Страница:
отдохнуть.
Но ладогожане, отмыкая Волхов, вытаскивали затопленные лесины. Не
найдя покоя, нурманны отправлялись далее и вступали в озеро Нево.
Нерадостно их встречал Большой Озерской Хозяин. Скалясь с недоброй
ухмылкой, он, созывая несытую рыбу, шлепал перепончатыми ладошами и
грозился на Волховского:
"Я тебя!.. Не мог ты сам прибрать нечисть, дворник бабий!"
Волховской высовывал из устья сивую голову и ругался с Озерским:
"А ты зачем моих раков крадешь? Своих мало? Отдай, вор бездонный!"
И вцеплялись водяные друг дружке в волосы. Оба древние, а в драке
упорны и злы пуще молодых. То-то бурлило озеро Нево...
Много, много попрятал к себе на дно Озерской Хозяин. Чего только он
не хранит от людского глаза в пучинах, между древнейших скал, в подводных
пещерах. Захоронил хорошо, зарастил песком и мягким илом и до наших дней
бережет бесценные клады, запрятанные от короткой человеческой памяти.
Кто-то их откроет?..
Нужно постоянно повторять истину, ибо
ложь вокруг нас тоже проповедуется
постоянно, и не только одиночками, но и
массой.
Гете
В двух днях пути от Нидароса, на границе вод Гологаланда, Оттара
встретил новый драккар, двойник "Акул". На нем, с тоской ожидая своего
ярла, скитался старый Грам, домоправитель Скирингссальского горда. Грам
оказался дурным вестником:
- Ты помнишь наших викингов, которым ты приказал вербовать
изгнанников и отверженных тингом? Слушай, с Тордом, Реором, с Свеаром
случилось несчастье. Они, набрав много викингов, напали, - я никогда не
пойму зачем! - на поселение бондэров за Кунгхаллой... Я уверен, кто-то
хотел мстить. Безумие, безумие! Да... Они подожгли дома и убивали. Их
гнали, как зверей. И загнали. Реор не сумел умереть, будь он проклят! Его
опознали, и он под пыткой выдал тебя. О, я узнал, я заранее узнал о беде.
Я не стал дожидаться. Я продал все остатки товаров и твой горд в
Скирингссале. Какие убытки, какие убытки! - Грам плакал. - Я едва не умер
от горя. Не сердись. Иначе мы потеряли бы все даром. И я нашел викингов
для твоих новых "Акул"...
Не упуская ни одной подробности, старый Грам повествовал об "Акулах",
спрятанных им в рыбачьем фиорде близ Скирингссала, о себе, притаившемся в
городе под маской готского купца. Тинг объявил вне закона нидаросского
ярла и его викингов. Отныне каждый мог напасть на Оттара, взять его жизнь
и его имущество!..
Затем Грам принялся рассказывать о великих событиях этого лета:
- Черный Гальфдан решил уничтожить всех свободных ярлов одного за
другим. Да, этот король бондэров выбрал удобный час!
- Почему? - спросил Оттар.
- Я забыл, ты еще не знаешь. Но ты помнишь о двадцати двух ярлах,
собравшихся на Юг с конунгом Скатом из Лангезунда?
- Да.
- Разговоры о Юге велись для отвода глаз. Ярлы тайно собрались перед
длинными днями лета и напали на Хольмгард.
- Я знаю. Меня звали. Я отказался.
- Ты поступил мудро, как всегда. Из них вернулись лишь молодые Ролло
и Ингольф на четырех драккарах. Все остальные и все драккары погибли в
Хольмгарде. Какое поражение, какое несчастье! Страна фиордов еще не знала
союза такой силы и такого разгрома. Фиорды опустели...
- И поэтому Черный осмелел?
- Да, да, да, да! Ярлы обессилены. Говорят, тинг хочет объявить вне
закона тоже Ролло и Ингольфа. Они счастливо вернулись, но что их ждет! Кто
же из свободных ярлов не принимал изгнанников? Бессильный тинг
удовлетворялся нашими клятвами по обряду. Теперь не то. Они хотят нашей
смерти.
Итак, судьба была за Черного, Рагнаради свободных ярлов началось, а
Оттар еще не нашел себе нового гнезда...
- Если бы ярлы победили Хольмгард, - вздохнул Грам. - Ты, вероятно,
потерял бы свой горд в Скирингссале и не мог появляться там. Но Нидарос!..
Черный не посмел бы напасть на тебя. Однако ты вернулся. Ты вернулся, и
теперь все будет хорошо.
Северный ветер гнал волны против течения, которое вечно стремится
вдоль страны фиордов, чтобы упасть в Утгард. Нет, это сказка скальдов.
Утгарда не существует.
Оттар молча гордился своим постижением будущего. Он не ошибся, один
из всех ярлов он понял приближение новых времен, он не застигнут врасплох.
Оттар не собирался жаловаться на судьбу и богов. Он сделал все и не по
своей вине потерпел неудачу в устье Вин-о. Все его стремления и намерения
были правильны, были своевременны. Вот награда, которую никому не отнять.
Не в богов и в судьбу - он верил в себя. Эта вера, он знал, делала его,
невзирая на любые неуспехи, неуязвимым, как кровь дракона сделала
непроницаемой для железа кожу белокурого викинга Зигфрида, героя саги.
Ярл небрежно прислушивался к болтовне Грама. Старый викинг
рассказывал о судьбе ярла Пэра, владетеля Уггского фиорда.
Оттар пропустил описание причин гнева Черного и бондэров. Но
подробности расправы с уггским ярлом привлекли его внимание.
- Черный, - рассказывал Грам, - приказал вынести из общей залы дома
кресло ярла и скамьи викингов. Кресло втащили на вершину погребального
холма предков Пэра, скамьи расставили по склону лестницей. Пэру пришлось
упасть с кресла, скатиться по скамьям к ногам Черного и выразить
покорность королю и тингу. Проделывая это, Пэр разбился в кровь. Какой
позор!.. - Голос Грама прервался. И он вздумал ненужно утешить Оттара,
будто бы ярл был ребенком: - Но ведь наш Нидарос далеко...
Конечно, в далеком Нидаросе, на краю земли фиордов, в дальнем
северном углу Вестфольда и осень и зима прошли бы спокойно. Но Оттар не
хотел ждать всю долгую зиму. Вынужденное безделье заставит работать мысль
вестфольдингов, осужденных на изгнание. У кого-нибудь проснется глупая
детская тоска вечной разлуки с каменистыми берегами фиордов и морем, с
рекой в скалах, с елью, черной ольхой, березой и можжевельником, с дивной
весной Вестфольда. Размышление под вой зимних вьюг, во мраке бесконечной
ночи в сугробах размягчает сердца слабых.
Подходила пора равноденствия с его свирепыми шквалами.
Затем, до начала ноябрьских штормов, наступает время относительного
покоя - море, тяжелое созревающими в нем зимними бурями, отдыхает.
Грам ничего не слышал о судьбе других викингов Нидароса, которым, как
Торду, Реору и Свеару, весной была поручена вербовка отверженных законом.
Не ждут ли они в безлюдных фиордах над мысом Хиллдур, как было условлено?
Нидаросские ярлы не любили выдавать своих. Оттар послал Эстольда с
"Орлом" и "Змеем" в недальнее но опасное плавание.
Нидарос готовился к переселению, не к бегству. Спешно строились баржи
для имущества, не помещающегося на драккарах.
Перебирались запасы, ценное увязывалось в тюки забивалось в ящики и
зашивалось в просаленные кожи для предохранения от морской воды и сырости.
Под плетью и виселицей траллсы работали, как никогда. Они не знали, что их
ждет, а что они думали о своей судьбе, не интересовало Оттара.
Гильдис обожала маленького Рагнвальда. Мальчику шел пятый месяц, и у
него уже прорезывался первый зуб. Настоящий волчонок! Женщина с радостью
готовилась покинуть Нидарос, скучное, опостылевшее место, где она была
вынуждена проводить каждое лето в смраде гниющего китового мяса. Она
жаждала перемены. Оттар все может, он найдет лучшую землю для нового
горда, где не будет бесчисленных роев отравляющих жизнь мух, мушек и
комаров. К Гильдис вернулась утраченная из-за Рагнвальда красота, и она
опять пользовалась вниманием мужа.
Ускользнув от первого удара равноденствия, Эстольд вернулся вовремя.
"Змей" и "Орел" привезли около трехсот изгнанников. Накипь племени
фиордов, убийцы, насильники, поджигатели, грабители, они были счастливы
идти с Оттаром на край света. Так благодаря дальновидности Оттара были
пополнены тяжелые потери, понесенные в великой войне с могучими биармами.
Да, в великой войне! Все викинги, побывавшие в Гандвике, были
неистощимы на рассказы о своих подвигах, о сражениях со страшными
многоголовыми колдунами в очарованных лесах, кишащих ядовитыми змеями,
переполненных нечеловеческими западнями, о чародеях, о великанах, которые,
будучи рассечены на части, вновь возрождались.
Викинги рассказывали о "Драконе", который был утащен колдунами на дно
чудовищной реки Вин-о, и об ярле, бесстрашно боровшемся с колдунами на
предательски заколдованной палубе драккара. Оттар вырастал до размеров
Тора.
Рассказчики гордились судьбой, пославшей им счастье сражаться на
берегах Гандвика, и возбуждали ревнивую зависть других.
Сборы заканчивались. Среди траллсов ярл отобрал лучших мастеров -
ядро мастерских будущего горда. Изношенные черпальщики драккаров
заменялись молодыми и более сильными. Надо сказать - менее слабыми. Выбор
был велик.
Судьба остальных траллсов не интересовала Оттара. Он бросал фиорд на
волю первого встречного, а траллсов отдавал голодной зиме без крова,
которая, он знал, прикончит их всех до одного.
Недоставало Галля и Свавильда с их ненасытной жаждой человеческих
страданий и крови: ярл не стал бы возражать против общего избиения
траллсов, в которых он более не нуждался...
Тем временем викинги убивали траллсов походя и случайно, в минуту
раздражения слабостью или непонятливостью живой вещи.
Ярл приказал перебить стадо свиней. Но, как видно, свинопасы-саксы
успели пронюхать что-то. Стадо исчезло, и не оставалось времени идти по
его следам.
Все, что не удалось взять с собой, было собрано в горде и вместе с
постройками сожжено в последний час. Ярл охотно сжег бы и лапонов-гвеннов,
чтобы лучшая ценность Нидароса никому не досталась. Увы, ловля лапонов
потребует месяцев.
Флотилия готовилась покинуть фиорд. В горах китовых и кашалотовых
костяков пряталось несколько траллсов. А кормчему Эстольду, вернейшему
мечу покидаемого Нидароса, мнилось, что из узких, скрытых от людей нор,
которыми подземные пещеры сообщаются с поверхностью земли, выглядывали
хранители тайных кладов, волшебные кузнецы-гномы, первые учителя,
сообщившие племени фиордов тайны искусства ковки железа... И духи скал
лютины должны быть тоже здесь. Все они явились проводить детей фиордов,
навеки покидающих землю Вотана.
И вот уже ничья нога не стояла на земле... Оставался один Оттар, по
колено в воде, - не на земле! Ярл поднял обеими руками весло драккара с
лошадиным черепом, привязанным к лопасти, и закричал, обращаясь к земле:
- Здесь я поднимаю Столб Мести! Я обращаю проклятье против этих
берегов, воды, леса, полей, гор и самой Земли, и самого Неба над этой
Землей! Проклятье им, проклятье!
Эхо скалистых стен Нидароса отвечало: "...ятье ятье..."
Оттар продолжал:
- Я поднимаю этот Столб Мести против богов, создавших эту Землю и
покровительствующих ей. Пусть эти боги всегда блуждают, пусть никогда и
пусть нигде не находят себе покоя!
Гномы почувствовали, как земля дрогнула. В ужасе, затыкая уши, они
скатились в свои пещеры. Там, маленькие, как лемминги, но сильные, как
люди, они поспешили схватить свои молоты. Гномы ковали новые железные
сваи, укрепляя потрясенные кости земли фиордов.
Прозрачные ниссы-лютины поднялись над скалами грустным серым туманом.
Духи фиордов уходили прочь от Нидароса, проклятого рожденным в нем
сыном фиордов, отказавшимся от родного берега.
Внутри пустого черепа громадного кита умирал истощенный рабством
траллс. Слушая проклятья, он смеялся беззвучным горьким смехом. Пять
бесконечных лет отделяли его, дряхлого старца, от дней свободы и
молодости. В далеком галло-римском городе он вдохновлялся гекзаметрами
Гомера, наслаждался Тацитом, Плутархом, Овидием... Ничто человеческое не
было чуждо ему, человеку. Ирония злой судьбы - его замучил презренный
дикарь-ярл, более кровожадный, чем полулюди, о которых рассказывал отец
истории грек Геродот. Умереть под бессмысленные проклятья варвара!..
От имени своего и всех изгнанников Оттар бросал вызов отцу племени и
разрывал союз детей фиордов:
- Мы проклинаем тебя, Вотан! Пусть ты и все боги страдают и чахнут,
пока не выбросят с этой проклятой земли Черного Гальфдана, его сына
Гаральда и всех их близких, и всех их дальних, и всех их друзей и
пособников! Проклятье, проклятье!
Вместе с эхом ярлу ответил звучный голос Гильдис:
- Проклятье! - Женщина поднимала крохотную ручку Рагнвальда, который
никогда не отстанет от отца.
Оттар воткнул весло в расщелину и повернул к земле желтые оскаленные
зубы лошадиного черепа. Плавники акул рассекали тяжелую маслянистую воду
фиорда. Море не было включено в проклятье.
Верная дружина из отлично обученных военному делу викингов, которым
некуда отступать.
Лучшее оружие для нападения и лучшие доспехи для защиты тела.
Хороший запас стрел, ядер для пращей, тетив для луков, метательных
копий.
Инструменты и отборные мастера-траллсы для починки оружия и для
изготовления нового.
Воронки для пытки водой, смолой и горячим маслом, иглы и крючки для
ногтей, наборы клещей хитроумной формы для вырывания кусков мяса,
вытягивания жил и ломанья ребер, пилки и долота для костей, колеса и блоки
для растягивания, решетки для поджаривания, тиски для рук, ног, головы,
круглые ножи и деревянные клинья-лопаточки для сдирания кожи... - ярл
Оттар не забыл в брошенном Нидаросе ничего, нужного ему для завоевания
земель, для добычи богатства и укрепления власти.
Под мелким моросящим дождем северной осени драккары ярла Оттара,
вестфольдинга, отходили в серое, мрачное, туманное и неспокойное море.
Они плыли на Юго-Запад, туда, где, как знал Оттар, и копья короче, и
мечи тупее, чем на Востоке. И главное - там легче гнутся спины!
Там бывший нидаросский ярл будет пытаться осуществить свои намерения,
которые он считал высокими.
Покончив с нурманнским лиховременьем, на общем вече земель и племен
новгородцы избирали новых старшин взамен тех, кто славно отдал жизнь за
город или изменил Правде.
Посадником, старшиной над старшинами, избрали Гюряту.
Народ и старшины клялись не забывать черное дело Ставра и во всем
соблюдать Правду. Клялись следить за боярами и богатыми и ни в чем не
давать им власти против меньшего людства. Большие клялись перед меньшими
честно соблюдать Город и Правду, никогда и ни в чем не делать урона, все
дела вершить открыто, не иметь тайн.
Вече назначило особые подати на поправление Города, на вдов и сирот и
приняло раскладку податей по достаткам людей.
Опозоренное кожаное било решили заменить и приказали городским
мастерам отлить из меди и серебра звонкий вечевой колокол.
На том же вече принимали послов, присланных нурманнским вечем-тингом
и королем Гальфданом Черным. Послы объяснили, что ни их народ, ни король
не желали новгородцам зла. Говорили, что на Новгород напали беззаконные
ярлы-разбойники, худые нурманнские князья, которых ныне гонит от себя сама
нурманнская земля.
Послы с низкими поклонами просили новгородцев не иметь зла. Молили,
было бы все по-прежнему: нурманнские купцы плавали бы в Новгород, а
новгородские - к нурманнам. Просили, чтобы новгородцы по-прежнему
пропускали мимо себя иноземных купцов, а нурманны не будут мешать плавать
в Новгород.
Послы убеждали не чинить ущерба торговле: от затруднений в торговле
будет плохо нурманнам, плохо и новгородцам. Послы заверяли: нурманны не
будут воевать с новгородцами, а узнав что дурное - будут извещать.
Вече рассудило и порешило: быть по сему, жить с нурманнами, как
ранее, мирно. Однако же и Город, и пригороды, и земли надобно крепить и
крепить.
До нурманнского разорения биармины и поморяне смотрели на море, как
на обширное неисчерпаемое угодье, где рыбы, тюленей, моржей, китов и
прочего морского зверя хватит на всех и про все до скончания веков.
Нурманны научили думать иначе.
Поморяне и биармины общими силами отстраивали Усть-Двинец, спешили до
зимы поставить теплые избы. Однако же одновременно рыли рвы, готовили
бревна для крепкого тына.
Кто знал, не вернутся ли нурманны? Нурманны убили прежнее спокойствие
души, больше оно не вернулось. Но люди упрямо строились на прежнем месте.
Общая беда, страшные общие испытания еще теснее сплотили новгородских
выходцев и биарминов. Им нечего было делить, не о чем спорить.
Новгородское Небо-Сварог и Земля-Берегиня хорошо сжились с биарминовской
Йомалой-Водой.
В новом Усть-Двинце оседали новые семьи биарминов, ставили дворы по
новгородскому примеру, перенимали новгородские обычаи. Поморяне же
воспринимали биарминовские навыки. Слияние происходило незаметно, не было
препятствий в виде закоснелых обычаев. А отношение к роду, к взаимной
поддержке родовичей, к пользе послушания старшему в роде было общее у
новгородцев и биарминов.
Всем были понятны основы доброй Новгородской Правды, заключавшиеся в
очевидно человечном признании равного права всех людей на вольность и на
блага земли.
Во дворе старшины Одинца жил новый, особенный человек. Его нашли едва
живым не берегу Двины ниже того места, где затонул наибольший драккар
вестфольдингов.
Человек, как зверь шерстью, зарос черным волосом и, как зверь же, был
без речи. На его шее сидел медный обруч с нурманнской буквицей " R ".
Такая же буквица была выжжена на его лбу, а на ноге цепь, прикованная к
вырезанной из днища драккара прочной дубовой доске. По доске-то поморяне
поняли лучше Оттара истинную причину потопления "Дракона".
Черпальщик до самой зимы молча и дико, не боясь холода и дождя,
просидел в углу двора. С наступлением морозов он забился под лавку в избе.
Ребятишки боялись человека-зверя, потом привыкли, и он, как видно,
привык. К середине зимы черпальщику сделалось легче. Он, как маленький,
ходил за хозяйкой Заренкой, таскал воду, дрова.
И горько, и радостно было наблюдать, что в изувеченной нурманнами
душе затеплилась живая искорка. Диво, он пытался учиться говорить.
С весны черпальщик мог освоить простую работу. На работе окончательно
освоил человеческую речь, но лишь через два лета он сумел припомнить и
сложить слова рассказа о своей прежней страшной жизни.
Бежавший от нурманнов варяг из померано-русских славян Горик не осел
у поморян, вскоре ушел в Новгород. Горик не вернулся на родину, а дал
Городу клятву-роту на верную службу и сделался городским ротником-воином.
Вместе с другими Горик ходил на службу на окраину, отличился воинской
сметкой и разумно-спокойной храбростью. Он пришелся по душе Гюряте,
который послал его ротным старшиной в Ладогу. Со временем Горик, взяв в
жены племянницу новгородского посадника, породнился с Гюрятой.
В год нурманнского разорения Одинцу шло тридцать четвертое лето, а
Заренке двадцать восьмое. Они чисто, не растрачивая крови и не разменивая
сердца, прожили свою первую жизнь. И вторую сумели начать со зрелой силой
познания себя и других.
Не скоро появились в Одинцовом дворе прежние достатки. А жизнь
спорилась. Помощники Ивор и Гордик подрастали, за ними поднимались другие:
теперь Заренка не скупилась для мужа на доброе, любовное слово и, в
счастливом браке, больше не отказывала Одинцу в сыновьях и дочерях. Но это
- их дело. Одинец жил без былой тоски, со спокойным, сытым сердцем. Чего
еще нужно человеку!..
И еще по-иному увеличивался род Одинца и Заренки. После нурманнского
разорения осталось много вдов и сирот. Не разбираясь в племени, поморяне и
биармины подбирали безотцовщину. Заренка жадно тянулась пригреть
несчастных. В семье Одинца воспитывались шесть ребятишек из рода
замученного вестфольдингами Расту и трое Отениных.
Большой и крепкий, как земля, род, хотя без титулов и родословных. Не
каждый ли, разглядывая нетленную ткань истории родины, захочет найти таких
предков.
Поправляясь от нурманнского разорения, поморяне, памятуя заветы
своего первого старшины Доброги, заглядывались на море:
- А дальше там что же?
Учились строить и строили глубокодонные, устойчивые под парусом на
морской волне широкобокие лодьи, начинали надолго уходить в море.
Вскоре в их речи появились названия новых мест и морских мысов -
Май-наволок, Крипун, Земляной, Кокурский, Шаронов, Кола, Калгуев, Жогжин,
Кончаловский наволок, Кара, Терский берег, Вайгач, Моржовец-остров,
Грумант и другие...
Король Гальфдан Черный наносил свободным ярлам сокрушительные удары.
Сын Черного - Гаральд, прозванный Гарфагером Длинноволосым за клятву не
стричь головы до полного изгнания и истребления свободных ярлов, избивал
королей открытого моря.
Внук Гальфдана, Эрик, по прозвищу Кровавый Топор, выбил с земли
фиордов последних пенителей моря.
Рагнаради свершилось... Как?! Те, перед кем дрожала Западная Европа,
не сумели удержаться на собственной родине? Какой родине? Ее не было у
викингов. Они не были ни народом, ни частью народа. Грабители-аристократы,
они были паразитирующим телом, раковой опухолью, способной жить чужими
соками везде, где государственное неустройство и слабость народов
позволяли им причалить к берегу.
Причалить в буквальном смысле слова... Побывавший в Новгороде
свободный ярл Ролло, он же Рольф ле Маршер и Роллон французских хроник,
после того как тинг объявил его вне закона, в 876 году на шести драккарах
ворвался в Сену. Использовав уроки предыдущих походов и особенно
полученную на Востоке науку, умный и ловкий Ролло после долгой, но
успешной войны основал на севере нынешней Франции герцогство Нормандское.
В 912 году Ролло вынудил Карла Простого, короля французов, признать
себя побежденным. Карл утвердил право герцога нормандского на большую долю
французской земли и выдал за норвежского пирата свою дочь Жизель.
Несчастный договор, принесший бесконечные бедствия французам и
англичанам в течение следующих семисот лет их истории, был подписан в
городке Сен-Клэрсюр-Эптэ (ныне скромное местечко департамента Сен-э-Уаз,
около шестисот жителей).
Через полтора столетия, в 1066 году, потомки первого герцога
Нормандии Роллона удачно организовали завоевание и ограбление Британского
острова. Могучие, номинально зависимые от французской короны, нормандские
герцоги сделались, по праву силы, одновременно независимыми королями
Англии. И на протяжении нескольких веков Нормандия была проказой в телах и
французского и английского народов.
Неисчислимы бедствия, причиненные водворением в Нормандии свободного
ярла Ролло. История Франции и Англии с Х по XV век кажется
томительно-безнадежным описанием этих бедствий.
А глупцы и негодяи утверждали, что благо народов выковывается в
войнах!
Из всех свободных ярлов лишь изгнанник Ингольф в содружестве с другим
изгнанником, Лейфом, не пошел по пути грабежа и захватов чужих территорий.
В 874 году Ингольф и Лейф начали колонизацию пустынной суровой Исландии.
Потомки Ингольфа, Лейфа и их спутников положили начало малому числом, но
сильному волей трудовому исландскому племени.
Все другие носились черными вороньими стаями вдоль берегов Западной
Европы, проникали в Средиземное море, грабили Испанию, Италию, Сицилию,
Сардинию, Северную Африку, Сирию... Но никто не посмел сунуться на Восток
в поисках поживы и теплых местечек. Практичные ярлы хорошо запомнили
жестокие уроки!..
Бывший нидаросский ярл не отставал от других и опережал многих.
Благополучно расставшись с землей фиордов, вестфольдинг Оттар одолел
опасное туманами и мелями Северное море, прошел предательским Ла-Маншем и
выбрался на простор Атлантического океана.
Тогда его еще манили устья больших рек, он осел в дельте Луары. Из
многих намытых речными отложениями низких островов он избрал Нуармутье для
постройки гямета, ворда или вариндры, как назывались укрепления из бревен
и земли на староскандинавском наречии. Вестфольдинги не умели строить из
камня.
Французские хроники того времени называли Оттара просто
Вестфольдингом по месту его рождения, а также Эудом, Едом или Оддом. Он
сделался грозой атлантического побережья и рек, впадающих в океан. Первой
заметной жертвой Оттара стал старинный каменный город Нант. Не зная
неудач, Вестфольдинг осмеливался - и безнаказанно! - подниматься вверх по
Луаре на двести, на триста километров в глубь страны.
Оттар взял штурмом и ограбил - тогда уже начали говорить: "положил в
мешок" - большие, укрепленные еще при римлянах города Тур, Флери-сюр-Луар,
Орлеан. Здесь названы лишь большие города, богатые, с многочисленным
населением, узлы культуры, имевшие многовековую историю.
Однако воинственный делец, купец, банкир и опытный спекулянт не щадил
ни одной лачуги, умея сколачивать золотые монеты из медных.
Все его действия отличала расчетливая и беспощадно хладнокровная
жестокость. Он обязательно истреблял и обязательно сжигал. Он стремился
устрашать и устрашал. Он скопил колоссальные богатства.
Но Оттар не стремился к богатству, как к цели, и щедро делился со
своими викингами. Через пять или шесть лет Оттар исчез так же внезапно,
как появился. Его, будто унесенного ветром, не стало на атлантическом
Но ладогожане, отмыкая Волхов, вытаскивали затопленные лесины. Не
найдя покоя, нурманны отправлялись далее и вступали в озеро Нево.
Нерадостно их встречал Большой Озерской Хозяин. Скалясь с недоброй
ухмылкой, он, созывая несытую рыбу, шлепал перепончатыми ладошами и
грозился на Волховского:
"Я тебя!.. Не мог ты сам прибрать нечисть, дворник бабий!"
Волховской высовывал из устья сивую голову и ругался с Озерским:
"А ты зачем моих раков крадешь? Своих мало? Отдай, вор бездонный!"
И вцеплялись водяные друг дружке в волосы. Оба древние, а в драке
упорны и злы пуще молодых. То-то бурлило озеро Нево...
Много, много попрятал к себе на дно Озерской Хозяин. Чего только он
не хранит от людского глаза в пучинах, между древнейших скал, в подводных
пещерах. Захоронил хорошо, зарастил песком и мягким илом и до наших дней
бережет бесценные клады, запрятанные от короткой человеческой памяти.
Кто-то их откроет?..
Нужно постоянно повторять истину, ибо
ложь вокруг нас тоже проповедуется
постоянно, и не только одиночками, но и
массой.
Гете
В двух днях пути от Нидароса, на границе вод Гологаланда, Оттара
встретил новый драккар, двойник "Акул". На нем, с тоской ожидая своего
ярла, скитался старый Грам, домоправитель Скирингссальского горда. Грам
оказался дурным вестником:
- Ты помнишь наших викингов, которым ты приказал вербовать
изгнанников и отверженных тингом? Слушай, с Тордом, Реором, с Свеаром
случилось несчастье. Они, набрав много викингов, напали, - я никогда не
пойму зачем! - на поселение бондэров за Кунгхаллой... Я уверен, кто-то
хотел мстить. Безумие, безумие! Да... Они подожгли дома и убивали. Их
гнали, как зверей. И загнали. Реор не сумел умереть, будь он проклят! Его
опознали, и он под пыткой выдал тебя. О, я узнал, я заранее узнал о беде.
Я не стал дожидаться. Я продал все остатки товаров и твой горд в
Скирингссале. Какие убытки, какие убытки! - Грам плакал. - Я едва не умер
от горя. Не сердись. Иначе мы потеряли бы все даром. И я нашел викингов
для твоих новых "Акул"...
Не упуская ни одной подробности, старый Грам повествовал об "Акулах",
спрятанных им в рыбачьем фиорде близ Скирингссала, о себе, притаившемся в
городе под маской готского купца. Тинг объявил вне закона нидаросского
ярла и его викингов. Отныне каждый мог напасть на Оттара, взять его жизнь
и его имущество!..
Затем Грам принялся рассказывать о великих событиях этого лета:
- Черный Гальфдан решил уничтожить всех свободных ярлов одного за
другим. Да, этот король бондэров выбрал удобный час!
- Почему? - спросил Оттар.
- Я забыл, ты еще не знаешь. Но ты помнишь о двадцати двух ярлах,
собравшихся на Юг с конунгом Скатом из Лангезунда?
- Да.
- Разговоры о Юге велись для отвода глаз. Ярлы тайно собрались перед
длинными днями лета и напали на Хольмгард.
- Я знаю. Меня звали. Я отказался.
- Ты поступил мудро, как всегда. Из них вернулись лишь молодые Ролло
и Ингольф на четырех драккарах. Все остальные и все драккары погибли в
Хольмгарде. Какое поражение, какое несчастье! Страна фиордов еще не знала
союза такой силы и такого разгрома. Фиорды опустели...
- И поэтому Черный осмелел?
- Да, да, да, да! Ярлы обессилены. Говорят, тинг хочет объявить вне
закона тоже Ролло и Ингольфа. Они счастливо вернулись, но что их ждет! Кто
же из свободных ярлов не принимал изгнанников? Бессильный тинг
удовлетворялся нашими клятвами по обряду. Теперь не то. Они хотят нашей
смерти.
Итак, судьба была за Черного, Рагнаради свободных ярлов началось, а
Оттар еще не нашел себе нового гнезда...
- Если бы ярлы победили Хольмгард, - вздохнул Грам. - Ты, вероятно,
потерял бы свой горд в Скирингссале и не мог появляться там. Но Нидарос!..
Черный не посмел бы напасть на тебя. Однако ты вернулся. Ты вернулся, и
теперь все будет хорошо.
Северный ветер гнал волны против течения, которое вечно стремится
вдоль страны фиордов, чтобы упасть в Утгард. Нет, это сказка скальдов.
Утгарда не существует.
Оттар молча гордился своим постижением будущего. Он не ошибся, один
из всех ярлов он понял приближение новых времен, он не застигнут врасплох.
Оттар не собирался жаловаться на судьбу и богов. Он сделал все и не по
своей вине потерпел неудачу в устье Вин-о. Все его стремления и намерения
были правильны, были своевременны. Вот награда, которую никому не отнять.
Не в богов и в судьбу - он верил в себя. Эта вера, он знал, делала его,
невзирая на любые неуспехи, неуязвимым, как кровь дракона сделала
непроницаемой для железа кожу белокурого викинга Зигфрида, героя саги.
Ярл небрежно прислушивался к болтовне Грама. Старый викинг
рассказывал о судьбе ярла Пэра, владетеля Уггского фиорда.
Оттар пропустил описание причин гнева Черного и бондэров. Но
подробности расправы с уггским ярлом привлекли его внимание.
- Черный, - рассказывал Грам, - приказал вынести из общей залы дома
кресло ярла и скамьи викингов. Кресло втащили на вершину погребального
холма предков Пэра, скамьи расставили по склону лестницей. Пэру пришлось
упасть с кресла, скатиться по скамьям к ногам Черного и выразить
покорность королю и тингу. Проделывая это, Пэр разбился в кровь. Какой
позор!.. - Голос Грама прервался. И он вздумал ненужно утешить Оттара,
будто бы ярл был ребенком: - Но ведь наш Нидарос далеко...
Конечно, в далеком Нидаросе, на краю земли фиордов, в дальнем
северном углу Вестфольда и осень и зима прошли бы спокойно. Но Оттар не
хотел ждать всю долгую зиму. Вынужденное безделье заставит работать мысль
вестфольдингов, осужденных на изгнание. У кого-нибудь проснется глупая
детская тоска вечной разлуки с каменистыми берегами фиордов и морем, с
рекой в скалах, с елью, черной ольхой, березой и можжевельником, с дивной
весной Вестфольда. Размышление под вой зимних вьюг, во мраке бесконечной
ночи в сугробах размягчает сердца слабых.
Подходила пора равноденствия с его свирепыми шквалами.
Затем, до начала ноябрьских штормов, наступает время относительного
покоя - море, тяжелое созревающими в нем зимними бурями, отдыхает.
Грам ничего не слышал о судьбе других викингов Нидароса, которым, как
Торду, Реору и Свеару, весной была поручена вербовка отверженных законом.
Не ждут ли они в безлюдных фиордах над мысом Хиллдур, как было условлено?
Нидаросские ярлы не любили выдавать своих. Оттар послал Эстольда с
"Орлом" и "Змеем" в недальнее но опасное плавание.
Нидарос готовился к переселению, не к бегству. Спешно строились баржи
для имущества, не помещающегося на драккарах.
Перебирались запасы, ценное увязывалось в тюки забивалось в ящики и
зашивалось в просаленные кожи для предохранения от морской воды и сырости.
Под плетью и виселицей траллсы работали, как никогда. Они не знали, что их
ждет, а что они думали о своей судьбе, не интересовало Оттара.
Гильдис обожала маленького Рагнвальда. Мальчику шел пятый месяц, и у
него уже прорезывался первый зуб. Настоящий волчонок! Женщина с радостью
готовилась покинуть Нидарос, скучное, опостылевшее место, где она была
вынуждена проводить каждое лето в смраде гниющего китового мяса. Она
жаждала перемены. Оттар все может, он найдет лучшую землю для нового
горда, где не будет бесчисленных роев отравляющих жизнь мух, мушек и
комаров. К Гильдис вернулась утраченная из-за Рагнвальда красота, и она
опять пользовалась вниманием мужа.
Ускользнув от первого удара равноденствия, Эстольд вернулся вовремя.
"Змей" и "Орел" привезли около трехсот изгнанников. Накипь племени
фиордов, убийцы, насильники, поджигатели, грабители, они были счастливы
идти с Оттаром на край света. Так благодаря дальновидности Оттара были
пополнены тяжелые потери, понесенные в великой войне с могучими биармами.
Да, в великой войне! Все викинги, побывавшие в Гандвике, были
неистощимы на рассказы о своих подвигах, о сражениях со страшными
многоголовыми колдунами в очарованных лесах, кишащих ядовитыми змеями,
переполненных нечеловеческими западнями, о чародеях, о великанах, которые,
будучи рассечены на части, вновь возрождались.
Викинги рассказывали о "Драконе", который был утащен колдунами на дно
чудовищной реки Вин-о, и об ярле, бесстрашно боровшемся с колдунами на
предательски заколдованной палубе драккара. Оттар вырастал до размеров
Тора.
Рассказчики гордились судьбой, пославшей им счастье сражаться на
берегах Гандвика, и возбуждали ревнивую зависть других.
Сборы заканчивались. Среди траллсов ярл отобрал лучших мастеров -
ядро мастерских будущего горда. Изношенные черпальщики драккаров
заменялись молодыми и более сильными. Надо сказать - менее слабыми. Выбор
был велик.
Судьба остальных траллсов не интересовала Оттара. Он бросал фиорд на
волю первого встречного, а траллсов отдавал голодной зиме без крова,
которая, он знал, прикончит их всех до одного.
Недоставало Галля и Свавильда с их ненасытной жаждой человеческих
страданий и крови: ярл не стал бы возражать против общего избиения
траллсов, в которых он более не нуждался...
Тем временем викинги убивали траллсов походя и случайно, в минуту
раздражения слабостью или непонятливостью живой вещи.
Ярл приказал перебить стадо свиней. Но, как видно, свинопасы-саксы
успели пронюхать что-то. Стадо исчезло, и не оставалось времени идти по
его следам.
Все, что не удалось взять с собой, было собрано в горде и вместе с
постройками сожжено в последний час. Ярл охотно сжег бы и лапонов-гвеннов,
чтобы лучшая ценность Нидароса никому не досталась. Увы, ловля лапонов
потребует месяцев.
Флотилия готовилась покинуть фиорд. В горах китовых и кашалотовых
костяков пряталось несколько траллсов. А кормчему Эстольду, вернейшему
мечу покидаемого Нидароса, мнилось, что из узких, скрытых от людей нор,
которыми подземные пещеры сообщаются с поверхностью земли, выглядывали
хранители тайных кладов, волшебные кузнецы-гномы, первые учителя,
сообщившие племени фиордов тайны искусства ковки железа... И духи скал
лютины должны быть тоже здесь. Все они явились проводить детей фиордов,
навеки покидающих землю Вотана.
И вот уже ничья нога не стояла на земле... Оставался один Оттар, по
колено в воде, - не на земле! Ярл поднял обеими руками весло драккара с
лошадиным черепом, привязанным к лопасти, и закричал, обращаясь к земле:
- Здесь я поднимаю Столб Мести! Я обращаю проклятье против этих
берегов, воды, леса, полей, гор и самой Земли, и самого Неба над этой
Землей! Проклятье им, проклятье!
Эхо скалистых стен Нидароса отвечало: "...ятье ятье..."
Оттар продолжал:
- Я поднимаю этот Столб Мести против богов, создавших эту Землю и
покровительствующих ей. Пусть эти боги всегда блуждают, пусть никогда и
пусть нигде не находят себе покоя!
Гномы почувствовали, как земля дрогнула. В ужасе, затыкая уши, они
скатились в свои пещеры. Там, маленькие, как лемминги, но сильные, как
люди, они поспешили схватить свои молоты. Гномы ковали новые железные
сваи, укрепляя потрясенные кости земли фиордов.
Прозрачные ниссы-лютины поднялись над скалами грустным серым туманом.
Духи фиордов уходили прочь от Нидароса, проклятого рожденным в нем
сыном фиордов, отказавшимся от родного берега.
Внутри пустого черепа громадного кита умирал истощенный рабством
траллс. Слушая проклятья, он смеялся беззвучным горьким смехом. Пять
бесконечных лет отделяли его, дряхлого старца, от дней свободы и
молодости. В далеком галло-римском городе он вдохновлялся гекзаметрами
Гомера, наслаждался Тацитом, Плутархом, Овидием... Ничто человеческое не
было чуждо ему, человеку. Ирония злой судьбы - его замучил презренный
дикарь-ярл, более кровожадный, чем полулюди, о которых рассказывал отец
истории грек Геродот. Умереть под бессмысленные проклятья варвара!..
От имени своего и всех изгнанников Оттар бросал вызов отцу племени и
разрывал союз детей фиордов:
- Мы проклинаем тебя, Вотан! Пусть ты и все боги страдают и чахнут,
пока не выбросят с этой проклятой земли Черного Гальфдана, его сына
Гаральда и всех их близких, и всех их дальних, и всех их друзей и
пособников! Проклятье, проклятье!
Вместе с эхом ярлу ответил звучный голос Гильдис:
- Проклятье! - Женщина поднимала крохотную ручку Рагнвальда, который
никогда не отстанет от отца.
Оттар воткнул весло в расщелину и повернул к земле желтые оскаленные
зубы лошадиного черепа. Плавники акул рассекали тяжелую маслянистую воду
фиорда. Море не было включено в проклятье.
Верная дружина из отлично обученных военному делу викингов, которым
некуда отступать.
Лучшее оружие для нападения и лучшие доспехи для защиты тела.
Хороший запас стрел, ядер для пращей, тетив для луков, метательных
копий.
Инструменты и отборные мастера-траллсы для починки оружия и для
изготовления нового.
Воронки для пытки водой, смолой и горячим маслом, иглы и крючки для
ногтей, наборы клещей хитроумной формы для вырывания кусков мяса,
вытягивания жил и ломанья ребер, пилки и долота для костей, колеса и блоки
для растягивания, решетки для поджаривания, тиски для рук, ног, головы,
круглые ножи и деревянные клинья-лопаточки для сдирания кожи... - ярл
Оттар не забыл в брошенном Нидаросе ничего, нужного ему для завоевания
земель, для добычи богатства и укрепления власти.
Под мелким моросящим дождем северной осени драккары ярла Оттара,
вестфольдинга, отходили в серое, мрачное, туманное и неспокойное море.
Они плыли на Юго-Запад, туда, где, как знал Оттар, и копья короче, и
мечи тупее, чем на Востоке. И главное - там легче гнутся спины!
Там бывший нидаросский ярл будет пытаться осуществить свои намерения,
которые он считал высокими.
Покончив с нурманнским лиховременьем, на общем вече земель и племен
новгородцы избирали новых старшин взамен тех, кто славно отдал жизнь за
город или изменил Правде.
Посадником, старшиной над старшинами, избрали Гюряту.
Народ и старшины клялись не забывать черное дело Ставра и во всем
соблюдать Правду. Клялись следить за боярами и богатыми и ни в чем не
давать им власти против меньшего людства. Большие клялись перед меньшими
честно соблюдать Город и Правду, никогда и ни в чем не делать урона, все
дела вершить открыто, не иметь тайн.
Вече назначило особые подати на поправление Города, на вдов и сирот и
приняло раскладку податей по достаткам людей.
Опозоренное кожаное било решили заменить и приказали городским
мастерам отлить из меди и серебра звонкий вечевой колокол.
На том же вече принимали послов, присланных нурманнским вечем-тингом
и королем Гальфданом Черным. Послы объяснили, что ни их народ, ни король
не желали новгородцам зла. Говорили, что на Новгород напали беззаконные
ярлы-разбойники, худые нурманнские князья, которых ныне гонит от себя сама
нурманнская земля.
Послы с низкими поклонами просили новгородцев не иметь зла. Молили,
было бы все по-прежнему: нурманнские купцы плавали бы в Новгород, а
новгородские - к нурманнам. Просили, чтобы новгородцы по-прежнему
пропускали мимо себя иноземных купцов, а нурманны не будут мешать плавать
в Новгород.
Послы убеждали не чинить ущерба торговле: от затруднений в торговле
будет плохо нурманнам, плохо и новгородцам. Послы заверяли: нурманны не
будут воевать с новгородцами, а узнав что дурное - будут извещать.
Вече рассудило и порешило: быть по сему, жить с нурманнами, как
ранее, мирно. Однако же и Город, и пригороды, и земли надобно крепить и
крепить.
До нурманнского разорения биармины и поморяне смотрели на море, как
на обширное неисчерпаемое угодье, где рыбы, тюленей, моржей, китов и
прочего морского зверя хватит на всех и про все до скончания веков.
Нурманны научили думать иначе.
Поморяне и биармины общими силами отстраивали Усть-Двинец, спешили до
зимы поставить теплые избы. Однако же одновременно рыли рвы, готовили
бревна для крепкого тына.
Кто знал, не вернутся ли нурманны? Нурманны убили прежнее спокойствие
души, больше оно не вернулось. Но люди упрямо строились на прежнем месте.
Общая беда, страшные общие испытания еще теснее сплотили новгородских
выходцев и биарминов. Им нечего было делить, не о чем спорить.
Новгородское Небо-Сварог и Земля-Берегиня хорошо сжились с биарминовской
Йомалой-Водой.
В новом Усть-Двинце оседали новые семьи биарминов, ставили дворы по
новгородскому примеру, перенимали новгородские обычаи. Поморяне же
воспринимали биарминовские навыки. Слияние происходило незаметно, не было
препятствий в виде закоснелых обычаев. А отношение к роду, к взаимной
поддержке родовичей, к пользе послушания старшему в роде было общее у
новгородцев и биарминов.
Всем были понятны основы доброй Новгородской Правды, заключавшиеся в
очевидно человечном признании равного права всех людей на вольность и на
блага земли.
Во дворе старшины Одинца жил новый, особенный человек. Его нашли едва
живым не берегу Двины ниже того места, где затонул наибольший драккар
вестфольдингов.
Человек, как зверь шерстью, зарос черным волосом и, как зверь же, был
без речи. На его шее сидел медный обруч с нурманнской буквицей " R ".
Такая же буквица была выжжена на его лбу, а на ноге цепь, прикованная к
вырезанной из днища драккара прочной дубовой доске. По доске-то поморяне
поняли лучше Оттара истинную причину потопления "Дракона".
Черпальщик до самой зимы молча и дико, не боясь холода и дождя,
просидел в углу двора. С наступлением морозов он забился под лавку в избе.
Ребятишки боялись человека-зверя, потом привыкли, и он, как видно,
привык. К середине зимы черпальщику сделалось легче. Он, как маленький,
ходил за хозяйкой Заренкой, таскал воду, дрова.
И горько, и радостно было наблюдать, что в изувеченной нурманнами
душе затеплилась живая искорка. Диво, он пытался учиться говорить.
С весны черпальщик мог освоить простую работу. На работе окончательно
освоил человеческую речь, но лишь через два лета он сумел припомнить и
сложить слова рассказа о своей прежней страшной жизни.
Бежавший от нурманнов варяг из померано-русских славян Горик не осел
у поморян, вскоре ушел в Новгород. Горик не вернулся на родину, а дал
Городу клятву-роту на верную службу и сделался городским ротником-воином.
Вместе с другими Горик ходил на службу на окраину, отличился воинской
сметкой и разумно-спокойной храбростью. Он пришелся по душе Гюряте,
который послал его ротным старшиной в Ладогу. Со временем Горик, взяв в
жены племянницу новгородского посадника, породнился с Гюрятой.
В год нурманнского разорения Одинцу шло тридцать четвертое лето, а
Заренке двадцать восьмое. Они чисто, не растрачивая крови и не разменивая
сердца, прожили свою первую жизнь. И вторую сумели начать со зрелой силой
познания себя и других.
Не скоро появились в Одинцовом дворе прежние достатки. А жизнь
спорилась. Помощники Ивор и Гордик подрастали, за ними поднимались другие:
теперь Заренка не скупилась для мужа на доброе, любовное слово и, в
счастливом браке, больше не отказывала Одинцу в сыновьях и дочерях. Но это
- их дело. Одинец жил без былой тоски, со спокойным, сытым сердцем. Чего
еще нужно человеку!..
И еще по-иному увеличивался род Одинца и Заренки. После нурманнского
разорения осталось много вдов и сирот. Не разбираясь в племени, поморяне и
биармины подбирали безотцовщину. Заренка жадно тянулась пригреть
несчастных. В семье Одинца воспитывались шесть ребятишек из рода
замученного вестфольдингами Расту и трое Отениных.
Большой и крепкий, как земля, род, хотя без титулов и родословных. Не
каждый ли, разглядывая нетленную ткань истории родины, захочет найти таких
предков.
Поправляясь от нурманнского разорения, поморяне, памятуя заветы
своего первого старшины Доброги, заглядывались на море:
- А дальше там что же?
Учились строить и строили глубокодонные, устойчивые под парусом на
морской волне широкобокие лодьи, начинали надолго уходить в море.
Вскоре в их речи появились названия новых мест и морских мысов -
Май-наволок, Крипун, Земляной, Кокурский, Шаронов, Кола, Калгуев, Жогжин,
Кончаловский наволок, Кара, Терский берег, Вайгач, Моржовец-остров,
Грумант и другие...
Король Гальфдан Черный наносил свободным ярлам сокрушительные удары.
Сын Черного - Гаральд, прозванный Гарфагером Длинноволосым за клятву не
стричь головы до полного изгнания и истребления свободных ярлов, избивал
королей открытого моря.
Внук Гальфдана, Эрик, по прозвищу Кровавый Топор, выбил с земли
фиордов последних пенителей моря.
Рагнаради свершилось... Как?! Те, перед кем дрожала Западная Европа,
не сумели удержаться на собственной родине? Какой родине? Ее не было у
викингов. Они не были ни народом, ни частью народа. Грабители-аристократы,
они были паразитирующим телом, раковой опухолью, способной жить чужими
соками везде, где государственное неустройство и слабость народов
позволяли им причалить к берегу.
Причалить в буквальном смысле слова... Побывавший в Новгороде
свободный ярл Ролло, он же Рольф ле Маршер и Роллон французских хроник,
после того как тинг объявил его вне закона, в 876 году на шести драккарах
ворвался в Сену. Использовав уроки предыдущих походов и особенно
полученную на Востоке науку, умный и ловкий Ролло после долгой, но
успешной войны основал на севере нынешней Франции герцогство Нормандское.
В 912 году Ролло вынудил Карла Простого, короля французов, признать
себя побежденным. Карл утвердил право герцога нормандского на большую долю
французской земли и выдал за норвежского пирата свою дочь Жизель.
Несчастный договор, принесший бесконечные бедствия французам и
англичанам в течение следующих семисот лет их истории, был подписан в
городке Сен-Клэрсюр-Эптэ (ныне скромное местечко департамента Сен-э-Уаз,
около шестисот жителей).
Через полтора столетия, в 1066 году, потомки первого герцога
Нормандии Роллона удачно организовали завоевание и ограбление Британского
острова. Могучие, номинально зависимые от французской короны, нормандские
герцоги сделались, по праву силы, одновременно независимыми королями
Англии. И на протяжении нескольких веков Нормандия была проказой в телах и
французского и английского народов.
Неисчислимы бедствия, причиненные водворением в Нормандии свободного
ярла Ролло. История Франции и Англии с Х по XV век кажется
томительно-безнадежным описанием этих бедствий.
А глупцы и негодяи утверждали, что благо народов выковывается в
войнах!
Из всех свободных ярлов лишь изгнанник Ингольф в содружестве с другим
изгнанником, Лейфом, не пошел по пути грабежа и захватов чужих территорий.
В 874 году Ингольф и Лейф начали колонизацию пустынной суровой Исландии.
Потомки Ингольфа, Лейфа и их спутников положили начало малому числом, но
сильному волей трудовому исландскому племени.
Все другие носились черными вороньими стаями вдоль берегов Западной
Европы, проникали в Средиземное море, грабили Испанию, Италию, Сицилию,
Сардинию, Северную Африку, Сирию... Но никто не посмел сунуться на Восток
в поисках поживы и теплых местечек. Практичные ярлы хорошо запомнили
жестокие уроки!..
Бывший нидаросский ярл не отставал от других и опережал многих.
Благополучно расставшись с землей фиордов, вестфольдинг Оттар одолел
опасное туманами и мелями Северное море, прошел предательским Ла-Маншем и
выбрался на простор Атлантического океана.
Тогда его еще манили устья больших рек, он осел в дельте Луары. Из
многих намытых речными отложениями низких островов он избрал Нуармутье для
постройки гямета, ворда или вариндры, как назывались укрепления из бревен
и земли на староскандинавском наречии. Вестфольдинги не умели строить из
камня.
Французские хроники того времени называли Оттара просто
Вестфольдингом по месту его рождения, а также Эудом, Едом или Оддом. Он
сделался грозой атлантического побережья и рек, впадающих в океан. Первой
заметной жертвой Оттара стал старинный каменный город Нант. Не зная
неудач, Вестфольдинг осмеливался - и безнаказанно! - подниматься вверх по
Луаре на двести, на триста километров в глубь страны.
Оттар взял штурмом и ограбил - тогда уже начали говорить: "положил в
мешок" - большие, укрепленные еще при римлянах города Тур, Флери-сюр-Луар,
Орлеан. Здесь названы лишь большие города, богатые, с многочисленным
населением, узлы культуры, имевшие многовековую историю.
Однако воинственный делец, купец, банкир и опытный спекулянт не щадил
ни одной лачуги, умея сколачивать золотые монеты из медных.
Все его действия отличала расчетливая и беспощадно хладнокровная
жестокость. Он обязательно истреблял и обязательно сжигал. Он стремился
устрашать и устрашал. Он скопил колоссальные богатства.
Но Оттар не стремился к богатству, как к цели, и щедро делился со
своими викингами. Через пять или шесть лет Оттар исчез так же внезапно,
как появился. Его, будто унесенного ветром, не стало на атлантическом