Карр Филиппа. Голос призрака

   Вот таким образом я и оказалась в доме в тот декабрьский день.
   Я договорилась с Молли на два часа, и у нас останется столько же до того, как стемнеет. Дэвид весь день будет занят делами, связанными с поместьем.
   Я приехала верхом и вошла в дом.
   Было странно находиться там одной. Дом выглядел совсем по-другому — опять мое воображение, — как будто наблюдал и ждал… ждал момента, чтобы неожиданно сообщить мне о чем-то.
   Я приехала рано, и Молли еще не было. Она должна была прийти из коттеджей поместья Эверсли, и я знала, что ее следует ожидать через несколько минут, ведь она гордилась своей пунктуальностью.
   Я хотела подождать ее снаружи, но, обвинив себя в трусости, прошла внутрь.
   Мои шаги эхом отдавались от каменного пола холла; я взглянула наверх на галерею и с удивлением спросила себя, что же побудило Софи приобрести такой дом.
   Мы собирались осмотреть комнаты наверху, и у меня появилось непреодолимое желание пойти туда, где я слышала голос. Мне хотелось убедиться в своей храбрости, что я не настолько глупа, чтобы пугаться пустого дома.
   Я оставила дверь открытой, чтобы Молли могла войти, и взбежала вверх по лестнице.
   Я вошла в комнату и остановилась. Почти сразу же тишину нарушили стук закрываемой двери и шаги в холле.
   — Молли, я здесь, наверху, — позвала я.
   Я оглядела комнату. Голубые занавеси уже сняли с постели и кучей бросили на полу. Они были в хорошем состоянии, и, как сказала Жанна, если их выбить и почистить, станут как новые.
   Я подошла к двери и, пораженная, широко открыла глаза. Там стояла вовсе не Молли, а Джонатан.
   — Что ты здесь делаешь? — От изумления у меня перехватило дыхание.
   — Ищу тебя.
   — С минуты на минуту здесь появится Молли Блэккет.
   Он покачал головой. Медленно подошел и загородил дверь, прислонившись к ней.
   — Что ты хочешь сказать?..
   — Только то, что тебе придется примириться с моим вместо Молли присутствием здесь.
   — О чем ты говоришь? Нам с Молли нужно здесь кое-что сделать.
   — Она не придет.
   — Чепуха.
   Мы договорились.
   — А мы все переиграли…
   — Переиграли? Что ты имеешь в виду?
   — Я велел сообщить Молли Блэккет о том, что сегодня ты не можешь увидеться с ней и переносишь встречу на другой день. Сегодня ты занята другими делами.
   — Ты…
   — Да, я не спорю! Я пользуюсь методами Макиавелли .
   — Какая дерзость! Как ты смеешь вмешиваться в мои дела?! Как ты смеешь действовать от моего имени?!
   — Я по натуре дерзок. Мне было необходимо каким-то образом встретиться с тобой наедине. Это нелегко, не правда ли? Похоже, эта возможность послана мне небом.
   — Я сейчас же ухожу.
   Он покачал головой:
   — Нам нужно поговорить. Мы должны найти общий язык, Клодина. Я люблю тебя. Я полюбил тебя с той самой поры, когда ты приехала в Англию. Тогда я решил, что ты предназначена для меня, и никогда не изменю своего решения.
   — Постой, Джонатан, я не желаю этого слушать.
   — Но это не так. Видела бы ты себя сейчас. Глаза блестят, щеки горят. Интонации твоего голоса выдают тебя — ты, так же как и я, понимаешь, что мы предназначены друг для друга.
   Это судьба, моя дорогая Клодина. Против нее не пойдешь. Тебе не следовало очертя голову бросаться в это нелепое замужество… все было бы гораздо проще. К чему это привело? Обман, интрига, тайные встречи, экстаз украдкой.
   — О чем, в конце концов, ты говоришь? Я ухожу.
   Он стоял у двери и смотрел на меня. Я почувствовала сильный страх и такое волнение, что стало трудно дышать. Если бы я попыталась пройти мимо него, он схватил бы меня и задержал как пленницу. Я не решилась сделать это еще и… что еще?
   Я колебалась, и он продолжал:
   — Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Зачем ты притворяешься, Клодина? Ты же постоянно выдаешь себя.
   Думаешь, я не знаю, что ты столь же сильно желаешь меня, как и я тебя?
   — Ты… развратник.
   Он рассмеялся:
   — Нет. Просто я влюблен, и я не тот человек, чтобы стоять в стороне, в то время как другие получают то, что по справедливости принадлежит мне.
   — Тебе! Ты забыл, что я замужем за твоим братом?
   — Это не имеет никакого значения. Мы подходим друг другу. Дэвид — хороший парень… отличный парень. Ему нужна милая, спокойная маленькая жена. Не моя пылкая Клодина. Она не подходит ему в жены. Ты молода и ничего не знаешь о любви и страсти, о всех тех наслаждениях, которые я надеюсь дать тебе. Дэвид никогда не научит тебя этому. Он достойный… о да… вполне благородный человек. Он ни на шаг не отступит от принятых приличий.
   Но я не такой. Я пренебрегаю условностями, что сделаешь и ты.
   Они созданы для таких людей, как Дэвид, отнюдь не для нас.
   — Я хочу, чтобы ты прекратил говорить о Дэвиде. Он мой муж, и я нежно люблю его. Я вполне довольна своей жизнью.
   — Когда ты говоришь с такой горячностью, я уверен, ты стараешься убедить прежде всего саму себя. Ты не удовлетворена и знаешь, что это так. Теперь посмотри на себя. Твое сердце трепещет, глаза горят желанием. Зачем мы теряем время в пустых разговорах?
   Он подошел ко мне и, когда я попыталась ускользнуть, поймал и крепко схватил. Он приподнял меня от пола и удерживал в таком положении, словно ребенка.
   — Видишь, Клодина, я гораздо сильнее тебя.
   — Что ты позволяешь себе?
   — Показываю тебе, что нужно делать.
   — Джонатан, отпусти меня. Я хочу серьезно поговорить с тобой.
   Он опустил меня и, обнимая одной рукой, увлек к постели. Он сел рядом со мной; его рука крепко обнимала меня, ладонь легла мне на сердце.
   — Как бьется! — воскликнул он. — Оно бьется для меня.
   — Я хочу уйти домой, — сказала я.
   — Я думал, ты хочешь поговорить серьезно.
   — Да, хочу. Хочу сказать, что ты должен прекратить это, Джонатан. Разве ты не понимаешь, насколько невыносимой станет жизнь? Ты… жить в одном доме. Или нам, или тебе придется уехать. Тебе это будет сделать легче. Ты мог бы жить в Лондоне. Там у тебя много банковских и других тайных дел. Поезжай и оставайся там. Так будет лучше для всех нас. Он рассмеялся:
   — Не пойму тебя. Ты обрекаешь меня на прозябание?
   — Пожалуйста, не говори так.
   — Тогда о чем же мне следует говорить? О погоде? О покупке Софи этого дома? Выпадет ли снег до Рождества? Представьте себе, она приобрела Эндерби! Нет, моя маленькая Клодина, у меня в голове мысли поважнее. О тебе, любимая. Ты завладела мной. Клодина… моя Клодина… не похожая на других… ребенок, и уже женщина… которой так многому надо научиться, и чему я должен буду учить ее.
   Только учиться она будет отлично. Я чувствую эту готовность. В действительности, моя милая, это одно из качеств, которые я нахожу весьма привлекательными.
   — Я хотела бы слышать разумную речь. Мне пора возвращаться. Думаю, ты поступил не правильно, абсолютно необдуманно, послав сообщение Молли Блэккет. Я помню и другой случай, когда она шила мне платье…
   — А, да, глупое создание вернулось слишком быстро. История повторяется, грядущие события дают себя чувствовать заранее. Но теперь она не придет, не так ли?
   — Я должна идти.
   Я встала, он тотчас оказался рядом.
   — Я не могу отпустить тебя, Клодина.
   — Я ухожу.
   — Как, если я тебя не пущу?
   — Ты хочешь сказать, что удержишь меня здесь… против моей воли?
   — Я бы предпочел, чтобы ты осталась сама.
   — Сама… Зачем? Я сейчас же ухожу.
   Он обнял меня.
   — Клодина, послушай…
   — И слушать нечего. Никаких объяснений. Это чудовищно. Я расскажу Дэвиду… Я расскажу маме и твоему отцу.
   — Что за маленькая выдумщица! Знаешь ведь, что не будешь ябедничать.
   — Кажется, ты уже решил, что я буду делать и чего не буду.
   — Клодина, я люблю тебя. Мы созданы друг для друга. Несколько произнесенных в церкви слов не могут изменить это. То, что существует между нами, — навсегда. Как мой отец и твоя мать. Ты видела их вместе. Это же происходит и с нами. Предопределено свыше… Судьба… Называй это, как хочешь. Не часто двое встречаются и понимают, что они и есть те единственные, созданные друг для друга. Это о нас, Клодина, и бесполезно притворяться.
   — Полагаю, у тебя заранее обдуман подход ко всем замужним женщинам, которых ты добиваешься.
   — Я никогда раньше не говорил таких слов. Существует только один человек, которому я сказал бы это. Клодина, не стоит противиться тому, что должно произойти. Посмотри правде в глаза, Прими ее. И попробуй сделать вывод.
   — Похоже, ты считаешь, что я так же испорчена, как и ты.
   Он запрокинул мне голову и поцеловал в шею. Вопреки моему желанию, меня охватило сильное возбуждение. Мне следовало повернуться и бежать. Я знала, что должна это сделать, но он не отпустил бы меня: и, если быть до конца честной, должна признаться, что мне не хотелось уходить.
   — Джонатан, — спокойно сказала я. — Ну, пожалуйста, пожалуйста, отпусти меня.
   — Нет, — твердо ответил он. — Ты — моя.
   Ты совершила глупость. Ты наверняка всегда понимала, что не стоит выходить замуж за Дэвида.
   — Не надо! — закричала я. — Я люблю Дэвида. Он хороший и добрый. Он — все, что мне нужно.
   — Ты говоришь так, потому что не знаешь, что тебе нужно.
   — А ты, конечно, знаешь.
   — Конечно.
   Он потянул с плеч лиф моего платья, как это было тогда в примерочной.
   — Нет! — кричала я. — Нет!
   Он опрокинул меня на постель.
   — Ты не хочешь уходить, Клодина, — сказал он.
   Он вытащил шпильки из моих волос, и они рассыпались по плечам. Я, должна признаться, слабо протестовала, шепча, вероятно, весьма неубедительно:
   — Пусти.
   Я слышала, как он смеялся, и чувствовала на своем теле его руки. Я будто погружалась в туман наслаждения; никогда раньше я не переживала ничего подобного и чувствовала, что не смогла бы сейчас уйти… даже если бы он отошел и позволил мне это сделать.
   Я забыла, где нахожусь… в этой населенной призраками комнате со странными голосами. Я забыла обо всем, остались лишь желание быть с Джонатаном и чувство восторга, незнакомого мне. Я хотела, чтобы это продолжалось вечно. Возможно, где-то в глубине сознания я понимала, что должна покончить с этим безумием и трезво взглянуть на безнравственный поступок, совершаемый мною; но в тот момент я не могла. Желание и ошеломляющие чувства целиком поглотили меня.
   Не знаю, как долго я пребывала в этом царстве чувств и ощущений, когда ничто окружающее, казалось, не имеет значения. Но отрезвление наступило… и скоро.
   Я высвободилась. Попыталась привести в порядок сбившуюся одежду, растрепанные волосы. Я огляделась вокруг. Эта комната… эта дьявольская комната! Были ли те голоса предупреждением? Какая сверхъестественная сила сообщила мне, что эта комната может стать местом моего позора?
   Я закрыла лицо руками и тихо заплакала.
   Джонатан обнял меня.
   — Не надо, Клодина, — сказал он. — Смотри веселее. Было замечательно, правда? Ты не думала, что так будет? Ты и я. Это было потрясающе. Некоторые люди созданы друг для друга. И это мы.
   — Что я натворила?
   Он взял мои руки и поцеловал.
   — Сделай меня счастливым, — сказал он. — Сделай счастливой себя.
   — Дэвид…
   Как же Дэвид?
   — Он не узнает.
   Я в ужасе уставилась на него.
   — Я должна рассказать ему. Должна признаться. Должна сделать это… немедленно.
   — Любимая моя, милая, это неразумно.
   — Я поступила так безнравственно!
   — Нет, нет! Ты вела себя естественно. Ты не должна испытывать чувство вины.
   — Не чувствовать себя виновной, когда я в действительности виновна.
   О, как ты мог!
   — Я ведь не принуждал тебя, верно? Ты желала близости со мной так же сильно, как и я.
   — Если бы ты не пришел сюда.
   Если бы…
   — Если бы ты была не ты и я не был бы собой, да, все было бы совсем по-другому. Послушай, Клодина, ты замужем за Дэвидом. Он хороший человек. Ему будет очень больно, если он узнает о том, что случилось.
   — Я скажу ему, я люблю его.
   — Да, но по-другому, так ведь? Ты любишь нас обоих.
   Ну да, мы же близнецы, не так ли? Между нами должно быть сходство.
   Мы вместе вступили в жизнь. Мы были вместе еще до того, как родились. Должно быть, между нами существует некая связь. Ты любишь нас обоих, а раз мы близнецы, это почти то же самое, что любить одного и того же мужчину.
   — Это не служит оправданием.
   Я приложила ладони к пылающим щекам и принялась ерошить волосы. Я дрожала. Я была не в силах думать о будущем.
   — Ну почему ты сделал это? — воскликнула я. — Зачем обманул Молли Блэккет?
   — Так было нужно. Я искал возможность встречи. Мне показалось, что так будет лучше.
   — Похоже, ты ни в малейшей степени не страдаешь от угрызений.
   — Это не должно повториться.
   Он нежно поцеловал меня.
   — Это наша тайна, — сказал он. — Никому вовсе не нужно об этом знать.
   — Я должна рассказать Дэвиду.
   — Это разрушит его счастье.
   — Как жаль, что ты не подумал об этом раньше!
   — Раньше я мог думать только об одном. Послушай, Клодина, это произошло. Рано или поздно это должно было случиться. Возможно, произойдет и снова.
   — Никогда! — горячо воскликнула я. — Это не должно повториться!
   — Никто не знает, что мы находимся здесь. Это наша тайна. Смотри на это иначе: я сделал то, что нужно было сделать. Это было как наваждение. Ты нужна мне настолько сильно, что я не испытывал никаких иных чувств. И когда ты, Клодина, появилась здесь, рядом со мной, с тобой произошло то же самое. Между нами существует неодолимое влечение. Признания не принесут никакой пользы. Твоя вина обернется против тебя.
   — Возможно, ты и прав, — тихо сказала я. — Я хочу уйти из этого дома. Он несет в себе зло. Он что-то делает с людьми. Он заставляет их становиться другими, чем они есть на самом деле.
   — Может быть, он показывает им, какие они в действительности.
   Мне хотелось уйти. Хотелось подумать об этом. Ни минуты я не могла больше находиться здесь.
   Я нащупала в кармане платья ключ. Слава Богу, он находился еще там, я боялась, что он мог выпасть. В досках пола были щели, и он мог завалиться в одну из них. Но он был в целости и сохранности, и именно ощущение ключа вернуло меня к действительности.
   Я сбежала вниз по лестнице. Джонатан последовал за мной.
   В холле, где наши шаги эхом отдавались по всему дому, я оглянулась, чтобы взглянуть на галерею менестрелей, и мне показалось, по всему дому разливается чувство самодовольного удовлетворения.
   Мы вышли, и я заперла дверь.
   Я была под впечатлением случившегося и как будто еще жила в том удивительном мире, куда он ввел меня. Мы пешком направились через поля в Эверсли.
   В доме было тихо, и я обрадовалась, что никого не встретила по дороге в свою комнату. Я взглянула на себя в зеркало и увидела там незнакомку.
   Это была совсем не так женщина, которая отправилась сегодня из дома на встречу с Молли Блэккет. Определенно, не та! Я никогда больше не буду прежней. Я нарушила одну из заповедей: не прелюбодействуй. И сделала это с легкостью, хотя и неумышленно, увлеченная минутным порывом. Конечно, я боялась этого, однако на самом деле и не предполагала, что это когда-нибудь случится. Я не представляла себе, что существует чувственность такой ошеломляющей силы, которая, стоит попасть к ней в рабство, заглушает любые сомнения, заставляет забыть о совести. Я никогда бы не поверила, что это может произойти со мной.
   Я знала историю моей бабушки Сепфоры, которая именно в этом доме встретила мужчину и вела себя так же, как сегодня я. На самом деле, в отличие от меня, она была спокойной, добродетельной женщиной, я же всегда знала, что Джонатан может пробудить во мне желания, которым я не должна поддаваться. Что же это за злая сила витает в атмосфере Эндерби, воздействуя таким образом на женщин моей семьи?
   Я пыталась найти оправдание себе. Пыталась взва — 1ть на дом ответственность за свой проступок.
   Как это произошло, так быстро, с такой легкостью? «Я не принуждал тебя», — победно произнес он. Это правда. Я охотно предалась страсти. Я хотела бы больше не думать о нем. Но я любила его, любить — значит чувствовать себя с этим человеком лучше, чем с любым другим, желать находиться с ним рядом, разделять близость, быть вместе каждый час дня и ночи.
   Разве я не чувствовала этого с Дэвидом? Дэвид был интересен. Он был добрым и нежным. Между нами были спокойные отношения, до сегодняшнего дня удовлетворявшие меня. Близость с Дэвидом доставляла мне большое удовольствие, впрочем, как и все остальное. Но никогда я не переживала того неистового возбуждения, той крайней несдержанности, какие я узнала сегодня.
   Чувство вины угнетало меня. Если бы только можно было повернуть время вспять. Я бы подождала Молли у дома. Я бы ни за что не позволила его щупальцам опутать меня. Вот так я снова обвиняла дом. Хотя некого было обвинять, кроме себя самой… и Джонатана. А он не принуждал меня. Я не переставала подчеркивать это.
   Он был прав. Какая польза от признания? Будь я разумна, я прогнала бы от себя мысль об этом происшествии. Постаралась бы вести себя так, будто ничего не случилось. Возможно, со временем я смогла бы забыть его. Забыть? Самое сильное в моей жизни переживание? И я предавалась всспоминаниям о происшедшем, представляя нас там вместе.
   Не стоит рассказывать Дэвиду. Это должно стать тайной, моей… и Джонатана. Он был прав. Это должно остаться между нами.
   Может быть, совесть будет мучить его, как это было со мной. Может быть, он уедет в Лондон, останется там, только изредка посещая Эверсли.
   Возможно, управляющий решит уехать, и тогда мы с Дэвидом могли бы перебраться в его дом.
   Я сама не верила в то, что говорила себе. Джонатан не останется в Лондоне, управляющий не уедет. Более того, спрашивала я себя, будет ли Джонатан снова пытаться заманить меня? Одна эта мысль волновала меня. Боже мой, я хотела быть пойманной в эту ловушку! И это пугало. Я упивалась своим грехом.
   Между тем мне нужно было пережить ближайшие часы. Несомненно, я должна была вести себя, как обычно, несмотря на охватившее меня чувство вины.
   Я распустила волосы, наспех заколотые наверх, разделась и легла в постель, сделав вид, что у меня болит голова. Я не могла спуститься к обеду, не могла никому смотреть в глаза.
   Вошел обеспокоенный Дэвид.
   — У меня сильная головная боль, — объяснила я. — Я решила лечь в постель. Когда я лежу, мне легче.
   Он наклонился и, нежно поцеловав меня, спросил, не нужно ли мне что-нибудь? Может быть, он пришлет обед в комнату?
   — Нет, — ответила я. — Я лучше посплю.
   Так я и лежала в постели и, когда Дэвид поднялся, притворилась спящей.
   Я чуть не разрыдалась, когда он осторожно поцеловал меня, боясь разбудить.
   Я лежала, не шевелясь, не в силах не думать о Джонатане и тех волшебных минутах, которые я провела в той населенной призраками комнате.
 
   На следующий день матушка, Дикон, Софи и Жанна вернулись домой. Они были в восторге от покупок. Со времени нашей неожиданной встречи я не видела Джонатана, и мне стоило гигантских усилий вести себя так, словно ничего не произошло.
   Софи восхищалась привезенными покупками и сказала, что поездка в Лондон была прекрасной идеей.
   — Молли сделала необходимые обмеры? — поинтересовалась она.
   Я ответила, что еще нет, так как не смогла встретиться с ней.
   — Ничего, не к спеху, — сказала матушка, — а проследить за этим может Жанна.
   В этот вечер на обед собрались все, даже Сабрина, появляющаяся в особых случаях, когда кто-либо возвращался из поездок, и особенно, если это был Дикон.
   Джонатан выглядел, как обычно. Я же не могла смотреть ему в глаза, но постоянно чувствовала его присутствие.
   Эндерби был куплен, и Софи могла приступить к ремонту дома и мебели.
   — Я уговорю Тома Эллина подъехать к вам, — сообщил Дикон. — Он прекрасный плотник.
   — Нам предстоит увидеть чудесные перемены в Эндерби, — сказала мама. — Какое волнующее событие!
   — Я думаю, — вставил Джонатан, и его глаза, устремленные на меня, пылали голубым огнем, — мы начинаем любить этот старый дом.
   — Дэвид всегда говорил, что если вырубить часть кустов и деревьев, все будет выглядеть по-другому, — нарочито заметила я, избегая пристального взгляда Джонатана.
   — Я не буду вырубать слишком много, — сказала Софи. — Мне нравится именно чувство уединения, появляющееся, когда находишься в Эндерби.
   Мама завела разговор о Рождестве.
   — Все эти волнения заставили меня позабыть о его скором приближении — Все будет, как обычно? — предположила я.
   — Это старая традиция, не так ли, мама? — сказал Дикон.
   Сабрина нежно улыбнулась ему, он прикрыл рукой ее руку и пожал. Он всегда был мягок и нежен с ней. Несомненно, такое безусловное обожание не могло остаться безответным.
   — Рождественские гимны, чаша с пуншем, — продолжала мама, — угощение и, конечно, традиционные для этого дня гости. Не хочу, чтобы в этом году их было слишком много. Всего несколько человек. Думаю, Фаррингдоны останутся на одну-две ночи. Поместье расположено недалеко, но если погода будет плохая…
   — Жаль, — вставила я, — что Рождество не летом, все бы упростилось.
   — О нет, нет! — воскликнул Джонатан. — Темнота усиливает удовольствие. Восхитительные костры, спасающие от холода после долгой дороги, предвкушение скорого снега, живописный иней на деревьях — все это должно сгладить необходимость в назначенный срок расстаться с ними. Почему людям всегда хочется, чтобы жизнь протекала в точности согласно их планам?
   — Вероятно, ты прав, — согласилась я. — В любое другое время Рождество не было бы Рождеством.
   Он слегка коснулся моей руки и произнес:
   — Вот видишь, я часто бываю прав, малышка Клодина.
   — Никто не мог бы обвинить Джонатана в чрезмерной скромности, — мягко сказала мама. — Что вы думаете о Фаррингдонах? Очень приятная семья, а Гарри просто незаменим на любом приеме.
   — О да, Гарри общительный и красивый, — поддержала я. — Просто клад.
   — Удивляюсь, как его до сих пор не женили, — поделился своими размышлениями Дикон. — Великолепная партия. Единственный сын и станет очень богат, когда получит наследство.
   — И, конечно, семейство Петтигрю, — продолжала матушка. — Тебе ведь это понравится, Джонатан. — В ее словах содержался скрытый смысл. Наверняка между ней и леди Петтигрю существовало соглашение, по которому дочь леди Петтигрю Миллисент выйдет замуж за Дэвида или Джонатана, и теперь, когда мы с Дэвидом женаты, Джонатан оставался единственным кандидатом.
   — Очень, — ответил Джонатан.
   Нелепо, стыдно, но я почувствовала укол ревности. Я старалась убедить себя, что происшедшее между нами в Эндерби никогда не повторится, и тем не менее всего лишь мысль о том, что Джонатан может быть с кем-то другим, причиняла мне сильнейшую боль.
   — А как насчет местных жителей? — спросил Дэвид. — Конечно, Долланды.
   — Несомненно, — согласилась мама. — Эмили Долланд всегда очень помогает нам, да и Джеку мы все благодарны.
   — Хороший человек, — заметил Дикон. — Ты согласен, Дэвид?
   — Совершенно верно, — ответил Дэвид.
   — И я полагаю, — сказала мама, — нельзя не пригласить и соседей из Грассленда. — Все промолчали, и мама продолжала:
   — Эвелина Трент весьма расстроилась бы. Эви становится очень хорошенькой. На днях я видела ее. В новом платье она выглядит очень привлекательной и хорошо ездит верхом. Я подумала, она просто красавица. С ней была малышка.
   — Бедная Долли! — посетовала Сабрина.
   — Боюсь, нам придется пригласить их, — сказала мама. — Должна признаться, я не питаю большой любви к Эвелине Трент.
   — Она крайне самоуверенный, напористый человек, — добавил Дикон. — Всегда, даже девочкой, была такой.
   — Она давно здесь, не так ли, Дикон? — сказала Сабрина.
   — Да, она появилась в Грассленде, когда ее мать была здесь экономкой.
   Он неожиданно рассмеялся, словно ему вспомнилось что-то забавное.
   — Кажется, она постоянно думает о своей хорошенькой внучке, — сказала мама. — Это естественно, однако для нее это скорее обязательство с тех пор, как они потеряли родителей. Думаю, их стоит пригласить. Благодарю Господа, им не нужно оставаться в доме. Интересно, когда будет готов Эндерби? Хорошо бы к Новому году.
   — Когда вы надеетесь переехать? — обратилась Сабрина к Софи.
   — Как можно скорее. — Софи рассмеялась нервным, коротким смешком. — Возможно, я кажусь неблагодарной. Вы все так помогали нам. Но понимаете, мне хочется жить в собственном доме.
   — Конечно, мы понимаем, — сказала мама. — Мы очень довольны, что все сложилось так удачно.
   Удачно? Я задумалась. Что бы она сказала, узнав о том, что произошло между Джонатаном и мной?
   Предрождественские хлопоты шли своим путем.
   Я встретила Джонатана в парке. Он обратился ко мне:
   — Мне нужно снова увидеть тебя, Клодина… наедине. Так дальше продолжаться не может.
   — Пожалуйста, не надо.
   Я начинаю забывать, — попросила я.
   — Ты никогда не сможешь забыть. Это было слишком замечательно, этого не забыть. Клодина, мы должны..
   — Нет, нет! — перебила я.
   — Но признайся, что любишь меня.
   — Не знаю. Не могу разобраться ни в себе, ни в тебе, ни в чем-либо другом.
   — И все же тебе это понравилось. Я промолчала.
   — Ты подверглась искушению, не так ли? Ты не могла противиться.
   Думаешь, я не знал! Ты просто прелесть. Никто другой мне не нужен, и, должно быть, ты чувствуешь то же самое.
   — Нет.
   Мой муж — Дэвид.