Иванов Сергей Григорьевич. Союз одиночек

   – Что, решили сваливать из губернии? – поинтересовался Род.
   – Еще чего! – даже возмутился Геральд. – Чтобы я пропустил такую драчку!.. А что тогда передавать сыну?
   – Кстати, не хотите заделаться здешним комендантом? – неожиданно предложил Шатун. – Лане ныне прибавится хлопот, и пока не утрясется, рядом пригодился бы знающий человек. Умелых исполнителей тут хватает, – он кивнул на юнца в плаще, маячившего неподалеку, – но в руководстве – сплошная самодеятельность.
   – А что вы разумеете под «утрясется»?
   – Оптимально будет, если Лана сойдется с Конрадом. Присяга присягой, но у того в Семье немалый вес. А к хозяйке наш вожачок давно дышит неровно – очевидно, поэтому и не возбухает сейчас. И Лане он не противен.
   – По-вашему, она настолько рассудочна?
   Род пожал плечами.
   – Один раз Лана уже показала это, – сказал он. – Когда от меня ушла к Аскольду. Любовью сыт не будешь, да и потомству требуется прикрытие. А теперь ей приходится отвечать за целую кучу родственников – эдакий маленький народец, затеянный Калидой, – и перспективы после смерти Аскольда открылись заманчивые. Кто знает: может, так и возникают царицы? Плоть от плоти народной. Все ж Лиза на эту роль годилась мало.
   – А голова у Ланы не закружится от таких высот?
   – До сих пор у нее хватало ума слушать мои советы, – пожал плечами Шатун. – Надеюсь, большая власть оглупит ее не сильно. У вас-то иммунитет к таким вещам. Кстати, и вашим подопечным будет тут безопасней.
   – Сплошные плюсы, верно? – хмыкнул барон. – А если Конрад посчитает, что я обретаю в этом конгломерате чрезмерное влияние?
   – Не думаю, что он захочет получить меня в кровники. Да и вы – не одуванчик. Не говоря о том, что здешние Горынычи любых крутарей заткнут за пояс. Ведь это те же Хищники, только прирученные.
   – Но цапнуть при случае могут, да?
   – Своих – нет. Авторитет Главы для них непререкаем, а любые его приказы обсуждению не подлежат. И если Лана переподчинит Горынычей вам…
   Размякшим взглядом Геральд окинул малышек, уже заполнивших пляж, – загорающих, купающихся, резвящихся, – как видно, это обычное их времяпрепровождение. А какая судьба уготована девочкам? Послужат становлению будущей империи, упрочивая союзы Ланы с другими Семьями? Благо родовая спайка здесь нерушима, а обидеть крох чревато гибелью.
   – А что же Пирамида? – спросил он. – Если местные уроды впрямь снюхались с пришлыми, тут может вздуться волдырь похлеще Колпака – и тогда не поздоровится всем: Семьям, торгашам, наемам, а уж одиночкам вроде нас с вами – в первую очередь. И как бы раздача слонов не началась уже завтра. Ведь теперь у Клопа хватит сил, чтобы не обделить никого.
   – Потому и схлопочет на орехи, – сказал Род. – Пока можно, незауряды не вмешиваются. Но когда ситуация назревает… Знаете, сколько на Земле незанятых островов? На многих даже крупного зверья нет. Так теперь появится. Каждому перепадет по царьку с личной стаей… правда, без подданных. А то всё: Сибирь, Сибирь!..
   – По-вашему, незауряды справятся с этим?
   – Если решат ударить, мало не покажется. Хотя изменить человечью природу они вряд ли смогут – слишком силен Зверь в каждом из нас.
   – Однако такой пример перед глазами нам бы не помешал.
   – Чтобы будить зависть и злобу? – хмыкнул Шатун. – Или, думаете, в чистоту их помыслов поверят многие?
   – Почему нет? Конечно, не сразу. Иисуса тоже поначалу распяли – при общем одобрении. А как пошел наяривать чудеса, вознесли до небес.
   С явным неверием в человечество Род покачал головой. Делами-то он смахивал на рыцаря, как утверждал Кедрин, – а вот воззрениями…
   – Кстати, не знаете, куда девался Арсений? – спросил барон. – С утра пытаюсь с ним связаться.
   – Знаю, – кивнул Шатун. – Отправил его в ту же Дверь, следом за Лизаветой. Он же не от мира сего – там ему самое место. Заодно, может, и ума наберется. Или сама Лиза вправит ему мозги. От нее-то Арси все примет.
   – Или решит, что в нее вселился дьявол. Помните давний рассказ про инквизитора, угодившего в будущее?
   – Все ж таки Арсений не мракобес. И Дверь впустила его – стало быть, чистота помыслов на высоте. А значит, Зверь в нем крохотный, не то что у меня. Вот с моей совестью лучше туда не соваться.
   – Что такое совесть? – спросил Геральд, хмыкая. – Лишь степень отождествления себя с другими. Как раз с этим у меня порядок, за своих я горой!.. Другое дело, что «своих» набралось пока мало – всего несколько сот. Но разве суть в количестве?
   – В широте охвата. Когда своим считается каждый, в ком брезжит разум.
   – Ведь и у меня так, – рассмеялся барон. – Говорю ж: несколько сот!
   – Ладно, пора сваливать.
   Поднявшись во весь рост, Шатун высмотрел в толпе Настю, дождался, пока она обернется на его взгляд, и вскинул ладонь, прощаясь. А Геральд послал девочке самую шкодную из своих ухмылок. Неумело Настя улыбнулась и тоже помахала рукой. От этой картинки у него вдруг защемило сердце. Уж не проснулся ли отцовский инстинкт?
   Следом за Родом он прошел к башне-дому, через узкий проем вступил в срединную колонну, внутри которой, конечно же, помещался лифт, и спустя минуту оказался на поверхности. К подножию горы уводила покатая тропка, и там уже поджидали хозяев обе машины, «болид» с Горбунком, – как и всегда, Шатун позаботился об отходе.
   До города-то они доберутся вместе, а дальше пути разойдутся. Интересно знать, надолго ли?

Глава 27. Остров свободы

   – Можешь раздеться, – сказала Ника. – Там ни к чему одежда.
   – Что, совсем?
   – А это как пожелаешь! – засмеялась она. – Вообще тут лишь вопрос вежливости. Ты ж снимаешь перчатку, когда протягивают открытую ладонь?
   Если б не был убежден в обратном, подумал бы, что меня испытывают. Уж я не замечен в лишней стеснительности, но рядом с Никой ощущал себя нескладным, неуклюжим. И чтоб эдакий Квазимодо предстал перед богиней во всем безобразии?
   – Решай сама, – нашелся я. – Если не боишься ответственности.
   Вот уж чего она не боялась.
   – Тогда совсем, – решила Ника. – К чему выделяться? В нашем монастыре своя форма.
   – Кокетничаешь? Чтобы у вас – и форма!.. А выделяетесь вы в любой компании, даже среди своих.
   – Ну, кокетничаю, – легко согласилась она. – Немножко можно, правда?
   Девушка уже разделась – если так можно сказать о единственном махе, которым она сбросила с себя платье. Зато мне пришлось потрудиться. Подперев кулачком бедро, Ника с интересом следила за моим разоблачением. Когда процесс наконец завершился, девушка ухватила мою руку и увлекла за собой в Окно, будто в омут. Невольно зажмурив глаза, я «нырнул».
   И вдруг очутился в лесу – к счастью, безлюдном. Сквозь нечастые и не особо густые кроны прорывались утренние лучи. Ясно виделись лишь ближние деревья, отражаясь в тихой реке, а дальние скрывал туман, кое-где сгущавшийся в синеву, но под лучами похожий на жидкий свет.
   Оскальзываясь на мокрых камнях, Ника вошла в прохладный поток, с улыбкой оглянулась. Затем поплыла, светясь телом сквозь прозрачную воду.
   – Наверно, это окрестности Скалистых Гор? – предположил я.
   Конечно, в своих виртуальных странствиях я заглядывал и в здешние места – но сейчас-то все происходило в реальности!
   – Не простудишься? – спросил. – Здесь не жарко.
   – Не успею, – откликнулась девушка. – Даже если бы могла.
   Через пару минут мы действительно окунулись в тропическую жару, перенесясь на песчаный берег океана. И уж тут оказались не одни. По кромке воды широким карьером мчала кобылица, белая точно лебедь. Из всей сбруи ее стесняла лишь уздечка. А управляла скакуньей девушка и вовсе без единого лоскутка на стройном теле. Кожа у нее была матовой и сплошь коричневой – то ли от загара, то ли от естественной смуглоты. За спиной метались смоляные волосы, спускаясь до копчика. Лицо как у испанской грандессы: тонкое, выразительное, с четкими дугами бровей над пламенными глазищами. А осанка – бог мой! прогнутая спина, гордо откинутая голова, царственная уверенность в каждом жесте. Кстати, наряд Евы шел ей куда больше, чем самое роскошное платье.
   – Это Мария, – сообщила Ника. – Из Венесуэлы.
   Если она и не святая, то такой деве даже я готов лобызать ноги.
   – Которая? – спросил, лишь бы пригасить восторг. – Белая или гнедая?
   Картинка и впрямь была избыточно красивой. А смуглый девичий зад на снежном крупе гляделся сногсшибательно.
   Ника улыбнулась, наверняка поняв меня еще лучше, чем я – себя.
   – Седалище она не натрет? – прибавил я. – Не говоря о прочем.
   – От этого у нас не бывает потертостей.
   Что мне оставалось сказать:
   – Завидую.
   Перебросив ногу через шею кобылы, всадница слетела на песок и с десяток метров пробежала рядом с ней, притормозив вплотную к нам. А белая скакунья унеслась дальше, будто ей самой нравилось гонять по берегу. Сбылась мечта старого анархиста – про землю, по которой будут ходить свободные люди и свободные кони. Куда уж свободней? Вот разве уздечка…
   – Это Родион – новый друг, – сказала Ника просто. – прошу любить.
   Еще одна богиня – подумаешь! – сказал я себе, нахально уставясь на Марию, впитывая каждую черточку. Что я, богинь не видел? Уже три, считая Стеллу. А всего их в этом раю с пару тыщ. Вот бы выстроить в ряд…
   Улыбнувшись, смуглянка на секунду приникла ко мне, вжавшись небольшими грудями. Не потому, что так принято, – просто ей захотелось.
   – У Марии тяга к габаритным мужикам, – пояснила Ника. – Так что остерегись.
   – Не ко всем, – поправила Мария на чистейшем русском. Как и ожидалось, голос у нее оказался бархатистый, глубокий.
   – Ну да, – согласилась каштанка. – К могучим красавцам, белокурым и белозубым!
   – Я седой, – отрывисто возразил я.
   – Ну, это поправимо.
   – А половина зубов – вставные. Это как?
   – Сердцу не прикажешь, – вздохнула Ника. – Кто ж обращает внимание на изнанку? Смотрят на фасад.
   В подтверждение Мария провела узкой ладонью по моей голове – с почти материнской нежностью. Хотя по виду годилась в дочки.
   – Да уж, на вашем-то фоне…
   Действительно, рядом с ними огрехи моей фигуры, вообще мало кем замечаемые, прямо-таки вопияли.
   Прихватив под руки, красавицы повлекли меня вдоль пляжа, пересмеиваясь и щебеча на двух языках, причем по-испански чаще говорила Ника. Многое я понимал, хотя разговорным владел слабо, – может, оттого, что Нику я чувствовал, даже когда она молчала. Но сам помалкивал, чтоб не уподобляться певчей вороне, достававшей меня из приусадебного парка, – мой голос в сравнении с девичьими звучал примерно так же мелодично. Этот скрип у нас песней зовется.
   Приотстав, я опустил взгляд, вглядываясь в следы на мокром песке. Каждый из них мог считаться шедевром, и вот такие образчики девы штамповали по четыре штуки в секунду, ничуть не заботясь, что их смывают волны. И прежде, чем поднимать взгляд на самих красавиц, не худо бы свыкнуться с оттисками.
   – Только не вздумай их целовать! – предупредила Ника, оглянувшись через плечо. – Кайфу – никакого.
   – А станет невтерпеж, – поддержала Мария, – можно предоставить оригиналы.
   – Ох, поймаю на слове! – пригрозил я.
   Засмеявшись, они снова отвернулись, прикрыв лица гривами, смоляной и каштановой, – но и так хватало, на что смотреть. Без привычки даже слишком много. И еще деталь: на здешней жаре я истекал потом, хотелось сбежать в тень либо забраться в воду, – а на этих чертовках не проступило ни капли.
   Затем девушки отвернули от берега, углубившись в пальмовую рощу, где виднелась за стволами палатка. Перед ней были установлены в круг надувные кресла, и там нас поджидала третья красотка: Ки Сун, из Бангкока, – изящная словно статуэтка, а по европейским меркам выглядевшая подростком. Как я понял, «кисуня» считалась экспертом по детской психологии и даже имела немалый опыт. (Конечно, среди наших деток найдутся такие, кто не откажется потискать эту малышку в темном углу, но у нее наверняка есть, чем удивить нахалят.) А чуть позже к нашему кружку подсела Пола, светловолосая полячка, сложением и изысканностью черт не уступавшая остальным.
   Никто из этих дев не раскрашивал ни лиц, ни ногтей – их телам и без того хватало яркости. Дополнительные краски тут лишь напортили бы, как и одежда. Они были прекрасны каждой деталью, каждым изгибом. Но наряду с сокровенным особенно завораживали пупки – не утонувшие в сале, как у дебелых народных красавиц, и не выпученные, как у культуристок, а чуть погруженные в плоть под аккуратной складкой – эдакие изюминки. Медитировать, уставясь на такой пупок, я мог бы сутками. Зато такой атавизм, как нательная растительность, у девушек отсутствовал, и вряд ли они выводили волосы – просто те не росли у них, где не надо.
   Я подозревал, что меня специально отправили на райский остров, чтобы серьезные ребята могли заняться делами без помех. Для каждого свои игры. Конечно, в любой момент я мог убраться отсюда… И покинуть такой цветник, Нику? Пока это не по моим силам. Черт возьми, дайте наглядеться! На большее не претендую – где уж нам. Что любят красивые, очень красивые люди? Во всяком случае, не меня.
   Хотя Ника, угнездившись в соседнем кресле, то и дело касалась меня то плечом, то бедром. Она и на мои колени уселась бы запросто, если б не опасалась, что для меня это чересчур. И без того от каждого ее прикосновения я покрывался мурашками – и это при такой жаре! Мой Зверь, дай ему сейчас волю, вполне мог бы разорвать Нику в клочья. Но прежде ему пришлось бы убить меня. А буйствовать в ущерб себе – для этого он слишком хитер.
   По центру круга здесь напрашивался костер, а лучше – прохладный родник или маленький фонтан, завораживающий мерцанием струй. Взамен этого в воздухе завис волшебный шар, в котором нескончаемой чередой сменялись пейзажи, интерьеры, лица – причем на самом деле стоившие внимания, будто Оконце это раз за разом подключалось к глазам, умевшим отыскивать в мире красоту. Иногда мелькали персонажи, прославленные на всю планету, – хотя вряд ли они искали популярности.
   А в нашей уютной компании речь сперва зашла о ползунах.
   – Думаю, эвакуацию можно начать завтра, – высказалась Пола. – Несколько подходящих островов мы нашли.
   – Девочек явный недобор – может, их изъять вовсе? – предложила Мария. – Пристроить в хорошие семьи, приглядывать на всякий случай.
   И девушки разом посмотрели на меня. Пришлось возразить:
   – Боюсь, немногие захотят. Они ж сами примкнули к Колодам.
   – Но подавляемое меньшинство – всегда плохо, – заметила Ки Сун. – А если поискать по другим весям, чтоб выровнять соотношение? Должно быть не меньше трети.
   – Об этом будем думать после, – вступила Ника. – Тут и без того не знаешь, за что хвататься. Сил-то у нас хватает, а вот умом ушли от заурядов недалеко… хоть Род и считает нас людьми будущего.
   – Главное, перекрыть Пробой, – сказала Пола. – Пресечь вторжение чужаков, очистить местность от опасного зверья. Одни крысы чего стоят!
   – И пауки, – не утерпел я.
   – И пауки, – согласилась полячка. – А что творится под водой, представляете? Если пришлые твари расплодятся, от земной фауны уцелеет немного, а людям опять придется драться за выживание.
   – Одного не понимаю, – пробурчал я. – Почему эту грязь должны выгребать вы?
   – Будто ты сам не защищаешь близких!
   – В отличие от вас, я не признаю всех землян своими братьями. И готов загрызть любого, кто посягнет, скажем, на Нику… или любую из вас. Для меня ценность этих жизней несопоставима. Вы-то считаете иначе – на то вы и незауряды, почти боги. Но если вам требуется карающий архангел, охотно примусь за такую работу. Или с этим вполне справляется Стас?
   – Ну какой из него каратель? – улыбнулась Пола. – Он больше пугает. А ругается – от жалости.
   – Конечно, Стас невысоко ставит людей, – прибавила Ника. – Но выбирать-то не из чего? И не виноваты они – такими их сотворила природа.
   – Людей? – негромко спросил я.
   Поняв намек, девушка подтвердила:
   – Возможно, мы уже не вполне. И все равно глупо презирать предков. Всё хорошее в нас – от них. Ну, а гадость мы брать не будем.
   – А вот мне заурядов не жаль, – заявил не без вызова. – Что же до их защиты… Просто я стараюсь не добавлять этому миру уродства.
   – Осталось, чтобы твоему примеру последовали остальные, – с улыбкой сказала Мария. – И мерзостям на Земле придет конец. Мир станет прекрасен.
   – Грешно смеяться над убогими, – отбрыкнулся я. – Лучше объясните, с чего начинается ваш рай. «Чистота помыслов» – штука важная. Но, видимо, не достаточная?
   – Этого хватает, чтоб пройти сквозь Окно, – ответила Ника. – То есть, я имею в виду, без поводыря.
   Камушек в мой огород – я кивнул, принимая.
   – Но чтобы через Сияние дотянуться к другим, требуется больше, – продолжила девушка. – Не знаю даже, как сформулировать…
   – Может, любовь? – предложила Мария.
   Пола скептически усмехнулась, Ки Сун кивнула с одобрением.
   – Может быть, – сказала Ника. – А может, интерес – настоящий, от сердца. Или же полная открытость, предельное доверие.
   – И тут нельзя обойтись без веры! – посетовал я.
   – Без доверия, – поправила она, покачав головой. – Верят – в идеи, высшие сущности. Доверяют людям… вернее сапиенсам.
   – Но и это еще не всё?
   – Это начало пути, – подтвердила девушка. – Хотя уже дает многое, а главное: избавляет от одиночества.
   – Одиночек, да? Забавный поворот!
   – Ведь любой, кто прорвался за этот порог, наверняка тебе друг – иных подтверждений не требуется. Но чтобы объединиться по-настоящему, сперва надо обособиться. Прочен лишь добровольный союз одиночек – иначе это стая, сплоченная общей выгодой.
   – Наверно, это не самый прямой путь? – заметил я. – Есть люди, чистые изначально. К примеру, что ты думаешь о Зое?
   – Ну, она еще не волшебница, – улыбнулась Ника. – Но все задатки в наличии.
   Девушка уперлась в шар напрягшимся взором, и я увидел там Зою – оживленную, радостную, с горящими глазами и устремленным лицом. Коммунарка все ж дождалась светлого будущего, хотя оно не явилось из космических далей, а обреталось совсем рядом, в паре кварталов от Лагеря.
   – А что за Пророки мелькают в городе? – снова спросил я. – Развелось, понимаешь!.. Ведь их несколько – я прав?
   – Возможно, даже десятки, – подтвердила Ника.
   – Или сотни, – вставила Пола.
   – Похоже, они-то и устроили тамошнюю заварушку – а вовсе не загорцы, как мы решили поначалу. И значит на нашем поле объявились новые игроки.
   – А их вправду не отличить?
   – Загорцы тоже похожи, как близнецы. Но эти «пророки» и вовсе клоны, идентичные и бесполые, рождающиеся год за годом, – этакая растянувшаяся на тысячелетия личность. Вообще они зовутся Хранителями. В своей стране они владели монополией на знание, хотя значились лишь жрецами огрской Богини, черпавшей сведения из Подвала Вселенной и делившейся с имперской элитой. Затем Богиню у Хранителей забрали, от власти отодвинули. Вот и решили они попытать счастья здесь, благо у Земли с их планетой давние связи.
   – «Благо»? – хмыкнула Пола.
   Откликнувшись улыбкой, Ника прибавила:
   – Тем более, загорцы уже протоптали сюда тропку – может, не без помощи Хранителей.
   – И что же те хранят: Богиню?
   Девушка покачала головой.
   – Такие и у нас всегда были: хранители разобщенности. Им лишь бы разделить людей – все равно по какому признаку. Рецепт известный.
   – Ведь одиночки тоже обособляются – в чем разница-то?
   – В том, что одиночки не теряют связи с человечеством. А когда примыкают к стае, остальных не считают за людей, в расчет принимаются только свои. И этот путь ведет в тупик. Постепенно «своих» делается меньше, а в финале тут уже не одиночки – Хищники.
   Я кивнул, соглашаясь. Собственно, и сам думал так же, хотел лишь услышать подтверждение.
   Белая кобылица паслась рядом, пощипывая яркую траву, а иногда легонько тыкалась головой в девичьи тела, будто напрашивалась на ласку. Засмеявшись, Пола привстала на колени и обняла лошадь за склоненную шею, прижавшись щекой к гриве.
   – Чего ж вы добиваетесь? – заговорил я опять. – Надеетесь изменить людей к лучшему? После стольких веков зверства, застенчиво названных историей цивилизации. Если б это не отпечаталось уже в наших генах…
   – Ведь и в наших тоже? – возразила Ника.
   – Вы – исключения, – отрезал я. – А над остальными тяготеет прошлое.
   – Но прошлого нет, – сказала она. – Есть лишь наша память о нем. Которую, кстати, можно переиначить, как пожелает владеющий Силой. И вот так строится будущее.
   – Ну, тогда желаю, чтоб Силы оказалось больше у вас, чем у ваших противников!..
   Ближе к вечеру заявилась Стелла – во всем великолепии своей наготы. И сразу отправилась купаться, словно исполняя обещание, данное Никой. Подбодренный локотком соседки, я тоже пошел на берег, без стеснения любуясь тем, что демонстрировали без стыдливости. В каждом движении роскошнотелой пери сквозило столько неги, что поневоле представлялось, какая она в любви. Картинки рисовались столь зримые, что бросало в жар… хотя солнце уже клонилось к закату.
   Наплескавшись, Стелла присела на мой валун.
   – И это все, что ты хочешь от меня? – осведомилась она. – В чем же дело?
   – В смысле? – не понял я.
   – Могу предоставить в любой момент. – Женщина улыбнулась. – В порядке дружеской услуги.
   Удивленно я покачал головой:
   – И многим ты… удружила?
   – Тебя интересует число? Могу сосчитать, если настаиваешь.
   – Но ты хоть предохраняешься? – спросил я очень глупо, будто слой резины в десяток микрон надежно разделяет плоть и тогда соитие не в счет.
   – Зачем? У меня не будет детей, пока не захочу.
   – Как на Таити? Но это ж разврат!
   – Почему? – удивилась Стелла. – Кому от этого плохо? Я даже не вызываю ревность – до сих пор на меня не предъявляли права. Боятся, что ли?
   Еще бы: владеть таким сокровищем! Вдобавок умная – для дураков это смерть. Значит, девять десятых отметаем сразу.
   – А не боишься воздействия чужих ген? – спросил я. – Ведь с каждым извержением в тебя впрыскивают программу.
   – Я устроена так, – улыбнулась она, – что принимаю лишь полезные свойства.
   – Значит, поэтому ты такая красивая?
   – И такая здоровая, – прибавила Стелла без ложной скромности. – А видел бы меня в девичестве!
   У меня возникло ощущение, будто надо мной насмехаются, – хотя я точно знал, что это не так. Экое раздвоение!
   – Выходит, ты ведьма? – выпалил я и тут же прикусил язык, чтобы не добавить: «А я думал: фея!»
   Но Стелла наверняка догадалась.
   – Я беру лишь, что дают сами, – сказала она. – И делаю это с разбором. Поэтому не усредняюсь, а совершенствуюсь. Оставайся я прежней, разве привлекла бы твое внимание?
   – «Нет предела совершенствованию», да? – кисло произнес я.
   Наверное, вот так же ведет себя с друзьями Ника. А среди незаурядов едва не каждый стоит благосклонности. И сколькие уже вкусили от ее щедрот?
   Обсохнув в нашем кружке, Стелла не стала задерживаться – видно, хватало дел в других местах. Скорее всего отправилась собирать дань, неведомо как определяя, кто из ее приятелей уже накопил излишки.
   А разговор уже повернул в иное русло. Как водится, девушки принялись обсуждать знакомых мужчин, причем мое присутствие их совсем не стесняло. Прошлись по разным качествам, включая интимные (о которых явно знали не понаслышке). Но с особым увлечением сравнивали их Силу, словно бы она и определяла статус незаурядов. Меня это заинтересовало – беззвучно я позвал Нику, хотя вовсе не надеялся, что услышит.
   – Что, милый? – спросила она, поворачиваясь.
   «Милый»!.. Мне не говорили так целую вечность. И как естественно это у нее прозвучало, как просто – будто я впрямь такой. Если она прибавит «мой сладкий», могу ведь и растаять. А потом Ника станет звать меня «малыш», и это тоже не покажется смешным, хотя я крупней ее вдвое, а старше… уж не знаю, насколько. Мне потребовалось не меньше минуты, чтоб привести себя в чувство и взглянуть на вещи трезво. Ведь это оборот речи – ничего больше. Вернее, для Ники тут все «милые», и хорошо, если я в этом ряду не последний. А уж претендовать на первенство!..
   Пока я разбирался с этим потрясшим меня словом, девушка терпеливо ждала, согревая меня взглядом.
   – Что, – спросил я, – и у вас есть «более равные»?
   – Не в смысле прав, – сказала Ника. – В смысле возможностей.
   – По-моему, тут начинается новое качество. Диалектика, да?
   – Ну, проникновение в Силу, конечно, создает новые свойства…
   – И кто в вашей команде главный забойщик: Стас?
   – Конечно, от Стаса много громыханий, – хмыкнула она. – И глядится эффектно: богатырь!.. Влад-то у нас тихоня, эдакий серый конек… в яблоках. Но боже упаси испытать на себе его полную мощь! Призвать на помощь Влада – все равно, что обратиться за поддержкой к богу. С той разницей, что Влад не откажет и платы за услуги не возьмет.
   Затем и Пола удалилась – с видимым сожалением. Вот Мария и Ки Сун как будто никуда не спешили. Хотя вокруг уже темнело, да и погода портилась на глазах – как ни странно это для здешних мест.
   – И часто у вас выдается затишье? – спросил я.
   – Увы, – улыбнулась Мария. – Обычно перед бурей – ненадолго.
   – Зато оттягиваетесь на полную, верно? Благо есть с кем. К тому ж здесь такая природа!.. Располагает к естественным позывам.
   Говорил-то я вроде для всех, но смотрел на Нику.
   – Кажется, ты предъявляешь на меня права? – заинтересовалась она.
   Если б я мог! – чуть не вырвалось. Но кто я, чтобы владеть богиней? А хуже всего, что я претендую на всю Нику и не намерен делить ее ни с кем – собственник чертов! И подачки мне не нужны, даже в виде «дружеской услуги».
   Небо хмурилось, назревал дождь. Когда поднялся ветер и стало накрапывать, пришлось всем перебраться в палатку. И в такой компании там не показалось тесно.
   Почти сразу начался ливень и зарядил надолго, глухо барабаня по крыше. Постепенно разговор стих, девушки одна за другой уснули – столь же непринужденно, как делали всё, в вольных позах.
   Чуть погодя, видимо озябнув, Ника придвинулась ко мне, угнездившись между моих рук. Я даже дыхание затаил, оцепенев. Вообще это смахивало бы на провокацию, если б исходило не от нее. С любым из своих друзей Ника повела бы себя точно так же. Но я-то ей не друг – вернее, не только. С другой стороны, станет ли она противиться, если… Вот об этом лучше не думать – сгинь, нечистая!
   Затем меня обняла со спины Мария, словно я служил тут общей грелкой. Не скажу, что мне не понравилось, – но куда спокойней переживать это в воображении. Экая простота нравов, почти первобытная! Нет, не так рисовали безупречных людей прежние фантасты. Но разве у этих найдутся изъяны? Лично я не берусь искать.
   Проснулись девушки раньше, чем кончился дождь, – видно, для отдыха им хватало пары часов – и до восхода тихо шептались через меня, от чего делалось еще уютней. А на рассвете наш короткий отпуск завершился.
   И разлетелись четверо кто куда. Конечно же, я отправился с Никой.
   Очутились мы почему-то на крыше ее дома, рядом со Стасом и в окружении многих людей, не обративших внимания на пляжный наш вид. Ясное дело, незауряды – уж их ни с кем не спутаешь! Почти всех покрывали латы, больше похожие на скафандры, некоторые были и с ранцами, отблескивающими металлом, – эдакие Супермены, способные левитировать. А внутри ангара сияло Окно, из которого один за другим возникали новые гости.
   – Это что, общий сбор? – спросил я, озирая спокойную, негромко переговаривающую публику.
   Наверное, тут хватало и незнакомых – но никого это не стесняло. С каждой секундой незаурядов становилось больше, а некоторые уже сбегали по лестнице, загружаясь в машины, окружавшие здание сплошным кольцом.
   – Чему удивляешься? – ухмыльнулся Стас. – А если тебя позвали бы друзья, разве б ты не поспешил?
   Шесть тысяч настоящих друзей, прикинул я. Готовых рисковать за тебя жизнью. И каждый стоит взвода, а то и роты. Если приплюсовать к ним сочувствующих – так сказать, кандидатов в друзья… э-э… товарищей. (Вот это уже мой уровень.) А если учесть мобильность бойцов, их способность за секунды сосредоточиться в потребном месте и так же быстро вывернуться из-под удара… Да такое ополчение сравнимо с любой армией!
   – А как со связью? – поинтересовался я.
   – Легко, – ответил Стас. – Все тут «слышат» всех! – и он гулко постучал пальцем себе по лбу.
   – А кто командует?
   На это здоровяк не ответил, лишь поглядел на меня как на придурка – впрочем, с сочувствием.
   Окно разрасталось, будто к нему подключались все новые незауряды. Теперь оттуда выплывали один за другим смоляные «шмели», оснащенные плазмометами, и сразу взмывали к облакам сквозь ангарную крышу. Интересно, как это смотрелось снаружи? Неслабый выходит улей!
   – Между прочим, первая наша глобальная операция, – заметила Ника, прислоняясь ко мне спиной. – Вот и заявили о себе миру.
   – Что ж, дорогу будущему! – сказал я. – Кто бы возражал?