганских частей,
прекрасно просматривались и при случае обстреливались. Мало чего
добившись от Абдуллы, Тухаринов передал свои соображения маршалу
Соколову.
Вскоре в Кабул главному военному советнику Магометову пришло
указание пересмотреть все места дислокации советских подразделений
после прибытия в республику.
Документ (перехват зарубежной радиоинформации):
"Би-би-си. Лондон.
На хинди.
23 декабря 1979 года. 20.30.
В Вашингтоне выражают озабоченность в связи с известиями о
концентрации на границе с Афганистаном Советских Вооруженных Сил.
Американские чиновники утверждают, что в настоящее время на
границе с Афганистаном сосредоточены и находятся в боевой готовности
30 тысяч советских солдат и инструкторов".
Вторая половина декабря 1979 года. Термез.
На правом, заросшем камышом берегу Амударьи заканчивались
последние приготовления к броску на афганскую сторону. Основной состав
40-й армии - призванные из запаса отцы семейств. Поначалу, оторвавшись
от дома, жен, работы, они прошли широким фронтом по всем близлежащим
магазинам, но результаты этой ходки нанесли сокрушительный удар по
"партизанской" вольнице: еще неделю назад по личному указанию Рашидова
в Термезском районе на весь период сборов ввели сухой закон.
Волей-неволей пришлось заняться делом, которого наваливалось все
больше и больше. Непрерывно шли из колхозов и городов машины.
Прилетели Соколов и Ахромеев; поставив свой КП на берегу реки, на виду
у всего лагеря, затянули гайки дисциплины так, что приписники начали
ходить не только строем, но и в ногу.
Напряженно работали штабы. Составлялись списки личного состава:
военный педантизм требовал передать пограничникам пофамильные списки
убывающих за границу. По аэрофотоснимкам намечались пути выдвижения
колонн. Командиры, выросшие в погонах и должностях в будние серые дни,
почувствовав дело, дело сложное, но вроде бы без особых опасностей,
окунались в него с головой и страстным желанием наконец-то доказать,
чего они стоят. Государственная политика соединялась с человеческими
слабостями, и уже трудно было представить силу, которая могла бы
перевернуть или остановить ход истории. Еще значило что-то слово
Брежнева, но к этому времени, к сожалению, он полагался во всех делах
на свое окружение. А придворная камарилья, более всего боявшаяся
перемен в верхних эшелонах власти, не давала усомниться: все, что во
благо революции, законно. Этому учили Маркс и Ленин. Поэтому надо
спасать вторую Монголию. А спасая ее, решим заодно и множество
стратегических задач в данном регионе.
И получили уже понтонеры задачу наводить переправу: строительство
моста Дружбы от советского Термеза к афганскому городу-складу
Хайратону только началось, пограничные катера для переброски армии
были каплей в море, и два берега сцепляли металлическими звеньями
понтонов. Вот тут-то и узнали армейцы, что имеет Амударья и другие
названия - Джейхун, то есть "бесноватая", а также "место крови" (джей
- место, хун - кровь). Да только что нам символы, когда задача
поставлена, а мы все сплошь - атеисты? И хотя Аму раз за разом
размывала песок в местах сцепления моста с берегом, понтонеры тут же
принимались за работу снова. В конечном итоге выручил местный опыт
приписников: по их совету берега укрепили камышом, и мост лег надежно
и прочно.
Успокоились на время и оставшиеся зимовать в водах реки утки да
гуси, а на притаившийся лагерь в ожидании смотрели лишь палатки
командного пункта опергруппы Генштаба да издали темная голова Орлиной
сопки - самой жаркой точки в Советском Союзе, отмечавшей два года
назад температуру свыше 73 градусов. Жаркое место. Впрочем, символы в
самом деле здесь ни при чем...
Менее интенсивно, вторым эшелоном - это если вдруг потребуется, -
готовилась мотострелковая дивизия в Кушке. У нее не предвиделось
особых сложностей: путь до Герата и Шинданда предстоял по отличной
равнинной трассе. Ни хребтов, ни перевалов - прогулка*. (* Общая
численность ОКСВ на январь 1980 года составит 81,8 тысячи человек.
Максимальная численность контингента была в 1985 году - 108,8 тысячи
человек (в боевых частях - 73 тысячи человек).)
А вот на аэродромах подскока среднеазиатского узла маялась
неизвестностью десантная дивизия полковника Рябченко. Кончались
прихваченные с собой сухпайки, солдаты ходили небритые, невыспавшиеся,
нервные - ну куда таких вести в бой? И комдив в конце концов вышел на
связь с командующим войсками Среднеазиатского округа
генерал-полковником Лушевым: прошу полевые походные кухни, душевые,
кровати.
Командующий сам прилетел к десантникам:
- А куда это вы направляетесь?
- На учения. В Монголию, - судя по вопросу, командующий не знал
об афганском варианте, и комдив назвал первую вспомнившуюся страну.
- Куда? Да вы хоть знаете, где она, Монголия? Через Китай, что
ли, полетите? Вечно вы, десантники, со своими шуточками. А почему в
дивизии все без погон?
- Так определили форму одежды на период учений.
- Анархия, - бросил Лушев, улетая в Алма-Ату. А там уже и его
ждала новость: Генеральный штаб поднял по тревоге один из полков,
стоявших близ границы с Афганистаном.
24 декабря рано утром Рябченко созвонился с Сухоруковым:
- Товарищ командующий, дайте хоть какую-то определенность.
- А куда бы ты хотел лететь?
- Конечно, домой. В Витебск.
- Ну что ж, видимо, твое желание сбудется. Готовься потихоньку
домой.
Ответ Сухорукова был не случаен: сомнения в применении войск все
еще бродили в недрах Министерства обороны хотя бы уже потому, что
ограниченному контингенту до последней минуты так и не была поставлена
конкретная задача. Однако в это же самое время в Кабуле проходило
совещание, которое наконец и расставило все точки над "i".
"НАЗНАЧАЕТСЯ ОПЕРАЦИЯ "ШТОРМ". -
ВЫСТРЕЛЫ ПРОЗВУЧАЛИ РАНЬШЕ. - СМЕРТЬ АМИНА. -
ВОЗВРАЩЕНИЕ "МУСУЛЬМАНСКОГО" БАТАЛЬОНА. -
ПОЗДРАВЛЕНИЕ Б. КАРМАЛЮ.
24 - 25 декабря 1979 года. Кабул.
Усаживались долго: кабинет представителя КГБ Бориса Ивановича
(фамилию нет смысла называть, все равно она вымышленная) оказался
небольшим, не хватало и стульев. Справа от хозяина сел Магометов,
поближе к начальству протиснулся и советник при Джандаде полковник
Попышев. Несколько комитетчиков вошли со своими стульями и сели у
стены. Василий Васильевич Колесов, его заместитель по "мусульманским"
делам, подполковник Швец и майор Халбаев заняли места у входа.
Больше и заметнее всего нервничал Магометов. Пять дней назад, 19
декабря, ему позвонил Устинов.
- Как идет подготовка к операции "Шторм"? - после традиционных
"как дела" спросил министр обороны.
- Какой "Шторм"? - не понял Солтан Кеккезович.
- Как "какой"? - удивился в свою очередь Устинов. - Вы что, не
знаете о предстоящей операции?
- Не знаю, товарищ маршал.
- Вам звонил Андропов?
- Никак нет.
- А его представитель, товарищ Иванов, что-нибудь говорил?
- Тоже нет.
- Да-а, - протянул министр. - Ладно, это наши неувязки. Узнайте
все у Иванова, вникните во все детали и знайте, что за ход операции
отвечаете лично вы. До свидания.
Харламов. Он был одного роста с Трояновским, но чуть покрепче, сбитее,
и это Олег Александрович еще раз ощутил в цепком рукопожатии.
- Что там у нас с деньгами, Михаил Аверкиевич? - спросил
Трояновский первое, что пришло в голову. - Конец года на носу, - вроде
бы оправдал он свое любопытство и ненужный в общем-то вопрос.
Одна из основных задач Харламова - следить за расходованием
средств постпредства. Денег было - кот наплакал. Трояновский, как
посол, мог позволить себе не более трех дипломатических приемов в год
- на День Советской Армии, День Победы и в годовщину Октября.
- Через два дня представлю все расчеты.
- Хорошо, спасибо.
Харламов подождал мгновение, потом кивнул и вышел раз нет
указаний, он найдет себе работу сам. Вернее, таких, как он, работа
сама ждет за дверью.
А Трояновский вновь посмотрел на карту. Сколько войдет войск? С
какими задачами? Каким будет заявление правительства? Знает ли обо
всем этом Бисмеллах Сахак - представитель Афганистана в ООН? Кстати,
он учился одно время в Воронеже, жена у него русская. Но ведь в то же
время он стал представлять ДРА в ООН после убийства Тараки, то есть он
ставленник Амина.
Вопросов становилось все больше и больше, и Трояновскому вдруг
захотелось несбыточного: очутиться на несколько минут в Москве,
попасть на обсуждение афганского вопроса. Кто его может обсуждать?
Посол откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, чтобы яснее
представить картину. Конечно же, этот вопрос будет решать крайне
ограниченный круг лиц. Брежнев и Громыко - это ясно. Затем... затем
Устинов, раз дело касается армии. Не обойтись здесь без Комитета
госбезопасности, без КГБ вообще нигде не обойтись - четвертый
Андропов. Несомненен Суслов - идеологический бог страны, "серый
кардинал". Подметил же кто-то. Услышав однажды эту фразу в МИД, еще не
зная, кому она предназначается, мгновенно представил худого, сутулого
Суслова - и не ошибся. А ведь был момент в 1970 году, когда тандем
Брежнев - Суслов чуть было не распался. Почувствовав, увидев однажды
растущую самостоятельность Генерального секретаря, Суслов, Шелепин и
Мазуров написали записку в Политбюро и членам ЦК, где подвергли резкой
критике речь Брежнева на декабрьском (1969 года) Пленуме ЦК, его
обвинили во всех тяжких грехах - и в очернительстве истории, и в
неумении видеть положительный опыт развития страны, перспективы
социалистической экономики. На очередном, мартовском Пленуме и
намечалось обсуждение этой записки. А точнее, смещение строптивого
Генерального. Суслов шел ва-банк и, видимо, рассчитывал на успех: он
выпрямился, сделался еще выше.
Однако неожиданно для всех Брежнев отложил проведение Пленума,
выехал в Белоруссию на войсковые учения. Там у него произошли встречи
с министром обороны А. А. Гречко, другими маршалами и генералами. В
Москве стало ясно, что Генеральный секретарь заручился поддержкой
военных. Это означало крах: в политике побеждает тот, кого
поддерживает армия. И к моменту возвращения Леонида Ильича в столицу
записка "троицы" была уже отозвана. Суслов начал сутулиться пуще
прежнего. Тут надо отдать должное Брежневу как интригану: он ничего не
предпринял по отношению к своей правой руке. И "серый кардинал" понял
свою задачу. Мгновенно весь идеологический аппарат был направлен на
восхваление и здравицы "выдающегося вождя современности". Прощение
было куплено потерей независимости. Искренности в отношениях между
Брежневым и Сусловым искать не приходилось, но тем не менее
Генеральный секретарь не отпускал от себя взбрыкнувшего однажды
соратника: искупающий вину служит преданнее. И Суслов последнее
десятилетие только и делал что изо дня в день доказывал свою
лояльность "днепропетровской эре" - после 1970 года Леонид Ильич особо
интенсивно ввел в свое окружение сотоварищей по Днепропетровску,
Днепродзержинску, Молдавии.
Да, Суслов тоже наверняка среди обсуждавших. За это говорит еще и
то, что последнюю награду Генеральному секретарю - орден "Победа" -
вручал именно он.
Но кто еще? Пономарев? Борис Николаевич ведет в ЦК международные
вопросы и, как представляется, наибольший профессионал в своем деле.
Без него просто не обойтись, даже если и захочешь. Вроде и все.
Брежнев в последнее время особо не расширял круг приближенных. И хотя
почти в каждой газете печатались отчеты о его встречах и беседах в
Кремле, целые полосы отводились рецензиям его книг, со стороны было
видно: былая мощь Генерального убывает. Это чувствовалось хотя бы по
тому, как постепенно исчезала та особая уважительность при упоминании
его имени, которая раньше неизменно присутствовала даже в беседах с
западниками, не говоря уже о братьях-славянах или представителях
развивающихся стран. Эпоха Брежнева заканчивалась, и, если в Союзе,
судя по отпускным впечатлениям, об этом еще не думали, западный мир
начинал осторожно выискивать в Политбюро претендентов на главную роль.
Осторожно упоминались Суслов, Андропов, Косыгин, Гришин, не
сбрасывались со счетов Романов, Машеров, Алиев. Все было так, но это
была лишь видимая часть айсберга, всего лишь лотерея для дилетантов,
где итог игры - неизменный проигрыш. Потому что был еще Георгий - так
называемый человек за спиной Брежнева, "черный ворон ЦК" - помощник
Леонида Ильича и его личный друг Цуканов Георгий Эммануилович.
Достаточно было знать, что некоторые члены Политбюро входили к нему в
кабинет с уже виноватым выражением лица, а таким, как Черненко, он
вообще мог сказать: "Слушай, ты мне мешаешь. Выйди, пожалуйста". И
Константин Устинович - а только ли он? - уходил, пятился, потому что
члены Политбюро приходили и уходили, а Георгий оставался. Он был
первым, кого четверть века назад Брежнев, сам только приехав в Москву,
вызвал из Днепродзержинска к себе в помощники. Все эти годы Цуканов
был невидим и неслышен для народа, хотя лауреатства и ордена текли к
нему рекой. И именно он отвечал лично перед Брежневым, и только перед
Брежневым, за промышленность и оборону. Он последний, кто обобщал
сведения, формулировал заявления, подготавливал документы, перед тем
как они попадали к Генеральному. И он же был первым, кому Леонид Ильич
сообщал те новости, которые вдруг случайно проходили мимо него.
В ЦК ходил анекдот, неплохо отражавший власть и всесилие именно
помощников. На вопрос, почему Брежнев сместил Хрущева, сказывали:
потому что у Хрущева один из помощников был по фамилии Лакеев, а у
Брежнева - Блатов.
Так что, как бы там ни было, а исход всех дел решают не
открывающие дверь люди, а закрывающие ее. Георгий был таким. И те, кто
сбрасывал его со счетов, - ничего не знали про обстановку в окружении
Брежнева, не ведали о хитросплетениях коридоров власти.
Но Брежнев, несмотря ни на что, был еще силен, это еще не был
манекен, которого можно поворачивать во все стороны помимо его воли. В
любом случае все будет зависеть от него лично.
"Так что будем ждать, - решил про себя Трояновский. И тут же
усмехнулся: - Только чего? Разъяснений или ввода войск как де-факто?"
Вновь посмотрел на телефоны - и белый, и внутренний. Кажется,
француз Талейран, выведший Наполеона к власти, подчеркнул, что язык
дан дипломату для того, чтобы лучше скрывать свои мысли. А поговорить,
посоветоваться надо бы с кем-нибудь. Ох как надо. Представлять СССР в
ООН - это не в третьестепенной стране сидеть, там хватает снятых
министров и их помощников. Господи, во что вообще-то превратили
дипкорпус! В ссылку для не справившихся на других постах.
Олег Александрович встал, прошелся по кабинету. Но чтобы не
задерживаться у карты, опять сел. Представил зал заседаний Совета
Безопасности. Кто и как будет голосовать в случае... в случае
подтверждения телеграммы? Особо не вздохнешь, надежда только на себя
да на Чехословакию. К тому же председательствует Чэнь Чу, китаец. Этот
не даст уплыть дискуссии в сторону, нацелит в самую точку. Протянуть
бы декабрь, в январе председателем станет Жак Лепретт, француз. Он
корректнее, интеллигентнее. Место ЧССР займет ГДР, в Совет войдет и
Замбия - ее представитель вроде неплохо относится к СССР...
Трояновский моделировал, вернее, пытался предусмотреть ход
событий, предугадать расстановку сил. Он уже чувствовал, кожей ощущал,
каким может стать обсуждение афганского вопроса. Он представлял
изголодавшихся по сенсациям из Советского Союза газетчиков, потирающих
руки политиков, с величайшим удовольствием готовых отвлечь внимание
общественности от собственных болячек. Будет драчка, ох будет! Но
неужели мы дадим им такой повод? Неужели это придется испытать?
Афганистан, Аф-га-нис-тан... Первым делом, конечно, изучить эту
страну. И помнить, что на ее поведение - да и не только ее - чаще, чем
кажется, оказывают влияние закулисные события. На памяти факт, что еще
в 1920 году английский резидент докладывал своему начальству, что он
может и поднять восстание пуштунов, и отменить его. Прошли годы, но
наивно было бы думать, что методы империалистических разведок
изменились. Изощреннее стали - да, более многоступенчатыми - тоже
несомненно, но чтобы рыцари плаща и кинжала полностью отошли от
политики - не те времена на дворе, не те...
...А Нью-Йорк готовился к Новому году. На улицах ставили и
наряжали елки, появились новые фонари и иллюминация, загорались
дополнительные рекламы - город у океана сам стал походить на
расцвеченную наряженную елку.
Газеты вдруг вспомнили, что уходящий год был не только годом
захвата заложников в Иране, но и Всемирным годом ребенка. И вообще,
желалось много хорошего, милого, сентиментального.
В этой всеобщей подготовке к празднику стал забывать о телеграмме
министра и Трояновский. Впрочем, нет, было бы неверно так утверждать:
о ней вспоминалось каждый раз, когда взгляд останавливался на карте,
когда встречался Харламов или шифровальщик. Ушли лишь острога
восприятия и ежеминутное ожидание новостей. Где-то в подсознании мозг
отметил для себя, что до Нового года уж точно ничего не произойдет,
просто не должно произойти. В это сразу поверилось, потому что в это
очень хотелось верить.
Да только бы зависеть истории от праздников...
Документ (из переписки советского посольства с МИД):
"15 декабря 1979 года.
Запись беседы с министром внутренних дел ДРА Ф. М. Факиром.
...Ф. М. Факир отметил, в частности, что халькисты совершили
революцию, а дальнейшее ее продвижение зависит от советских друзей.
Посол СССР в ДРА Ф. Табеев".
Документ (из переписки советского посольства с МИД):
"16 декабря 1979 года.
Запись беседы со студентом Кабульского университета Мунир Ахмад
Миром.
...Мунир подтвердил, что в сознании афганцев все репрессии,
осуществляемые в стране под руководством Амина, так или иначе
связываются с Советским Союзом. Афганцы убеждены, что аресты и пытки в
КАМ осуществляются под руководством и при участии советских
советников. Он знает семьи, в которых молят Аллаха послать им любого,
кто бы помог убрать Амина. Сейчас почти в каждой семье кто-нибудь или
убит, или сидит в тюрьме...
1-й секретарь посольства СССР в ДРА Мишин".
(КАМ - органы госбезопасности.)
Документ (донесение в Комитет государственной безопасности):
"17 декабря 1979 года,
12 и 17 декабря представитель КГБ встречался с X. Амином. Из
высказываний Амина заслуживают внимания следующие.
Амин настойчиво проводил мысль о необходимости непосредственного
участия Советского Союза в сдерживании боевых действий
бандформирований в северных районах ДРА. Его рассуждения сводились к
следующему:
нынешнее афганское руководство будет приветствовать присутствие
Советских Вооруженных Сил в ряде стратегически важных пунктов в
северных провинциях ДРА...
Амин сказал, что формы и методы оказания военной помощи должны
определяться советской стороной:
СССР может иметь воинские гарнизоны в тех местах, в которых сам
пожелает;
СССР может взять под охрану все объекты афгано-советского
сотрудничества;
советские войска могли бы взять на себя охрану коммуникаций
ДРА...
Представитель КГБ".
Середина декабря 1979 года. Кабул.
На Востоке политика - это совсем иное, чем на Западе. Лозунги и
идеи, конечно, шумят, но над всем этим господствуют характер лидера и
его взаимоотношения с кланами - с теми, кому лидер служит.
Хафизулла Амин мог быть и был доволен всем. А первое и основное -
сравнительно спокойно прошла смерть Тараки. Он все-таки ожидал
большего шума вокруг этого. Как же благоразумно продержали "учителя"
почти месяц в изоляции! Умри он сразу - и еще неизвестно, как
отреагировал бы Кабул на смерть вождя. А так - свыклись, успокоились,
оказались подготовленными к тому, что от болезни может умереть каждый.
Этот месяц изоляции не только спускал пар и охлаждал пыл сторонников
Тараки, но и позволил Амину в спокойной обстановке еще больше укрепить
свои позиции.
Хорошим предзнаменованием для Амина стало и то, что советская
сторона восприняла смерть своего любимца тоже без каких-либо заметных
демаршей. И хотя поздравление от Брежнева с избранием на руководящие
посты было несколько сдержанным, но ведь пришло, и пришло первым.
Выполнила Москва и две другие просьбы Амина - поменяла, и причем
срочно, посла и главного военного советника. Вот так и надо
действовать - решительно и напористо. Теперь, когда Амина никто не
держал за руки, когда ему не нужно было ни перед кем отчитываться, он
готов был любое дело сделать в пять, десять раз быстрее прежнего.
Революции не нужны белоручки. И святые не нужны. И по всему после
этого выходило, что Саурской революции необходим именно он, Амин.
Тараки умер только ради победы революции, и история в конечном счете
простит тех, кто решился на этот шаг.
Неожиданно благоприятными оказались для Амина и переговоры с
Громыко насчет военной помощи. То, чего не мог добиться Тараки за
целый год, сделано за месяц: министр иностранных дел СССР дал ясно
понять, что Советский Союз скорее всего найдет возможность прислать в
Афганистан и определенное количество войск.
Конечно, он не обольщался, что Советы делают это ради него,
укрепления именно его позиций. Им нужен сам Афганистан как территория,
плацдарм на Среднем Востоке. Как, собственно, нужен Америке,
Пакистану, Китаю, Индии. А раз так, то руководитель страны сам должен
и сам будет выбирать, с кем идти одной дорогой. Пока выгодно с
Советским Союзом, а взбрыкнет он - беда невелика: Америка при хорошем
торге может дать в десять раз больше. Условия станет диктовать он,
Амин. Пока же он примет советские войска, разгромит с их помощью своих
противников - как засылаемых из Пакистана и Ирана, так и притаившихся
за одним столом, в одной партии. Он было подумал, что основные
противники уничтожены и разогнаны, но 16 декабря, когда на него вновь
подняли оружие, показало, что успокаиваться рано.
А будут войска - он сумеет перегруппировать силы в армии, покажет
колеблющимся, кто сегодня вождь и за кем надо идти. Если же вдруг
советские попытаются возражать, диктовать свои условия, он укажет им
самим на аэродром и за двадцать четыре часа - хдо хафез, до свидания.
Анвар Садат однажды в Египте уже сделал так - и ничего, зауважали еще
больше. Тех же, кто готов заменить советских советников, - только
позови, слетятся как мухи на мед. Афганистан - это мед. Тараки не
сумел этого понять, потому и попал под полное влияние русских. Им-то
хорошо быть либеральными и мягкотелыми, их революции более шестидесяти
лет, а здесь - всего год. И когда всякая нечисть поднимает голову, эту
голову надо просто сразу рубить. Ради будущего. Ради его, Амина,
революции. Да, это его революция. Он ее организатор, руководитель и
исполнитель. Наконец-то можно сказать правду о событиях 27 апреля. Он
заставит переписать историю, которую сочинили в угоду Тараки. Теперь
же он свою революцию не отдаст никому. А тем более не даст ее
погубить. Не идет земельная реформа - он или заставит эти 11 тысяч
феодалов уважать революционные законы, или уберет их. Всех до одного.
И даст ему на это право совесть. А то ведь допустили, что боевые
действия идут уже в 12 провинциях, численность бандформирований
достигла 40 тысяч. А ведь еще весной, когда в Кунаре начались первые
стычки, он предложил на Ревсовете выжечь все на три километра вдоль
дорог, где душманы осмеливались нападать на колонны правительственных
войск. Убить контрреволюцию в самом зародыше, показать остальным, что
может ожидать противников Кабула.
Нет же, Тараки послушался советских. Побоялся, когда Заплатин и
Горелов заявили, что не только не будут сами участвовать в разработке
этой операции, но и запретят советникам. А настоял бы тогда Тараки на
своем, поставил советников на место - был бы и другой расклад. Теперь
же приходится расплачиваться новой кровью.
Словом, решительность и еще раз решительность. А для этого надо
чуть приподняться, повести плечами, вздохнуть поглубже. Очень кстати
были бы советские войска...
Необходимое послесловие.
Чтобы в какой-то мере подстегнуть советское руководство на ввод
войск, Амин 20 декабря прислал в Ташкент заместителя начальника
Генерального штаба, наделив его полномочиями привести с собой
советские войска. Для этого была подготовлена и выдана карта с
обозначением мест, где могли бы разместиться советские полки и
батальоны.
Командующий войсками ТуркВО генерал-полковник Максимов переправит
афганского представителя в Термез, где генерал-лейтенант Тухаринов под
руководством оперативной группы Соколова и Ахромеева спешно формировал
40-ю армию. 24 декабря, за сутки до ввода войск, Тухаринов вместе с
афганцем перелетит на вертолете границу, посетит в Кундузе Абдуллу -
старшего брата Амина, который отвечал за северные провинции
Афганистана. Он, получивший от Хафизуллы приказ принять советские
войска, укажет Тухаринову места, где хотел бы видеть их размещение.
Одного опытного взгляда на местность было достаточно, чтобы
понять: все советские части находились ниже афганских частей,
прекрасно просматривались и при случае обстреливались. Мало чего
добившись от Абдуллы, Тухаринов передал свои соображения маршалу
Соколову.
Вскоре в Кабул главному военному советнику Магометову пришло
указание пересмотреть все места дислокации советских подразделений
после прибытия в республику.
Документ (перехват зарубежной радиоинформации):
"Би-би-си. Лондон.
На хинди.
23 декабря 1979 года. 20.30.
В Вашингтоне выражают озабоченность в связи с известиями о
концентрации на границе с Афганистаном Советских Вооруженных Сил.
Американские чиновники утверждают, что в настоящее время на
границе с Афганистаном сосредоточены и находятся в боевой готовности
30 тысяч советских солдат и инструкторов".
Вторая половина декабря 1979 года. Термез.
На правом, заросшем камышом берегу Амударьи заканчивались
последние приготовления к броску на афганскую сторону. Основной состав
40-й армии - призванные из запаса отцы семейств. Поначалу, оторвавшись
от дома, жен, работы, они прошли широким фронтом по всем близлежащим
магазинам, но результаты этой ходки нанесли сокрушительный удар по
"партизанской" вольнице: еще неделю назад по личному указанию Рашидова
в Термезском районе на весь период сборов ввели сухой закон.
Волей-неволей пришлось заняться делом, которого наваливалось все
больше и больше. Непрерывно шли из колхозов и городов машины.
Прилетели Соколов и Ахромеев; поставив свой КП на берегу реки, на виду
у всего лагеря, затянули гайки дисциплины так, что приписники начали
ходить не только строем, но и в ногу.
Напряженно работали штабы. Составлялись списки личного состава:
военный педантизм требовал передать пограничникам пофамильные списки
убывающих за границу. По аэрофотоснимкам намечались пути выдвижения
колонн. Командиры, выросшие в погонах и должностях в будние серые дни,
почувствовав дело, дело сложное, но вроде бы без особых опасностей,
окунались в него с головой и страстным желанием наконец-то доказать,
чего они стоят. Государственная политика соединялась с человеческими
слабостями, и уже трудно было представить силу, которая могла бы
перевернуть или остановить ход истории. Еще значило что-то слово
Брежнева, но к этому времени, к сожалению, он полагался во всех делах
на свое окружение. А придворная камарилья, более всего боявшаяся
перемен в верхних эшелонах власти, не давала усомниться: все, что во
благо революции, законно. Этому учили Маркс и Ленин. Поэтому надо
спасать вторую Монголию. А спасая ее, решим заодно и множество
стратегических задач в данном регионе.
И получили уже понтонеры задачу наводить переправу: строительство
моста Дружбы от советского Термеза к афганскому городу-складу
Хайратону только началось, пограничные катера для переброски армии
были каплей в море, и два берега сцепляли металлическими звеньями
понтонов. Вот тут-то и узнали армейцы, что имеет Амударья и другие
названия - Джейхун, то есть "бесноватая", а также "место крови" (джей
- место, хун - кровь). Да только что нам символы, когда задача
поставлена, а мы все сплошь - атеисты? И хотя Аму раз за разом
размывала песок в местах сцепления моста с берегом, понтонеры тут же
принимались за работу снова. В конечном итоге выручил местный опыт
приписников: по их совету берега укрепили камышом, и мост лег надежно
и прочно.
Успокоились на время и оставшиеся зимовать в водах реки утки да
гуси, а на притаившийся лагерь в ожидании смотрели лишь палатки
командного пункта опергруппы Генштаба да издали темная голова Орлиной
сопки - самой жаркой точки в Советском Союзе, отмечавшей два года
назад температуру свыше 73 градусов. Жаркое место. Впрочем, символы в
самом деле здесь ни при чем...
Менее интенсивно, вторым эшелоном - это если вдруг потребуется, -
готовилась мотострелковая дивизия в Кушке. У нее не предвиделось
особых сложностей: путь до Герата и Шинданда предстоял по отличной
равнинной трассе. Ни хребтов, ни перевалов - прогулка*. (* Общая
численность ОКСВ на январь 1980 года составит 81,8 тысячи человек.
Максимальная численность контингента была в 1985 году - 108,8 тысячи
человек (в боевых частях - 73 тысячи человек).)
А вот на аэродромах подскока среднеазиатского узла маялась
неизвестностью десантная дивизия полковника Рябченко. Кончались
прихваченные с собой сухпайки, солдаты ходили небритые, невыспавшиеся,
нервные - ну куда таких вести в бой? И комдив в конце концов вышел на
связь с командующим войсками Среднеазиатского округа
генерал-полковником Лушевым: прошу полевые походные кухни, душевые,
кровати.
Командующий сам прилетел к десантникам:
- А куда это вы направляетесь?
- На учения. В Монголию, - судя по вопросу, командующий не знал
об афганском варианте, и комдив назвал первую вспомнившуюся страну.
- Куда? Да вы хоть знаете, где она, Монголия? Через Китай, что
ли, полетите? Вечно вы, десантники, со своими шуточками. А почему в
дивизии все без погон?
- Так определили форму одежды на период учений.
- Анархия, - бросил Лушев, улетая в Алма-Ату. А там уже и его
ждала новость: Генеральный штаб поднял по тревоге один из полков,
стоявших близ границы с Афганистаном.
24 декабря рано утром Рябченко созвонился с Сухоруковым:
- Товарищ командующий, дайте хоть какую-то определенность.
- А куда бы ты хотел лететь?
- Конечно, домой. В Витебск.
- Ну что ж, видимо, твое желание сбудется. Готовься потихоньку
домой.
Ответ Сухорукова был не случаен: сомнения в применении войск все
еще бродили в недрах Министерства обороны хотя бы уже потому, что
ограниченному контингенту до последней минуты так и не была поставлена
конкретная задача. Однако в это же самое время в Кабуле проходило
совещание, которое наконец и расставило все точки над "i".
"НАЗНАЧАЕТСЯ ОПЕРАЦИЯ "ШТОРМ". -
ВЫСТРЕЛЫ ПРОЗВУЧАЛИ РАНЬШЕ. - СМЕРТЬ АМИНА. -
ВОЗВРАЩЕНИЕ "МУСУЛЬМАНСКОГО" БАТАЛЬОНА. -
ПОЗДРАВЛЕНИЕ Б. КАРМАЛЮ.
24 - 25 декабря 1979 года. Кабул.
Усаживались долго: кабинет представителя КГБ Бориса Ивановича
(фамилию нет смысла называть, все равно она вымышленная) оказался
небольшим, не хватало и стульев. Справа от хозяина сел Магометов,
поближе к начальству протиснулся и советник при Джандаде полковник
Попышев. Несколько комитетчиков вошли со своими стульями и сели у
стены. Василий Васильевич Колесов, его заместитель по "мусульманским"
делам, подполковник Швец и майор Халбаев заняли места у входа.
Больше и заметнее всего нервничал Магометов. Пять дней назад, 19
декабря, ему позвонил Устинов.
- Как идет подготовка к операции "Шторм"? - после традиционных
"как дела" спросил министр обороны.
- Какой "Шторм"? - не понял Солтан Кеккезович.
- Как "какой"? - удивился в свою очередь Устинов. - Вы что, не
знаете о предстоящей операции?
- Не знаю, товарищ маршал.
- Вам звонил Андропов?
- Никак нет.
- А его представитель, товарищ Иванов, что-нибудь говорил?
- Тоже нет.
- Да-а, - протянул министр. - Ладно, это наши неувязки. Узнайте
все у Иванова, вникните во все детали и знайте, что за ход операции
отвечаете лично вы. До свидания.