Страница:
Приходили викинги, рассказывали о героях и походах, о предках
нерожденного, о Гундере Великом Гребце, который один греб парой весел
драккара, о Рекине не знавшем страха, о смелой мудрости Оттара. Подчиняясь
ритуалу, Гильдис слушала, чтобы плод запомнил.
Иногда женщина надевала лучшие платья и отправлялась развлечься к
купцам. Жену ярла и ее женщин стерегла свита из викингов, закованных в
латы, с мечами и копьями, со щитами, заброшенными за спину. Гордые, они
шли как волки на охоте, готовые броситься на первый подозрительный шорох.
Внутри железного кольца караула, на широких покойных санях, укутанная в
соболий мех, сидела молодая женщина с усталым надменным лицом.
Она ничего не боялась, она могла ходить одна и сама защитила бы себя,
тем более в городе, где нападение на женщину благородной крови каралось
мучительной казнью. Но Оттар хотел, чтобы так было, и она повиновалась.
Иногда Гильдис, волнуемая странной тоской и смутным раздражением против
мужа-мужчины, капризничала. Но Оттар был всегда ровен, всегда спокоен и
всегда так смотрел синими глазами, что женщина успокаивалась.
Запряженные смирной лошадью, белой, как кони Вотана, сани
останавливались перед домом купца. Двое или трое викингов,
предводительствуемые Грамом, входили первыми, чтобы Гильдис не столкнулась
с какой-нибудь нежелательной неожиданностью.
Приказчики купца раскладывали перед благородной женой богатого
нидаросского ярла ткани, и она наслаждалась необычайными рисунками и
красками, причудливыми и нежными и вместе с тем страстными. За шелком
лились тяжелые греческие и новгородские парчи, расшитые золотыми и
серебряными нитями.
И вдруг появлялись кубки, бокалы, чаши; их стенки были прозрачны как
воздух, их можно было бы не заметить, не отражайся свет от полированных
поверхностей. В других - клубился собранный рукой волшебника серый, синий,
розовый туман.
Купец играл маленькими фигурками, они летали над его ловкими руками и
сами выстраивались перед Гильдис. В них черты человека чудесно смешивались
с чертами зверя, они были и тяжелые, как железо, и легкие, как кость.
Большие, маленькие, всех цветов, какие есть в природе и какие мог выдумать
человек, они забавляли Гильдис, как ребенка.
А тем временем подручные купца развлекали викингов другими фигурками,
теми, которых не показывают знатным женщинам.
Гильдис ступала по толстым, пушистым, как мох, коврам, глядела на
себя в большие куски стекла, где отражались ее лицо и фигура, а через
плечо жены ярла заглядывали женщины и викинги, и громко смеялись, и делали
смешные и страшные гримасы.
Гильдис брала золотые, серебряные, глиняные, каменные сосуды и
флаконы и вдыхала странные, приятные и возбуждающие ароматы, добытые в
бесконечно далеких странах.
Там, по рассказам купца, камни превращаются в колоссальных чудовищ и
зарываются в сухой песок, звери носят человеческие головы, а люди -
звериные, и в чашечках громадных цветов спят ядовитые рогатые змеи,
которых нужно уметь заклясть, чтобы взять у цветка его чудесный запах.
Купец приносил кувшины с неизвестными напитками, продляющими жизнь
человека, и предлагал знатной посетительнице попробовать, только
попробовать чудесной мандрагоры кончиком языка...
Но вмешивались спутницы Гильдис и отстраняли руку купца. Напиток,
возможно, был очарован во имя неизвестных богов и мог повредить.
Купец улыбался - купцы всегда улыбаются - и усаживал Гильдис в
кресло: она устала и пора развлечь ее новым зрелищем.
Под тонкий, прерывистый свист флейты и под сухой стук бубна
появлялись женщины, привезенные купцом неизвестно откуда, быть может из
тех стран, где каменные чудовища зарываются в песок, а змеи спят в цветах.
Рабыни кружились в стремительной пляске, потом, под редкие удары
бубна и пронзительные вскрики флейты, замирали, и извивались, как змеи, и
тихо стонали не разжимая сведенного странной улыбкой рта. Викинги тяжело
дышали пересохшими ртами, и их лица багровели.
Купец вспоминал ночевки на берегах бесконечных рек, когда приходилось
не снимать брони и не выпускать из рук меча в ожидании налета неведомого
врага, вспоминал просторы теплых морей и гроздья винограда в тенистых
аллеях юга.
Женщины - женщины везде. Выгодный товар. Однако он не брал и не
торговал такими белокурыми женщинами, как эта знатная посетительница.
Северные женщины, несмотря на кнут и голод, бывают неукротимы. Они
способны даже убивать себя, чтобы принести убыток.
Купец предлагал Гильдис купить одну или несколько рабынь, они будут
развлекать госпожу и ухаживать за ее красотой и волосами. Гильдис небрежно
отказывалась: она презирала эти существа, пусть похожие на цветы, но
неспособные рождать героев.
Купец улыбался в бороду: действительно, редкая женщина сама введет в
дом красивую служанку! - и отвлекал Гильдис новой игрушкой. Его приказчики
сообщали викингам цены рабынь - на час, на два или на больший срок.
А живые игрушки, забившись в дальнюю темную комнату, ждали, когда
понадобятся вновь. Заученные улыбки сменялись привычной гримасой тупого
отчаяния, чудовищно жалкой на раскрашенных лицах. Но они не плакали, боясь
испортить краску ресниц и щек и навлечь наказание плетью, зашитой в
полотно и смоченной водой, чтобы удары ремнем не оставляли следов на теле.
Новгородские купцы широко распахивали тяжелые ворота своих складов
перед знатной женщиной, боярыней, окруженной сильной свитой. Гильдис,
наслаждаясь пушистой нежностью соболей, куниц и выдр, погружала руки в
меха. Она любила упругость густого коричневого пуха бобров.
Новгородец рассказывал, что бобры умеют рубить деревья, запружать
реки, строить дома и говорить между собой лучше всех других зверей, так
как они работают вместе, ватагой.
Бобров совсем не было в дани, приносимой нидаросскому ярлу
желтолицыми лапонами-гвеннами, а их соболя и куницы имели худший мех...
Пятнисто-цветистые шкуры рысей-пардусов иногда были искусно выделаны
вместе с головами. Гильдис приближала лицо к оскаленной пасти громадной
дикой кошки. Но ей больше нравилось дразнить живых рысей, которые шипели и
бранились в клетках. Она хотела бы купить рысь, нет, лучше двух, чтобы
сразиться сразу с обеими в кругу, окруженном высоким забором. В одной руке
копье, в другой - нож, как забавлялся Оттар, будучи юношей. Его левая рука
и грудь носили следы когтей.
Сейчас она не одна, и Оттар не позволит ей такое желанное, но слишком
острое развлечение. Потом, потом... если она не остынет, как остыл сам
Оттар, к подобным детским забавам.
С помощью своих людей, таких же дюжих, как он сам, новгородский купец
раскатывал перед Гильдис длинные куски льняных тканей, толстых, крепких,
отлично пригодных для шитья парусов драккара и для мужского кафтана. И
другие - тонкие, почти прозрачные, необходимые для красивых женщин и
новорожденных младенцев. И льняное волокно, расчесанное, как волосы,
светлое, как косы Гильдис, но еще более нежное.
В складах воска стоял, как невидимый туман, особенный, густой,
плотный, тяжелый и вместе с тем добрый запах. Воск был в бочках, кадках,
больших, как жернова, кругах и в уже готовых свечах, беленных солнцем,
темно-желтых или почти черных, которые побеждают мрак длинных зимних ночей
и делают их короткими.
Деревянные ложки, миски, ковши, кружки, тарелки для мяса и рыбы были
самых разнообразных цен и вида, простые, гладкие и резные, в форме птиц,
рыб и причудливых, небывалых животных, украшенные знаком Солнца в виде
колеса со спицами. Луны, изогнутой серпом земледельца, усыпанные
звездочками, цветами, глазками.
Купец, серьезный, важный и немногословный, медленными жестами
указывал на посуду из глины, бронзы, кованого железа, предлагал ожерелья
из рысьих, медвежьих и бобровых зубов, которые придают силу мужчине и
очарование женщине.
Гильдис не интересовалась складами кож, смолы, сала, вяленого мяса,
копченой и сушеной рыбы.
Жена ярла проходила мимо мечей, боевых топоров, копий, стрел, луков,
кольчуг, бахтерцев, шлемов с наличьями и простых. Это оружие казалось ей
слишком тяжелым, простым, грубым после того, которым торговали арабы и
греки.
Но викинги свиты рассматривали новгородские изделия с интересом
воинов, которым всегда мало того оружия, что уже им принадлежит. Им
нравилась новгородская работа - работа для мужчин, не обязанных думать о
красоте, но желающих побеждать. И Гильдис с уважением останавливалась и не
торопилась, чтобы Рагнвальд запомнил мнения бывалых воинов.
Из темного закоулка за кипами льна новгородцы выносили на свет
длинную тяжелую кость. Она была как клык старого моржа, с желтизной,
изогнутая и тупая на конце. Но такой морж был бы величиной с кита!
- Откуда это? - спрашивал Грам, гладя рукой громадную кость. - Откуда
эти? - повторял старый викинг, указывая на моржовые клыки.
Цены на моржовую кость падали, и до сих пор Грам не сумел выведать
путей, которыми она попадала к хольмгардским купцам.
Новгородец, наблюдавший за Грамом, чтобы понять серьезный ли перед
ним покупатель, или просто праздный человек, отвечал безразличным голосом:
- В наших землях всего много, наши охотники далеко ходят и добывают
всякого зверя.
...Гильдис не посещала рынки траллсов. Рабы ничтожны, безобразны. И
среди них могли оказаться колдуны низких племен, дурной глаз которых был
бы вреден слабому плоду. Иногда Грам приносил жене ярла понравившиеся ей
вещи, иногда - нет, когда находил цену чрезмерной, а вещь ненужной даже
женщинам. Гильдис не замечала хитростей домоправителя, она забывала
случайные желания, она хотела родить героя и заботливо, настойчиво
погружалась в свое дело, как до нее мать, бабушка и все сорок девять
поколений женщин, отделявших будущего героя от Отца Вотана. И как женщины,
давшие ей мужа, Оттара.
Вечером скальды пели и рассказывали саги о прекрасном Бальдуре,
Могучем Торе, воплощениях красоты и силы, о валькириях, заботящихся о
героях, и о самих героях. В начале ночи приходил жрец и читал заклинания;
женщина повторяла за ним. Не понимая смысла слов, она верила в магическую
силу созвучий.
Жрец чертил пальцем в воздухе знаки могущественных рунир. Он
удалялся, отступая спиной от зачарованной им постели дочери Вотана, и не
забывал оградить рунирами порог, чтобы злые духи не приблизились к Гильдис
в часы сна, когда слабеет воля.
Утром жрец особенными движениями, установленными священным ритуалом,
закалывал белую козу и собирал кровь в бронзовую чашу, зачарованную
знаками рунир, чтобы жена знаменитого нидаросского ярла совершила
очередное омовение.
Так шли дни Гильдис, которая не знала, что Рагнаради свободных ярлов
уже началось.
А Оттар знал. Поэтому он не будет строить драккар "Гильдис".
Великолепный и самый могучий драккар земли фиордов умер, не родившись.
Поэтому-то так и трудились ярл и его кормчие, его лучшие кормчие, сведущие
в морском деле.
Взамен драккара с женской головой и змеями вместо волос будут
построены два драккара, на двенадцать румов каждый, как "Орел", сын
"Волка" и внук "Змея", но не похожие ни на них, ни на "Дракона".
Они будут низкие и узкие, что даст им неслыханно быстрый ход. Чтобы
проходить по мелким рекам и вонзаться в чужие земли так легко, как меч
викинга входит в тело врага, им вредна глубокая осадка. Их днище будет
обшито листами меди, усиленной ковкой, для предохранения от подводных
камней и речных порогов.
А что произойдет в открытом море, в бурю? Волны зальют драккар через
низкие борта, он не сможет идти вместе со старшими. Сможет. У него будет
запасная кожаная палуба. Во время волнения она затянет драккар, как
непотопляемую лодку лапона-гвенна. Но драккар не будет остойчив на волнах,
а парус опрокинет его? Нет, у него будет пустой киль, наполненный
железными брусками. Когда придется входить в мелкие реки, железо из киля
можно извлечь.
Мастера привыкли строить драккары. Обычно ярлы указывают лишь число
румов и украшение носа. Поэтому все ярлы плавают на похожих драккарах.
Новые драккары Оттара будут особенные, как особенным был бы и "Гильдис".
Поэтому Оттар и его кормчие должны сами вычертить все.
Пусть Гильдис не ступит на палубу драккара ее имени. Зато сын Оттара
и Гильдис будет стоять на двух ногах-драккарах. Оттар назовет их
"Акулами", это хорошее имя для драккара. Будут две "Акулы" - "Черная" и
"Синяя", достойные сестры северных морских акул.
После избрания Черного Гальфдана королем нужны драккары, способные
ходить по новым морям и неизвестным рекам.
Выбраны брусья и доски, выпиленные из лучших дубовых бревен с озера
Нево. Дерево выдерживалось несколько лет на складе купца без доступа
солнечных лучей, укрытое от дождя и снега. Доски не имеют сучков,
древоточины и вредной синевы.
Тщательно подобраны медные гвозди и болты новгородского изделия,
закаленные, как железо. Запасены новгородская смола, пряди льна для пазов
и тюленьи кожи для шитья палуб.
Лучшие мастера Скирингссала ждут заказа. Чтобы они не занялись другой
работой, им платят за дни вынужденной праздности. Нидаросский ярл не любит
платить, и он торопится закончить рисунки "Акул". Но торопится разумно,
без спешки: драккар - это железное оружие викинга. Могущество железа чтил
даже тот глупый народ, который презирал золото.
К Оттару подкрадывался старый Грам. Домоправитель с суеверным
почтением глазел на линии, нарисованные серым свинцом. Вот те особенные
руниры, с помощью которых мысль ярла родит новые драккары!.. И правда,
Грам различал изогнутость борта, ребро... Но он пришел за другим делом.
Грам нашептывал своему ярлу новости, много интересных новостей о
торговых и прочих вещах. У него есть помощники, они, как и сам старик,
бродят у пристаней и причалов, присаживаются к столам в веселых домах,
оплачивая выпивку нужного человека, завязывают знакомства со сторожами
драккаров, барж и складов, болтают с бондэрами, трутся около купцов, не
брезгают поболтать и с траллсом.
Как викинг на драккаре гонится за купеческой лодьей, как собака идет
по горячему следу, так и Грам охотится за тайнами торговли. Его бормотанье
развлекает ярла, и Оттар вслушивается.
- Тебе предлагают сделку на все сало, мой ярл.
- А цена? Нет. Еще рано, нужно ждать. По такой цене пусть отдают те,
кто не может ждать. Мы можем, Грам.
- Домоправитель Эрика Красноглазого просит в долг триста золотых
монет? А обеспечение? Нет, его меха плохи, пусть сам торгует ими, а не
пытается всучить их мне под видом залога. Возьми его серебряную посуду или
гони его домоправителя вон, Грам.
- Явился старый ярл Фиольм с сыном? Чего он хочет? Это дурно, Грам,
что ты заставил его ждать! Пусть он друг Черного Гальфдана, следует
соблюдать приличия. Что ему нужно? Броню? Принеси одну из тех, которые
сделал траллс, собиравшийся умереть и изменивший свое желание. Уже
показывал?
Оттар выходит к знатным покупателям. Они обнимаются, пьют вино из
одного ковша, лучшее вино горда Оттара.
Нидаросский ярл предупреждает старого Фиольма, что к весне цены на
доспехи и оружие еще повысятся, как всегда, что, назначив указанную цену,
он терпит убыток против будущих цен. Тщетно. Покупатели уходят не
сговорившись. Но Оттар знает, что завтра они или придут сами, или пришлют
золото с домоправителем. Он присмотрелся к Фиольму. Такой отец не откажет
сыну.
Старый Грам все время твердит, что Черный Гальфдан и его друзья
скупают оружие, много оружия. Следует заказать после первых "Акул" еще
две. Золота хватит, и нечего его жалеть. В Македонии жил король Персей,
дальний потомок Великого Александра. Он поскупился потратить свои
сокровища на постройку драккаров и наем воинов. Римляне победили выродка
Персея и взяли его золото. Скряги копят деньги для своих врагов.
Этой зимой мастера-судостроители получили немало заказов на новые
драккары, и Оттар не напрасно начал платить за свои "Акулы" до начала
постройки. Все ярлы, кроме Оттара, проявляли обдуманную требовательность
лишь к формам украшений.
Что касается торговли, то ярлы вели свои дела с возможной для каждого
расчетливостью и старались не продешевить. Взятые в добыче золото,
серебро, бронза, оружие, ценные вещи, ткани легко распределялись по долям.
Но продукты охоты на морских зверей, траллсов и другие тяжелые товары было
не так-то просто немедленно раздать по рукам. Сначала следовало их
продать, а потом разделить на доли между викингами-участниками и ярлами,
владельцами драккаров.
По обычаю, по естественному праву торговля была делом ярла. Его
нерасчетливость вела к уменьшению долей, заранее подсчитанных викингами,
вызывала недовольство викингов и их переход к другим ярлам. В Скирингссале
викинги проводили время в распутстве и кутежах, обогащая купцов и
содержателей веселых домов. Спустив первую добычу, викинги требовали от
ярлов остальные доли. И многие ярлы были вынуждены решать трудную задачу:
и торговать без потерь, что требовало выдержки, и снабжать нетерпеливых
викингов деньгами, для чего следовало иметь хорошие запасы денег и
ценностей. Запас истощался, и начинались займы на тяжелых условиях.
К услугам Оттара прибегали и Мезанг, владетель Танангергамн-фиорда, и
Агмунд, хуммербакенский ярл, и ярл Гардунг из Сельдбэ-фиорда. Займы были
краткосрочные и под надежное обеспечение. Эрик Красноглазый уже лишился
своей серебряной утвари. Это было обычно среди ярлов, и Эрик не сердился
на Оттара.
Свое свободное время ярлы тратили на такие же развлечения, как
викинги. Богатый нидаросский ярл не испытывал общих затруднений, его
викинги всегда имели деньги, а Оттар все свое время тратил на "Акул".
Шла вторая четверть зимы, дни увеличивались. Остовы "Акул" уже были
видны. Оттар и его кормчие неусыпно следили за работой. Стремясь к тайне,
Оттар приказал не подпускать посторонних к верфи: недобрые люди могли
произнести тайные слова и взглянуть черным глазом, что повредило бы
"Акулам". В действительности ярл не боялся порчи - он не хотел появления
подражателей.
Оттар уже не помнил о полученном на тинге в Сигтуне приглашении ярла
Гольдульфа, - на обратном пути Гольдульф так и не сказал ничего ясного. Но
семскиленский ярл не забыл нидаросского.
Ярл Гольдульф не имел своего горда в Скирингссале и прислал Оттару
приглашение в горд ярла Ската, владельца Лангезунд-фиорда.
Сани Оттара катились легко, к Лангезунд-фиорду вела хорошо наезженная
за зиму дорога вдоль берега. В сторону отходили тропы к усадьбам бондэров.
Часто путь пролегал через поселения.
На берегу виднелись оставленные на зиму рыбачьи шалаши, шесты для
развешивания сетей и припорошенные снегом днища лодок, перевернутых на
катках.
Зима держалась теплая, стыли полыньи с тускло-маслянистой водой.
Трещины рассекали лед, уходили так далеко, как только мог различить глаз.
Вдали небо было густо-серое с зеленым оттенком. Там неутомимое морское
течение вырыло широкие промоины.
Лангезундскому ярлу Скату принадлежала небольшая часть обширного
фиорда. Около узкой, затянутой ноздреватым льдом бухты несколько человек
лениво возились с вытащенными на берег двумя малыми, на восемь или девять
румов, драккарами, заменяя доски попорченной обшивки. Третий драккар,
больший, стоял на воде. Лед кругом него был разбит.
Общая проезжая дорога пересекала землю ярла Ската. Возвышенности
мешали объезду, и посторонние, по праву обычая, возникшего, возможно, еще
до того, как предки Ската утвердились в фиорде, ездили через его владения.
Если бы кто-нибудь чужой осмелился проехать Нидаросом!.. Оттар думал
о времени, когда из Лангезунда вышел первый викинг на своем первом
драккаре. Он был слишком слаб, чтобы заставить соседей проложить другую
дорогу, и хотел жить мирно в своем горде. Потом он сделался сильнее, но
усилились и они, бондэры. Так было и так продолжается до настоящего дня.
Но что будет завтра?
Мысли о решившем судьбу свободных ярлов тинге и о короле бондэров
Черном Гальфдане не оставляли Оттара.
В горде ярла Ската Оттар нашел большое общество. Энергичному
Гольдульфу удалось собрать цвет князей фиордов. Короли открытых морей
блистали роскошью костюмов и драгоценных украшений, награбленных во всех
известных странах, куда ярлы сумели добраться.
Свободный владетель Харанс-фиорда ярл Альрик отличился своим
последним набегом на Валланд. Он поднялся по Сене, испугал Париж и без боя
взял хороший выкуп с города.
Завидовавшие всем и каждому владетели Беммель-фиорда братья Гаук и
Гаенг утверждали, что выкуп был не так уж велик, как хвастался Альрик.
Быть может братья были правы. Они вслед за Альриком вошли в устье Сены, но
не поднимались до Парижа, ограничившись грабежами и ловлей траллсов по
притокам Сены - Эптэ, Анделль и Моретти.
Зигфрид Неуязвимый, владетель Расваг-фиорда, носил эту кличку за то,
что вышел без царапины из десятков сражений и сотен стычек. Он держался
вместе с ярлом Брекснехольм-фиорда Гангуаром Молчальником и
хуммербакенским ярлом Агмундом. Они истекшим летом втроем напали на южных
саксов в устье реки Темзы, и каждый из них отверг подарки саксов,
пытавшихся расстроить союз ярлов. После первых успехов викингов саксы
собрались с большими силами и потеснили ярлов. Однако Зигфрид, Гангуар и
Агмунд успели построить на берегу скользкий и крепкий вал из ободранных
туш скота, захваченного у саксов, и сумели удержаться в кровавом
укреплении, пока на драккары не была погружена вся захваченная добыча.
Владетель Ретэ-фиорда ярл Балдер по прозвищу Большой Топор,
получивший эту кличку от излюбленного им оружия, обладал необычайной силой
рук. Дикий среди диких, он был одет в кафтан из толстой кожи, обычно
служившей для подкольчужных рубах, на котором были нашиты золотые и
серебряные кресты, награбленные в валландских и саксонских храмах. Крестов
было так много, и нашиты они были так густо, что кафтан Балдера мог
заменить бахтерец.
Длиннобородый Балдер искоса поглядывал на владетеля Лаудсвиг-фиорда
Гаральда, прозванного Прекрасным. Единственный из всех Гаральд брил усы и
бороду, как римлянин. Он носил длинную красную одежду, в которой можно
было узнать мантию римского епископа. А череп епископа, оправленный в
золото и превращенный в чашу, висел на цепочке у пояса Гаральда.
Предприимчивый Эрик Красноглазый, который имел от рождения белые как
снег волосы и глаза странного красного цвета, Мезанг, Эвилл, Ингуальд,
Скиольд, Адиль, Гальфсен и Гунвар, о походах которых было бы слишком долго
рассказывать, окружали ярла-скальда Свибрагера, владетеля
Сноттегамн-фиорда. Свибрагер был знаменит своим даром слагать песни и
памятью, хранившей сто тысяч строк воинственных и священных сказаний-саг о
богах и героях.
Собрание не обошлось и без хаслумского ярла Фрея, который, дав слово
датскому ярлу Рагнару, хотел узнать выгоды иного предприятия.
Самыми молодыми были владетели Норангер-фиорда Ролло и Ульвин-фиорда
Ингольф. Каждому из них было лет по двадцати. Они особенно горячо
приветствовали двадцатишестилетнего Оттара.
Двое суток старый Скат развлекал себя и гостей. В ненасытных желудках
конское мясо смешивалось с новгородской икрой, с копченым лосем, с
медвежатиной, олениной, репой, тетеревятиной, крепкосоленой говядиной,
жирными дикими гусями, утиными потрохами, рубленными со стручковым перцем,
жаворонками, засоленными с лета вместе с гвоздикой, мятой и луком.
Острые и соленые блюда сжигали рты и палили неутолимой жаждой. Ее
заливали пивом, варенным на фризонском ячмене с саксонским хмелем,
новгородским медом, винами, награбленными в Валланде и в еще более далеких
странах. Все казалось пресным и, в попытке найти лучшую смесь, в один ковш
лили ширазское янтарное вино, кислое валландское пиво и бросали горсть
соли.
Викинги выбивали о доски столов мягкий желтоватый мозг берцовых
костей; руками, привычными к веслу и черными от смолы, которая сделалась
частью огрубелой кожи, ломали красные панцири раков, крабов и колючие латы
омаров и лангустов. Рвали соленую и копченую рыбу, выхватывали пальцами
устриц из раковин и поглощали подряд все, что без всякого порядка тащили
на столы перепуганные траллсы.
В общей зале горда пылали два ряда очагов - и для тепла и для света.
Под крышей стояло густое облако дыма, медленно вытягивающееся наружу через
продух. Крики людей, научившихся разговаривать в открытом море, были бы
нестерпимы для всех ушей, кроме их собственных.
Жир, сало и сок текли по бородам и рукам, заливали ожерелья,
браслеты, перстни, пропитывали кафтаны из дорогих цветных сукон. Царило
бешеное веселье, к гостям Ската спустилась Валгалла.
И желание есть и желание пить казались беспредельными. Особенно пить,
как в море с пустыми бочонками для воды после нескольких дней гребли.
Многие из участников пира умели утолить сухой жар глотки кровью взятого в
набеге траллса, - напитком героя, по словам скальда.
Но здесь хватало всего и всем... Горькую кислоту разных сортов пива
уже не отличали от острой шипучести меда, терпкости валландских вин и
сладости греческих.
Гаральд Прекрасный освобождал место для новых кусков и новых чаш по
нерожденного, о Гундере Великом Гребце, который один греб парой весел
драккара, о Рекине не знавшем страха, о смелой мудрости Оттара. Подчиняясь
ритуалу, Гильдис слушала, чтобы плод запомнил.
Иногда женщина надевала лучшие платья и отправлялась развлечься к
купцам. Жену ярла и ее женщин стерегла свита из викингов, закованных в
латы, с мечами и копьями, со щитами, заброшенными за спину. Гордые, они
шли как волки на охоте, готовые броситься на первый подозрительный шорох.
Внутри железного кольца караула, на широких покойных санях, укутанная в
соболий мех, сидела молодая женщина с усталым надменным лицом.
Она ничего не боялась, она могла ходить одна и сама защитила бы себя,
тем более в городе, где нападение на женщину благородной крови каралось
мучительной казнью. Но Оттар хотел, чтобы так было, и она повиновалась.
Иногда Гильдис, волнуемая странной тоской и смутным раздражением против
мужа-мужчины, капризничала. Но Оттар был всегда ровен, всегда спокоен и
всегда так смотрел синими глазами, что женщина успокаивалась.
Запряженные смирной лошадью, белой, как кони Вотана, сани
останавливались перед домом купца. Двое или трое викингов,
предводительствуемые Грамом, входили первыми, чтобы Гильдис не столкнулась
с какой-нибудь нежелательной неожиданностью.
Приказчики купца раскладывали перед благородной женой богатого
нидаросского ярла ткани, и она наслаждалась необычайными рисунками и
красками, причудливыми и нежными и вместе с тем страстными. За шелком
лились тяжелые греческие и новгородские парчи, расшитые золотыми и
серебряными нитями.
И вдруг появлялись кубки, бокалы, чаши; их стенки были прозрачны как
воздух, их можно было бы не заметить, не отражайся свет от полированных
поверхностей. В других - клубился собранный рукой волшебника серый, синий,
розовый туман.
Купец играл маленькими фигурками, они летали над его ловкими руками и
сами выстраивались перед Гильдис. В них черты человека чудесно смешивались
с чертами зверя, они были и тяжелые, как железо, и легкие, как кость.
Большие, маленькие, всех цветов, какие есть в природе и какие мог выдумать
человек, они забавляли Гильдис, как ребенка.
А тем временем подручные купца развлекали викингов другими фигурками,
теми, которых не показывают знатным женщинам.
Гильдис ступала по толстым, пушистым, как мох, коврам, глядела на
себя в большие куски стекла, где отражались ее лицо и фигура, а через
плечо жены ярла заглядывали женщины и викинги, и громко смеялись, и делали
смешные и страшные гримасы.
Гильдис брала золотые, серебряные, глиняные, каменные сосуды и
флаконы и вдыхала странные, приятные и возбуждающие ароматы, добытые в
бесконечно далеких странах.
Там, по рассказам купца, камни превращаются в колоссальных чудовищ и
зарываются в сухой песок, звери носят человеческие головы, а люди -
звериные, и в чашечках громадных цветов спят ядовитые рогатые змеи,
которых нужно уметь заклясть, чтобы взять у цветка его чудесный запах.
Купец приносил кувшины с неизвестными напитками, продляющими жизнь
человека, и предлагал знатной посетительнице попробовать, только
попробовать чудесной мандрагоры кончиком языка...
Но вмешивались спутницы Гильдис и отстраняли руку купца. Напиток,
возможно, был очарован во имя неизвестных богов и мог повредить.
Купец улыбался - купцы всегда улыбаются - и усаживал Гильдис в
кресло: она устала и пора развлечь ее новым зрелищем.
Под тонкий, прерывистый свист флейты и под сухой стук бубна
появлялись женщины, привезенные купцом неизвестно откуда, быть может из
тех стран, где каменные чудовища зарываются в песок, а змеи спят в цветах.
Рабыни кружились в стремительной пляске, потом, под редкие удары
бубна и пронзительные вскрики флейты, замирали, и извивались, как змеи, и
тихо стонали не разжимая сведенного странной улыбкой рта. Викинги тяжело
дышали пересохшими ртами, и их лица багровели.
Купец вспоминал ночевки на берегах бесконечных рек, когда приходилось
не снимать брони и не выпускать из рук меча в ожидании налета неведомого
врага, вспоминал просторы теплых морей и гроздья винограда в тенистых
аллеях юга.
Женщины - женщины везде. Выгодный товар. Однако он не брал и не
торговал такими белокурыми женщинами, как эта знатная посетительница.
Северные женщины, несмотря на кнут и голод, бывают неукротимы. Они
способны даже убивать себя, чтобы принести убыток.
Купец предлагал Гильдис купить одну или несколько рабынь, они будут
развлекать госпожу и ухаживать за ее красотой и волосами. Гильдис небрежно
отказывалась: она презирала эти существа, пусть похожие на цветы, но
неспособные рождать героев.
Купец улыбался в бороду: действительно, редкая женщина сама введет в
дом красивую служанку! - и отвлекал Гильдис новой игрушкой. Его приказчики
сообщали викингам цены рабынь - на час, на два или на больший срок.
А живые игрушки, забившись в дальнюю темную комнату, ждали, когда
понадобятся вновь. Заученные улыбки сменялись привычной гримасой тупого
отчаяния, чудовищно жалкой на раскрашенных лицах. Но они не плакали, боясь
испортить краску ресниц и щек и навлечь наказание плетью, зашитой в
полотно и смоченной водой, чтобы удары ремнем не оставляли следов на теле.
Новгородские купцы широко распахивали тяжелые ворота своих складов
перед знатной женщиной, боярыней, окруженной сильной свитой. Гильдис,
наслаждаясь пушистой нежностью соболей, куниц и выдр, погружала руки в
меха. Она любила упругость густого коричневого пуха бобров.
Новгородец рассказывал, что бобры умеют рубить деревья, запружать
реки, строить дома и говорить между собой лучше всех других зверей, так
как они работают вместе, ватагой.
Бобров совсем не было в дани, приносимой нидаросскому ярлу
желтолицыми лапонами-гвеннами, а их соболя и куницы имели худший мех...
Пятнисто-цветистые шкуры рысей-пардусов иногда были искусно выделаны
вместе с головами. Гильдис приближала лицо к оскаленной пасти громадной
дикой кошки. Но ей больше нравилось дразнить живых рысей, которые шипели и
бранились в клетках. Она хотела бы купить рысь, нет, лучше двух, чтобы
сразиться сразу с обеими в кругу, окруженном высоким забором. В одной руке
копье, в другой - нож, как забавлялся Оттар, будучи юношей. Его левая рука
и грудь носили следы когтей.
Сейчас она не одна, и Оттар не позволит ей такое желанное, но слишком
острое развлечение. Потом, потом... если она не остынет, как остыл сам
Оттар, к подобным детским забавам.
С помощью своих людей, таких же дюжих, как он сам, новгородский купец
раскатывал перед Гильдис длинные куски льняных тканей, толстых, крепких,
отлично пригодных для шитья парусов драккара и для мужского кафтана. И
другие - тонкие, почти прозрачные, необходимые для красивых женщин и
новорожденных младенцев. И льняное волокно, расчесанное, как волосы,
светлое, как косы Гильдис, но еще более нежное.
В складах воска стоял, как невидимый туман, особенный, густой,
плотный, тяжелый и вместе с тем добрый запах. Воск был в бочках, кадках,
больших, как жернова, кругах и в уже готовых свечах, беленных солнцем,
темно-желтых или почти черных, которые побеждают мрак длинных зимних ночей
и делают их короткими.
Деревянные ложки, миски, ковши, кружки, тарелки для мяса и рыбы были
самых разнообразных цен и вида, простые, гладкие и резные, в форме птиц,
рыб и причудливых, небывалых животных, украшенные знаком Солнца в виде
колеса со спицами. Луны, изогнутой серпом земледельца, усыпанные
звездочками, цветами, глазками.
Купец, серьезный, важный и немногословный, медленными жестами
указывал на посуду из глины, бронзы, кованого железа, предлагал ожерелья
из рысьих, медвежьих и бобровых зубов, которые придают силу мужчине и
очарование женщине.
Гильдис не интересовалась складами кож, смолы, сала, вяленого мяса,
копченой и сушеной рыбы.
Жена ярла проходила мимо мечей, боевых топоров, копий, стрел, луков,
кольчуг, бахтерцев, шлемов с наличьями и простых. Это оружие казалось ей
слишком тяжелым, простым, грубым после того, которым торговали арабы и
греки.
Но викинги свиты рассматривали новгородские изделия с интересом
воинов, которым всегда мало того оружия, что уже им принадлежит. Им
нравилась новгородская работа - работа для мужчин, не обязанных думать о
красоте, но желающих побеждать. И Гильдис с уважением останавливалась и не
торопилась, чтобы Рагнвальд запомнил мнения бывалых воинов.
Из темного закоулка за кипами льна новгородцы выносили на свет
длинную тяжелую кость. Она была как клык старого моржа, с желтизной,
изогнутая и тупая на конце. Но такой морж был бы величиной с кита!
- Откуда это? - спрашивал Грам, гладя рукой громадную кость. - Откуда
эти? - повторял старый викинг, указывая на моржовые клыки.
Цены на моржовую кость падали, и до сих пор Грам не сумел выведать
путей, которыми она попадала к хольмгардским купцам.
Новгородец, наблюдавший за Грамом, чтобы понять серьезный ли перед
ним покупатель, или просто праздный человек, отвечал безразличным голосом:
- В наших землях всего много, наши охотники далеко ходят и добывают
всякого зверя.
...Гильдис не посещала рынки траллсов. Рабы ничтожны, безобразны. И
среди них могли оказаться колдуны низких племен, дурной глаз которых был
бы вреден слабому плоду. Иногда Грам приносил жене ярла понравившиеся ей
вещи, иногда - нет, когда находил цену чрезмерной, а вещь ненужной даже
женщинам. Гильдис не замечала хитростей домоправителя, она забывала
случайные желания, она хотела родить героя и заботливо, настойчиво
погружалась в свое дело, как до нее мать, бабушка и все сорок девять
поколений женщин, отделявших будущего героя от Отца Вотана. И как женщины,
давшие ей мужа, Оттара.
Вечером скальды пели и рассказывали саги о прекрасном Бальдуре,
Могучем Торе, воплощениях красоты и силы, о валькириях, заботящихся о
героях, и о самих героях. В начале ночи приходил жрец и читал заклинания;
женщина повторяла за ним. Не понимая смысла слов, она верила в магическую
силу созвучий.
Жрец чертил пальцем в воздухе знаки могущественных рунир. Он
удалялся, отступая спиной от зачарованной им постели дочери Вотана, и не
забывал оградить рунирами порог, чтобы злые духи не приблизились к Гильдис
в часы сна, когда слабеет воля.
Утром жрец особенными движениями, установленными священным ритуалом,
закалывал белую козу и собирал кровь в бронзовую чашу, зачарованную
знаками рунир, чтобы жена знаменитого нидаросского ярла совершила
очередное омовение.
Так шли дни Гильдис, которая не знала, что Рагнаради свободных ярлов
уже началось.
А Оттар знал. Поэтому он не будет строить драккар "Гильдис".
Великолепный и самый могучий драккар земли фиордов умер, не родившись.
Поэтому-то так и трудились ярл и его кормчие, его лучшие кормчие, сведущие
в морском деле.
Взамен драккара с женской головой и змеями вместо волос будут
построены два драккара, на двенадцать румов каждый, как "Орел", сын
"Волка" и внук "Змея", но не похожие ни на них, ни на "Дракона".
Они будут низкие и узкие, что даст им неслыханно быстрый ход. Чтобы
проходить по мелким рекам и вонзаться в чужие земли так легко, как меч
викинга входит в тело врага, им вредна глубокая осадка. Их днище будет
обшито листами меди, усиленной ковкой, для предохранения от подводных
камней и речных порогов.
А что произойдет в открытом море, в бурю? Волны зальют драккар через
низкие борта, он не сможет идти вместе со старшими. Сможет. У него будет
запасная кожаная палуба. Во время волнения она затянет драккар, как
непотопляемую лодку лапона-гвенна. Но драккар не будет остойчив на волнах,
а парус опрокинет его? Нет, у него будет пустой киль, наполненный
железными брусками. Когда придется входить в мелкие реки, железо из киля
можно извлечь.
Мастера привыкли строить драккары. Обычно ярлы указывают лишь число
румов и украшение носа. Поэтому все ярлы плавают на похожих драккарах.
Новые драккары Оттара будут особенные, как особенным был бы и "Гильдис".
Поэтому Оттар и его кормчие должны сами вычертить все.
Пусть Гильдис не ступит на палубу драккара ее имени. Зато сын Оттара
и Гильдис будет стоять на двух ногах-драккарах. Оттар назовет их
"Акулами", это хорошее имя для драккара. Будут две "Акулы" - "Черная" и
"Синяя", достойные сестры северных морских акул.
После избрания Черного Гальфдана королем нужны драккары, способные
ходить по новым морям и неизвестным рекам.
Выбраны брусья и доски, выпиленные из лучших дубовых бревен с озера
Нево. Дерево выдерживалось несколько лет на складе купца без доступа
солнечных лучей, укрытое от дождя и снега. Доски не имеют сучков,
древоточины и вредной синевы.
Тщательно подобраны медные гвозди и болты новгородского изделия,
закаленные, как железо. Запасены новгородская смола, пряди льна для пазов
и тюленьи кожи для шитья палуб.
Лучшие мастера Скирингссала ждут заказа. Чтобы они не занялись другой
работой, им платят за дни вынужденной праздности. Нидаросский ярл не любит
платить, и он торопится закончить рисунки "Акул". Но торопится разумно,
без спешки: драккар - это железное оружие викинга. Могущество железа чтил
даже тот глупый народ, который презирал золото.
К Оттару подкрадывался старый Грам. Домоправитель с суеверным
почтением глазел на линии, нарисованные серым свинцом. Вот те особенные
руниры, с помощью которых мысль ярла родит новые драккары!.. И правда,
Грам различал изогнутость борта, ребро... Но он пришел за другим делом.
Грам нашептывал своему ярлу новости, много интересных новостей о
торговых и прочих вещах. У него есть помощники, они, как и сам старик,
бродят у пристаней и причалов, присаживаются к столам в веселых домах,
оплачивая выпивку нужного человека, завязывают знакомства со сторожами
драккаров, барж и складов, болтают с бондэрами, трутся около купцов, не
брезгают поболтать и с траллсом.
Как викинг на драккаре гонится за купеческой лодьей, как собака идет
по горячему следу, так и Грам охотится за тайнами торговли. Его бормотанье
развлекает ярла, и Оттар вслушивается.
- Тебе предлагают сделку на все сало, мой ярл.
- А цена? Нет. Еще рано, нужно ждать. По такой цене пусть отдают те,
кто не может ждать. Мы можем, Грам.
- Домоправитель Эрика Красноглазого просит в долг триста золотых
монет? А обеспечение? Нет, его меха плохи, пусть сам торгует ими, а не
пытается всучить их мне под видом залога. Возьми его серебряную посуду или
гони его домоправителя вон, Грам.
- Явился старый ярл Фиольм с сыном? Чего он хочет? Это дурно, Грам,
что ты заставил его ждать! Пусть он друг Черного Гальфдана, следует
соблюдать приличия. Что ему нужно? Броню? Принеси одну из тех, которые
сделал траллс, собиравшийся умереть и изменивший свое желание. Уже
показывал?
Оттар выходит к знатным покупателям. Они обнимаются, пьют вино из
одного ковша, лучшее вино горда Оттара.
Нидаросский ярл предупреждает старого Фиольма, что к весне цены на
доспехи и оружие еще повысятся, как всегда, что, назначив указанную цену,
он терпит убыток против будущих цен. Тщетно. Покупатели уходят не
сговорившись. Но Оттар знает, что завтра они или придут сами, или пришлют
золото с домоправителем. Он присмотрелся к Фиольму. Такой отец не откажет
сыну.
Старый Грам все время твердит, что Черный Гальфдан и его друзья
скупают оружие, много оружия. Следует заказать после первых "Акул" еще
две. Золота хватит, и нечего его жалеть. В Македонии жил король Персей,
дальний потомок Великого Александра. Он поскупился потратить свои
сокровища на постройку драккаров и наем воинов. Римляне победили выродка
Персея и взяли его золото. Скряги копят деньги для своих врагов.
Этой зимой мастера-судостроители получили немало заказов на новые
драккары, и Оттар не напрасно начал платить за свои "Акулы" до начала
постройки. Все ярлы, кроме Оттара, проявляли обдуманную требовательность
лишь к формам украшений.
Что касается торговли, то ярлы вели свои дела с возможной для каждого
расчетливостью и старались не продешевить. Взятые в добыче золото,
серебро, бронза, оружие, ценные вещи, ткани легко распределялись по долям.
Но продукты охоты на морских зверей, траллсов и другие тяжелые товары было
не так-то просто немедленно раздать по рукам. Сначала следовало их
продать, а потом разделить на доли между викингами-участниками и ярлами,
владельцами драккаров.
По обычаю, по естественному праву торговля была делом ярла. Его
нерасчетливость вела к уменьшению долей, заранее подсчитанных викингами,
вызывала недовольство викингов и их переход к другим ярлам. В Скирингссале
викинги проводили время в распутстве и кутежах, обогащая купцов и
содержателей веселых домов. Спустив первую добычу, викинги требовали от
ярлов остальные доли. И многие ярлы были вынуждены решать трудную задачу:
и торговать без потерь, что требовало выдержки, и снабжать нетерпеливых
викингов деньгами, для чего следовало иметь хорошие запасы денег и
ценностей. Запас истощался, и начинались займы на тяжелых условиях.
К услугам Оттара прибегали и Мезанг, владетель Танангергамн-фиорда, и
Агмунд, хуммербакенский ярл, и ярл Гардунг из Сельдбэ-фиорда. Займы были
краткосрочные и под надежное обеспечение. Эрик Красноглазый уже лишился
своей серебряной утвари. Это было обычно среди ярлов, и Эрик не сердился
на Оттара.
Свое свободное время ярлы тратили на такие же развлечения, как
викинги. Богатый нидаросский ярл не испытывал общих затруднений, его
викинги всегда имели деньги, а Оттар все свое время тратил на "Акул".
Шла вторая четверть зимы, дни увеличивались. Остовы "Акул" уже были
видны. Оттар и его кормчие неусыпно следили за работой. Стремясь к тайне,
Оттар приказал не подпускать посторонних к верфи: недобрые люди могли
произнести тайные слова и взглянуть черным глазом, что повредило бы
"Акулам". В действительности ярл не боялся порчи - он не хотел появления
подражателей.
Оттар уже не помнил о полученном на тинге в Сигтуне приглашении ярла
Гольдульфа, - на обратном пути Гольдульф так и не сказал ничего ясного. Но
семскиленский ярл не забыл нидаросского.
Ярл Гольдульф не имел своего горда в Скирингссале и прислал Оттару
приглашение в горд ярла Ската, владельца Лангезунд-фиорда.
Сани Оттара катились легко, к Лангезунд-фиорду вела хорошо наезженная
за зиму дорога вдоль берега. В сторону отходили тропы к усадьбам бондэров.
Часто путь пролегал через поселения.
На берегу виднелись оставленные на зиму рыбачьи шалаши, шесты для
развешивания сетей и припорошенные снегом днища лодок, перевернутых на
катках.
Зима держалась теплая, стыли полыньи с тускло-маслянистой водой.
Трещины рассекали лед, уходили так далеко, как только мог различить глаз.
Вдали небо было густо-серое с зеленым оттенком. Там неутомимое морское
течение вырыло широкие промоины.
Лангезундскому ярлу Скату принадлежала небольшая часть обширного
фиорда. Около узкой, затянутой ноздреватым льдом бухты несколько человек
лениво возились с вытащенными на берег двумя малыми, на восемь или девять
румов, драккарами, заменяя доски попорченной обшивки. Третий драккар,
больший, стоял на воде. Лед кругом него был разбит.
Общая проезжая дорога пересекала землю ярла Ската. Возвышенности
мешали объезду, и посторонние, по праву обычая, возникшего, возможно, еще
до того, как предки Ската утвердились в фиорде, ездили через его владения.
Если бы кто-нибудь чужой осмелился проехать Нидаросом!.. Оттар думал
о времени, когда из Лангезунда вышел первый викинг на своем первом
драккаре. Он был слишком слаб, чтобы заставить соседей проложить другую
дорогу, и хотел жить мирно в своем горде. Потом он сделался сильнее, но
усилились и они, бондэры. Так было и так продолжается до настоящего дня.
Но что будет завтра?
Мысли о решившем судьбу свободных ярлов тинге и о короле бондэров
Черном Гальфдане не оставляли Оттара.
В горде ярла Ската Оттар нашел большое общество. Энергичному
Гольдульфу удалось собрать цвет князей фиордов. Короли открытых морей
блистали роскошью костюмов и драгоценных украшений, награбленных во всех
известных странах, куда ярлы сумели добраться.
Свободный владетель Харанс-фиорда ярл Альрик отличился своим
последним набегом на Валланд. Он поднялся по Сене, испугал Париж и без боя
взял хороший выкуп с города.
Завидовавшие всем и каждому владетели Беммель-фиорда братья Гаук и
Гаенг утверждали, что выкуп был не так уж велик, как хвастался Альрик.
Быть может братья были правы. Они вслед за Альриком вошли в устье Сены, но
не поднимались до Парижа, ограничившись грабежами и ловлей траллсов по
притокам Сены - Эптэ, Анделль и Моретти.
Зигфрид Неуязвимый, владетель Расваг-фиорда, носил эту кличку за то,
что вышел без царапины из десятков сражений и сотен стычек. Он держался
вместе с ярлом Брекснехольм-фиорда Гангуаром Молчальником и
хуммербакенским ярлом Агмундом. Они истекшим летом втроем напали на южных
саксов в устье реки Темзы, и каждый из них отверг подарки саксов,
пытавшихся расстроить союз ярлов. После первых успехов викингов саксы
собрались с большими силами и потеснили ярлов. Однако Зигфрид, Гангуар и
Агмунд успели построить на берегу скользкий и крепкий вал из ободранных
туш скота, захваченного у саксов, и сумели удержаться в кровавом
укреплении, пока на драккары не была погружена вся захваченная добыча.
Владетель Ретэ-фиорда ярл Балдер по прозвищу Большой Топор,
получивший эту кличку от излюбленного им оружия, обладал необычайной силой
рук. Дикий среди диких, он был одет в кафтан из толстой кожи, обычно
служившей для подкольчужных рубах, на котором были нашиты золотые и
серебряные кресты, награбленные в валландских и саксонских храмах. Крестов
было так много, и нашиты они были так густо, что кафтан Балдера мог
заменить бахтерец.
Длиннобородый Балдер искоса поглядывал на владетеля Лаудсвиг-фиорда
Гаральда, прозванного Прекрасным. Единственный из всех Гаральд брил усы и
бороду, как римлянин. Он носил длинную красную одежду, в которой можно
было узнать мантию римского епископа. А череп епископа, оправленный в
золото и превращенный в чашу, висел на цепочке у пояса Гаральда.
Предприимчивый Эрик Красноглазый, который имел от рождения белые как
снег волосы и глаза странного красного цвета, Мезанг, Эвилл, Ингуальд,
Скиольд, Адиль, Гальфсен и Гунвар, о походах которых было бы слишком долго
рассказывать, окружали ярла-скальда Свибрагера, владетеля
Сноттегамн-фиорда. Свибрагер был знаменит своим даром слагать песни и
памятью, хранившей сто тысяч строк воинственных и священных сказаний-саг о
богах и героях.
Собрание не обошлось и без хаслумского ярла Фрея, который, дав слово
датскому ярлу Рагнару, хотел узнать выгоды иного предприятия.
Самыми молодыми были владетели Норангер-фиорда Ролло и Ульвин-фиорда
Ингольф. Каждому из них было лет по двадцати. Они особенно горячо
приветствовали двадцатишестилетнего Оттара.
Двое суток старый Скат развлекал себя и гостей. В ненасытных желудках
конское мясо смешивалось с новгородской икрой, с копченым лосем, с
медвежатиной, олениной, репой, тетеревятиной, крепкосоленой говядиной,
жирными дикими гусями, утиными потрохами, рубленными со стручковым перцем,
жаворонками, засоленными с лета вместе с гвоздикой, мятой и луком.
Острые и соленые блюда сжигали рты и палили неутолимой жаждой. Ее
заливали пивом, варенным на фризонском ячмене с саксонским хмелем,
новгородским медом, винами, награбленными в Валланде и в еще более далеких
странах. Все казалось пресным и, в попытке найти лучшую смесь, в один ковш
лили ширазское янтарное вино, кислое валландское пиво и бросали горсть
соли.
Викинги выбивали о доски столов мягкий желтоватый мозг берцовых
костей; руками, привычными к веслу и черными от смолы, которая сделалась
частью огрубелой кожи, ломали красные панцири раков, крабов и колючие латы
омаров и лангустов. Рвали соленую и копченую рыбу, выхватывали пальцами
устриц из раковин и поглощали подряд все, что без всякого порядка тащили
на столы перепуганные траллсы.
В общей зале горда пылали два ряда очагов - и для тепла и для света.
Под крышей стояло густое облако дыма, медленно вытягивающееся наружу через
продух. Крики людей, научившихся разговаривать в открытом море, были бы
нестерпимы для всех ушей, кроме их собственных.
Жир, сало и сок текли по бородам и рукам, заливали ожерелья,
браслеты, перстни, пропитывали кафтаны из дорогих цветных сукон. Царило
бешеное веселье, к гостям Ската спустилась Валгалла.
И желание есть и желание пить казались беспредельными. Особенно пить,
как в море с пустыми бочонками для воды после нескольких дней гребли.
Многие из участников пира умели утолить сухой жар глотки кровью взятого в
набеге траллса, - напитком героя, по словам скальда.
Но здесь хватало всего и всем... Горькую кислоту разных сортов пива
уже не отличали от острой шипучести меда, терпкости валландских вин и
сладости греческих.
Гаральд Прекрасный освобождал место для новых кусков и новых чаш по