Страница:
Девочки слушали его с раскрытыми ртами. Я подумала: «До чего же дети любят ужасы! Наверное, потому, что еще не вполне понимают их подлинный смысл».
— Вы помните множество забавных вещей, — похвалила Белинда Оливера Джерсона.
Явившись домой, они тут же выложили мисс Стрингер полученные ими сведения о бунте Монмута и о судье-вешателе. Она была довольна.
— Очень познавательно, — сказала она. — Очень полезно для них. Что за прекрасный человек!
Мне постоянно снился Патрик. Я видела, как на его лице появляется выражение ужаса от того, что мы предъявляем ему свои обвинения. Утром после пробуждения первые мои мысли были о нем. Казалось, что он целый день находится возле меня.
Я говорила себе: «Я должна встретиться с ним и сказать, что верю в него. Что бы он ни сделал, я буду любить его».
Я знала, что произошла ошибка.
Нужно было написать ему, попросить у него прощения. Но когда я бралась за письмо, передо мной вставало искаженное страхом лицо Белинды, ее широко раскрытые невинные глаза, ясно говорящие о том, что она не совсем понимает случившееся с ней.
Я все еще пребывала в нерешительности, когда пришло письмо от бабушки.
«Моя дорогая Ребекка!
Надеюсь, тебе стало немножко лучше. Я считаю, что ты поступила правильно, уехав отсюда. В любом случае для Белинды это было необходимо. У нас здесь дела невеселые. Патрик покидает Корнуолл. Наверное, это к лучшему. Я думаю, нам всем надо немножко отстраниться от этого ужаса, попытаться увидеть факты в их реальном соотношении.
Он отправляется в Австралию. Там в Новом Южном Уэльсе открыли залежи олова, и им очень нужны. горные инженеры. Конечно, Патрик еще не окончил курс обучения в колледже, но уже получил определенные знания, а кроме того, у его дедушки неплохие связи в кругах горнодобытчиков, а это играет большую роль. Ему нужно уехать. Прежние отношения не могут продолжаться после всего случившегося. Уехать он может в любой момент, и я не знаю, сколько он будет отсутствовать.
Пенкарроны очень расстроены. Они не знают, в чем дело. Они предполагают, что между тобой и Патриком произошла крупная ссора, и очень опечалены этим.
Мы с твоим дедушкой чувствуем себя весьма неуверенно. Мы не можем заставить себя рассказать им о случившемся. Думаю, его бабушку это просто убило бы, а уж что стало бы с Джошуа — даже не представляю. Они боготворят Патрика. Мы все еще колеблемся, не следует ли нам предпринять что-нибудь по этому поводу, не является ли это нашим долгом.
Все это так ужасно. А вдруг какой-то другой ребенок?
В то же время нам почему-то не до конца в это верится. Как я сказала твоему дедушке, если даже предположить, что Патрик на минуту потерял контроль над собой, то он получил хороший урок.
Он кажется таким несчастным. Неприятное это дело, и я представляю, дорогая, как ты, должно быть, страдаешь. Для тебя лучше всего держаться подальше от этого.
Нам остается лишь ждать развития событий. Возможно, в один прекрасный день все разъяснится. Так или иначе, хорошо, что ты уехала, и ему тоже, думаю, лучше уехать.
Только не знаю, правильно ли мы поступили.»
Письмо выпало из моих рук. Уезжает! В Австралию! Так же, как мои родители уезжали на поиски золота. Моя бабушка уехала туда и пережила там трагедию, а теперь Патрик отправляется искать олово, чтобы выбраться из ситуации, ставшей нестерпимой.
Кто бы мог поверить, что за столь короткое время так резко изменится вся жизнь?
Мне следовало написать ему, но теперь было слишком поздно.
Патрик продолжал жить в моих мыслях. Где он сейчас? Уехал ли уже из Корнуолла? Я могла представить, сколь душераздирающим было его прощание с бабушкой и дедушкой.
Ко мне приехала Морвенна. Она была расстроена.
— Что произошло между тобой и Патриком? — потребовала она объяснений.
— Мы решили, что не можем пожениться… некоторое время.
— Но почему? Вы были так счастливы, так ждали этого. Ведь вы почти купили дом!
— Я понимаю, но все стало иначе. Мы поняли, что совершили ошибку и будет не правильным действовать… поспешно.
— Не могу в это поверить.
Я печально взглянула на нее. Я не могла ничего объяснить ей. Узнав о случившемся, она и ее муж были бы потрясены.
Пусть они думают, что я легкомысленная. В то, что в нашем разрыве виноват Патрик, они все равно не поверят.
И вот теперь он отправлялся в Австралию, туда, где родился. Я видела в глазах Морвенны страх; ее отношение ко мне изменилось. Она была холодной и отстраненной.
Но я не могла рассказать ей.
Миссис Эмери сказала:
— Я прямо не знаю, что случилось с миссис Картрайт. Она сильно переменилась. Наверное, из-за того, что ее сын уезжает в Австралию.
— Да, наверное, — подтвердила я.
Взглянув на меня, она пожала плечами. Все они предполагали, что в отношениях между мной и Патриком все уже определено.
— Ну, о подобных вещах должны беспокоиться те, кого это касается, — таково было резюме миссис Эмери. — Им решать, и никому другому. — Она взглянула на меня с нежностью. — А вам нужно немножко подумать о себе. Мы не хотим, чтобы вы заболели, мисс Ребекка.
— Я о себе позабочусь, — пообещала я.
Я представила, как они, сидя за кухонным столом, обсуждают, почему я так плохо выгляжу.
Бывали моменты, когда мне хотелось бежать из дома и уехать в Корнуолл, чтобы остановить Патрика.
Согласился бы он с этим? Он согласился бы только в том случае, если бы я была полностью уверена в его невиновности.
Только теперь я поняла, насколько сильна моя любовь к Патрику. Но я повзрослела. Я узнала, что такое вожделение, и как может измениться человек под влиянием похоти. Теперь я понимала, как много времени нужно, чтобы узнать человека, и спрашивала себя: «Достаточно ли я знаю Патрика? Знаю ли я о нем все?»
Следовало признать, что я не могла быть в этом уверена. А он потребовал бы от меня абсолютной веры в его невиновность.
Там он попытается забыть обо мне, а я должна постараться забыть о нем.
ШАНТАЖ
— Вы помните множество забавных вещей, — похвалила Белинда Оливера Джерсона.
Явившись домой, они тут же выложили мисс Стрингер полученные ими сведения о бунте Монмута и о судье-вешателе. Она была довольна.
— Очень познавательно, — сказала она. — Очень полезно для них. Что за прекрасный человек!
Мне постоянно снился Патрик. Я видела, как на его лице появляется выражение ужаса от того, что мы предъявляем ему свои обвинения. Утром после пробуждения первые мои мысли были о нем. Казалось, что он целый день находится возле меня.
Я говорила себе: «Я должна встретиться с ним и сказать, что верю в него. Что бы он ни сделал, я буду любить его».
Я знала, что произошла ошибка.
Нужно было написать ему, попросить у него прощения. Но когда я бралась за письмо, передо мной вставало искаженное страхом лицо Белинды, ее широко раскрытые невинные глаза, ясно говорящие о том, что она не совсем понимает случившееся с ней.
Я все еще пребывала в нерешительности, когда пришло письмо от бабушки.
«Моя дорогая Ребекка!
Надеюсь, тебе стало немножко лучше. Я считаю, что ты поступила правильно, уехав отсюда. В любом случае для Белинды это было необходимо. У нас здесь дела невеселые. Патрик покидает Корнуолл. Наверное, это к лучшему. Я думаю, нам всем надо немножко отстраниться от этого ужаса, попытаться увидеть факты в их реальном соотношении.
Он отправляется в Австралию. Там в Новом Южном Уэльсе открыли залежи олова, и им очень нужны. горные инженеры. Конечно, Патрик еще не окончил курс обучения в колледже, но уже получил определенные знания, а кроме того, у его дедушки неплохие связи в кругах горнодобытчиков, а это играет большую роль. Ему нужно уехать. Прежние отношения не могут продолжаться после всего случившегося. Уехать он может в любой момент, и я не знаю, сколько он будет отсутствовать.
Пенкарроны очень расстроены. Они не знают, в чем дело. Они предполагают, что между тобой и Патриком произошла крупная ссора, и очень опечалены этим.
Мы с твоим дедушкой чувствуем себя весьма неуверенно. Мы не можем заставить себя рассказать им о случившемся. Думаю, его бабушку это просто убило бы, а уж что стало бы с Джошуа — даже не представляю. Они боготворят Патрика. Мы все еще колеблемся, не следует ли нам предпринять что-нибудь по этому поводу, не является ли это нашим долгом.
Все это так ужасно. А вдруг какой-то другой ребенок?
В то же время нам почему-то не до конца в это верится. Как я сказала твоему дедушке, если даже предположить, что Патрик на минуту потерял контроль над собой, то он получил хороший урок.
Он кажется таким несчастным. Неприятное это дело, и я представляю, дорогая, как ты, должно быть, страдаешь. Для тебя лучше всего держаться подальше от этого.
Нам остается лишь ждать развития событий. Возможно, в один прекрасный день все разъяснится. Так или иначе, хорошо, что ты уехала, и ему тоже, думаю, лучше уехать.
Только не знаю, правильно ли мы поступили.»
Письмо выпало из моих рук. Уезжает! В Австралию! Так же, как мои родители уезжали на поиски золота. Моя бабушка уехала туда и пережила там трагедию, а теперь Патрик отправляется искать олово, чтобы выбраться из ситуации, ставшей нестерпимой.
Кто бы мог поверить, что за столь короткое время так резко изменится вся жизнь?
Мне следовало написать ему, но теперь было слишком поздно.
Патрик продолжал жить в моих мыслях. Где он сейчас? Уехал ли уже из Корнуолла? Я могла представить, сколь душераздирающим было его прощание с бабушкой и дедушкой.
Ко мне приехала Морвенна. Она была расстроена.
— Что произошло между тобой и Патриком? — потребовала она объяснений.
— Мы решили, что не можем пожениться… некоторое время.
— Но почему? Вы были так счастливы, так ждали этого. Ведь вы почти купили дом!
— Я понимаю, но все стало иначе. Мы поняли, что совершили ошибку и будет не правильным действовать… поспешно.
— Не могу в это поверить.
Я печально взглянула на нее. Я не могла ничего объяснить ей. Узнав о случившемся, она и ее муж были бы потрясены.
Пусть они думают, что я легкомысленная. В то, что в нашем разрыве виноват Патрик, они все равно не поверят.
И вот теперь он отправлялся в Австралию, туда, где родился. Я видела в глазах Морвенны страх; ее отношение ко мне изменилось. Она была холодной и отстраненной.
Но я не могла рассказать ей.
Миссис Эмери сказала:
— Я прямо не знаю, что случилось с миссис Картрайт. Она сильно переменилась. Наверное, из-за того, что ее сын уезжает в Австралию.
— Да, наверное, — подтвердила я.
Взглянув на меня, она пожала плечами. Все они предполагали, что в отношениях между мной и Патриком все уже определено.
— Ну, о подобных вещах должны беспокоиться те, кого это касается, — таково было резюме миссис Эмери. — Им решать, и никому другому. — Она взглянула на меня с нежностью. — А вам нужно немножко подумать о себе. Мы не хотим, чтобы вы заболели, мисс Ребекка.
— Я о себе позабочусь, — пообещала я.
Я представила, как они, сидя за кухонным столом, обсуждают, почему я так плохо выгляжу.
Бывали моменты, когда мне хотелось бежать из дома и уехать в Корнуолл, чтобы остановить Патрика.
Согласился бы он с этим? Он согласился бы только в том случае, если бы я была полностью уверена в его невиновности.
Только теперь я поняла, насколько сильна моя любовь к Патрику. Но я повзрослела. Я узнала, что такое вожделение, и как может измениться человек под влиянием похоти. Теперь я понимала, как много времени нужно, чтобы узнать человека, и спрашивала себя: «Достаточно ли я знаю Патрика? Знаю ли я о нем все?»
Следовало признать, что я не могла быть в этом уверена. А он потребовал бы от меня абсолютной веры в его невиновность.
Там он попытается забыть обо мне, а я должна постараться забыть о нем.
ШАНТАЖ
В доме царило возбуждение. Я часто беседовала с миссис Эмери — было очень уютно сидеть в ее комнате и болтать о всяких домашних делах, попивая чай, налитый в одну из ее особых чашек.
Миссис Эмери хорошо разбиралась в происходящем. Однажды она сказала:
— В эти дни мистер Лэнсдон особенно занят. Мы с мистером Эмери… ну, мы же интересуемся политикой… так мы держим пальцы скрещенными за мистера Лэнсдона.
— Но почему?
— Сейчас происходит смена кабинета министров, верно? А поскольку его партия у власти, кто знает…
Думаю, мистер Лэнсдон годится на самый высокий пост. Эмери считает — министра внутренних дел.
— Значит, мистер Эмери полагает, что мистер Гладстон останется у власти?
— О да. Теперь, когда мистер Дизраэли потерял жену, консерваторы уже не те. Думаю, всякому мужчине нужно, чтобы его поддерживала женщина.
— Я не так уверена в этом. Кое-чего серьезного он смог достичь и после ее смерти. Может случиться так, что теперь, когда ее нет, он полностью отдастся политике. Что вы скажете по поводу установления контроля над Суэцким каналом, объявления королевы императрицей Индии, хитроумного предотвращения войны с русскими и завоевания Кипра для империи? Все это Дизраэли сделал после смерти жены.
— Да, но он уже никогда не был счастлив, а мужчина нуждается в счастливой семейной жизни. Взять хоть мистера Лэнсдона… — Она печально покачала головой.
Я подумала: «Они знают о нас все: об отношениях между Бенедиктом и Селестой, о том, что Бенедикт по-прежнему оплакивает мою мать, о нашей с Патриком расстроенной помолвке».
— Без толку убиваться о прошлом, — сказала миссис Эмери. — Ваша дорогая матушка умерла, что, конечно, очень прискорбно. Если бы она была жива, все было бы по-другому. Нынешняя миссис Лэнсдон… она старается. Она бы подошла ему, если бы он допустил ее. А он живет прошлым.
— Возможно, со временем…
— Со временем… Это нас всех спасает. Без толку горевать о своих бедах, мисс Ребекка, я всегда это говорила. А если мистер Лэнсдон получит пост в кабинете, то это будет чудесно. Мы с Эмери были бы довольны.
— Да, — сказала я. — Хотелось бы…
Она выжидающе смотрела на меня, но я не закончила фразу.
Миссис Эмери молчала. Она многое понимала и в конечном итоге заботилась о всей семье. Она действительно хотела бы видеть Бенедикта членом правящего кабинета, счастливым в семейной и общественной жизни; ей хотелось, чтобы я оправилась от душевных ран и вышла замуж за достойного человека.
И она, и Эмери хотели бы, чтобы все складывалось счастливо и удачно.
Бенедикт с Селестой находились в Лондоне. Несколько раз приезжал Оливер Джерсон, но оставался ненадолго. Он сообщил мне, что мистер Лэнсдон очень занят в палате общин и поэтому всеми деловыми вопросами приходится заниматься ему.
Я была рада слышать смех Белинды. Казалось, она и в самом деле обо всем забыла. Ли сказала, что девочка никогда не вспоминает о происшествии, спокойно спит, в общем, опять стала самой собой.
Когда я вошла в детскую, чтобы пожелать им спокойной ночи, Белинда вдруг обняла меня за шею и крепко прижала к себе:
— Я люблю тебя, милая, дорогая сестра Ребекка.
Такие выражения чувств со стороны Белинды были редки и очень радовали меня.
Я подошла к кровати Люси. Она тоже обняла меня.
Но она это делала часто.
— Я тоже люблю тебя, Ребекка, — сказала она.
Я была очень довольна.
Это случилось спустя несколько дней. Миссис Эмери удалилась в свою комнату, чтобы, как она говорила, вытянуть ноги хоть на несколько минут. Не знаю, чем занимался мистер Эмери, может быть, отдыхал. В общем, дом был погружен в дремоту.
Я поднялась по лестнице и, проходя мимо запертой комнаты, услышала какой-то неясный звук. Я тихонько подошла к двери и прислушалась.
У меня по спине побежали мурашки. Бенедикт находился в Лондоне, миссис Эмери — в своей комнате, но я чувствовала, что за запертой дверью кто-то есть.
В комнате мамы все осталось по-прежнему: щетки для волос, зеркало, одежда. Вероятно, мне почудилось. Но я продолжала стоять и прислушиваться. И тут вновь раздался легкий шелестящий звук.
Я задрожала. Неужели мертвые действительно могут возвращаться? Однажды у меня уже было такое ощущение, будто мама явилась ко мне. Тогда мне показалось, что она просила меня позаботиться о Люси. Показалось? Игра воображения? У меня всегда было живое воображение. Меня интриговала история леди Фламстед, которая являлась, чтобы утешить ребенка, которого не видела при жизни. Возможно, если люди оставляют в этом мире кого-то дорогого, они возвращаются сюда. Моя мама оставила Бенедикта и меня.
Я знала, как сильно она любила его, а до их свадьбы смыслом ее жизни была я.
Все эти мысли мелькали у меня в голове, пока я неподвижно стояла, дрожа от волнения и испуга.
Я осторожно повернула ручку двери. Дверь была заперта. Но я была уверена, что там кто-то находился.
Я постояла еще несколько секунд, а затем быстро и бесшумно побежала в комнату-миссис Эмери.
Я постучала в дверь. Некоторое время никто не отвечал, потом раздался сонный голос:
— Кто там?
Я вошла. Миссис Эмери дремала возле очага и теперь изумленно смотрела на меня.
— Извините, что беспокою вас, миссис Эмери, но мне кажется, что в запертой комнате кто-то есть.»
Она непонимающе глядела на меня, явно не до конца проснувшись.
— В запертой комнате… — повторила она.
— Да. Я отчетливо слышала какой-то звук.
Теперь она окончательно проснулась:
— О нет, мисс Ребекка. Вам наверняка показалось.
Разве что мистер Лэнсдон неожиданно вернулся домой и никто его не слышал.
— Мне и самой не верится. Ваш ключ на месте?
Она вскочила, тревожно осмотрелась, направилась к столу, открыла ящик и с триумфом продемонстрировала ключ.
— В таком случае, это мистер Лэнсдон. Я попробовала открыть дверь, но она оказалась заперта.
— Вы ведь не окликали его, правда? Ему бы это не понравилось. Он не любит, когда его беспокоят.
— Нет, я молчала. Я сомневаюсь, что это он.
— Поднимусь в его комнату и посмотрю, там ли его вещи. Если бы он приехал, мы бы услышали. Сразу начинается такая суматоха.
— Давайте поднимемся, миссис Эмери. Возьмите с собой ключ. Мы откроем комнату. Может быть, кто-то проник туда.
Она угрюмо кивнула. Но для начала мы прошли в комнату Бенедикта. Там не было никаких признаков его приезда. Миссис Эмери стало явно не по себе.
— Я должна своими глазами удостовериться в том, что там никого нет, миссис Эмери, — сказала я.
— Тогда вперед, миссис Ребекка.
Мы Подошли к комнате, и она отперла дверь. От изумления у меня перехватило дыхание. За небольшим письменным столом у окна сидел Оливер Джерсон. У его ног стояла металлическая шкатулка, и он, видимо, просматривал какие-то бумаги, находящиеся там.
Выпрямившись, он изумленно взглянул на нас.
— Значит… — пробормотала я. — Это вы тут…
— Мисс Ребекка…
Судя по всему, он был поражен не меньше нас. Мне показалось, что из-под его бронзового загара проступила бледность. Я спросила:
— Что вы здесь делаете? Сюда никому нельзя заходить. Как вы попали сюда?
Он улыбнулся мне, вновь превратившись в очаровательного, галантного Оливера Джерсона. Сунув руку в карман, он достал ключ.
— Но существуют всего два ключа. Один из них у миссис Эмери.
— Это второй ключ, — сказал он.
— Мистера Лэнсдона? Он дал его вам?
— Я должен забрать кое-какие бумаги и отвезти ему.
— Бумаги? — спросила я. — Но это комната моей матери.
— Он хранит здесь кое-какие бумаги… весьма важные. Он попросил меня отыскать их и привезти ему.
— О, — произнесла я несколько разочарованно.
Зато миссис Эмери оживилась — Вы выглядели очень встревоженной, — сказал он. — Вы решили, что здесь привидение?
Миссис Эмери сказала:
— Мистер Лэнсдон требует держать эту комнату постоянно запертой. Он единственный, кто сюда заходит. Не знаю уж, как он вам доверил…
— Он не подумал, что это так важно. Он пришел к выводу, что мой приезд не вызовет особого любопытства. В общем-то, я почти закончил.
— Вы привезли с собой какой-нибудь багаж, мистер Джерсон? — спросила миссис Эмери. — Я позабочусь о комнате.
— Не беспокойтесь, пожалуйста Я всего лишь должен забрать бумаги и вернуться с ними. Они нужны срочно.
— Но перед тем как отправляться в Лондон, вы, наверное, перекусите.
— По пути я заскочил в таверну и съел сэндвич и выпил эля. Я очень спешил.
— А как вы попали в дом?
— Задняя дверь была открыта, а так как в доме никого не было видно, я сразу взялся за дело. Я знал, где искать — Ну, чем-нибудь мы вас обязательно угостим.
Чашечку чая… или еще что-нибудь?
— Как это мило с вашей стороны, миссис Эмери.
Вы всегда заботитесь о других. Я не раз говорил миссис Лэнсдон, что вы просто сокровище. Но задерживаться я не могу, очень спешу. Мне нужно возвращаться в Лондон.
Он стал укладывать в папку какие-то бумаги.
— Вы нашли то, что искали? — спросила я.
— О да.
— Вы так спешите?
— К сожалению, да. Мистер Лэнсдон бывает очень нетерпелив.
— Белинда будет расстроена.
Джерсон приложил палец к губам — Т-с-с! Ни слова ей, иначе я буду сурово наказан в следующий раз, который, надеюсь, вскоре наступит.
Он тепло улыбнулся мне:
— Как ни жаль, но приходится уезжать. Простите за доставленное вам беспокойство.
— Чашечку чая приготовить недолго, — сказала миссис Эмери — У меня уже чайник закипает.
— Миссис Эмери, вы добрый ангел и настоящее сокровище, но долг превыше всего.
Сложив бумаги в папку, он вышел из комнаты, запер дверь и положил ключ в карман.
— До свидания, — сказал он и ушел.
Миссис Эмери сказала:
— Ну, после этого добрая чашка чая никак не помешает. Вы и впрямь меня напугали, мисс Ребекка.
— У меня самой чуть волосы дыбом не встали, когда я услышала этот звук.
— Я думаю! Хорошо, что никто из служанок ничего не слышал. Уж тут не обошлось бы без истерики, могу вас уверить.
— К счастью, все разъяснилось.
Мы прошли в ее комнату — До чего он все-таки приятный молодой человек, — сказала миссис Эмери, посматривая на меня. — Всегда улыбнется, приветливое слово найдет и к детишкам относится не хуже, чем мы. А они в него просто влюблены.
— Да, — согласилась я, — особенно Белинда.
— Бедная малютка! Когда она приехала сюда, то выглядела совсем неважно. — Пристально взглянув на меня, миссис Эмери добавила:
— Похоже, он и с вами очень вежлив.
На ее губах появилась легкая улыбка. Видимо, она подумала, что решение моих проблем может быть связано с Оливером Джерсоном.
Примерно через неделю после этого в Мэйнорли приехал Бенедикт. Вместе с ним появился Оливер Джерсон.
Они пробыли в доме минут двадцать, когда все и началось.
Бенедикт находился в своем кабинете, а дети занимались в классной комнате. Белинда была очень взволнована появлением Оливера Джерсона, предполагая, что, как обычно, мы вместе отправимся на верховую прогулку.
Я поднималась по лестнице, когда из кабинета раздались чьи-то гневные возгласы. Остановившись, я услышала слова Бенедикта:
— Уходи! Уходи немедленно! Убирайся из этого дома!
Я замерла в испуге, решив, что эти слова обращены к Селесте. И тут послышался голос Оливера Джерсона:
— Не воображайте, что вы имеете право говорить со мной подобным образом. Я слишком много знаю.
— Наплевать мне на то, что ты знаешь. С тобой все покончено. Что-нибудь неясно? Убирайся!
— Послушайте-ка, вы просто не можете так поступить, — сказал Оливер Джерсон. — Не думайте, что я кротко удалюсь. Вы не можете себе этого позволить, мистер Бенедикт Лэнсдон. Повторяю, я знаю слишком много.
— Меня не интересует, что ты знаешь. Я не желаю тебя видеть здесь. Должно быть, ты сошел с ума, если решил, что меня можно шантажировать.
— Лучше бы вам не держаться столь надменно. Я не прошу ничего особенного: после этого брака — партнерство. Для вас это тоже будет выгодно. Это даст вам возможность держаться подальше от скользких дел.
Они, знаете ли, могут повредить политическому имиджу. Некоторые вещи необходимо скрывать. Скажем, » Дьявольская корона «, а? Нехорошо получится…
Мистер Бенедикт Лэнсдон — владелец клуба с самой дурной репутацией в городе. Ведите же себя разумно.
— Я не позволю своей падчерице выйти за тебя замуж, чем бы ты мне ни угрожал Я не могла бы стронуться с места, даже если бы захотела. Разговор шел обо мне. Я пыталась успокоиться. Было жизненно важно понять, что там происходит.
— А если бы Ребекка знала, кем ты на самом деле являешься, у тебя не осталось бы даже намека на шанс, — продолжал мой отчим.
— Она знает меня достаточно хорошо.
— Но ей ты рассказывал далеко не обо всем.
— Это всего лишь вопрос времени, Я уже почти добился своего, и она готова пренебречь вами. Подумайте еще раз.
— Я уже сказал, что не допущу этого.
— Но разве решает не она?
— Я являюсь ее опекуном и запрещу ей. Я не сомневаюсь в том, что ты обворожительный кавалер, и на случай, если у тебя не выгорит с Ребеккой, ты уже положил глаз на Белинду. Но ее тебе придется ждать долго. Знаешь, выброси-ка все это из головы.
Ты больше ногой не ступишь в мой дом. Я слишком много знаю о тебе, а теперь, когда ты взялся за шантаж, тебе пришел конец.
— Вы не можете сделать этого, Лэнсдон. Подумайте, что это будет значить. Это положит конец политическим амбициям вашего дедушки. Неужели вы ничему не научились у него? Та же» Дьявольская корона «.
Прямо-таки проклятье.
— Как… как ты сумел?
— Как я сумел все выяснить? Какая разница!
Подумайте еще раз. Вам следует соблюдать осторожность. Знаете ли, лучше уж стать моим тестем, чем позволить, чтобы некоторые сведения всплыли на поверхность.
— Убирайся из этого дома!
— Вы считаете, что меня можно выпроваживать подобным образом? А что с моими контрактами?
— Все дела уладят юристы.
— Не думайте, что я покорно уйду.
— Мне неважно, в каком настроении ты уберешься отсюда, лишь бы убрался.
— Это еще не конец, Бенедикт Лэнсдон.
— Это конец нашего союза, Оливер Джерсон.
Я поняла, что сейчас дверь откроется, и поспешила подняться по лестнице. Осторожно выглянув с площадки, я увидела, как Оливер Джерсон бегом спускается по лестнице.
Я все еще стояла там, ошеломленная и ничего не понимающая, когда поднявшийся Бенедикт заметил меня.
— Ребекка! — сказал он, и я поняла, что он почувствовал: по крайней мере, часть из сказанного я слышала. — Ты подслушивала!
Я не решилась отрицать это.
— Пойдем в мой кабинет, — сказал он. — Нам пора поговорить.
Я последовала за ним. Закрыв дверь, он несколько секунд стоял и изучающе смотрел на меня. Затем он произнес:
— Садись. Многое ли ты слышала?
— Я слышала, как он угрожал вам» требовал какого-то партнерства… что-то говорил о женитьбе на мне.
Он сказал:
— Как ты можешь выйти замуж за такого человека?! Ты случайно не влюблена в него?
Я покраснела:
— Нет. Конечно, нет.
— Ну, слава Богу. Я не знал, что и думать по этому поводу. Вы много бывали вместе. Все эти прогулки с детьми… ухаживание.
— Вы… заметили это?
— Безусловно.
— Я удивлена. Я думала, вы вообще не замечаете нашего присутствия.
— Белинда — моя дочь. Ты — моя приемная дочь.
Я за тебя отвечаю Конечно, в тебе я уверен. Я могу осуждать только самого себя за то, что пустил Джерсона в этот дом.
— Как я понимаю, он тесно сотрудничал с вами.
То, что он появлялся в доме, было естественно.
— Когда он начал так усиленно ухаживать за тобой, у меня появились кое-какие догадки.
— Наверное, он хотел быть полноправным участником ваших дел и решил, что, женившись на мне, без труда добьется этой цели.
— Совершенно верно.
— Некоторое время назад он действительно делал мне предложение. Я отказала ему.
— Он настолько самоуверен, что решил, будто это всего лишь вопрос времени.
— Он ошибался.
— Рад это слышать. Есть в нем некоторое поверхностное обаяние. Мне следовало раскусить его раньше.
Когда я заявил ему о том, что никогда че позволю тебе выйти за него замуж, он, по-моему, потерял голову.
Увидев, что все его хитроумные планы проваливаются, он решил шантажировать меня. Ты сама это слышала.
Должно быть, ты правильно оцениваешь ситуацию — особенно в том, что касается лично тебя — Я потрясена. Не знаю, что и думать.
— За всеми его ухаживаниями ты не разглядела истинной цели.
— Меня больше всего удивляет, что вы замечали все это.
— Ты считаешь меня слепым?
— В отношении семьи — да. Во всех остальных вопросах вы весьма проницательны.
— Больше всего меня заботит твое благо. Тебя оставила на мое попечение… — он слегка запнулся, — твоя мать, Я рассматриваю это как завещание. Мне известно, что ты с неприязнью относилась ко мне с того самого дня, как мы поженились. Я пытался понять это. Анжелет объясняла мне, что ты росла без отца и оттого вы были особенно привязаны друг к другу. Ты не хотела никаких изменений в своей жизни. Мы никогда не ладили, верно? А потом… она умерла.
Он отвернулся, и я сказала:
— Я все понимаю. Я тоже потеряла ее.
— Она была для меня… всем.
Я кивнула:
— Между нами существует враждебность. Мне этого вовсе не хотелось.
— Теперь я понимаю это.
Сейчас передо мной стоял совершенно другой человек. Я и не думала, что он может быть таким ранимым.
Возможно, он был жестким, безжалостным человеком, но у него были свои слабости, и он действительно любил мою мать и нуждался в ней. Он нуждался в ней и сейчас.
Мне было печально и одиноко. Я так же, как и он, потеряла ее. Потом я надеялась, что у меня сложится счастливая жизнь с Патриком, но теперь я потеряла и его.
— Мы с тобой должны стараться помогать друг другу, а вместо этого… — Некоторое время он молчал, а затем продолжил:
— За все годы у нас с твоей матерью произошла одна-единственная ссора — из-за этих клубов. Когда я унаследовал их от своего дедушки, Анжелет была категорически против. Она просила меня избавиться от них. Я должен был послушаться ее. Это единственный раз, когда я с нею не согласился. Она знала моего дедушку. Он был авантюристом. Все говорили, что я похож на него, но я считал, что между нами есть разница. Следовало послушаться ее и давным-давно избавиться от них.
— Я кое-что услышала… это «Дьявольская корона»? — сказала я.
— Да. Я подумал о том, чтобы приобрести ее.
Джерсон считает, что я уже приобрел ее. Все-таки он знает меньше, чем ему кажется. Не представляю, откуда ему столько известно о моих делах.
Неожиданно я кое-что вспомнила и задала вопрос:
— Вы держите секретные бумаги в запертой комнате?
— Да, — ответил Бенедикт — Значит, это не совсем святилище. Я считала, что вы сохраняете комнату в таком виде, потому что…
— Это было так, — признался он. — А потом мне показалось, что здесь самое подходящее место для хранения подобных документов.
К своему удивлению, я поняла, что это даже забавляет меня. Это был очень типичный для него поступок: погруженный в пучину переживаний, он, тем не менее, не забывал и о таких вещах. Создав в ее память святилище, он использовал его для хранения важных документов. Мне показалось, что я вижу, как моя мама, снисходительно улыбаясь, шепчет: «Что делать, уж таков Бенедикт». Я сказала:
Миссис Эмери хорошо разбиралась в происходящем. Однажды она сказала:
— В эти дни мистер Лэнсдон особенно занят. Мы с мистером Эмери… ну, мы же интересуемся политикой… так мы держим пальцы скрещенными за мистера Лэнсдона.
— Но почему?
— Сейчас происходит смена кабинета министров, верно? А поскольку его партия у власти, кто знает…
Думаю, мистер Лэнсдон годится на самый высокий пост. Эмери считает — министра внутренних дел.
— Значит, мистер Эмери полагает, что мистер Гладстон останется у власти?
— О да. Теперь, когда мистер Дизраэли потерял жену, консерваторы уже не те. Думаю, всякому мужчине нужно, чтобы его поддерживала женщина.
— Я не так уверена в этом. Кое-чего серьезного он смог достичь и после ее смерти. Может случиться так, что теперь, когда ее нет, он полностью отдастся политике. Что вы скажете по поводу установления контроля над Суэцким каналом, объявления королевы императрицей Индии, хитроумного предотвращения войны с русскими и завоевания Кипра для империи? Все это Дизраэли сделал после смерти жены.
— Да, но он уже никогда не был счастлив, а мужчина нуждается в счастливой семейной жизни. Взять хоть мистера Лэнсдона… — Она печально покачала головой.
Я подумала: «Они знают о нас все: об отношениях между Бенедиктом и Селестой, о том, что Бенедикт по-прежнему оплакивает мою мать, о нашей с Патриком расстроенной помолвке».
— Без толку убиваться о прошлом, — сказала миссис Эмери. — Ваша дорогая матушка умерла, что, конечно, очень прискорбно. Если бы она была жива, все было бы по-другому. Нынешняя миссис Лэнсдон… она старается. Она бы подошла ему, если бы он допустил ее. А он живет прошлым.
— Возможно, со временем…
— Со временем… Это нас всех спасает. Без толку горевать о своих бедах, мисс Ребекка, я всегда это говорила. А если мистер Лэнсдон получит пост в кабинете, то это будет чудесно. Мы с Эмери были бы довольны.
— Да, — сказала я. — Хотелось бы…
Она выжидающе смотрела на меня, но я не закончила фразу.
Миссис Эмери молчала. Она многое понимала и в конечном итоге заботилась о всей семье. Она действительно хотела бы видеть Бенедикта членом правящего кабинета, счастливым в семейной и общественной жизни; ей хотелось, чтобы я оправилась от душевных ран и вышла замуж за достойного человека.
И она, и Эмери хотели бы, чтобы все складывалось счастливо и удачно.
Бенедикт с Селестой находились в Лондоне. Несколько раз приезжал Оливер Джерсон, но оставался ненадолго. Он сообщил мне, что мистер Лэнсдон очень занят в палате общин и поэтому всеми деловыми вопросами приходится заниматься ему.
Я была рада слышать смех Белинды. Казалось, она и в самом деле обо всем забыла. Ли сказала, что девочка никогда не вспоминает о происшествии, спокойно спит, в общем, опять стала самой собой.
Когда я вошла в детскую, чтобы пожелать им спокойной ночи, Белинда вдруг обняла меня за шею и крепко прижала к себе:
— Я люблю тебя, милая, дорогая сестра Ребекка.
Такие выражения чувств со стороны Белинды были редки и очень радовали меня.
Я подошла к кровати Люси. Она тоже обняла меня.
Но она это делала часто.
— Я тоже люблю тебя, Ребекка, — сказала она.
Я была очень довольна.
Это случилось спустя несколько дней. Миссис Эмери удалилась в свою комнату, чтобы, как она говорила, вытянуть ноги хоть на несколько минут. Не знаю, чем занимался мистер Эмери, может быть, отдыхал. В общем, дом был погружен в дремоту.
Я поднялась по лестнице и, проходя мимо запертой комнаты, услышала какой-то неясный звук. Я тихонько подошла к двери и прислушалась.
У меня по спине побежали мурашки. Бенедикт находился в Лондоне, миссис Эмери — в своей комнате, но я чувствовала, что за запертой дверью кто-то есть.
В комнате мамы все осталось по-прежнему: щетки для волос, зеркало, одежда. Вероятно, мне почудилось. Но я продолжала стоять и прислушиваться. И тут вновь раздался легкий шелестящий звук.
Я задрожала. Неужели мертвые действительно могут возвращаться? Однажды у меня уже было такое ощущение, будто мама явилась ко мне. Тогда мне показалось, что она просила меня позаботиться о Люси. Показалось? Игра воображения? У меня всегда было живое воображение. Меня интриговала история леди Фламстед, которая являлась, чтобы утешить ребенка, которого не видела при жизни. Возможно, если люди оставляют в этом мире кого-то дорогого, они возвращаются сюда. Моя мама оставила Бенедикта и меня.
Я знала, как сильно она любила его, а до их свадьбы смыслом ее жизни была я.
Все эти мысли мелькали у меня в голове, пока я неподвижно стояла, дрожа от волнения и испуга.
Я осторожно повернула ручку двери. Дверь была заперта. Но я была уверена, что там кто-то находился.
Я постояла еще несколько секунд, а затем быстро и бесшумно побежала в комнату-миссис Эмери.
Я постучала в дверь. Некоторое время никто не отвечал, потом раздался сонный голос:
— Кто там?
Я вошла. Миссис Эмери дремала возле очага и теперь изумленно смотрела на меня.
— Извините, что беспокою вас, миссис Эмери, но мне кажется, что в запертой комнате кто-то есть.»
Она непонимающе глядела на меня, явно не до конца проснувшись.
— В запертой комнате… — повторила она.
— Да. Я отчетливо слышала какой-то звук.
Теперь она окончательно проснулась:
— О нет, мисс Ребекка. Вам наверняка показалось.
Разве что мистер Лэнсдон неожиданно вернулся домой и никто его не слышал.
— Мне и самой не верится. Ваш ключ на месте?
Она вскочила, тревожно осмотрелась, направилась к столу, открыла ящик и с триумфом продемонстрировала ключ.
— В таком случае, это мистер Лэнсдон. Я попробовала открыть дверь, но она оказалась заперта.
— Вы ведь не окликали его, правда? Ему бы это не понравилось. Он не любит, когда его беспокоят.
— Нет, я молчала. Я сомневаюсь, что это он.
— Поднимусь в его комнату и посмотрю, там ли его вещи. Если бы он приехал, мы бы услышали. Сразу начинается такая суматоха.
— Давайте поднимемся, миссис Эмери. Возьмите с собой ключ. Мы откроем комнату. Может быть, кто-то проник туда.
Она угрюмо кивнула. Но для начала мы прошли в комнату Бенедикта. Там не было никаких признаков его приезда. Миссис Эмери стало явно не по себе.
— Я должна своими глазами удостовериться в том, что там никого нет, миссис Эмери, — сказала я.
— Тогда вперед, миссис Ребекка.
Мы Подошли к комнате, и она отперла дверь. От изумления у меня перехватило дыхание. За небольшим письменным столом у окна сидел Оливер Джерсон. У его ног стояла металлическая шкатулка, и он, видимо, просматривал какие-то бумаги, находящиеся там.
Выпрямившись, он изумленно взглянул на нас.
— Значит… — пробормотала я. — Это вы тут…
— Мисс Ребекка…
Судя по всему, он был поражен не меньше нас. Мне показалось, что из-под его бронзового загара проступила бледность. Я спросила:
— Что вы здесь делаете? Сюда никому нельзя заходить. Как вы попали сюда?
Он улыбнулся мне, вновь превратившись в очаровательного, галантного Оливера Джерсона. Сунув руку в карман, он достал ключ.
— Но существуют всего два ключа. Один из них у миссис Эмери.
— Это второй ключ, — сказал он.
— Мистера Лэнсдона? Он дал его вам?
— Я должен забрать кое-какие бумаги и отвезти ему.
— Бумаги? — спросила я. — Но это комната моей матери.
— Он хранит здесь кое-какие бумаги… весьма важные. Он попросил меня отыскать их и привезти ему.
— О, — произнесла я несколько разочарованно.
Зато миссис Эмери оживилась — Вы выглядели очень встревоженной, — сказал он. — Вы решили, что здесь привидение?
Миссис Эмери сказала:
— Мистер Лэнсдон требует держать эту комнату постоянно запертой. Он единственный, кто сюда заходит. Не знаю уж, как он вам доверил…
— Он не подумал, что это так важно. Он пришел к выводу, что мой приезд не вызовет особого любопытства. В общем-то, я почти закончил.
— Вы привезли с собой какой-нибудь багаж, мистер Джерсон? — спросила миссис Эмери. — Я позабочусь о комнате.
— Не беспокойтесь, пожалуйста Я всего лишь должен забрать бумаги и вернуться с ними. Они нужны срочно.
— Но перед тем как отправляться в Лондон, вы, наверное, перекусите.
— По пути я заскочил в таверну и съел сэндвич и выпил эля. Я очень спешил.
— А как вы попали в дом?
— Задняя дверь была открыта, а так как в доме никого не было видно, я сразу взялся за дело. Я знал, где искать — Ну, чем-нибудь мы вас обязательно угостим.
Чашечку чая… или еще что-нибудь?
— Как это мило с вашей стороны, миссис Эмери.
Вы всегда заботитесь о других. Я не раз говорил миссис Лэнсдон, что вы просто сокровище. Но задерживаться я не могу, очень спешу. Мне нужно возвращаться в Лондон.
Он стал укладывать в папку какие-то бумаги.
— Вы нашли то, что искали? — спросила я.
— О да.
— Вы так спешите?
— К сожалению, да. Мистер Лэнсдон бывает очень нетерпелив.
— Белинда будет расстроена.
Джерсон приложил палец к губам — Т-с-с! Ни слова ей, иначе я буду сурово наказан в следующий раз, который, надеюсь, вскоре наступит.
Он тепло улыбнулся мне:
— Как ни жаль, но приходится уезжать. Простите за доставленное вам беспокойство.
— Чашечку чая приготовить недолго, — сказала миссис Эмери — У меня уже чайник закипает.
— Миссис Эмери, вы добрый ангел и настоящее сокровище, но долг превыше всего.
Сложив бумаги в папку, он вышел из комнаты, запер дверь и положил ключ в карман.
— До свидания, — сказал он и ушел.
Миссис Эмери сказала:
— Ну, после этого добрая чашка чая никак не помешает. Вы и впрямь меня напугали, мисс Ребекка.
— У меня самой чуть волосы дыбом не встали, когда я услышала этот звук.
— Я думаю! Хорошо, что никто из служанок ничего не слышал. Уж тут не обошлось бы без истерики, могу вас уверить.
— К счастью, все разъяснилось.
Мы прошли в ее комнату — До чего он все-таки приятный молодой человек, — сказала миссис Эмери, посматривая на меня. — Всегда улыбнется, приветливое слово найдет и к детишкам относится не хуже, чем мы. А они в него просто влюблены.
— Да, — согласилась я, — особенно Белинда.
— Бедная малютка! Когда она приехала сюда, то выглядела совсем неважно. — Пристально взглянув на меня, миссис Эмери добавила:
— Похоже, он и с вами очень вежлив.
На ее губах появилась легкая улыбка. Видимо, она подумала, что решение моих проблем может быть связано с Оливером Джерсоном.
Примерно через неделю после этого в Мэйнорли приехал Бенедикт. Вместе с ним появился Оливер Джерсон.
Они пробыли в доме минут двадцать, когда все и началось.
Бенедикт находился в своем кабинете, а дети занимались в классной комнате. Белинда была очень взволнована появлением Оливера Джерсона, предполагая, что, как обычно, мы вместе отправимся на верховую прогулку.
Я поднималась по лестнице, когда из кабинета раздались чьи-то гневные возгласы. Остановившись, я услышала слова Бенедикта:
— Уходи! Уходи немедленно! Убирайся из этого дома!
Я замерла в испуге, решив, что эти слова обращены к Селесте. И тут послышался голос Оливера Джерсона:
— Не воображайте, что вы имеете право говорить со мной подобным образом. Я слишком много знаю.
— Наплевать мне на то, что ты знаешь. С тобой все покончено. Что-нибудь неясно? Убирайся!
— Послушайте-ка, вы просто не можете так поступить, — сказал Оливер Джерсон. — Не думайте, что я кротко удалюсь. Вы не можете себе этого позволить, мистер Бенедикт Лэнсдон. Повторяю, я знаю слишком много.
— Меня не интересует, что ты знаешь. Я не желаю тебя видеть здесь. Должно быть, ты сошел с ума, если решил, что меня можно шантажировать.
— Лучше бы вам не держаться столь надменно. Я не прошу ничего особенного: после этого брака — партнерство. Для вас это тоже будет выгодно. Это даст вам возможность держаться подальше от скользких дел.
Они, знаете ли, могут повредить политическому имиджу. Некоторые вещи необходимо скрывать. Скажем, » Дьявольская корона «, а? Нехорошо получится…
Мистер Бенедикт Лэнсдон — владелец клуба с самой дурной репутацией в городе. Ведите же себя разумно.
— Я не позволю своей падчерице выйти за тебя замуж, чем бы ты мне ни угрожал Я не могла бы стронуться с места, даже если бы захотела. Разговор шел обо мне. Я пыталась успокоиться. Было жизненно важно понять, что там происходит.
— А если бы Ребекка знала, кем ты на самом деле являешься, у тебя не осталось бы даже намека на шанс, — продолжал мой отчим.
— Она знает меня достаточно хорошо.
— Но ей ты рассказывал далеко не обо всем.
— Это всего лишь вопрос времени, Я уже почти добился своего, и она готова пренебречь вами. Подумайте еще раз.
— Я уже сказал, что не допущу этого.
— Но разве решает не она?
— Я являюсь ее опекуном и запрещу ей. Я не сомневаюсь в том, что ты обворожительный кавалер, и на случай, если у тебя не выгорит с Ребеккой, ты уже положил глаз на Белинду. Но ее тебе придется ждать долго. Знаешь, выброси-ка все это из головы.
Ты больше ногой не ступишь в мой дом. Я слишком много знаю о тебе, а теперь, когда ты взялся за шантаж, тебе пришел конец.
— Вы не можете сделать этого, Лэнсдон. Подумайте, что это будет значить. Это положит конец политическим амбициям вашего дедушки. Неужели вы ничему не научились у него? Та же» Дьявольская корона «.
Прямо-таки проклятье.
— Как… как ты сумел?
— Как я сумел все выяснить? Какая разница!
Подумайте еще раз. Вам следует соблюдать осторожность. Знаете ли, лучше уж стать моим тестем, чем позволить, чтобы некоторые сведения всплыли на поверхность.
— Убирайся из этого дома!
— Вы считаете, что меня можно выпроваживать подобным образом? А что с моими контрактами?
— Все дела уладят юристы.
— Не думайте, что я покорно уйду.
— Мне неважно, в каком настроении ты уберешься отсюда, лишь бы убрался.
— Это еще не конец, Бенедикт Лэнсдон.
— Это конец нашего союза, Оливер Джерсон.
Я поняла, что сейчас дверь откроется, и поспешила подняться по лестнице. Осторожно выглянув с площадки, я увидела, как Оливер Джерсон бегом спускается по лестнице.
Я все еще стояла там, ошеломленная и ничего не понимающая, когда поднявшийся Бенедикт заметил меня.
— Ребекка! — сказал он, и я поняла, что он почувствовал: по крайней мере, часть из сказанного я слышала. — Ты подслушивала!
Я не решилась отрицать это.
— Пойдем в мой кабинет, — сказал он. — Нам пора поговорить.
Я последовала за ним. Закрыв дверь, он несколько секунд стоял и изучающе смотрел на меня. Затем он произнес:
— Садись. Многое ли ты слышала?
— Я слышала, как он угрожал вам» требовал какого-то партнерства… что-то говорил о женитьбе на мне.
Он сказал:
— Как ты можешь выйти замуж за такого человека?! Ты случайно не влюблена в него?
Я покраснела:
— Нет. Конечно, нет.
— Ну, слава Богу. Я не знал, что и думать по этому поводу. Вы много бывали вместе. Все эти прогулки с детьми… ухаживание.
— Вы… заметили это?
— Безусловно.
— Я удивлена. Я думала, вы вообще не замечаете нашего присутствия.
— Белинда — моя дочь. Ты — моя приемная дочь.
Я за тебя отвечаю Конечно, в тебе я уверен. Я могу осуждать только самого себя за то, что пустил Джерсона в этот дом.
— Как я понимаю, он тесно сотрудничал с вами.
То, что он появлялся в доме, было естественно.
— Когда он начал так усиленно ухаживать за тобой, у меня появились кое-какие догадки.
— Наверное, он хотел быть полноправным участником ваших дел и решил, что, женившись на мне, без труда добьется этой цели.
— Совершенно верно.
— Некоторое время назад он действительно делал мне предложение. Я отказала ему.
— Он настолько самоуверен, что решил, будто это всего лишь вопрос времени.
— Он ошибался.
— Рад это слышать. Есть в нем некоторое поверхностное обаяние. Мне следовало раскусить его раньше.
Когда я заявил ему о том, что никогда че позволю тебе выйти за него замуж, он, по-моему, потерял голову.
Увидев, что все его хитроумные планы проваливаются, он решил шантажировать меня. Ты сама это слышала.
Должно быть, ты правильно оцениваешь ситуацию — особенно в том, что касается лично тебя — Я потрясена. Не знаю, что и думать.
— За всеми его ухаживаниями ты не разглядела истинной цели.
— Меня больше всего удивляет, что вы замечали все это.
— Ты считаешь меня слепым?
— В отношении семьи — да. Во всех остальных вопросах вы весьма проницательны.
— Больше всего меня заботит твое благо. Тебя оставила на мое попечение… — он слегка запнулся, — твоя мать, Я рассматриваю это как завещание. Мне известно, что ты с неприязнью относилась ко мне с того самого дня, как мы поженились. Я пытался понять это. Анжелет объясняла мне, что ты росла без отца и оттого вы были особенно привязаны друг к другу. Ты не хотела никаких изменений в своей жизни. Мы никогда не ладили, верно? А потом… она умерла.
Он отвернулся, и я сказала:
— Я все понимаю. Я тоже потеряла ее.
— Она была для меня… всем.
Я кивнула:
— Между нами существует враждебность. Мне этого вовсе не хотелось.
— Теперь я понимаю это.
Сейчас передо мной стоял совершенно другой человек. Я и не думала, что он может быть таким ранимым.
Возможно, он был жестким, безжалостным человеком, но у него были свои слабости, и он действительно любил мою мать и нуждался в ней. Он нуждался в ней и сейчас.
Мне было печально и одиноко. Я так же, как и он, потеряла ее. Потом я надеялась, что у меня сложится счастливая жизнь с Патриком, но теперь я потеряла и его.
— Мы с тобой должны стараться помогать друг другу, а вместо этого… — Некоторое время он молчал, а затем продолжил:
— За все годы у нас с твоей матерью произошла одна-единственная ссора — из-за этих клубов. Когда я унаследовал их от своего дедушки, Анжелет была категорически против. Она просила меня избавиться от них. Я должен был послушаться ее. Это единственный раз, когда я с нею не согласился. Она знала моего дедушку. Он был авантюристом. Все говорили, что я похож на него, но я считал, что между нами есть разница. Следовало послушаться ее и давным-давно избавиться от них.
— Я кое-что услышала… это «Дьявольская корона»? — сказала я.
— Да. Я подумал о том, чтобы приобрести ее.
Джерсон считает, что я уже приобрел ее. Все-таки он знает меньше, чем ему кажется. Не представляю, откуда ему столько известно о моих делах.
Неожиданно я кое-что вспомнила и задала вопрос:
— Вы держите секретные бумаги в запертой комнате?
— Да, — ответил Бенедикт — Значит, это не совсем святилище. Я считала, что вы сохраняете комнату в таком виде, потому что…
— Это было так, — признался он. — А потом мне показалось, что здесь самое подходящее место для хранения подобных документов.
К своему удивлению, я поняла, что это даже забавляет меня. Это был очень типичный для него поступок: погруженный в пучину переживаний, он, тем не менее, не забывал и о таких вещах. Создав в ее память святилище, он использовал его для хранения важных документов. Мне показалось, что я вижу, как моя мама, снисходительно улыбаясь, шепчет: «Что делать, уж таков Бенедикт». Я сказала: