Сдержанная, воспитанная, хозяйка своих эмоций, вот я какая. Ничего такого, что могло бы его спугнуть.
   — Ладно, — сказал он, осторожно, внимательно наблюдая за мной. — Вообще-то я зашел выпить чашку кофе.
   — Прекрасно, — сказала я, изображая полную невозмутимость.
   Он ушел.
   Я осталась ждать.
   Я ждала и ждала.
   «О господи! — печально подумала я. — Он наверняка сбежал. Он не хочет иметь со мной ничего общего. Наверное, вылез через маленькое окошко в мужском туалете, пробрался между мусорными бачками, которых всегда полно на задах кафе, и сбежал».
   Я положила книгу в сумку (знаете, я так ему обрадовалась, что совершенно забыла спрятать эту дрянную книгу) и поправила упряжь Кейт.
   Ладно, во всяком случае, я попыталась. И я была этому рада.
   Я не получила того, что хотела, но, по крайней мере, я взяла на себя ответственность за свою жизнь. Я попыталась что-то наладить. Я не вела себя как пассивная жертва, сдавшаяся без сопротивления.
   Не сработало, ну и что с того? Самое главное — попытаться. И когда в следующий раз я встречу хорошего мужчину, я не буду изображать из себя слезливую школьницу и подозревать его во всех грехах.
   Я уже собралась встать, когда Адам появился с подносом, на котором стояли чашки с кофе и лежали плюшки.
   Подлец! Я только что была взрослой, зрелой и мудрой, и все абсолютно зря, черт побери.
   Мне даже захотелось прогнать его, попросить оставить меня в покое. Всего несколько минут назад я смирилась с мыслью, что потеряла его, так что же мне делать теперь? Наслаждаться его обществом? У вас что, крыша поехала?
   — Извини, что задержался, — сказал он. — Там кассирша вдруг впала в истерику и… Эй, куда это ты собралась?
   На его лице отразилось изумление, которое тут же сменилось огорчением.
   — Прости, — пробормотала я, чувствуя себя ужасно.
   — Почему ты уходишь? — сердито и обиженно спросил он. — Извини, что я так долго. Но я надеялся, что ты подождешь.
   — Я решила, что ты ушел, — промямлила я.
   — Почему? — удивился он. — Почему я должен был уйти?
   — Не знаю, — сказала я. Меня аж тошнило от смущения.
   — Послушай! — Он так резко поставил поднос на стол, что кофе расплескался.
   Я вздрогнула от испуга.
   — Садись, — сердито сказал Адам. Положил руки мне на плечи и решительно усадил меня снова на стул — Прости, Кейт, — извинился он. По-видимому, на ее маленьком личике отразилось удивление от такой перемены. — А теперь скажи мне, — снова обратился он ко мне, — что, черт возьми, происходит?
   — В каком смысле? — тихо спросила я.
   Адам явно пытался сдержать гнев, и меня это пугало.
   — Почему ты со мной так обращаешься? — сердито спросил он, приблизив ко мне лицо.
   Я не могла поверить своим глазам.
   Куда подевался приятный и вежливый Адам?
   — Как — так? — тупо спросила я. Я его боялась, но, подобно зайцу, попавшему в свет фар, не могла отвести взгляда от гневной голубизны его глаз.
   — Как будто я какой-то подонок!
   — Это неправда… — удивленно прошептала я.
   Я ведь не делала ничего подобного, верно?
   — Нет, ты именно так со мной обращаешься! — рявкнул он, впиваясь пальцами в мои плечи. — Практически с первого дня нашего знакомства. Когда мы познакомились, ты мне очень понравилась, мне хотелось тебя видеть, что тут такого? — продолжил он, распаляясь.
   — Ничего. — прошептала я.
   — Тогда почему ты ведешь себя так, будто я какой-то Казанова? Почему ты решила, что я путаюсь с твоей маленькой сестрой? Почему ты решила, что я уйду и оставлю тебя сидеть здесь, скажи мне, почему?!
   Люди за соседними столиками начали заинтересованно оглядываться на нас, но Адам ничего не замечал, а я не считала разумным указывать ему на это, особенно в его теперешнем состоянии.
   — Разве ты не понимаешь, что оскорбляешь меня? — резко спросил он.
   — Нет, — пробормотала я, боясь взглянуть на него.
   — Так вот, оскорбляешь!
   Я не знала, что сказать. Сидела и смотрела на него.
   Внезапно я осознала, как близко от меня находится его лицо. Нас разделяло всего несколько дюймов. Я могла разглядеть каждый отдельный волосок в его щетине, слегка загорелую кожу, плотно обтягивающую скульптурные скулы, ровные белые зубы, чувственный рот…
   Внезапно он замер. Злость, кажется, покинула его. Мы сидели, подобно статуям, уставившись друг на друга. Его руки все еще лежали на моих плечах.
   Я остро ощущала его силу — и его уязвимость.
   Потом он отодвинулся от меня и долго сидел, устало свесив руки.
   — Адам, — рискнула я позвать.
   Он даже не взглянул на меня. Просто сидел, склонив голову и демонстрируя мне свои роскошные темные волосы.
   — Адам, — повторила я и осторожно коснулась его руки.
   Он напрягся, но руки не отнял.
   — Дело не в тебе, а во мне, — неуклюже пробормотала я.
   После небольшой паузы он спросил:
   — Что ты имеешь в виду?
   По крайней мере, так мне послышалось, потому что разобрать было сложно. Он низко опустил голову и говорил практически в свой свитер.
   — Потому что это моя проблема, — промямлила я.
   Эти слова дались мне нелегко, но я должна была их сказать. Я чувствовала, что в долгу у него. Я обидела его, и самое меньшее, что я могла сделать, это объяснить, что творится в моей голове.
   Он сказал что-то еще.
   — Прости, Адам, но я не разобрала, — извинилась я.
   Он поднял голову и посмотрел на меня. Даже в плохом настроении он невероятно красив.
   — Я спросил, в чем твоя проблема? — повторил он.
   Меня снова охватил страх. Я должна все исправить! Но говорить с ним, когда он в таком дурном расположении духа, было трудно.
   — Все дело в том, что я не уверена в себе и подозрительна, — сказала я.
   Он промолчал. Сидел и мрачно смотрел на меня.
   — Ты не сделал ничего плохого… — заикаясь, продолжила я.
   Он слегка кивнул — во всяком случае, мне так показалось. Но я немного осмелела и продолжила:
   — Я подумала, что ты ушел, так как не хотел со мной разговаривать.
   — Ясно, — сказал он без всяких видимых эмоций.
   Мне захотелось его стукнуть. Ну, ради бога, прояви же хоть какую-нибудь реакцию. Скажи мне, что я дурочка, что ты всегда хотел меня видеть…
   Адам молчал.
   Кто знает, может, ему не нравилось, что я напрашиваюсь на комплименты? Тоже можно понять. А может, самое время перестать пытаться им манипулировать? Но иногда ты делаешь это так же машинально, как, например, дышишь. Хотя гордиться тут нечем.
   Я попыталась объясниться:
   — Я думала, что ты не хочешь со мной разговаривать, потому что я наговорила тебе столько глупостей по телефону в субботу.
   — Точно, наговорила, — согласился он.
   — Но я боялась, — печально поведала я.
   — Чего? — поинтересовался он, но уже не так зло.
   — Да… всего, по сути, — сказала я.
   И тут, к моему ужасу, глаза мои наполнились слезами. Но я не нарочно, клянусь, не нарочно!
   — Прости, — всхлипнула я. — Я вовсе не хочу тебя разжалобить.
   — И правильно, — заявил Адам. — Потому что это не сработает.
   «Бессердечный негодяй!» — подумала я, но тут же выбросила эту недостойную мысль из головы.
   — Я реагирую на плач женщин, только если им не больше двух лет, — продолжил он, слегка улыбаясь, и дотронулся до личика Кейт.
   — Вот как? — заметила я и попыталась улыбнуться, хотя все еще продолжала плакать.
   — Так чего же ты так боишься? — спросил он. На этот раз довольно мягко.
   — Да всего на свете! Привязаться к человеку, а потом потерять его; показаться идиоткой, получить душевную травму, отпугнуть человека, быть чересчур прямой и откровенной или, наоборот, слишком отстраненной… — начала перечислять я. — Продолжать? Меня на несколько часов хватит.
   — Нет, достаточно, — сказал он. — Но мы все боимся того же.
   — Разве? — удивилась я.
   — Конечно, — уверил он меня. — Почему ты считаешь себя особенной? Знаешь, у тебя нет монополии на такие чувства. Я только не пойму, почему ты боишься меня.
   — Потому что… Я подумала, что ты пользуешься мной, чтобы возбудить ревность Хелен! — выпалила я.
   — Но я же сказал тебе, что это не так! — в полном изнеможении произнес он. — И еще я сказал, что понимаю, отчего ты так себя чувствуешь, хотя мне это и не нравится.
   — С чего это ты такой понимающий? — спросила я, на мгновение отвлекшись от собственных переживаний. — Мне казалось, мужчины не способны чувствовать такие вещи.
   — Только не я, — сказал Адам.
   Выглядел он печальным и задумчивым. Я догадалась, что думает он сейчас не только обо мне и Хелен.
   Что же случилось с ним?
   Какое горе он носит в душе?
   Я решила обязательно до этого докопаться. Но сначала надо было разобраться с текущими проблемами. И я смело взялась за дело.
   — После нашего разговора в воскресенье я поняла, что вела себя как истеричка, слишком болезненно на все реагировала и напугала тебя. Потому и решила, что ты никогда мне больше не позвонишь, — выпалила я, осторожно наблюдая за ним из-под ресниц.
   — Ну… — медленно начал он.
   «Господи, нельзя немного побыстрее? — в отчаянии подумала я. — Мои нервы уже на пределе».
   — Я и в самом деле не собирался тебе звонить, — признался он.
   — Вот как?..
   Да, ничего себе вечерок выдался!
   Мне показалось, будто я получила удар в живот лошадиным копытом.
   Вообще-то это неправда, поскольку меня никогда не лягала лошадь. Но я чувствовала себя так, как когда лет в десять упала со стены на выдубленную солнцем лужайку, жесткую как асфальт. Упала прямо на живот. Я помню эту боль, ощущение тошноты и перехваченное дыхание.
   Примерно так я чувствовала себя сейчас.
   — Не потому, что мне не хотелось, — продолжил Адам, явно не понимая, как мне больно. — Но я решил, что так для тебя лучше.
   — В каком смысле? — спросила я, сразу почувствовав себя неизмеримо бодрее.
   — Тебе так много пришлось пережить за последнее время. Мне не хотелось тебя расстраивать.
   Просто ангел, да и только!
   — Ты меня не расстраивал, — сообщила я.
   — Да нет, точно расстраивал, — настаивал он. — Прости, но я же видел, что каждый раз при встрече со мной ты раздражаешься или огорчаешься.
   Меня окатила волна облегчения.
   — Это ты меня прости, что я так себя вела, — сказала я. Но…
   Я набрала полную грудь воздуха. Как-никак я сильно рисковала: собиралась признаться в своих чувствах.
   — Я скорее соглашусь видеть тебя, чем не видеть, — наконец выговорила я.
   — Правда? — по-мальчишески обрадовался он.
   — Да.
   — Ты уверена?
   — Уверена.
   — Значит, ты мне доверяешь?
   — Ох, Адам, — сказала я, одновременно плача и смеясь. — Я сказала, что хотела тебя видеть. И ни слова о доверии.
   — Ладно. — Он тоже засмеялся — правда, без всяких следов слез. — Но ты поверишь, если я скажу, что хочу видеть тебя, а не Хелен?
   — Да! — торжественно произнесла я. — Поверю.
   — И если кассирша поссорится с кем-то по поводу сдачи, впадет в истерику и сбежит со своего места, а мне придется ждать, чтобы заплатить за кофе, ты не подумаешь, что я удрал через черный ход?
   — Нет, — улыбнулась я, — не подумаю.
   — Значит, мы друзья? — умоляюще спросил он.
   — Да, — согласно кивнула я. — Мы друзья.
   А в голове у меня вертелось: «Друзья! Ты в самом деле сказала друзья ? Но вряд ли друзья ведут себя так, как тебе. хочется вести себя с Адамом. Вот, например, Лаура — твой друг, но ведь тебе не хочется содрать с нее одежду при каждой встрече? Поправьте меня, если я ошибаюсь, но именно это хочется мне сделать с Адамом!»
   — Заткнись! — пробормотала я, обращаясь к себе.
   — Прости? — Адам встревоженно посмотрел на меня, явно решив, что я начала все по новой.
   — Да ничего, — улыбнулась я. — Все в порядке.
   — Ладно, — сказал он. — Раз мы во всем разобрались, давай договоримся о встрече.
   — Ой, я прямо не знаю, — снова закокетничала я.
   — Что ты делаешь в воскресенье вечером? — спросил он.
   Я сделала вид, что размышляю, хотя на ближайшее десятилетие никаких дел у меня назначено не было.
   — Может, ты бы зашла ко мне? Я бы приготовил тебе ужин… — предложил он.
   — Да, это было бы чудесно, — ответила я.
   — Договорились! — обрадовался он. — Дженни и Энди уехали на выходные, так что в квартире мы будем одни.
   — Вот как?.. — сказала я.
   Я ведь женщина светская.
   На самом деле я хорошо понимаю, что отправиться на квартиру к мужчине, когда остальных жильцов не будет дома, и согласиться на приготовление для тебя ужина означает не только отбивные или пасту.
   «Замечательно!» — подумала я.
   Я не могла поверить в свою удачу.
   — Хорошо, Адам, я согласна.
   Мы договорились о времени встречи. Потом он проводил меня и Кейт до машины, и мы отправились домой.

21

   Итак, приготовления к воскресенью.
   Ингредиенты:
   одна брошенная, отвергнутая двадцатидевятилетняя женщина, недавно родившая ребенка;
   щедрая доза вины;
   немного предвкушения;
   пакетик беспокойства относительно вида своего тела;
   веточка возбуждения (дикого, если возможно);
   чайная ложка сконцентрированного глубокого отчаяния;
   немного паники по поводу растяжек на коже;
   две штуки черных чулок с кружевными резинками;
   одни забавные черные трусики;
   один черный бюстгальтер чудесного фасона;
   одно платье;
   одна пара туфель.
   Украшения:
   помада ярко-красного шлюшечного цвета;
   несколько слоев черной туши.
   Инструкция:
   отложите пока в сторону чулки, трусы и бюстгальтер. Они понадобятся позже.
   Начните с женщины.
   Проверьте ее глаза и кожу, чтобы убедиться, что не истек еще срок годности.
   Добавьте вину, предвкушение, беспокойство, возбуждение, отчаяние и панику.
   Тщательно перемешайте.
   Оставьте смесь на пару дней.
   В ванной комнате средних размеров подготовьте женщину для бритья ног, окраски волос и покрытия лаком ногтей на ногах.
   Перед началом обработайте тело дорогим лосьоном, время от времени переворачивая.
   Добавьте чулки, забавные черные трусики и бюстгальтер чудесного фасона. Попрактикуйтесь перед зеркалом, принимая соблазнительные позы, позволяя волосам упасть на глаза, и поучитесь смотреть из-под ресниц.
   Проверьте, что она все еще может ахать и выгибать спину и говорить нечто вроде: «Ох, милый, это было чудесно» или «О господи, только не останавливайся», при этом не меняя выражения лица.
   Договоритесь с сестрой — лучше с Анной, — чтобы она присмотрела за вышеупомянутым ребенком.
   Добавьте щедрую порцию ярко-красной помады, несколько слоев черной туши, короткое, на пуговицах, алое платье (красное — ведь цвет страсти?) и черные туфли с застежками вокруг щиколоток.
   По желанию: презервативы в сумке не помешают.
   Если нет возможности их приобрести — к примеру, не сезон, — придется воспользоваться самоограничением. Не идеальный способ, но иногда помогает.
   Подавать в кровать с привлекательным мужчиной.
 
   Я следовала этим инструкциям неукоснительно. Мне даже повезло, и я достала презервативы. Мне дала их Лаура. Что за женщина!
   Я чувствовала себя превосходно.
   Примерно в половине восьмого в воскресенье я была полностью готова.
   Поцеловала на прощание Кейт.
   Я уже пробиралась к двери, застегнув пальто практически до бровей, чтобы не увидела мама и не решила, что я похожа на потаскушку, когда зазвонил телефон.
   — Клэр, это тебя! — крикнула Хелен.
   О господи!
   Но это была Лаура. Она звонила, чтобы пожелать мне удачи и поинтересоваться, научилась ли я надевать презерватив зубами, как она советовала.
   — Нет! — крикнула я.
   Мне до смерти хотелось поскорее закончить разговор и улепетнуть из дома, поскольку я боялась, что меня поймают.
   — Почему? — удивилась она. — Ты же не можешь ждать, что он будет счастлив, если ты не предложишь что-нибудь новенького. Ты должна быть изобретательной.
   — Но ты дала мне всею две штуки! — взволновалась я. — Я не хочу их испортить. И вообще, на ком мне прикажешь тренироваться?
   — Ладно, будем надеяться, что ты не опозоришься в первый раз. Иначе тебе второй презерватив и не понадобится, — мрачно предрекла она.
   — Прекрати, Лаура, я и так нервничаю.
   — Прекрасно! — засмеялась она. — Всегда лучше получается, когда нервничаешь.
   Я пообещала позвонить ей на следующий день и поведать все пикантные подробности.
   — Ну а если я вернусь рано, то позвоню сегодня и все расскажу, — добавила я.
   — Если ты вернешься рано, рассказывать будет нечего, — заметила Лаура.
   Она была, как всегда, права.
   — Слушай, я побежала, — раздраженно сказала я и повесила трубку, хотя Лаура еще что-то говорила о каком-то сложном сексе, который она наблюдала в Бангкоке. Но для этого требовалась более смелая женщина, не мне чета.
   Понимаете, я в курсе дела, как заниматься сексом. Я ведь уже успела родить ребенка. Как бы иначе это случилось? Но что касается постельной акробатики, то тут я должна повиниться. Я предпочитаю обычную позицию.
   Ну вот, я все сказала.
   Мне так часто бывало за это стыдно!
   Я не говорю, что не знаю других позиций. И в принципе я не возражаю против них…
   Впрочем, сейчас не время обсуждать любимые позиции в сексе. Я только быстренько доложу вам, что ненавижу каннилингус. Видит бог, я предпочту что угодно пяти минутам этой гадости. Ведь после пяти минут чавканья они ведут себя так, будто ты должна им быть по гроб благодарна. Сияют так, что можно подумать, они медаль заслужили. И считают, что после такого «подвига» могут рассчитывать как минимум на год безропотного минета.
   Разумеется, некоторым очень нравится, но… Уж извините.
   Я наконец вышла из дому и поехала к Адаму.

22

   Я оставила машину прямо у дома и направилась к двери, испытывая одновременно страх и возбуждение.
   Адам открыл дверь сразу же. Я даже могла бы предположить, что он прятался в холле и из-за шторы следил за улицей в ожидании моего появления.
   Кто знает, может, и так. Выглядел он, во всяком случае, таким же возбужденным, как я.
   И явно волновался.
   Передумал?
   Струсил?
   — Привет, — улыбнулся он. — Ты прелестно выглядишь.
   — Привет, — ответила я и тоже улыбнулась, хотя и очень нервничала.
   «Мне когда-нибудь нравился кто-нибудь так сильно, как Адам?» — спросила я себя и вздохнула.
   Наверное. Надо быть реалисткой. Но в данный конкретный момент мне казалось, что раньше мне не нравился вообще никто.
   Интересно, скоро мы окажемся в постели?
   А вдруг я потерплю там полное фиаско?
   Я могу показаться ему безобразной, особенно если вспомнить недавние роды. Или он мне покажется безобразным, потому что совсем не похож на Джеймса?
   О господи! Надо было остаться дома. Посмотреть спокойно что-нибудь по телевизору…
   Прежде чем я успела рвануть к двери, бормоча, что все это ужасная ошибка, Адам обнял меня за плечи и повел в кухню.
   — Сними пальто, — предложил он. — И выпей немного.
   — Но… Ладно, налей мне красного вина, если есть, — сказала я и села за стол. Адам засмеялся.
   — Нервничаешь, дорогая? — спросил он ласково и налил мне бокал вина.
   Бог мой, только не надо говорить со мной таким ласковым тоном! Я и так достаточно напугана. Если он начнет вести себя как опытный соблазнитель, я сбегу.
   Ему оставалось только сменить джинсы и свитер на шелковый халат и взять в зубы мундштук из оникса.
   — Я не нервничаю, — промямлила я. — Я подыхаю от страха.
   — Чего ты боишься? — насмешливо удивился он. — Не так уж плохо я готовлю.
   Значит, вот в какие игры мы играем?
   Я натянуто улыбнулась — и зачпом выпила весь бокал вина, не успев сообразить, что делаю.
   — Расслабься, — заботливо сказал он, подошел, сел рядом и взял меня за руку. — Я не кусаюсь. Мы немного поедим и поговорим. Не о чем беспокоиться.
   — Ладно, — согласилась я, изо всех сил стараясь расслабиться. — Кстати, что у нас сегодня на ужин?
   — Мускатный суп с вырезкой и мясо по-бургундски.
   — В самом деле? — удивилась я.
   Я не думала, что Адам такой затейливый кулинар. Считала, что он скорее склонен к отбивным с пюре — в первую очередь количество, а не качество.
   — Да нет, — усмехнулся он. — Я пошутил. Ты получишь макароны с соусом. Тебе еще повезло, что я с этим справился.
   — Понятно, — засмеялась я.
   Он был так мил!
   — И если ты будешь вести себя хорошо… — Он замолчал и многозначительно взглянул на меня. — Я хочу сказать, очень-очень хорошо, то я угощу тебя шоколадным муссом.
   — Да? — обрадовалась я. — Обожаю шоколадный мусс!
   — Я знаю, — сказал он. — Зачем бы иначе я его покупал? Ну а если ты будешь очень-очень хорошей, — продолжил он дразнить меня, — позволю тебе слизать этот мусс у меня с живота.
   Я расхохоталась. До чего же он мил. И не могла сдержать дрожь похоти при мысли о его плоском, мускулистом животе.
   Хотя он скорее всего такой реакции и добивался.
   Я поспешно налила себе еще бокал вина, но на этот раз принялась пить его маленькими глотками.
   Адам начал накрывать на стол, и сразу стало ясно, что ему редко приходится этим заниматься. У плиты он выглядел явно не на месте. Он метался от плиты к раковине и обратно, а макароны переваривались, и салат начал вянуть. Нет, определенно, стряпня с ним никак не сочеталась. Тем трогательнее было его желание приготовить для меня ужин. Он выглядел так неуверенно, пока нес тарелку к столу и торжественно ставил ее передо мной!
   — Выпей еще вина, — предложил он, доливая бокал.
   Замечательная перемена. Еще десять минут назад он вел себя как местное отделение общества анонимных алкоголиков.
   — Уж не пытаешься ли ты меня напоить? — спросила я, делая вид, что сержусь.
   — Я действительно хочу тебя напоить, чтобы ты не разобрала, какой ужасный я приготовил ужин, — рассмеялся он.
   — Уверена, что все очень вкусно, — вежливо возразила я.
   Должна признаться, что я смогла съесть совсем немного. И не из-за плохого вкуса. Хотя вполне возможно, что макароны действительно были невкусными, не могу судить. Просто я так нервничала, обстановка была такой напряженной, что мне хотелось сказать: «Слушай, Адам, дорогой, мы оба знаем, зачем я здесь, Так давай кончим играть в догонялки!»
   Он тоже не мог есть.
   Но в данном случае, возможно, из-за вкуса еды, а не из-за нервов.
   Мы сидели за столом друг напротив друга и возили по тарелкам макароны. Нетронутый салат вял в миске и выглядел одиноким и потерянным.
   Разговор не клеился.
   Я время от времени поглядывала на него и видела, что он за мной наблюдает. От выражения его лица мне становилось жарко и неловко. О еде вообще не могло быть и речи.
   Кстати, то, как я реагирую на пищу в компании с мужчиной, является верным показателем моих чувств к нему.
   Если я не могу есть, значит, я от него без ума.
   Если мне удается выпить апельсинового сока и утром съесть тост, это означает конец начала.
   А если я доедаю еду, оставшуюся у него на тарелке, можно считать, что роман завершился. Или что я выхожу за него замуж.
   Во всяком случае, так бывало раньше.
   — Это все, что ты можешь съесть? — спросил он, глядя на гору макарон на моей тарелке.
   Он выглядел разочарованным, и мне стало неловко.
   — Адам, — попробовала я объясниться, — ты меня извини… Я уверена, что паста замечательная, но я не могу есть. Не знаю почему. Мне очень жаль. — Я с мольбой взглянула на него.
   — Пустяки, — сказал он, убирая тарелки.
   — Ты больше никогда не будешь для меня готовить? — печально спросила я.
   — Обязательно буду, — успокоил он меня. — И ради бога, не смотри на меня так жалостливо.
   — Я нервничаю, вот и все, — сказала я. — Дело не в том, что еда невкусная.
   — Нервничаешь? — Он подошел ко мне и сел рядом. — У тебя нет причин нервничать.
   — Разве? — спросила я, глядя ему прямо в глаза. Совсем стыд потеряла! И первая в этом признаюсь.
   — Нет, — пробормотал он. — У тебя нет причины нервничать.
   Он очень нежно обнял меня за плечи и положил одну руку мне на затылок.
   Я закрыла глаза. Не могла поверить, что так поступаю, но останавливаться не собиралась.
   Его лицо приблизилось к моему, я вдохнула запах его кожи — и стала ждать поцелуя.
   Когда он меня поцеловал, я оказалась на седьмом небе. Это был нежный, мягкий и настойчивый поцелуй. Так целуются люди, которые умеют это делать, но не из-за того, что ранее напрактиковались на тысячах других женщин.
   Адам вдруг отстранился от меня, и я с тревогой открыла глаза.
   Что бы это могло значить?
   — Все в порядке? — тихо спросил он.
   — В порядке? — удивилась я. — Больше чем в порядке!
   Он засмеялся.
   — Нет, я хотел спросить, ничего, что я тебя поцеловал? Понимаешь, я не хотел бы переступать какие-то границы.
   — Все хорошо, — уверила я его.
   — Я знаю, тебя очень обидели, — сказал он.
   — Но ты ведь мой друг, — напомнила я ему. — Так что все в порядке.
   — Я хотел бы быть для тебя больше, чем другом, — сказал он.
   — И это годится, — согласилась я.
   — Правда? — спросил он, ища в моем лице подтверждения.
   — Чистая правда, — сказала я.
   Господи, я не оставила себе никакого шанса на маневр.
   Да я и не хотела.
   Раз я начала, то закончу.
   Адам снова поцеловал меня. Мне было так же приятно, как и в первый раз.
   Слегка отодвинувшись, он изумленно смотрел на меня.
   — Господи, какая ты красивая!
   — Да нет, ты ошибаешься, — смутилась я.