– У Милки с позвоночником что-то, – тоскливо сказала девушка. – Не дай бог, перелом!..
   – Не дай, – согласился я.
   Все же подпортили нам happy-end. И спаситель из меня получился фиговый – похоже, в Бэтмены не гожусь. Зато как умею губить машины!

Глава 23. Рейд по тылам

   – Погодка-то нынче… постельная, – вздохнул Геральд, глядя в окно. – Скоро опять дождь пойдет.
   – А разве у тебя бывают иные? – поинтересовалась Энни, здоровенным ножом нарезая хлеб. – Уж кто бы говорил!
   Она стояла спиной к нему, облаченная в игривый фартук, и сноровисто – как и все, за что бралась, – завершала приготовление обеда, легко двигаясь вдоль кухонной стенки. С момента вселения женщина выдраила здешний пол до блеска, чтоб можно было ходить босиком. Но теперь панельный дом остывал, быстро теряя тепло, и пора было вспомнить о тапочках. Если позавчера еще стояла жарища, вчера было просто тепло, а сегодня – прохладно… то чего ждать завтра?
   Сам Геральд восседал на угловой скамье, покрытой дерматином, и занимался привычным делом: любовался Энни.
   – Видишь ли, на пляже тоже неплохо, – возразил он. – Пустынный, с теплыми валунами и зеленой водой… Зачем так уж привязываться к постели?
   – А-а, тогда ясно.
   – Кстати, как твое плечо?
   – Почти не болит, – ответила женщина. – Ты здорово умеешь лечить.
   – Практика, – сказал Геральд, усмехнувшись на «здорово лечить». (Энни в своем репертуаре.) – Скажи, тебе нравится готовить?
   – Я люблю все делать качественно, – пояснила она. – Не шедевры, но уровень мастера.
   – Уровень я уже обоняю, – подтвердил барон.
   Квартира, куда они вселились, была скромной – не чета роскошным номерам, в которых обитали раньше. Ванна стандартная, кухня совмещена со столовой, спальня всего одна, а кондиционера и вовсе нет. Но Энни, кажется, из тех, кто умеет довольствоваться малым и в любых условиях может создать уют. Несмотря на ранение, она изображала из себя этакую домашнюю хлопотунью – впрочем, в избытке одаренную привлекательностью и своим видом придающую изысканность здешнему интерьеру.
   Разлив по тарелкам суп, Энни тоже села за стол, поближе к Геральду, чтоб касаться его колен своими и греть озябшие подошвы о его ступни.
   – Здесь не помешал бы пол с подогревом, – заметила она.
   – Здесь многое бы не помешало, – согласился барон. – Включая другую квартиру. Но несколько дней придется потерпеть.
   – Да разве я против?
   Суп в самом деле оказался не хуже, чем в дорогих ресторанах, но нахваливать Геральд не стал – Энни и так знает себе цену.
   – Итак, с Чертом ты управился, – сказала она, размешивая в тарелке сметану. – И чем займешься теперь?
   – Во-первых, не «ты», а «вы», – поправил Геральд. – Скорее даже я был на подхвате. Не забыла, как я умею двигаться?
   – Конечно же, нет!
   – Так вот Шатун обскакал меня намного. Я-то палил вслепую, а он видел эту сволочь и стрелял прицельно, с учетом его перемещений, – наверное, даже траектории считал!.. Моему Зверю еще расти и расти до его.
   – Во-вторых? – спросила Энни.
   – Во-вторых, я приехал сюда вовсе не для того, чтобы добить «шакала» – этот эпизод планировался не мной.
   – Зато он мог оказаться последним для тебя.
   – Да, – кивнул он. – Но теперь пора заняться своими делами. Не говоря о том, что завтра – помазание.
   Женщина принялась нахлебывать суп, вливая в себя полными ложками, но по пути не теряя ни капли – с такой рукой только и стрелять.
   – В грудях не пече? – поинтересовался Геральд. – Горячо ведь!
   – Некоторые любят, – откликнулась она. – Опять же согреть некому.
   – Да неужели? – засмеялся барон.
   Рядом с ней было так легко, комфортно. Вот только забудет ли он когда-нибудь, как Энни глядела на него поверх прицела?
   А она уже приканчивала свою порцию, намного обставив Геральда.
   – Как зовут твоего сына? – неожиданно спросил он.
   Вскинув на него глаза, женщина ответила:
   – Никита.
   – А почему ты уверена, что это твой ребенок?
   Конечно, Энни поглядела на него, как на психа.
   – Видишь ли, вчера я рыскал по архивам, – прибавил он. – Возникли некие подозрения… То есть кое-что я и раньше предполагал.
   – Гарри, ты о чем?
   – Ты ведь считаешь, что отец ребенка – Богомол?
   – А кто еще? У меня тогда никого не было.
   – Ты уверена?
   – Милый, мне двадцать три года. А Никите пять лет. И я была девушкой строгих правил – Ульян стал у меня первым. И пару лет, пока занимался дрессурой, никого ко мне не подпускал.
   – Бедная! – пробормотал он.
   – Тебя это не убеждает, – заметила Энни. – И что ж ты выкопал?
   – У нашего друга, как ты знаешь, полно недостатков, – сказал барон. – Включая бесплодие.
   – Что?
   – Богомол от рождения бесплоден – тут и сомнений нет.
   – Ты ведь не думаешь, что я лгу?
   – Разумеется, я тебе верю – сейчас. Но ты же знаешь Богомола? С подчиненными он обращается без лишних церемоний, повязывая чем только можно. Великие цели, понимаешь ли, – тут не до людей!..
   – По-твоему, в меня впрыснули чужое семя?
   – Это был бы не худший вариант, – хмыкнул Геральд. – Учитывая, какой отец из Ульяна.
   – Тогда что?
   – Боюсь, Энни, в тебя внедрили чужую яйцеклетку, – сказал он. – Уже оплодотворенную.
   – Гарри, это же бред!
   – Почему? Конечно, дурновкусием отдает, но вполне в духе Богомола. А средств у него с избытком. Ты ведь рожала в Питомнике, под приглядом его команды? Затем Никиту отдали на попечение доброй тети, изредка дозволяя тебе навещать. Очень удобно, а? Для Ульяна.
   Забыв о еде, Энни задумалась – надолго. Даже перестала следить за позой, странно переменившись: ее будто придавило изрядным весом. Украдкой Геральд вздохнул. Ему вовсе не хотелось добавлять сложности подружке.
   – И кто, по-твоему, настоящая мать? – наконец спросила она, произнеся «настоящая» с явным усилием.
   – Вот тут, honey, вправду начинается бред, – ответил барон. – Наш узел затягивается все туже. Через эту мать я вполне могу породниться с Шатуном, да и с тобой, получается, мы не чужие. Что ни говори, а вынашивание плода привнесло в ребенка и твои черты. Ведь ты любила его тогда?
   – Очень! – вырвалось у Энни.
   – А любовь рождает отклик – возможно, на генетическом уровне. Девять месяцев столь тесного общения… Если супруги со временем делаются похожими, то здесь этого не избежать и при желании.
   – Значит, я могу считать Никиту своим сыном? – тихо осведомилась она. – Даже если предположить, что твои домыслы верны.
   – Это не домыслы, Энни, – поправил Геральд. – Скорее гипотеза. А сына у тебя никто не отнимает. Хотя придется делиться – в том числе и с той, кто его растил. Ты ведь не захочешь вредить малышу, отнимая у него любящих? Вдобавок неизвестно, как это аукнется, – обычно такие ходы заводят в тупик.
   – Хотела бы я знать, Гарри, – пробормотала женщина, – откуда в тебе берутся идеи?
   – «Пепел Клааса стучит в мое сердце», – усмехнулся он. – А матрица Борислава – в голову. Как видно, через него и я оказался подключен к Космосу.
   – Да ведь я тоже читала рукопись!..
   – Но ты не знала Бура, как я. Вероятно, тут наложение. Эффект, конечно, странный. Почти всегда я и сам не знаю, когда вскочит в голову свежая идея.
   – А что-нибудь поприятней в твою голову не вскакивало?.. Извини.
   Поднявшись из-за стола, Энни скользнула к окну и застыла перед ним, глядя в начавшийся дождь.
   – Не маячь, – негромко велел барон. – Забыла?
   – Извини, – снова сказала она и, повернувшись, уселась на холодный пол, спиною к холодной стене.
   – Ага, нам только простуды не хватало! – заметил Геральд. – Только, пожалуйста, не извиняйся больше, хорошо?
   Молча женщина поднялась и стала механически раскладывать по тарелкам второе блюдо, ничуть не уступавшее первому. А на третье, как и положено, компот. И когда последний раз Геральда кормили домашним?
   – Ты не задержишься после еды? – спросила Энни, снова подсев к столу. – Мне требуется подзарядка.
   С сожалением он покачал головой: сроки и так поджимали. Но, конечно, задержался – тем более, последние пару дней явно не добирал до нормы. Из-за чехарды с Чертом, из-за ранения Энни – невзирая на ее заверения, что этому рана на помеха. Хотя порез впрямь заживал быстро. Господи, до чего ж славно вновь ощутить на себе тяжесть Энни – к слову, вовсе не тяжелую – и встречать ее губы, настойчиво ищущие ласки. «Материализация чувственных идей», да?
   И все-таки через час он уже катил на Горбунке по пустынным улицам, захваченных ливнем, оставив Энни нежиться в ванне. А поскольку в этой квартире прятаться было негде, положил пистолет поближе к ней.
   О событиях прошлой ночи Геральд был наслышан, даже проглядел записи, присланные Шатуном. Здешняя ситуация делалась все занятней: к нелюдям местного разлива и чужеродным зверюгам теперь добавились настоящие пришельцы. И то, что для начала они саданули по здешней Пирамиде, в общем радует – пока взамен нее чужаки не выстроят свою. Но может, те и другие изнемогут в борьбе? Хочется верить.
   Во всяком случае Алмазинскую конструкцию, еще вчера такую надежную, устойчивую, порушили крепко. Прежде тут все было отлажено: проклевывающихся уродов вылавливали, однако не истребляли и не убирали с глаз, а пристраивали к серьезному делу. Теперь же многие Хищники, лишившись Всадников, вновь вырвались на волю, примкнув к зверью, еще не охваченному порядком. И город оказался захваченным дикой стихией. Вдобавок им овладевал сумрак, а облачный слой сделался настолько плотным, что Хищники разгуливали по улицам уже и днем. Конечно, до полной силы не добирали, но горожанам и этого хватало с лихвой.
   Для начала барон позвонил Шилову, с которым познакомился через Родиона. Тот откликнулся немедленно, проявившись на бортовом экране.
   – Что нового, майор? – поинтересовался Геральд. – Нарыли чего-нибудь?
   Шилов только рукой махнул да покривился болезненно: дескать, куда больше – одних голов несколько сот!
   – Может, Лущенко сам это натаскал? – спросил он. – Конечно, с помощью прочих «бесов».
   – Не выходит, – возразил Геральд. – При всех своих суперкачествах он не уложился бы в срок. И не стал бы Лущ мараться – это ж не головы отсекать?
   – Да понимаю я, – вздохнул майор. – Но кто ж эти «быстрые, сильные» и маленькие? Под такое подходит лишь сам Лущ.
   – Может, дети? Этакие вундеры.
   – Скажете тоже!
   – Не верите вы в нашу молодежь, – укорил барон. – А ведь здешняя среда сильней влияет на растущие организмы.
   – Ну что нам, еще и деток трясти? И не до расследований сейчас – сами ж видите, что творится в городе!.. Опять приходится ловить всяких психов.
   – А вы не ловите, – сказал Геральд.
   – Как это?
   – Да сразу вбивайте в землю. Зачем поддерживать оборот мерзавцев в губернии? Понятно ж, какое им найдут применение. И вам проще.
   – Так-то оно так, – пробормотал Шилов и вздохнул.
   Еще одна жертва долга! – усмехнулся барон, простившись. Или в нем уж проснулась совесть? Жалко птичек, видите ли. На этом и проигрывают хорошие люди. С другой стороны, иначе б они не остались хорошими.
   Затем он послал вызов Богомолу, не особенно надеясь на ответ. Но тот откликнулся, хотя выглядел озабоченным.
   – Шо такое? – сказал Геральд развязно. – Чем мы опять недовольны? Все ж насколько портят характер проблемы с кишечником!
   – Ты от кого узнал номер? – хмуро спросил Ульян. – Анька успела выболтать?
   – Щас, все выложу! А заодно исповедаюсь… Ты еще не принял сан? Вообще, борода тебе бы пошла – хотя паранджа закрывает надежней.
   – Или Гувер сплоховал? Вообще он скользкий… Неужто перекупил?
   – Слушай, ты хоть иногда напрягай мозги, – произнес Геральд с неудовольствием. – Ведь атрофируются без употребления!
   – Один ты умный, да?
   – Твоя беда: мало читаешь. Бур наверняка сочинил больше книг, чем ты осилил за свою жизнь. И смотришь, насколько помню, всякую лабуду.
   – Зато я живой, – злорадно сказал Богомол, – а твоего Бура, говорят, собирали долго. И ведь какой слонище был!.. Да весь вышел.
   – Как сказать, Улей, как сказать. Может, не весь? Может, его дело живет и побеждает, а всё вокруг крутится по орбитам, установленным Кторовым? Но тебе этой механики не понять – значит, переживешь Бура ненадолго. У искусства, видишь, свои законы и прежний опыт тут не спасает, особенно когда с фантазией туго. А ты всегда летал низёхонько – вот и напорешься на первый же холм.
   Озадаченно Ульян наморщил лоб, затем поинтересовался:
   – Ты чего, Гарри, тоже решил податься в сочинители?
   – Тяжелое наследство, а как же! – ответил он. – Приходится заменять павшего товарища. И уж тебе разгуляться не дам, выстрою такую стену!..
   – Кажись, умник, и у тебя крыша поехала, – заметил Богомол, усмехаясь. – Говорили тебе: надо быть ближе к народу.
   – Зачем? – удивился Геральд. – От такого народа лучше держаться подальше. Тем более от лучших его представителей – в твоем лице.
   – Чем же я так не нравлюсь тебе? – опрометчиво спросил усач.
   – Ты в зеркало иногда глядишься? Что там может нравиться!.. Знаешь, Улей, как-то я решил покопаться в твоем прошлом – вплоть до первых лет.
   – Ну? – насторожился тот.
   – Это даже скучно, насколько ты оказался типическим – действительно, плоть от плоти. Папаша у тебя был ничтожеством, отводившим душу на домашних. Конечно, разумение вбивали тебе через зад – у нас многое делается этим способом, а результат угадать нетрудно. Правда, не все становятся садистами, но ты оказался способным учеником – гены, гены! – и по примеру папеньки, с пеленок утверждался на слабых. Потом это сделалось потребностью, наложившись на созревание, но у тебя хватило хитрости заручиться поддержкой властей, прежде чем дать волю мании. А что делается во благо чинуш, уже не считается криминалом – чего бы ни вытворял. А как умеешь ты себя оправдывать!.. Ей-богу, даже завидно. Обиды запоминаешь намертво, зато долги забываешь в момент – причем искренне, я проверял. И так же легко творишь пакости. Собственно, ты даже не замечаешь их, облекая в вид, скажем, неаккуратной фразы, сказанной не к месту. А уж что затем последует, вроде бы не твоя вина… Наверное, вот так и предал Бура? Обмолвился разок – и прежнего коллеги как не бывало!
   – Ну-ну, не заговаривайся, – сказал Богомол. – Никого я не предавал. Вот меня – часто.
   – Я ж говорю: устроился на зависть. Какая беззаветная любовь к себе!.. Может, и меня подставил не ты? Такую яму вырыли – еле выбрался!
   – Я, что ли, копал? И резону нет – мне ты тогда не мешал.
   – Ага, – сказал барон. – А мешал я тогда Фомичеву. К этому ведешь?
   – Да никуда я не веду, – отказался Ульян, наверняка даже не сообразив, как забавно все это выглядит. – Мало ли чего ты намыслишь?
   – И врешь ты – я мешал тебе, – прибавил Геральд. – Если не по службе, так по жизни. Наверняка и Фомичева надоумил ты. Твой почерк, Улей, – не отбрыкивайся! У меня же нюх на маньяков, забыл?
   – Своим нюхом, Гепард, ты уже достал всех!
   – К примеру, Луща, – подсказал он. – Не скучаешь по соратнику?
   Выхватив за жидкие волосы голову из пакета, лежащего на соседнем кресле, барон придвинул ее к самой камере, вновь заставив Богомола отпрянуть. Кажется, Лущ шевельнул обескровленными губами, продолжая цепляться за жизнь, – но в следующую секунду его без церемоний сунули обратно. Хватит тут одной говорящей Головы. Разве поместить их друг перед другом – пусть обмениваются вампирским опытом.
   – И кто из нас больной? – вопросил усач. – Не по-божески это, Гарри!
   – Лишь бы по-людски, – отрезал он. – С богом сторговаться проще. А твой «шакал» получил то, чем отоваривал других, – в полном согласии с законами жанра. Его пример – другим наука… Хотя не для тебя писано, верно? Ничего ты не извлечешь отсюда и напорешься на собственное острие.
   – Типун тебе…
   – Если раньше до тебя не доберусь я. А от меня улизнуть трудно – сам знаешь. Раз уж я вышел на охоту…
   – А называешь меня злопамятным… Еще Иисус говорил: «любите врагов ваших» и «благотворите ненавидящим вам».
   – «Каким судом судите, таким будете судимы», – осклабясь, прибавил Геральд. – И скольких ты присудил к высшей мере, Улей?
   – Да ты понимаешь, для кого старался, когда кончал Луща? – вдруг повернул тот. – И кто теперь заделается в губернии главным «бесом».
   – Фомичев, вероятно?
   – Уж кто предатель – это Сашок, – вздохнул Богомол. – Ведь столько для него сделал!.. Нет у людей святого. А тебе как пакостил? И с каждым годом борзел пуще, набираясь сил у зверенышей. Теперь учуял выгоду на стороне, с Двором договаривается. Кого выкормил, а?
   – Смену, – ответил барон. – Вы стоите друг друга. Теперь уж кто кого слопает!..
   – А ты сам разве не проголодался?
   – Захочу есть, у тебя не попрошу. – И пожелал напоследок: – Провались!
   Экран погас. Наш хитрец решил ловить на живца, подумал Геральд, усмехаясь. Причем единым махом рассчитывает накрыть обе цели. Небось стратегом себя мнит – этакий кукловод, дергающий за нити. Дескать, ты уж потрудись, дружок, расчищая мне место, а я со своими подручными перекрою тебе отходы. Может, и карателей привлечет для верности… Идиот! Решил, будто я одержим мщением. Жди, жди меня в той дыре, готовь ловушку. «А мы ударить вбок». Но за сведения спасибо – теперь ясно, по каким делам умотал Фомичев. И вряд ли он управится с ними быстро. Прямо подарок судьбы!..
   Геральд покосился на невзрачную самоделку, пристроенную под стекло. Как и предупреждал Фант, прибор плохо показывал направление, зато с расстоянием справлялся лучше. А заодно умел еще кое-что, куда более странное, даже немыслимое. Хотя, если судить по здешним меркам…
   Персонал Питомника обитал в аккуратном домике, укрытом позади основного здания, в глубине парка. И парк, и все здешние строения окружал высокий забор, поверх которого провели несколько рядов проволоки, подключенной к немалому напряжению. Но кроме главных ворот в ограде предусмотрели пару секретных калиток, а к их замкам у Геральда имелись ключи – благодаря все тому же Фанту. Так что к квартире директора он пробрался без особенных затруднений.
   Дверь отворила молодая женщина – рослая и фигуристая, хотя Фомичев был скорее щуплым. А лицо у нее оказалось милым на удивление.
   – Вы к Саше, да? – спросила она приветливо. – А его нет. Но если хотите, можете подождать. Обычно в это время он приходит обедать.
   – С вашего позволения, – поклонился Геральд.
   Будто в стародавние времена его доверчиво препроводили в комнату, умилявшую обывательским уютом, усадили в пышное кресло. Тотчас поднесли чаю, угостили домашними пирогами – ей-богу, такое расслабляет. А сквозь широкий проем виднелась детская, где двое мальцов-дошколят сосредоточенно возводили пластилиновую крепость, не обращая внимания на гостя. К компьютерным играм их, видимо, еще не подпускали.
   – Серьезные парни, – с одобрением сказал Геральд. – Как зовут?
   – Никитушка и Славик, – сказала женщина, ласково улыбнувшись.
   Как он ни вслушивался, в произнесении имен не уловил разницы, словно оба малыша были ей одинаково дороги.
   – Близнята? – спросил небрежно.
   – Несхожи, да? – Хозяйка вздохнула и, сбавив голос, пояснила: – Никитку-то мы в роддоме взяли. Мать при родах умерла, отец еще раньше сгинул – вот мы с Сашенькой и решились. А молока у меня много было, еще и сцеживать пришлось.
   Сочувственно покивав, барон спросил:
   – И что, родичей у малого не осталось?
   – Почему – есть тетя. Красивая, добрая, зовут Анной. Навещает каждый месяц, подарки привозит. Никитушка ее любит.
   – А не боитесь, что Анна захочет усыновить?
   – Ох, боюсь, – призналась женщина. – Так ведь тут ничего не поделаешь.
   – Можно ведь запретить посещения, отвадить как-то…
   – Что вы, какие у меня права? Да и не по-людски это.
   Во так: «не по-людски». Оказывается, не изжили еще – кое-кто помнит.
   – Что-то задерживается хозяин, – заметил Геральд.
   Как тот киллер в подъезде: не случилось ли чего с клиентом? А когда придет, что стану делать? Обстановка-то не располагает к серьезному общению.
   – Ой, Сашенька такой энтузиаст, – сказала она. – Прямо горит на работе!.. Помните первых комсомольцев?
   – Как живых, – кивнул барон, будто сам и ставил их к стенке.
   Тихонько прыснув, Клавдия уточнила:
   – Нет, ну я про их отношение к труду. Ведь было ж, наверно? И сейчас…
   Да уж, нынешняя работа Сашеньке по нраву. Всего себя отдает, всю мерзость выплескивает!.. Зато дома – светится.
   – Любите мужа? – брякнул Геральд вполне бестактно, но женщина не возмутилась, даже не удивилась – задумалась. Лицо ее омрачилась.
   – Не знаю, – сказала она честно. – Иногда Саша меня пугает чем-то. Хотя ведь не бьет? Даже не накричал ни разу. Ну, глянет иной раз… как на дурочку. Так я и впрямь не чета – Саша образованный, умный. На службе его ценят, по телевизору показывают. И детей он любит… вроде бы.
   Ну да, на свой лад. Видела бы Клавдия, что Сашуля вытворяет со своими подопечными!.. Или, как и Гувер, она предпочитает не знать лишнего? Да и куда ей после таких открытий: в петлю?
   – Есть категория: отморозки с образованием, – произнес Геральд скорее всего не к месту. – Этакие звероящеры, вооруженные знаниями, даже покрытые глянцем… но тем опасней иметь с ними дело.
   На это Клава промолчала, только опять вздохнула. И почему хорошие женщины чаще достаются мерзавцам? Тоже, видно, требуется для равновесия – иначе ж черт знает во что можно выродиться!.. А стать у нее впрямь редкая: хоть сейчас на подиум – ныне как раз в моде красавицы-селянки. И народить могла б еще нескольких без особенного напряга. Но здешнему людоеду для маскировки довольно и одного – если не считать второго, навязанного Богомолом. Или тут у Саши запас на случай внезапного голода? Во всяком случае, когда поставят перед выбором, долго не… Или это я оправдываюсь? Дескать, новый-то Дракон будет гуманнее прежнего, а подданные под ним задышат легче. Ню-ню…
   Засиживаться в гостях Геральд не стал – то есть не больше, чем это допускали приличия. Тепло распрощавшись с хозяйкой, тем же путем выбрался из Питомника и покатил на Горбунке обратно, вдруг захотев срочно увидеть Энни. Все ж приятно, когда тебя ждут. Собаку, что ли, завести?
   Улицы были по-прежнему пусты, и так же хлестали по асфальту струи, образуя ручьи, а кое-где собираясь в огромные лужи, которые Горбунку приходилось одолевать едва не вплавь. Здешний город не готовили к таким потопам, и ливневая канализация не справлялась. А каково сейчас ползунам?
   Но далеко Геральд не уехал. Минуя очередной перекресток, он углядел в стороне тело, брошенное посреди дороги, наполовину притопленное, и тотчас повернул – больше из любопытства. Приблизясь вплотную, затормозил, вгляделся. И сразу понял, что порезвился здесь не человек и что это уже труп. Лежал он на спине, раскидав конечности, и выглядел вполне целым… если не считать малости. Н-да, приплыли. Раньше-то больше грозились вырвать придатки, а тут взялись за дело всерьез. Коллекционер, стало быть, – еще один. Мужество собирает. Своего, что ли, недостает, раз приходится заимствовать?
   Задумчиво барон осмотрелся, прощупывая взглядом каждый закуток. После схватки с Лущом обычный Хищник уже не так страшил, но недооценивать его глупо. С другой стороны, зверь тоже не идиот и боевое авто к себе не подпустит. Что ж, прогуляемся пехом.
   Набросив на плечи дождевик, Геральд дополнил его кожаной шляпой, чтобы не заслонять обзор капюшоном, и выскользнул из Горбунка, сразу приготовив Eagles. Куда идти, он уже представлял, даже слышал там кое-что. Лишь бы и его не учуяли раньше времени.
   Избегая предательских луж, Геральд перебежал к стене и вдоль нее подкрался к раскрытым воротам, за которыми обнаружил небольшой двор, стиснутый обшарпанными домами, обставленный старыми ящиками. Самые подходящие декорации для убийства, а оба персонажа уже присутствовали, разместившись строго по центру. Парень был крупный и умирал трудно, захлебываясь кровью, все еще пытаясь вырваться. Но упырь оседлал его плотно, обеими руками вцепившись в плечи, и даже урчал от сладости, поглощая чужую мощь. Геральд почти видел, как из бедняги перетекает в Хищника жизнь. Затем тот выпьет и кровь, пока свежая, закусит кусками посочней, – но сперва главное: Сила.
   Прерывать трапезу, конечно, неучтиво, однако Геральд позволил Eagles вмешаться, стальным градом сметя упыря с жертвы. Затем и обезглавил зверюгу увесистым клинком, недавно взятым на вооружение, – похоже, без секача в здешних условиях не обойтись.
   Хотя спасенный уже мало походил на жильца, Геральд вызвал по рации SOS-иков, запихнув в карман раненого потребную сумму. Даже дождался, пока на улочку завернет броневик спасателей, и лишь затем отъехал, спеша наверстать задержку.
   Но в ту же минуту на связь вышел Шувалов.
   – Кажется, у нас переворот, – сообщил он, мрачно усмехаясь.
   – Что, уже? – удивился Геральд. – Не успели еще до трона доковылять, как развязалась драчка!.. И кто на сей раз посчитал себя обделенным?
   – Гиршфельд. У Алексеева все ж поболе ума, да и трусоват. А у Криворуковой хватает пороха лишь на склоки.
   – Так ведь и Гиршфельд раньше не возбухал?
   – Раньше – да. А нынче как с цепи сорвался.
   – А-а, – протянул барон.
   Симптомы впрямь знакомые – видно, зараза уже проникла и сюда.
   – Поспешите, Геральд Васильевич, – сказал Шувалов – Речь идет о безопасности княгини. Честно говоря, опасаюсь за ее жизнь.