Кайз Мэриан. Не горюй!

   Я взглянула в его белое, обеспокоенное лицо, и мне захотелось его укусить.
   Я лелеяла свою ярость. Мне необходимо было злиться. Когда злишься, не так больно. И ярость придает силы.
   Я огляделась и вежливо улыбнулась, хотя внутри все тряслось.
   — У тебя довольно чисто, — сказала я ему и удивилась, что мой голос не дрожит. — Вижу, ты поставил назад свои книги и пластинки. И… — Я протиснулась мимо него, прошагала в спальню и распахнула шкаф. — И вещи свои ты назад привез. Очень уютно!
   — Клэр, что ты здесь делаешь? — с трудом выговорил он.
   — Разве ты мне не рад? — кокетливо спросила я.
   — Да! — воскликнул он. — Конечно, просто… я тебя не ждал… Ну, знаешь… я думал, ты позвонишь.
   — Я знаю совершенно точно, что ты думал, Джеймс! — безапелляционно заявила я.
   Должна сказать, что, несмотря на грядущую свару, я начинала получать удовольствие.
   Последовала продолжительная пауза.
   — Что-нибудь случилось, Клэр? — осторожно спросил он.
   Джеймс был явно напуган. Думаю, как только я вошла в комнату, он понял, что я явилась не с миссией любви. Может, он уже говорил с Джорджем и знает, что тот рассказал мне о его двойной игре?
   Но, по крайней мере, он хотел выяснить, в чем дело. Одно очко в его пользу, верно?
   Кто знает, может, все еще обойдется.
   — Клэр, — снова спросил он, — что-нибудь случилось?
   — Да, Джеймс, — мило улыбнулась я, — случилось.
   — И что же? — спросил он осторожно, наблюдая за мной.
   — У меня сегодня состоялся очень любопытный разговор с Джорджем, — лениво поведала я.
   — В самом деле? — Джеймс старался сохранить спокойствие, но по лицу его пробежала тень — то ли страха, то ли раздражения?
   — Гммм… В самом деле, — сказала я, разглядывая свои ногти.
   Опять пауза, во время которой Джеймс следил за мной, как мышь следит за кошкой.
   — Да, — продолжила я безразличным тоном. — и он выложил мне совершенно новую версию событий, касающихся нас с тобой.
   — Вот как? — пробормотал Джеймс и проглотил комок в горле.
   — Получается, что ты всегда меня любил, — сказала я. — И главной твоей проблемой была боязнь меня потерять.
   Джеймс молчал, поджав губы.
   — Это так, Джеймс? — резко спросила я.
   — Тебе не следовало обращать внимание на слова Джорджа, — сказал он, несколько оправившись и частично обретя свой обычный апломб.
   — Я знаю, Джеймс, — спокойно сказала я. — Поэтому я позвонила Джуди. И догадайся, что она мне сказала? То же самое, слово в слово!
   Он молчал.
   — Джеймс, — вздохнула я, — самое время сказать мне, что же на самом деле происходит.
   — Я сказал, — пробормотал он.
   — Ничего подобного, — возразила я. — Ты завел роман с другой женщиной, бросил меня в день рождения нашего ребенка, а теперь решил, что хочешь, чтобы я вернулась. Но вместо того чтобы признать это, ты принялся мне врать, очернил меня и назвал легкомысленной и глупой эгоисткой. — Тут я повысила голос на несколько децибел. — И вместо того чтобы извиниться за свое отвратительное поведение, ты попытался свалить всю вину на меня. — Я еще больше возвысила голос. — К тому же ты решил превратить меня совсем в другого человека. В послушную, тихую женщину, которая даже побоится огрызнуться. И с которой ты будешь чувствовать себя уверенно.
   — Все не так… — слабо запротестовал он.
   — Именно так! — закричала я. — Подумать только, и я оказалась такой дурой, что поверила твоим идиотским россказням!
   — Клэр, ты должна меня выслушать, — раздраженно сказал он.
   — Ничего я тебе не должна! — огрызнулась я. — Зачем мне тебя слушать? Чтобы ты снова начал врать?!
   Джеймс не ответил. Я сидела, смотрела на него и мысленно умоляла его заговорить, убедить меня, что я ошибаюсь.
   «Убеди меня! — молча просила я. — Скажи, что я не права. Объясни мне все. Попроси прощения. Мне достаточно будет даже извинения!»
   Он медленно сел на диван и закрыл лицо руками. И хотя я надеялась на какую-то реакцию, я вздрогнула, поняв, что он плачет.
   Господи! Что мне ему сказать?
   Ненавижу, когда взрослые мужики плачут!
   Хотя тут я приврала. На самом деле ничто не доставляет мне большего удовольствия, чем рыдающий мужчина. Разумеется, если рыдает он из-за меня.
   Какое дивное ощущение власти! Ни с чем не сравнить.
   Если он плачет, значит, действительно сожалеет, что вел себя так ужасно и что теперь все будет хорошо. Он попросит прощения. Он признается, что был совершенно не прав.
   Я начала смягчаться.
   Но когда Джеймс поднял голову, у него было такое выражение лица, что я не поверила своим глазам. Он вовсе не плакал, он злился.
   — Ты в своем репертуаре! — крикнул он.
   — Что? — изумилась я.
   — Эгоистка проклятая! — завопил он. — Все было чудесно, мы во всем разобрались и собирались начать сначала, а ты обещала стать взрослой и рассудительной. Но тебе обязательно надо все испортить!
   — Чего же ты от меня ожидал? — робко спросила я. — Джордж сказал мне одно, ты говоришь мне совершенно другое… И я больше верю Джорджу, чем тебе. Да и Джуди подтверждает.
   Я очень старалась рассуждать разумно. Я видела, как злится Джеймс, и, хотя это меня пугало, отступать я не собиралась. «Господи, пожалуйста! — молилась я в душе. — Ниспошли мне сил выдержать. Не допусти, чтобы я снова взяла на себя вину за все на свете!»
   — Разумеется, ты поверила Джорджу и Джуди, — презрительно сказал он. — Обрадовалась, что они хорошо о тебе отозвались. Ты просто не могла принять правды из моих уст?
   — Джеймс, — сказала я, стараясь сохранить спокойствие, — я хочу понять все до конца. Хочу знать, почему ты сказал Джорджу, что любишь меня и боишься потерять, а мне заявил, что с трудом мог меня переносить.
   — Я сказал тебе правду, — обиженно настаивал он.
   — А что ты говорил Джорджу? — спросила я.
   — Джордж меня неверно понял, — коротко ответил он.
   — И Джуди тоже? — холодно спросила я.
   — Вероятно, — безразлично сказал он.
   — И Айслинг, и Брайан, и Мэтью тоже тебя неверно поняли?
   — По-видимому, — так же безразлично ответил он.
   — Послушай, Джеймс, подумай хорошенько, — попросила я. — Не могли же они все ошибаться?
   — Могли, — огрызнулся он. — И ошибались.
   — Джеймс, пожалуйста, будь логичным! — взмолилась я. — Разве не ясно, что кому-то из нас ты наверняка врал? И разве ты не догадывался, что рано или поздно все это дойдет до меня? Что мы с друзьями все обсуждаем?
   Он промолчал. Сидел на диване с воинственным видом, сложив руки на груди.
   Господи, мне это напоминало удаление зубов.
   Ладно! Попробую еще раз. Что бы ни случилось, буду сохранять спокойствие. Не буду пытаться сделать ему больно, хотя очень хотелось. Еще раз забуду о гордости. Скажу, что прощу ему измену, хотя, уверяю вас, это нелегко.
   — Джеймс, — сказала я, чудом оставаясь спокойной, — нам следует попытаться во всем разобраться. Я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечай только «да» или «нет», хорошо?
   — Какие вопросы? — с подозрением спросил он.
   — Ну, вроде того, врал ли ты мне, когда утверждал, что бросил меня по моей же вине.
   — Ты хочешь сидеть здесь и допрашивать меня? — возмутился он. — Я что, преступник какой-то?
   — Джеймс! — Я готова была расплакаться. — Ничего подобного. Я только хочу, чтобы ты мне все объяснил, рассказал, что ты на самом деле чувствуешь. Я хочу, чтобы ты был со мной честен! Иначе у нас нет будущею…
   — Понятно, — противным голосом сказал он, — ты хочешь, чтобы я сказал что-то вроде «ты замечательная, я сам не знаю, почему изменил тебе, ты ведь такая чудесная». Ты это хочешь услышать?
   «Да!» — подумала я.
   — Нет… — слабо возразила я, — Просто…
   — Ты хочешь, чтобы я взял на себя всю вину, так? — сказал он, возвысив голос. — Хочешь сделать из меня «плохого парня», которого тебе и всем твоим друзьям нравится ненавидеть? После всего, что я для тебя сделал? Ты этого хочешь? — заорал он, приблизив свое лицо к моему.
   — Но ты и в самом деле плохой парень! — удивилась я. — Ведь это ты мне изменил, а не я тебе.
   — О господи! — заорал он, действительно заорал во всю мощь. — Неужели тебе не надоела эта тема? Все еще хочешь сделать из меня виноватого? Так вот, я не чувствую себя виноватым, поняла? Я всегда хорошо к тебе относился! Все знают, что это не я плохой, а ты!
   Наступила тишина.
   Я сидела очень тихо, как будто меня пришибло снарядом, а Джеймс начал, тяжело дыша, вышагивать по комнате.
   Я вдруг сообразила, что дрожу.
   «Может быть, я действительно плохой человек?» — спросила я себя.
   Тоненький голос в моей голове велел мне не дурить. Слишком все далеко зашло. Я должна держаться за то, что считаю истиной. Ведь в самом деле, это Джеймс мне изменил, не я ему. Я не заставляла его завести роман. Он сам так решил. Он сказал мне, что меня почти невозможно любить, тогда как другим говорил, что очень меня любит. Джеймс хотел, чтобы я взяла на себя вину за его измену.
   Время шло. Обстановка становилась все напряженнее.
   По реакции Джеймса я поняла, что он никогда и ни за что не признает, что соврал мне, а Джорджу сказал правду. Однако я Джорджу верила. Я знала, что он ничего не придумал. Помимо всего остального, он для этого просто слишком глуп! И еще одно я знала: Джеймс никогда не думал, что то, что он сказал Джорджу, дойдет до меня. Он считал себя в полной безопасности, рассказывая Джорджу, как он меня любит, и одновременно уверяя меня, что ему трудно любить человека, такого легкомысленного и эгоистичного, как я. Я знала, Джеймс ненавидел ощущение ненадежности. Он терпеть не мог быть уязвимым, терять контроль над ситуацией, если дело касалось работы. Тем более он хотел чувствовать себя в полной безопасности со мной.
   Я решила, что обязательно разберусь со всеми противоречиями, а пока попробую другой подход. С одной стороны, мне хотелось послать Джеймса куда подальше, заявив, что он безответственный, незрелый, эмоциональный инвалид и что даже ребенку ясно, что он пытается мною манипулировать. Но, с другой стороны, не вызывало сомнений, что он напуган. Или запутался.
   Может быть, ему нужен кто-то, способный облечь в слова его страхи, поскольку он боится сделать это сам? Во всяком случае, я могла сделать последнюю попытку.
   — Джеймс, — сказала я мягко, — нет ничего позорного в том, что ты меня любишь. Это вовсе не признак слабости и неуверенности в себе. Обычное человеческое чувство. И если ты сказал Джеймсу, что очень меня любишь, нет нужды врать мне по этому поводу. Я не собираюсь использовать это против тебя. И когда ты приехал в Дублин, не надо было притворяться, что ты меня почти не любишь. Никто не осудит тебя за любовь ко мне. А что касается твоего романа, то ты совершил ошибку. — Мне трудно было это произнести, но я справилась. — Никто не идеален, мы все ошибаемся. Ты мог бы быть со мной честен, а не играть в какие-то игры, чтобы защитить себя. Если мы оба будем честными, то сможем все уладить и наш брак станет надежным.
   Когда я закруглилась, у меня почти не осталось сил.
   Джеймс сидел молча и смотрел в пол. Теперь все зависело от него.
   — Клэр… — наконец произнес он.
   — Да? — спросила я, затаив дыхание.
   — Не знаю, где ты набралась этой психологической белиберды, но, по-моему, это полная чушь, — сказал он.
   Вот так!
   Я проиграла.
   — Не вижу, в чем проблема, — продолжил он. — Я никогда не говорил, что не люблю тебя. Я только сказал, что ты должна измениться, чтобы можно было жить дальше. Я сказал, что ты должна созреть, что…
   — Я помню, что ты сказал, Джеймс, — перебила я.
   Мне не хотелось, чтобы он еще раз произнес свою речь. Такое впечатление, что он читал текст сценария. Или что он робот, запрограммированный на этот текст. Нажми на кнопку — и он завелся.
   Что касается меня, то я была сыта по горло. Я сделала все, что могла. Оказалось, недостаточно… Но это все, что я могла предложить. Больше я не собиралась ничего делать. Овчинка не стоила выделки, если честно.
   — Прекрасно, — сказала я.
   — Прекрасно? — удивился он.
   — Да, прекрасно, — согласилась я.
   — Ну, вот и хорошо, — сказал он отеческим и довольным тоном. — Только так ли это? Ты не будешь поднимать этот вопрос ежемесячно?
   — Не буду, — отрезала я.
   Я начала собирать свою сумку с куда большим шумом и шуршанием, чем необходимо. Потом встала и надела жакет.
   — Что ты делаешь? — спросил Джеймс, повернув ко мне внезапно побелевшее лицо.
   Я взглянула на него невинными глазами.
   — А ты как думаешь?
   — Я не уверен… — пробормотал он.
   — Тогда мне лучше сказать, верно? — ласково спросила я.
   — Ну… да, — согласился Джеймс.
   Меня аж холодная дрожь прохватила — так было приятно слышать беспокойство в его голосе.
   — Я уезжаю, — заявила я.
   — Уезжаешь?! — оторопел он. — Зачем ты, черт возьми, уезжаешь? Мы же обо всем договорились! — Тут он вдруг с облегчением рассмеялся. — О господи, я же совсем забыл… — Он удрученно покачал головой, удивляясь собственной глупости. — Конечно, тебе нужно ехать. Ты должна собрать вещи и забрать Кейт. Но я, видишь ли, надеялся, что ты останешься на ночь и мы сможем… гмм… заново познакомиться. Ладно, не обращай внимания. Несколько дней можно и подождать. Так в какое время во вторник мне тебя ждать?
   — Ох, Джеймс, — сказала я с притворным сочувствием, — ты так ничего и не понял?
   — Чего не понял? — осторожно спросил он.
   — Я не приеду во вторник. И ни в какой другой день тоже.
   — Ради бога, что ты опять затеяла? — закричал он. — Мы обо всем договорились, а ты теперь…
   — Нет, Джеймс, — холодно произнесла я, — мы ни о чем не договорились. Абсолютно ни о чем. Может, ты для себя что-то и решил и твой имидж хорошего парня остался в целости и сохранности, но я так ни в чем и не разобралась.
   — Тогда о чем мы говорили последний час? — воинственно спросил он.
   — Вот именно! — сказала я.
   — Что? — рявкнул он, глядя на меня так, будто я сошла с ума.
   — Я сказала «вот именно». О чем мы с тобой говорили, черт побери? Что касается меня, то мне все это время казалось, будто я обращаюсь к стене.
   — Ты снова за свое! — мерзким голосом сказал Джеймс. — Об одном только думаешь: о себе и своих чувствах…
   Ну, все.
   — Заткнись! — приказала я неожиданно громко.
   Джеймс так удивился, что действительно заткнулся.
   — Не хочу, чтобы ты продолжал вешать мне лапшу на уши насчет того, какая я плохая! — закричала я. — Я ни с кем не трахалась. Это ты трахался. И ты настолько слаб и эгоистичен, что даже не можешь в этом признаться и попросить прощения!
   — Я слабый и эгоистичный? — поразился Джеймс. — Я?! — добавил он, драматическим жестом тыкая себя пальцем в грудь. — Ты случайно не перепутала?
   — Нет, черт возьми! — заорала я. — Я знаю, что не идеальна. Но я, по крайней мере, могу это признать.
   — Тогда почему ты не признаешь, что в нашем браке именно ты была эгоистичной и легкомысленной? — с победным видом спросил он.
   — Потому что это неправда, — сказала я. — Я с самого начала знала, что это ложь, но любила тебя и убедила себя, что это правда. Думала, что, если смогу исправиться я, у нас все наладится тоже. Но со мной все в порядке. Ты просто мною манипулировал.
   — Как ты смеешь?! — разъярился он. — После всего, что я для тебя сделал. Я был идеальным мужем!
   — Джеймс, — сказала я с ледяным спокойствием, — никто не отрицает, что ты в течение нескольких лет очень хорошо ко мне относился. Мне думается, что если ты оглянешься назад, то поймешь, что это было взаимно. Мы любили друг друга. Но ты, очевидно, переоценил себя. Тому, что ты завел роман с другой женщиной, нет оправдания. — Я помолчала. На этот раз у Джеймса не нашлось презрительного ответа. — Но, — продолжила я. — не ты первый, кто повел себя отвратительно. Черт побери, это же не конец света! Мы могли бы все пережить. Дело в том, как ты ведешь себя сейчас. Ты хочешь выглядеть чистеньким, белее белого! Что ж, это твой выбор.
   Я направилась к двери.
   — Не могу понять, почему ты уходишь, — сказал он.
   — Знаю, — бросила я, не оборачиваясь.
   — Тогда объясни.
   — Нет.
   — Почему нет, какого черта?! — возмутился он и схватил меня за руку.
   — Потому что я пыталась. И не раз. С чего бы ты стал слушать сейчас, если не захотел слушать раньше? Я не хочу больше тратить на это время. Отпусти меня.
   — Я тебя люблю, — тихо сказал он.
   Негодяй!
   Это прозвучало довольно убедительно.
   Я закусила губу, решив, что не время сдавать позиции.
   — Нет, не любишь, — твердо заявила я.
   — Люблю! — громко возразил он.
   — Нет, не любишь, — повторила я. — Если бы ты меня любил, то не завел бы роман.
   — Но… — начал было он, однако я его перебила:
   — Если бы ты меня любил, ты бы не хотел, чтобы я превратилась в вечно ноюшую женщину, боящуюся тебя. Если бы ты меня любил, ты не стал бы мною манипулировать и пытаться управлять. И ты не побоялся бы признать, что был не прав. Если бы ты меня любил, ты наплевал бы на свое чертово «эго» и попросил бы прошения.
   — Но я на самом деле тебя люблю, ты должна мне верить!
   — Нет, не верю, — ответила я; мне наконец удалось вырвать руку. — Не знаю, кого ты любишь или что ты любишь, но точно не меня.
   — Тебя!
   — Нет, Джеймс, не меня, — очень спокойно сказала я. — Тебе нужна слабоумная идиотка, которой ты бы мог командовать. Почему бы тебе не вернуться к Дениз?
   — Я не хочу Дениз! Я хочу тебя!
   — Что ж, очень жаль, — ровным голосом заявила я, — потому что меня ты не получишь.
   У него был такой вид, будто кто-то лягнул его в живот. Почти такой же, какой был у меня, когда он заявил мне, что уходит.
   Но не подумайте, что я решила отомстить, ничего подобного.
   — Знаешь, что во всем этом самое плохое? — спросила я.
   — Что? — спросил, повернув ко мне бледное лицо.
   — Ты заставил меня сомневаться в самой себе. Ради тебя я даже собиралась сделать попытку измениться. Ты хотел уничтожить меня как личность!
   — Для твоей же пользы, — сказал он, но без особой уверенности.
   Я прищурилась.
   — Выбирай слова, ублюдок! Они могут стать для тебя последними, — прошипела я.
   Он стал еще белее, если только это возможно, и промолчал.
   — Никогда больше не позволю собой помыкать! — решительно заявила я. Мне нравилось думать, что в данный момент я напоминала Скарлетт О'Хару, когда она провозгласила: «Бог свидетель! Я никогда больше не позволю себе замерзать или голодать!» — Я всегда буду верна самой себе, — продолжила я. — Буду самой собой, хорошая я или плохая. И если какой-нибудь мужчина, даже Эшли, попытается меня изменить, я избавлюсь от него так быстро, что у него голова закружится!
   Джеймс не обратил ни малейшего внимания на мое упоминание «Унесенных ветром». Никакого воображения у человека.
   — Я никогда не пытался тобой помыкать, — пробормотал он.
   — Все, Джеймс, — сказала я, начиная уставать. — Разговор окончен.
   — Ладно, забудем о прошлом, — заторопился он. — Что, если… что, если я пообещаю никогда больше не помыкать тобой?
   Он сказал это так, будто ему в голову внезапно пришла совершенно новая оригинальная идея. Архимед, выпрыгнувший голышом из ванны, в сравнении с ним показался бы сдержанным.
   Я взглянула на него с презрительной жалостью.
   — Разумеется, ты никогда больше не будешь помыкать мною, — сказала я, — потому что у тебя не будет такой возможности.
   — Ты ошибаешься, — заявил он, — ты обязательно передумаешь.
   — Ни за что, — засмеялась я.
   — Передумаешь! — продолжал настаивать он. — Ты без меня не продержишься.
   Зря он это сказал.
   — Куда ты идешь? — в ярости воскликнул Джеймс, видя, что я беру сумку.
   — Домой, — просто сказала я. — Если я уйду сейчас, я успею на последний рейс до Дублина.
   — Ты не можешь уйти! — заявил он, вставая.
   — Еще как могу! — возразила я. И сделала крутой разворот, для которого так подходили мои высокие каблуки.
   — А как насчет квартиры? И… насчет Кейт? — спросил он.
   Приятно было слышать, что среди его приоритетов квартира на первом месте.
   — Я с тобой свяжусь, — пообещала я, вспомнив, как он сказал мне то же самое в тот ужасный день в больнице, и направилась к двери.
   — Ты вернешься! — заявил он, выходя за мной в холл. — Ты без меня не сможешь.
   — Ты это уже говорил, — заметила я. — Но я на твоем месте не слишком бы надеялась. — С этими словами я захлопнула за собой дверь.
   Мне удалось добраться до станции подземки, прежде чем я начала плакать.

35

   Я совершенно не помню, как добиралась на подземке до аэропорта Хитроу.
   Все было как в тумане.
   Я знала, что поступила правильно. Во всяком случае, я так думала. Ведь в реальной жизни трудно четко определить, правильно поступаешь или нет. Так не бывает — сделал правильный поворот, и ты всю оставшуюся жизнь счастлива, а повернешь не в ту сторону, и вся жизнь идет насмарку. В реальной жизни чаще всего бывает, что от одного и того же решения ты одновременно и приобретаешь, и теряешь.
   Откуда мне знать, правильно я поступила или нет? Мне хотелось, чтобы кто-нибудь подошел ко мне с золотым кубком или медалью, пожал мне руку и поздравил с правильным решением. Я хотела, чтобы моя жизнь напоминала компьютерную игру. Неправильное решение — выбываешь из игры. Правильное решение — набираешь очки. Я хотела все знать точно. Хотела быть уверенной.
   Я продолжала в уме перебирать причины, по которым я не могла остаться с Джеймсом. Джеймс хотел, чтобы я перестала быть самой собой. С такой, какая я есть, он не был счастлив. А я не буду счастлива, если изменюсь в угоду Джеймсу! Так что, пожалуй, к лучшему, что нашему браку пришел конец.
   Беда в том, что всегда оставалось сомнение. Понимаете, я думала о том, что, может быть, смогла бы спасти свой брак, будь я мягче, сильнее, добрее, настойчивее, терпеливее, злее…
   Я изводила себя такими мыслями.
   Ведь в конечном итоге решение приняла я. Это я сказала, что у нас ничего не получится. Конечно, Джеймс не оставил мне почти никакого выбора, но, как говорится, на курок нажала я.
   Я чувствовала себя такой виноватой! Но тут же уговаривала себя не глупить. То, что предлагал Джеймс, было абсолютно неприемлемо. Какое-то подобие отношений, причем только на его условиях. Да меня на неделю бы не хватило! А если бы наши отношения затянулись, то только за счет моего счастья. Так что это была бы пиррова победа.
   Мысли все кружились и кружились, наступая друг другу на хвост.
   Господи, как же я ненавидела быть взрослой! Я терпеть не могла принимать решения, когда не знала, что прячется за поворотом. Я мечтала о мире, где все хорошее и все плохое имеет соответствующие этикетки. Чтобы, как только на экране появлялся злодей, начинала играть зловешая музыка. Тут уж вы не ошибетесь! О мире, в котором тебя спрашивали, что ты предпочитаешь: играть с прекрасной принцессой в душистом саду или быть съеденной отвратительным монстром в вонючей яме? Не так уж сложно выбрать, верно? Тут вы не будете мучиться сомнениями и не спать ночами.
   И еще. Наверное, я была разочарована. Очень разочарована. Ведь когда-то я так любила Джеймса! Я совсем не была уверена, люблю ли его до сих пор. Но помириться мне было бы приятнее, чем окончательно разругаться. Только помириться по-настоящему. А не просто достигнуть компромисса.
   Сначала мне было грустно. Потом я разозлилась. Затем снова ощутила вину. После этого опять загрустила. Какой-то кошмар!
   Одна мысль останавливала меня от того, чтобы окончательно свихнуться. Я вдруг поняла, что ничто не мешает мне вернуться к Джеймсу. Вот прямо сейчас я могу выйти из поезда, пересечь платформу, вернуться в нашу квартиру и сказать, что была не права и хочу попробовать еще раз.
   Но я не вышла.
   И тогда я осознала нечто важное. Если бы я действительно любила его и хотела быть с ним, я бы вернулась… В Хитроу оказалось намного тише в этот поздний час. Я купила билет на ближайший рейс. В самолете практически никого не было. Весь ряд оказался в моем распоряжении, так что я могла от души нареветься и шмыгать носом, сколько мне заблагорассудится.
   Стюардессы поглядывали на меня с интересом и некоторым беспокойством.
   Скорее всего они решили, что я только что сделала аборт.
   В Дублине шел дождь. Посадочная полоса сверкала и казалась скользкой. В зале для прибывающих было пусто. Я прошла мимо карусели, стуча по кафельному полу своими высоченными каблуками.
   Я никому не сообщила, что возвращаюсь, так что никто меня не встречал.
   И вообще, по-моему, никто никого не встречал.
   Я заметила одинокого носильщика. Он терпеливо объяснял удивленному пассажиру, что пропустить один рейс большая неудача, но пропустить два — просто непростительно.
   Я прошла мимо закрытых киосков, мимо конторы по обмену валюты, прячущейся в темноте, и пустых окошек, где в приличное время можно взять машину напрокат. Наконец я добралась до мокрого выхода.
   У подъезда стояло одно-единственное такси. Водитель читал газету. У него был такой вид. будто он стоял здесь уже несколько дней.
   Он вез меня домой и, что удивительно, молчал. Единственными звуками были поскрипывание «дворников» и стук дождевых капель по крыше.
   Наконец он высадил меня у моего дома. Ни в одном окне не горел свет. Я вежливо поблагодарила его за поездку, он так же вежливо поблагодарил меня за чаевые. Мы распрощались.