Карр Филиппа. Подмененная

   Комната для меня уже была подготовлена, и вскоре я стояла у окна, наблюдая за игрой чаек, как на берег накатываются покрытые белой пеной волны, подгоняемые юго-западным ветром.
   Бабушка зашла ко мне и сказала:
   — Я очень рада твоему приезду. Дедушка боялся, что ты не согласишься.
   Повернувшись, я улыбнулась ей:
   — Конечно, я приехала, — и мы обе рассмеялись.
   Мисс Браун была тоже довольна тем, что мы оказались в Корнуолле, наверное, ей не терпелось осмотреться в новых роскошных апартаментах Мэйнорли и нового лондонского дома.
   — Смена обстановки идет на пользу, — сказала она. — Это мостик между старой и новой жизнью.
   Давно мне не спалось так хорошо, как в эту ночь; куда-то пропали неясные сновидения, угнетавшие меня в последнее время. Обычно в них мелькал Бенедикт Лэнсдон с весьма зловещим видом. Я никому об этом не говорила. Я знала, что все скажут, будто я специально раздуваю в себе неприязнь к нему, так как никаких причин испытывать недобрые чувства к отчиму у меня не было. И, наверное, они были бы правы.
   Наутро за завтраком бабушка спросила:
   — Чем ты собираешься сегодня заниматься?
   — Ну, мисс Браун считает, что мы и без того потеряли довольно много времени. В последнее время мы подзапустили наши занятия, и она полагает, что нужно срочно наверстывать упущенное.
   Бабушка состроила легкую гримасу:
   — Это что же, занятия с самого утра?
   — Да, боюсь, что так.
   — Что, таков закон? — спросил дедушка.
   — Неумолимый, как законы природы, — ответила бабушка.
   — А я-то надеялся, что мы сегодня покатаемся с тобой верхом, — сказал он. — Может быть, во второй половине дня, если уж первую непременно нужно посвятить занятиям?
   — Тебе необходимо повидаться с Джеком и Мэрией, — сказала бабушка. — Они обидятся, если ты не возьмешь с собой Ребекку.
   Джек был братом моей матери. Со временем он должен был унаследовать Кадор и воспитывался как будущий хозяин имения. Этим он занимался с той же целеустремленностью, которая всегда была характерна для его отца. Сейчас Джек не жил в Кадоре, хотя в свое время собирался вернуться в дом предков. Он вместе со своей женой и пятилетними близнецами жил в Дори Мэйноре — чудесной усадьбе с домом в стиле елизаветинских времен. Кадор они посещали часто.
   Женившись, Джек выразил желание жить отдельно, думаю, по настоянию своей жены, которая, хотя и любила мою бабушку, относилась к тем женщинам, которые предпочитают быть в доме единственной хозяйкой. Похоже, это устраивало всех.
   В Дори Мэйноре до брака жил мой дедушка, так что фактически это было частью поместья Кадор.
   — Во второй половине дня мы заглянем к ним, — сказал дедушка, — верно, Ребекка?
   — Конечно. Мне хочется поскорее увидеть их.
   — Значит, решено. Я прикажу подготовить для тебя Денди.
   — О да, пожалуйста.
   Я чувствовала себя так, будто вернулась в родной дом. Здесь была моя семья. Здесь помнили, что мне нравится и что не нравится. Меня уже поджидал милый Денди, на котором я всегда ездила верхом, когда бывала в Корнуолле. Звали его так потому, что он выглядел необыкновенно элегантно. Он был красив и отлично сознавал это. У него были очень грациозные движения, и он любил меня, хотя и с некоторой долей надменности.
   Кличка подходила к нему как нельзя более удачно.
   « Это настоящий денди «, — говорил о нем конюх.
   Когда я поскачу во весь опор вдоль берега, пущу лошадь в галоп по долинам, мне удастся на время забыть о том, что Бенедикт Лэнсдон отнял у меня мать.
   Бабушка вдруг спросила:
   — Ты помнишь Хай-Тор?
   — Этот чудесный старинный дом? — спросила я — Не появились ли там какие-то новые люди?
   — Да, Уэсткоты. Но они всего лишь арендуют дом.
   Когда умер сэр Джон Персинг, там никого не осталось.
   Распорядители имуществом решили продать дом, а пока сдали его в аренду Уэсткотам. Есть там и другие новоселы — французы.
   — Что-то вроде беженцев, — сказал дедушка.
   — Как интересно! И вы с ними познакомились?
   — Раскланиваемся при встрече. Они приехали из Франции после того, как там начались беспорядки… а может, незадолго до этого, предвидя, что может случиться.
   — Беспорядки?
   — Лучше бы ты не сознавалась при дедушке в том, что понятия не имеешь о происходящем во Франции.
   Он придет в ужас от твоего невежества.
   — Там какая-то война или еще что-то?
   — Настоящая война, и французы потерпели от пруссаков тяжкое поражение. Вследствие этого поражения здесь и оказались Бурдоны.
   — Ты хочешь сказать, они покинули родину?
   — Да.
   — И теперь будут жить здесь?
   Бабушка пожала плечами:
   — Я не знаю. Но пока они живут в Хай-Торе. Мне кажется, они поселились туда специально, чтобы присмотреться, стоит ли его покупать. Впрочем, многое будет зависеть от событий во Франции.
   — Что они за люди?
   — Родители с сыном и дочерью.
   — Очень любопытно, А как к ним здесь относятся?
   — Ну, ты же знаешь, как в этих местах относятся к иностранцам, — сказал дедушка.
   — Девушка довольно милая, — заметила бабушка, — Ее зовут Селеста. Я бы сказала, что ей лет шестнадцать, верно, Рольф?
   — Думаю, около этого, — подтвердил дедушка.
   — А молодой человек — очень энергичный… не знаю уж, сколько ему… лет восемнадцать-девятнадцать?
   — Да, примерно. Мы у них как-нибудь спросим.
   Ты не возражаешь, Ребекка? ;
   — О да, конечно. А в общем, кажется дела здесь идут как обычно.
   — Кое-какие изменения все же есть! Как я уже сказал, имеет место французское вторжение. Ну, а остальное и в самом деле осталось почти прежним. В прошлом году октябрьские шторма были особенно жестокими. Дождей выпало больше, чем обычно, и фермерам, конечно, это не понравилось. Миссис Полгенни продолжает отделять козлищ от агнцев и предвещать вечные адские муки грешникам, в число которых входит большинство из нас, исключая, разве что, ее лично. Дженни Стаббс ведет себя, как обычно.
   — То есть разгуливает и что-то распевает?
   Бабушка кивнула.
   — Бедняжка, — тихо сказала она.
   — И по-прежнему думает, что у нее вот-вот появится ребенок?
   — Боюсь, что да. Но выглядит она довольной.
   Надеюсь, что для нее все это представляется не таким трагичным, как для окружающих.
   — Похоже, денек сегодня будет чудесный, — сказал. дедушка. — Жду-не дождусь нашей с, тобой прогулки.
   Позавтракав, я поднялась к себе. Мисс Браун уже сидела в классной комнате.
 
   В конюшне меня ожидал оседланный Денди.
   — Хорошо, что вы опять приехали, мисс Ребекка, — сказал конюх Джим Айзеке.
   Я ответила, что и сама рада возвращению, и мы немножко поболтали до прихода дедушки.
   — Привет, — сказал он. — Все готово? Что ж, тогда мы можем отправляться, Ребекка.
   Приятно было скакать по проселкам. Повсюду пестрели полевые цветы, воздух был наполнен запахами весны. В полях цвели одуванчики, ромашки, сердечники и кукушкины слезки; вовсю распевали птицы. Был разгар весны. Да, я вовремя приехала сюда.
   — Так куда бы ты хотела направиться после Дори Мэйнор: к морю, на пустоши или просто проехаться где-нибудь по проселкам?
   — Все равно. Здесь все доставляет мне радость.
   — Такое уж тут настроение, — сказал дедушка.
   Мы подъехали к Дори Мэйнор. Навстречу нам вышла тетя Мэрией, держа за руки своих близнецов.
   Она нежно обняла меня.
   — Джек! — крикнула она. — Посмотри, кто приехал.
   Дядя Джек поспешил к нам.
   — Ребекка!. — Он нежно прижал меня к груди. — Так приятно видеть тебя! Как ты поживаешь, а?
   — Очень хорошо, дядя, а вы?
   — Ну, теперь, когда здесь ты — лучше не придумаешь. А как прошла свадьба?
   Я сообщила, что все было по плану.
   Близнецы жались к моей юбке. Я нежно взглянула на них. Джекко и Анн-Мэри были прелестны. Джекко был назван в память о том молодом человеке, который утонул в Австралии вместе со своими родителями, а Анн-Мэри — в честь бабушки Анноры и матери Мэриен.
   Они весело запрыгали вокруг меня, выражая свою радость. Анн-Мэри очень серьезно спросила, известно ли мне, что ей уже четыре года и три четверти, а в июне будет целых пять. Она с некоторым удивлением добавила:
   — И Джекко исполнится столько же.
   Я подтвердила, что это необыкновенно интересный факт, а потом выслушала Джекко, рассказавшего, что он уже стал лихим наездником.
   Мы вошли в дом, которым дедушка очень гордился.
   Было время, когда казалось, что дом находится в совершенно безнадежном состоянии. Дедушка собирался пойти по стопам своего отца и стать юристом, но бросил это дело и полностью отдался приведению в порядок Кадора.
   Джек с гордостью продемонстрировал мне недавно отреставрированные гобелены, а Мэрией принесла бочонок своего домашнего вина. Пошли разговоры о поместье и, конечно, о свадьбе. Мэрией желала знать все подробности.
   — У Анжелет теперь начнется совсем другая жизнь, — сказал Джек.
   — Наверняка гораздо более интересная, — добавила Мэрией.
   Я сразу почувствовала один из очередных приступов печали и жалости к себе, которые, по всей видимости, не собирались оставлять меня.
   Распрощавшись с гостеприимным семейством, мы продолжили нашу прогулку и проехали около мили в глубь побережья. Впереди показался дом из серого камня, выстроенный на склоне холма.
   — Хай-Тор, — сказал дедушка. — Трудно назвать это утесом, скорее, это маленький холмик, — Он достаточно высок, чтобы дом продувался насквозь, когда дуют штормовые ветра, — возразила я.
   — Это вполне возмещается превосходным видом, который оттуда открывается. Стены здесь толстые и уже две сотни лет выдерживают любой шторм. Я уверен, что эти Бурдоны сумели сделать дом уютным и внутри.
   — Наверное, очень грустно покидать свою страну.
   — Всегда есть выбор. Можно было остаться и нести ответственность за все последствия.
   — Вероятно, это трудное решение. Не представляю, чтобы ты когда-нибудь покинул Кадор.
   — Надеюсь, такого и не случится.
   — Без тебя, дедушка, Кадор стал бы совсем другим.
   — Я влюбился в него с первого взгляда. Но этих людей я тоже могу понять. Не забывай, не так уж давно во Франции произошла революция, а поражение от пруссаков вконец расстроило их.
   Мы не спеша ехали по извилистой дорожке, когда позади послышался стук копыт. Вскоре мы увидели двух всадников — девушку лет шестнадцати и молодого человека на несколько лет постарше.
   — Доброе утро, — приветствовал их дедушка.
   — Доброе утро, — ответили они, и уже по этим двум словам, произнесенным с сильным французским акцентом, я поняла, кто это.
   — Ребекка, — сказал дедушка, — позволь представить тебе месье Жан-Паскаля Бурдона и мадемуазель Селесту Бурдон. Господа, это моя внучка Ребекка Мэндвилл.
   Две пары живых, внимательных темных глаз изучали меня.
   Девушка была привлекательна: темные волосы, темные глаза, оливковый оттенок кожи. Ее костюм для верховой езды был сшит отменно, и в седле она держалась очень грациозно. Пожалуй, то же самое относилось и к молодому человеку. Он был улыбчив и миловиден, обладал стройной фигурой и густыми черными волосами.
   — Вы удачно устроились? — спросил мой дедушка.
   — О да, да, мы устроились очень хорошо, не есть ли так, Селеста?
   — Мы устроились очень хорошо, — тщательно выговаривая слова, повторила она.
   — Ну и прекрасно. Моя жена хотела бы пригласить вас как-нибудь на ленч, — продолжал дедушка. — Как вы полагаете, это возможно?
   — Это было бы для нас гран плезир.
   — Ваши родители и вы вдвоем, так?
   Девушка ответила:
   — Нам нравится это очень сильно…
   Ее брат добавил:
   — Да, мы очень рады.
   — Что ж, тогда не будем затягивать, — заявил дедушка, — Ведь Ребекка живет в Лондоне, и мы не знаем, долго ли она у нас погостит.
   — Очень мило, — сказали они.
   Мужчины приподняли шляпы, и мы разъехались.
   — Кажется, они приятные люди, — сказал дедушка, и я с ним согласилась.
   — Я думаю, пора возвращаться домой, — заторопился он. — В Дори мы провели больше времени, чем я предполагал. Тем не менее, тебе нужно было повидаться с Мэрией, Джеком и близнецами.
   На обратном пути мы проехали мимо коттеджа миссис Полгенни, где на всех окнах виднелись аккуратненькие занавесочки. Я подумала, что за одним из этих окон склонилась над своей вышивкой Ли, и вновь задумалась о ее судьбе.
   Бабушку заинтересовало наше сообщение о встрече с Бурдонами.
   — Я подумаю, в какой из ближайших дней пригласить их, — сказала она.
 
   В Кадоре было не принято подавать мне еду в классную комнату. Я сидела за столом с бабушкой и дедушкой. Они говорили, что видят меня не так уж часто и не желают понапрасну лишать себя моего общества. Вместе с нами за стол садилась и мисс Браун.
   В этот вечер мы разговаривали о Бурдонах. Бабушка уже послала в Хай-Тор письмо с приглашением.
   — Мне жаль людей, которые вынуждены покидать родную страну, — сказала она.
   — В конце прошлого столетия их оказалось здесь немало, — добавил дедушка.
   Мисс Браун заметила, что Великая французская революция была ужасным периодом в истории.
   — Мы начнем изучать ее, покончив с английскими премьер-министрами, Ребекка. — Бабушке с дедушкой она пояснила:
   — Я решила, что следует изучить эту тему поподробнее, поскольку девочке предстоит жить в семье политика.
   — Превосходная идея, — сказал дедушка. — И наверняка это очень интересно.
   — Политические лидеры — очень важные люди, — сказала бабушка.
   — Вся проблема в том, — заметила мисс Браун, — что некоторые из них не вполне подходили для этого поста. Возможно, у всех великих людей есть недостатки.
   — Как и у всех остальных, — согласился дедушка.
   — А особенно у Наполеона III.
   — Ты знаешь, кто он такой, Ребекка? — обратился ко мне дедушка. Он старался, чтобы я постоянно участвовала в разговоре.
   Ну, до войны он был французским императором, да?
   — Совершенно верно. Очень большая ошибка — возлагать на людей ответственность только потому, что они являются родственниками действительно великих людей. Существовал один-единственный Наполеон. Ни второго, ни третьего быть не может.
   — Полагаю, это просто фамилия, — сказала я. — И они имеют право носить ее.
   — Его отцом был Луи-Бонапарт, король Голландии, брат первого Наполеона, а его матерью — Гортензия Богарне, приемная дочь Наполеона I, — сообщила мисс Браун, которая не могла удержаться от искушения превратить застольный разговор в урок истории. — С юных лет он, хотел пойти по стопам своего дядюшки.
   — Что ж, императором ему стать удалось, — заметила бабушка.
   — Однако с самого начала его карьера была вереницей поражений, — подхватил дедушка, судя по всему, знавший историю не хуже, чем мисс Браун. — Его тщеславные попытки привлечь к себе внимание завершились весьма печально. В начале его выслали в Соединенные Штаты, а затем он прибыл сюда, в Англию, где пожил некоторое время, но, когда ему показалось, что революция тысяча восемьсот сорок восьмого года дает ему некоторые шансы, он вернулся во Францию, добился места в Национальной ассамблее и начал бороться за императорский титул.
   — И, кажется, преуспел в этом, — сказала бабушка.
   — Да, на время.
   — На весьма долгое время, насколько я помню, — ответила она.
   — Он хотел, чтобы его имя ассоциировалось с именем его дяди. Однако ему недоставало дядюшкиной гениальности — И куда же привела Наполеона его гениальность? — спросила бабушка.
   — На Эльбу и на остров Святой Елены, — вставила я, желая показать им, что хорошо разбираюсь в предмете разговора.
   Мисс Браун бросила на меня одобрительный взгляд.
   — У этого Наполеона все могло бы сложиться удачно, — продолжил дедушка, — если бы он не начал завидовать растущей мощи Пруссии и ему не пришло бы в голову подорвать ее. Он сам спровоцировал войну с Пруссией, считая, что легко разобьет их и покроет себя ореолом славы. Однако он столкнулся с прусской дисциплиной. Ему следовало предвидеть, что его судьба решится при Седане.
   — И тогда Бурдоны решили бежать из страны? — спросила я, пытаясь перевести разговор в русло, ведущее к интересующему меня предмету.
   — Причем поступили весьма предусмотрительно, — ответил дедушка. — Революция в Париже — это катастрофа для Наполеона III. В результате их императрица с сыном живет теперь в Кэмден-хаусе в Чизлхерсте.
   А теперь к ним присоединился император, уже не узник, но изгнанник.
   — Как Бурдоны, — сказала я.
   Бабушка улыбнулась мне.
   — Никогда не позволяй своему дедушке увлекаться разговорами на исторические темы, — сказала она. — Когда он берется за это, его не остановить.
   — Слишком захватывающая тема, — улыбнулась мисс Браун.
   Когда мы выходили из столовой, появился конюх и вручил моей бабушке письмо.
   В нем сообщалось, что Бурдоны с удовольствием принимают ее любезное приглашение на ленч.
 
   Они приехали в назначенное время, и визит оказался очень любопытным. Как отметили впоследствии мои родственники, месье и мадам Бурдон были типичными французами. У месье была ухоженная острая бородка, темные жесткие волосы и очень обходительные манеры.
   Он поцеловал ручки дамам, в том числе и мне, и с восхищением устремил свой взор на бабушку. Мадам была довольно миловидной женщиной, а ее живость и обаяние делали ее лет на десять-пятнадцать моложе.
   Она была склонна к полноте, ее прическа была безупречна, а большие карие глаза глядели несколько грустно. Их английский был далек от совершенства, но я нашла его забавным и очаровательным.
   Их сын и дочь были похожи на родителей внешне, а также, видимо, и внутренне. Молодого человека отличала та же галантность в обращении с женщинами; девушку — столь же тщательная, как у матери, ухоженность.
   Они выразили свое восхищение древностью и мощью Кадора, а бабушка сказала, что если гости пожелают, то после ленча она устроит им экскурсию по замку.
   Месье Бурдон признался, что это доставило бы ему огромное удовольствие; мадам заявила, что она примет приглашение с радостью; сын и дочь, как эхо, повторили слова родителей.
   За ленчем они рассказывали про ужасные события на их родине, которые заставили их стать беженцами.
   Я узнала, что мадам Бурдон была знакома с императрицей Евгенией, а месье Бурдон несколько раз имел честь находиться в обществе Наполеона III.
   — Теперь, когда наш император и императрица находятся в Англии, мы чувствуем себя обязанными быть возле них, — слегка запинаясь, произнес месье Бурдон.
   Бабушка спросила, как им нравится Хай-Тор.
   — Очень хорош, очень хорош, — был ответ.
   — Вы предполагаете когда-нибудь вернуться во Францию? — спросил мой дедушка.
   Месье Бурдон сложил ладони и слегка покачал головой из стороны в сторону, одновременно пожимая плечами.
   — Возможно, да. Возможно, нет. Эта Республика… — Он состроил гримасу. — Если император вернется…
   — Думаю, что вряд ли это произойдет в обозримом будущем, — сказал дедушка.
   — А пока он живет в изгнании, — добавила бабушка. — Интересно, как чувствуют себя люди в такой ситуации? Должно быть, странно оказаться после роскоши и церемониалов французского двора в захолустном Чизлхерсте.
   — Может быть, он счастлив пожить в тихой обстановке.
   Я заметила, что Жан-Паскаль посматривает на Дженни, горничную, прислуживающую за столом. Когда она подавала ему блюдо с овощами, их глаза встретились. Она покраснела. Я знала, что Дженни интересуется молодыми людьми, и решила постараться выяснить, какого она мнения об этом молодом человеке.
   После ленча гостям предложили осмотреть Кадор.
   Я отправилась вместе с ними. Я любила слушать рассказы дедушки об истории этого места. Тема так нравилась ему, и говорил он с таким энтузиазмом, что бабушке временами приходилось останавливать его, опасаясь, что слишком подробная лекция может утомить гостей.
   Мы находились в галерее, где были вывешены старинные гобелены, часть которых находилась в весьма почтенном пятисотлетнем возрасте, когда мадам Бурдон вдруг разволновалась:
   — Эти гобелены… они являются, как это правильно сказать? Получили исправление?
   — Чинили ли их? О да, это было необходимо. Мне кажется, ремонт сделан довольно удачно.
   — Но… он очень хорош.
   — Тем не менее, вы заметили.
   — Моя жена очень заинтересована, — объяснил месье Бурдон. — Мы имеет некоторые очень хорошие, очень старые таписьер… гобелены… Вы понимаете?
   — Ну конечно, — сказала бабушка. — Это чудесно.
   Жан-Паскаль, владевший английским гораздо лучше, чем его родители, объяснил, что им удалось вывезти из Франции свои наиболее ценные гобелены.
   Бурдоны собирались отреставрировать их еще во Франции, но если бы удалось найти человека столь же искусного, как тот, кто починил наши гобелены, то они предпочли бы отремонтировать их здесь.
   — Это сделала два года назад молодая девушка, которая живет неподалеку отсюда, — сказала бабушка. — Иглой она владеет, как вы сами можете убедиться, виртуозно. Она профессиональная портниха и делает вышивки на одежде и прочих вещах, которые позже выставляют на продажу в лавке Плимута… по весьма высоким ценам, насколько я знаю.
   Мадам Бурдон очень разволновалась.
   — Если бы вы могли сообщить моей матери, где отыскать эту вышивальщицу, она была бы очень благодарна вам, — сказал Жан-Паскаль.
   Бабушка задумчиво взглянула на дедушку.
   — Это Ли, — сказала она, — так что могут возникнуть некоторые затруднения. Ты же знаешь, как неохотно миссис Полгенни отпускала Ли сюда, — Она обратилась к гостям:
   — Я поговорю с матерью девушки и спрошу, позволит ли она Ли отправиться в Хай-Тор. Видите ли, мать предпочитает, чтобы девушка работала на дому.
   — Мы хорошо заплатим… — начал Жан-Паскаль.
   — Предоставьте это мне. Я сделаю все возможное.
   Разговор об этом решили пока отложить и вновь начали обсуждать сами гобелены. Похоже, в коллекции Бурдонов были действительно бесценные произведения: один из замка в Блуа, а другой — из Шамбо.
   — Конечно, было рискованно перевозить их, — сказал Жан-Паскаль, — но мать не представляла себе, как можно бросить их там. Некоторые из гобеленов были немножко повреждены при перевозке.
   Прощаясь, бабушка пообещала, что завтра же наведается в дом миссис Полгенни и немедленно известит Бурдонов о результатах переговоров.
 
   На следующий день бабушка сказала, что собирается отправиться в логово миссис Полгенни, и предложила мне сопровождать ее. Я, конечно, согласилась.
   В город мы пошли пешком, по пути беседуя о Бурдонах и взвешивая возможность того, что миссис Полгенни решится отпустить Ли поработать в Хай-Торе.
   — Это значило бы, что ей, скорее всего, придется прожить там несколько недель.
   — А почему бы ей не ездить туда каждый день?
   — Видишь ли, я думаю, что для такой работы нужно очень хорошее освещение. Она может приехать туда, а тут выяснится, что день слишком пасмурный.
   Лучше ей все время находиться в Хай-Торе.
   Разве миссис Полгенни будет возражать против этого?
   — Миссис Полгенни видит вокруг себя сплошные грехи, даже если их нет и в помине, и всегда ожидает худшего. Она хотела бы держать Ли под крышей собственного дома, чтобы следить за ней бдительным оком.
   Мы подошли к дому. Его окна сияли, камешки на дорожке выглядели так, будто их только что помыли и протерли, а ступеньки крыльца были свежевычищенными. Мы постучались в дверь.
   Ответа долго не было. Мы прислушались, и нам показалось, что внутри кто-то шевельнулся. Бабушка громко произнесла:
   — Это миссис Хансон и Ребекка. Ты тут, Ли?
   Дверь открылась, и на пороге появилась Ли, раскрасневшаяся, робкая и очень хорошенькая.
   — Мамы нет дома, — сказала она. — За ней приехали с фермы Эгхем. У миссис Мастере началось.
   Бабушка понимающе кивнула и спросила:
   — Нельзя ли нам зайти на минутку?
   — О да, конечно, пожалуйста, — ответила Ли.
   Мы прошли в прихожую. Я заметила, что латунные предметы начищены до зеркального блеска. Тут стоял диван с двумя подушками, симметрично расположенными по углам; чехольчики на спинках стульев были безупречно чистыми, а на ручках кресел лежали салфеточки, чтобы сидящие не пачкали мебель.
   Мы с трудом осмелились сесть.
   — Может быть, я попрошу маму зайти к вам, как только она вернется? Я просто не знаю, когда она будет дома. С этими родителями ничего заранее неизвестно.
   — Собственно говоря, это касается тебя, Ли, — сказала бабушка. В конце концов, Ли было около восемнадцати лет, а в этом возрасте человеку уже пора самому принимать решения. Но Ли была очень скромной девушкой, а миссис Полгенни — деспотичной матерью. — Ты знаешь французов, которые здесь живут?
   — Эти, из Хай-Тора? — спросила Ли.
   Бабушка кивнула.
   — Вчера они были у нас в гостях, .. — и, когда мы показывали им замок, они обратили внимание на гобелены, которые ты починила.
   — О, мне очень полюбилось это занятие, миссис Хан сон.
   — Я знаю. Это внесло в твою жизнь разнообразие, верно? Так вот, у них есть несколько превосходных гобеленов французской работы. Ты слышала о таких, Ли? Конечно, слышала. Считается, что они — лучшие в мире. Эти гобелены очень древние и нуждаются в ремонте. Увидев, что ты сделала с нашими…
   Глаза Ли засияли.
   — В общем, они хотели бы поговорить с тобой по поводу починки их гобеленов.