Кайз Мэриан. Не горюй!

   — Но я давно вернулся в нашу квартиру, — с заметным удивлением сказал он. — Разве ты не знала?
   В мою голову пришли сразу несколько мыслей.
   Можно ли убить человека вилкой? Если судья окажется женщиной, будет ли она ко мне милосердней? Очень ли противная в тюрьме еда? Что станет с Кейт, если ее мать убьет ее отца?
   Голос Джеймса пробился ко мне сквозь все застилающий кровавый туман ярости.
   — Клэр! — заботливо спрашивал он. — Ты плохо себя чувствуешь?
   Я сообразила, что держу в руке нож, сжимая его так крепко, что руке больно. Я не могла видеть своего лица, но знала, оно все красное от гнева.
   — Ты хочешь сказать, — наконец прошипела я, — что ты привел эту женщину в мой дом?
   Мне казалось, что я задохнусь, или меня вырвет, или я сделаю что-нибудь еще малоприличное.
   — Нет-нет, Клэр, — сказал он торопливо, видимо испугавшись, что я устрою сцену. — Я переехал в нашу квартиру, но Ден… она не переехала.
   — Вот как?
   Я совершенно ничего не понимала. Не знала, что сказать. Наверное, потому, что не соображала, что я на самом деле чувствую.
   — Я уже… ну, ты знаешь, не… с ней. Уже довольно давно.
   — Вот как…
   Как в сказке — чем дальше, тем страшнее.
   Мне все еще хотелось его придушить.
   Только подумать, он разрушил наш брак, наши отношения ради чего-то, что не выдержало даже двухмесячного испытания!
   Все зря. Чувство бессмысленной потери охватило меня.
   — Почему никто мне не сказал? — пробормотала я, не понимая, что случилось с системой сплетен, так хорошо налаженной мною и подругами.
   Джеймс попытался меня успокоить:
   — Возможно, никто еще не знает. Я свои дела не слишком афишировал. И за последний месяц мало кого видел. Я ездил на курсы, — добавил он.
   По крайней мере, он не ездил отдыхать с этой толстухой Дениз, когда я ему звонила. А я-то как злилась, сколько нервной энергии зря извела!
   Затем меня разобрало любопытство. Что же произошло между Дениз и Джеймсом? Я понимала, что спрашивать не следует, но удержаться не могла.
   — Так она дала тебе под зад коленом? — спросила я. Мне хотелось, чтобы вопрос прозвучал равнодушно, но получилось с горечью. — Вернулась к Марио, или Серджио, или как там его зовут?
   — Вообще-то нет, Клэр, — сказал он. — Я ушел сам.
   — Надо же! — Я вся пропиталась горечью. — У тебя входит в привычку бросать женщин.
   — Да, Клэр, я понимаю, что ты хочешь сказать.
   По его тону можно было предположить, что он выше всего этого. Но как человек порядочный, считает нужным со мной согласиться.
   Я же не могла остановиться.
   — Я всегда считала, что настоящий джентльмен никогда не говорит, что он бросает женщину. Гораздо приличнее сказать, что она тебя покинула, даже если это не так!
   Я сама удивлялась отсутствию логики в своих словах. И слышала истерические нотки в своем голосе. Но остановиться было выше моих сил. Я не могла держать себя в руках.
   — Я и не звоню повсюду, что бросил ее, — обиженно заметил Джеймс. — Ты сама меня спросила, припоминаешь?
   — А почему, интересно, ты не рассказываешь всему миру, что бросил ее? Я хотела бы, чтобы ты трезвонил об этом повсюду! — Голос мой предательски дрожал. — Почему все должны знать, что ты бросил меня и Кейт, а потом думать, что она сама тебя вышвырнула? Почему ее ты уберег от унижения?
   — Ладно, успокойся, Клэр. Если тебе так хочется, я расскажу всем, как все было на самом деле между мной и Дениз.
   — Прекрасно! — сказала я. Нижняя губа у меня дрожала.
   Какой кошмар! Куда подевалась сдержанная Клэр? Я так старалась держать себя в руках, не дать Джеймсу почувствовать, какую боль он мне причинил, как я несчастна. Но моя боль оказалась так близко к поверхности, что вот-вот готова была вырваться наружу.
   Стыд и срам! Я расстроена вдрызг, а он абсолютно спокоен. Этот контраст меня убивал.
   — Пойду попудрю нос, — сказала я. Возможно, мне удастся взять себя в руки.
   — Нет, Клэр, подожди! — попросил Джеймс, когда я сделала попытку подняться, и схватил меня за руку.
   Я попыталась вырваться.
   — Не тронь меня, — со слезами сказала я.
   Господи, сейчас я скажу: «Ты потерял право меня трогать, когда бросил».
   — Ты потерял право меня трогать, когда бросил, — услышала я свой голос.
   Ведь знала же! Человек, который пишет для меня все мои диалоги, не иначе как довольствуется зарплатой малобюджетной мыльной оперы.
   Но мне хотелось сделать Джеймсу больно. Чтобы он тоже почувствовал потерю. Узнал, что значит хотеть кого-то так, что сердце болит. И понимать, что не можешь получить желаемого.
   Но больше всего мне хотелось, чтобы он осознал, что виноват во всем он.
   — Клэр, пожалуйста, сядь, — сказал Джеймс, неохотно отпуская мою руку. Он умело притворялся бледным и расстроенным.
   — Успокойся, Джеймс, — холодно заявила я. — Я не собираюсь устраивать сцену.
   У него хватило совести смутиться.
   — Меня совсем другое беспокоит, — сказал он.
   — Да что ты говоришь! — окрысилась я.
   — На самом деле, — заявил он, видимо набравшись терпения. — Слушай, Клэр, нам надо поговорить.
   — Не о чем нам разговаривать! — машинально ответила я.
   Оп-ля! Опять я за свое. Одно проклятое клише за другим. Я готова была умереть от смущения.
   Все бы ничего, но он был прав. Нам многое требовалось обсудить.
   — Клэр, — постарался сказать он как можно мягче и снова взял меня за руку, — я знаю, что вел себя плохо.
   — Плохо?! — взорвалась я, не успев сдержаться. — Ха! Плохо! Мягко сказано.
   Где же мое самообладание и контроль? Несмотря на мои жалкие потуги держать свои эмоции в узде, я явно пошла вразнос. Я уже не могла притворяться спокойной и уравновешенной.
   Джеймс, напротив, держался вполне цивилизованно.
   — Тогда отвратительно, — согласился он.
   Он вовсе не раскаивался. Он пытался шутить. Бесчувственный подлец! Как может он быть таким самодостаточным? Это же бесчеловечно!
   — Как ты мог быть таким безответственным? — выпалила я.
   Я знала, это достанет его больнее всего. Джеймс мог смириться с обвинениями в жестокости, бессердечности, но назвать его безответственным — это был удар ниже пояса.
   — Как ты мог меня оставить?! Ведь ты был мне нужен!
   Он молчал. Сидел выпрямившись и молчал, причем в этом молчании чувствовалось что-то зловещее. Какие-то эмоции — но совсем не те, на которые я рассчитывала.
   Когда он снова заговорил, сразу стало ясно, что в нем произошла перемена. Что-то лопнуло. Очевидно, кончилось терпение. Приятный человек исчез, хотя нельзя сказать, чтобы он особенно сегодня проявился. Когда он заговорил, его голос показался мне чужим. И довольно мерзким.
   — Ага, — сказал он, делая паузу перед каждым словом. — Наверняка. Нужен.
   — Что? — удивилась я.
   Хотя я все еще была погружена в ощущение потери и безысходности, я все же уловила в нем эту перемену. И сообразила, что перемена эта не в мою пользу. Сразу стало ясно, что далеко не все было в порядке, когда он так охотно со мной соглашался. Больше того, стало ясно, что все было совсем не в порядке, когда он соглашался со мной таким странным тоном.
   — Ну да, — продолжил он тем же противным голосом, — как же ты права! Я действительно был тебе нужен!
   Что случилось? События принимали неожиданный оборот. Мне стало казаться, что я вмешалась в какой-то посторонний разговор. Или Джеймс по собственному усмотрению переключил каналы. Я все еще переживала старую тему насчет того, что Джеймс меня бросил, а он переключился на разговор о чем-то другом. И я тщетно старалась успеть за ним.
   — Джеймс, что происходит? — совсем запутавшись, спросила я.
   — В смысле? — довольно грубо поинтересовался он.
   — Почему ты вдруг стал таким странным? — спросила я, сильно нервничая.
   — Странным… — задумчиво повторил он и огляделся, как будто призывая в свидетели всех присутствующих. — Она говорит, что я странный!
   — Да, это так, — сказала я. По правде говоря, с каждой минутой он становился все более странным. — Я только сказала, что ты был мне нужен и…
   — Я слышал, что ты сказала! — злобно перебил Джеймс, снова сменив тон.
   Он наклонился через стол и приблизил ко мне свое разъяренное лицо.
   «Ну, начинается!» — подумала я. Как ни странно, мне стало легче, хотя я слегка напугалась. По крайней мере, я сейчас узнаю, что с ним, черт побери.
   — Ты сказала, что я был тебе нужен. — Он как-то странно фыркнул и поднял глаза к потолку. — Это еще мягко сказано!
   Он помолчал, уставившись на меня тяжелым взглядом. Видимо, интересовался произведенным впечатлением.
   Я не смела открыть рот. Меня лихорадило. Что дальше?
   — Я знаю, что был нужен тебе, — резко сказал он. — Я был нужен тебе постоянно, черт бы все побрал! Неважно зачем. Как я могу этого не знать?
   Я молча смотрела на него. Джеймс нечасто выходил из себя, так что в тех редких случаях, когда он злился, это было то еще зрелище. Не знаю, почему он злился на этот раз, но он явно хотел, чтобы до меня дошло, что во всем виновата я.
   Такой сценарий меня не устраивал.
   Так или иначе, это я обижена, а он — мерзавец!
   — Я нужен был тебе для всего, — почти прокричал он.
   Тут мне хотелось бы сообщить вам, что Джеймс никогда не кричал. Он даже не повышал голоса.
   — Ты требовала постоянного внимания, — продолжил он. — И постоянной поддержки. И всегда плевала на меня и на то, как я себя чувствую и что нужно мне.
   Я смотрела на него с открытым ртом. Не могла поверить своим ушам. Почему он на меня нападает? Ведь он сам меня бросил, верно? И если кто-то и имеет право выступать с обвинениями, так это я.
   — Джеймс… — начала я слабым голосом.
   Он проигнорировал меня и продолжал трясти своим мерзким пальцем перед моим носом.
   — Ты была невозможна! У меня сил больше не осталось. Не понимаю, как я сумел так долго выдержать. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь вообще мог жить с тобой.
   Это надо же! Тут он зарвался. Меня снова охватил гнев.
   — Как же, как же! — в бешенстве воскликнула я. — Выходит, я во всем виновата? Я заставила тебя завести роман? Я вынудила тебя меня бросить? Смешно, право! Что-то не припоминаю, чтобы я держала пистолет у твоего виска. Забыла, наверное.
   Правильно говорят, сарказм — низшая форма юмора. Но я не могла остановиться. Он критиковал меня! От такой несправедливости я готова была рвать и метать.
   — Нет, Клэр, — сказал Джеймс. Не поверите, он в буквальном смысле говорил сквозь стиснутые зубы. Никогда раньше мне не приходилось видеть ничего подобного. Всегда казалось, что это такой оборот речи. — Разумеется, ты не заставляла меня ничего делать.
   — Тогда о чем речь? — решительно спросила я и вдруг почувствовала холод внизу живота. От страха?
   — Речь о том, что жить с тобой было равносильно жизни с капризным ребенком. Ты постоянно хотела куда-то пойти, как будто жизнь — одна нескончаемая вечеринка. Впрочем, так оно для тебя и было. Ты только смеялась и веселилась, а мне приходилось все время быть взрослым. Я должен был постоянно беспокоиться о деньгах, о счетах… Ты была жуткой эгоисткой! Это мне приходилось напоминать тебе в час ночи на вечеринке, что нам завтра рано на работу. И я должен был терпеть, когда ты за это обзывала меня занудой.
   Я чуть дара речи не лишилась от такой тирады. Это было совершенно неожиданно, а главное — несправедливо.
   — Джеймс, у нас уж так сложилось, — попробовала я возразить. — Я была забавной, ты — серьезным. Все знали, что я легкомысленная глупышка, зато я всегда могла заставить тебя смеяться и помочь расслабиться. Ты же был сильным, и мы этого оба хотели. Именно поэтому нам было так хорошо вместе.
   — Ничего подобного! — огрызнулся он. — Я чертовски устал быть сильным.
   — И я никогда не обзывала тебя занудой! — внезапно воскликнула я, вспомнив слабое звено в цепи его доказательств.
   — Не имеет значения, — заметил Джеймс раздраженно. — С тобой я себя так чувствовал.
   — Да, но ведь ты сказал… — начала я возражать.
   — Ох, ради всего святого, Клэр! — взорвался он. — Не начинай все сначала. Опять хочешь набрать побольше очков. Неужели ты хоть раз, один-единственный раз, не можешь признать, что виновата?
   — Да, но… — запнулась я.
   Я не знала, в чем должна чувствовать себя виноватой. Ладно, проехали. У меня даже не было времени поразмыслить.
   Джеймс набрал в грудь воздуха и продолжил:
   — Ты вечно во что-то вляпывалась. А мне приходилось расчищать завалы.
   — Это неправда! — закричала я.
   — Можешь мне поверить, впечатление создавалось именно такое, — сердито сказал он. — Ты просто не желаешь смотреть правде в глаза. Вечно какая-то драма. Или травма. А разбираться приходилось мне.
   Я молчала. Просто потеряла дар речи.
   — И знаешь, Клэр, — торжественно продолжил он, — человек не может однажды проснуться взрослым как по волшебству. За одну ночь невозможно научиться платить по счетам. Надо трудиться. Трудиться и брать на себя ответственность!
   — Я умею платить по счетам, — возразила я. — Напрасно ты считаешь меня полной идиоткой.
   — Тогда почему этим всегда приходилось заниматься мне? — резко спросил он.
   — Джеймс, — попыталась я защититься, хотя в голове все шло кругом, — я старалась тебе помогать…
   Я четко помнила, что однажды, когда он сидел над счетами и деловито щелкал калькулятором, я предложила ему свою помощь. А он хитро посмотрел на меня и сказал, что каждому лучше заниматься тем, в чем он хорошо разбирается. И потом — я точно это помню — мы занялись любовью прямо на письменном столе. Больше того, на некоторых документах остались довольно любопытные отпечатки… Но я побоялась напомнить ему об этом случае.
   — Правда, я предлагала тебе помощь, — повторила я. — Но ты всегда говорил, что у тебя получится лучше, поскольку ты умеешь обращаться с цифрами.
   — И ты этому верила? — презрительно спросил он, покачивая головой в явном недоумении, как я могла быть таким недоумком.
   — Ну… Наверное, да, — проговорила я, чувствуя себя дура-дурой.
   Он был прав. Я позволяла ему волноваться по поводу писем с угрозами отключить телефон или свет. Но я действительно верила, что ему хочется все это делать самому! Да и не получали мы никаких писем с угрозами по поводу телефона или света. Джеймс был слишком педантичным, чтобы такое допустить. Мне казалось, ему нравилось держать все в своих руках. Как же я ошибалась!
   Жаль, что нельзя повернуть время вспять. Если бы я обращала внимание на такие вещи, как срок платы по закладной…
   — Прости, — смущенно сказала я. — Я думала, тебе нравится этим заниматься. Я бы все сделала сама, если бы знала.
   — С чего бы мне это нравилось? — спросил он отвратительным тоном. — Кому в трезвом уме понравится нести всю ответственность за домашние счета?
   — Разумеется, ты прав, — вздохнула я.
   — Ну, — сказал Джеймс уже несколько мягче, — полагаю, твоей вины тут нет. Ты всегда была слегка легкомысленной.
   Я проглотила готовый вырваться ответ. Не время настраивать его против себя.
   Но я не была легкомысленной! Я знаю, что не была.
   Но Джеймс думал иначе.
   — Если бы ты не была легкомысленной хотя бы в важных случаях… — задумчиво сказал он. — Ведь проблема нашего брака заключалась не в том, что ты не брала на себя ответственности. Дело в том, как я себя при этом чувствовал!
   — Ты о чем? — спросила я. И приготовилась к новой серии обвинений. Которые мне вовсе не хотелось выслушивать. Но придется, иначе я так и не пойму, почему он меня бросил.
   — Ты же знаешь, что все всегда вертелось вокруг тебя, — сказал он.
   — Каким образом? — удивилась я.
   — Я возвращался с работы после тяжелого дня. Но ты никогда меня не расспрашивала о моих делах. Ты рассказывала мне забавные истории и ждала, что я буду смеяться.
   — Но я спрашивала! — возразила я. — И ты всегда говорил, что слишком долго и скучно объяснять. А смешила я тебя только потому, что хотела, чтобы ты расслабился после тяжелого дня.
   — Даже не пытайся оправдываться! — с нажимом сказал он. — Ты просто не желала слышать ничего неприятного. Тебе бы только развлекаться.
   — Джеймс… — робко начала я.
   Что я могла сказать? Он уже все решил. Клянусь, я ни о чем таком и не подозревала. Никогда не думала, что вела себя эгоистично.
   Не пытается ли Джеймс полностью возложить на меня вину за наш разрыв? Надо все же выяснить.
   — Джеймс, — сказала я жалобным голосом. — Извини, что я спрашиваю, но не пытаешься ли ты обвинить меня в том, что ты меня бросил?
   — Да ради бога! — фыркнул Джеймс. — Вот тебе яркий пример детского и эгоистичного отношения. Чего еще от тебя ждать?
   — Извини, — прошептала я — Не надо было спрашивать…
   Мы опять помолчали.
   — Почему же ты мне ничего не говорил? — наконец выпалила я. — Мы же были так близки! Все было великолепно.
   — Мы не были близки, а до великолепия вообще было далеко, — грубо сказал он.
   — Неправда! — возмутилась я.
   «Он достаточно у меня отнял, — подумала я. — Я не позволю ему украсть у меня мои воспоминания».
   — Клэр, если все было так замечательно, то почему же я ушел? — тихо спросил Джеймс.
   Что я могла ответить? Он снова был прав. Но будет этому конец или нет?! Он опять завелся, и на меня посыпались новые обвинения:
   — Клэр, ты была совершенно невозможна! Мне приходилось слишком многое от тебя скрывать. Одному нести тяжкий груз забот, поскольку я знал, что ты не справишься.
   — Почему ты не дал мне попытаться? — печально спросила я.
   Он даже не удосужился ответить.
   — Никогда нельзя было знать, чего от тебя ждать. Я приходил с работы, весь вымотанный, а ты внезапно решала устроить ужин на восемь человек, и мне приходилось метаться, покупать пиво, открывать бутылки и сбивать крем.
   — Господи, да такое случилось всего один раз! И на шестерых, а не на восьмерых. Между прочим, это были твои друзья, приехавшие из Абердина. Я задумывала эту вечеринку как сюрприз для тебя. И крем я сбивала сама.
   — Слушай, я не собираюсь вдаваться в детали, — обиженно ответил он. — Разумеется, ты найдешь оправдание всему, что бы я ни сказал, но ты все равно не права.
   «Я могу найти оправдание всему, что делала, потому что считала, что поступаю правильно», — подумала я, совсем запутавшись. Но вслух этого не сказала.
   — Мне казалось, тебе нравится моя спонтанность, — робко заметила я. — Я думала, ты ее даже поощрял…
   — Ну, как ты еще могла думать! — окрысился Джеймс. — Наверное, тебе удобнее было так думать, — добавил он более спокойно.
   К нашему столу вихляющейся походкой подошел улыбающийся официант. Но, увидев наши лица, он замер, сделал крутой поворот и отошел к другому столику.
   — Значит, ты считал, что помогаешь мне повзрослеть? Ты думал, что если бросишь меня, то это произойдет быстрее? — спросила я, начиная медленно понимать, что он имеет в виду. — Жаль, что тебе пришлось прибегнуть к таким экстремальным мерам.
   — Да нет, я не потому тебя бросил, — возразил он. — Не для того, чтобы ты поскорее выросла. Честно говоря, я не думал, что это вообще возможно. Мне просто хотелось быть с кем-то, кому я дорог. Кто бы заботился обо мне. А Дениз заботилась…
   Меня бросило в жар — так стало больно.
   — Но ты был мне дорог! Я тебя любила! — Мне очень хотелось, чтобы он мне поверил. — Ты никогда не давал мне возможности помочь тебе. У меня не было шанса стать сильной. Зато теперь я сильная. Я могла бы о тебе заботиться.
   Джеймс взглянул на меня. Такой отеческий взгляд на избалованного ребенка.
   — Все может быть, — мягко сказал он. — Все может быть.
   — Но ты никогда об этом не узнаешь, — подумала я вслух.
   Сердце разрывалось от чувства потери, от осознания упущенных возможностей.
   Последовала странная пауза.
   — Ну, наверное, не узнаю, — поспешно сказал он.
   Что же теперь?
   Меня тошнило от печали и сожаления.
   Мне было жалко нас обоих.
   Жаль Джеймса, которому приходилось брать на себя так много.
   Жаль себя, оставшуюся непонятой.
   Жаль Кейт, невинную жертву.
   — Ты наверняка считал, что без тебя я пропаду, — заметила я.
   — Наверное, — признался он. — Но вряд ли меня можно за это винить, верно?
   — Верно, — согласилась я, повесив голову; по лицу ручьем потекли слезы. — Но ведь я не пропала, так? Я справилась и без тебя. И в будущем справлюсь.
   — Я вижу, — кивнул он и с легкой насмешкой взглянул на мое залитое слезами лицо. — Ах ты, глупышка, иди сюда!
   Джеймс неловко потянул меня через стол, сбив по пути вазу с цветами и солонку, прижал мою голову к своему плечу и начал поглаживать, вроде как успокаивая. На короткое мгновение я оставалась в такой позе, чувствуя себя неловко и по-дурацки. Потом снова выпрямилась. Вряд ли мне пойдет на пользу, если я стану продолжать изображать из себя нуждающегося во внимании ребенка.
   Однако Джеймсу это не понравилось.
   — В чем дело? — с раздражением спросил он.
   — Ты о чем? — поинтересовалась я, недоумевая, что я сделала не так на этот раз.
   — Почему ты от меня отодвигаешься? Ладно, я тебя бросил, но у меня нет никаких заразных болезней. — Он слегка ухмыльнулся собственной шутке.
   — Да нет, — сказала я, совсем запутавшись.
   Чего он от меня хочет? Угодить ему мне точно не удастся. Кроме того, я вдруг почувствовала, что страшно устала. Все было проще, когда я считала его изменником и мерзавцем. Теперь я понимала ситуацию и не могла не признать, что он скорее всего прав. Мне нравилось быть легкомысленной. Иначе почему я не могу взять на себя часть вины за распад нашего брака?
   Но я не хотела думать, что это полностью моя вина. Он сам меня бросил. И разбил мое сердце.
   Так или иначе, не произошло ничего из тою, на что я надеялась. Я-то думала, что он предложит мне вернуться. Или будет продолжать вести себя как последняя сволочь. И я уж никак не ожидала, что начну извиняться за свое поведение.
   Жизнь — она черно-белая. Джеймс был темным началом, я — светлым. Он был виновником, я — жертвой. Теперь все перепуталось. Я была виновницей, а он — жертвой. Но я чувствовала, что это неправильно.
   — Слушай, Джеймс, — сказала я, глотая слезы. — Для меня твои слова были шоком. Мне надо подумать. Я, пожалуй, пойду. Поговорим завтра.
   С этими словами я вскочила и кинулась к двери, оставив Джеймса сидеть с открытым ртом.
   — Молодец, крошка, — заметил один из официантов, когда я пробегала мимо. — Он тебя не стоит.
   Домой я ехала быстро, проскакивая на красный свет и рискуя своей жизнью, конечностями пешеходов и безопасностью других водителей.

29

   Стоило мне войти в прихожую, тут же, как по мановению волшебной палочки, распахнулась дверь в кухню, и на пороге появились мама, Хелен и Анна. Скорее всего они слышали, как подъехала машина.
   — Ну, как все прошло? — спросила мама.
   По-видимому, им в данный момент было нечем заняться. Моя жизненная мыльная опера не привлекла бы такого внимания, если бы они нашли себе дело поинтересней.
   — Что случилось? — закричала Хелен.
   — Великолепные новости! — со слезами крикнула я в ответ, поднимаясь по лестнице: мне хотелось поскорее увидеть Кейт.
   — Чудесно! — просияла мама.
   — Вы, надеюсь, в курсе, что Джеймс меня бросил, поселился с другой женщиной и даже не знал имени Кейт. Ну, так, оказывается, я сама во всем виновата. Я на это напрашивалась. Просто умоляла! На коленях стояла!
   Я свернула в свою комнату, оставив домочадцев стоять внизу у лестницы с открытыми ртами.
   Едва заметив меня, Кейт принялась вопить. И я к ней присоединилась. Как вы уже догадались, это перекладывание вины на мои плечи не далось мне легко. Но я выплеснула весь свой гнев и обиду на Хелен, Анну и маму, тогда как надо было высказать все Джеймсу. Им досталось совсем ни за что. Слабый голос рассудка напомнил мне, что я уже пыталась высказать все Джеймсу, но он посчитал это лишним доказательством моей незрелости. Кто знает, может, он был и прав. Обычно он бывает прав.
   «Какая же он все-таки дрянь, — возмущенно подумала я. — Мне пора кончать бунтовать и обижаться. Я уже не двадцатидевятилетний подросток. Если нужно быть внимательным, заботливым и душевным взрослым человеком, то лучше начинать сейчас.
   Например, поскорее позаботиться о Кейт».
   — Что тебе дать, солнышко? — спросила я.
   Интересно, счел бы Джеймс это взрослым выступлением?
   Я попыталась успокоить плачущего ребенка, взяв ее на руки.
   — Может, хочешь сухой подгузник? Или бутылочку? Можешь требовать что хочешь. Любого внимания и любой заботы. Только попроси!
   Нет, опять я все делаю неправильно. Если верить Джеймсу, люди не должны просить у меня того, что им хочется. Я должна догадываться сама.
   Чтобы не ошибиться, я сделала все, что могла. Я сменила подгузник, покормила ее и сказала, что она куда красивей, чем Клаудиа Шиффер.
   В комнате появились мама. Хелен и Анна. Вошли они осторожно, очевидно опасаясь, что я окончательно сошла с ума.
   — Привет, — сказала я, увидев просунутые в полуоткрытую дверь головы. — Входите, входите. Извините за сцену в холле. Я была расстроена. Но все равно не имела права отыгрываться на вас.
   — Тогда порядок, — заявила Хелен.
   Вся троица прошла через комнату и заняла стратегическую позицию на кровати. И я рассказала им, что произошло.
   — Странно, теперь, когда я знаю, как со мной было тяжело, я уже почти смирилась с тем, что он меня бросил, — призналась я им. — Хоть смысл какой-то появился.