Карр Филиппа. Подмененная

   Едва я успела вернуться на свое место, как к нам подошел какой-то молодой человек. Он смутно напоминал мне кого-то — смуглый, среднего роста, по-своему красивый. Я чувствовала себя озадаченной, пока Елена не сказала:
   — Ах, месье Бурдон, добрый вечер. «Я ожидала встретить вас здесь.
   Он поклонился нам:
   — Безусловно, я не мог упустить такого случая.
   — Вы знакомы с мисс Мэндвилл?
   — О да. Когда-то мы встречались. В Корнуолле. Я хорошо это помню.
   — Я тоже помню, — сказала я.
   Месье Бурдон поцеловал мне руку.
   — Это доставляет мне огромное удовольствие, — сказал он. — Тогда вы были маленькой девочкой, но я знал, что вы вырастете настоящей красавицей.
   — Вероятно, вы хотите пригласить ее на танец, — сказала Елена. — Я посоветовала Ребекке оставить в ее программе резервные места. Это чрезвычайно важно.
   — И сейчас как раз свободный танец? Какое везение! Мисс Мэндвилл, вы не откажете мне в удовольствии?
   — Ну конечно, — ответила я.
   Он был прекрасным танцором — лучшим из всех, с кем мне довелось танцевать на этом балу. С ним было очень легко. Он вел меня уверенно и безошибочно, так что мне оставалось просто следить за ним, полностью отдаваясь радости танца. Мадам Перро говорила:» С некоторыми партнерами вы можете не думать, что нужно делать, а чего не нужно. Вы просто танцуете. Ваши ноги легко скользят. Вам приятно и радостно. Но такое случается редко «.
   И вот такое случилось со мной — мне попался идеальный партнер.
   — Я узнал о вашем возвращении домой от Селесты, — сказал месье Бурдон.
   — Вы часто бываете здесь?
   — В зависимости от обстоятельств. Появляясь в Лондоне, обязательно захожу. У нас тоже есть дом в Лондоне… временное пристанище. Но в основном я живу в Чизлхерсте или во Франции.
   — То есть подолгу на месте не засиживаетесь?
   — В Чизлхерсте живет моя семья. Для нас настал» грустные времена. Вы слышали о сыне императора и императрицы?
   Я была в недоумении. Он продолжал:
   — Принц был убит на войне. Вы слышали о столкновении британцев с зулусами?
   — В свое время об этом много говорили, но все ведь уже закончилось, разве не так?
   — Да. Зулусы потерпели поражение, и теперь они просят британского протектората. Они хотят, чтобы их взяли под крыло. Они нуждаются в защите крупной державы, но пока этого не произошло. Правители неохотно берут на себя ответственность. В данный момент еще ничего не решено окончательно и в стране зулусов продолжается борьба. Принц был убит во время беспорядков, когда находился на службе в британской армии. Вы можете представить, какая скорбь воцарилась в Чизлхерсте.
   Я кивнула.
   — Императрица, лишившаяся трона, потерявшая мужа, а потом и сына… Тяжело сложилась у нее жизнь. Те из нас, кто последовал за ней в изгнание, старались поддержать ее. Пришлось обосноваться в Чизлхерсте. Вот вам длинное объяснение того, отчего мы так давно не виделись. Но теперь я надеюсь видеть вас часто.
   — Полагаю, вы собираетесь навещать свою сестру ?.
   — Теперь я буду получать от этих визитов двойное удовольствие, потому что вы и она живете под одной крышей.
   — Итак, у вас есть своя резиденция в Лондоне?
   — Да, как я уже сказал, маленький дом, всего лишь временный приют.
   — А Хай-Тор?
   — Он принадлежит моим родителям. Они купили его, думая поселиться там. Позже им пришлось переехать в Чизлхерст, и они купили еще один дом. Но Хай-Тор остался за ними.
   — И там же остались ваши бесценные гобелены?
   — Нет, их привезли в Чизлхерст. А откуда вы знаете о них?
   — Я слышала об этом, потому что Ли Полгенни ездила в Хай-Тор чинить гобелены, причем, насколько мне известно, хорошо справилась с этой тонкой работой. Сейчас она служит у нас, в детской.
   Несколько секунд он молчал, нахмурив брови и как бы пытаясь что-то припомнить.
   — Ах да, действительно, она приезжала к нам реставрировать гобелены… Теперь я вспомнил, мать осталась очень довольна ее работой. Значит, вы хорошо ее знаете?
   — Никто не знает Ли хорошо. Даже сейчас я не берусь утверждать, что знаю ее. Вот мать ее знают все, потому что она акушерка и помогала родиться на свет большинству обитателей Полдери.
   — Что ж… теперь эта молодая женщина находится здесь, гобелены в целости и сохранности висят в доме моих родителей в Чизлхерсте, а я не способен выразить словами, какое удовольствие доставила мне встреча с вами. Надеюсь, вы тоже довольны тем, что наше знакомство возобновилось.
   — Пока, — сказала я, — я получала от этого лишь удовольствие.
   — Почему вы сказали «пока»? Вы предполагаете, что в дальнейшем это перестанет быть удовольствием?
   — Я не имела в виду ничего подобного. Я уверена, что все будет продолжаться так, как сейчас.
   — Теперь мы некоторым образом родственники: моя сестра замужем за вашим отчимом.
   — Лучше сказать, свойственники.
   — Мы будем часто встречаться. Я с нетерпением предвкушаю это.
   Мне было жаль, когда танец подошел к концу. С месье Бурдоном было приятно и легко танцевать. Когда он подвел меня к моему месту, я с радостью заметила появившегося Патрика.
   Жан-Паскаль остался поболтать с нами, и Патрик объяснил, что опоздал из-за задержки поезда.
   — Лучше поздно, чем никогда, — заметила Морвенна. — Наверное, Ребекка придержала свободный танец.
   Я посоветовала ей так сделать, потому что знала, что ты приедешь.
   — Как идут дела? — спросил меня Патрик.
   — Лучше, чем можно было ожидать.
   — Звучит как оценка состояния пациента.
   — Что ж, я всегда чувствовала, что это опасно…
   Если верить тем мрачным рассказам, которых я наслушалась от твоей матери и тети Елены, мне следует сейчас умирать от страха и беспокойства. Пригласит ли меня этот мужчина на танец? Пригласит ли меня хоть кто-нибудь? Неужели полный провал? Единственная в сезоне дама, оставшаяся без кавалера…
   — С тобой такого не случится.
   — Еще бы, в доме моего отчима, где правила хорошего тона требуют пригласить меня. Пока что я отделалась слегка отдавленными ногами, но гордость моя при этом не пострадала.
   С Патриком можно было быть откровенной и простой, ведь мы дружили с ним чуть ли не с колыбели.
   Самым приятным был танец перед ужином, в котором моим партнером был Патрик.
   Дело не в том, что он был прекрасным танцором, нельзя было сравнить его с Жан-Паскалем, но он был Патриком, моим милым другом, с которым я чувствовала себя легко и свободно.
   — Мы давно с тобой не виделись, — сказал он. — Но не всегда будет так.
   — Каковы твои планы, Патрик?
   — Со следующего месяца я начинаю заниматься в горно-инженерном колледже возле Сент-Остелла. Рано или поздно Пенкарронская шахта будет принадлежать мне. Дедушка считает, что я обязан получить соответствующее образование. Это один из лучших колледжей на юго-западе.
   — Что ж, это неплохо. Наверняка твои бабушка с дедушкой обрадуются, если ты будешь неподалеку от них.
   — Да, и учиться предстоит два года. Меня ожидает напряженная учеба, но после ее окончания я буду готов управлять шахтой и, как говорит дедушка, познакомлюсь с современной технологией. Подробности я расскажу тебе за ужином. Знаешь, Ребекка, давай подыщем двухместный столик. Я не хочу, чтобы к нам кто-нибудь подсел.
   — Это звучит интригующе.
   Надеюсь не разочаровать тебя. Прости… боюсь, я не правильно повел тебя.
   — Действительно. Мадам Перро была бы в отчаянии.
   — Я заметил, как грациозно двигается этот француз.
   — Он — идеальный танцор. Немногие обладают его талантом.
   — Кажется, ты завидуешь. Может, ты случайно слышал, что есть кое-что поважнее умения танцевать?
   — У меня вновь появилась надежда.
   — Слушай, Патрик, что сегодня с тобой? Ты не похож на себя.
   — Эти изменения к лучшему или к худшему?
   Поколебавшись, я пообещала:
   — Я скажу тебе за ужином. Смотр «, вот они входя г. Как ты считаешь, мы должны позаботиться о твоей матушке и тете Елене?
   — Они сами о себе позаботятся. Кроме того, сопровождающие лица захотят, наверное, пообщаться между собой.
   — Я вижу, что они подошли к моему отчиму и его жене. Пойдем-ка займем столик на двоих.
   Мы отыскали подходящий столик, слегка затененный кадкой с папоротником.
   — Здесь будет уютно, — сказал Патрик. — Усаживайся, а я пойду позабочусь о еде.
   Он вернулся с порциями лосося, доставленного в дом сегодня утром. На каждом столике стояла бутылка .шампанского в ведерке со льдом. Мы сели друг против Друга.
   — Должен сказать, твой отчим умеет устраивать приемы — Это входит в круг обязанностей честолюбивого члена парламента.
   — А я считал, что для начала нужно отличиться в самом парламенте.
   — Нужно уметь поддерживать и внешнюю форму, заводить полезные знакомства, нажимать на нужные клавиши и мозолить глаза публике.
   — Иногда это может привести к катастрофе.
   — Конечно, нужно показывать себя в выгодном свете.
   — Тогда другое дело. Может быть, хватит о политике? Кстати, я не собираюсь заниматься ею. Это тебя устраивает?
   — Ты хочешь сказать, устраивает ли меня то, что ты не намерен заниматься политикой?
   — Вот именно.
   — Не думаю, что из тебя получился бы политик, Патрик. Ты слишком честен.
   Он удивленно приподнял брови, и я продолжала:
   — Я имею в виду, что ты слишком прямодушен.
   Политик всегда должен принимать в расчет, что понравится, а что не понравится его избирателям. Дядя Питер не уставал повторять это. Вот из него получился бы хороший политик Мы все любили его, но он был манипулятором. он манипулировал не только ценностями, но и людьми. Посмотри, что он сделал из Мэтью Хьюма. Мне кажется, мужчина не должен позволять делать себя. Он должен всего добиваться своими силами и своим умом.
   — Ты ищешь идеал в мире, который так далек от совершенства. В самом деле, хватит о политике. Мне хотелось поговорить о себе… и о тебе.
   — Ну, начинай.
   — Мы всегда были друзьями, — медленно проговорил Патрик. — Есть что-то удивительное в том, что мы оба родились в необычных обстоятельствах. Оба появились на свет на австралийских золотых приисках.
   Тебе не кажется, что в нашей дружбе есть что-то особенное?
   — Да, но мы же это знаем, Патрик. Что ты хотел сообщить мне?
   — В течение двух лет я не могу жениться… до тех пор, пока не закончу колледж. Как ты относишься к этому?
   — А как я должна относиться к твоему браку?
   — С исключительным интересом, поскольку мне хотелось бы, чтобы он стал и твоим браком.
   Я радостно улыбнулась:
   — Знаешь, Патрик, на мгновение я подумала, что ты пал жертвой какой-то соблазнительной сирены.
   — С самого своего рождения я безнадежно запутался в сетях неотразимой сирены.
   — Ах, Патрик, ты говоришь обо мне. Какая неожиданность!
   — Не нужно шутить, Ребекка. Я совершенно серьезен. Для меня существует лишь одна сирена. Я всегда знал, что ты единственная для меня. Это было предрешено заранее: в один прекрасный день мы соединимся навсегда.
   — Любопытно, что за всю жизнь ты ни разу не посоветовался со мной по этому важному вопросу.
   — Я считал, что еще не настала пора. К тому же мне казалось, что все и так ясно и тебе это ясно точно так же, как и мне. Это просто неизбежно.
   — Слово» неизбежность» почему-то не приходило мне на ум.
   — Но это так.
   — Значит, это предложение?
   — В определенном смысле.
   — Что ты имеешь в виду под «определенным смыслом»? Это предложение или нет?
   — Я прошу твоего согласия считать нас помолвленными.
   Я улыбнулась ему и коснулась его руки, лежавшей на столе.
   — Я так горжусь собой, — сказала я. — Не многим девушкам удавалось получить предложение сразу после появления в обществе.
   — Не в этом дело.
   — Я еще не закончила. Я хотела сказать, удавалось получить предложение от Патрика Картрайта. Вот отчего это так приятно… потому что это ты, Патрик.
   — Это самый счастливый день в моей жизни, — сказал он.
   — И в моей тоже. А они будут довольны?
   — Моя мать будет рада. Что касается твоего отчима, — нахмурился он, — то тут я не уверен.
   — В чем дело, Патрик? — спросила я.
   — Он устраивал все это для тебя, потому что рассчитывал на какой-то грандиозный брак.
   — Я собираюсь устроить себе грандиозный брак ровно через два года.
   — Давай будем рассудительными, Ребекка. Твой отчим не посчитает это подходящей партией. Горный инженер с шахтой в корнуоллской глуши!
   — Это весьма перспективная шахта. В любом случае, даже если бы это была «дохлая дыра» (так называются бесполезные выработанные шахты), я была бы рада ей, получив в придачу тебя.
   — Ах, Ребекка, все у нас будет чудесно… у нас с тобой… только не знаю, как я дождусь. Может быть, вообще оставить эту идею с колледжем. Я мог бы набираться опыта в конторе отца, а поженились бы мы прямо сейчас.
   — Постарайся рассуждать здраво, Патрик. Все складывается удачно. Два года быстро пройдут, и мы все время будем жить ожиданием. Они скажут, что сейчас мы слишком молоды. Для женщины это не так важно, так как восемнадцать лет — подходящий возраст, но мужчина должен быть постарше. Пусть все идет своим чередом, Патрик.
   — Боюсь, придется с этим смириться.
   — Давай сделаем все по правилам. Ты отправишься в свой колледж, зная, что я жду тебя, с нетерпением считая дни до свадьбы, и это поможет тебе пройти через все испытания. Потом мы устроим шумный праздник в Кадоре. Бабушка с дедушкой будут очень рады, а я навсегда избавлюсь от отчима.
   — Ты никогда не любила его.
   — Что поделаешь, я считаю его виноватым в том, что он испортил нам жизнь. Если бы не он, мама была бы жива сейчас. Я не могу избавиться от этой мысли.
   — Мне кажется, ты не должна возлагать на него вину за это. Он излишне честолюбив, это верно. В первый раз он женился ради золотого рудника. Деньги очень важны для него… деньги и слава.
   — Он уже мнит себя ровней Дизраэли и Гладстону и собирается со временем стать премьер-министром.
   — Может быть, он им и станет.
   — Однако в то же время он является моим отчимом и, таким образом, опекуном. Я не хочу такого опекуна.
   Если мне нужна чья-то опека, пусть этим занимаются бабушка с дедушкой.
   — Давай попытаемся рассуждать логично. Очевидно, Бенедикт опекает тебя до двадцати одного года либо до твоего замужества. У меня есть предчувствие, что он может не дать согласия на наш брак. В лучшем случае он может настоять на том, чтобы ты дождалась своего совершеннолетия.
   — Ты думаешь, он сможет так сделать, даже если я буду согласна и бабушка с дедушкой одобрят? Я убеждена в том, что они оба будут этим довольны.
   — Полагаю, он может приостановить это.
   — Значит, еще три года…
   — Когда я закончу колледж, нам обоим исполнится по двадцать. Тогда мы поженимся и будем хранить это в тайне до тех пор, пока это не станет необратимым.
   Я засмеялась:
   — Как интересно!
   — А пока, — закончил Патрик, — давай не будем объявлять о помолвке… до поры до времени. Потерпим с этим.
   — Хорошо. Пусть это будет нашей тайной.
   Он взял меня за руку и крепко сжал ее. Потом мы подняли бокалы и выпили шампанского за наше прекрасное будущее.
   Это был мой первый настоящий бал, и я радовалась почти каждой его минуте. Я была вне себя от счастья Мы с Патриком помолвлены пока тайно, но от этого событие становилось еще более волнующим.
   Я попыталась окинуть взглядом два следующих года. Они пролетят быстро, ведь их будет освещать сознание того, что по окончании этого срока я стану женой Патрика. У нас будет свой дом, возможно, где-нибудь в районе пустошей. Мне там нравилось, к тому же это недалеко от Кадора. Дедушка и бабушка Патрика тоже будут поблизости. У нас будет десять детей, любящих и преданных, как сейчас мне предана Люси. Кстати, решалась еще одна проблема. Не всякий муж захотел бы держать Люси в доме, а я ни за т о не согласилась бы расстаться с этой девочкой. Я относилась к ней как к своему собственному ребенку и потребовала бы такого же отношения к ней моего мужа. Патрик понял это сразу.
   Таким было счастливое окончание романа, который долгие годы развивался между мной и Патриком. Мы были предназначены друг для друга с того самого момента, как родились на пыльных золотых приисках Австралии. ***
   Жизнь превратилась в вихрь развлечений. Таков был сезон. Беспокойные матери, отцы или опекуны, выводившие в свет юных леди, давали балы, званые обеды и вечера для новообращенных. Благодаря тому, что Бенедикт был моим отчимом, я получала приглашения на большинство из этих мероприятий.
   В течение следующих трех-четырех недель я часто виделась с Патриком. Он играл роль симпатичного сына одной из моих дам-покровительниц. Его не причисляли к высшим слоям общества, поскольку в его жилах не доставало голубой крови, но его дедушка хорошо известен в промышленных кругах и был богатым человеком, а деньги и голубая кровь весили примерно одинаково в глазах общества.
   Обычно мы встречались в парке, куда я ходила на прогулку с Морвенной, потому что присутствие на прогулках ее сына не могло считаться дурным тоном.
   Это были долгие счастливые дни, но настало время Патрику отправляться в колледж. Он обещал писать мне каждую неделю и попросил меня о том же, Я поклялась ему в этом.
   После его отъезда я почувствовала себя одинокой, но у меня было слишком много дел. Я постоянно присутствовала на светских приемах, где часто встречалась с Оливером Джерсоном и Жан-Паскалем Бурдоном. Последний, будучи связан с императорским семейством в изгнании, считался весьма желанным гостем; связи Оливера Джерсона с моим отчимом давали ему возможность посещать если не все, то многие светские вечера.
   В общем-то, я была довольна их обществом. Я находила, что оба интересны и по-своему забавны. К тому же они открыто выражали свое восхищение мной, а я была достаточно тщеславна для того, чтобы радоваться этому.
   Жан-Паскаль был идеальным партнером для танцев. Я обожала танцы и, благодаря усердию мадам Перро, в паре с ним танцевала действительно хорошо.
   Говорили, что со стороны мы выглядим прекрасной парой.
   Я кое-что узнала об этих людях. Жан-Паскаль занимался импортом вина и периодически ездил во Францию.
   — Видите ли, мне следует что-то делать, — сказал он. — Согласитесь, я ведь не могу целыми днями танцевать.
   Он был весьма непростым человеком. Мне кажется, в душе он был циником и реалистом. Он возлагал большие надежды на то, что в один прекрасный день во Франции произойдет реставрация монархии и тогда он вернется на родину, будет жить в своем старинном замке и вести тот образ жизни, к которому он привык в правление его добрых друзей — императора Наполеона III и императрицы Евгении.
   — И это может произойти? — спросила я его.
   Он пожал плечами:
   — Все возможно. У правительства есть некоторые сложности. Оно склоняется то в одну, то в другую сторону. Наша великая трагедия — это та проклятая революция. Если бы мы сохранили монархию, все было бы сегодня отлично.
   — Но это случилось уже сто лет назад.
   — И с тех пор у нас не было порядка. У нас появился Наполеон, мы вновь становились великой державой… но теперь… эти коммунары… Я все-таки надеюсь. Поэтому я и езжу во Францию. Я ввожу сюда вино, чем оказываю Англии большую помощь. Ни одно вино в мире не может сравниться с французским.
   — Немцы не согласились бы с вами.
   — Немцы! — Он презрительно щелкнул пальцами.
   — Ну, знаете ли, они вас поколотили, — злонамеренно напомнила я ему.
   — Мы сваляли дурака. Мы не поверили в их силу, поэтому они пришли и все разрушили.
   — И теперь в Европе появилась великая держава — Германия.
   — Это трагедия. Но в один прекрасный день мы вернемся.
   — Вы имеете в виду французских аристократов?
   — И тогда вы увидите все сами.
   — Ну что ж, теперь у вас есть связи в Англии;
   Ваша сестра замужем за одним из наших парламентариев.
   Он кивнул:
   — Да, это хорошо.
   — Для вашей сестры?
   — Да, для моей сестры.
   Я задумалась, знает ли он о настроениях своей сестры. Впрочем, скорее всего, они его не заботили.
   Он в любом случае считал бы это удачным браком, поскольку Бенедикт Лэнсдон был богат и считался восходящей политической звездой, возможно, с блестящим будущем.
   Выяснилось, что у Жан-Паскаля есть планы жениться во Франции. Его дама сердца имела отношение к императорскому семейству. В данный момент это казалось малозначительным, но в случае реставрации монархии — ну, уж тогда Жан-Паскаль оказался бы в исключительно выгодном положении. Тем не менее, пока он выжидал. Ситуация еще не прояснилась.
   Естественно, он не выкладывал мне все это прямо, но в то же время не пытался скрыть факты.
   Хотя я находила его достаточно любопытным субъектом, были в его натуре черты, вызывавшие мое недоверие и даже отталкивающие. Скажем, манера смотреть на меня и на других женщин. Наверное, это называется вожделением. В том, что он был чувственным мужчиной, я не сомневалась. Это я поняла давно, увидев, какие взгляды он бросает на хорошеньких служанок; да и в его речах постоянно присутствовала какая-то недоговоренность, которую я предпочитала не замечать. Впрочем, следовало предполагать, что он, с его знанием женщин, понимает мое отношение к нему.
   Похоже, он относился к моей невинности с некоторым презрением, как к отсутствию сообразительности, к девичьей неопытности, и, как мне казалось, намекал на то, что готов ввести меня в мир неведомых мне радостей.
   Надеюсь, я достаточно ясно давала понять, что не собираюсь обогащаться опытом благодаря ему. Но он был так уверен в своих безграничных познаниях в этой области, что считал, будто знает меня лучше, чем я сама знаю себя.
   Ситуация была интригующей, и мне не хватало Патрика. Его отсутствие компенсировали лишь его еженедельные письма, и я находила, что в обществе Жан-Паскаля время летит быстрее.
   Кроме того, был еще и Оливер Джерсон. Он был весел, умен и очарователен. Появлялся он не во всех домах. Видимо, наиболее аристократичные мамаши считали его не вполне достойной партией. Как бы то ни было, я встречалась с ним довольно часто, и он всем своим поведением показывал, что ему доставляет удовольствие мое общество.
   Итак, тайно обручившись с Патриком, я могла наслаждаться светской жизнью без чувств озабоченности и неуверенности, которые в свое время угнетали бедняжек Морвенну и Елену. Я беспечно предавалась развлечениям, насколько это было возможно в разлуке с Патриком.
   Так пробежали месяцы, и сезон приблизился к концу.
   В это время Бенедикт с женой отправились отдохнуть в Мэйнорли, и я, конечно, поехала вместе с ними.

ПРИВИДЕНИЕ В САДУ

   Приезд в Мэйнорли после долгой разлуки с ним возбуждал множество чувств.
   Вновь нахлынули воспоминания о маме.
   Я не могла забыть об этих запертых комнатах, которые оставались в неприкосновенности с момента ее смерти; и вообще этот дом, в отличие от лондонского, был мне очень дорог.
   В Лондоне я обычно выходила с Морвенной и Еленой; мы отправлялись за покупками либо заходили к ним в гости, а Бенедикта я не видела целыми днями, поскольку он был занят делами в палате общин. У Селесты были свои подруги — такие же, как она, жены парламентариев, поддерживавшие знакомства друг с другом. В Мэйнор Грейндж все было по-другому. Все казались близки друг с другом, и я ощущала от этого некоторое замешательство.
   Дети обрадовались встрече со мной, и первые дни я провела в основном в их обществе, выслушивая рассказы о том, что произошло во время моего отсутствия.
   Они сделали большие успехи в верховой езде — я наблюдала как они занимались на лужайке. Теперь девочки держались в седле достаточно уверенно, чтобы совершать более дальние прогулки под наблюдением конюха. Обе обожали своих пони.
   Ли выглядела лучше, чем В Лондоне. Я поинтересовалась, беспокоят ли ее головные боли.
   — Теперь очень редко. Спасибо, мисс Ребекка, — сказала она. — Надеюсь, ваш лондонский сезон был удачным.
   — О да, — ответила я. — К сожалению, мистер Картрайт должен был покинуть город. Он уехал в Корнуолл, чтобы изучать в колледже горное дело. Мы встретимся с ним, когда он приедет к моим бабушке и дедушке.
   — Мы что, собираемся в Корнуолл?
   — Бабушка с дедушкой ждут нас.
   — Дети будут в восторге.
   — Я уверена, что тебе и самой не терпится увидеть свой родной дом.
   Ее лицо приняло странное выражение. Должно быть, она любила Корнуолл, но там ее ожидала встреча с матерью. Я знала, что миссис Полгенни продолжает свою практику. Как писала бабушка, она приобрела себе велосипед с деревянными колесами и железными ободьями, из тех, что называют «костоломами», и теперь разъезжала на нем по окрестностям, посещая своих пациентов. Это было отважным поступком для женщины в ее возрасте, но я предположила, что она полностью предала себя в руки Господни.
   Я хорошо понимала, что Ли, столько лет прожившая в тени своей святой мамаши, была рада бежать от нее и предпочла бы держаться оттуда как можно дальше.
   Едва осмотревшись в Мэйнорли, мы были вновь вовлечены в вихрь событий. Бенедикт редко бывал дома, он разъезжал по своему, довольно обширному избирательному округу, выступая на встречах с избирателями, посещая собрания, а в определенные дни проводил, по его словам, «прием пациентов», то есть, сидя в небольшой комнате, прилегавшей к холлу, выслушивал жалобы и просьбы своих избирателей. На нас тоже были возложены определенные обязанности.