Страница:
— Прости, — извинилась я и улыбнулась. — Просто она тебя не знает. Дай ей время. Сейчас она напугана.
— Ты права, наверное, потребуется время, — слегка оживился он.
— Правильно, — согласилась я.
Внезапно меня объял ужас. Где он собирается провести это «время» с ней? Если он приехал в Дублин, чтобы забрать у меня Кейт, ему придется умереть. Других вариантов нет.
— …кофе, — вдруг донесся до меня голос Джеймса.
— Что? — резко переспросила я.
Он смотрел на меня так, будто я веду себя странно Интересно, сколько раз он просил у меня кофе, прежде чем я его услышала?
— Конечно, — сказала я.
Я положила Кейт в корзинку и отправилась на кухню варить ему кофе. Разумеется, надо было раньше предложить самой. Но я так волновалась, что мне эта мысль даже не пришла в голову.
Я обрадовалась, что можно уйти на кухню. Глубоко вздохнула и закрыла за собой дверь. Мои руки так тряслись, что я с трудом налила воды в чайник. Еще бы, мне так трудно приходилось! Я выбилась из сил, притворяясь, что у меня все хорошо. И я с трудом держала в узде дикий гнев, готовый в любой момент вырваться на свободу. Но я знала, что должна справиться и спасти все, что возможно. Ради Кейт.
Я принесла кофе в столовую. Джеймс стоял, наклонившись над корзинкой, и пытался поговорить с Кейт. Он с ней явно что-то обсуждал. Как будто она была его коллегой, а не двухмесячным младенцем. Он не вел себя так, как ведут нормальные, душевные люди в присутствии детей. Ну, вы знаете: как будто все их мозги остались снаружи, под дождем. Воркование, курлыканье и глупые вопросы вроде: «А кто у нас самая красивая девочка на свете?» И правильный ответ совсем не тот, что вы ожидаете, — Синди Кроуфорд. Нет, Кейт Уебстер.
Он же говорил с ней так, будто обсуждал последние реформы.
Я поставила кофе на стол и в тот момент, когда кружка коснулась красного дерева, поняла, что я на автомате сварила Джеймсу кофе именно так, как он любит.
Я готова была придушить себя! Разве я не могла хотя бы притвориться, что забыла?
Разве я не могла налить в его кофе молока и положить два куска сахара, вместо того чтобы подать ему черный, без сахара и с добавлением холодной воды? И когда он обожжет себе рот горячим и сладким кофе, сказать безразлично:
— Ох, прости, я забыла, это ведь ты любишь кофе без сахара?
Куда уж мне!
Я упустила удобный шанс продемонстрировать, как мало он теперь для меня значит.
— Спасибо, Клэр, — сказал он, отпивая глоток кофе. — Ты, оказывается, помнишь, какой кофе я люблю. — И он удовлетворенно улыбнулся.
Я бы с удовольствием пошла на кухню, облилась бензином и подожгла себя, такой я была злой.
— Пожалуйста, — сказала я сквозь сжатые зубы.
И тут Джеймс заговорил.
— Знаешь, поверить не могу, что я здесь, — сказал он. откидываясь на стуле и держа кружку обеими руками. — Я боялся, что ты меня не впустишь.
— Почему? — спросила я с ледяной вежливостью.
— Ну… — Он покачал головой и печально улыбнулся. — Я думал, что твои мама и сестры выльют мне на голову кипящее масло, когда я появлюсь. Что-нибудь в этом роде.
Он сидел напротив меня и самодовольно улыбался, припоминая, с какой легкостью проник в логово льва, и, несмотря ни на что, чувствует себя в полной безопасности в этой семейке дикарей.
Я сдержала желание кинуться через стол и вырвать ему глотку зубами, прошипев при этом:
— Кипящее масло — слишком милосердный способ для такого мерзавца, как ты!
Вместо этого я холодно улыбнулась и сказала:
— Да не смеши меня, Джеймс! Мы — вполне цивилизованные люди, как бы плохо ты о нас ни думал. Зачем нам тебе вредить? Кроме того, — я коротко рассмеялась: будто льдинки рассыпались по стеклу, — ты нам нужен здоровеньким. Кто же иначе будет платить за содержание Кейт?
Последовала длинная пауза.
— О чем ты говоришь? Что значит «за содержание»? — медленно спросил он, как будто он никогда раньше ни о чем подобном не слышал.
— Джеймс, уж ты-то должен знать, что такое алименты! — сказала я удивленно.
Что, черт возьми, происходит?
Он же по профессии бухгалтер.
Он обязан знать, что такое алименты.
По правде сказать, я изумилась, что Джеймс не появился с подробным соглашением, которое мне осталось только подписать. Знаете, где расписано все в подробностях, вроде того, сколько пар обуви потребуется Кейт до конца жизни, учитывая амортизацию и тому подобное. Ведь подсчитывал же он чаевые официанткам до последнего пенни!
Я не хочу сказать, что Джеймс был жадным. Но он был очень хорошо организованным. Он постоянно что-то царапал на конвертах и бумажных салфетках, получая результат, который практически всегда оказывался правильным.
— Алименты… — задумчиво повторил Джеймс. Счастливым он не выглядел.
— Да, Джеймс, — со стальной решимостью подтвердила я.
Если мне не удастся договориться с ним насчет денег, я умру.
Нет, беру свои слова назад, умирать я не собираюсь.
Я убью его!
— Ладно-ладно, я понял, — сказал он несколько оторопело. — Да, нам действительно надо с тобой о многом поговорить.
— Безусловно, — подтвердила я с наигранным оптимизмом. — И раз ты уже здесь, то самое время это сделать.
И я широко улыбнулась.
Мне эта улыбка далась так тяжело, что я скорее всего повредила мускулы лица.
— Итак, — по-деловому продолжила я, притворяясь, что знаю, о чем толкую, — мы оба не слишком знакомы с такими вещами, но мне кажется, что мы должны договориться по основным вопросам, а там уж пусть адвокаты расставят все по местам. — Я позволила себе слегка улыбнуться, на что он не обратил ни малейшего внимания. — Или ты предпочитаешь вести все дела через адвокатов с самого начала?
— Ага! — внезапно оживился он и поднял указательный палец, подобно месье Пуаро, когда тот указывает на основную ошибку в споре. — Было бы неплохо иметь адвокатов. Но ведь у нас их нет, правда?
Он взглянул на меня жалостливо, как будто я какая-то деревенская дурочка.
— Ну… у меня, положим, есть, — сообщила я.
— В самом деле? — удивился Джеймс. — Так, так, так. — Он был явно поражен. И недоволен.
— Ну да… Конечно, у меня есть адвокат, — сказала я.
— Надо же, как мы торопимся! — заметил он довольно противным тоном. — Ты времени даром не теряла.
— Джеймс, о чем ты говоришь? Ведь прошло два месяца, — возразила я.
Подумать только, а я еще мучилась угрызениями совести из-за того, что постоянно откладываю разговор с ним и теряю время!
Я ничего не понимала.
Я что-то не так сделала? Может, существует какой-то порядок? Сроки, которые нужно соблюдать, прежде чем заняться обломками моего брака? Как, например, не иметь права танцевать в красном платье шесть лет после смерти мужа… Или что там было, чем Скарлетт О'Хара вызвала такое возмущение всего общества в Атланте?
— Да, — согласился Джеймс. — действительно прошло два месяца. — И вздохнул.
На мгновение мне в голову пришла дикая мысль: он опечален! Но я тут же сообразила, что в этом нет ничего удивительного. Какой мужчина не опечалится, когда вдруг окажется, что он должен содержать две семьи? И еще он наверняка представил себе гонорары адвокатов и агентов по недвижимости, которые протянутся до самого горизонта, пока мы с ним разводимся. К тому же приличное содержание двух отпрысков Дениз тоже обойдется недешево.
Я отбросила все пустые мысли в сторону и спросила:
— Джеймс, ты привез документы на квартиру?
— Нет, — еще раз удивился он.
— Почему? — спросила я, вдруг почувствовав, что очень устала.
— Не знаю, — сказал он, глядя в пол.
Последовала недоуменная пауза.
— Наверное, я об этом не подумал. Я так спешно вылетел из Лондона.
— У тебя вообще есть с собой какие-нибудь документы? — спросила я, горя желанием его пристукнуть. — Банковские бумаги, наши пенсионные дела и тому подобное?
— Нет, — коротко ответил Джеймс. И внезапно очень сильно побледнел. Наверное, разозлился, что оказался в таком положении.
Такая нерасторопность совсем на него не походила. Была не в его характере. Хотя последнее время он вообще вел себя не так, как можно было от него ожидать. Может, у него нервный срыв? Или он вовсе не так уж влюблен в голстуху Дениз? Наверное, что-то случилось с его зрением, когда он решил бежать с ней. А может, и мозги у него слегка повредились.
— А нам нужны все эти документы? — спросил он.
— Ну, не прямо сейчас, наверное, — сказала я. — Но если мы хотим со всем разобраться, пока ты здесь, то было бы неплохо их иметь.
— Наверное, я могу получить их по факсу, — медленно произнес Джеймс. — Если ты действительно этого хочешь.
— Ну, дело ведь не в том, чего я хочу, — сказала я, немного смешавшись. — Мы же должны решить, что кому принадлежит.
— Господи, какой ужас! — заметил он с отвращением. — Ты хочешь сказать, нам надо поделить полотенца, сковородки и все остальное?
— Да, именно это я и хочу сказать, — подтвердила я.
Что с ним такое? Он что, об этом вообще не думал?
— Джеймс, — обратилась я к нему, стараясь не обращать внимания на его обалдевший вид, — как ты себе все это представлял? Прилетят феи и разберутся с нашими разводными делами, пока мы спим?
Он умудрился слегка улыбнуться.
— Ты права, — устало согласился он. — Ты права, ты права, ты права.
— Безусловно, — не стала я спорить. — И чтобы тебя немного приободрить, я согласна уступить тебе все сковородки.
— Спасибо, — тихо сказал он.
— И не волнуйся, — продолжила я, — настанет день, когда мы все это будем вспоминать со смехом.
Разумеется, ничего подобного я не думала. Вообще я смутно чувствовала, что есть что-то глубоко неправильное в том, что я его утешаю и пытаюсь поддержать. Но все происходящее казалось мне таким странным, что я совсем запуталась.
Джеймс внезапно поднялся. Он выглядел совсем потерянным. Очевидно, раздумывал, как получить из Лондона документы по закладной и все остальное.
— Пожалуй, я пойду, — сказал он.
— Ладно, — согласилась я. — Почему бы тебе не вернуться в отель (отель! смех, да и только!) и не попробовать организовать пересылку документов? А мы можем встретиться позже.
— Договорились, — сказал он все так же тихо.
Я не могла дождаться, когда он уйдет.
С меня достаточно.
Все на самом деле кончено.
Мы общались, как цивилизованные люди. Слишком цивилизованные, если хотите знагь мое мнение.
Мне казалось, что все происходит во сне.
— Я тебе днем позвоню, — сказал Джеймс.
Он попрощался с Кейт, и, хотя выглядел при этом так, будто объяснял ей ее будущие пенсионные перспективы, по крайней мере он сделал попытку с ней пообщаться.
Наконец мне удалось от него избавиться.
Он выглядел совсем вымотанным, когда уходил.
27
28
— Ты права, наверное, потребуется время, — слегка оживился он.
— Правильно, — согласилась я.
Внезапно меня объял ужас. Где он собирается провести это «время» с ней? Если он приехал в Дублин, чтобы забрать у меня Кейт, ему придется умереть. Других вариантов нет.
— …кофе, — вдруг донесся до меня голос Джеймса.
— Что? — резко переспросила я.
Он смотрел на меня так, будто я веду себя странно Интересно, сколько раз он просил у меня кофе, прежде чем я его услышала?
— Конечно, — сказала я.
Я положила Кейт в корзинку и отправилась на кухню варить ему кофе. Разумеется, надо было раньше предложить самой. Но я так волновалась, что мне эта мысль даже не пришла в голову.
Я обрадовалась, что можно уйти на кухню. Глубоко вздохнула и закрыла за собой дверь. Мои руки так тряслись, что я с трудом налила воды в чайник. Еще бы, мне так трудно приходилось! Я выбилась из сил, притворяясь, что у меня все хорошо. И я с трудом держала в узде дикий гнев, готовый в любой момент вырваться на свободу. Но я знала, что должна справиться и спасти все, что возможно. Ради Кейт.
Я принесла кофе в столовую. Джеймс стоял, наклонившись над корзинкой, и пытался поговорить с Кейт. Он с ней явно что-то обсуждал. Как будто она была его коллегой, а не двухмесячным младенцем. Он не вел себя так, как ведут нормальные, душевные люди в присутствии детей. Ну, вы знаете: как будто все их мозги остались снаружи, под дождем. Воркование, курлыканье и глупые вопросы вроде: «А кто у нас самая красивая девочка на свете?» И правильный ответ совсем не тот, что вы ожидаете, — Синди Кроуфорд. Нет, Кейт Уебстер.
Он же говорил с ней так, будто обсуждал последние реформы.
Я поставила кофе на стол и в тот момент, когда кружка коснулась красного дерева, поняла, что я на автомате сварила Джеймсу кофе именно так, как он любит.
Я готова была придушить себя! Разве я не могла хотя бы притвориться, что забыла?
Разве я не могла налить в его кофе молока и положить два куска сахара, вместо того чтобы подать ему черный, без сахара и с добавлением холодной воды? И когда он обожжет себе рот горячим и сладким кофе, сказать безразлично:
— Ох, прости, я забыла, это ведь ты любишь кофе без сахара?
Куда уж мне!
Я упустила удобный шанс продемонстрировать, как мало он теперь для меня значит.
— Спасибо, Клэр, — сказал он, отпивая глоток кофе. — Ты, оказывается, помнишь, какой кофе я люблю. — И он удовлетворенно улыбнулся.
Я бы с удовольствием пошла на кухню, облилась бензином и подожгла себя, такой я была злой.
— Пожалуйста, — сказала я сквозь сжатые зубы.
И тут Джеймс заговорил.
— Знаешь, поверить не могу, что я здесь, — сказал он. откидываясь на стуле и держа кружку обеими руками. — Я боялся, что ты меня не впустишь.
— Почему? — спросила я с ледяной вежливостью.
— Ну… — Он покачал головой и печально улыбнулся. — Я думал, что твои мама и сестры выльют мне на голову кипящее масло, когда я появлюсь. Что-нибудь в этом роде.
Он сидел напротив меня и самодовольно улыбался, припоминая, с какой легкостью проник в логово льва, и, несмотря ни на что, чувствует себя в полной безопасности в этой семейке дикарей.
Я сдержала желание кинуться через стол и вырвать ему глотку зубами, прошипев при этом:
— Кипящее масло — слишком милосердный способ для такого мерзавца, как ты!
Вместо этого я холодно улыбнулась и сказала:
— Да не смеши меня, Джеймс! Мы — вполне цивилизованные люди, как бы плохо ты о нас ни думал. Зачем нам тебе вредить? Кроме того, — я коротко рассмеялась: будто льдинки рассыпались по стеклу, — ты нам нужен здоровеньким. Кто же иначе будет платить за содержание Кейт?
Последовала длинная пауза.
— О чем ты говоришь? Что значит «за содержание»? — медленно спросил он, как будто он никогда раньше ни о чем подобном не слышал.
— Джеймс, уж ты-то должен знать, что такое алименты! — сказала я удивленно.
Что, черт возьми, происходит?
Он же по профессии бухгалтер.
Он обязан знать, что такое алименты.
По правде сказать, я изумилась, что Джеймс не появился с подробным соглашением, которое мне осталось только подписать. Знаете, где расписано все в подробностях, вроде того, сколько пар обуви потребуется Кейт до конца жизни, учитывая амортизацию и тому подобное. Ведь подсчитывал же он чаевые официанткам до последнего пенни!
Я не хочу сказать, что Джеймс был жадным. Но он был очень хорошо организованным. Он постоянно что-то царапал на конвертах и бумажных салфетках, получая результат, который практически всегда оказывался правильным.
— Алименты… — задумчиво повторил Джеймс. Счастливым он не выглядел.
— Да, Джеймс, — со стальной решимостью подтвердила я.
Если мне не удастся договориться с ним насчет денег, я умру.
Нет, беру свои слова назад, умирать я не собираюсь.
Я убью его!
— Ладно-ладно, я понял, — сказал он несколько оторопело. — Да, нам действительно надо с тобой о многом поговорить.
— Безусловно, — подтвердила я с наигранным оптимизмом. — И раз ты уже здесь, то самое время это сделать.
И я широко улыбнулась.
Мне эта улыбка далась так тяжело, что я скорее всего повредила мускулы лица.
— Итак, — по-деловому продолжила я, притворяясь, что знаю, о чем толкую, — мы оба не слишком знакомы с такими вещами, но мне кажется, что мы должны договориться по основным вопросам, а там уж пусть адвокаты расставят все по местам. — Я позволила себе слегка улыбнуться, на что он не обратил ни малейшего внимания. — Или ты предпочитаешь вести все дела через адвокатов с самого начала?
— Ага! — внезапно оживился он и поднял указательный палец, подобно месье Пуаро, когда тот указывает на основную ошибку в споре. — Было бы неплохо иметь адвокатов. Но ведь у нас их нет, правда?
Он взглянул на меня жалостливо, как будто я какая-то деревенская дурочка.
— Ну… у меня, положим, есть, — сообщила я.
— В самом деле? — удивился Джеймс. — Так, так, так. — Он был явно поражен. И недоволен.
— Ну да… Конечно, у меня есть адвокат, — сказала я.
— Надо же, как мы торопимся! — заметил он довольно противным тоном. — Ты времени даром не теряла.
— Джеймс, о чем ты говоришь? Ведь прошло два месяца, — возразила я.
Подумать только, а я еще мучилась угрызениями совести из-за того, что постоянно откладываю разговор с ним и теряю время!
Я ничего не понимала.
Я что-то не так сделала? Может, существует какой-то порядок? Сроки, которые нужно соблюдать, прежде чем заняться обломками моего брака? Как, например, не иметь права танцевать в красном платье шесть лет после смерти мужа… Или что там было, чем Скарлетт О'Хара вызвала такое возмущение всего общества в Атланте?
— Да, — согласился Джеймс. — действительно прошло два месяца. — И вздохнул.
На мгновение мне в голову пришла дикая мысль: он опечален! Но я тут же сообразила, что в этом нет ничего удивительного. Какой мужчина не опечалится, когда вдруг окажется, что он должен содержать две семьи? И еще он наверняка представил себе гонорары адвокатов и агентов по недвижимости, которые протянутся до самого горизонта, пока мы с ним разводимся. К тому же приличное содержание двух отпрысков Дениз тоже обойдется недешево.
Я отбросила все пустые мысли в сторону и спросила:
— Джеймс, ты привез документы на квартиру?
— Нет, — еще раз удивился он.
— Почему? — спросила я, вдруг почувствовав, что очень устала.
— Не знаю, — сказал он, глядя в пол.
Последовала недоуменная пауза.
— Наверное, я об этом не подумал. Я так спешно вылетел из Лондона.
— У тебя вообще есть с собой какие-нибудь документы? — спросила я, горя желанием его пристукнуть. — Банковские бумаги, наши пенсионные дела и тому подобное?
— Нет, — коротко ответил Джеймс. И внезапно очень сильно побледнел. Наверное, разозлился, что оказался в таком положении.
Такая нерасторопность совсем на него не походила. Была не в его характере. Хотя последнее время он вообще вел себя не так, как можно было от него ожидать. Может, у него нервный срыв? Или он вовсе не так уж влюблен в голстуху Дениз? Наверное, что-то случилось с его зрением, когда он решил бежать с ней. А может, и мозги у него слегка повредились.
— А нам нужны все эти документы? — спросил он.
— Ну, не прямо сейчас, наверное, — сказала я. — Но если мы хотим со всем разобраться, пока ты здесь, то было бы неплохо их иметь.
— Наверное, я могу получить их по факсу, — медленно произнес Джеймс. — Если ты действительно этого хочешь.
— Ну, дело ведь не в том, чего я хочу, — сказала я, немного смешавшись. — Мы же должны решить, что кому принадлежит.
— Господи, какой ужас! — заметил он с отвращением. — Ты хочешь сказать, нам надо поделить полотенца, сковородки и все остальное?
— Да, именно это я и хочу сказать, — подтвердила я.
Что с ним такое? Он что, об этом вообще не думал?
— Джеймс, — обратилась я к нему, стараясь не обращать внимания на его обалдевший вид, — как ты себе все это представлял? Прилетят феи и разберутся с нашими разводными делами, пока мы спим?
Он умудрился слегка улыбнуться.
— Ты права, — устало согласился он. — Ты права, ты права, ты права.
— Безусловно, — не стала я спорить. — И чтобы тебя немного приободрить, я согласна уступить тебе все сковородки.
— Спасибо, — тихо сказал он.
— И не волнуйся, — продолжила я, — настанет день, когда мы все это будем вспоминать со смехом.
Разумеется, ничего подобного я не думала. Вообще я смутно чувствовала, что есть что-то глубоко неправильное в том, что я его утешаю и пытаюсь поддержать. Но все происходящее казалось мне таким странным, что я совсем запуталась.
Джеймс внезапно поднялся. Он выглядел совсем потерянным. Очевидно, раздумывал, как получить из Лондона документы по закладной и все остальное.
— Пожалуй, я пойду, — сказал он.
— Ладно, — согласилась я. — Почему бы тебе не вернуться в отель (отель! смех, да и только!) и не попробовать организовать пересылку документов? А мы можем встретиться позже.
— Договорились, — сказал он все так же тихо.
Я не могла дождаться, когда он уйдет.
С меня достаточно.
Все на самом деле кончено.
Мы общались, как цивилизованные люди. Слишком цивилизованные, если хотите знагь мое мнение.
Мне казалось, что все происходит во сне.
— Я тебе днем позвоню, — сказал Джеймс.
Он попрощался с Кейт, и, хотя выглядел при этом так, будто объяснял ей ее будущие пенсионные перспективы, по крайней мере он сделал попытку с ней пообщаться.
Наконец мне удалось от него избавиться.
Он выглядел совсем вымотанным, когда уходил.
27
Я расплакалась, как только закрыла за ним дверь.
И, как будто нутром почувствовав, что он ушел, Анна, Хелен и мама торжественно спустились с обеспокоенными лицами. Впрочем, о чем я говорю?! Они все это время пролежали на полу в спальне над столовой, чтобы с помощью стакана услышать, о чем мы говорим.
Я чувствовала себя отвратительно.
Будто осознав мою печаль, Кейт принялась плакать. Хотя весьма вероятно, что она просто проголодалась. Так или иначе, но в доме сразу стало очень шумно.
— Сволочь! — сумела я произнести между рыданиями. По лицу моему потоками лились слезы. — Почему для него все так легко? Просто машина какая-то, никаких чувств!
— Он не был расстроен? Ни чуточки? — заботливо спросила мама.
— Единственное, о чем этот мудак беспокоится, так это как неприятно будет делить наши пожитки!
— Ну, это не так плохо, — попыталась утешить меня Хелен. — Возможно, он тогда просто оставит все тебе.
Хорошая попытка, Хелен. Только мне хотелось услышать совсем другое.
— Значит, он ни слова не сказал о примирении? — огорчилась мама.
— Примирение?! — взвизгнула Хелен. — Но ведь ты не пустишь его назад, верно? После того как он с тобой так мерзко обошелся.
— Да не в этом дело! — рыдала я. — Мне хотелось иметь выбор. Мне было бы приятно иметь возможность сказать ему, чтобы он убирался, что я ни за какие деньги больше не прикоснусь к нему. И у этого подлеца даже не хватило порядочности дать мне этот шанс!
Вся троица сочувственно кивнула.
— И он был таким самодовольным! — выкрикнула я. — А я еще к тому же показала, что помню, какой кофе он любит!
Все судорожно вздохнули и принялись качать головами по поводу такой глупости.
— Это плохо, — сказала Анна, — теперь он знает, что тебе не наплевать.
— Но мне наплевать! — яростно запротестовала я. — Я его ненавижу, этого предателя и напыщенного ублюдка! — Я не могла остановиться, а слезы все текли по моему распухшему, покрытому пятнами лицу. — Нет, какое нахальство!
— В чем дело? — спросили все хором, желая услышать сообщение о еще каком-то проступке Джеймса.
— Он так расстроился из-за дележа имущества, что мне же пришлось его утешать. Представляете, я утешала его! После всего случившегося…
— Мужчины! — заметила Анна, устало качая головой. — Жить с ними невозможно.
— Да, жить с ними невозможно, — вздохнула мама. — Но пристрелить их тоже невозможно.
— Еще как возможно! — взметнулась Хелен.
— И чем все кончилось? — спросила мама.
— Пока ничем, — сказала я. — Он позвонит днем.
— И что ты будешь тем временем делать? — спросила мама, с беспокойством поглядывая на бар, хотя там уже много лет было пусто. Старые привычки живучи.
— Ничего, — сказала я. — Я устала.
— Почему бы тебе не полежать? — сразу же подхватила она. — Тебе так досталось. Мы присмотрим за Кейт.
Хелен взглянула на нее так, будто собралась протестовать. Она уже открыла рот, чтобы дать волю гневу, но тут же закрыла его.
Почти что чудо, должна я отметить.
— Ладно, — милостиво согласилась я.
Я втащила себя на второй этаж и улеглась в постель, не снимая чудесных одежек, в которые меня обрядили утром. Ни следа не осталось от улыбающейся, хорошо накрашенной, привлекательной женщины. На кровати лежала развалина с опухшими глазами и пятнистым лицом.
Во второй половине дня мама осторожно потрясла меня за плечо и сказала:
— Джеймс звонит. Будешь с ним разговаривать?
— Да. — сказала я.
Выбравшись из постели, вся в мятой одежде, с заспанными глазами и тупым выражением лица, я подошла к телефону.
— Клэр, — деловито начал Джеймс, — я попытался получить все нужные документы факсом, но в этом проклятом городе нигде его не найдешь.
Он говорил обвиняющим тоном, и я сразу почувствовала себя виноватой. Как будто я лично пробежалась по городу и закрыла все заведения, где есть факс, только чтобы доставить ему неприятность.
— Ох, извини, Джеймс, — промямлила я. — Если бы ты раньше сказал, я предложила бы послать их через отцовский офис.
— Ладно, проехали, — вздохнул он раздраженно, как будто хотел, чтобы я поняла, что если ему что-то нужно, то он сделает это сам, не прибегая к помощи ни одного из членов моей семейки. — Их отправили почтой, утром должны быть здесь.
Я усмехнулась про себя, будучи в курсе неторопливой манеры работы ирландской почты, особенно если сравнивать ее с английской. Но промолчала. Можно не сомневаться, что, если документы не придут вовремя, он исхитрится и в этом обвинить меня.
— Но мне кажется, что нам все равно следует вечером встретиться, — продолжил он деловито.
«Время — деньги», — в этом весь Джеймс!
Но он был прав. Нам все равно надо встретиться. Столько всего следует обсудить.
Мне хотелось поскорее со всем покончить, чтобы продолжать жить дальше.
У меня ведь нет других мотивов, верно?
Я отнюдь не заблуждалась и не воображала, что если он снова меня увидит, то поймет, что все еще любит.
Хотя, должна признаться, тот факт, что он меня больше не любит, приводил меня в недоумение.
— Ну, и что ты предлагаешь? — спросил он. — Я бы пришел к вам, но я не уверен, что мне там будут рады.
Я не верила своим ушам.
Какой наглец!
Разумеется, он не имел никакого права рассчитывать на гостеприимство в моем доме. Но ведь я принимала его вежливо и цивилизованно — чего никак нельзя было сказать о его отношении ко мне.
Разве я не сварила ему кофе? Разве я спустила на него собак? Правда, собак у нас в доме не водилось, но не в этом дело. Больше того, я не спустила на него Хелен!
Чего же он ждал? Что вдоль дороги из дублинского аэропорта будут стоять восхищенные туземцы, размахивая флагами? Духового оркестра и красной ковровой дорожки? Что я встречу его в дверях в прозрачном неглиже и хрипловато скажу: «Добро пожаловать домой, дорогой!»?
Честно, я ничего не могла понять. И не знала, что ему сказать. Создавалось впечатление, что он дуется. Как будто хочет, чтобы я сказала ему что-нибудь вроде: «Не глупи, Джеймс, разумеется, все тебе рады».
Но Джеймс никогда не дуется. Он слишком для этого взрослый. И ни один человек в трезвом уме не мог рассчитывать, что я встречу его с распростертыми объятиями.
Но что же мне сказать?
— Жаль, что ты так думаешь, Джеймс, — робко произнесла я. — Если я или моя семья каким-то образом проявили себя негостеприимно, я могу только извиниться.
Разумеется, я ничего подобного не имела в виду. Если моя семья действительно его чем-то обидела, если, например, Хелен строила ему рожи из окна второго этажа, делала неприличные жесты или показала ему задницу, то я ее персонально вознагражу.
И хотя я давилась этими вежливыми словами, я прежде всего думала о Кейт.
Ничто бы не доставило мне большего удовольствия, чем заявить Джеймсу, что никто в этом доме ему не рад, но это было бы равносильно членовредительству. Я не хотела, чтобы Кейт росла без отца, так что мне приходилось за это расплачиваться, уверяя Джеймса в том, что никто против его присутствия не возражает.
— Ну, тогда я заеду? — недовольным голосом спросил он.
Нет, что с ним такое? Он ведет себя как капризный ребенок, а это так не похоже на него!
— Слушай, Джеймс, — мягко сказала я, — я не хочу, чтобы ты сюда приходил, если тебе здесь неуютно. Может быть, нам лучше встретиться в городе?
Джеймс довольно долго переваривал мое предложение.
— Ладно, — холодно согласился он. — Мы можем пойти куда-нибудь ужинать.
— Звучит привлекательно, — пробормотала я.
— Все равно мне надо где-то есть, — грубо добавил он. — Так что можешь пойти со мной.
— Ты всегда умел уговорить кого угодно, — заметила я, с трудом притворяясь, что улыбаюсь. Но мне вдруг стало очень грустно.
Мы договорились встретиться в половине восьмого в ресторане в центре города.
Подготовка к вечернему выходу была еще более тщательной, чем к утренней встрече. Естественно, мне хотелось выглядеть красивой. К тому же я не возражала и против сексуального вида.
Джеймсу всегда нравились мои ноги, особенно когда я надевала туфли на высоких каблуках. Мы тогда были почти одного роста. Поэтому я и надела туфли с самыми высокими каблуками, самое короткое платье — черное, разумеется — и самую прозрачную пару колготок, какие только удалось найти.
Мне повезло, что я только накануне побрила ноги. Когда собиралась заняться любовью с Адамом. Но об этом потом.
Я не пожалела косметики.
— Побольше туши! — советовала стоящая за моей спиной Хелен. — Погуще положи тонального крема.
Поскольку наши скромные утренние усилия желаемого результата не принесли, теперь мы старались вовсю. Я красилась с такой же тщательностью, когда шла на первое свидание с Джеймсом. А теперь я прихорашивалась, чтобы выглядеть красивой на финальной встрече, завершающей наш брак…
Все впустую!
Неудавшийся брак можно описать как кучу потраченной зря косметики. Забудьте смех, забудьте ссоры, забудьте секс, забудьте ревность. Но снимите шляпу и минуту помолчите перед шеренгой безвестных тюбиков с тональным кремом, тушью для ресниц, карандашей для подведения глаз, румян и помады, которые погибли, чтобы все это было возможно. И погибли зря.
Я взглянула на себя в зеркало и решила, что выгляжу неплохо. Высокая, стройная, почти что элегантная. Ничего даже отдаленно напоминающего арбуз.
— Господи, — сказала Хелен, качая головой с неприкрытым восхищением. — Взгляни на себя. Подумать только, совсем недавно ты была толстой старой стервой.
Ничего себе комплимент!
— Забери волосы наверх, — предложила Хелен.
— Не могу, они слишком короткие, — возразила я.
— Ничего подобного, — заявила она, подошла ко мне и собрала волосы на затылке.
Черт возьми, она оказалась права. Видимо, за два месяца, пока я не обращала на них внимания, волосы подросли.
— Надо же! — обрадовалась я. — У меня в последний раз были длинные волосы в шестнадцать лет.
Хелен занялась заколками, пока я, как помешанная, улыбалась своему отражению в зеркале.
— Джеймс расстроится, — сказала я. — Пожалеет, что не может заполучить такую красотку. Как только я появлюсь в дверях, он упадет на колени и будет уговаривать меня вернуться.
Мои прекрасные фантазии насчет пускающего слюни Джеймса прервал резкий голос Хелен:
— Что ты сделала со своими ушами?
— А что такое?
— Они коричневого цвета.
— Ой, это краска. Ее теперь не отмоешь. Наверное, лучше опустить волосы, чтобы не было видно ушей, — с грустью сказала я. Я как-то быстро привыкла к своему изысканному виду.
— Нет, мы что-нибудь придумаем, — сверкнула глазами Хелен. — Сиди смирно!
Она вышла и через минуту вернулась с Анной, которая при виде меня присвистнула, огромным куском ваты и бутылкой скипидара.
— Ты займись тем ухом, — распорядилась Хелен, — а я примусь за это.
Я пошла на свидание с Джеймсом не с каштановыми, а с красными и почти кровоточащими ушами.
Зато волосы были подняты вверх.
И, как будто нутром почувствовав, что он ушел, Анна, Хелен и мама торжественно спустились с обеспокоенными лицами. Впрочем, о чем я говорю?! Они все это время пролежали на полу в спальне над столовой, чтобы с помощью стакана услышать, о чем мы говорим.
Я чувствовала себя отвратительно.
Будто осознав мою печаль, Кейт принялась плакать. Хотя весьма вероятно, что она просто проголодалась. Так или иначе, но в доме сразу стало очень шумно.
— Сволочь! — сумела я произнести между рыданиями. По лицу моему потоками лились слезы. — Почему для него все так легко? Просто машина какая-то, никаких чувств!
— Он не был расстроен? Ни чуточки? — заботливо спросила мама.
— Единственное, о чем этот мудак беспокоится, так это как неприятно будет делить наши пожитки!
— Ну, это не так плохо, — попыталась утешить меня Хелен. — Возможно, он тогда просто оставит все тебе.
Хорошая попытка, Хелен. Только мне хотелось услышать совсем другое.
— Значит, он ни слова не сказал о примирении? — огорчилась мама.
— Примирение?! — взвизгнула Хелен. — Но ведь ты не пустишь его назад, верно? После того как он с тобой так мерзко обошелся.
— Да не в этом дело! — рыдала я. — Мне хотелось иметь выбор. Мне было бы приятно иметь возможность сказать ему, чтобы он убирался, что я ни за какие деньги больше не прикоснусь к нему. И у этого подлеца даже не хватило порядочности дать мне этот шанс!
Вся троица сочувственно кивнула.
— И он был таким самодовольным! — выкрикнула я. — А я еще к тому же показала, что помню, какой кофе он любит!
Все судорожно вздохнули и принялись качать головами по поводу такой глупости.
— Это плохо, — сказала Анна, — теперь он знает, что тебе не наплевать.
— Но мне наплевать! — яростно запротестовала я. — Я его ненавижу, этого предателя и напыщенного ублюдка! — Я не могла остановиться, а слезы все текли по моему распухшему, покрытому пятнами лицу. — Нет, какое нахальство!
— В чем дело? — спросили все хором, желая услышать сообщение о еще каком-то проступке Джеймса.
— Он так расстроился из-за дележа имущества, что мне же пришлось его утешать. Представляете, я утешала его! После всего случившегося…
— Мужчины! — заметила Анна, устало качая головой. — Жить с ними невозможно.
— Да, жить с ними невозможно, — вздохнула мама. — Но пристрелить их тоже невозможно.
— Еще как возможно! — взметнулась Хелен.
— И чем все кончилось? — спросила мама.
— Пока ничем, — сказала я. — Он позвонит днем.
— И что ты будешь тем временем делать? — спросила мама, с беспокойством поглядывая на бар, хотя там уже много лет было пусто. Старые привычки живучи.
— Ничего, — сказала я. — Я устала.
— Почему бы тебе не полежать? — сразу же подхватила она. — Тебе так досталось. Мы присмотрим за Кейт.
Хелен взглянула на нее так, будто собралась протестовать. Она уже открыла рот, чтобы дать волю гневу, но тут же закрыла его.
Почти что чудо, должна я отметить.
— Ладно, — милостиво согласилась я.
Я втащила себя на второй этаж и улеглась в постель, не снимая чудесных одежек, в которые меня обрядили утром. Ни следа не осталось от улыбающейся, хорошо накрашенной, привлекательной женщины. На кровати лежала развалина с опухшими глазами и пятнистым лицом.
Во второй половине дня мама осторожно потрясла меня за плечо и сказала:
— Джеймс звонит. Будешь с ним разговаривать?
— Да. — сказала я.
Выбравшись из постели, вся в мятой одежде, с заспанными глазами и тупым выражением лица, я подошла к телефону.
— Клэр, — деловито начал Джеймс, — я попытался получить все нужные документы факсом, но в этом проклятом городе нигде его не найдешь.
Он говорил обвиняющим тоном, и я сразу почувствовала себя виноватой. Как будто я лично пробежалась по городу и закрыла все заведения, где есть факс, только чтобы доставить ему неприятность.
— Ох, извини, Джеймс, — промямлила я. — Если бы ты раньше сказал, я предложила бы послать их через отцовский офис.
— Ладно, проехали, — вздохнул он раздраженно, как будто хотел, чтобы я поняла, что если ему что-то нужно, то он сделает это сам, не прибегая к помощи ни одного из членов моей семейки. — Их отправили почтой, утром должны быть здесь.
Я усмехнулась про себя, будучи в курсе неторопливой манеры работы ирландской почты, особенно если сравнивать ее с английской. Но промолчала. Можно не сомневаться, что, если документы не придут вовремя, он исхитрится и в этом обвинить меня.
— Но мне кажется, что нам все равно следует вечером встретиться, — продолжил он деловито.
«Время — деньги», — в этом весь Джеймс!
Но он был прав. Нам все равно надо встретиться. Столько всего следует обсудить.
Мне хотелось поскорее со всем покончить, чтобы продолжать жить дальше.
У меня ведь нет других мотивов, верно?
Я отнюдь не заблуждалась и не воображала, что если он снова меня увидит, то поймет, что все еще любит.
Хотя, должна признаться, тот факт, что он меня больше не любит, приводил меня в недоумение.
— Ну, и что ты предлагаешь? — спросил он. — Я бы пришел к вам, но я не уверен, что мне там будут рады.
Я не верила своим ушам.
Какой наглец!
Разумеется, он не имел никакого права рассчитывать на гостеприимство в моем доме. Но ведь я принимала его вежливо и цивилизованно — чего никак нельзя было сказать о его отношении ко мне.
Разве я не сварила ему кофе? Разве я спустила на него собак? Правда, собак у нас в доме не водилось, но не в этом дело. Больше того, я не спустила на него Хелен!
Чего же он ждал? Что вдоль дороги из дублинского аэропорта будут стоять восхищенные туземцы, размахивая флагами? Духового оркестра и красной ковровой дорожки? Что я встречу его в дверях в прозрачном неглиже и хрипловато скажу: «Добро пожаловать домой, дорогой!»?
Честно, я ничего не могла понять. И не знала, что ему сказать. Создавалось впечатление, что он дуется. Как будто хочет, чтобы я сказала ему что-нибудь вроде: «Не глупи, Джеймс, разумеется, все тебе рады».
Но Джеймс никогда не дуется. Он слишком для этого взрослый. И ни один человек в трезвом уме не мог рассчитывать, что я встречу его с распростертыми объятиями.
Но что же мне сказать?
— Жаль, что ты так думаешь, Джеймс, — робко произнесла я. — Если я или моя семья каким-то образом проявили себя негостеприимно, я могу только извиниться.
Разумеется, я ничего подобного не имела в виду. Если моя семья действительно его чем-то обидела, если, например, Хелен строила ему рожи из окна второго этажа, делала неприличные жесты или показала ему задницу, то я ее персонально вознагражу.
И хотя я давилась этими вежливыми словами, я прежде всего думала о Кейт.
Ничто бы не доставило мне большего удовольствия, чем заявить Джеймсу, что никто в этом доме ему не рад, но это было бы равносильно членовредительству. Я не хотела, чтобы Кейт росла без отца, так что мне приходилось за это расплачиваться, уверяя Джеймса в том, что никто против его присутствия не возражает.
— Ну, тогда я заеду? — недовольным голосом спросил он.
Нет, что с ним такое? Он ведет себя как капризный ребенок, а это так не похоже на него!
— Слушай, Джеймс, — мягко сказала я, — я не хочу, чтобы ты сюда приходил, если тебе здесь неуютно. Может быть, нам лучше встретиться в городе?
Джеймс довольно долго переваривал мое предложение.
— Ладно, — холодно согласился он. — Мы можем пойти куда-нибудь ужинать.
— Звучит привлекательно, — пробормотала я.
— Все равно мне надо где-то есть, — грубо добавил он. — Так что можешь пойти со мной.
— Ты всегда умел уговорить кого угодно, — заметила я, с трудом притворяясь, что улыбаюсь. Но мне вдруг стало очень грустно.
Мы договорились встретиться в половине восьмого в ресторане в центре города.
Подготовка к вечернему выходу была еще более тщательной, чем к утренней встрече. Естественно, мне хотелось выглядеть красивой. К тому же я не возражала и против сексуального вида.
Джеймсу всегда нравились мои ноги, особенно когда я надевала туфли на высоких каблуках. Мы тогда были почти одного роста. Поэтому я и надела туфли с самыми высокими каблуками, самое короткое платье — черное, разумеется — и самую прозрачную пару колготок, какие только удалось найти.
Мне повезло, что я только накануне побрила ноги. Когда собиралась заняться любовью с Адамом. Но об этом потом.
Я не пожалела косметики.
— Побольше туши! — советовала стоящая за моей спиной Хелен. — Погуще положи тонального крема.
Поскольку наши скромные утренние усилия желаемого результата не принесли, теперь мы старались вовсю. Я красилась с такой же тщательностью, когда шла на первое свидание с Джеймсом. А теперь я прихорашивалась, чтобы выглядеть красивой на финальной встрече, завершающей наш брак…
Все впустую!
Неудавшийся брак можно описать как кучу потраченной зря косметики. Забудьте смех, забудьте ссоры, забудьте секс, забудьте ревность. Но снимите шляпу и минуту помолчите перед шеренгой безвестных тюбиков с тональным кремом, тушью для ресниц, карандашей для подведения глаз, румян и помады, которые погибли, чтобы все это было возможно. И погибли зря.
Я взглянула на себя в зеркало и решила, что выгляжу неплохо. Высокая, стройная, почти что элегантная. Ничего даже отдаленно напоминающего арбуз.
— Господи, — сказала Хелен, качая головой с неприкрытым восхищением. — Взгляни на себя. Подумать только, совсем недавно ты была толстой старой стервой.
Ничего себе комплимент!
— Забери волосы наверх, — предложила Хелен.
— Не могу, они слишком короткие, — возразила я.
— Ничего подобного, — заявила она, подошла ко мне и собрала волосы на затылке.
Черт возьми, она оказалась права. Видимо, за два месяца, пока я не обращала на них внимания, волосы подросли.
— Надо же! — обрадовалась я. — У меня в последний раз были длинные волосы в шестнадцать лет.
Хелен занялась заколками, пока я, как помешанная, улыбалась своему отражению в зеркале.
— Джеймс расстроится, — сказала я. — Пожалеет, что не может заполучить такую красотку. Как только я появлюсь в дверях, он упадет на колени и будет уговаривать меня вернуться.
Мои прекрасные фантазии насчет пускающего слюни Джеймса прервал резкий голос Хелен:
— Что ты сделала со своими ушами?
— А что такое?
— Они коричневого цвета.
— Ой, это краска. Ее теперь не отмоешь. Наверное, лучше опустить волосы, чтобы не было видно ушей, — с грустью сказала я. Я как-то быстро привыкла к своему изысканному виду.
— Нет, мы что-нибудь придумаем, — сверкнула глазами Хелен. — Сиди смирно!
Она вышла и через минуту вернулась с Анной, которая при виде меня присвистнула, огромным куском ваты и бутылкой скипидара.
— Ты займись тем ухом, — распорядилась Хелен, — а я примусь за это.
Я пошла на свидание с Джеймсом не с каштановыми, а с красными и почти кровоточащими ушами.
Зато волосы были подняты вверх.
28
Должна признаться, что мое появление в дверях ресторана — один из самых приятных моментов в моей жизни. Джеймс поднял голову от бумаг, которые читал, и буквально обалдел.
— Гм, Клэр, — запинаясь, сказал он, — ты выглядишь потрясающе.
Я улыбнулась таинственной и изысканной улыбкой (так мне казалось).
— Спасибо, — промурлыкала я.
«Будешь знать, как меня бросать», — подумала я, усаживаясь на стул и давая ему возможность обозреть мое бедро в тонюсеньких колготках и короткое черное платье в обтяжку.
Он глаз не мог от меня оторвать.
Это было восхитительно!
Пока я шла от машины к ресторану, некоторые мужики странновато на меня поглядывали. Скорее всего для вечера понедельника в апреле я была чересчур элегантно одета. Да плевать на них!
Официант, молодой человек в плохо сидяшем на нем костюме, старающийся казаться итальянцем, но с дублинским акцентом, кинулся к нашему столику и потратил слишком много времени, расправляя салфетку на моих коленях.
— Спасибо, — сказала я, когда мероприятие слишком затянулось.
— Всегда пожалуйста, — протянул этот идиот — такой же итальянец, как бекон с капустой, — и подмигнул мне поверх головы Джеймса.
Честное слово!
Тут я впала в панику.
Не принял ли он меня за проститутку?
Я знала, что платье у меня слишком короткое. Но какого черта?!
Джеймс улыбнулся мне теплой, милой, одобрительной улыбкой. На мгновение я даже узнала в нем мужчину, за которого когда-то выходила замуж. Но тут он заметил, что молодой официант слишком низко наклонился, чтобы получше разглядеть мои ноги, и улыбки как не бывало.
— Клэр! — Он нахмурился, подобно отцу семейства времен королевы Виктории. — Прикройся. Только посмотри, как официант на тебя пялится.
Я покраснела.
Теперь в своем коротком платье я чувствовала себя провинциальной девчонкой, нелепой, а не сексуальной женщиной-вамп.
И все этот клятый Джеймс!
Он не всегда был таким, поверьте мне. Когда-то чем короче было мое платье, тем больше я ему нравилась.
Что ж, верно говорят, времена меняются.
Я наклонила голову и принялась отыскивать в меню самое дорогое блюдо.
— Мне кажется, нам надо обсудить вопрос денег, — сказала я, когда официант ушел.
— Все в порядке, — сказал он. — Я заплачу. Карточкой.
— Да нет, Джеймс! — возразила я, подозревая, что он намеренно строит из себя дурака. — Нам надо поговорить о наших деньгах. Понимаешь, твоих и моих, о нашей финансовой ситуации.
— А, понятно, — кивнул он.
— Так у нас есть деньги? — спросила я с беспокойством.
— Деньги? Разумеется, есть! — раздраженно ответил он. Раздражение его было вполне объяснимо. Еще бы, ведь я посмела усомниться в его способности содержать жену и семью. Или надо было сказать «жен и семьи»?
— С чего это ты решила, что у нас нет денег? — проворчал он.
— Ну, я долгое время не работала, только получала жалкое пособие по беременности, а ты платил по закладной. Кроме того, ты должен был платить за другую квартиру и…
— За какую другую квартиру? — спросил он громко и раздраженно.
— Ну, за ту… где ты жил с этой… Дениз, — промямлила я. Я с трудом выговорила ее имя.
— Гм, Клэр, — запинаясь, сказал он, — ты выглядишь потрясающе.
Я улыбнулась таинственной и изысканной улыбкой (так мне казалось).
— Спасибо, — промурлыкала я.
«Будешь знать, как меня бросать», — подумала я, усаживаясь на стул и давая ему возможность обозреть мое бедро в тонюсеньких колготках и короткое черное платье в обтяжку.
Он глаз не мог от меня оторвать.
Это было восхитительно!
Пока я шла от машины к ресторану, некоторые мужики странновато на меня поглядывали. Скорее всего для вечера понедельника в апреле я была чересчур элегантно одета. Да плевать на них!
Официант, молодой человек в плохо сидяшем на нем костюме, старающийся казаться итальянцем, но с дублинским акцентом, кинулся к нашему столику и потратил слишком много времени, расправляя салфетку на моих коленях.
— Спасибо, — сказала я, когда мероприятие слишком затянулось.
— Всегда пожалуйста, — протянул этот идиот — такой же итальянец, как бекон с капустой, — и подмигнул мне поверх головы Джеймса.
Честное слово!
Тут я впала в панику.
Не принял ли он меня за проститутку?
Я знала, что платье у меня слишком короткое. Но какого черта?!
Джеймс улыбнулся мне теплой, милой, одобрительной улыбкой. На мгновение я даже узнала в нем мужчину, за которого когда-то выходила замуж. Но тут он заметил, что молодой официант слишком низко наклонился, чтобы получше разглядеть мои ноги, и улыбки как не бывало.
— Клэр! — Он нахмурился, подобно отцу семейства времен королевы Виктории. — Прикройся. Только посмотри, как официант на тебя пялится.
Я покраснела.
Теперь в своем коротком платье я чувствовала себя провинциальной девчонкой, нелепой, а не сексуальной женщиной-вамп.
И все этот клятый Джеймс!
Он не всегда был таким, поверьте мне. Когда-то чем короче было мое платье, тем больше я ему нравилась.
Что ж, верно говорят, времена меняются.
Я наклонила голову и принялась отыскивать в меню самое дорогое блюдо.
— Мне кажется, нам надо обсудить вопрос денег, — сказала я, когда официант ушел.
— Все в порядке, — сказал он. — Я заплачу. Карточкой.
— Да нет, Джеймс! — возразила я, подозревая, что он намеренно строит из себя дурака. — Нам надо поговорить о наших деньгах. Понимаешь, твоих и моих, о нашей финансовой ситуации.
— А, понятно, — кивнул он.
— Так у нас есть деньги? — спросила я с беспокойством.
— Деньги? Разумеется, есть! — раздраженно ответил он. Раздражение его было вполне объяснимо. Еще бы, ведь я посмела усомниться в его способности содержать жену и семью. Или надо было сказать «жен и семьи»?
— С чего это ты решила, что у нас нет денег? — проворчал он.
— Ну, я долгое время не работала, только получала жалкое пособие по беременности, а ты платил по закладной. Кроме того, ты должен был платить за другую квартиру и…
— За какую другую квартиру? — спросил он громко и раздраженно.
— Ну, за ту… где ты жил с этой… Дениз, — промямлила я. Я с трудом выговорила ее имя.