Карр Филиппа. Голос призрака

   На второй день, когда я собиралась навестить тетю Софи, я встретила по дороге Долли и у меня возникло ощущение, что она меня поджидала. Так оно и оказалось.
   — О, миссис Френшоу, я надеялась увидеть вас. Мадемуазель д'Обинье сегодня неважно себя чувствует.
   — Вот как? В чем же дело?
   — Ничего особенного.
   Она просто устала и весь день ей хочется спать. Жанна просила передать, если я вас встречу, чтобы вы отложили визит. Я сама сегодня не видела мадемуазель. Когда я пришла, Жанна сказала прийти завтра.
   — А, понятно.
   — Миссис Френшоу, я хотела бы поговорить с вами. Не могли бы вы немного прокатиться со мной верхом?
   — Ну конечно, Долли.
   Ее предложение обрадовало меня. Мне всегда было трудно разговаривать с ней. Я и Дэвид считали, что она слишком часто предается мрачным мыслям, и, если Долли нуждается в поддержке, мы могли бы ей помочь.
   Мы повернули своих лошадей прочь от Эндерби, и я спросила:
   — Куда поедем?
   — Эви и я любили ездить вдоль моря.
   — Тогда, наверное, тебе не хочется ехать туда.
   — О, напротив. Я часто туда езжу. И мы поехали в южном направлении.
   — Замечательно, что я могу ходить в гости к мадемуазель.
   — Для нее это тоже хорошо. Я думаю, вы ей действительно очень нравитесь, Долли.
   Щеки ее залились румянцем.
   — Вы действительно так думаете, миссис Френшоу?
   — Конечно.
   — Она многому меня научила. Французскому и многому другому. Я так люблю туда ездить, особенно после того, как я потеряла Эви.
   — Понимаю, — сказала я.
   — Она так сочувствует мне. В конце концов, она ведь тоже пережила ужасные события, правда?
   — Да.
   — Вы чувствуете запах моря, миссис Френшоу?
   — О да. Сейчас почувствовала. Здесь так хорошо.
   — Эви это тоже нравилось.
   Мне было интересно, что же она хочет мне сказать, но я решила предоставить ей возможность заговорить первой. Мне казалось, что она легко может снова превратиться в ту скрытную Долли, которую я всегда знала.
   Мы перешли на галоп и понеслись, как ветер над зелеными полями. Долли была хорошей наездницей и, казалось, в седле обретала уверенность в себе.
   Затем мы увидели море. Это было серое, спокойное ноябрьское море: на воде не было даже ряби, а в воздухе — ни малейшего ветерка.
   — Не спуститься ли нам на берег? — сказала она. — Мне там очень нравится.
   Я последовала за ней и, когда копыта наших лошадей коснулись песка, увидела лежащую на берегу лодку.
   — О, смотрите, — сказала Долли. — Не подъехать ли нам к ней?
   Мы поскакали по песку туда, где лежала лодка. Долли повернулась и взглянула на сарай для лодок.
   — Мне кажется, там кто-то есть.
   — Наверное, хозяин лодки, — сказала я.
   — Не пойти ли нам посмотреть? Давайте привяжем лошадей здесь, к этой скале. Мы с Эви именно здесь оставляли своих лошадей, когда приезжали сюда.
   — Хорошо.
   Я спешилась и привязала лошадь. Долли уже направлялась к сараю.
   — Есть кто-нибудь? — окликнула она. Ответа не последовало.
   — Мне все-таки показалось, что я кого-то видела, — сказала она. — Заглянем внутрь.
   Она осторожно толкнула дверь и вошла. Я последовала за ней.
   Дверь внезапно закрылась, н я оказалась в темноте. Мне что-то накинули на голову. Я почувствовала резкий удар по голове, и затем наступил мрак.
   Первое, что я увидела, открыв глаза, была Долли. Она сидела на трехногом табурете и смотрела на меня.
   Я лежала на полу, состояние у меня было полуобморочное, голова болела, запястья и лодыжки плотно охватывали веревки.
   — Долли… — запинаясь, проговорила я. — Что… что случилось?
   Она сказала:
   — Быстро же вы пришли в себя. Всего лишь десять минут прошло с тех пор, как мы вошли сюда. Я привела вас сюда, миссис Френшоу, чтобы убить.
   Если бы у нее в руках не было пистолета, она показалась бы мне смешной.
   Увидев, что взгляд мой направлен на него, она сказала:
   — Я знаю, как им пользоваться. Это одна из вещей, которым меня научили.
   — Долли! Что это? Что за игра?
   — О нет, это очень серьезно. Смерть — вещь серьезная.
   — Ты на самом деле…
   Она сказала:
   — О да. Вы должны умереть. Вы убили Эви и умрете, как она.
   — Ты сошла с ума. Никто не убивал Эви. Она сама себя убила.
   — Она убила себя, потому что ее вынудили.
   Это убийство… а убийцы должны умереть.
   — Долли, постарайся быть благоразумной. Давай поговорим. Что у тебя на уме? Что это все значит?
   — Я вам все расскажу. У нас есть время, потому что я не убью вас до тех пор, пока сюда не приедет Билли.
   Это — часть уговора.
   — Билли? Билли Графтер?
   — Да, Билли Графтер.
   — Значит, вы с ним друзья? Она кивнула.
   — Ведь он же был другом Альберика, не так ли? — Она улыбнулась. — Вам не пошевелиться, правда? Вы хорошо связаны. Это Билли сделал.
   — Он здесь?
   Она кивнула.
   — Он с ним расправится. Вот что он сделает. А я расправлюсь с вами. Он помог мне, а я помогу ему. Вы не понимаете, да? Билли очень скоро будет здесь. Тогда продолжим.
   Она погладила пистолет, и я подумала: «Она не шутит. Она безумна».
   — Почему вы, согрешив, можете свободно разгуливать, когда моя сестра Эви… — Лицо ее скривилось, как будто она собиралась заплакать.
   — Долли, — сказала я, — давай поговорим.
   — А разве мы не разговариваем?
   Видите ли, вы совершили прелюбодеяние. Вы нарушили седьмую заповедь. Вы замужем за хорошим человеком и изменили ему с плохим. Это было в Эндерби, когда имение стояло пустым, еще до того, как туда приехала мадемуазель. Мы знали, что вы там с ним. Мы ведь напугали вас, правда, когда вы услышали наши голоса через переговорную трубу?
   — Значит, это были вы?
   — Да, Эви и я. Вы так струсили. Нас это рассмешило. А затем Эви влюбилась. Она говорила, что любовь — самая прекрасная вещь… У нее должен был родиться малыш. Я хотела, чтобы он родился, миссис Френшоу. О, я бы так о нем заботилась. А потом она убила себя.
   — Ей ни в коем случае не следовало делать этого. Мы могли бы что-нибудь предпринять. Мы могли бы помочь ей.
   — Все из-за вас, миссис Френшоу. Вы убили Альберика. О, вы удивлены, не так ли? Вы думали, что отцом ребенка Эви был Гарри Фаррингдон. Он ей никогда не нравился. Только наша бабушка этого хотела. А Эви нравился Альберик. Они любили друг друга, я была рада за них.
   Они собирались пожениться и взять меня с собой во Францию. Я хотела присматривать за малышом. Все было бы прекрасно. Затем вдруг все изменилось. Он отправился в Лондон и, поспешно вернувшись, сказал нам, что вы увидели его там и рассказали этому гадкому мистеру Френшоу — своему любовнику. Альберик сказал, что ему нужно скрыться, потому что за ним охотятся. Он обещал прислать за нами, Эви и мной, чтобы уехать во Францию. Мы бы и поехали. Мы знали, как туда добраться. Мы прятались здесь, наверху, когда это произошло. Так что мы все видели. Этот человек убил Альберика, и после этого все пошло кувырком.
   — Ты, должно быть, знаешь, что Альберик был шпионом.
   — Альберик был прекрасным человеком.
   — Именно такие, как он, навлекли ужасные бедствия на Францию.
   — Так должно было случиться. Там царила несправедливость. Альберик говорил нам об этом.
   — И здесь он пытался совершить то же, что сделал в своей стране. Он должен был умереть, Долли. Он всегда знал, что идет на риск.
   — А моя сестра… моя Эви… она покончила с собой. Она не могла показаться на глаза бабушке.
   У той постоянной темой разговора было удачное замужество Эви. Она говорила ей, что ее настоящее место — в Эверсли, и какая она хорошенькая, и как она найдет богатого мужа. Она говорила, что Эви недостаточно старалась, чтобы заполучить Гарри Фаррингдона.
   — О, Долли, какое сплетение несчастий! Этого не должно было произойти.
   — Эви не могла пойти на то, чтобы иметь незаконнорожденного ребенка.
   — Люди идут на это…
   — Вы и пошли… может быть.
   — Долли!
   — Вас это злит. Конечно, вы сердитесь. Это и меня злит. Бедной Эви пришлось покончить с собой, а вы… вы ведь совершили то же самое, только вы были хуже, потому что у вас хороший муж. У Эви его никогда не было. Ей пришлось умереть, а вы стали хозяйкой большого дома. И все с вами почтительны, тогда как моя бедная Эви…
   — О, Долли, мне так жаль! Загублена жизнь, загублено счастье…
   — Но не ваше. Вы получаете, что хотите, и никто не знает…
   — Это вы взяли малышку?
   — Да. Я хотела убить ее.
   От ужаса у меня перехватило дыхание.
   — Ведь младенец Эви был убит, правда?
   — О, Долли! При вспоминании о том ужасном времени, когда у нас похитили Джессику, мне становится не по себе.
   — Я держала ее у себя в комнате, в Грассленде. Я боялась, что кто-то может увидеть ее, но все обошлось. Затем я узнала, что взяла не ту девочку. Откуда мне было знать, чей это ребенок? Потом началась вся эта кутерьма. Она была со мной все время. Она хорошенькая, — на ее лице появилась улыбка. — Она смеялась, хватала меня за палец и не хотела отпускать. Она была сла-а-авная детка. Я рада, что не убила ее.
   — А веревка в кустах? Она кивнула:
   — Вы всегда ездили той дорогой. И почему это вам всегда везет? Почему Билли надо было поехать по тропе как раз в это время?
   — Суровая справедливость, — сказала я.
   — Я следила из кустов, а когда увидела, кто скачет, то закричала, но было слишком поздно. У меня не было времени на то, чтобы унести его, когда появились вы, поэтому мне пришлось оставить его… веревку и все остальное.
   — Значит, вы были там?
   — Я хотела увидеть, как вы упадете.
   — Понятно. А затем, когда я поехала за помощью, вы вышли и забрали его. Сняла веревку…
   — Это было нелегко. Мне надо было усадить его на лошадь. Затем я забрала веревку, отвезла Билли в сарай для лодок и ухаживала за ним. У него был рассечен лоб, но он ничего не сломал.
   Он упал в кусты, и они его спасли. Он быстро поправился.
   — Мне и в голову не приходило, что вы можете быть такой коварной, — сказала я.
   Она казалась весьма довольной собой.
   — Билли сказал, что я порчу дело. Оно слишком важное, чтобы за него брался любитель.
   Он обещал научить меня, как заполучить вас, а я помогу ему разделаться с Джонатаном, потому что он слишком много знает.
   Билли покончит с ним и поможет мне управиться с вами. Вы оба должны умереть… за Эви. Когда вы оба умрете, мы привяжем к вам груз и бросим вас в море. Вы просто бесследно исчезнете.
   — А вы, Долли, что вы будете делать?
   Как вы будете себя чувствовать, зная, что вы — убийца?
   — Все дело в том, что я — мститель, а не обычный убийца. Я делаю то, что нужно сделать ради Эви, а Билли выполняет свой долг.
   — Не думаю, что в суде на это так посмотрят.
   — Разве вам не страшно, миссис Френшоу?
   — Немного. Я не хочу умирать. И мне кажется, Долли, что вы не сможете убить человека.
   — Я убью вас, — сказала она. — Жаль, что я не могу этого сделать сейчас же и покончить с этим.
   — Вам неприятно об этом думать, не правда ли?
   — Я поклялась Эви.
   — Развяжите мне руки, Долли.
   Она покачала головой:
   — Это все испортит. Я пообещала Эви и поклялась себе. Почему вы должны нарушать седьмую заповедь и оставаться безнаказанной, в то время как моя сестра Эви… Она не нарушила заповеди. Все из-за того лишь, что она любила Альберика.
   Они бы поженились и жили счастливо… и я была бы с ними.
   — Вы не можете так поступить со мной, Долли. Как вы будете себя чувствовать, когда люди будут спрашивать, где я? А если нас кто-нибудь видел? Люди скажут, что в последний раз меня видели с вами, когда мы катались на лошадях.
   — Нас никто не видел.
   — Вы уверены в этом? А если они станут расспрашивать вас…
   — Они не станут. Билли сказал, что все будет хорошо.
   Вы пытаетесь меня запугать.
   Я невесело засмеялась:
   — В данный момент этим занимаетесь вы.
   — Вы получаете то, что заслуживаете.
   — Я не убивала…
   — Нет, убивали. Вы убили Эви.
   Мою дорогую, славную, хорошенькую Эви.
   — Эви покончила с собой.
   — Если вы еще раз это скажете, я застрелю вас тут же, не дожидаясь Билли.
   — А зачем вы его ждете?
   — Потому что… потому что… не нужно задавать вопросы.
   — Ты уже рассказала мне все, что я хотела знать. Мне жаль Эви. Так ужасно загублена жизнь.
   Она отвернулась от меня, чтобы скрыть свое горе, и как раз в этот момент я услышала пронзительный свист.
   — Это Билли, — сказала Долли.
   Она вышла, и я услышала, как Билли сказал:
   — Я присмотрю за ней.
   Она не может сбежать. Возьми что-нибудь из ее вещей… что-нибудь, что он наверняка узнает. Он очень подозрительный.
   — Хорошо, — сказала Долли.
   Она вернулась в сарай. Пистолета у нее уже не было.
   — Мне нужно кольцо или что-нибудь, что он узнал бы, — сказала она.
   — Кто узнал?
   — Ваш любовник, конечно. Тот, с кем вы встречались в Эндерби и ради кого нарушили седьмую заповедь.
   — Зачем вам это нужно?
   — Потому что я собираюсь отнести эту вещь ему и сказать, где вы.
   — Долли!
   — Тогда он приедет, права ведь? Он приедет спасти вас.
   — И тогда?
   — Билли будет поджидать его в засаде.
   — Долли, вы не должны этого делать.
   — Это часть плана.
   Мы с Билли помогаем друг другу. Это была его идея. Вот почему он не хочет, чтобы вы умирали прежде, чем ваш любовник.
   Вы понимаете, в чем дело? Билли мне не доверяет.
   Он думает, что если я убью вас, то не стану заманивать сюда мистера Френшоу. Я, однако, все равно сделала бы это, потому что вы оба — убийцы Эви, ведь он убил Альберика.
   Меня охватил ужас. Я ясно представляла себе весь их план. Джонатан прискакал бы на берег, где, поджидая его, притаился бы Билли Графтер. Джонатан стал бы легкой мишенью. Этого нельзя допустить. Я представила мир без него, и мысль эта показалась мне невыносимой. Если я когда-либо и осознавала, что люблю Джонатана, то именно в этот момент.
   Я решила бороться за жизнь Джонатана, как не боролась за свою.
   — Долли, пожалуйста, послушайте меня. Вы не должны делать этого. Джонатан не совершил ничего плохого. Он защищает свою страну. Он был вынужден убить Альберика. Альберик был шпионом.
   — Альберик собирался жениться на Эви.
   — Но послушайте, Долли.
   — Я не буду больше слушать. Билли рассердится. Он хочет, чтобы я отправилась сразу же. Я должна привести Джонатана сюда. А теперь дайте мне что-нибудь. Этот шарф. Он подойдет. О да. На нем шелком вышиты ваши инициалы. Он их узнает.
   — Долли, пожалуйста, не делайте этого.
   Она засмеялась и, схватив мой шарф, выбежала из сарая.
 
   Казалось, я пролежала там много времени. Стояла полнейшая тишина, которую нарушал лишь слабый шелест волн, слегка накатывавшихся на песок, и время от времени слышался заунывный крик чайки.
   Что делать? Я была бессильна. Могла ли я чем-нибудь помочь, связанная и беспомощная, как приготовленная для жарения птица? Я посмотрела на прочно связанные вместе запястья и подумала, есть ли у меня надежда высвободиться. Если бы я только смогла выбраться отсюда, я нашла бы выход. Билли Графтер затаился снаружи. Он наверняка занимает какую-нибудь выгодную позицию, готовый в любую минуту застрелить Джонатана, лишь только тот появится.
   Положение было безвыходным.
   Я думала: «Есть ли у него шанс спастись? Он попадет в западню».
   Мне следовало быть более проницательной, разузнать побольше об Эви и ее сестре. Я должна была попытаться выяснить, кто следит за мной. Я приписывала все это ревности Миллисент, так как моими мыслями завладел Джонатан, в то время как причина скрывалась гораздо глубже.
   Который был час? Найдет ли она его? Я знала, если она покажет ему мой шарф, он поверит, что его прислала я. Что она собиралась ему рассказать? Наверняка у нее была припасена какая-нибудь правдоподобная история. Долли была довольно изобретательна. Она могла бы сказать, что Билли похитил меня, но как она ни старалась помочь мне, ей это не удалось и она решила обратиться за помощью к Джонатану. При таких обстоятельствах, опасаясь за меня, Джонатан не стал бы тратить время на обдумывание правдоподобности ее рассказа. Он бы тут же приехал. Сколько времени она отсутствовала? Должно быть, более получаса. Возможно, это были мои последние минуты жизни. Я видела решительность в глазах Долли. Она преданно любила свою сестру Эви и жила ради нее, так как у Эви было то, чего была лишена она, — красота и привлекательность.
   О, я понимала мотивы Долли, ее чувства и эмоции. Находясь под опекой своей красавицы-сестры, она отдавала всю свою привязанность Эви. Затем эта цепочка событий: появление Альберика, любовь, возникшая между ним и Эви, ее последствия, а затем смерть Альберика.
   Мне были понятны глубина горя, которое толкнуло ее на этот шаг. Но случай с Джессикой оставил в ее сердце неизгладимый след, я видела это по ее лицу, когда она заговорила о девочке. Я задрожала при мысли, что на ее месте могла оказаться Амарилис. Что было бы тогда? О нет, это даже нельзя представить. Я попыталась представить себе, что сейчас произойдет. Джонатан приедет. Его убьют. Затем Долли застрелит меня. Бросят ли они наши тела в море?
   В голову пришла мысль, которая повергла меня в ужас. Все решат, что мы сбежали. Миллисент вспомнит свои подозрения. А Дэвид… что будет с ним?
   До сих пор я не думала об этом и теперь почувствовала себя совершенно несчастной. Этого я не могла вынести. Он поверил бы, что я сбежала с его братом и бросила своего ребенка.
   — О нет, нет! — застонала я.
   Я так дорожила Дэвидом! И боязнь, какую боль причинят ему слухи, доставляла мне больше страданий, чем ожидание собственной смерти.
   Я покрылась холодным потом.
   Я решила умолять Долли не делать этого. Пусть убивает меня, если хочет, чтобы не пошли слухи о моем побеге с Джонатаном.
   Она вряд ли согласится. Да и как может она пойти на это, не вызвав подозрения?
   «Застрелите меня, — просила бы я. — Оставьте наши тела здесь, а Билли Графтер может сбежать на лодке. Пусть Дэвид знает, что я не предала его».
   Должно быть, прошел час.
   Ждать, видимо, оставалось недолго. Я напрягала слух. Затем внезапно я услышала выстрел и поняла, что Джонатан приехал.
   Послышался еще выстрел и еще… Стрельба длилась несколько секунд.
 
   Долли вошла в сарай, волосы в беспорядке разметались по ее плечам, лицо было белым, она смотрела на меня безумным взглядом.
   Она сказала:
   — Билли мертв. Он попал в Билли. Огромная радость охватила меня. Я спросила:
   — А Джонатан?
   — Он тоже… Они там оба лежат. Теперь я должна убить вас. Пришла ваша очередь. А Билли нет, чтобы помочь мне.
   Я оцепенела. Джонатан мертв! Я не могла этого себе представить. Он, должно быть, приехал на пляж, пошел к сараю, а Билли лежал в укрытии. Билли выстрелил, но если он не убил Джонатана с первого выстрела, то вряд ли у него был другой шанс. Джонатан был наготове.
   — Мертв, — сказала я. — Джонатан мертв…
   — Билли тоже… — пробормотала она, а затем подобрала пистолет и направила на меня.
   — Кровь, — прошептала она. — Уже пролита кровь. Бедный Билли. Я не люблю крови…
   Вдруг она выронила пистолет и закрыла лицо руками.
   — Я не могу это сделать, — сказала она. — Я думала, что смогу, но… Как раньше не смогла убить и малышку.
   — Конечно, вы не можете сделать этого, Долли. Я все понимаю. Я знаю, что вы чувствовали. А теперь помогите мне. Развяжите эти веревки. Пойдемте, посмотрим. Может быть, они живы.
   Она взглянула на меня, и я увидела ту застенчивую девушку, которую всегда знала.
   — Они мертвы, — сказала она.
   — А может, и нет. Вдруг им нужна наша помощь. Она колебалась. В тот момент я почувствовала, что на чаше весов лежит моя жизнь. Все зависело от следующих нескольких секунд. Внезапно она кивнула. Она порылась в кармане своего платья и вынула нож. На какое-то мгновение она остановилась и смотрела на него. Я подумала, что она вот-вот передумает. Затем она перерезала веревки.
   Спотыкаясь, я вышла из сарая. Сперва я увидела Билли Графтера. Он лежал на песке, окрашенном кровью. Несомненно, он был мертв. Неподалеку я увидела и Джонатана.
   Я никогда не думала, что увижу его в таком виде. Он лежал, весь обмякший, и лицо его было цвета слоновой кости. Он казался другим человеком, такой тихий, неподвижный. Лошадь его терпеливо стояла рядом. Должно быть, он спешился прежде, чем в него попала пуля.
   Я склонилась над ним. Мне показалось, что я уловила слабое, неровное дыхание.
   — Джонатан, любовь моя, не умирай. Пожалуйста…
   Долли стояла рядом со мной.
   Ко мне вернулась надежда. Он был жив. Возможно, его еще можно спасти.
   — Долли, — сказала я. — Скачите за подмогой в Эверсли. Скажите, что произошел несчастный случай. Объясните, что мистер Джонатан очень серьезно ранен. Обещайте мне, что сделаете это. Я останусь здесь с ним.
   — Я не могу, — ответила она. — Что они скажут? Я взяла ее под руку.
   А не поехать ли мне самой? Но как оставить ее тут с ним? Я все еще не была уверена в ней. В моем сердце теплилась надежда, что еще не все потеряно. Я боялась оставить его.
   — Произошла ужасная вещь, Долли, — сурово произнесла я. — Мы должны спасти их, если это возможно… его и Билли. Вы повинны в том, что произошло, но вы не убийца. Если мы сумеем спасти им жизнь, то ваша совесть будет чиста и вы не будете думать о том, что заманили его сюда. Скажите им, пусть найдут врача и носилки, и быстро возвращайтесь. Пожалуйста, Долли.
   — Я поеду, — сказала она. — Я поеду. И на этот раз я поверила ей.
   Я опустилась на колени возле него.
   — Джонатан, — сказала я. — О… Джонатан. Пожалуйста, не умирай. Ты не должен покидать меня, не должен…
   На мгновение глаза его приоткрылись и губы шевельнулись. Я склонилась пониже, чтобы расслышать, что он говорит.
   — Клодина, — прошептал он.
   — Да, Джонатан, мой самый дорогой. Я здесь, с тобой. Я отвезу тебя в Эверсли. Ты поправишься. Я тебе обещаю.
   — Кончено, — прошептал он.
   — Нет, нет. Ты слишком молод, Джонатан Френшоу. Ты всегда был победителем. Вся твоя жизнь еще впереди.
   Его губы вновь прошептали мое имя.
   — Помни… — пробормотал он. — Живи счастливо, Клодина. Не оглядывайся назад. Тайны лучше всего хранить. Помни. Ради Амарилис… помни. Наша Я поцеловала его в лоб. Какое-то подобие улыбки скользнуло по его губам.
   Он все еще пытался что-то сказать. Я думаю, было — «Будь счастлива». Я знала, что значили его слова Я должна была быть счастливой, сделать счастливым Дэвида, хранить нашу тайну. Долли была посвящена в нее, но у меня было ощущение, что от никогда ее не выдаст. Было много такого, что ей захотелось бы забыть.
   — Не уходи, Джонатан, — сказала я.
   — Ты меня любишь?
   — Люблю… всем сердцем.
   Его веки дрогнули, и вновь появилась улыбка.
   — Джонатан! — взмолилась я. — Джонатан… Но он уже ничего не слышал.
   Когда за ним приехали, он был мертв.

ОКТЯБРЬ 1805 ГОДА

   Прошло много времени с того страшного происшествия на берегу, когда на моих руках умер Джонатан. Амарилис и Джессике исполнилось одиннадцать лет. В том году, как и всегда, мы отпраздновали их дни рождения. Они росли вместе, в тесной дружбе, может быть, более тесной, чем это возможно у сестер. Они были такими разными — темноволосая броская красотка Джессика и светлая, как ангел, Амарилис. Они были любимицами всего нашего дома.
   С Дэвидом я наслаждалась счастьем, в возможность которого и не верила. Конечно, это не было полное счастье. Как оно могло быть полным? Меня посещали сны, в которых я оказывалась в той комнате и слышала голоса, говорящие мне, что я обманула того, кто так горячо, так нежно любил меня. Иногда днем, когда я смеялась от счастья, эти голоса преследовали меня, омрачая радость и спокойствие души. Тогда я думала о Джонатане и находила утешение, вспоминая его слова. Я ни в коем случае не должна позволить Дэвиду усомниться в том, что наш брак не всегда был идеальным. Моим наказанием стало жить с тайной, и мне никогда не суждено было полностью избавиться от чувства вины. Всегда что-то должно было напоминать мне о ней, подобно голосам в комнате с привидениями. Жизнь в Эверсли шла почти так же, как всегда. Невозможно было сохранить в тайне, что Билли Графтер и Альберик были шпионами, поэтому они нашли свою смерть. Джонатан стал героем, который наказал их, и за это отдал свою жизнь.
   Я иногда задумывалась о Долли. Я часто встречала ее, и, казалось, она прониклась ко мне симпатией. Эвелина Трент изменилась. Я так и не узнала, насколько ей было все известно, но она перестала так отчаянно оплакивать Эви и посвятила себя заботам о Долли. Я думаю, она поняла, что ее честолюбивые надежды, связанные с Эви, стали одной из основных причин, толкнувших внучку на такой отчаянный поступок. Должно быть, мысль о том, что она предпочла смерть в водной пучине гневу бабушки, оказала на нее отрезвляющее действие.
   Ни мне, ни Долли не суждено было забыть те драматические события, участниками которых мы стали. Однажды я беседовала с ней о Джонатане и рассказала, что лучше хранить тайны, чем делать признания, которые причинили бы людям боль.
   — Не знаю, прав он был или нет, — сказала я. — Возможно, я пойму это прежде, чем умру.
   Миллисент была потрясена смертью Джонатана. Она по-настоящему любила его.
   Она заговорила со мной о нем.
   — Мне показалось, что между вами что-то есть, — сказала она.
   — О? — ответила я. — Но мой муж — Дэвид.
   — Это не всегда является преградой. Не думаю, что это остановило бы Джонатана. В случае с тобой я не была уверена. Джонатан был самым привлекательным и неотразимым мужчиной, которого я когда — либо знала.