Керр Катарина. Чары кинжала

   – Трус! – прокричала Джилл и опять засмеялась.
   Размахивая мечом, нанося тяжелые удары, едва успевая отбиваться, она преследовала всадника, вставшего на ее пути. Он помчался галопом, спасаясь бегством, так же как и его лорд. Восход перепрыгнул через очередную убитую лошадь, и они выбрались из толпы. В облаке пыли битва разгоралась по кругу. Здесь и там возникали стычки вокруг какого-нибудь лорда, по всему лугу рассредоточились сражающиеся пары. Те, кто был ранен, скакали куда придется. Черная лошадь быстрой рысью уносила Корбина.
   – Ублюдок, – прошептала Джилл. – Восход, догоним его?
   Гунтер бросился вперед так, будто сам преследовал жертву. Перепрыгивая через трупы, объезжая сражающихся, они мчались через поле, рискуя сломать себе шею на ухабах. Из-за шума сражения Корбин не мог слышать, как они приближались. Когда Восход сделал последний рывок, что-то помимо воли заставило Корбина оглянуться. Он ударил своего коня и в паническом ужасе черной стрелой понесся дальше.
   – Стой! – крикнула Джилл. – Трус!
   Восход тянулся как мог и старался удержать темп, но силы его были на исходе: вороной ускакал далеко вперед. Заплакав от злости, Джилл отпустила поводья. «Проклятый трус позорно сбежал с поля боя», – думала она. Вдруг вороной взвился на дыбы и тяжело рухнул на землю – стрела, пронзила его горло. Корбин едва успел отскочить, затем поднялся, озираясь в поисках меча. В приступе торжествующего хохота Джилл соскочила с коня и кинулась к нему. Ей показалось, что она заметила Калондериэля, скачущего ей на помощь. Корбин занял боевую позицию, держа наготове меч и щит. Покрытое пылью и потом, его лицо было мертвенно-бледным. Выкрикнув боевой клич, Джилл сделала обманный выпад. Корбин отбил ее удар мечом.
   – Ну как, умею я драться или нет? – смеялась Джилл. – Ты должен умереть, Корбин. Надеюсь, тебе известно пророческое предсказание?
   Джилл играючи отразила удар, нанесенный Корбином, и отпрыгнула в сторону. Кровь просочилась через кольчугу на его левой руке. Джилл увернулась и отразила ответный удар. С гримасой ненависти, Корбин раненой рукой бросил щит ей в голову. Джилл присела и скользнула вправо. Она нападала, парировала удары, маневрировала до тех пор, пока Корбин не оказался между ней и своей мертвой лошадью. Засуетившись, Корбин споткнулся, и Джилл нанесла легкий удар по лицу, словно поддразнивая противника. Кровь потекла по его щекам.
   – За Родри! – Джилл сделала красивый выпад, произнося это имя, и изо всей силы нанесла удар в грудь, разрубив кольчугу.
   Меч вошел глубоко между ребрами. Корбин упал на колени, на губах появилась кровавая пена. В тот же миг он умер у ее ног.
   – Хорошо сыграно! – крикнул Калондериэль.
   Все еще охваченная эйфорией поединка, Джилл обернулась в его сторону. Он осторожно наблюдал за ней, его кошачьи глаза излучали страх, и он держался на расстоянии от Джилл.
   – Джилл, ты узнаешь меня?
   – Калондериэль!
   Она сделала шаг по направлению к нему и тут увидела призрак Корбина. Бледно-голубоватый, он сохранял очертания обнаженного тела Корбина и его лицо. Он парил над трупом, а взгляд словно был обращен на Джилл. Губы беззвучно шевелились, глаза были полны ужаса. Джилл громко закричала.
   – Что случилось? – схватил ее за руку Калондериэль.
   – Его призрак! Ты не видишь его?
   – Что? Там ничего нет.
   Корбин смотрел на нее с болью и упреком. По тому, как гримаса искажала его рот, можно было предположить, что он спрашивал ее о чем-то. Калондериэль взял ее за плечи и попытался увести прочь.
   – Нам надо найти Адерина. Пойдем, Джилл.
   Она вцепилась в Калондериэля и заплакала в его объятиях.
   Бой был окончен. С мечом в руке Родри сновал по полю боя и отдавал приказы. Кто-то спешивался и уводил лошадей за собой, кто-то искал раненых среди оставшихся на земле. Прайдир и Эдар обсуждали итоги боя.
   – Вы не видели Джилл? – крикнул им Родри.
   – Калондериэль повел ее к лекарям, – сообщил Прайдир. – Корбин мертв, я сам видел.
   – О, боги! Она ранена?! – Родри почувствовал, что слезы подступают к горлу. – И я сам подставил ее под меч Корбина! Под удар, который предназначался мне.
   – Замолчи! – рассердился Эдар. – У тебя не было другого выбора. А Джилл на своих ногах покинула поле боя.
   – Послушай, командующий, – произнес Прайдир. – Пойди взгляни на Корбина и тогда увидишь, что ты не прав. Там чувствуется рука не мальчика, но мужа… А уж тем более не девчонки.
   Спешившись около тела Корбина, Родри понял, что Прайдир имел в виду. Клинок Джилл разрубил прочную кольчугу Корбина и пронзил его, как цыпленка.
   – Прах и пепел! – прошептал Родри. – Это действительно ее работа?
   – Я видел собственными глазами, иначе сам не поверил бы этому, – заметил Прайдир. – Она хохотала, когда шла на врага.
   Родри нашел Джилл возле подводы Адерина. Старик осматривал раненых. Джилл сидела на земле, опершись спиной о фургон, и не мигая смотрела перед собой. Она ничего не сказала, когда Родри опустился перед ней на колени.
   – Ты ранена?
   – Нет, со мной все в порядке, – тихо произнесла Джилл. – Никто не владеет мечом так, чтобы ранить меня.
   – Я могу тебе чем-то помочь?
   – Не знаю. Я правда не знаю.
   Это было все, чего удалось Родри добиться от нее. Еще не отошедший от ночного сражения, Адерин стоял в стороне и наблюдал, как слуги смывали кровь с тыльных ворот крепости. Он подошел к Джилл и взял ее за руку.
   – Тебе нужен лекарь?
   – Нет. – Джилл вырвала руку и прижала ее к груди. Она заговорила очень быстро: – Я видела его тень. Я имею в виду Корбина. Я убила его, а потом видела тень. Он был весь голубой и смотрел на меня…
   Родри почувствовал озноб. Адерин невозмутимо пояснил:
   – Это приступ боевой лихорадки. Я слышал, ты разрубила кольчугу Корбина. Разве ты могла бы сделать это сейчас, с холодным рассудком?
   – Никогда, – ответила Джилл. – Трудно поверить, что я победила Корбина.
   – Боевая лихорадка. Мне, правда, не совсем понятно, что это такое, видимо, какая-то чрезмерная пылкость в крови. Это придало тебе новые силы во время боя, необыкновенные силы. И еще тебе стали видны вещи, которые скрыты от обычных глаз.
   – Так тень на самом деле была? – спросила Джилл. – Я думала, что схожу с ума.
   – Не волнуйся. – Адерин осторожно подбирал каждое слово. – То, что ты назвала человеческой тенью, на самом деле его настоящая сущность – которая постоянно находится в теле и делает его живым и которая управляет мозгом и сознанием. То, что ты видела, это был сам Корбин, крайне удрученный тем, что он умер.
   Джилл как будто собиралась сказать что-то, но внезапно вскочила и побежала, словно испуганная лошадка, огибая фургоны. Родри бросился было вслед, но Адерин схватил его за руку:
   – Пусть идет. Ей надо побыть одной.
   – Конечно, – сказал Родри. – Я слышал, что ты говорил Джилл, и это привело меня в ужас. Адерин, я сам становлюсь безумным во время боя, но я никогда не видел никакой тени.
   – Ты не имеешь такого дара, Родри Майлвад. У Джилл есть склонность к двеомеру, запомни это. Она родом оттуда.
   Родри вдруг испугался этого слабого истощенного старика. Он пробормотал что-то вроде извинения и поспешил прочь.
   Одетая в кольчугу и утомленная битвой, Джилл не могла убежать далеко. Она миновала обоз фургонов и медленно спустилась к ручью. Она запуталась в длинной траве и, запыхавшись, опустилась на колени. Джилл бросилась на землю вниз лицом и раскинула руки, как будто могла обнять ее, нагретую за день солнцем, как свою мать. Дикий народец прыгал вокруг нее. Серый гном появился и перебирал своими длинными пальцами ее волосы. Наконец Джилл села и с опаской посмотрела на крепость: зеленое знамя было спущено. Возникло жуткое чувство: где-то там бродит тень Корбина, пытаясь проникнуть в свой дом. Ее чуть не вырвало.
   – Я никогда больше не буду участвовать в войне, – проговорила она, обращаясь к гному.
   В этот момент она поняла, что должна смыть с себя грязь сегодняшнего дня, весь ужас бойни, Она сбросила кольчугу, одежду и бросилась в неглубокий ручей. Серый гном уселся на траву и наблюдал за тем, как она мылась, черпая полными пригоршнями песок со дна ручья.
   – Я хочу переодеться в чистую рубашку, – сказала Джилл, – она в моем седельном мешке.
   Гном кивнул головой и исчез. Через некоторое время он вернулся, таща за собой рубашку. Она была ненамного чище, но зато не пахла потом и кровью других людей. Джилл оделась и свернула кольчугу. Она чистила свой меч, пока не убедилась в том, что на нем ни осталось ни одной капли крови. Потом просто сидела, ни о чем не думая, провожая этот долгий печальный день.
   – Ты уже давно здесь, пора что-нибудь перекусить. – Дженантар наконец обнаружил пропавшую Джилл.
   Джилл увидела, что солнце уже садится, и от крепости на лугу лежит темная длинная тень.
   – Послушай, Джилл, – сказал Дженантар, – не стоит так убиваться. Корбин заслужил смерть.
   – Это не из-за него, – ответила она. – Проклятье, я даже не знаю, что мне делать, я как будто потеряла себя.
   Джилл положила кольчугу в фургон, потом пошла вместе с Дженантаром наверх, в крепость, где раненые уже были размещены в казарме Корбина и победители пили мед в его большом зале.
   Прогулка по двору вызвала в ней необычное ощущение. Много дней это место было недосягаемым, как луна; а сейчас она была здесь и шла как завоеватель. Большой зал был полон людей. Джилл старалась оставаться незамеченной. Все же полусонные люди узнавали ее и поворачивались, с интересом глядя в ее сторону. Постепенно зал затих, и все смотрели на женщину-воина, победа которой над Корбином была предсказана двеомером. Сидевший во главе стола для знати Родри поднялся в приветствии.
   – Сядь на мое место, Джилл, – предложил Родри.
   Каждый человек, находившийся в зале, приободрился, когда она проходила мимо.
   «Они скорее подумают, что я избранница богов, – подумала Джилл, – чем допустят, что я – обыкновенная женщина, которая просто умеет драться, как мужчина. Они считают меня отмеченной какими-то высшими силами…».
   И все-таки честь, которую они оказывали ей, была обеспечена ее реальной победой. Она громко рассмеялась, опьяненная вниманием. Знать поднялась, и все поклонились ей, Родри налил ей бокал меда и поднес, словно паж.
   – С бунтовщиками покончено, – торжественно объявил Родри. – Ты заслужила свою славу, серебряный кинжал.
   Улыбаясь, Джилл подняла свой кубок за его здоровье.
   – Спасибо, господин, за то, что взяли меня на это испытание. Я не посмела бы посмотреть Невину в глаза, если бы не сумела защитить вашу жизнь.
   Испуганные и бледные слуги Корбина в страхе прислуживали на торжестве, подавая еду из кладовых павшего лорда. Знать с азартом обсуждала вопрос о том, как распорядится Ловиан землями Корбина и Новека.
   Джилл пила мед и не интересовалась подробностями клановых притязаний. Она могла себе позволить думать о Родри, который был сейчас так близко от нее. Время от времени он смотрел на нее вожделеющим взглядом, выдававшим его с головой. Джилл было немножко стыдно за то, что она превратилась в девчонку, у которой на уме одни объятия. Но Джилл понимала, насколько он выше ее по положению. «Он только соблазнит меня, а потом бросит с ребенком», – рассуждала она.
   Кроме того, ее отец изобьет ее за такие мысли. Однако что-то подсказывало ей и иное: она была победителем. Она рисковала своей жизнью из-за этого знатного лорда. Лошадь – это прекрасно, но почему, ради всех богов, она не может получить награду, которой просит ее душа? Она повернулась к Родри и улыбнулась ему. Она продолжала улыбаться до тех пор, пока он не сосредоточился исключительно на ней, посвящая ей каждый свой жест и каждый взгляд.
   Наконец пир закончился. Джилл попросила лордов извинить ее и покинула зал вместе с Адерином. Она отвела его в палатку эльфов и убедилась в том, что он удобно расположился там, а затем пошла на свое место. Долго она лежала без сна, прислушиваясь, как люди возвращались на отдых. Когда лагерь наконец затих, она встала и выскользнула из палатки, не разбудив Адерина. Около палатки Родри она поколебалась, но лишь одно мгновение, перед тем как откинуть полог и войти. В темноте она услышала, как Родри заворочался, что-то бормоча. Она подошла к нему и села рядом.
   – Джилл, – прошептал он, – что ты здесь делаешь?
   – А как ты думаешь?
   – Ты сошла с ума. Уходи, пока я не погубил нас обоих.
   Она коснулась его щеки. Он еще пытался оставаться спокойным.
   – Остановись, – прошептал Родри. – Я сделан из плоти и крови, а не из стали, моя девочка.
   – И я тоже, Родри. Неужели мы не можем позволить себе только одну эту ночь?
   Пока он искал что ответить, она стащила рубашку через голову и бросила ее на пол. Родри повернулся и взял ее за плечи, прижал к себе и поцеловал так жадно, что она перепугалась – просто потому, что он был намного сильнее ее. Его руки скользнули по ее обнаженной спине. Она почувствовала, что стала безвольной и слабой, как детская тряпичная кукла. Но когда он ласкал ее, и она ощутила дрожание его рук, в ней вспыхнуло желание. Она обняла его за шею, и он опустил ее на одеяла, покрывая поцелуями. А далеко отсюда, в крепости Гвербин, проснулся Невин – и улыбнулся, догадываясь о том, что происходит.
   – Ах, глупцы! – произнес он в темноте. – Я надеюсь, у них хватит ума хотя бы на то, чтобы скрыть это от Каллина.

ЭЛДИС, 1062

   Способен ли кузнец подковать коня без гвоздей? Сошьет ли портной рубаху без ниток? Точно так же и честь удерживает королевство в единстве, заставляя человека подчиняться высшим и быть милостивым к нижестоящим. Без чести королевство распадется на части, и никто не покорится даже самому королю, и не даст краюхи хлеба голодному младенцу. Стало быть, любой человек благородного рождения обязан чтить своего сюзерена, тщательно блюдя этикет и принятые при дворе законы…

Принц Маэлв Геаэсский «О Знати», 802 год

   – Итак, Джилл прикончила Корбина, – сказала Ловиан. – Боги! Разве могла я такое предположить?
   – А я всегда верил в нее, – произнес Невин. – У нее есть скрытые возможности, о которых даже она не подозревает.
   – Загадочное замечание.
   – И таким останется. Прошу меня извинить.
   Ловиан улыбнулась ему не без досады. Они сидели в небольшом садике позади пристроенных башен крепости Гвербин. Последние красные розы алели на фоне унылых серых стен.
   – Твой друг с запада приедет сюда? – спросила Ловиан.
   – Нет. Я надеялся, что он приедет, на случай, если Райсу нужны будут показания, что Лослейн – убийца. Но они все – и он, и жители западных земель – хотят побыстрее вернуться в свои края.
   – Они очень забавные, эти жители Запада. И странно, что многие люди относятся к ним с предубеждением. Я всегда находила их близкими нам по духу, не настолько, правда, чтобы уехать с ними, но все же в чем-то родственными.
   Хотя она говорила об этом как-то рассеянно, у Невина возникло сомнение, уже посещавшее его в прошлом.
   – Ловва, – сказал он, – я хочу спросить тебя кое о чем, но боюсь обидеть…
   – Спрашивай. Хотя я могу и не ответить.
   – Договорились. Тингир – действительно отец Родри?
   Ловиан склонила голову набок и лукаво посмотрела на него. Несмотря на то, что в ее волосах уже блестела седина и на лице играли морщинки, Невин, глядя на нее, ясно представил себе, какой красивой она была двадцать лет назад.
   – Нет. Родри не его сын, ты прав, – сказала Ловиан. – Даже Медилла и Даниан не знают об этом.
   – Я сохраню твою тайну. Обещаю. Тогда где же ты могла встретиться с жителем западных земель?
   – Ого, у тебя острый глаз, мой друг. Это случилось прямо здесь, в крепости Гвербин, когда мой брат был тирином. – Ловиан отвернулась, улыбка сползла с ее лица.
   – Это было как раз тем летом, когда Тингир завел себе любовницу. Я была еще молодой и смотрела на вещи со всей страстью молодости. Мысль о том, что во времена Рассвета у него был бы целый табун содержанок, была очень плохим утешением, поэтому я обиделась и уехала к брату. Я помню, как сидела вот в этом самом саду и плакала оттого, что моя гордость задета. Затем, как это тогда было принято, прибыли жители западных земель, чтобы заплатить тирину дань лошадьми. Вместе с ними был бард, прекраснее которого я никого не встречала, и особенно красивыми были его глаза. – Она помолчала, и улыбка осветила ее лицо. – Мне нужна была поддержка, и я нашла ее. Ты осуждаешь меня?
   – Нет, разумеется. Да и ты, похоже, не испытываешь раскаяния.
   – Ты прав, я чувствую скорее удовлетворение, чем стыд. – Ловиан откинула голову назад, совсем как молодая девушка. – И тогда мой бард сумел убедить меня, что не Тингира я любила, а ту власть, которая у меня была, мы провели вместе пару чудных недель. А когда я вернулась домой, то показала этой распутнице Линнед, кто в доме хозяйка! И все же я здорово тревожилась, пока не наступило время родов. Когда Родри приложили к моей груди, первое, на что я посмотрела, – это уши.
   – Могу себе представить. – Невин позволил себе улыбнуться. – Ты не собираешься рассказать Родри правду?
   – Никогда. И дело не в моей запятнанной репутации а просто в том, что каждый в Элдисе должен верить, что Родри – Майлвад. Иначе он никогда не сможет править в Дан Гвербине. Я сомневаюсь в том, что мой слишком честный сын сможет хранить эту тайну.
   – Я тоже. Мальчик действительно очень искренний. Спасибо тебе за то, что рассказала мне правду. Это помогло мне разгадать одну мучившую меня загадку. Адерин что-то говорил о крови эльфов в клане Майлвадов. Но он объяснял это тем, что наследственность может проявиться в каком-нибудь одном поколении. Мне это казалось очень неестественным.
   – Согласна, – заметила Ловиан, а затем решительно изменила тему разговора. Стало ясно, что она не хочет больше обсуждать этот вопрос. – Интересно, когда Райс приедет сюда? Нам надо согласовать, как распорядиться землями после этого мятежа. Я полагаю, он уже подготовил несколько язвительных замечаний по поводу победы брата. Ты не представляешь себе, как это тяжело для женщины – иметь двух сыновей, которые ненавидят друг друга. Невин, ты не знаешь, почему Райс так не любит Родри?
   – Не знаю. Если бы знал, то постарался бы положить этому конец.
   На этот раз Невин не просто отделался от Ловиан загадочным замечанием. Много лет он размышлял об этом – и сделал вывод о том, что ненависть Райса была лишь звеном в запутанной цепи Судьбы, которая связывала Невина и Родри. В какой-то точке Райс и Родри должны будут разрешить этот вопрос – если не в этой жизни, то в следующей, но это будет уже не его заботой.
   Сегодня он должен был позаботиться и о других людях. Невин отправился в комнату Каллина. Он нашел серебряного кинжала одетым и не в постели: тот сидел на расписном сундуке у окна. Его левая рука еще не рассталась с повязкой. Каллин был бледным и так похудел, что вокруг его глаз залегли черные круги, но настроение у него было хорошее.
   – Как ты думаешь, когда эта проклятая рука заживет? – спросил он.
   – Я не знаю. Надо подождать, пока снимем шину, у тебя чистый перелом, и сначала ты был слишком слаб, чтобы двигать рукой, поэтому у меня есть надежда на благоприятный исход.
   – Ну, по крайней мере, это не та рука, в которой я держу меч.
   – Ты все еще думаешь о Родри?
   – Не глупи, травник. – Каллин посмотрел в окно, – Джилл жива – и на этом точка. А мне надо окрепнуть перед дальней дорогой, чтобы заработать себе на пропитание.
   Невин почувствовал острую боль сочувствия к своему давнему врагу, вся жизнь которого зависела от того, как он умеет владеть мечом и щитом. Сломанную кость очень трудно восстанавливать, даже для него, Невина, с его опытом и знаниями, потому что никакие повязки и дощечки, даже скрепленные клеем из заячьих шкурок, не могли надежно удержать руку в неподвижности…
   – Ну, у тебя впереди, по крайней мере, еще целая зима. Родри обязательно приютит тебя до весны.
   – Правду говоришь. Наш молодой лорд оказывает мне слишком большие почести. Ты тоже здесь останешься?
   – Да, непременно.
   Невину хотелось добавить: «Еще бы, будь я неладен!» Он знал, что будет нужен здесь.
   Скоро суровая зима Элдиса запрет здесь всех вместе, а он очень сомневался в том, что Джилл и Родри сумеют скрыть свою любовь. Кроме того, в них все жила память о тех страстях, которые они питали друг к другу жизнь за жизнью, и теперь эти чувства всплыли вновь, они просто возродили их, хотя думали, что породили заново. Даже если Каллин не сможет держать щит, он все равно будет опасен в поединке, тем более что по суровым законам Элдиса отец вправе убить человека, который обесчестил его дочь.
 
   Армия оставалась в крепости Браслин несколько дней – чтобы похоронить убитых и дать раненым отдохнуть перед длинной дорогой домой. Джилл понравилось, что Родри, несмотря ни на что, приказал похоронить Лослейна в отдельной могиле, вместо того чтобы закопать его вместе с другими повстанцами. Но тогда все, что делал Родри, нравилось ей, как будто он был богом, спустившимся с небес погулять среди смертных. Воспоминания о ночи, проведенной в его объятиях, часто посещали ее. Но они не могли утолить ее любовный голод, наоборот, они приводили к худшему – как будто добавляли масла в огонь. Джилл выполняла свое обещание и старалась избегать Родри. Ее пугала сама мысль: что, если узнает отец?
   Наконец настало то утро, когда они должны были возвращаться в Дан Гвербин. Оседлав коня, Джилл пошла попрощаться с Адерином и эльфами, которые спешили в свои края, радуясь, что скоро покинут чужие земли.
   – Послушай, Джилл, – предложил Калондериэль, – если когда-нибудь тебе надоест Элдис, езжай на запад и найди там нас. Дикий народец покажет тебе дорогу.
   – Спасибо, – ответила Джилл. – И правда, я была бы рада увидеть вас всех снова.
   – Может быть, когда-нибудь так оно и случится, – улыбнулся Адерин. – Ну а если нет – вспоминай обо мне время от времени, и я буду делать то же самое.
   Когда они сели на коней, Джилл почувствовала, что слезы текут по ее щекам. Она никогда еще не встречала людей, которые бы так быстро и так безоглядно понравились ей.
   «Когда-нибудь я поеду на запад, – подумала она, – когда-нибудь…»
   Все же на сердце у нее затаился холодок: она знала, что это «когда-нибудь» может никогда не наступить. Она подождала на краю лагеря, пока они совсем скроются из вида, и вернулась назад, заняв свое место в колонне, где ее давно ожидал Родри.
   В тот день, когда армия-победительница вернулась в Дан Гвербин, Каллин сидел возле окна, из которого ему хорошо были видны двор и ворота. День был ненастным.
   Бесконечно моросил дождь. Двор был чистым и блестел, как поверхность металла. Из окна дул холодный ветер, но Каллин не отходил прочь, пока не увидел наконец, как они въехали – люди, завернутые в шерстяные плащи. В голове колонны он увидел Джилл, ехавшую на золотом разукрашенном западном гунтере. Облегченно вздохнув и безотчетно улыбаясь, Каллин оперся о подоконник и наблюдал за тем, как она спешилась, бросив поводья слуге, и опрометью бросилась к башне. Каллин закрыл деревянные ставни, не сомневаясь в том, что она бежала, чтобы увидеться с ним. Через несколько минут она открыла дверь и остановилась в дверном проеме, переводя дыхание.
   – Себя не жалеешь! Разве можно так скакать по лестнице.. – вместо приветствия проворчал взволнованный Каллин.
   – Ты, кажется, готов меня отшлепать за плохое поведение?! – в тон ему ответила Джилл.
   Каллин рассмеялся и протянул к ней свою здоровую руку.
   – Я еще слишком слаб для того, чтобы драться. И мне вовсе не хочется этого делать. Я так рад видеть тебя живой…
   Она села рядом с ним. Каллин крепко обнял дочь, несмотря на то, что это отдавалось болью в ране. Он поцеловал ее в лоб. Джилл улыбнулась ему лучезарной улыбкой.
   – У твоего старого отца болит голова все эти дни, моя дорогая, – сказал Каллин. – Так моя девочка получила вознаграждение за подвиги? Я видел лошадку, на которой ты приехала. Это что, подарок командующего?
   – Угадал, – улыбнулась ему Джилл. – И после боя я сидела за ужином во главе стола для знати.
   – Теперь послушай меня, моя маленькая чертовка. – Каллин нежно прижал ее к себе, – Я предупреждаю тебя, что если ты еще хоть раз заикнешься о поездке на войну, я поколочу тебя так, что ты не сможешь сидеть на своем роскошном коне.
   – Не о чем волноваться, отец. – Ее улыбки как не бывало. – Это, конечно, очень приятно – сидеть вот так рядом с тобой и рассказывать о своей победе, но я не хочу больше воевать!
   – Ну и хорошо. Я полагаю, ты все увидела и сделала выводы. Это не для девочек. Но ты, правда, слишком походишь на меня, чтобы выбрать себе другой путь.
   Она засмеялась. Каллин наклонился, чтобы поцеловать ее, и увидел Невина. Он стоял в дверях и наблюдал за ними со странным, испуганным выражением лица. Он отпрянул от Джилл. Пристальный взгляд старика позволил ему, как в зеркале, увидеть безобразную действительность, которую он пытался скрыть от себя до сих пор.