Страница:
Совсем стемнело. Я смотрела на звезды, на кусты по берегу и чувствовала себя счастливой.
Джонатан начал петь. У него был сильный тенор, очень приятный, и песня, которую он пел, была полна красоты:
Лишь взглядом тост произнеси,
И я отвечу взглядом.
Оставь лишь в кубке поцелуй,
И мне вина не надо.
Чтоб жажду страсти утолить,
Душа просит напитка богов,
Но я и зевесов нектар отдать
За хмель твоих губ готов.
Пока я сидела в лодке, глядя на его лицо, освещенное лунным светом, и слушала прекрасные слова, которые Бен Джонсон посвятил некой Целии, я знала, что люблю его и ничто… ни мое замужество, ни его женитьба ничего не изменят.
Думаю, что он тоже знал это, так как любил меня. Мы молча доплыли до Вестминстера, оставили лодку и пошли домой.
Праздник все еще продолжался. Люди пели, танцевали, многие были пьяны. Джонатан проявлял истинную заботу обо мне, и я чувствовала себя в полной безопасности.
Когда мы пришли домой, мама и Дикон уже вернулись. Они сидели в малой гостиной перед огнем.
— О, как хорошо, что вы пришли, — сказала мама. — Мы уже начали беспокоиться, не так ли, Дикон?
— Это ты стала волноваться. Я знал, что Джонатан позаботится о Клодине.
— Что за день! — сказала мама. — Вы устали? Проголодались?
— Нет. Мы были на реке и вернулись, когда там началась потасовка.
— Мудро сделали, — заметил Дикон. — Сегодня будет много ссор, скажу я вам.
— Почему радостный день всегда кончается драками? — спросила я маму.
— Это от хорошей выпивки и человеческой природы, — ответил Дикон.
Он налил вина и подал его нам.
— Пришлось прервать ужин со снетками, — сказала я.
— Не повезло, — заметила мама. — Но вы оба выглядите так, будто неплохо провели день.
— Да, это так.
— Мы ездили в «Собаку и свисток»в Гринвиче, а потом отправились в Ричмонд.
— Убежали от суеты.
— Мы этого и хотели, — сказал Джонатан.
— Но вы-то были в центре событий, — добавила я. — Расскажите, как все происходило.
— Было достаточно грустно, — сказала мама. — Мне жаль принцессу. Она такая неловкая и простая, а вы знаете, что у принца изысканный вкус.
— Должно быть, плохо жениться против воли, — сказала я.
— Плата за королевскую власть, — ответил Дикон. — Принцу нравится использовать власть, и это хорошо. Это правильно.
Но он должен платить за это.
За все в этом мире надо платить, — сказала мама. Джонатан не согласился.
— Иногда этого можно избежать. В конце концов, некоторые из королей женились по любви. У них были и любимая женщина, и королевская власть.
— Жизнь не всегда справедлива, — добавила я.
— Что касается принца, — продолжал Джонатан, — это только временное неудобство. Женитьба не внесет никаких изменений в его жизнь. Неудобство доставят только несколько ночей, проведенных с женой, а когда она забеременеет, он вновь обретет свободу.
— Он казался немного не в себе, не так ли, Дикон? — спросила мама. — И я уверена, что два герцога, которые шли за ним, поддерживали его потому, что он выпил слишком много и плохо стоял на ногах.
— Был момент, когда я подумал, что он намерен отказаться продолжать все это, — сказал Дикон.
— О да, — продолжила мама, — король почувствовал это, потому что он тут же поднялся и что-то прошептал принцу. Это бросилось в глаза, ведь в это время новобрачные стояли на коленях перед архиепископом, а принц почти что встал с колен.
— Он, должно быть, был очень пьян, — пояснил Дикон.
— Думаю, что да.
Но тогда я поразилась, вдруг что-нибудь случится. Я почувствовала облегчение, когда все благополучно закончилось.
Музыка была приятной, а хор в это время пел:
Блаженны чтущие Господа.
О, благо Teбe!
О, благо Тебе!
И счастье твой удел!
Но не совсем удачно говорить о счастье, когда оба — и невеста и жених — ясно демонстрировали, что далеки от него… И поэтому фраза «И счастье твой удел» прозвучала фальшиво.
— Да, вы, наверное, довольны, что присутствовали при таком историческом событии, — напомнила я.
— Я никогда этого не забуду. Я видела леди Джерси. Она казалась более довольной, чем остальные.
— Она боялась, что у принца будет красивая невеста и он ее полюбит, — сказал Дикон.
— На какое-то время, конечно, — добавил Джонатан. — Его возлюбленные, как правило, долго не удерживаются. Но дама неопределенного возраста, мадам Джерси, не может позволить себе даже небольшого антракта.
— Очень жаль, что он бросил Марию, — сказала матушка. — Она подходила ему. И, думаю, он действительно любил ее.
— Он не мог ни жениться, ни отвергнуть, — вставила я резко.
— Представь, как на него давили, — продолжала мама. — Не думаю, что он был счастлив с тех пор, как они расстались.
— Не стоит жалеть Его королевское Величество, — сказал Дикон. — Думаю, что он сам способен о себе позаботиться.
— Но только не сегодня… — сказала мама. — Расскажите нам лучше о «Собаке и свистке».
Мы сидели, сонно болтая обо всем понемногу, но никто из нас не хотел уходить. Свечи оплыли, а некоторые из них потухли, но мы и не думали заменить их. В комнате воцарилось молчание. Думаю, каждый из нас был занят своими приятными мыслями.
Я перебирала в памяти события прошедшего дня. Я чувствовала запах реки, вкус ростбифа, приготовленного Матти, видела сверкающие отблески огня в холле гостиницы, слышала тихий плеск воды о берег.
Это был счастливый день.
Чары рассеялись, когда огонь в камине стал затухать.
— Он скоро совсем погаснет, — сказал Дикон.
— И становится холодно, — добавила матушка. Она зевнула и встала. Мы с ней под руку поднялись наверх. Она на прощание поцеловала меня у двери. Я зашла в комнату и зажгла свечи на туалетном столике.
Я смотрела на свое отражение в зеркале. В свете свечей я казалась еще лучше. Свет свечей льстит, сказала я себе, но я отметила и еще кое-что. Во мне появилась легкость, какой-то свет. Этот день я не забуду никогда.
Я задумчиво расчесывала волосы, вспоминая «хмель твоих губ…»
Я поднялась и закрыла дверь.
Конечно же, он не посмеет прийти ко мне сюда, где мама была так близко. Но не отважится ли он еще на что-нибудь?
Я должна закрыть дверь, ведь если он придет, то как я смогу устоять перед ним в такую ночь?
Несмотря на то что мы поздно легли, когда я рано утром спустилась, мама уже завтракала.
— А, вот и ты, — сказала она. — Хорошо спала после вчерашних волнений?
— Не очень, но, тем не менее, чувствую себя отдохнувшей.
— Что за день! Я никогда не забуду его, хотя и рада, что он закончился. Я очень хочу увидеть Джессику. Я не люблю надолго оставлять ее. А ты не соскучилась по Амарилис?
Я сказала, что она права.
— Думаю, что мы вернемся послезавтра…
— Ладно.
Если только Дикон сможет, — добавила мама.
— Он обещал…
— Но пока не уверен. Если он сможет поехать, то мне бы хотелось сходить к торговцу бархатом и шелком утром. Я должна взять еще кружев. Он сказал, что их привезут сегодня. Ты поедешь со мной? Я хочу с тобой посоветоваться.
— Конечно.
— Тогда все хорошо. В десять часов? Мы можем пройтись пешком. Это в десяти минутах ходьбы.
— Сейчас переоденусь.
Мы пошли в магазин и долго выбирали кружева. Матушка также купила немного бледно-розовых ленточек для отделки одежды малышей.
Когда мы вышли из магазина, она сказала:
— Я знаю, что мы сейчас сделаем: выпьем немного кофе или шоколада. Эти кофейные домики довольно интересны.
Я согласилась с ней, ведь они стали частью лондонской жизни, более чем просто местом, где отдыхают и пьют кофе или шоколад. Там можно было перекусить, почитать специально подготовленные для посетителей газеты, написать письмо и, что нравилось многим, послушать разговоры завсегдатаев. Различные кафе посещали люди с разным общественным положением: были политические кафе, где устраивались дискуссии по любым темам. Знаменитые остряки и эрудиты часто посещали их. В определенные дни Самуэль Джосон собирал аудиторию в «Голове турка», «Бедфорде» или «Чеширском сыре», а Валпол и Аддисон соперничали с Конгривом и Ванбрахом в «Кит Кэте».
Кафе, которое мы выбрали, было в нескольких шагах от лавки.
Его называли «Бенбоу»— по имени, как я слышала, его владельца, преуспевшего за игорным столом. В этот час в кафе не было остряков, и мне показалось, что здесь собрались люди вроде нас, которые обычно сидят ровно столько, сколько требуется, чтобы выпить кофе или шоколад.
Нас радушно встретил хозяин. Он знал мою маму. Как она объяснила позже, они заходили сюда с Диконом во время последнего визита в Лондон.
Он провел нас к пустому столику.
— Здесь, в этом небольшом алькове, вам будет удобно, — добавил он, подмигивая.
— Это моя дочь, — сказала мама.
— Рад познакомиться, леди, — ответил он, поклонившись с большим почтением.
Мы пили прекрасный шоколад, и мама вдруг вспомнила:
— О, дорогая, я оставила ленты в магазине.
— Мы вернемся и возьмем их, когда закончим пить кофе.
— Я схожу сейчас.
Это быстро, останься здесь. Она поднялась. Мистер Бенбоу вышел ей навстречу.
— Я иду в магазин, он здесь недалеко. Я оставила там покупку. Дочь подождет меня здесь, — сказала мама.
— Я позабочусь о ней в ваше отсутствие, леди. Я засмеялась:
— О, неужели здесь так опасно? Он развел руками:
— Не очень опасно, но на красивую даму обращают внимание. Я буду защищать вас.
— Надеюсь, что это не понадобится, — улыбнулась мама.
Допив кофе, я стала рассматривать комнату. Вошел мужчина, и я сразу же почувствовала, что видела его раньше, но несколько минут пребывала в растерянности. Должно быть, это было давно. Возможно, во Франции. Но кто? Где? Я вспомнила о замке. Мы встречались там.
Я узнала его. Это был учитель Шарло и Луи-Шарля. Или, если это был не он, то кто-то, очень похожий на него.
Тогда я была молода, но этот человек вызвал переполох. Я помню, он внезапно уехал, чтобы ухаживать за престарелой матерью. И много позже, когда матушка снова приехала во Францию и находилась в опасности, она обнаружила, что тот шпионил в замке, и благодаря ему сына Комти, Арманда, заточили в Бастилию.
Вероятно, я очень пристально рассматривала его, потому что он посмотрел на меня. Конечно, он не узнал меня. Я была маленькой девочкой, когда он жил в замке. Сейчас это ясно всплыло в моей памяти. Не могло быть никакого сомнения… это он — шпион-учитель, и его звали… я напрягла память. Затем имя внезапно всплыло — Леон Бланшар.
Я чувствовала смятение. Он был революционером, смутьяном. Что он мог делать в кафе «Бенбоу»?
Сердце мое забилось: еще один человек вошел в кафе. Я чуть не вскрикнула. Это был Альберик.
Он прямо подошел к столику, за которым сидел Леон Бланшар, и что-то сказал ему. Они поговорили несколько секунд, затем Альберик оглянулся и увидел меня.
Я позвала его:
— Альберик..
— Мисс… Клодина, — он, потрясенный, запнулся. — Я… я… выполняю поручение для мадемуазель д'Обинье. — Вы… вы… одна?
— Нет, с мамой.
Она сейчас придет.
Леон Бланшар встал и направился к двери.
— Я должен идти, — сказал Альберик. — До свидания, мисс Клодина.
Он вышел из кафе вслед за Бланшаром.
Через минуту после их ухода, когда я еще сидела в полном изумлении, возвратилась с лентами матушка.
— Я только что видела нечто странное, — выпалила я. — Здесь был Альберик Он встречался с одним человеком.
Думаю, что узнала его.
Хотя и не очень уверена.
Это был Леон Бланшар, учитель. Альберик очень торопился.
Они оба спешили.
Мама побледнела.
— Господи спаси, — прошептала она, вздохнув. — Леон Бланшар и Альберик. Это может означать только одно. Думаю, нам следует немедленно вернуться. Дикон должен узнать об этом.
По счастью, Дикон и Джонатан только еще собирались уйти из дома.
На одном дыхании мама объяснила, что случилось.
Дикон был ошарашен.
Джонатан недоверчиво смотрел на меня:
— Ты уверена?
— Конечно, уверена, что это был Альберик, — ответила я. — Он говорил со мной. Другой… Да, я внимательно рассмотрела его и узнала…
Теперь понятно, — сказал Дикон. — Не стоит терять времени. Сейчас… лучше действовать. — Он посмотрел на Джонатана и продолжал:
— Они оба попытаются скрыться. Альберик, увидев Клодину, наверное, в шоке, а Бланшар испугался, что она узнала его. Он боялся, что его увидит Лотти. Тогда не будет никаких сомнений. Вероятно, Альберик постарается бежать во Францию.
— Взяв с собой бумаги, без сомнения.
Его надо задержать.
— А что же с Билли Графтером… его рекомендовал Альберик. Они оба жили под нашей крышей. Это объясняет визит Кардю. Мы знаем, что они взяли. Господи, как мы были неосторожны!
— Нет смысла возвращаться к этому, — сказал Джонатан. — Сейчас лучше всего действовать.
— Вы должны немедленно вернуться в Эверсли. Альберик захочет замести следы. Может, он даже оставил что-то в Эндерби и, возможно, должен предупредить Графтера. Вероятно, он приедет, чтобы сделать это. С другой стороны, он может спрятаться здесь, в Лондоне. — Секунду он был в задумчивости. — Да, Джонатан, ты возвращайся в Эверсли, а я на некоторое время останусь здесь. Мы попытаемся найти его. Если нам удастся, то мы сможем найти и остальных. Я хочу поймать Бланшара. Но не исключено, что Альберик попытается уехать во Францию, так как его раскрыли. Какие мы дураки, что поверили этой истории с его бегством. Как скоро ты сможешь выехать?
— Через полчаса.
— И… э… возьми с собой Клодину.
— Почему? — спросила я.
— Не знаю, как долго я пробуду здесь.
Лотти, естественно, останется со мной. Если ты останешься с нами, это вызовет слухи, особенно после того как Дэвид вернется в Эверсли. Так будет лучше. Нет времени на споры. Мы должны действовать быстро. Я обо всем позабочусь, и если его здесь нет, то мы пошлем за ним погоню. Его нужно схватить по пути во Францию.
Джонатан сухо сказал:
— Я вижу, лошади готовы.
Клодина, собирайся. Я была ошеломлена. Мама пришла в комнату, чтобы помочь мне собраться.
— Кажется… это серьезно, — произнесла я.
— Да, это так. Помнишь, меня схватили во Франции. Бланшар ездил по стране и призывал французов к революции. На совести его и ему подобных смерть моей матери. Я спаслась чудом, благодаря мужеству и находчивости Дикона. То, что случилось во Франции, не должно повториться в Англии, а это пытаются сделать такие, как Бланшар и Альберик. Мы должны помочь. Мы обязаны сделать все, что можем, и если даже сейчас мы чего-то не понимаем, то должны дождаться последующих объяснений.
Я не могла поверить, что еще только вчера сидела на берегу реки, глядя па текущую воду, глубокомысленно беседуя с Джонатаном.
Лошади ждали нас.
— Вы должны как можно больше проехать до вечера, — сказал Дикон. — Остановитесь в гостинице и несколько часов отдохните. Но на заре выезжайте. Вы должны благополучно доехать до Эверсли к полудню.
Мы проехали через город, миновав Тауэр — серый, мрачный и угрожающий, и выехали за его пределы. Джонатан стал другим, очень серьезным. К счастью, я была хорошей наездницей. Вчерашнее добродушное настроение прошло, и на его место пришла решительность. Он намеревался поймать Альберика… если, конечно, этот молодой человек думает вернуться в Эндерби.
Мы ехали весь день, остановившись лишь для того, чтобы размяться и поесть мяса с хлебом. Затем поскакали дальше.
Было около десяти часов вечера, когда мы приехали в гостиницу. Лошади ослабели; и я не знала, устал ли Джонатан так же, как и я.
Свободной оказалась только одна комната. В другое время я бы возражала, но мы должны были поесть и отдохнуть, чтобы совершить завтра долгое путешествие.
Мы ужинали в гостиной. Было поздно, и осталось только холодное: кусок баранины с пивом. Этого было достаточно, так как я почти засыпала над едой.
В комнате была только одна постель. Я скинула туфли, не раздеваясь легла и немедленно заснула.
Я проснулась от слабого поцелуя в лоб. Надо мной склонился Джонатан.
— Вставай. Пора.
Я вспомнила, где нахожусь, и спрыгнула с постели.
— Мы не будем есть, — сказал он. — Попытаемся перехватить что-нибудь по пути.
Мы пошли в конюшню, где накормленные, напоенные и отдохнувшие стояли наши лошади. Они были резвы, как всегда.
Когда мы помчались, Джонатан от души рассмеялся. Я спросила, что его так рассмешило.
— Что произошло со мной? Я часто мечтал провести с тобой ночь… и, проснувшись, найти тебя рядом. Я часто представлял себе это, а когда это произошло, мы просто уснули.
Это смешно, согласись.
Путешествие было долгим и трудным. Дважды мы останавливались для легкой передышки, но главным образом давали отдохнуть лошадям. Около двух часов пополудни мы добрались до Эверсли.
— Сначала, — сказал Джонатан, — пойдем в конюшню и возьмем свежих лошадей. Эти устали. Затем поедем в Эндерби. Я хочу, чтобы ты узнала, вернулся ли Альберик. Это лучше сделать тебе. Не показывай вида, что мы хотим его видеть. По соседству могут находиться его друзья. Я не хочу, чтобы они заподозрили что-либо.
— Ты не думаешь, что он уже уехал?
— Возможно. Но у него было мало времени. Он не мог нас намного обогнать, если даже и выехал сразу после вашей встречи в кафе.
Пошли.
Мы прошли через ворота к конюшне.
Один из грумов вышел поприветствовать нас.
— Нам нужны свежие лошади, Якоб, эти устали, — сказал Джонатан. — Побыстрее, мы должны немедленно выехать.
— Да, сэр.
Вы вернулись, а хозяин…
— Не сейчас. Готовь лошадей и присмотри за этими… они проделали очень долгий путь.
— Должен ли я сказать дома, что вы вернулись?
— Да. Билли Графтер здесь?
— Я проверю, сэр.
— Если он здесь, смотри, чтобы не уехал. Я хочу с ним серьезно поговорить… Но не сейчас.
— Хорошо, сэр.
— Запри его в одной из комнат, чтобы он не сбежал.
Все слуги в Эверсли выучились подчиняться Дикону без лишних вопросов. Уверена, что это же относилось и к Джонатану.
Я позвонила в Эндерби. Один из слуг открыл дверь.
— О, Мабэл, — сказала я, — я пришла не для того, чтобы увидеть тетю. Я хочу переговорить с Альбериком.
— Вы разминулись с ним, миссис Френшоу.
— Разминулась?!
Он вернулся из Лондона?
— Совсем недавно. Он был здесь и снова уехал. — Куда?
— Этого я не знаю, мадам.
— Хорошо.
Большое спасибо.
Я поспешила к Джонатану. Когда я садилась на лошадь, то сказала:
— Он был здесь… и уехал.
— Это может означать, что он пытается удрать во Францию. Оставайся здесь. Задержи Графтера, пока я не вернусь.
— Я еду с тобой, — сказала я. — Но как ты его найдешь? Он может быть где угодно на побережье.
— Мы поедем туда, где ты нашла его.
— Это пустынное место.
— Там где-нибудь есть заброшенный причал?
— Да.
— Возможно, он предчувствовал погоню. Я думаю, он на причале.
— Никто давно не ходил туда.
Его могло смыть штормом моря.
— Но его могли использовать для хранения лодки.
— Ты так считаешь?
— Дорогая Клодина, жизнь научила меня верить, что все возможно.
— Если его там нет… что тогда?
— Я должен осмотреть весь берег. Возможно, он готовится к отплытию.
Мы потревожили их. Если я прав и ему нужна лодка, чтобы покинуть Англию, он не сразу найдет ее.
— На побережье много бухточек и заливов.
— Ему нужна лодка, а найти ее трудно.
Мы снова поскакали и, только когда пустили лошадей тише, смогли продолжать разговор.
Я чувствовала запах моря, слышала грустные крики чаек. Мы галопом поскакали к заливу. Это было то место, где Эви и Долли взывали о помощи, найдя Альберика.
Мы выехали на песчаный берег.
Я замерла. Недалеко в море на волнах качалась лодка.
— Альберик! — закричала я.
Он яростно греб, пытаясь противостоять морю. Трудно было рассчитывать пересечь пролив в такой лодке. Хотя, может быть, ему бы это и удалось, — человек он был отчаянный.
Джонатан беспомощно смотрел на него. Никого больше не было видно, никакого судна, которое помогло бы перехватить беглеца.
Мы опоздали. Мы могли только беспомощно следить за беглецом, которого ветер уносил от нас.
Альберик поднял весла и отдался на волю стихии. Несколько секунд мы стояли молча, глядя на маленькое суденышко, качающееся на волнах, и с каждой секундой удаляющееся все дальше от английского побережья.
Я стояла рядом с Джонатаном, и выстрел буквально оглушил меня.
Я посмотрела в открытое море. Насколько я могла различить, Альберик рухнул на борт лодки. Она внезапно перевернулась, и тот соскользнул в море.
Джонатан поднял ружье и снова выстрелил. Я увидела, как вода вокруг лодки окрасилась кровью.
Джонатан неподвижно глядел в море. Казалось, время остановилось. Волны, как щепки, бросали лодку из стороны в сторону. Ее сносило в море. Я видела, как она удалялась все дальше и дальше.
От Альберика на воде не осталось и следа.
Я повернулась к Джонатану. Мне хотелось убежать, побыть одной, чтобы пережить то, что произошло у меня на глазах. Я никогда раньше не видела, как один человек убивает другого.
Альберик мертв, — продолжала я думать. Джонатан убил его. Смерть страшна, даже смерть незнакомых людей. А с этим человеком мы вместе смеялись, шутили… он был радостным, счастливым, добрым. Мир перевернулся, когда я увидела, что его убил человек, с которым я была так близка.
Джонатан удовлетворенно вздохнул.
Я сказала:
— Ты убил Альберика.
— Так лучше.
Через полчаса было бы слишком поздно.
— Но мы знали его.
— Тетя! Софи любила его… а теперь он мертв…
Он схватил меня за плечи и встряхнул.
— Прекрати, — сказал он. — У тебя истерика. Он мертв, да, и это правильно. Как ты думаешь, сколько бы умерло людей, если бы он смог продолжать свою работу? Твоя бабушка была убита таким, как он. Слава Богу, мы узнали, кем он был на самом деле.
— Ты… ты очень бездушный.
— Когда речь идет о таких как он, да.
Меня не мучают угрызения совести, что я убил его, — это как убить змею.
Я закрыла лицо руками и заплакала.
— Пошли, — сказал он. — Не будь глупой, Клодина. Мы не смогли бы поймать его… и все же он не ушел.
Я в ужасе посмотрела на него и сказала:
— Но это случилось из-за меня, разве ты не видишь?
Ведь я увидела его.
Именно я рассказала, и поэтому он умер. Я убила его.
— Поздравь себя. Обезврежен еще один шпион. Ты хорошо поработала, Клодина.
— Я убила его. Я совершила супружескую измену, а теперь — преступление.
Он рассмеялся. Я знала, что он не безгрешен. Но сейчас он убил человека, которого хорошо знал, и спешил изо всех сил из Лондона, преследуя его. Я знала и о присущей ему безжалостности, и сейчас убедилась в ней сама.
— Иногда мне кажется, что я ненавижу тебя. Ты такой безжалостный. Даже если его надо было убить, если он виновен в смерти других, ты, кажется, наслаждался этим убийством.
— Я наслаждаюсь, видя, что справился с задачей, — сказал он холодно.
Я посмотрела на море.
— Я все еще вижу красное пятно на воде.
— Он мертв, и это хорошо. Подождем еще немного.
Я не хочу, чтобы он выбрался на берег и его вернули к жизни маленькие сердобольные девочки.
Я отвернулась, но он схватил меня и прижал к себе.
— Ты узнаешь о жизни и времени, в котором живешь, Клодина, — сказал он. — Должен признаться, не всегда очень приятном. Мы должны сохранить нашу страну процветающей. Мы должны служить ее интересам, и, когда появляются змеи, мы душим и убиваем их. Вот так, Клодина. Это величайшая удача, что ты заметила его в «Бенбоу». Тебе удалось узнать Бланшара.
Это помогло нам узнать, что он в Лондоне, и, когда пришел Альберик, это тоже было большой удачей.
— Для тебя, — сказала я. — Для него — смертью.
— О, дорогая, ты стала сентиментальной. Альберик играл со смертью. Он знал это и не был очень удивлен, попав в ее объятия. — Он нежно поцеловал меня. — С Альбериком покончено, но мы должны быть осторожны. А его съедят рыбы.
— О, пожалуйста, не говори так о человеке.
— Бедная маленькая Клодина, боюсь, ты попала в грубую компанию. Не волнуйся. Эти дни ты была с нами. Ты хорошо перенесла путешествие. Я горжусь тобой. Теперь давай подумаем, что нам делать.
Мы должны вернуться домой. Сомневаюсь, чтобы Графтер был там. Думаю, что Альберик предупредил его. Какие же бумаги он взял с собой? Теперь они на дне океана. Никто не должен об этом знать, Клодина. Запомни, тебе ничего не известно об Альберике. Он пропал, и, может быть, его сочтут погибшим. Что касается Билли Графтера, если мы его не поймаем, то пусть думают, что он уехал с Альбериком. Но будем надеяться, что он все еще дома. Не надо говорить правду домашним. Чем меньше известно, тем лучше.
— Я ничего не скажу, — сказала я.
— Это правильно. Я должен вернуться в Лондон.
— Сразу же?
— Да, то, что Бланшар в Лондоне, опасно. Он один из зачинщиков французской революции. Можешь догадаться, что он затевает здесь.
— Но революция закончена. Республику признали многие страны.
— Франция все еще хочет, чтобы мы плясали под ее дудку. Мы враги, помни. Мы фактически в состоянии войны. Я должен выехать в Лондон завтра ранним утром. Они все еще ищут Альберика. Клодина, ты должна взять себя в руки. Веди себя так, будто ничего не произошло. Ты поняла?
Джонатан начал петь. У него был сильный тенор, очень приятный, и песня, которую он пел, была полна красоты:
Лишь взглядом тост произнеси,
И я отвечу взглядом.
Оставь лишь в кубке поцелуй,
И мне вина не надо.
Чтоб жажду страсти утолить,
Душа просит напитка богов,
Но я и зевесов нектар отдать
За хмель твоих губ готов.
Пока я сидела в лодке, глядя на его лицо, освещенное лунным светом, и слушала прекрасные слова, которые Бен Джонсон посвятил некой Целии, я знала, что люблю его и ничто… ни мое замужество, ни его женитьба ничего не изменят.
Думаю, что он тоже знал это, так как любил меня. Мы молча доплыли до Вестминстера, оставили лодку и пошли домой.
Праздник все еще продолжался. Люди пели, танцевали, многие были пьяны. Джонатан проявлял истинную заботу обо мне, и я чувствовала себя в полной безопасности.
Когда мы пришли домой, мама и Дикон уже вернулись. Они сидели в малой гостиной перед огнем.
— О, как хорошо, что вы пришли, — сказала мама. — Мы уже начали беспокоиться, не так ли, Дикон?
— Это ты стала волноваться. Я знал, что Джонатан позаботится о Клодине.
— Что за день! — сказала мама. — Вы устали? Проголодались?
— Нет. Мы были на реке и вернулись, когда там началась потасовка.
— Мудро сделали, — заметил Дикон. — Сегодня будет много ссор, скажу я вам.
— Почему радостный день всегда кончается драками? — спросила я маму.
— Это от хорошей выпивки и человеческой природы, — ответил Дикон.
Он налил вина и подал его нам.
— Пришлось прервать ужин со снетками, — сказала я.
— Не повезло, — заметила мама. — Но вы оба выглядите так, будто неплохо провели день.
— Да, это так.
— Мы ездили в «Собаку и свисток»в Гринвиче, а потом отправились в Ричмонд.
— Убежали от суеты.
— Мы этого и хотели, — сказал Джонатан.
— Но вы-то были в центре событий, — добавила я. — Расскажите, как все происходило.
— Было достаточно грустно, — сказала мама. — Мне жаль принцессу. Она такая неловкая и простая, а вы знаете, что у принца изысканный вкус.
— Должно быть, плохо жениться против воли, — сказала я.
— Плата за королевскую власть, — ответил Дикон. — Принцу нравится использовать власть, и это хорошо. Это правильно.
Но он должен платить за это.
За все в этом мире надо платить, — сказала мама. Джонатан не согласился.
— Иногда этого можно избежать. В конце концов, некоторые из королей женились по любви. У них были и любимая женщина, и королевская власть.
— Жизнь не всегда справедлива, — добавила я.
— Что касается принца, — продолжал Джонатан, — это только временное неудобство. Женитьба не внесет никаких изменений в его жизнь. Неудобство доставят только несколько ночей, проведенных с женой, а когда она забеременеет, он вновь обретет свободу.
— Он казался немного не в себе, не так ли, Дикон? — спросила мама. — И я уверена, что два герцога, которые шли за ним, поддерживали его потому, что он выпил слишком много и плохо стоял на ногах.
— Был момент, когда я подумал, что он намерен отказаться продолжать все это, — сказал Дикон.
— О да, — продолжила мама, — король почувствовал это, потому что он тут же поднялся и что-то прошептал принцу. Это бросилось в глаза, ведь в это время новобрачные стояли на коленях перед архиепископом, а принц почти что встал с колен.
— Он, должно быть, был очень пьян, — пояснил Дикон.
— Думаю, что да.
Но тогда я поразилась, вдруг что-нибудь случится. Я почувствовала облегчение, когда все благополучно закончилось.
Музыка была приятной, а хор в это время пел:
Блаженны чтущие Господа.
О, благо Teбe!
О, благо Тебе!
И счастье твой удел!
Но не совсем удачно говорить о счастье, когда оба — и невеста и жених — ясно демонстрировали, что далеки от него… И поэтому фраза «И счастье твой удел» прозвучала фальшиво.
— Да, вы, наверное, довольны, что присутствовали при таком историческом событии, — напомнила я.
— Я никогда этого не забуду. Я видела леди Джерси. Она казалась более довольной, чем остальные.
— Она боялась, что у принца будет красивая невеста и он ее полюбит, — сказал Дикон.
— На какое-то время, конечно, — добавил Джонатан. — Его возлюбленные, как правило, долго не удерживаются. Но дама неопределенного возраста, мадам Джерси, не может позволить себе даже небольшого антракта.
— Очень жаль, что он бросил Марию, — сказала матушка. — Она подходила ему. И, думаю, он действительно любил ее.
— Он не мог ни жениться, ни отвергнуть, — вставила я резко.
— Представь, как на него давили, — продолжала мама. — Не думаю, что он был счастлив с тех пор, как они расстались.
— Не стоит жалеть Его королевское Величество, — сказал Дикон. — Думаю, что он сам способен о себе позаботиться.
— Но только не сегодня… — сказала мама. — Расскажите нам лучше о «Собаке и свистке».
Мы сидели, сонно болтая обо всем понемногу, но никто из нас не хотел уходить. Свечи оплыли, а некоторые из них потухли, но мы и не думали заменить их. В комнате воцарилось молчание. Думаю, каждый из нас был занят своими приятными мыслями.
Я перебирала в памяти события прошедшего дня. Я чувствовала запах реки, вкус ростбифа, приготовленного Матти, видела сверкающие отблески огня в холле гостиницы, слышала тихий плеск воды о берег.
Это был счастливый день.
Чары рассеялись, когда огонь в камине стал затухать.
— Он скоро совсем погаснет, — сказал Дикон.
— И становится холодно, — добавила матушка. Она зевнула и встала. Мы с ней под руку поднялись наверх. Она на прощание поцеловала меня у двери. Я зашла в комнату и зажгла свечи на туалетном столике.
Я смотрела на свое отражение в зеркале. В свете свечей я казалась еще лучше. Свет свечей льстит, сказала я себе, но я отметила и еще кое-что. Во мне появилась легкость, какой-то свет. Этот день я не забуду никогда.
Я задумчиво расчесывала волосы, вспоминая «хмель твоих губ…»
Я поднялась и закрыла дверь.
Конечно же, он не посмеет прийти ко мне сюда, где мама была так близко. Но не отважится ли он еще на что-нибудь?
Я должна закрыть дверь, ведь если он придет, то как я смогу устоять перед ним в такую ночь?
Несмотря на то что мы поздно легли, когда я рано утром спустилась, мама уже завтракала.
— А, вот и ты, — сказала она. — Хорошо спала после вчерашних волнений?
— Не очень, но, тем не менее, чувствую себя отдохнувшей.
— Что за день! Я никогда не забуду его, хотя и рада, что он закончился. Я очень хочу увидеть Джессику. Я не люблю надолго оставлять ее. А ты не соскучилась по Амарилис?
Я сказала, что она права.
— Думаю, что мы вернемся послезавтра…
— Ладно.
Если только Дикон сможет, — добавила мама.
— Он обещал…
— Но пока не уверен. Если он сможет поехать, то мне бы хотелось сходить к торговцу бархатом и шелком утром. Я должна взять еще кружев. Он сказал, что их привезут сегодня. Ты поедешь со мной? Я хочу с тобой посоветоваться.
— Конечно.
— Тогда все хорошо. В десять часов? Мы можем пройтись пешком. Это в десяти минутах ходьбы.
— Сейчас переоденусь.
Мы пошли в магазин и долго выбирали кружева. Матушка также купила немного бледно-розовых ленточек для отделки одежды малышей.
Когда мы вышли из магазина, она сказала:
— Я знаю, что мы сейчас сделаем: выпьем немного кофе или шоколада. Эти кофейные домики довольно интересны.
Я согласилась с ней, ведь они стали частью лондонской жизни, более чем просто местом, где отдыхают и пьют кофе или шоколад. Там можно было перекусить, почитать специально подготовленные для посетителей газеты, написать письмо и, что нравилось многим, послушать разговоры завсегдатаев. Различные кафе посещали люди с разным общественным положением: были политические кафе, где устраивались дискуссии по любым темам. Знаменитые остряки и эрудиты часто посещали их. В определенные дни Самуэль Джосон собирал аудиторию в «Голове турка», «Бедфорде» или «Чеширском сыре», а Валпол и Аддисон соперничали с Конгривом и Ванбрахом в «Кит Кэте».
Кафе, которое мы выбрали, было в нескольких шагах от лавки.
Его называли «Бенбоу»— по имени, как я слышала, его владельца, преуспевшего за игорным столом. В этот час в кафе не было остряков, и мне показалось, что здесь собрались люди вроде нас, которые обычно сидят ровно столько, сколько требуется, чтобы выпить кофе или шоколад.
Нас радушно встретил хозяин. Он знал мою маму. Как она объяснила позже, они заходили сюда с Диконом во время последнего визита в Лондон.
Он провел нас к пустому столику.
— Здесь, в этом небольшом алькове, вам будет удобно, — добавил он, подмигивая.
— Это моя дочь, — сказала мама.
— Рад познакомиться, леди, — ответил он, поклонившись с большим почтением.
Мы пили прекрасный шоколад, и мама вдруг вспомнила:
— О, дорогая, я оставила ленты в магазине.
— Мы вернемся и возьмем их, когда закончим пить кофе.
— Я схожу сейчас.
Это быстро, останься здесь. Она поднялась. Мистер Бенбоу вышел ей навстречу.
— Я иду в магазин, он здесь недалеко. Я оставила там покупку. Дочь подождет меня здесь, — сказала мама.
— Я позабочусь о ней в ваше отсутствие, леди. Я засмеялась:
— О, неужели здесь так опасно? Он развел руками:
— Не очень опасно, но на красивую даму обращают внимание. Я буду защищать вас.
— Надеюсь, что это не понадобится, — улыбнулась мама.
Допив кофе, я стала рассматривать комнату. Вошел мужчина, и я сразу же почувствовала, что видела его раньше, но несколько минут пребывала в растерянности. Должно быть, это было давно. Возможно, во Франции. Но кто? Где? Я вспомнила о замке. Мы встречались там.
Я узнала его. Это был учитель Шарло и Луи-Шарля. Или, если это был не он, то кто-то, очень похожий на него.
Тогда я была молода, но этот человек вызвал переполох. Я помню, он внезапно уехал, чтобы ухаживать за престарелой матерью. И много позже, когда матушка снова приехала во Францию и находилась в опасности, она обнаружила, что тот шпионил в замке, и благодаря ему сына Комти, Арманда, заточили в Бастилию.
Вероятно, я очень пристально рассматривала его, потому что он посмотрел на меня. Конечно, он не узнал меня. Я была маленькой девочкой, когда он жил в замке. Сейчас это ясно всплыло в моей памяти. Не могло быть никакого сомнения… это он — шпион-учитель, и его звали… я напрягла память. Затем имя внезапно всплыло — Леон Бланшар.
Я чувствовала смятение. Он был революционером, смутьяном. Что он мог делать в кафе «Бенбоу»?
Сердце мое забилось: еще один человек вошел в кафе. Я чуть не вскрикнула. Это был Альберик.
Он прямо подошел к столику, за которым сидел Леон Бланшар, и что-то сказал ему. Они поговорили несколько секунд, затем Альберик оглянулся и увидел меня.
Я позвала его:
— Альберик..
— Мисс… Клодина, — он, потрясенный, запнулся. — Я… я… выполняю поручение для мадемуазель д'Обинье. — Вы… вы… одна?
— Нет, с мамой.
Она сейчас придет.
Леон Бланшар встал и направился к двери.
— Я должен идти, — сказал Альберик. — До свидания, мисс Клодина.
Он вышел из кафе вслед за Бланшаром.
Через минуту после их ухода, когда я еще сидела в полном изумлении, возвратилась с лентами матушка.
— Я только что видела нечто странное, — выпалила я. — Здесь был Альберик Он встречался с одним человеком.
Думаю, что узнала его.
Хотя и не очень уверена.
Это был Леон Бланшар, учитель. Альберик очень торопился.
Они оба спешили.
Мама побледнела.
— Господи спаси, — прошептала она, вздохнув. — Леон Бланшар и Альберик. Это может означать только одно. Думаю, нам следует немедленно вернуться. Дикон должен узнать об этом.
По счастью, Дикон и Джонатан только еще собирались уйти из дома.
На одном дыхании мама объяснила, что случилось.
Дикон был ошарашен.
Джонатан недоверчиво смотрел на меня:
— Ты уверена?
— Конечно, уверена, что это был Альберик, — ответила я. — Он говорил со мной. Другой… Да, я внимательно рассмотрела его и узнала…
Теперь понятно, — сказал Дикон. — Не стоит терять времени. Сейчас… лучше действовать. — Он посмотрел на Джонатана и продолжал:
— Они оба попытаются скрыться. Альберик, увидев Клодину, наверное, в шоке, а Бланшар испугался, что она узнала его. Он боялся, что его увидит Лотти. Тогда не будет никаких сомнений. Вероятно, Альберик постарается бежать во Францию.
— Взяв с собой бумаги, без сомнения.
Его надо задержать.
— А что же с Билли Графтером… его рекомендовал Альберик. Они оба жили под нашей крышей. Это объясняет визит Кардю. Мы знаем, что они взяли. Господи, как мы были неосторожны!
— Нет смысла возвращаться к этому, — сказал Джонатан. — Сейчас лучше всего действовать.
— Вы должны немедленно вернуться в Эверсли. Альберик захочет замести следы. Может, он даже оставил что-то в Эндерби и, возможно, должен предупредить Графтера. Вероятно, он приедет, чтобы сделать это. С другой стороны, он может спрятаться здесь, в Лондоне. — Секунду он был в задумчивости. — Да, Джонатан, ты возвращайся в Эверсли, а я на некоторое время останусь здесь. Мы попытаемся найти его. Если нам удастся, то мы сможем найти и остальных. Я хочу поймать Бланшара. Но не исключено, что Альберик попытается уехать во Францию, так как его раскрыли. Какие мы дураки, что поверили этой истории с его бегством. Как скоро ты сможешь выехать?
— Через полчаса.
— И… э… возьми с собой Клодину.
— Почему? — спросила я.
— Не знаю, как долго я пробуду здесь.
Лотти, естественно, останется со мной. Если ты останешься с нами, это вызовет слухи, особенно после того как Дэвид вернется в Эверсли. Так будет лучше. Нет времени на споры. Мы должны действовать быстро. Я обо всем позабочусь, и если его здесь нет, то мы пошлем за ним погоню. Его нужно схватить по пути во Францию.
Джонатан сухо сказал:
— Я вижу, лошади готовы.
Клодина, собирайся. Я была ошеломлена. Мама пришла в комнату, чтобы помочь мне собраться.
— Кажется… это серьезно, — произнесла я.
— Да, это так. Помнишь, меня схватили во Франции. Бланшар ездил по стране и призывал французов к революции. На совести его и ему подобных смерть моей матери. Я спаслась чудом, благодаря мужеству и находчивости Дикона. То, что случилось во Франции, не должно повториться в Англии, а это пытаются сделать такие, как Бланшар и Альберик. Мы должны помочь. Мы обязаны сделать все, что можем, и если даже сейчас мы чего-то не понимаем, то должны дождаться последующих объяснений.
Я не могла поверить, что еще только вчера сидела на берегу реки, глядя па текущую воду, глубокомысленно беседуя с Джонатаном.
Лошади ждали нас.
— Вы должны как можно больше проехать до вечера, — сказал Дикон. — Остановитесь в гостинице и несколько часов отдохните. Но на заре выезжайте. Вы должны благополучно доехать до Эверсли к полудню.
Мы проехали через город, миновав Тауэр — серый, мрачный и угрожающий, и выехали за его пределы. Джонатан стал другим, очень серьезным. К счастью, я была хорошей наездницей. Вчерашнее добродушное настроение прошло, и на его место пришла решительность. Он намеревался поймать Альберика… если, конечно, этот молодой человек думает вернуться в Эндерби.
Мы ехали весь день, остановившись лишь для того, чтобы размяться и поесть мяса с хлебом. Затем поскакали дальше.
Было около десяти часов вечера, когда мы приехали в гостиницу. Лошади ослабели; и я не знала, устал ли Джонатан так же, как и я.
Свободной оказалась только одна комната. В другое время я бы возражала, но мы должны были поесть и отдохнуть, чтобы совершить завтра долгое путешествие.
Мы ужинали в гостиной. Было поздно, и осталось только холодное: кусок баранины с пивом. Этого было достаточно, так как я почти засыпала над едой.
В комнате была только одна постель. Я скинула туфли, не раздеваясь легла и немедленно заснула.
Я проснулась от слабого поцелуя в лоб. Надо мной склонился Джонатан.
— Вставай. Пора.
Я вспомнила, где нахожусь, и спрыгнула с постели.
— Мы не будем есть, — сказал он. — Попытаемся перехватить что-нибудь по пути.
Мы пошли в конюшню, где накормленные, напоенные и отдохнувшие стояли наши лошади. Они были резвы, как всегда.
Когда мы помчались, Джонатан от души рассмеялся. Я спросила, что его так рассмешило.
— Что произошло со мной? Я часто мечтал провести с тобой ночь… и, проснувшись, найти тебя рядом. Я часто представлял себе это, а когда это произошло, мы просто уснули.
Это смешно, согласись.
Путешествие было долгим и трудным. Дважды мы останавливались для легкой передышки, но главным образом давали отдохнуть лошадям. Около двух часов пополудни мы добрались до Эверсли.
— Сначала, — сказал Джонатан, — пойдем в конюшню и возьмем свежих лошадей. Эти устали. Затем поедем в Эндерби. Я хочу, чтобы ты узнала, вернулся ли Альберик. Это лучше сделать тебе. Не показывай вида, что мы хотим его видеть. По соседству могут находиться его друзья. Я не хочу, чтобы они заподозрили что-либо.
— Ты не думаешь, что он уже уехал?
— Возможно. Но у него было мало времени. Он не мог нас намного обогнать, если даже и выехал сразу после вашей встречи в кафе.
Пошли.
Мы прошли через ворота к конюшне.
Один из грумов вышел поприветствовать нас.
— Нам нужны свежие лошади, Якоб, эти устали, — сказал Джонатан. — Побыстрее, мы должны немедленно выехать.
— Да, сэр.
Вы вернулись, а хозяин…
— Не сейчас. Готовь лошадей и присмотри за этими… они проделали очень долгий путь.
— Должен ли я сказать дома, что вы вернулись?
— Да. Билли Графтер здесь?
— Я проверю, сэр.
— Если он здесь, смотри, чтобы не уехал. Я хочу с ним серьезно поговорить… Но не сейчас.
— Хорошо, сэр.
— Запри его в одной из комнат, чтобы он не сбежал.
Все слуги в Эверсли выучились подчиняться Дикону без лишних вопросов. Уверена, что это же относилось и к Джонатану.
Я позвонила в Эндерби. Один из слуг открыл дверь.
— О, Мабэл, — сказала я, — я пришла не для того, чтобы увидеть тетю. Я хочу переговорить с Альбериком.
— Вы разминулись с ним, миссис Френшоу.
— Разминулась?!
Он вернулся из Лондона?
— Совсем недавно. Он был здесь и снова уехал. — Куда?
— Этого я не знаю, мадам.
— Хорошо.
Большое спасибо.
Я поспешила к Джонатану. Когда я садилась на лошадь, то сказала:
— Он был здесь… и уехал.
— Это может означать, что он пытается удрать во Францию. Оставайся здесь. Задержи Графтера, пока я не вернусь.
— Я еду с тобой, — сказала я. — Но как ты его найдешь? Он может быть где угодно на побережье.
— Мы поедем туда, где ты нашла его.
— Это пустынное место.
— Там где-нибудь есть заброшенный причал?
— Да.
— Возможно, он предчувствовал погоню. Я думаю, он на причале.
— Никто давно не ходил туда.
Его могло смыть штормом моря.
— Но его могли использовать для хранения лодки.
— Ты так считаешь?
— Дорогая Клодина, жизнь научила меня верить, что все возможно.
— Если его там нет… что тогда?
— Я должен осмотреть весь берег. Возможно, он готовится к отплытию.
Мы потревожили их. Если я прав и ему нужна лодка, чтобы покинуть Англию, он не сразу найдет ее.
— На побережье много бухточек и заливов.
— Ему нужна лодка, а найти ее трудно.
Мы снова поскакали и, только когда пустили лошадей тише, смогли продолжать разговор.
Я чувствовала запах моря, слышала грустные крики чаек. Мы галопом поскакали к заливу. Это было то место, где Эви и Долли взывали о помощи, найдя Альберика.
Мы выехали на песчаный берег.
Я замерла. Недалеко в море на волнах качалась лодка.
— Альберик! — закричала я.
Он яростно греб, пытаясь противостоять морю. Трудно было рассчитывать пересечь пролив в такой лодке. Хотя, может быть, ему бы это и удалось, — человек он был отчаянный.
Джонатан беспомощно смотрел на него. Никого больше не было видно, никакого судна, которое помогло бы перехватить беглеца.
Мы опоздали. Мы могли только беспомощно следить за беглецом, которого ветер уносил от нас.
Альберик поднял весла и отдался на волю стихии. Несколько секунд мы стояли молча, глядя на маленькое суденышко, качающееся на волнах, и с каждой секундой удаляющееся все дальше от английского побережья.
Я стояла рядом с Джонатаном, и выстрел буквально оглушил меня.
Я посмотрела в открытое море. Насколько я могла различить, Альберик рухнул на борт лодки. Она внезапно перевернулась, и тот соскользнул в море.
Джонатан поднял ружье и снова выстрелил. Я увидела, как вода вокруг лодки окрасилась кровью.
Джонатан неподвижно глядел в море. Казалось, время остановилось. Волны, как щепки, бросали лодку из стороны в сторону. Ее сносило в море. Я видела, как она удалялась все дальше и дальше.
От Альберика на воде не осталось и следа.
Я повернулась к Джонатану. Мне хотелось убежать, побыть одной, чтобы пережить то, что произошло у меня на глазах. Я никогда раньше не видела, как один человек убивает другого.
Альберик мертв, — продолжала я думать. Джонатан убил его. Смерть страшна, даже смерть незнакомых людей. А с этим человеком мы вместе смеялись, шутили… он был радостным, счастливым, добрым. Мир перевернулся, когда я увидела, что его убил человек, с которым я была так близка.
Джонатан удовлетворенно вздохнул.
Я сказала:
— Ты убил Альберика.
— Так лучше.
Через полчаса было бы слишком поздно.
— Но мы знали его.
— Тетя! Софи любила его… а теперь он мертв…
Он схватил меня за плечи и встряхнул.
— Прекрати, — сказал он. — У тебя истерика. Он мертв, да, и это правильно. Как ты думаешь, сколько бы умерло людей, если бы он смог продолжать свою работу? Твоя бабушка была убита таким, как он. Слава Богу, мы узнали, кем он был на самом деле.
— Ты… ты очень бездушный.
— Когда речь идет о таких как он, да.
Меня не мучают угрызения совести, что я убил его, — это как убить змею.
Я закрыла лицо руками и заплакала.
— Пошли, — сказал он. — Не будь глупой, Клодина. Мы не смогли бы поймать его… и все же он не ушел.
Я в ужасе посмотрела на него и сказала:
— Но это случилось из-за меня, разве ты не видишь?
Ведь я увидела его.
Именно я рассказала, и поэтому он умер. Я убила его.
— Поздравь себя. Обезврежен еще один шпион. Ты хорошо поработала, Клодина.
— Я убила его. Я совершила супружескую измену, а теперь — преступление.
Он рассмеялся. Я знала, что он не безгрешен. Но сейчас он убил человека, которого хорошо знал, и спешил изо всех сил из Лондона, преследуя его. Я знала и о присущей ему безжалостности, и сейчас убедилась в ней сама.
— Иногда мне кажется, что я ненавижу тебя. Ты такой безжалостный. Даже если его надо было убить, если он виновен в смерти других, ты, кажется, наслаждался этим убийством.
— Я наслаждаюсь, видя, что справился с задачей, — сказал он холодно.
Я посмотрела на море.
— Я все еще вижу красное пятно на воде.
— Он мертв, и это хорошо. Подождем еще немного.
Я не хочу, чтобы он выбрался на берег и его вернули к жизни маленькие сердобольные девочки.
Я отвернулась, но он схватил меня и прижал к себе.
— Ты узнаешь о жизни и времени, в котором живешь, Клодина, — сказал он. — Должен признаться, не всегда очень приятном. Мы должны сохранить нашу страну процветающей. Мы должны служить ее интересам, и, когда появляются змеи, мы душим и убиваем их. Вот так, Клодина. Это величайшая удача, что ты заметила его в «Бенбоу». Тебе удалось узнать Бланшара.
Это помогло нам узнать, что он в Лондоне, и, когда пришел Альберик, это тоже было большой удачей.
— Для тебя, — сказала я. — Для него — смертью.
— О, дорогая, ты стала сентиментальной. Альберик играл со смертью. Он знал это и не был очень удивлен, попав в ее объятия. — Он нежно поцеловал меня. — С Альбериком покончено, но мы должны быть осторожны. А его съедят рыбы.
— О, пожалуйста, не говори так о человеке.
— Бедная маленькая Клодина, боюсь, ты попала в грубую компанию. Не волнуйся. Эти дни ты была с нами. Ты хорошо перенесла путешествие. Я горжусь тобой. Теперь давай подумаем, что нам делать.
Мы должны вернуться домой. Сомневаюсь, чтобы Графтер был там. Думаю, что Альберик предупредил его. Какие же бумаги он взял с собой? Теперь они на дне океана. Никто не должен об этом знать, Клодина. Запомни, тебе ничего не известно об Альберике. Он пропал, и, может быть, его сочтут погибшим. Что касается Билли Графтера, если мы его не поймаем, то пусть думают, что он уехал с Альбериком. Но будем надеяться, что он все еще дома. Не надо говорить правду домашним. Чем меньше известно, тем лучше.
— Я ничего не скажу, — сказала я.
— Это правильно. Я должен вернуться в Лондон.
— Сразу же?
— Да, то, что Бланшар в Лондоне, опасно. Он один из зачинщиков французской революции. Можешь догадаться, что он затевает здесь.
— Но революция закончена. Республику признали многие страны.
— Франция все еще хочет, чтобы мы плясали под ее дудку. Мы враги, помни. Мы фактически в состоянии войны. Я должен выехать в Лондон завтра ранним утром. Они все еще ищут Альберика. Клодина, ты должна взять себя в руки. Веди себя так, будто ничего не произошло. Ты поняла?