Страница:
– Танно спрашивал меня о тебе, – сказала она. – Точнее, где твоя госпожа… но это ведь одно и то же.
И тут вдруг Каса задумалась: действительно ли это одно и то же? Когда Таник гулял с ними, он старался обращаться к госпоже, а не к служанке. «Впрочем, он не посмеет приставать к жене барда, – подумала Каса. – И кроме того, я красивее ее». Она с вожделением смотрела на широкую спину Таника и жалела, что женщины не всегда понимают, о чем думают мужчины.
На следующий день погода наладилась. Лисса поручила Касе сходить с Адерином на ферму – навестить матушку. Адерин беседовал с травником, Каса проводила время на кухне, с удовольствием сплетничая о своих сестрах, которые все были уже замужем. Это ее огорчало, потому что было несправедливо: самая красивая из них, она еще не нашла себе супруга. Размышления об этом натолкнули ее на одну мысль. Она вышла из дома и направилась к сараю травника. Невин и Адерин вскапывали землю возле стены, чтобы посадить траву.
– Добрый день, – сказал Невин. – Что, Адерину уже пора домой?
– Нет еще. Я просто хотела поговорить с вами, меня интересуют некоторые травы.
Невин пригласил Касу в сарай и предложил ей сесть, а сам прислонился к стене. Каса заметила, что он обращается с ней вежливее, чем Таник. Жаль, что она не могла сказать ему об этом, чтобы он поревновал.
– Я слышала, что вы можете приготовить любовный настой. Я не могу много заплатить, но моя госпожа иногда дает мне денег.
– Девушке с твоей красотой не нужны никакие ухищрения, – строго сказал Невин. – Опаивать парня дрянью – это грязное дело. И кроме того, на зелья никогда нельзя рассчитывать.
Каса расстроилась. Грязь ее не смущала, но она не видела нужды бросать свои деньги на ветер.
– Теперь скажи-ка, – продолжал Невин, – Таник с тобой так же холоден, как со всеми?
Каса не могла понять: или старик владеет двеомером, или у нее на лице все написано. Она решила, что последнее вернее, и ее щеки покраснели от стыда.
– Поймите, – сказала она, заикаясь. – Это так скверно – любить человека, который тебя никогда не полюбит.
– Конечно. Но Таник будет плохим мужем, даже если ты добьешься его. Он тяжелый, равнодушный человек.
– О, кое с кем он не так холоден, как со мной.
– Правда? – Невин участливо улыбнулся ей. – Я, кажется, начинаю понимать, что тут дело в ревности.
– А разве это справедливо, что он увивается за женщиной, у которой уже есть муж, и кроме того, он даже не нравится ей.
– А теперь послушай, девочка. Если Таник принадлежит к тем людям, которые пристают к замужним женщинам, то ты явно могла бы отыскать себе парня получше. Я… – Неожиданно старик заколебался, посмотрел на нее пристальным леденящим взглядом. – А что за замужняя женщина? Твоя госпожа?
Испугавшись, Каса подумала было соврать, но эти холодные глаза, казалось, проникали в самую душу.
– Да, – сказала Каса, заикаясь. – Но, сударь, она не видит его, это правда. Она никогда не изменит своему мужу. Только, ради всех богов, не говорите об этом Гверану, ладно?
– Не волнуйся, я этого не сделаю. Послушай, дитя, придержи и ты тоже свой язык. Хорошо? Во имя всего святого – ни одного слова Гверану.
Перепуганная до смерти, Каса кивнула в знак согласия. Как только Невин отвернулся, она вскочила и выбежала из сарая.
Великие владыки Воды пообещали Невину новую грозу. И точно, на следующий день пошел прекрасный тихий дождь, который напоил поля.
Невзирая на непогоду, Невин завернулся в свой плащ и выехал в крепость Мароика. Настало время поговорить с Гвераном и Лиссой о том, чтобы взять Адерина в обучение.
Кроме того, он хотел разобраться в той скверной ситуации, которую Каса невольно приоткрыла ему. Когда Невин въехал во двор, по камням хлестал дождь. Адерин, накинув на голову плащ, выбежал навстречу ему, разбрызгивая лужи.
– Мне надо поговорить с вами, – произнес Адерин. – Я знал, что вы сегодня приедете.
– И вот я здесь, как видишь. Поможешь мне привязать лошадь?
Вместе они нашли свободное стойло и привязали коня, спрятав его от непогоды. Невин снимал сырое седло. Адерин наблюдал за ним, прислонившись к стене. В его глазах стоял вопрос.
– О чем ты думаешь, мальчик?
– Мне не дает покоя одна вещь. Как вы сделали, чтобы пошел дождь?
– Ну и ну! – удивился Невин. – А ты думаешь, это я сделал?
– Я видел вас во сне. Вы сидели на берегу, и вокруг вас была эта большая звезда. Это было как огонь, но только он был голубой. Потом короли пришли к вам, и вы разговаривали с ними. Было четыре короля. Я видел одного – он был насквозь мокрый. А потом пошел дождь.
Невин был потрясен. Его последние сомнения в том был ли Адерин его преемником, окончательно развеялись.
– Я взывал к ветру и просил, чтобы он почтил нас своим вниманием, понятно? – пояснил Невин. – Король Воздуха поссорился с королем Огня, и король Земли просил меня помирить их. Это точно так же, как верховный король Дэверри призывает к здравому смыслу воюющих между собой лордов.
– Выходит тогда, что вы – верховный король?
– Нет. Но после того как я переговорил с ними, они помирились.
– А короли и на нас тоже рассердились?
– Нет. А почему ты так думаешь?
– Потому что мы могли бы умереть от голода, если бы дождь не пошел. Папа так сказал.
– Папа был совершенно прав, но короли не знают этого. Правда, я сомневаюсь, что они обратили бы на это внимание. Если тебе попадется голодная полевая мышь, ты накормишь ее. Но разве ты будешь бегать по полям и искать мышей, которые нуждаются в том, чтобы ты накормил их?
Адерин громко засмеялся.
– А теперь слушай внимательно, – продолжал Невин. – Я пришел, чтобы поговорить с твоим отцом. Ты должен решить, хочешь ли ты пойти со мной, когда наступит весна, и учиться всему, что знаю я. Это главный вопрос. Мы уйдем из Блайсбира, и ты долго не увидишь своих родителей.
– Но мы вернемся когда-нибудь?
– Вернемся. Погостить.
Адерин прикусил нижнюю губу, стоя на одной ноге… худенький, маленький, перепуганный мальчик. Но когда посмотрел на Невина, истинная душа того человека, которым он станет неизвестно когда, проглянула на одно мгновение в его глазах. Как будто два потока его мыслей соединились для того, чтобы принять самое важное решение в его жизни.
– Мне не хочется уходить, – сказал Адерин. – Но я знаю, что все равно пойду. Я хочу как можно больше узнать обо всем, Невин. Это вроде жажды в сильный зной. Она сильнее меня.
– Да будет так. Решено.
В этот дождливый день в большом зале было много народу. Дым от факелов ел глаза. Гверан сидел на столе, скрестив ноги и держа арфу на коленях, и пел. Он декламировал, называя одного за другим воинов отряда, посвящая им витиеватые строфы.
– Пойдем лучше сначала поговорим с мамой, – предложил Адерин. – Она наверху.
Пока они поднимались по винтовой лестнице, слышался чистый прекрасный тенор Гверана, поющего о воинской славе.
В комнатах барда царила приятная прохлада и покой. Один ставень был открыт, пропуская серый вечерний свет. Лисса сидела у окна с рукоделием на коленях. Она улыбнулась, приветствуя их, но Невин видел, что она чем-то обеспокоена. «Из-за Таника», – решил он. Те несколько минут, пока они праздно болтали, Невин с жадностью изучал ее, любуясь не прекрасным телом, но светлой душой, и тосковал по ее обществу, которое положило бы конец его одиночеству.
– Ну что ж, – сказала наконец Лисса. – Я думаю, что вы проделали весь путь не для того, чтобы поболтать о дожде.
– Я пришел поговорить об Адерине, – ответил Невин. – У вашего мальчика настоящий дар травничества. Я надеюсь, что вы с мужем разрешите ему стать моим учеником.
– Я хочу научиться всему, мама, – вмешался Адерин.
– Помолчи. Мы с папой должны обсудить это. Невин, я так понимаю, что он должен будет путешествовать с вами. Я не уверена, что смогу отпустить его.
– Ну мама! – захныкал Адерин.
– Если ты не можешь сидеть тихо, то выйди, – сказала Лисса. – Иди послушай пока, как поет твой отец.
Жалобно ноя, Адерин все же покинул комнату и громко хлопнул за собой дверью. Лисса задумчиво смотрела на Невина.
– Я уже потеряла одного ребенка.
– Я знаю. Но он все равно когда-нибудь оставит вас, чтобы учиться, даже если он решит стать бардом, как его отец. Вы сомневаетесь в том, что я буду хорошо заботиться о нем?
Лисса размышляла. Взгляды их встретились, и снова появилось ощущение, что они были знакомы когда-то прежде.
– Конечно, мне неспокойно, – проговорила она медленно. – Увижу ли я снова моего мальчика?
– Несомненно. Мы будем навещать вас.
– Я надеюсь, это будет хоть слабым, но утешением. Вы единственный человек, которому мне хочется рассказать о себе. Когда Адерин родился, я испытывала к нему очень странное чувство. Почему-то уже тогда я знала, что он оставит меня. Такова будет необходимость, уготованная ему Судьбой. Конечно, это были мои первые роды, и я была такой уставшей и больной, что не удивлялась уже ничему. Акушерка приложила сына к груди, и Аддо посмотрел на меня… его глаза все видели. Обычно дети прижимаются к груди, словно щенята, с закрытыми сонными глазками, ну а Адерин смотрел. Я знала, что ему ведомо таинство его появления на свет. И я подумала тогда, что он отмечен Судьбой. Вы думаете, я безумна?
– Нет. Я не сомневаюсь в том, что это очевидная истина.
Лисса вздохнула и выглянула в окно. Не переставая, шел тихий дождь.
– Травы? – спросила она наконец. – Вы только этому будете учить его?
– Не только. У нас большие планы. Скажите, что вы думаете о двеомере? Сказка, которая годится только для баллад Гверана? Или нечто более значительное?
– Нечто более значительное. – Лисса улыбнулась, сознательно повторив его слова. – Так я думаю. Если двеомер существует, то мне нельзя вставать между сыном и его Судьбой.
– Даже если вы попытаетесь, это будет суровым испытанием… для вас всех.
Кивнув, Лисса продолжала смотреть на дождь.
– Вы подождете до весны? – спросила она, в ее голосе послышалась дрожь. – Он ведь еще совсем малыш.
– Конечно, я подожду. Следующим летом мы не уедем далеко. Вы увидитесь с ним осенью.
Слезы текли по ее щекам. Невину хотелось опуститься перед ней на колени, назвать ее Бранвен и умолять о том, чтобы она простила его. Он решил, что мог бы остаться в Блайсбире, никогда не забирать от нее сына и никогда не покидать ее. Но пророческое предостережение пронзило его, словно молния. У нее ведь своя судьба, и он ничего нее мог с этим поделать.
«Что будет, если ты останешься? – сказал он сам себе. – Ты возненавидишь Гверана за то, что она снова принадлежит не тебе».
– Наверное, мне лучше уйти? – спросил он.
– Да, пожалуйста. Благодарю вас.
Невин спускался вниз по лестнице и задержался у двери, чтобы заглянуть в большой зал.
Недалеко от камина для слуг Адерин развлекался с одним из пажей. Гверан пел балладу времен Рассвета, в которой рассказывалась история о госпоже Мэйве и лорде Беноике, об их любви, попирающей супружескую верность.
Невин вновь ощутил пророческое предостережение и разыскал глазами Таника. Тот сидел среди бойцов и наблюдал за бардом с наглой непроницаемой ухмылкой. Время от времени Гверан бросал на него взгляды, улыбаясь сам себе.
«Боги, – думал Невин. – Слишком поздно. Гверан все знает». Декламируя куплет за куплетом, Гверан подошел к кульминационному моменту: Беноик лежит мертвый у ног оскорбленного мужа. В этот миг Таник встал и решительным шагом покинул зал.
Вздохнув, Гверан отложил арфу и вытер вспотевшее лицо рукавом. Он слез со стола, взял кружку эля у поджидавшего пажа и направился к Невину.
– Мне надо немного отдохнуть, – сказал Гверан, – здесь очень дымно, а это действует на голос.
– Вы прекрасно поете, хотя я, признаться, несколько удивлен вашим выбором баллад.
Гверан удивленно поднял одну бровь.
– Весть о печальном конце лорда Беноика достигла кое-чьих ушей, и, несомненно, задела за живое нечестивца, – проговорил Невин.
– Чего бы мне хотелось – это вовсе эти уши ему отрезать… если вы говорите о человеке, которого и я имею в виду.
– Надо очень хорошо владеть мечом, чтобы сразить летящего ястреба, мой друг.
– Так же думают и все остальные? – Голос Гверана стал холодным и бесстрастным. – Вы полагаете, я буду пресмыкаться в страхе перед этим мерзавцем, потому что он умеет махать мечом, а я не обучен? Я уверяю вас, что скорее умру, чем прослыву трусом.
– Я только молюсь о том, чтобы ваши слова остались словами.
Гверан пожал плечами и глотнул эля.
– Послушайте, – сказал Невин, – если вы намекнете лорду Мароику о том, что Таник увивается за вашей женой, лорд выгонит его. Мароик защитит доброе имя барда, и это будет справедливо.
– Верно, но это лишь опорочит имя Лиссы. Я заранее предвижу все сплетни и грязные взгляды. Что же я за мужчина, если не могу защитить честь своей жены?
– Мертвец никого не сможет защитить.
– Не волнуйтесь. Я не могу позволить себе умереть и оставить мою бедную Лиссу беззащитной вдовой. Я полагаю, этому орлу, или ястребу, как вы его называете, уже известно, что я готов отстаивать свои права. Может быть, это его образумит.
Это выглядело вполне логично, но Невин знал с холодной расчетливостью мастера двеомера, что Гверан обманывает его.
Перебрав весь запас песенных преданий, хранящихся в его памяти, куда не мог проникнуть ни один вор, Гверан был поражен тем, как много сказаний посвящено любовным изменам. С давних времен любовные утехи для знати были главным способом приятно провести время. Как ястребиная охота, только с еще более кровавым результатом. Каждую ночь Гверан решил петь по одной песне об измене и внимательно следить за Таником, когда речь будет идти о гибели любовника. Сжатые челюсти и холодный блеск в глазах свидетельствовали о том, что парень слышал его. Но, как оказалось, не только у Таника был острый слух. В один из вечеров Дорин поднялся к Гверану, чтобы поговорить с ним наедине.
– Послушай, бард, как насчет чистой лирики, без этих роковых страстей? – поинтересовался он. – Меня уж тошнит от твоих излюбленных томлений по чужим женам.
– Правда, капитан? Меня тем более.
Дорин сморщился и затряс головой, как ужаленная оводом лошадь.
– Ты думаешь, что я слепой? – рассердился Гверан.
– Извини. Согласен, позорное дело – желать чужую жену.
– Вот именно. Я рад, что ты разделяешь мое мнение. И есть ли что-нибудь плохое в том, что человек, которого оскорбили, чувствует себя оскорбленным?
– Ничего. Ты бард, и в этом твое преимущество.
И Гверан продолжал свои ежевечерние концерты, с удовлетворением наблюдая за воинами отряда, которые избегали смотреть на Таника при упоминании супружеской измены.
В следующие несколько вечеров Таник упорно смотрел в кружку и брезгливо морщился, когда звучали решающие строки. «Наступил подходящий момент», – решил Гверан и спел непристойную песню о похождениях мельника, который был наказан за то, что соблазнял жену владельца таверны. Жена просила мужа проучить одного деревенского парня. Он взял своих друзей – крепких ребят, – и они затолкали мельника в пустую бочку, прокатили ее по деревенской улице до реки и пустили вниз по течению. Все воины захохотали. Таник позеленел от злости.
На следующее утро он поджидал Гверана во дворе.
– Ты мерзавец, – прорычал южанин.
– Я? – удивился Гверан. – Я нанес тебе оскорбление? Если я в чем-то виноват, ты можешь пожаловаться лорду Мароику, и он разберется. В случае чего я безоговорочно приму наказание.
Таник покраснел, развернулся на каблуках и широким шагом пошел прочь. Гверан улыбнулся, видя, что враг отступает. «Ты дурак, – думал он, – у барда есть оружие более опасное, чем сталь». Гверан знал, что Мароик решит это дело в его пользу, но ему хотелось большего, Заставить Таника уехать – этой мести уже было недостаточно.
В тот вечер, исполнив очередную балладу о любовных похождениях, Гверан попросил лорда Мароика разрешения спеть новую песню, которую он сам сочинил – о летней охоте.
А так как Мароик был страстным охотником, то он, конечно, согласился. Таник расслабился, в надежде, что на сегодня с издевками покончено.
Однако Гверан запел о ястребах, летающих над лугом. О ястребе, который летал выше всех и, развлекаясь, падал на прекрасных пташек.
Отряд затих, наблюдая за Таником. Тот так сильно сжал кружку, что его пальцы побелели. Гверан продолжал петь о прекрасной белой голубке, которую маленький мальчик, живущий в городе, любил и лелеял. Но жестокий охотник натравил на нее своего ястреба. Безжалостно ранив ее когтями, ястреб гнал птаху по всему лугу, в то время как ее маленькое сердце разрывалось от страха, и она затравленно порхала впереди. Как раз в этот момент подоспел мальчик, который любил ее, и выстрелил в ястреба из лука, пронзив ему сердце.
– И прекрасная белая голубка невредимая полетела навстречу своей любви… – пропел Гверан, внезапно оборвав песню на полуфразе.
Рассвирепевший Таник вскочил со своего места и решительными шагами пересек зал. Гверан отложил свою арфу и еле заметно усмехнулся.
– Ублюдок, – прошипел Таник. – Довольно!
– Довольно чего? – не понял Гверан. – Песня еще не закончена, мой друг.
Таник выхватил меч и замахнулся, но Гверан был готов к этому. Он перепрыгнул через стол, а в зале поднялся крик.
Гверан упал на солому, но успел увидеть, как толпа окружила Таника. Бойцы захватили его и ловко разоружили. Лорд Мароик вскочил на ноги, призывая к порядку визжащих служанок. Наконец зал затих. Слуги отступили к стенам. Женщины смолкли. Трое мужчин подняли Таника на ноги, крепко скрутив ему руки за спиной.
– Что все это означает? – воскликнул рассерженно лорд Мароик. – Ты что, рехнулся? С мечом на барда! Как тебе могло прийти это в голову?!
Таник, удерживаемый своими друзьями по отряду, был так потрясен, что не мог произнести ни слова. Гверан пробрался вперед, чтобы лучше видеть его смятение.
– Если тебе так не понравилась песня, – с деланным недоумением сказал Гверан, – мог бы просто сказать мне об этом.
– Ублюдок, – крикнул Таник, – ты настоящий ублюдок! Ты специально все это подстроил. Ты издевался надо мной столько времени!
– А ну, молчать! – прорычал Мароик, подойдя ближе. – С чего это барду понадобилось затевать такую игру?
Ловушка захлопнулась. В отчаянии Таник смотрел по сторонам, словно ища чьей-то поддержки. Но никто не двинулся с места – бойцы стояли молча, с побледневшими лицами.
– Плохое настроение – это одно, а непочтительность – совсем другое, – пояснил Мароик. – Мне не хочется быть жестоким, но закон есть закон. Уведите его и повесьте. Сейчас же. Я хочу с этим покончить.
Тело Таника обмякло, будто он потерял сознание. Каса заголосила, залилась слезами и кинулась к лестнице.
– Я понимаю, это тяжело, – заметил Мароик, затем добавил: – Никто не смеет унижать моего барда, а тем более – нападать на него. Кто-нибудь желает ослушаться моего приговора?
Все в ужасе замотали головами. Мароик удовлетворенно кивнул.
– Ну, тогда быстро выполняйте приказ. Возьмите факелы и вздерните его на стене. И нечего размышлять об этом целую длинную ночь. Я хочу покончить с этим.
Выкрикнув боевой клич, Таник начал отчаянную, но безнадежную борьбу. Безоружный, он наносил тяжелые удары своим конвоирам. Он надеялся вынудить их прикончить его мечом, но всадники повалили его на пол и связали ему руки и ноги. Когда они волокли его из зала, Гверан напряг все свои силы, чтобы удержатся от улыбки.
Уже через два часа после рассвета Блайсбир облетело известие о том, что лорд Мароик повесил одного из бойцов за то, что он угрожал его барду.
Услышав об этом, Невин сначала удивился: неужели Геррант оказался таким глупцом? Но потом он вспомнил, что Таник все же не Геррант – слишком прост, а у Гверана куда больше хитрости, чем у Блайна.
Бормоча проклятия, старик побежал седлать своего коня. Невин приехал, когда тело Таника уже сняли со стены. Слуга, принявший у него коня, рассказал ему подробности. Жрецы отказались хоронить повешенного, и Таника погребли в безымянной могиле за стеной крепости. Невин разыскал Гверана в его комнате. Он был там один.
– Жена увела мальчиков погулять, – сообщил бард, – они все расстроены этой бедой.
– Еще бы. Похоже, Таник чересчур близко к сердцу принял твое предупреждение.
Гверан улыбнулся.
– Послушай, – сердито сказал Невин, – почему ты просто не поговорил с лордом Мароиком?
– Потому что я хотел смерти Таника. Боги, ты еще сомневаешься в этом?
Невин возмущенно фыркнул.
– Ты – расчетливый и хитрый убийца. Просто герой для одной из своих баллад.
– Ты очень любезен. Собираешься рассказать Мароику правду?
– А ты думаешь, он мне поверит? Нет, это твоя Судьба, мой друг, и ты поплатишься за это когда-нибудь.
– Где? В призрачном Ином Мире?
Гверан самодовольно улыбнулся, и Невину захотелось отвесить ему пощечину. Ведь Гверану был дан шанс освободить себя от цепей Судьбы, которые он получил в наследство от Блайна. Он мог бы исправить ошибку – с помощью закона убрать своего врага подальше от жены. Но он использовал закон вместо меча – чтобы убить.
– Раньше или позже, – сурово проговорил Невин, – это убийство напомнит о себе.
– Думаешь? Я готов рискнуть.
Невин еле сдержался, чтобы не сказать правду: в этой жизни ты можешь остаться невредимым, но в твоей следующей жизни эта пролитая кровь все равно вернется к тебе, ты снова будешь связан с Геррантом кровавой цепью.
И вдруг Невин испугался: а что, если он тоже будет связан с ними – хотя бы потому, что должен был предвидеть намерения Гверана и предотвратить убийство?
Только через два дня Невин увиделся с Лиссой. Он привел Адерина в крепость, она встретила их у ворот и отправила сына с Касой.
Невин последовал за ней вниз по заросшему травой склону холма, ведя свою лошадь под уздцы. В ярком солнечном свете она выглядела бледной и уставшей от бессонных ночей.
– Я хочу сказать вам, что Гверан согласен отдать Аддо к вам в обучение, – сказала ему Лисса. – Вам надо с ним обсудить только подробности, но в целом этот вопрос уже решен. Если Гверан что решит, то его слово свято.
– Да, он человек упрямый, – согласился Невин. Лисса поморщилась, и старик понял, что она хорошо знала обо всем, что произошло.
– Простите мне стариковскую прямоту…
– Не надо извинений. Это печально, но, боги, что я могу сделать? Ведь Гверро просто хотел защитить меня.
– Да, вы правы. Ни один человек в отряде не осмелится теперь приставать к вам.
Лисса кивнула, глядя вдаль – туда, где река сверкала в послеполуденной дымке.
– Мой муж – хороший человек, – проговорила она задумчиво.
Невин вздохнул: женщине необходимо верить в это.
– Я знаю, как мне повезло, – продолжала она. – Порой я даже горюю, что мне выпало счастье выбрать именно его.
– Горюете? Но ведь это должно радовать ваше сердце!
– Да, все мужчины так думают. Но на самом деле это ужасно! Я пряталась в своей комнате, как испуганный ребенок, и при этом все думала, как мне повезло, что муж мне верит, как мне повезло, что он может меня защитить… – Когда Лисса повернула голову и посмотрела на Невина, ее глаза стали вдруг холодными. – Мне надоело зависеть от везения. Я бы хотела стать сильной, как мужчина, и тогда удача мне будет ни к чему!
– Молчи! Такое желание накличет беду.
Чуть пожав плечами, Лисса снова принялась глядеть вдаль, словно прозревая далекое будущее.
ЭЛДИС, 1062
Мулы, измученные жарким солнцем, хрипели, лягались и кусались, противясь погонщикам, что попытались призвать их к порядку. Караван превратился в неуправляемое стадо, которое с мычанием и ревом неслось к городским воротам в облаке бурой пыли. Каллин из Кермора выехал из этой сумятицы, направил лошадь к обочине дороги и рысью поскакал в сторону города. Приподнявшись в стременах, он увидел торговца Дрегиса, который спорил со стражниками, собиравшими пошлину. Мулы подняли такую пыль, что невозможно было различить, кто прибыл с караваном.
– Джилл! – изо всех сил крикнул Каллин. – Джилл, выбирайся из этой толпы!
Через пару минут тревожного ожидания Каллин наконец увидел, как она выехала на своем кауром мерине и направилась к нему. Пот ручейками стекал по ее лицу, а светлые волосы стали такого же цвета, как грива лошади.
– Надеюсь, Дрегис просто расплатится с ними и не будет спорить, – сказала Джилл. – Мне хочется побыстрей вымыться.
– Мне тоже, и неплохо бы выпить эля.
И тут вдруг Каса задумалась: действительно ли это одно и то же? Когда Таник гулял с ними, он старался обращаться к госпоже, а не к служанке. «Впрочем, он не посмеет приставать к жене барда, – подумала Каса. – И кроме того, я красивее ее». Она с вожделением смотрела на широкую спину Таника и жалела, что женщины не всегда понимают, о чем думают мужчины.
На следующий день погода наладилась. Лисса поручила Касе сходить с Адерином на ферму – навестить матушку. Адерин беседовал с травником, Каса проводила время на кухне, с удовольствием сплетничая о своих сестрах, которые все были уже замужем. Это ее огорчало, потому что было несправедливо: самая красивая из них, она еще не нашла себе супруга. Размышления об этом натолкнули ее на одну мысль. Она вышла из дома и направилась к сараю травника. Невин и Адерин вскапывали землю возле стены, чтобы посадить траву.
– Добрый день, – сказал Невин. – Что, Адерину уже пора домой?
– Нет еще. Я просто хотела поговорить с вами, меня интересуют некоторые травы.
Невин пригласил Касу в сарай и предложил ей сесть, а сам прислонился к стене. Каса заметила, что он обращается с ней вежливее, чем Таник. Жаль, что она не могла сказать ему об этом, чтобы он поревновал.
– Я слышала, что вы можете приготовить любовный настой. Я не могу много заплатить, но моя госпожа иногда дает мне денег.
– Девушке с твоей красотой не нужны никакие ухищрения, – строго сказал Невин. – Опаивать парня дрянью – это грязное дело. И кроме того, на зелья никогда нельзя рассчитывать.
Каса расстроилась. Грязь ее не смущала, но она не видела нужды бросать свои деньги на ветер.
– Теперь скажи-ка, – продолжал Невин, – Таник с тобой так же холоден, как со всеми?
Каса не могла понять: или старик владеет двеомером, или у нее на лице все написано. Она решила, что последнее вернее, и ее щеки покраснели от стыда.
– Поймите, – сказала она, заикаясь. – Это так скверно – любить человека, который тебя никогда не полюбит.
– Конечно. Но Таник будет плохим мужем, даже если ты добьешься его. Он тяжелый, равнодушный человек.
– О, кое с кем он не так холоден, как со мной.
– Правда? – Невин участливо улыбнулся ей. – Я, кажется, начинаю понимать, что тут дело в ревности.
– А разве это справедливо, что он увивается за женщиной, у которой уже есть муж, и кроме того, он даже не нравится ей.
– А теперь послушай, девочка. Если Таник принадлежит к тем людям, которые пристают к замужним женщинам, то ты явно могла бы отыскать себе парня получше. Я… – Неожиданно старик заколебался, посмотрел на нее пристальным леденящим взглядом. – А что за замужняя женщина? Твоя госпожа?
Испугавшись, Каса подумала было соврать, но эти холодные глаза, казалось, проникали в самую душу.
– Да, – сказала Каса, заикаясь. – Но, сударь, она не видит его, это правда. Она никогда не изменит своему мужу. Только, ради всех богов, не говорите об этом Гверану, ладно?
– Не волнуйся, я этого не сделаю. Послушай, дитя, придержи и ты тоже свой язык. Хорошо? Во имя всего святого – ни одного слова Гверану.
Перепуганная до смерти, Каса кивнула в знак согласия. Как только Невин отвернулся, она вскочила и выбежала из сарая.
Великие владыки Воды пообещали Невину новую грозу. И точно, на следующий день пошел прекрасный тихий дождь, который напоил поля.
Невзирая на непогоду, Невин завернулся в свой плащ и выехал в крепость Мароика. Настало время поговорить с Гвераном и Лиссой о том, чтобы взять Адерина в обучение.
Кроме того, он хотел разобраться в той скверной ситуации, которую Каса невольно приоткрыла ему. Когда Невин въехал во двор, по камням хлестал дождь. Адерин, накинув на голову плащ, выбежал навстречу ему, разбрызгивая лужи.
– Мне надо поговорить с вами, – произнес Адерин. – Я знал, что вы сегодня приедете.
– И вот я здесь, как видишь. Поможешь мне привязать лошадь?
Вместе они нашли свободное стойло и привязали коня, спрятав его от непогоды. Невин снимал сырое седло. Адерин наблюдал за ним, прислонившись к стене. В его глазах стоял вопрос.
– О чем ты думаешь, мальчик?
– Мне не дает покоя одна вещь. Как вы сделали, чтобы пошел дождь?
– Ну и ну! – удивился Невин. – А ты думаешь, это я сделал?
– Я видел вас во сне. Вы сидели на берегу, и вокруг вас была эта большая звезда. Это было как огонь, но только он был голубой. Потом короли пришли к вам, и вы разговаривали с ними. Было четыре короля. Я видел одного – он был насквозь мокрый. А потом пошел дождь.
Невин был потрясен. Его последние сомнения в том был ли Адерин его преемником, окончательно развеялись.
– Я взывал к ветру и просил, чтобы он почтил нас своим вниманием, понятно? – пояснил Невин. – Король Воздуха поссорился с королем Огня, и король Земли просил меня помирить их. Это точно так же, как верховный король Дэверри призывает к здравому смыслу воюющих между собой лордов.
– Выходит тогда, что вы – верховный король?
– Нет. Но после того как я переговорил с ними, они помирились.
– А короли и на нас тоже рассердились?
– Нет. А почему ты так думаешь?
– Потому что мы могли бы умереть от голода, если бы дождь не пошел. Папа так сказал.
– Папа был совершенно прав, но короли не знают этого. Правда, я сомневаюсь, что они обратили бы на это внимание. Если тебе попадется голодная полевая мышь, ты накормишь ее. Но разве ты будешь бегать по полям и искать мышей, которые нуждаются в том, чтобы ты накормил их?
Адерин громко засмеялся.
– А теперь слушай внимательно, – продолжал Невин. – Я пришел, чтобы поговорить с твоим отцом. Ты должен решить, хочешь ли ты пойти со мной, когда наступит весна, и учиться всему, что знаю я. Это главный вопрос. Мы уйдем из Блайсбира, и ты долго не увидишь своих родителей.
– Но мы вернемся когда-нибудь?
– Вернемся. Погостить.
Адерин прикусил нижнюю губу, стоя на одной ноге… худенький, маленький, перепуганный мальчик. Но когда посмотрел на Невина, истинная душа того человека, которым он станет неизвестно когда, проглянула на одно мгновение в его глазах. Как будто два потока его мыслей соединились для того, чтобы принять самое важное решение в его жизни.
– Мне не хочется уходить, – сказал Адерин. – Но я знаю, что все равно пойду. Я хочу как можно больше узнать обо всем, Невин. Это вроде жажды в сильный зной. Она сильнее меня.
– Да будет так. Решено.
В этот дождливый день в большом зале было много народу. Дым от факелов ел глаза. Гверан сидел на столе, скрестив ноги и держа арфу на коленях, и пел. Он декламировал, называя одного за другим воинов отряда, посвящая им витиеватые строфы.
– Пойдем лучше сначала поговорим с мамой, – предложил Адерин. – Она наверху.
Пока они поднимались по винтовой лестнице, слышался чистый прекрасный тенор Гверана, поющего о воинской славе.
В комнатах барда царила приятная прохлада и покой. Один ставень был открыт, пропуская серый вечерний свет. Лисса сидела у окна с рукоделием на коленях. Она улыбнулась, приветствуя их, но Невин видел, что она чем-то обеспокоена. «Из-за Таника», – решил он. Те несколько минут, пока они праздно болтали, Невин с жадностью изучал ее, любуясь не прекрасным телом, но светлой душой, и тосковал по ее обществу, которое положило бы конец его одиночеству.
– Ну что ж, – сказала наконец Лисса. – Я думаю, что вы проделали весь путь не для того, чтобы поболтать о дожде.
– Я пришел поговорить об Адерине, – ответил Невин. – У вашего мальчика настоящий дар травничества. Я надеюсь, что вы с мужем разрешите ему стать моим учеником.
– Я хочу научиться всему, мама, – вмешался Адерин.
– Помолчи. Мы с папой должны обсудить это. Невин, я так понимаю, что он должен будет путешествовать с вами. Я не уверена, что смогу отпустить его.
– Ну мама! – захныкал Адерин.
– Если ты не можешь сидеть тихо, то выйди, – сказала Лисса. – Иди послушай пока, как поет твой отец.
Жалобно ноя, Адерин все же покинул комнату и громко хлопнул за собой дверью. Лисса задумчиво смотрела на Невина.
– Я уже потеряла одного ребенка.
– Я знаю. Но он все равно когда-нибудь оставит вас, чтобы учиться, даже если он решит стать бардом, как его отец. Вы сомневаетесь в том, что я буду хорошо заботиться о нем?
Лисса размышляла. Взгляды их встретились, и снова появилось ощущение, что они были знакомы когда-то прежде.
– Конечно, мне неспокойно, – проговорила она медленно. – Увижу ли я снова моего мальчика?
– Несомненно. Мы будем навещать вас.
– Я надеюсь, это будет хоть слабым, но утешением. Вы единственный человек, которому мне хочется рассказать о себе. Когда Адерин родился, я испытывала к нему очень странное чувство. Почему-то уже тогда я знала, что он оставит меня. Такова будет необходимость, уготованная ему Судьбой. Конечно, это были мои первые роды, и я была такой уставшей и больной, что не удивлялась уже ничему. Акушерка приложила сына к груди, и Аддо посмотрел на меня… его глаза все видели. Обычно дети прижимаются к груди, словно щенята, с закрытыми сонными глазками, ну а Адерин смотрел. Я знала, что ему ведомо таинство его появления на свет. И я подумала тогда, что он отмечен Судьбой. Вы думаете, я безумна?
– Нет. Я не сомневаюсь в том, что это очевидная истина.
Лисса вздохнула и выглянула в окно. Не переставая, шел тихий дождь.
– Травы? – спросила она наконец. – Вы только этому будете учить его?
– Не только. У нас большие планы. Скажите, что вы думаете о двеомере? Сказка, которая годится только для баллад Гверана? Или нечто более значительное?
– Нечто более значительное. – Лисса улыбнулась, сознательно повторив его слова. – Так я думаю. Если двеомер существует, то мне нельзя вставать между сыном и его Судьбой.
– Даже если вы попытаетесь, это будет суровым испытанием… для вас всех.
Кивнув, Лисса продолжала смотреть на дождь.
– Вы подождете до весны? – спросила она, в ее голосе послышалась дрожь. – Он ведь еще совсем малыш.
– Конечно, я подожду. Следующим летом мы не уедем далеко. Вы увидитесь с ним осенью.
Слезы текли по ее щекам. Невину хотелось опуститься перед ней на колени, назвать ее Бранвен и умолять о том, чтобы она простила его. Он решил, что мог бы остаться в Блайсбире, никогда не забирать от нее сына и никогда не покидать ее. Но пророческое предостережение пронзило его, словно молния. У нее ведь своя судьба, и он ничего нее мог с этим поделать.
«Что будет, если ты останешься? – сказал он сам себе. – Ты возненавидишь Гверана за то, что она снова принадлежит не тебе».
– Наверное, мне лучше уйти? – спросил он.
– Да, пожалуйста. Благодарю вас.
Невин спускался вниз по лестнице и задержался у двери, чтобы заглянуть в большой зал.
Недалеко от камина для слуг Адерин развлекался с одним из пажей. Гверан пел балладу времен Рассвета, в которой рассказывалась история о госпоже Мэйве и лорде Беноике, об их любви, попирающей супружескую верность.
Невин вновь ощутил пророческое предостережение и разыскал глазами Таника. Тот сидел среди бойцов и наблюдал за бардом с наглой непроницаемой ухмылкой. Время от времени Гверан бросал на него взгляды, улыбаясь сам себе.
«Боги, – думал Невин. – Слишком поздно. Гверан все знает». Декламируя куплет за куплетом, Гверан подошел к кульминационному моменту: Беноик лежит мертвый у ног оскорбленного мужа. В этот миг Таник встал и решительным шагом покинул зал.
Вздохнув, Гверан отложил арфу и вытер вспотевшее лицо рукавом. Он слез со стола, взял кружку эля у поджидавшего пажа и направился к Невину.
– Мне надо немного отдохнуть, – сказал Гверан, – здесь очень дымно, а это действует на голос.
– Вы прекрасно поете, хотя я, признаться, несколько удивлен вашим выбором баллад.
Гверан удивленно поднял одну бровь.
– Весть о печальном конце лорда Беноика достигла кое-чьих ушей, и, несомненно, задела за живое нечестивца, – проговорил Невин.
– Чего бы мне хотелось – это вовсе эти уши ему отрезать… если вы говорите о человеке, которого и я имею в виду.
– Надо очень хорошо владеть мечом, чтобы сразить летящего ястреба, мой друг.
– Так же думают и все остальные? – Голос Гверана стал холодным и бесстрастным. – Вы полагаете, я буду пресмыкаться в страхе перед этим мерзавцем, потому что он умеет махать мечом, а я не обучен? Я уверяю вас, что скорее умру, чем прослыву трусом.
– Я только молюсь о том, чтобы ваши слова остались словами.
Гверан пожал плечами и глотнул эля.
– Послушайте, – сказал Невин, – если вы намекнете лорду Мароику о том, что Таник увивается за вашей женой, лорд выгонит его. Мароик защитит доброе имя барда, и это будет справедливо.
– Верно, но это лишь опорочит имя Лиссы. Я заранее предвижу все сплетни и грязные взгляды. Что же я за мужчина, если не могу защитить честь своей жены?
– Мертвец никого не сможет защитить.
– Не волнуйтесь. Я не могу позволить себе умереть и оставить мою бедную Лиссу беззащитной вдовой. Я полагаю, этому орлу, или ястребу, как вы его называете, уже известно, что я готов отстаивать свои права. Может быть, это его образумит.
Это выглядело вполне логично, но Невин знал с холодной расчетливостью мастера двеомера, что Гверан обманывает его.
Перебрав весь запас песенных преданий, хранящихся в его памяти, куда не мог проникнуть ни один вор, Гверан был поражен тем, как много сказаний посвящено любовным изменам. С давних времен любовные утехи для знати были главным способом приятно провести время. Как ястребиная охота, только с еще более кровавым результатом. Каждую ночь Гверан решил петь по одной песне об измене и внимательно следить за Таником, когда речь будет идти о гибели любовника. Сжатые челюсти и холодный блеск в глазах свидетельствовали о том, что парень слышал его. Но, как оказалось, не только у Таника был острый слух. В один из вечеров Дорин поднялся к Гверану, чтобы поговорить с ним наедине.
– Послушай, бард, как насчет чистой лирики, без этих роковых страстей? – поинтересовался он. – Меня уж тошнит от твоих излюбленных томлений по чужим женам.
– Правда, капитан? Меня тем более.
Дорин сморщился и затряс головой, как ужаленная оводом лошадь.
– Ты думаешь, что я слепой? – рассердился Гверан.
– Извини. Согласен, позорное дело – желать чужую жену.
– Вот именно. Я рад, что ты разделяешь мое мнение. И есть ли что-нибудь плохое в том, что человек, которого оскорбили, чувствует себя оскорбленным?
– Ничего. Ты бард, и в этом твое преимущество.
И Гверан продолжал свои ежевечерние концерты, с удовлетворением наблюдая за воинами отряда, которые избегали смотреть на Таника при упоминании супружеской измены.
В следующие несколько вечеров Таник упорно смотрел в кружку и брезгливо морщился, когда звучали решающие строки. «Наступил подходящий момент», – решил Гверан и спел непристойную песню о похождениях мельника, который был наказан за то, что соблазнял жену владельца таверны. Жена просила мужа проучить одного деревенского парня. Он взял своих друзей – крепких ребят, – и они затолкали мельника в пустую бочку, прокатили ее по деревенской улице до реки и пустили вниз по течению. Все воины захохотали. Таник позеленел от злости.
На следующее утро он поджидал Гверана во дворе.
– Ты мерзавец, – прорычал южанин.
– Я? – удивился Гверан. – Я нанес тебе оскорбление? Если я в чем-то виноват, ты можешь пожаловаться лорду Мароику, и он разберется. В случае чего я безоговорочно приму наказание.
Таник покраснел, развернулся на каблуках и широким шагом пошел прочь. Гверан улыбнулся, видя, что враг отступает. «Ты дурак, – думал он, – у барда есть оружие более опасное, чем сталь». Гверан знал, что Мароик решит это дело в его пользу, но ему хотелось большего, Заставить Таника уехать – этой мести уже было недостаточно.
В тот вечер, исполнив очередную балладу о любовных похождениях, Гверан попросил лорда Мароика разрешения спеть новую песню, которую он сам сочинил – о летней охоте.
А так как Мароик был страстным охотником, то он, конечно, согласился. Таник расслабился, в надежде, что на сегодня с издевками покончено.
Однако Гверан запел о ястребах, летающих над лугом. О ястребе, который летал выше всех и, развлекаясь, падал на прекрасных пташек.
Отряд затих, наблюдая за Таником. Тот так сильно сжал кружку, что его пальцы побелели. Гверан продолжал петь о прекрасной белой голубке, которую маленький мальчик, живущий в городе, любил и лелеял. Но жестокий охотник натравил на нее своего ястреба. Безжалостно ранив ее когтями, ястреб гнал птаху по всему лугу, в то время как ее маленькое сердце разрывалось от страха, и она затравленно порхала впереди. Как раз в этот момент подоспел мальчик, который любил ее, и выстрелил в ястреба из лука, пронзив ему сердце.
– И прекрасная белая голубка невредимая полетела навстречу своей любви… – пропел Гверан, внезапно оборвав песню на полуфразе.
Рассвирепевший Таник вскочил со своего места и решительными шагами пересек зал. Гверан отложил свою арфу и еле заметно усмехнулся.
– Ублюдок, – прошипел Таник. – Довольно!
– Довольно чего? – не понял Гверан. – Песня еще не закончена, мой друг.
Таник выхватил меч и замахнулся, но Гверан был готов к этому. Он перепрыгнул через стол, а в зале поднялся крик.
Гверан упал на солому, но успел увидеть, как толпа окружила Таника. Бойцы захватили его и ловко разоружили. Лорд Мароик вскочил на ноги, призывая к порядку визжащих служанок. Наконец зал затих. Слуги отступили к стенам. Женщины смолкли. Трое мужчин подняли Таника на ноги, крепко скрутив ему руки за спиной.
– Что все это означает? – воскликнул рассерженно лорд Мароик. – Ты что, рехнулся? С мечом на барда! Как тебе могло прийти это в голову?!
Таник, удерживаемый своими друзьями по отряду, был так потрясен, что не мог произнести ни слова. Гверан пробрался вперед, чтобы лучше видеть его смятение.
– Если тебе так не понравилась песня, – с деланным недоумением сказал Гверан, – мог бы просто сказать мне об этом.
– Ублюдок, – крикнул Таник, – ты настоящий ублюдок! Ты специально все это подстроил. Ты издевался надо мной столько времени!
– А ну, молчать! – прорычал Мароик, подойдя ближе. – С чего это барду понадобилось затевать такую игру?
Ловушка захлопнулась. В отчаянии Таник смотрел по сторонам, словно ища чьей-то поддержки. Но никто не двинулся с места – бойцы стояли молча, с побледневшими лицами.
– Плохое настроение – это одно, а непочтительность – совсем другое, – пояснил Мароик. – Мне не хочется быть жестоким, но закон есть закон. Уведите его и повесьте. Сейчас же. Я хочу с этим покончить.
Тело Таника обмякло, будто он потерял сознание. Каса заголосила, залилась слезами и кинулась к лестнице.
– Я понимаю, это тяжело, – заметил Мароик, затем добавил: – Никто не смеет унижать моего барда, а тем более – нападать на него. Кто-нибудь желает ослушаться моего приговора?
Все в ужасе замотали головами. Мароик удовлетворенно кивнул.
– Ну, тогда быстро выполняйте приказ. Возьмите факелы и вздерните его на стене. И нечего размышлять об этом целую длинную ночь. Я хочу покончить с этим.
Выкрикнув боевой клич, Таник начал отчаянную, но безнадежную борьбу. Безоружный, он наносил тяжелые удары своим конвоирам. Он надеялся вынудить их прикончить его мечом, но всадники повалили его на пол и связали ему руки и ноги. Когда они волокли его из зала, Гверан напряг все свои силы, чтобы удержатся от улыбки.
Уже через два часа после рассвета Блайсбир облетело известие о том, что лорд Мароик повесил одного из бойцов за то, что он угрожал его барду.
Услышав об этом, Невин сначала удивился: неужели Геррант оказался таким глупцом? Но потом он вспомнил, что Таник все же не Геррант – слишком прост, а у Гверана куда больше хитрости, чем у Блайна.
Бормоча проклятия, старик побежал седлать своего коня. Невин приехал, когда тело Таника уже сняли со стены. Слуга, принявший у него коня, рассказал ему подробности. Жрецы отказались хоронить повешенного, и Таника погребли в безымянной могиле за стеной крепости. Невин разыскал Гверана в его комнате. Он был там один.
– Жена увела мальчиков погулять, – сообщил бард, – они все расстроены этой бедой.
– Еще бы. Похоже, Таник чересчур близко к сердцу принял твое предупреждение.
Гверан улыбнулся.
– Послушай, – сердито сказал Невин, – почему ты просто не поговорил с лордом Мароиком?
– Потому что я хотел смерти Таника. Боги, ты еще сомневаешься в этом?
Невин возмущенно фыркнул.
– Ты – расчетливый и хитрый убийца. Просто герой для одной из своих баллад.
– Ты очень любезен. Собираешься рассказать Мароику правду?
– А ты думаешь, он мне поверит? Нет, это твоя Судьба, мой друг, и ты поплатишься за это когда-нибудь.
– Где? В призрачном Ином Мире?
Гверан самодовольно улыбнулся, и Невину захотелось отвесить ему пощечину. Ведь Гверану был дан шанс освободить себя от цепей Судьбы, которые он получил в наследство от Блайна. Он мог бы исправить ошибку – с помощью закона убрать своего врага подальше от жены. Но он использовал закон вместо меча – чтобы убить.
– Раньше или позже, – сурово проговорил Невин, – это убийство напомнит о себе.
– Думаешь? Я готов рискнуть.
Невин еле сдержался, чтобы не сказать правду: в этой жизни ты можешь остаться невредимым, но в твоей следующей жизни эта пролитая кровь все равно вернется к тебе, ты снова будешь связан с Геррантом кровавой цепью.
И вдруг Невин испугался: а что, если он тоже будет связан с ними – хотя бы потому, что должен был предвидеть намерения Гверана и предотвратить убийство?
Только через два дня Невин увиделся с Лиссой. Он привел Адерина в крепость, она встретила их у ворот и отправила сына с Касой.
Невин последовал за ней вниз по заросшему травой склону холма, ведя свою лошадь под уздцы. В ярком солнечном свете она выглядела бледной и уставшей от бессонных ночей.
– Я хочу сказать вам, что Гверан согласен отдать Аддо к вам в обучение, – сказала ему Лисса. – Вам надо с ним обсудить только подробности, но в целом этот вопрос уже решен. Если Гверан что решит, то его слово свято.
– Да, он человек упрямый, – согласился Невин. Лисса поморщилась, и старик понял, что она хорошо знала обо всем, что произошло.
– Простите мне стариковскую прямоту…
– Не надо извинений. Это печально, но, боги, что я могу сделать? Ведь Гверро просто хотел защитить меня.
– Да, вы правы. Ни один человек в отряде не осмелится теперь приставать к вам.
Лисса кивнула, глядя вдаль – туда, где река сверкала в послеполуденной дымке.
– Мой муж – хороший человек, – проговорила она задумчиво.
Невин вздохнул: женщине необходимо верить в это.
– Я знаю, как мне повезло, – продолжала она. – Порой я даже горюю, что мне выпало счастье выбрать именно его.
– Горюете? Но ведь это должно радовать ваше сердце!
– Да, все мужчины так думают. Но на самом деле это ужасно! Я пряталась в своей комнате, как испуганный ребенок, и при этом все думала, как мне повезло, что муж мне верит, как мне повезло, что он может меня защитить… – Когда Лисса повернула голову и посмотрела на Невина, ее глаза стали вдруг холодными. – Мне надоело зависеть от везения. Я бы хотела стать сильной, как мужчина, и тогда удача мне будет ни к чему!
– Молчи! Такое желание накличет беду.
Чуть пожав плечами, Лисса снова принялась глядеть вдаль, словно прозревая далекое будущее.
ЭЛДИС, 1062
Двеомер – это дикий край, который пересекают лишь несколько надежных троп. По обеим сторонам дороги лежит непознанная страна, полная диких зверей, пропастей и трясин, опасных для неосторожной души, как дикий вепрь для охотника. Не смейся над этой угрозой, пока не столкнешься с ней лицом к лицу.
«Тайная книга друида Кадваллона»
Мулы, измученные жарким солнцем, хрипели, лягались и кусались, противясь погонщикам, что попытались призвать их к порядку. Караван превратился в неуправляемое стадо, которое с мычанием и ревом неслось к городским воротам в облаке бурой пыли. Каллин из Кермора выехал из этой сумятицы, направил лошадь к обочине дороги и рысью поскакал в сторону города. Приподнявшись в стременах, он увидел торговца Дрегиса, который спорил со стражниками, собиравшими пошлину. Мулы подняли такую пыль, что невозможно было различить, кто прибыл с караваном.
– Джилл! – изо всех сил крикнул Каллин. – Джилл, выбирайся из этой толпы!
Через пару минут тревожного ожидания Каллин наконец увидел, как она выехала на своем кауром мерине и направилась к нему. Пот ручейками стекал по ее лицу, а светлые волосы стали такого же цвета, как грива лошади.
– Надеюсь, Дрегис просто расплатится с ними и не будет спорить, – сказала Джилл. – Мне хочется побыстрей вымыться.
– Мне тоже, и неплохо бы выпить эля.