Карр Филиппа. Голос призрака

   Дэвид очень всем интересовался и задавал много вопросов. Вечер прошел приятно.
   — Встреча с новыми людьми всегда будоражит, — сказала мама, когда мы проводили гостей в уютную красную комнату.
   Красные бархатные занавеси для тепла были задернуты, и огонь поблескивал на каминной решетке.
   В спальне мы с Дэвидом заговорили о наших гостях.
   — Я думаю, что они получают деньги главным образом с овец, — сказал он. — По-моему, они крупные фермеры.
   — Похоже, что они много знают о нас, — поддержала разговор я. — Не удивлюсь, если у них составлены досье на всех друзей.
   — Они кажутся людьми, интересующимися окружающими.
   — Удивляюсь, что твой отец много рассказывал о всех нас. Я бы никогда не подумала…
   — О, он очень изменился, женившись на твоей матери. Но, я согласен, ему не присуще так много рассказывать о семье.
   Надеюсь, он завтра приедет.
   — Они расстроятся, если этого не произойдет. Дэвид на мгновение задумался, затем сказал:
   — Я слышал, что война скоро закончится.
   — Ты думаешь, что французы победят Коалицию?
   — Что же, заключен Тосканский мир и Швеция признала Республику… Надеюсь, что мы не собираемся сражаться в одиночестве. Я думаю, все скоро закончится, и, когда это произойдет, Клодина, мы проведем обещанный медовый месяц в Италии! Я долго буду любоваться Геркуланумом. — Он обнял меня. — Тогда, моя дорогая, кончится затянувшийся медовый месяц здесь, в Эверсли.
   — С медового месяца новобрачные начинают жизнь. А мы уже не молодожены.
   — Я люблю тебя еще больше, чем раньше.
   Он прижал меня к себе, и единственное, что я смогла сделать, чтобы остановить его, это вскрикнуть:
   — Я не заслуживаю этого!
   Я чувствовала, что, пока живу, я не смогу избавиться от бремени вины.
   И позже, когда мы были предельно близки, я продолжала думать о гондольере, распевающем итальянские любовные песни, и, когда мы плыли вниз по каналу, со мной был Джонатан, а не Дэвид.
 
   Утром, когда я проходила через зал, то заметила, что серебряная чаша для пунша, стоявшая всегда в центре большого стола, исчезла.
   Мы с Дэвидом пошли в столовую комнату. Мама уже сидела там.
   Она сказала:
   — Здравствуйте, мои дорогие. Наши гости еще не встали. Они, должно быть, устали. Путешествие было такое утомительное.
   — Они не показались уставшими вчера вечером, — заметил Дэвид.
   — Что случилось с чашей для пунша? — спросила я.
   — О, ты тоже заметила. Я думала, что ее забрали на кухню почистить.
   Когда мы ели, вошла одна из служанок. — Случилось ужасное, мадам, — сказала она. — Я думаю, что нас обокрали.
   — Что? — закричала мама.
   — Повар заметил что из зала пропали кое-какие вещи. Серебро и…
   — Чаша для пунша! — вскрикнула я.
   Мы вышли в зал.
   Здесь стояло несколько слуг.
   — Это, наверное, бродяги, — сказала мама. — Как же они сюда проникли? Кто запирал дом?
   — Вечером все двери были закрыты, — быстро ответил дворецкий. — Я всегда сам слежу за этим. Утром двери были закрыты, но не заперты.
   Я ничего не понимаю.
   — Странно, — сказала мама. — Что же могло случиться.
   Кто-нибудь слышал ночью шум?
   Никто ничего не слышал.
   — Посмотрите, что еще пропало…
   На этаже за залом находилось несколько комнат, включая зимнюю гостиную и кабинет Дикона. В зимней гостиной ничего не было тронуто, чего нельзя сказать о кабинете Дикона. Дверь шкафа была выломана, и бумаги валялись разбросанными по полу, один из ящиков стола — взломан.
   — Это ужасно, — сказала мама.
   В этот момент появилась горничная. Она сказала:
   — Мадам, я принесла горячую воду в Красную комнату. Никто не ответил, я снова постучалась, и, когда снова не получила ответа, вошла. В ней никого не было, и на постели никто не ложился.
   Пораженные, мы поспешили в Красную комнату. Горничная была права. Кровати стояли нетронутыми. Стало ясно, что люди, которых мы принимали прошлым вечером, не были друзьями Дикона и приехали специально, чтобы ограбить нас.
   Гостеприимная матушка как друзьям открыла им дверь, а оказалось, что это воры.
   Мы обошли дом, пытаясь обнаружить, что еще пропало. Кабинет Дикона, скорее всего, был главным объектом их интереса. Что самое удивительное, в нем было мало ценных вещей. Правда, они взяли серебро, но зачем перерыли весь кабинет Дикона?
   Люди, назвавшие себя Джеймсом и Эммой Кардю, не были обычными ворами.
   Не имело смысла гнаться за ними. Сейчас они были уже далеко, да и кто знает, в каком направлении они поехали?
   Нас самым бессовестным способом обманули…
   — Они казались такими искренними, — продолжала причитать матушка. — Они так много знали о нас. Они знали, что Дикона нет дома. Как представлю их бродящими по дому, пока мы спали, так меня бросает в дрожь… И что они искали в кабинете Дикона? Что они взяли?
   О, скорее бы он приехал.
   Дикон вернулся около полудня.
   Когда он услышал о том, что случилось, то побледнел от гнева и вместе с Джонатаном сразу же прошел в кабинет. Вскоре мы узнали, что было украдено нечто важное. Дикон сказал немного, но его лицо горело и глаза сверкали. Это подсказало мне, что он расстроен.
   — Как они выглядели? — расспрашивал Джонатан. Мы описали их как можно лучше.
   — Мы не думали, — плакала мама, — что они могли оказаться преступниками. Они так много знали о семье. Я действительно подумала, что они твои друзья.
   — Они были хорошо осведомлены, — сказал Джонатан, — и знали, что нас не будет дома.
   — Они не могли заполучить это другим путем, — добавил Дикон. — Бог мой, как далеко это зашло! Они знали, что хранится в моем кабинете.
   Я немедленно должен вернуться в Лондон. Мы должны разобраться с этим. Лотти, ты поедешь со мной. Может быть, кто-нибудь знает, кто они.
   — Я мгновенно соберусь, — сказала матушка. — О, Дикон, извини меня, но нас всех так обманули.
   — Ничего… Они очень умны и настолько хорошо все знали, что могли обмануть любого.
   — Они взяли кое-что из серебра.
   — О, это было сделано для того, чтобы было похоже на обыкновенное ограбление. Они пришли за тем, что было в моем кабинете. Лучше, чтобы слуги об этом не знали.
   Не стоит говорить им это.
   Мама кивнула.
   — Я хочу уехать через час, — сказал Дикон.
   Он уехал с Джонатаном и мамой в Лондон. Слуги не могли говорить ни о чем другом, как только о наглости людей, назвавших себя Кардю.
   Для нас, кто знал про тайные мотивы ограбления, происшествие казалось весьма зловещим. Я много думала о делах Дикона и Джонатана. Мне было ясно, что они не просто банкиры. Они занимались секретной дипломатической работой. И, конечно же, в такие времена, как наши, такая работа была чрезвычайно важной.
   Они все время жили в опасности. И Дикон, и Джонатан были людьми, которые знали, как постоять за себя, но, думаю, работа сделала их безжалостными и, конечно же, их противники мало отличались от них.
   Я надеялась, что Дикон не попадет в беду, и боялась подумать, что будет с мамой, если с ним что-нибудь случится.
   А Джонатан? Я пыталась не думать о нем, но он часто вторгался в мои мысли.
 
   В течение нескольких недель слуги только и говорили, что о дерзком ограблении в Эверсли. Я уверена, что оно с не меньшим интересом обсуждалось и среди соседей.
   Дикон, вернувшись в Эверсли, распорядился, чтобы никто не упоминал о важных бумагах, которые были украдены, с тем, чтобы создать впечатление, что украдено только дорогое серебро.
   — Думаю, что это походит на старую пословицу: «Слишком поздно закрывать двери конюшни, когда лошадь уже украдена», — сказала я.
   — Совершенно верно, — ответила матушка. — Надеюсь, что больше «лошадей» красть не будут.
   — Дикон все еще расстроен?
   — Да, конечно. Я надеюсь, что это не очень отразится на нас. Такие люди опасны, они способны на все. Это тревожит меня… но это жизнь Дикона. Он всегда рисковал и, думаю, не утихомирится никогда. Джонатан такой же. Я так рада, что выбрала Дэвида. Я была замужем за двумя авантюристами.
   — И ты счастлива.
   — Мой первый муж уехал воевать в Америку и умер там. Я очень беспокоюсь за Дикона. Происшедшее расстроило его.
   Но ограбление было временной сенсацией, и вскоре разговоры перекинулись на свадьбу Джонатана и Миллисент.
   В апреле должна была состояться и другая свадьба — принца Уэльского и принцессы Каролины Брунсвик.
   — Я думала, что он женится на Марии Фитцгерберт, — сказала я.
   — Он так и хотел, — ответил Дэвид, — но женитьба не была бы признана действительной.
   — Помнишь, мы видели их однажды в театре? Они выглядели необычайно красиво и были так увлечены друг другом.
   — Времена изменились, Клодина.
   — И они больше не любят друг друга?
   — Говорят, он очень возмущался тем, что вынужден жениться на принцессе Каролине.
   — Бедные короли, бедные принцессы!
   — Как мы счастливы! — сказал Дэвид. — Мы всегда должны об этом помнить, Клодина. Мы никогда не должны позволить испортить то, что у нас есть.
   — Не должны… никогда, — горячо сказала я.
   Надвигались торжества по поводу королевской свадьбы, и матушка предложила нам поехать в Лондон, чтобы принять в них участие.
   — Мы сможем кое-что купить во время этого визита. Нам обоим нужны новые платья к свадьбе Джонатана.
   Я сказала, что это хорошая мысль и мы можем чувствовать себя спокойно, оставив малышей на попечение Грейс Сопер, которая показала себя прекрасной няней.
   — Мода так изменилась за последний год, — продолжала мама. — Все упростилось. Я думаю, что это связано с Францией, поскольку мода всегда приходит оттуда. Эта простота вызвана революцией. Я рада, что мы избавились от нижних юбок на обручах. Они были такие неудобные. Мне больше нравятся юбки с высокой талией, а тебе?
   Я согласилась с ней, но не была уверена, сможет ли Молли Блэккет пошить их хорошо.
   — Молли — прекрасная портниха. Она постарается. Хотя я не думаю, что ей нравится такая простота: работы значительно меньше, а скрыть маленькие недостатки труднее. Я думаю, если мы сейчас достанем материал, то будет достаточно времени, чтобы сшить платья к свадьбе. Нам понадобится немного кружев для фишю и, может быть, накидки. С короткими рукавами холодновато. Как видишь, нам многое нужно купить.
   — Похоже на то, — сказала я.
   — Мы едем в удачное время. Королевская свадьба восьмого. Если мы приедем пятого, то успеем сделать покупки. Сомневаюсь, что лавки будут открыты в этот день.
   Ну что, постараемся успеть?
   Я сказала, что это будет прекрасно, и, когда Джонатан и Дикон согласились с нами, мы вчетвером сели в экипаж. Дэвид сказал, что у него появилась возможность съездить в поместье Дикона Клаверинг, поскольку он давно там не был и эта поездка уже назрела.
   Я всегда наслаждалась Лондоном, и, проезжая по заполненным народом улицам, чувствовала как возбуждение охватывает меня. Везде спешили люди, погруженные в свои дела. Я с удовольствием следила за всеми: уличными торговцами, исполнителями баллад, цветочницами, торговками яблоками, продавцами зелени. Я слушала их крики и радовалась всему новому, например, даме с булавками, стоящей на углу и поющей высоким надорванным голосом:
   Три вида булавок за пенни:
   Коротких, длинных и средних.
   Здесь был «Летящий пирожник», бегущий с Ковент-Гардена на улицу Флит между полуднем и четырьмя часами, выкрикивая:
   Есть рождественский и с бараниной пирог.
   Покупайте, всего за пенни кусок.
   Иногда его останавливали, покупая кусок пирога с мясом или сливовый пудинг.
   Цветочница выкрикивала нараспев: «Не хотите ли купить прекрасной цветущей лаванды, шестнадцать веточек за пенни?»
   «Свежие оладьи, горячие свежие оладьи!»— кричала женщина, кипятившая масло на треножнике над огнем, разведенным на кирпичах.
   Мне нравилось слушать колокольчик бредущего по улицам с корзиной на голове булочника.
   Каждый раз, приезжая в Лондон, я пыталась открыть нового торговца, и часто мне это удавалось.
   Я наслаждалась, следя за повозками, проезжающими по улицам: наемными каретами и частными экипажами, фаэтонами, ландо, калеш и, конечно же, очень изысканными почтовыми каретами цвета бордо, заряженными четырьмя прекрасными лошадьми, с величественными кучерами на козлах в камзолах, застегнутых на огромные пуговицы из перламутра, и шляпах с большими полями, которые, казалось, были способны преодолеть любые превратности пути.
   А магазины! Как я наслаждалась в магазинах! Нас обслуживали с таким уважением. Для нас выносили стулья, так что мы могли отдохнуть, пока рассматривали груды тканей, принесенных нам для выбора.
   Затем театры. Оперные театры в Хэймаркете, Друри Лэйн и Ковент-Гардене, а также увеселительные сады, посещать которые было истинным наслаждением.
   Мы редко видели Дикона и Джонатана. Они всегда были заняты делами. Я здесь очень заинтересовалась жизнью Джонатана, поскольку он действительно проводил, как и Дикон до женитьбы, в Лондоне больше времени, чем где-либо в другом месте. «Как бы отличалась моя жизнь, если бы я вышла за него замуж!»— думала я с грустью.
   Но я никогда не была бы в нем уверена. Джонатан не смог бы быть верен одной женщине. Думаю, что таким же в юности был и Дикон, но Дикон и моя мама сейчас были так же привязаны друг к другу, как и мой дед Комти к бабушке. Только настоящая любовь могла изменить такого человека. Дикон, хоть это и странно, нашел эту любовь, как и мой дед. Многие люди удивлялись этим переменам в них. Думаю, что это было редкостью. И я с грустью подумала, что Джонатан не достиг еще этой ступени.
   Я была бы неблагодарной, если, имея лучшего из мужей и дивного ребенка, желала бы большего. О чем можно еще мечтать?
   Я раздумывала о треволнениях большого города и удовольствиях, ожидавших нас здесь. Но могут ли удовольствия сравниться с покоем и удовлетворенностью, сознанием того, что можно полностью верить в любовь мужа?
   Не каждому хочется посещать театры по вечерам или увеселительные сады, ходить каждый день по магазинам. Эти визиты волновали потому, что случались редко в нашей жизни. Все со временем надоедает. Это действительно так. Нужно ценить то, что имеешь, и быть благодарной за это.
   Мы с матушкой проводили много времени, выбирая ткани. Шелк был очень дорог, поскольку стал редким товаром из-за того, что его раньше доставляли в основном из Франции. И, конечно же, его производство остановилось, когда люди стали убивать друг друга. То же произошло и с кружевом. Никто, казалось, не мог делать их так же изящно, как французы. Так что нам понадобилось больше времени, чтобы найти то, что мы хотели.
   Мы посетили театр в Хэймаркете и слушали «Ацис и Галатею» Генделя, что подняло наше настроение. И затем, для разнообразия, на следующий день мы отправились в Музей восковых фигур миссис Салмон, который расположен рядом с Темплом
   Нас позабавили фигуры старой продавщицы спичек на костылях со стоящим позади нее лейб-гвардейцем в красочном костюме. Они были так правдоподобны, что люди приходили посмотреть их и убедиться, что они не настоящие. Как мы смеялись и потешались над этими фигурами! Были там король и королева Шарлотта с принцем Уэльским по соседству с доктором Джонсоном, Джоном Уилксом и другими известными фигурами, выполненными с поражающей точностью. Мне понравилась пасторальная сцена в следующей комнате с пастухом, ухаживающим за пастушкой. Далее была модель корабля в море из стекла. Нам с матушкой очень понравилось в музее. Мы купили несколько мраморных статуэток Панча и Джуди в магазине, который был частью музея.
   — Они понравятся детям, — сказала мама.
   Матушка с Диконом должны были присутствовать на королевской свадьбе, так как Дикон был влиятельной фигурой и, конечно же, матушке следовало сопровождать его. Я предвкушала, что услышу рассказ о свадьбе от очевидцев. Мы даже видели свадебный торт, такой огромный, что его в Бэкингемский дворец везли в карете. Все встречные радостно приветствовали его.
   Королева проводила прием после участия в церемонии в часовне Святого Якова, и Дикон с мамой должны были там присутствовать.
   Я сказала маме, что завидую ей.
   — О, эти церемонии! — ответила она. — Все хотят быть приглашенными, но никто не хочет идти на них. Когда я буду стоять там, сомневаясь, все ли я правильно делаю в присутствии королевской четы, мысленно я буду с тобой и Джонатаном наслаждаться прекрасным днем.
   Именно матушка предложила Джонатану присмотреть за мной, пока она с Диконом будет во дворце.
   — Полагаю, тебе захочется посмотреть, что происходит на улицах, — сказала мама, — но я не хочу, чтобы ты была одна.
   — Я присмотрю за ней, мачеха, — сказал Джонатан.
   — Все жулики и бродяги выйдут на улицы сегодня, — добавил Дикон. — Клянусь, бродяги и карманники соберутся здесь со всей округи. Они ждут хорошего улова. Вам надо быть осторожными.
   — Доверься мне, — сказал Джонатан.
   Я говорила себе, что все произошло помимо моей воли. Не моя вина, что я должна была провести день с Джонатаном. Как я могла отказаться? Не стоило притворяться, что я не волновалась, но решила быть осторожной.
   Я с удовольствием глядела, как мама облачается в парадное платье. Она всегда была очень красива, а в этом одеянии особенно хороша. Никто бы не догадался, что она мать взрослого сына.
   Я следила, как они отъехали в экипаже.
   Ее последние слова, обращенные ко мне, были:
   — Когда будешь в городе, держись поближе к Джонатану. С ним ты будешь в безопасности.
   Если бы она знала!
   Джонатан весело сказал мне, что у него есть план, как провести день, и что он знает, чем можно заменить королевское приглашение.
   — Ты, должно быть, разочарован, — сказала я. — Я думала, что тебя пригласят.
   — Количество гостей ограничено, поэтому приглашать и отца, и сына было бы слишком трудно, но это, при данных обстоятельствах, доставляет мне несказанное удовольствие. Я намерен наслаждаться каждой минутой этого знаменательного дня. Мы должны приготовить лошадей.
   — Джонатан, — начала я серьезно. — Я хочу, чтобы ты понял, я не собираюсь…
   Он прервал меня.
   — Уверяю тебя, я буду вести себя безупречно. Иногда я могу это делать, ты знаешь. Я решил сегодня доказать, что я не такой уж плохой, в конце концов. Я, как смогу, буду уважать твои желания. Вот! Это удовлетворит тебя?
   — Если я могу тебе верить…
   — Можешь. Клянусь честью.
   — Я не знала, что она у тебя есть.
   — Значит, я должен доказать тебе это. Пойдем. Улицы весь день будут переполнены. Немедленно одевайся и едем.
   — Джонатан… — начала я неуверенно.
   — Клянусь, ничего не будет сделано против твоего желания.
   — Не думаю…
   — Это и видно. Я все понимаю. Иди… переодевайся. Этот день должен запомниться надолго.
   Когда мы выехали на улицу, звонили колокола, а в парке и Тауэре палили пушки. Экипажи двигались к церкви Святого Якова, и люди выкрикивали приветствия королевской чете.
   — Ничто не вызывает такой патриотизм, как королевская свадьба, — сказал Джонатан.
   — Кто теперь поверит, что важные политики в этой стране еще недавно боялись, что мы последуем примеру Франции.
   — Они все еще боятся, — сказал Джонатан. — И пусть тебя не обманывают развивающиеся флаги и лояльные выкрики.
   Мы свернули в Гайд-Парк и поехали по вьющейся дороге.
   — Это правда, — спросила я, — что принц с неохотой вступает в этот брак?
   — Мне жаль его. Она довольно-таки непривлекательное создание.
   — Мне жаль ее.
   — Конечно же, ты поддерживаешь женщину.
   — Естественно, когда мужчина хвастается своей любовницей перед невестой и, между прочим, уже прошел через обряд бракосочетания с хорошей и добродетельной леди.
   — Жизнь жестока, — заметил Джонатан. — Думаю, мы уже выехали из Лондона. Поедем к реке. Я знаю гостиницу, где мы сможем хорошо перекусить, и, поскольку многие уехали в город на свадьбу, народу там будет немного.
   Действительно, по мере удаления от города становилось все спокойнее.
   — Куда ты меня везешь? — спросила я.
   — В «Собаку и свисток». Это старая гостиница. Я знаю, там готовят лучший ростбиф.
   — Я не хочу слишком поздно возвращаться.
   — Разве я не обещал, что доставлю тебя в целости и сохранности к твоей дорогой маме? Не забывай… я доказываю себе… подавляя свои побуждения, думаю это так называется. Я надеюсь завершить день с сияющим нимбом. Ты скажешь: «Я была несправедлива к нему. Он не такой злодей, как я думала».
   — Подождем конца дня для вынесения приговора. Каким же он был привлекательным с белокурыми волосами и голубыми глазами! Хорошо, что парики вышли из моды. Их теперь можно было редко увидеть. Они ушли вместе с пудрой — другой модой, отторгнутой революцией. Матушка говорила, что мужчины под влиянием таких людей, как Чарльз Джеймс Фокс, стали более небрежны в одежде. Дикон считал, что они делают это, чтобы продемонстрировать свою симпатию к революции, в то время как Питт и Тори отказываются подчиниться новым веяниям и носят алые жилеты, чтобы показать свою приверженность монархии.
   Стоял прекрасный теплый апрель — один из лучших месяцев года. Распевали птицы на деревьях, распускались почки, и я не могла не радоваться в это утро. На один день я могла забыть свои прошлые грехи. Я собиралась не думать о моей вине, хотела быть абсолютно счастливой… хотя бы только сегодня.
   — Апрельские ливни несут майские цветы, — процитировала я, не задумываясь.
   — Молись, чтобы ливень хлынул после того, как мы приедем в «Собаку и свисток».
   Рядом с небольшой деревушкой, состоящей из нескольких домов, появилась гостиница. Вывеска с коричневой собакой и ярко-красным свистком тихо раскачивалась под легким ветерком.
   — Иди за мной, — сказал Джонатан. — Отведем лошадей в конюшню.
   Мы вошли в зал гостиницы. Это была прелестная комната, отделанная дубом и медью. На стенах играли блики от огня в камине.
   Потирая руки, появился хозяин.
   — О, сэр, какая приятная неожиданность… увидеть вас здесь именно сегодня.
   — Можно сказать, Томас, что мы ускользнули от шума… Это жена моего брата.
   — Добрый день, леди. Добро пожаловать в «Собаку и свисток».
   — Спасибо, — ответила я. — Могу отметить, что вы самый гостеприимный хозяин.
   Он поклонился, принимая комплимент, и, повернувшись к Джонатану, сказал:
   — А ваш благородный отец, конечно же, на королевской свадьбе?
   Джонатан кивнул.
   — Надеюсь, что с вашей дивной женой все в порядке, — добавил он.
   — О, Матти тотчас же прибежит сюда, услышав, какая компания собралась. Она ничего не готовила с вечера, сэр.
   У нас только холодный ягненок и ростбиф.
   — Избавь Матти от хлопот.
   Мы приехали сюда отведать холодный ростбиф.
   — Это упрощает дело. Я сейчас же позову Матти. — Он подошел к двери и крикнул:
   — Матти! Матти! Догадайся, кто здесь.
   Послышался звук шагов, и появилась полная женщина. На ее густые темные волосы был надет домашний чепец, поверх голубого хлопчатобумажного платья повязан белый передник.
   Джонатан подошел к ней и, обняв, приподнял.
   — О, сэр, — сказала она, улыбаясь, — вы приехали с молодой дамой… и не предупредили, чтобы я приготовила что-нибудь особенное для вас.
   — Тогда бы я послал тебя в Тауэр и настоял, чтобы тебя повесили, утопили и четвертовали.
   — О, сэр, не говорите такие вещи, даже в шутку.
   — Хорошо, Матти. Я буду хорошо себя вести ради праздника. Мы бы хотели получить твой знаменитый ростбиф, с которым, как уверял Томас, все в порядке.
   — Дайте мне пятнадцать минут, сэр, и вы будете довольны.
   — Хорошо, пятнадцать минут.
   — А что нам взять сейчас… немного пива., или, может быть, вина?
   — У меня есть кое-что особенное в погребах, — подмигнув, сказал Томас.
   Джонатан подмигнул в ответ:
   — Верим тебе, Томас, и, если это обманет наши ожидания, я выскажу вам с Матти порицание. О, забыл, я сегодня прекрасно себя веду.
   Он отпустил Матти. Она раскраснелась и смотрела на него с восхищением. Всегда ли он так действовал на женщин? Я думала о себе и Миллисент.
   Матти сделала реверанс и сказала, что скоро вернется. Ей надо все хорошенько приготовить для такой дамы и джентльмена.
   Томас принес вино и наполнил наши бокалы с таким благоговением, будто это был божественный нектар.
   Джонатан сделал маленький глоток и восторженно поднял глаза к потолку. Томас просиял.
   Казалось, эти двое действительно любили его. «А может быть, это был способ привлечения посетителей в» Собаку и свисток «?»— цинично подумала я. Но на самом деле я не верила этому.
   — Думаю, в городе будет столпотворение, — сказал Томас, глядя на вино, а затем на нас, и было трудно понять, чем он больше восхищается.
   — Все веселятся на свадьбе, за исключением, кажется, жениха, — поддержал разговор Джонатан.
   — Говорят, он сравнивает свою невесту с миссис Фитцгерберт.
   — И, — добавил Джонатан, — это сравнение не в пользу принцессы.
   — Но у него была еще и леди Джерси, сэр. Если вы спросите меня, Его королевское Величество не знает, чего он хочет.
   Джонатан улыбнулся мне:
   — Боюсь, что он походит на большинство людей.
   — Вы правы, сэр. Я пойду на кухню помочь Матти. Она быстро все приготовит.
   — Скажи ей, чтобы не торопилась.