Карр Филиппа. Подмененная

   — Но ты должна ехать, Ли. Ты ведь любишь его, правда? Речь идет о твоем будущем.
   — Я не могу выбирать между ними. Как ни выбирай, мне будет плохо.
   — Ах, Ли, у вас с Томом Маркером впереди целая жизнь. Я уверена, он будет превосходным мужем. Ты чудесно заживешь с ним, а Белинда… она непредсказуема, у нее семь пятниц на неделе. Кроме того, скоро у нее сложится своя собственная жизнь, Ее лицо исказилось, как от боли.
   — Рассуди спокойно, — продолжала я, — подумай, что это значит для тебя. Твое будущее, твой брак, твои собственные дети… Нельзя отказываться от всего этого ради чужого ребенка.
   Мне показалось, что Ли готова разрыдаться.
   — Я не знаю, что делать, — сказала она. — Просто не знаю.
   — Подумай хорошенько. Надеюсь, ты примешь правильное решение.
   Я ушла от нее в полной уверенности, что она не откажется от брака с Томом Марнером ради чужого ребенка.
 
   Через два дня Бенедикт зашел ко мне и сообщил, что Том Марнер хочет переговорить с нами.
   — С нами? — удивленно спросила я.
   — С тобой, со мной и Селестой, — ответил он.
   — По поводу Ли?
   — Да, она вместе с ним. Кажется, речь пойдет о чем-то серьезном. Иди в мой кабинет. Скоро они туда придут.
   Вслед за нами в кабинет вошла Селеста — новая Селеста. Всякий раз, видя ее, я тихо радовалась.
   — Интересно, в чем тут дело? — спросила она.
   — Я думаю, Том Марнер и Ли собираются пожениться.
   — О, этот брак будет очень… очень… как это сказать?
   — Подходящим? — подсказала я.»
   — Вот именно.
   Наконец они пришли. Ли была очень взволнованна, а Том Марнер — как никогда серьезен.
   — Садитесь и рассказывайте, — пригласил Бенедикт.
   Наступила пауза Том Марнер взглянул на Ли и улыбнулся.
   — Начинай, — сказал он.
   Ли собралась с духом.
   — Это произошло, когда я поехала в Хай-Тор. Мне впервые пришлось жить вне дома.
   — Я помню, как ты приехала, — пробормотала Селеста.
   — Да, вы там были, — продолжала Ли. — Для меня все было в новинку, ведь я до этого никуда не уезжала.
   Все очень хорошо относились ко мне, а особенно месье Жан-Паскаль.
   Я глубоко вздохнула. Невозможно было без содрогания слышать это имя. Я уже предполагала, что она расскажет дальше — Я… я подумала, что у нас с ним любовь. Я думала, что он женится на мне Постарайтесь понять меня. Я ничего не знала о жизни, проводя все время возле матери, которая без конца толковала о грехе, о геенне огненной. Я знала, что грешу… но так уж получилось. Никаких разговоров про женитьбу не было, но я думала, что если люди делают то, что мы, то они должны… со временем..
   — Мы понимаем, Ли, — сказала я.
   — Потом я закончила эти гобелены и отправилась домой. И тут выяснилось, что у меня будет ребенок.
   Мою мать вы знаете.
   — Я хорошо знала ее, — подтвердила я.
   Мне нетрудно было представить себе сцены, которые разыгрывались в этом доме, ужас Ли и гнев ее матери. Она, отыскивающая грехи во всем, что ее окружало, внезапно узнала о том, что ее дочь станет матерью незаконнорожденного ребенка.
   — Она сказала мне, что я проклята, — продолжала Ли, — что я буду гореть в аду. Наша репутация будет подорвана. Она решила прогнать меня, чтобы я сама позаботилась о себе.
   — Вот оно, ее христианское человеколюбие, — пробормотал Бенедикт.
   — Не судите ее слишком строго, — попросила Ли. — — Она считала, что вправе так поступать. Кое-что выяснилось, когда она говорила со мной… Она была так взволнованна, что проболталась. Ей тоже было нелегко.
   Она всегда называла себя миссис Полгенни, но на самом деле никогда не была замужем. С ней случилось нечто похожее. Когда ей было шестнадцать, ее соблазнил сквайр из тех мест, в которых она жила. Родилась я… Родители были потрясены и отослали ее к какой-то тетушке, где она сказала, будто она овдовела. Эта тетушка была акушеркой. У нее моя мать выучилась этому ремеслу, а позже вернулась в Полдери и стала там практиковать. Мне тогда было лет пять. Случившееся подействовало на нее так, что она стала фанатично религиозной. Она полагала, что спасена, зато во всех и в каждом видела только грехи. Представляю ее ужас… да и мне было очень плохо — ведь я принесла ей столько огорчений. Она держала меня запертой в доме, а всем в округе сказала, что я уехала к тетушке в Сент-Ив. Никакой тетушки в Сент-Иве у нас не было.
   — Мне однажды показалось, что я видела тебя в окне, — сказала я. — Только тень… ты появилась и исчезла.
   — Да, я вас видела, — подтвердила Ли, — и очень испугалась. Я не представляла, что делать, если все об этом узнают, и мое состояние ухудшилось. Моя мать сказала, что у нее есть план. Она была готова на все, что угодно, лишь бы никто не узнал. Вот она и придумала такую вещь. Дженни Стаббс время от времени приходило в голову, что она беременна. Очень уж она хотела ребенка. Моя мать, будучи акушеркой, смогла воплотить свой план в жизнь. У Дженни и в самом .деле когда-то был ребенок. Мать решила осмотреть ее и сообщить всем, что Дженни действительно беременна.
   Она будет навещать ее, а потом объявит, что Дженни родила, и выдаст моего ребенка за ребенка Дженни.
   Чем больше она об этом думала, тем больше ей нравился ее план: она избавится от ребенка, а моя честь будет сохранена.
   — Значит, Люси — твой ребенок! — воскликнула я.
   — Но не все пошло так, как было задумано. В то же самое время рожала ваша матушка. Она умерла, а на ребенка поначалу мало обращали внимания. Девочка родилась слабой. Моя мать решила, что жить ей несколько дней, в крайнем случае, несколько недель.
   Она всегда любила малышей, и только когда они Подрастали, она начинала замечать в них недостатки.
   Тогда она изменила план. Она взяла слабенького ребенка миссис Лэнсдон и отнесла его к Дженни, а моего ребенка положила сюда, в детскую. Моя девочка была крепенькой, здоровой, и моя мать посчитала, что так будет лучше. Моя девочка должна была расти в таких условиях, которых не смогла бы обеспечить Дженни Стаббс… В конце концов, моя мать была ее бабушкой.
   Она решила, что все уладила как нельзя лучше. Мы не знали, что Люси выживет.
   Я взглянула на Бенедикта. Он был потрясен не меньше меня. Том Марнер сказал:
   — То есть, вы понимаете… Белинда — родная дочь Ли.
   — Но это значит, что Люси — мой ребенок, — сказал Бенедикт.
   Наступило долгое молчание. Я живо припомнила те случаи, когда ощущала присутствие своей мамы и твердое убеждение, что я обязана заботиться о Люси — дочери моей мамы… и Бенедикта.
   Первым заговорил Том Марнер;
   — Ли рассказала мне все это, и я убедил ее сознаться. Мы очень озабочены, потому что нужно решать, что делать дальше. Вы представляете, что чувствует сейчас Ли…
   — Вы правы, — сказал Бенедикт. — Но это огромное потрясение для всех нас.
   — Я скажу вам, что предлагаем мы, — продолжил Том. — Мы с Ли хотим забрать Белинду в Австралию.
 
   В этот вечер мы сидели вместе в малой гостиной — Бенедикт, Том Марнер, Селеста и я. Сделав свое признание, Ли настолько расстроилась, что не смогла спуститься с нами вниз.
   — Мне все еще трудно поверить в эту историю, — сказал Бенедикт. — Кто бы мог подумать, что эта акушерка способна на такое?
   — Я могла бы, — заметила я. — Но это тяжким грузом лежало на ее совести. Теперь я понимаю, почему она, умирая, так хотела поговорить с моей бабушкой. Она собиралась признаться ей. Если бы это произошло, мы давным-давно знали бы обо всем.
   — Ли нельзя разлучать с ее ребенком, — сказала Селеста. — Ах, как я желаю ей счастья! Ведь она, оказывается, моя племянница. Я чувствую за нее определенную ответственность.
   — Меня всегда влекло к Люси, — задумчиво сказал Бенедикт. — Видимо, существуют какие-то узы между родителями и детьми, даже если они не знают о своих родственных отношениях.
   — Мне тоже очень нравится Люси, — согласилась Селеста.
   Мы еще разговаривали долго, до поздней ночи. Том Марнер заявил, что хочет забрать с собой Ли и Белинду.
   — Странный это ребенок, — сказал он. — С ней нужно обращаться по-особенному, — и он улыбнулся сам себе.
   Я подумала, что дружба, возникшая между ним и Белиндой, поможет ему справиться с ней. Более того, Белинда была бы несчастна, если бы они уехали без нее. Я знала, что она испытывает ко мне нежность и привязанность. Однако на первом месте у нее всегда была Ли, а теперь это место с ней разделит Том.
   Мы все радовались, что Белинда обрела семью, — теперь у нее есть мать и отец.
 
   Вскоре отпраздновали свадьбу. Том сказал, что нет ни причин, ни времени затягивать с этим. Белинда и Люси были подружками невесты.
   Белинда сияла от восторга. Она непрерывно говорила об Австралии и о непревзойденных качествах своего нового отца. Возможно, это было несколько неблагодарно с ее стороны по отношению к тем, кто заботился о ней все эти годы, но она была искренне счастлива и настолько взволнованна, что не могла скрывать своих чувств. Мы все это понимали.
   После церемонии бракосочетания мы отправились в Мэйнор Грейндж отпраздновать событие.
   Как только я вошла в холл, одна из служанок окликнула меня. Ее глаза сияли, а голос дрожал, когда она говорила:
   — К вам пришли, мисс Ребекка. Вас ждут в той маленькой комнате.
   Я прошла в комнату, где обычно Бенедикт принимал своих избирателей. Спиной к окну стоял какой-то мужчина. Поначалу он показался мне незнакомым…
   — Патрик! — воскликнула я.
   Мы бросились друг к другу и обнялись так крепко, что у меня перехватило дыхание. Я все-таки сумела выговорить:
   — Значит, ты вернулся домой. Я так ждала от тебя вестей!
   — Я подумал, что лучше приехать самому.
   — Наконец-то! Как долго тянулось…
   — Ничего. Главное, что мы вместе. Я всегда любил тебя, Ребекка.
   — А я — тебя.
   — Только никогда не сомневайся во мне.
   — Никогда… — сказала я.
 
   Нам нужно было так много рассказать друг другу, так много решить.
   Ли, Том и Белинда должны были уезжать вскоре после свадьбы. Настал день прощания. Белинда не могла устоять на одном месте.
   — Мы еще приедем к вам, — сказала она. — А вы можете приехать к нам в гости. Так сказал мой папа…
   Она подпрыгнула и обняла меня за шею.
   — Я правда люблю тебя, Ребекка, — сказала она несколько смущенно, словно извиняясь за свою горячность. — Я приеду повидаться с тобой. — Она еще крепче прижалась ко мне. — А теперь ты можешь выходить замуж за этого скучного Патрика.
   — Спасибо тебе. Обязательно выйду, — ответила я.