Кайз Мэриан. Не горюй!

   — Ты будешь в них превосходно выглядеть, — повторяла я.
   — Отстань, — говорил отец. — Я слишком стар.
   — Нет, па, ничего подобного!
   В тот день, когда папа, смущенно улыбаясь, и в самом деле появился в синих джинсах фирмы «Вранглер», со штанинами, подвернутыми дюймов на двенадцать, я едва не умерла от шока.
   — Да, конечно, — сказала Лаура, заметно огорченная. — Просто на тебя это не похоже. Ты всегда была такой верной…
   — Лаура, ты же сама сказала, что мужа у меня нет. Так что вряд ли я могу быть неверной Джеймсу, если пересплю с Адамом, — заметила я.
   Я видела, что она шокирована.
   Я всегда хотела быть домохозяйкой и хорошей женой, но, поскольку это считалось самым оскорбительным, что можно было сказать о женщине, я лезла из кожи вон, чтобы скрыть такие желания.
   Очень немногие знали мою постыдную тайну.
   — Клэр, ты влюблена в этого Адама? — с беспокойством спросила Лаура.
   Мне было забавно слышать, как буквально за несколько минут из «великолепного Адама» он превратился в «этого Адама».
   — Разумеется, я в него влюблена, — призналась я и засмеялась, разглядев ужас на ее лице. — Он же просто прелесть! Или ты не заметила?
   — Он красивый, не спорю, — осторожно сказала она. — Но что ты о нем знаешь?
   — Я знаю, что он милый, что он считает меня умной, красивой и желанной.
   — Клэр, не забывай, что ты сейчас очень уязвима. Ты находишься в периоде восстановления…
   — Шутить изволите? — усмехнулась я. — И вообще, не понимаю, чего ты от меня хочешь? Сначала советуешь мне завести роман с Адамом, а когда я соглашаюсь, начинаешь меня осуждать?
   — Извини, Клэр, — смущенно сказала она. — Мне просто казалось, тебе полезно знать, что ты ему нравишься, чтобы ты перестала себя недооценивать. Но мне и в голову не приходило, что ты захочешь это как-то использовать! Ты ведь однолюбка, так что я немного шокирована.
   — Лаура, на данный момент я ничья женщина, — напомнила я ей.
   — Я знаю, но ты ведь очень любишь Джеймса… Никак не думала, что ты можешь обратить внимание на кого-то еще.
   — Все меняется, — сказала я. — Я уже не знаю, как отношусь к Джеймсу. Но что с Адамом мне хорошо, это я знаю.
   Лаура внезапно взяла себя в руки.
   — Что же, если так, то лучшего кандидата для романа ты не могла найти. Он очень красив и мил. И умен.
   Приятно было слышать это от Лауры, которая обычно обращала больше внимания на то, что у мужчины между ногами, чем на то, что между его ушами.
   — Только тебе придется потренироваться, — усмехнулась она. — Тебе еще не предложили упражнения для того, чтобы подтянуть все внутри? Ты же не хочешь, чтобы секс с Адамом напоминал бросание сосиски вдоль О'Коннел-стрит.
   — Спасибо тебе, Лаура, — сухо сказала я. — В твоих устах мне просто цены нет.
   После того как Лаура ушла, я никак не могла заставить себя заняться чем-нибудь полезным.
   В доме никого не было видно: Анна в очередной раз исчезла, а Хелен скорее всего сидела в баре.
   Впрочем, последнему я была рада. Я так мучилась угрызениями совести по поводу Адама, что не знала, сумею ли взглянуть ей в глаза.
   Я была почти уверена, что Адам не являлся ее бой-френдом (хотя не помешало бы это уточнить). А если я узнаю, что все-таки является? Что я тогда должна о нем думать? Что он один из тех извращенцев, которым нравится вносить смуту в дом и настраивать одну сестру против другой?
   В любом случае, если Хелен узнает, что я встречалась с ним, и не один раз, а дважды, то полетят клочки по закоулочкам!
   Чувствовала ли я свою вину перед Хелен за то, что встречалась с Адамом?
   Безусловно.
   Но не слишком.
   Если у Адама роман с Хелен, я немедленно дам задний ход и забуду о нем. Здесь все просто.
   Ну а если Адам нравится ей, а она ему? Если Хелен хочет Адама, а Адам хочет меня (какая приятная мысль!), а не ее, как поступить тогда?
   Тут уже все сложнее.
   Я в самом деле любила Хелен. Один бог знает за что. но любила. И мне не хотелось ее расстраивать.
   Дело не в том, что я ее побаивалась.
   Самое лучшее, что можно сделать, — поговорить обо всем с Адамом. Спросить его прямо, что происходит между ним и Хелен. Конечно, если между ними что-то есть, мне будет неприятно. Но с другой стороны, если я не рискну и не спрошу, то так ничего и не узнаю.
   Никогда не думала, что услышу это от себя, но жизнь действительно очень коротка. Мы должны хвататься за любой шанс обеими руками.
   Именно так я и поступлю с Адамом.
   — Господи, Клэр! — взмолилась мама, когда я в очередной раз переключила канал. — Что с тобой происходит? Почему ты не можешь посидеть спокойно? Ты похожа на человека, у которого шило в одном месте.
   — Прости, мам.
   Тут зазвонил телефон.
   — Господи, Клэр…
   Я напомнила себе пса, которому чуть не прищемили дверью хвост.
   — Алло! — сказала я, задыхаясь.
   — Привет, твой отец дома? — нетвердо выговорил голос на другом конце провода.
   — Пап! — позвала я. — Па-ап! Тебя тетя Джулия.
   «Черт, — подумала я. — Теперь отец проговорит по телефону несколько часов».
   Когда тетя Джулия звонила нам в пьяном состоянии, закончить с ней разговор было невозможно.
   Обычно она звонила, чтобы извиниться за то, что сжульничала во время игры в лапту, игры, которая состоялась лет эдак сорок пять назад.
   «Хотя почему мне так хочется, чтобы телефон был свободным? — подумала я, обходя папу, направляющегося к телефону с видом мученика. — Разве кто-нибудь сказал, что он мне позвонит?»
   Нет, Адам не сказал мне, что позвонит. Но я чувствовала, что может.
   Я села в холле, чтобы без зазрений совести подслушать разговор папы с тетей Джулией. Обычно бывало интересно, если сумеешь уловить нить.
   Но сколько времени они собираются болтать?..
   — Джулия, теперь послушай меня, — возбужденно говорил отец.
   О господи, видно, это была действительно важная игра, раз отец так разволновался.
   — Намочи чайное полотенце и немедленно набрось на нее, — прокричал он.
   А, понятно, тетя Джулия в очередной раз пытается поджечь дом, и ей не требуется длинный, пьяный, полный сожалений разговор.
   — Нет, Джулия, под краном, под краном! — орал папа.
   Интересно, каким еще способом она собиралась намочить полотенце?
   Лучше об этом не думать.
   — Джулия, я сейчас повешу трубку, и ты сделаешь то же самое, — медленно и внятно сказал папа, как будто разговаривал с четырехлетним ребенком. — Потом позвонишь 999 и вызовешь пожарных. Затем перезвонишь мне и расскажешь, что ты это сделала и что они едут.
   Он швырнул трубку и прислонился к стене.
   — Милостивый боже! — обессиленно пробормотал он.
   — Что она натворила на этот раз? — спросила мама, вышедшая в холл.
   — Каким-то образом подожгла конфорку и теперь не может погасить. — вздохнул отец. — Кончится это когда-нибудь или нет?!
   Зазвонил телефон.
   — Это она перезванивает! — крикнул отец, когда мама протянула руку к трубке.
   — Алло? — сказала мама, и тут же выражение ее лица изменилось. — Да, она здесь. А кто ее спрашивает? Тебя Адам, — провозгласила она, протягивая мне трубку с бесстрастным лицом.
   — А, — вздохнула я с облегчением и взяла трубку.
   Именно этого, сама того не сознавая, я ждала весь вечер.
   — Привет, — сказала я радостно, стараясь, однако, скрыть эту радость от папы с мамой.
   — Клэр? — услышала я его приятный голос. — Как ты там?
   — Нормально, — ответила я, испытывая неловкость: мама с папой стояли в холле и смотрели на меня. — Уходите! — прошипела я, махая рукой.
   — У нас ведь срочное дело, черт бы его побрал! — рявкнул отец. — Вешай трубку!
   — Через минуту, — пообещала я.
   — Одна минута! — сказал он с угрозой в голосе.
   Но они все же ушли, хотя и неохотно.
   — Извини, — сказала я Адаму. — Маленький семейный кризис.
   — Все в порядке? — забеспокоился он.
   — Да-да, все хорошо.
   Теперь забеспокоилась я: а вдруг он взволновался, подумав, что что-то случилось с Хелен?
   — Клэр, надеюсь, ты не сердишься, что я звоню? Я не хочу, чтобы ты думала, что я тебя преследую. Ты только скажи, и я перестану.
   «Преследуй меня сколько душе угодно!» — подумала я.
   — Her, Адам, разумеется, я не сержусь. Мне нравится с тобой разговаривать.
   — Замечательно. — сказал он, и я почувствовала, как он улыбается.
   Я села на пол и настроилась на час неторопливого разговора. Но не успела я удобно расположиться, как внизу раздался звук открывающейся двери и я услышала голос Хелен, которая кричала:
   — Я дома! Покормите меня! Или я сообщу полиции, что вы не кормите своих детей.
   — Кто это? — спросил Адам.
   — Хелен пришла, — ответила я.
   — В самом деле? Ну, передавай ей от меня привет.
   — И не подумаю! — выпалила я.
   — Почему? — заинтересовался он, явно удивившись.
   Хелен прошла мимо меня и подмигнула.
   — Привет, Клэр! Твои сапоги — просто прелесть, — заявила она, продолжая путь.
   Иногда, когда меньше всего от нее этого ждешь, она может быть такой милой и очаровательной, что хочется ее прибить.
   — Почему? — снова спросил Адам.
   «Что же, самое время расставить все по местам, — решила я. — Если Адам одновременно приударяет за мной и за моей младшей сестрой, то сейчас как раз и можно это выяснить».
   Я прилично завелась.
   Надо же, какое нахальство! Если он так красив, это еще не значит, что он может дурить головы нам всем!
   — Послушай, Адам! — резко начала я, как только услышала, что мама, папа и Хелен о чем-то спорят в гостиной. — Даже не знаю, как сказать. По сути, я не знаю и что сказать.
   — Ради бога, о чем ты? — перебил он меня.
   «Давай выкладывай! — подбодрила я себя. — Ты имеешь право все знать».
   — Слушай, может, это и не мое дело, но разве ты не бойфренд Хелен? — наконец выдавила я.
   В ответ — молчание.
   «Господи! — подумала я. — Он действительно встречается с Хелен. Он просто был мил со мной, потому что я — ее брошенная мужем старшая сестра. А теперь он к тому же знает, что нравится мне… Черт, черт, черт! Надо было мне держать свой дурацкий рот на замке».
   Я все испортила, мне не хватило терпения.
   — Клэр, — наконец сказал он довольно растерянно, — о чем ты говоришь?
   — Ты прекрасно знаешь, — ответила я, чувствуя себя полной дурой, но вместе с тем слегка обнадеженной.
   — Нет, — сказал он холодно. — Понятия не имею.
   — Вот как? — смущенно промямлила я.
   — Значит, ты считаешь, что я — бойфренд Хелен? — спросил он каменным голосом.
   — Ну, я полагала, что это возможно… — уныло пробормотала я.
   — Интересно, и что же конкретно ты подумала, когда я попросил тебя о встрече? — продолжил он довольно презрительно. — Впрочем, понятно. Ты либо решила, что я невероятно распутен, либо — что я невероятно циничен. Не знаю, что обиднее.
   Я продолжала молчать.
   Главным образом потому, что не знала, что сказать.
   Чувствовала я себя ужасно.
   Адам всегда относился ко мне уважительно. У меня не было доказательств, что он имеет какое-то отношение к Хелен. Я оскорбила его, поставив под сомнение его мотивы.
   — Клэр, послушай меня, — устало сказал он. — Я ни сейчас, ни раньше не имел никаких отношений с твоей сестрой. И не собираюсь их иметь. Она прелестная девушка, — поспешно добавил он. — Но она не для меня.
   — Слушай, Адам, — заикаясь, начала я, — мне очень стыдно, но я не знала…
   — Мне тоже стыдно, — сказал он. — Все время забываю, через что тебе пришлось пройти. Тебя глубоко обидели. Стоит ли удивляться, что ты всех мужиков считаешь двуличными мерзавцами?
   Я просто таяла от счастья.
   Он догадался, что я хотела сказать, избавил меня от этого испытания.
   Что за парень! И каким образом он умудряется читать мои мысли?
   «А вдруг он транссексуал? — подумала я со страхом. — Может, это и есть его мрачная тайна? Он родился женщиной. Или он женщина в мужском обличье. И каком мужском обличье!»
   — Клэр, — сказал Адам, отвлекая меня от мыслей о его половой принадлежности, — я не знаю, какое у тебя создалось обо мне впечатление, но явно не такое, на которое я надеялся.
   — Нет, Адам… — слабо запротестовала я. Мне надо было так много сказать, что я не знала, с чего начать.
   — Дай мне одну минуту, — попросил он. — Просто выслушай меня. Хорошо?
   Он говорил так искренне, так по-мальчишески! Разве могла я ему отказать?
   — Конечно, — сказала я.
   — У меня много друзей среди женщин, но я редко завожу романы. Почти никогда, если сказать правду. Особенно в сравнении с другими мужчинами на моем курсе. Мне кажется, они… чересчур любвеобильны.
   — Я понимаю, — пробормотала я.
   Мне хотелось сказать, что не надо мне ничего объяснять. Я выяснила, что у него нет романа с Хелен, и на данный момент мне было этого достаточно. Меня терзал стыд за мои подозрения и обвинения. Мне хотелось обо всем забыть.
   Бедный парень!
   Мы с ним знакомы всего несколько дней, а уже пару раз поссорились.
   Почему, черт возьми, он считает, что со мной стоит возиться?
   Но я не успела додумать эту мысль до конца, потому что раздался папин вопль:
   — Клэр! Вешай трубку! НЕМЕДЛЕННО!
   — Тебе надо идти? — спросил Адам.
   — Да, — ответила я. — Извини.
   Мне не хотелось заканчивать разговор, пока я не уверюсь, что все в порядке. Что Адам на меня не сердится за то, что я так плохо о нем думала. Я бы также не возражала узнать, что даже если он не хочет заводить роман с Хелен, он не прочь завести роман со мной.
   — Да, чуть не забыл, зачем я тебе звонил, — сказал он.
   — Зачем? — спросила я.
   «Скажи мне, что я тебе нравлюсь. Давай, скажи!» — мысленно понукала я его.
   — В одиннадцать часов хороший фильм по телевизору. Уверен, тебе понравится. Стоит посмотреть, если ты не слишком устала.
   — Да? — сказала я, и мои паруса обвисли, начисто лишившись ветра. — Спасибо.
   Черт бы побрал этот фильм!
   — До встречи, — сказал он.
   «Нет, подожди! — захотелось мне крикнуть. — Не вешай трубку! Поговори со мной еще хоть минуту. Дай мне номер своего телефона, чтобы я могла позвонить тебе сама. Не можем ли мы встретиться завтра? Бог с ним, с завтра, как насчет сегодня?»
   — Клэр! — раздался отцовский рык из гостиной.
   — Ладно, пока, — сказала я и повесила трубку.
   Все сразу же потянулись из гостиной. Папа с Хелен даже столкнулись в дверях. Отец хотел немедленно позвонить тете Джулии, чтобы узнать, взят ли под контроль адский огонь, но у Хелен были другие планы на телефон.
   — Мне надо позвонить Энтони! — закричала она. — Мне нужно, чтобы во вторник кто-то подвез меня в Белфаст!
   — Пожар у Джулии важнее, — настаивал папа.
   — Да пусть там все сгорит! — заявила Хелен. — Будет ей уроком. Алкоголичка несчастная!
   Добрая у нас Хелен девушка.
   Я ушла подальше от поля сражения за телефон. Поднялась наверх, перенесла корзинку с Кейт в мамину спальню и устроилась там смотреть рекомендованный фильм по маленькому телевизору.
   Это самое малое, что я могла сделать, после того как так мерзко вела себя с Адамом.
   Ну, ничего. Я смогу все с ним обсудить при следующей встрече.
   Если эта следующая встреча состоится.

18

   Пока я изображала из себя мать-алкоголичку (и дочь-алкоголичку, и сестру-алкоголичку, если быть совсем точной), время стояло. Теперь же, когда я начала жить снова, оно потекло быстро и, не успела я оглянуться, понеслось вскачь.
   День летел за днем, как в тех фильмах, где режиссер хочет изобразить быстротечность времени и показывает календарь, с которого ветер срывает листок за листком. Листки летят прочь сначала в сопровождении желтых листьев (уже осень), а потом и снежинок (вот и зима пришла).
   Не успела я оглянуться, как прошли выходные.
   Хотя для такой бездельницы, как я, нет большой разницы между выходными и буднями. Каждый день — выходной.
   Но наступило утро понедельника.
   Джеймс уже вернулся с Карибского моря. Или с Канарских островов. Или с маленького частного острова на берегу Рая. В общем, оттуда, куда он уезжал, подлец и предатель.
   Мне предстояло позвонить ему. Но я чувствовала себя на удивление спокойно: раз надо, так надо.
   Разумеется, я могла спокойно думать о Джеймсе, потому что очень беспокоилась по поводу Адама.
   Но в понедельник, кроме звонка Джеймсу, меня ждало еще одно испытание. Прошло шесть недель после родов, и мне надо было показаться врачу. Посещение это было своего рода подтверждением, что роды прошли благополучно. Нечто вроде вечеринки после удачно завершенного фильма. Вот только на таких вечеринках актерам, операторам и другим членам команды не надо залезать на кресло, задирать ноги и позволять незнакомым людям копаться в ваших интимных местах.
   Разве что у них возникнет такое желание.
   Кейт тоже следовало показать в детской клинике — вот мы и отправились вместе.
   Я гордилась собой. Мне не только ежедневно удавалось подниматься с постели и вести себя как нормальный человек, что само по себе было чудом. Жизнь и все с ней связанное стало снова доставлять мне удовольствие. Кейт уже пару раз возили в клинику, так что она привыкла. Но я была не готова к какофонии оглушительного рева, которая встретила нас на пороге. Казалось, там собрались несколько тысяч орущих младенцев, которых тщетно пытались успокоить расстроенные мамаши.
   Честно говоря, некоторые мамы ревели громче своих чад.
   — Если бы она только перестала плакать! — говорила одна из мам со слезами в голосе. — Хотя бы на пять минут…
   «Господи!» — подумала я в ужасе. И внезапно поняла, как мне, в сущности, повезло.
   Кейт не только была на редкость спокойным ребенком, но у меня еще были мама с папой, да, наверное, и Анна с Хелен, которые могли помочь мне с ребенком.
   Когда я вела себя как антихрист, Кейт в клинику возили мама и папа.
   Бог мой, передать не могу, как мне теперь было стыдно!
   Как могла я так небрежно относиться к своему замечательному ребенку?! Меня утешало только одно: ни один мужчина не сможет расстроить меня так, как Джеймс.
   Кейт прошла свою проверку первой.
   Сестра оказалась рыжей красоткой из Галуэй.
   Почему медсестры всегда хорошенькие и сексуальные?
   Уверена, что существует старая легенда, которая объясняет это непонятное явление.
   Давным-давно жило племя женщин, каждая из которых была невероятно красива. Мужчины умирали от страсти к ним, и все остальные женщины чувствовали себя униженными. Рушились счастливые семьи, когда женатые мужики влюблялись в этих красоток.
   Женщины из других, некрасивых племен кончали жизнь самоубийством, потому что не могли соперничать с этими сиренами.
   Надо было что-то делать.
   Вот господь и распорядился, чтобы все хорошенькие женщины стали медицинскими сестрами и носили ужасные туфли на шнуровке и отвратительные халаты, в которых зад выглядел огромным. Таким образом их привлекательность сильно уменьшилась.
   И по сей день симпатичные женщины должны идти в медсестры, чтобы их красота скрывалась под ужасной спецодеждой.
   Хотя как моя история согласуется с супермоделями и их потрясающими туалетами, я объяснить не могу.
   Ладно, проехали.
   Сестра плотно закрыла за нами дверь, но рев в приемной все равно был слышен, прерываемый время от времени жалобным вскриком:
   — Хоть на пять минут, о большем я и не мечтаю!
   — Вас этот гвалт с ума не сводит? — с любопытством спросила я сестру.
   — Нет, что вы, — сказала она. — Я уже давно ничего и не слышу.
   Она начала осматривать Кейт.
   Моя умная дочка даже не плакала.
   Я ею очень гордилась.
   Мне хотелось открыть дверь в приемную и сказать всем орушим детям:
   — Смотрите, вот как надо себя вести!
   Я смотрела, как сестра проверяет основные реакции Кейт.
   Все было в норме.
   — Она хорошо поправляется, — сказала сестра.
   — Спасибо, — просияла я.
   — Идеально здоровый ребенок, — улыбнулась медсестра.
   — Спасибо, — еще раз поблагодарила я.
   Я открыла дверь, и меня едва не опрокинула новая волна визга и рева. Мы с трудом пробились сквозь толпу красномордых и вопящих детей. Насколько я смогла понять, часть из них пришла делать прививки и вносила свою лепту в общий крик и гам. Когда я со вздохом облегчения закрыла за собой дверь, последнее, что я услышала, было жалобное стенание:
   — Хоть три минуты! Я согласна на три…
   Нам пришлось подождать моей очереди к врачу.
   Я пролистала журнал «Уоменз Оун», датированный примерно началом столетия (кринолины этой осенью явно не в моде). Кейт немного поспала. Такая славная девочка!
   Наконец вызвали меня, и я вошла в кабинет.
   Доктор Китинг оказался милым старичком — серый костюм, седые волосы, приятные манеры.
   — Привет! Ага, значит, это Клэр и ее дочка Кэтрин, — сказал он, прочитав историю болезни, лежащую на столе. — Идите сюда и садитесь.
   Через несколько секунд он поднял глаза и, не обнаружив меня на стуле напротив, с беспокойством оглядел кабинет, удивляясь, куда это я подевалась.
   Я поставила корзинку с Кейт на пол и оказалась в гинекологическом кресле со снятыми трусиками с такой скоростью, что у него, очевидно, закружилась голова.
   Старые привычки живучи. В следующий раз, когда мне придется идти к врачу — неважно, по какому поводу: из-за боли в ухе или сломанной кисти, — мне с трудом придется сдерживать себя, чтобы не снять трусы и не начать оглядываться в поисках знакомого кресла.
   Доктор произвел все необходимые манипуляции с помощью моей старой подруги — смазанной вазелином перчагки.
   Извините за отвратительные подробности.
   Честно, я вам очень сочувствую.
   А ведь было время, когда я чуть не падала в обморок при одной мысли, что мне надо сдать мазок на анализ. Теперь же, после беременности и родов, я спокойно перенесу операцию по удалению матки под местным наркозом, причем буду жизнерадостно обсуждать с хирургом последнюю передачу по телевизору.
   Но я забыла, что не у всех такой богатый опыт, как у меня.
   — У вас все прекрасно зажило, — возвестил доктор с таким видом, будто это небывалое достижение.
   — Спасибо, — ответила я, улыбаясь ему между своих задранных ног.
   — Да, никаких осложнений, — продолжил он. — Кровотечения больше нет?
   (Извините, я скоро закончу.)
   — Да, кончилось неделю назад, — сообщила я.
   — И швы прекрасно зарубцевались, — сказал он, продолжая что-то щупать и дергать.
   — Спасибо, — снова улыбнулась я.
   — Все, можете слезать, — сказал он, и я мгновенно соскочила с кресла.
   — Все остальное в порядке? — спросил он, когда я оделась.
   — Прекрасно, — ответила я. — Замечательно! — И внезапно выпалила: — А когда я снова смогу заниматься сексом?
   (Зачем я об этом спросила?)
   — Ну, шесть недель прошли, так что когда пожелаете, — расщедрился он. — Можете начать хоть сейчас.
   Он откинул голову и громко захохотал, потом неожиданно смолк. Наверное, ему привиделось заседание медицинского совета и предложение его уволить.
   — Гм, — откашлялся он, успокаиваясь. — В любое время.
   — Будет больно? — с беспокойством спросила я.
   — Вначале может наблюдаться некоторый дискомфорт, но больно наверняка не будет. Попросите вашего мужа быть поосторожнее.
   — Моего мужа? — удивленно спросила я.
   Мужа я и в мыслях не держала.
   — Да, своего мужа, — подтвердил он тоже с некоторым удивлением. — Вы ведь замужем, миссис… да, миссис Уебстер, — сказал он, снова заглянув в записи.
   — Да, конечно, — покраснела я. — Но это я так, вообще интересуюсь. Я пока не планировала с кем-то пере-спать.
   Мне казалось, если я скажу «переспать» вместо «заняться сексом», то это как-то смягчит неловкую ситуацию, в которую я вляпалась.
   — Вот как?.. — отозвался он.
   Молчание. Изумление доктора Китинга тяжело повисло в воздухе.
   «Пора делать ноги», — решила я.
   — Пошли, Кейт!
   И мы поехали домой.
 
   — Ну, как все прошло? — спросила мама, открывшая нам дверь.
   — Прекрасно, — ответила я. — Сестра сказала, что Кейт хорошо набирает вес.
   — А как дела у тебя? — спросила она.
   — Судя по всему, лучше некуда, — ответила я. — Я в прекрасном состоянии. Могу гордиться своим влагалищем.
   Мама с неудовольствием взглянула на меня.
   — Совсем не обязательно быть вульгарной, — заметила она.
   — Я вовсе не вульгарна, — возразила я.
   Бог мой, уж если бы я взялась быть вульгарной, она бы узнала все подробности моего визита к доктору Китингу!
   — Пойдем попьем чаю, — предложила мама, — а то скоро по телевизору «Соседи» начнутся.
   — Мне никто не звонил? — спросила я с напускным безразличием, направляясь за ней в кухню.
   — Нет.
   — Понятно.
   — А что, ты ждешь от кого-то звонка? — спросила она, присматриваясь ко мне.
   — Да нет, — сказала я, ставя корзинку с Кейт на кухонный стол.
   — Тогда почему ты спрашиваешь? — Тон напомнил мне, что, как бы глупо она себя ни вела иногда, дурой моя мать не была, это точно.
   — И убери ребенка со стола, — велела она, шлепая меня по руке кухонным полотенцем. — Здесь люди едят.
   — Она абсолютно чистая! — возмутилась я.
   Я пила чай и думала: «Значит, Адам мне не позвонил».
   Может быть, он все еще на меня сердится?
   Кто знает, возможно, он вообще мне никогда больше не позвонит.
   И винить его в этом трудно: ведь я вела себя как психопатка, спорила с ним без остановки.
   И я не знаю номера его телефона, так что сама позвонить не могу.
   Так что скорее всего это конец.