Страница:
– Что ж, – отступился Мэйкин, – дело твое.
– Собери вещи, Джилл. Мы сейчас навестим могилу твоей мамы, а потом двинемся в путь. Я никогда больше не вернусь в эту треклятую деревню.
Довольная и перепуганная одновременно, Джилл побежала в комнату и начала складывать свои немногие пожитки в одеяло. Девочка слышала, как Мэйкин пытался поговорить с Каллином, но тот только рычал в ответ. Она рискнула потихоньку вызвать дикий народец. Серый гном материализовался прямо в воздухе и плавно спустился на пол.
– Папа забирает меня отсюда, – прошептала Джилл. – Ты хочешь со мной? Если согласен, то двигайся вслед за нами или заберись на его лошадь.
Гном исчез, и теперь Джилл гадала, увидит ли она его когда-нибудь снова.
– Джилл! – крикнул Каллин. – Перестань разговаривать сама с собой и иди сюда!
Джилл схватила свой узел и выбежала из таверны. Каллин сложил вещи в сумку, привязанную позади седла, а затем поднял Джилл и посадил сверху. Когда он вскочил в седло, Джилл обхватила отца, прислонившись лицом к широкой спине. Его рубашка вся была в круглых ржавых кольцах, которые образовались, когда кольчуга заржавела от пота. У него всегда были такие рубашки.
– Ну что ж, – грустно улыбнулся Мэйкин, – прощай, Джилл.
– Прощай, Мэйкин – ей вдруг захотелось заплакать. – Спасибо за то, что ты был добр ко мне.
Мэйкин махнул рукой, в его глазах были слезы. Джилл обернулась на своем неудобном сиденье и помахала в ответ, когда они начали спускаться с холма.
В нижней части деревни росла дубовая роща, посвященная Белу, богу Солнца и повелителю всех богов. Среди мощных дубов располагалось деревенское кладбище. Хотя на могиле Сериэн не было надгробного камня, как на могилах людей побогаче, Джилл знала, что она никогда не забудет, где мама нашла свой последний приют. Как только она подвела отца к могиле, Каллин вновь начал причитать, рыдая. Он бросился на землю, приник к могиле всем телом, как будто пытался передать земле свое горе, ища у нее поддержки. Джилл перепугалась и замерла.
Каллин затих, долго лежал безмолвно, затем выпрямился.
– Я привез в этот раз твоей маме подарок, и, ей-богу, она его получит.
Каллин достал из ножен свой серебряный клинок, срезал им кусочек дерна, а потом начал рыть, словно барсук, неглубокую ямку. Он достал из-под рубашки блестящий браслет, и Джилл увидела узкую витую змейку из чистого золота. Каллин положил его в ямку, засыпал землей и прикрыл дерном.
– Прощай, моя любовь, – прошептал он, – за время моих скитаний я никого не любил кроме тебя, и я молил богов, чтобы ты верила мне, когда я говорил тебе об этом.
Он поднялся, затем вытер лезвие своего клинка о штаны.
– Больше я скорбеть напоказ не буду. Но запомни, Джилл, что я любил твою маму.
– Я запомню, папа. Обещаю.
Весь день они двигались по дороге, ведущей на восток, – по узкой грязной колее, проложенной между остроконечными холмами среди сосновых лесов. Когда они проезжали вдоль полей, поросших молодыми зелеными злаками, фермеры провожали взглядом боевого коня и всадника с ребенком за спиной. Джилл устала трястись на своем неудобном сиденье и совсем закоченела, но Каллин был так погружен в свои мрачные мысли, что она боялась заговорить с ним.
Уже в сумерках они пересекли бурную реку и подъехали к окруженному стеной городу Эверби. Каллин спешился и повел лошадь под уздцы узкими извилистыми улочками, а Джилл тем временем, крепко вцепившись в седло, испуганно смотрела по сторонам широко раскрытыми глазами. Она ни разу в жизни не видела так много больших домов. Наконец они добрались до обшарпанного постоялого двора, позади которого виднелась конюшня. Хозяин поприветствовал Каллина, окликнув его по имени и дружески похлопав по плечу. Джилл до того устала, что даже не в состоянии была поесть. Каллин, взяв ее на руки, поднялся вверх по лестнице в грязную узкую комнату и положил Джилл на постель, которую устроил, накрыв своим плащом соломенную подстилку. Она заснула раньше, чем он успел задуть пламя свечи.
Когда Джилл проснулась, в комнате никого не было. Теперь комната была полна света, и девочка могла рассмотреть ее. Она поднялась с подстилки, испуганная, стараясь вспомнить, как она оказалась в этой чужой пустой комнате, в которой не было ничего, кроме груды одежды, лежавшей прямо на полу. 'Понадобилось несколько Минут для того, чтобы Джилл смогла припомнить, что накануне папа приехал за ней в деревню и забрал ее с собой. Вскоре вернулся Каллин, неся в одной руке кипяток в медной чашке, а в другой – ломоть хлеба:
– Поешь, малышка.
Джилл жадно набросилась на хлеб с орехами и смородиной.
Каллин тем временем поставил на пол чашку, достал из сумки мыло и осколок зеркала и устраивался на полу на коленях, чтобы побриться. Он всегда брился своим серебряным клинком. Когда отец вынул его из чехла, Джилл увидела изображение, выгравированное на лезвии, – парящий сокол. Этим знаком были отмечены все вещи Каллина.
– Папа, кинжал, похоже, очень острый? – спросила Джилл.
– Да, конечно, – отозвался Каллин и начал бриться. – Ты видишь, он не чисто серебряный – он сделан из сплава. Поэтому он не темнеет так быстро, как чистое серебро, и лезвие долго не тупится, этот сплав прочнее любой стали. Только несколько серебряных дел мастеров во всем королевстве знают его секрет и никому не открывают эту тайну.
– Почему не открывают?
– Откуда я знаю? Такие уж они скрытные люди… Я говорил тебе, что не только тот, кто изгнан или опозорен, может купить себе такой клинок. Любой воин может раздобыть серебряный кинжал и разъезжать с ним повсюду… вроде как чтобы показать себя… а затем вступить в отряд.
– Ты должен доказать, что можешь хорошо сражаться?
– Не просто хорошо, а отлично, – Каллин брился точными, короткими движениями. – Это, конечно, кое-что значит, но это не все. И у серебряных кинжалов есть свои понятия о чести. Мы все не ангелы, это так, но мы не воруем и не убиваем. Знатные лорды знают об этом, поэтому они доверяют нам и пользуются нашими услугами. И если пара негодяев придет в отряд и запятнает нашу репутацию, мы все умрем с голоду.
– Папа, а почему ты решил стать серебряным кинжалом?
– Не разговаривай с набитым ртом. Я не хотел, но другого выбора у меня не было, вот и все. Я не такой дурак, чтобы зарабатывать с клинком на жизнь просто потому, что мне так хочется.
– Я не понимаю.
Каллин продолжал, стерев остатки пены с верхней губы тыльной стороной ладони:
– Ну, ни один человек не станет кинжалом, если он имеет возможность вести приличную жизнь в крепости. Иногда люди поступают необдуманно и совершают такие глупости, из-за которых им заказан путь в приличный отряд. И когда такое случается… ну, тогда носить клинок – намного лучше, чем чистить конюшни или что-нибудь в этом роде. Тогда хотя бы ты зарабатываешь на жизнь, сражаясь как мужчина.
– Разве ты мог сделать глупость?!
Губы Каллина дрогнули в мимолетной улыбке.
– Выходит, что мог. Когда-то давным-давно твой папа был всадником в Керморском отряде, но потом сам накликал на себя беду. Никогда не позорь свое имя, Джилл. Послушай меня. Позор прилипает к тебе, как грязь липнет к рукам. Мой лорд выгнал меня, и правильно сделал. И мне ничего не оставалось, кроме длинной Дороги.
– Кроме чего?
– Длинной Дороги. Так серебряные кинжалы называют свою жизнь.
– Папа, а что ты такое сделал?
Каллин повернулся и бросил на нее такой холодный взгляд, что Джилл даже испугалась: не собирается ли он ударить ее?
– Когда ты поешь, – сказал он, смягчившись, – мы пойдем на базар и купим тебе какую-нибудь мальчишечью одежду. Платье не годится для езды верхом, да и мало ли что ждет нас в пути.
Джилл поняла, что у нее больше никогда в жизни не хватит смелости снова задать ему этот вопрос.
Каллин сдержал слово и в самом деле накупил много вещей: башмаки, штаны, рубашки, хороший шерстяной плащ и маленькую круглую брошку вместо застежки. Джилл никогда не видела, чтобы у него было так много денег прежде, настоящих денег – блестящих серебряных монет. Заметив ее вопросительный взгляд, отец объяснил, что захватил сына знатного лорда на поле боя, и эти деньги были платой за то, что он вернул сына родителям.
– Ты поступил благородно, папа, – заметила Джилл. – Ты не убил его, а отпустил на свободу.
– Благородно? – Каллин едва улыбнулся. – Я скажу тебе, дочка, что это мечта каждого серебряного кинжала — захватить в плен знатного лорда. Это приносит деньги, а не славу. И, проклятье, таким способом многие бедняки превратились в богачей.
Джилл была искренне удивлена. Взять в плен, чтобы заработать на этом деньги, – об этом никогда не упоминалось в народных песнях и великолепных сказаниях о войне. И все же она по-детски радовалась, что у них достаточно денег, особенно когда Каллин купил ей серого пони, которого она тут же назвала Гвиндик – по имени великого героя древности. Когда они вернулись на постоялый двор, Каллин сменил ей одежду, а потом бесцеремонно обрезал волосы серебряным клинком. Теперь она была похожа на мальчика.
– Длинные волосы будут помехой в дороге, – пояснил он. – Я не могу тратить свое время на то, чтобы ухаживать за тобой как нянька.
Джилл согласилась с ним, но, взглянув на себя в осколок зеркала, вздрогнула. Ну вот, теперь она даже не знает толком, кем отныне ей предстоит стать. Это ощущение не покидало ее и тогда, когда они спустились в таверну постоялого двора, чтобы подкрепиться. Она почувствовала, что должна встать и помочь хозяину постоялого двора Блэйру обслуживать посетителей, вместо того чтобы обедать со всеми. Был базарный день, таверна была полна торговцев, в широких штанах, что служило признаком их общественного положения. На Каллина они смотрели с презрением и по возможности избегали общения с ним.
Джилл только что покончила с тушеным мясом, когда трое молодых воинов ввалились в таверну и заказали эль. Джилл поняла, что это всадники из отряда лорда, потому что их рубашки на груди были украшены гербами с изображением бегущих оленей. Они остановились справа у двери и долго что-то оживленно рассказывали Блэйру. Каллин захотел еще эля, и ему пришлось самому идти к стойке.
Возвращался он с полной кружкой мимо трех парней. Один из них намеренно шагнул вперед и толкнул его под руку, так что из кружки плеснулся эль.
– Смотри, куда идешь, серебряный кинжал, — усмехнулся один из них.
Каллин поставил кружку и повернулся к нему лицом. Джилл забралась на стол, чтобы ей было видно, что происходит. Скаля зубы, двое других отступили к стене, оставив свободным пространство между Каллином и их приятелем.
– Хочешь затеять драку? – спросил Каллин.
– Хочу только научить неотесанного серебряного кинжала приличным манерам, – ответил парень. – Как тебя зовут, отребье?
– Каллин из Кермора. А тебе какое дело?
В комнате воцарилась мертвая тишина, и все повернулись в их сторону. Двое отошедших к стене пытались отговорить своего приятеля, удерживая его за плечи:
– Идем, Груффид. Допивай свое проклятое пиво. Ты еще слишком молод, чтобы умереть.
– Отойдите, – прорычал Груффид. – Вы хотите сказать, что я трус?
– Хотим сказать, что ты дурак, – не выдержал его приятель. – Извини нас, – обратился он к Каллину.
– За меня не извиняйтесь, – сказал Груффид. – Послушай, серебряный кинжал. Не может быть, чтобы хоть половина басен, которые сочинили о тебе, оказались правдой.
– Неужели? – Каллин положил руку на рукоятку своего меча. Казалось, будто сама комната застыла в ожидании, даже стены. Джилл зажала руками рот, сдерживая крик. Испуганные люди отодвигались назад, расступаясь и оставляя Каллина и Груффида наедине друг с другом.
– Эй, послушайте! – крикнул Блэйр. – Только не в моей гостинице.
Но было уже слишком поздно. Груффид выхватил меч. Раздраженно улыбнувшись, Каллин тоже извлек меч из ножен, но опустил руку с мечом вниз так, что кончик лезвия касался пола, В комнате воцарилась такая тишина, что Джилл слышала, как бьется ее сердце. Груффид сделал выпад и нанес удар – меч вылетел из его руки. Отскочив в сторону, он с грохотом упал на пол, а перепуганные посетители с визгом разбежались по комнате, от греха подальше. Каллин поднял лезвие своего меча, но не для того, чтобы нанести удар, а как будто указывая им на что-то. На мече было пятно крови. Выругавшись шепотом, Груффид стиснул запястье правой руки левой. Кровь сочилась сквозь пальцы.
– Я прошу всех быть свидетелями, что он нанес удар первым, – устало проговорил Каллин.
Комната наполнилась возбужденным шепотом, когда друзья Груффида удалились со своим раненым товарищем. Побледневший Блэйр бросился вслед, захватив меч Груффида. Каллин тем временем вытер лезвие о штанину, вложил меч в ножны, затем взял кружку и повернулся к своему столу.
– Джилл, а ну-ка слезай со стола, – сказал он раздраженно. – Что за невоспитанность?
– Я только хотела посмотреть, папочка, – ответила Джилл, спрыгивая вниз, – это было так здорово! Я даже не заметила твоего движения.
– Так же как и он, – сказал Каллин. – Ну ладно, Джилл, я допью эль, потом мы уложим все вещи и двинемся в путь.
– А я думала, мы останемся здесь ночевать.
Все еще возбужденный, Блэйр подбежал к ним:
– Проклятье, и часто с тобой такое случается?
– Частенько, – ответил Каллин. – Каждый из этих щенков думает, что его сильно зауважают, если он убьет Каллина из Кермора. – Он отпил эль большим глотком. – Все они хотят прославиться, поэтому цепляются ко мне, но мне это уже чертовски надоело.
– Еще бы, – Блэйр дрожал, как будто от холода. – Вот видишь, девочка, какая жизнь тебя ожидает в странствиях с отцом. Странная жена из тебя выйдет, когда ты повзрослеешь…
– А я выйду замуж только за человека, который будет таким же хорошим фехтовальщиком, как мой папа, – нашлась Джилл. – Хотя, скорее всего, я вообще никогда не выйду замуж.
Весь день они ехали быстро, не останавливаясь, и только к вечеру, за час до заката, Каллин решил, что они отъехали уже довольно далеко от отряда Груффида и теперь могут передохнуть. Они отыскали фермера, согласившегося продать немного овса для лошади Каллина и нового пони Джилл и разрешившего им расположиться на ночлег на обочине своего пастбища. Пока Каллин собирал дрова для костра в соседнем лесу, Джилл взяла под уздцы лошадей и повела их за изгородь. Ей пришлось тянуть их изо всех сил, пока она наконец не заманила их туда. Она уже возвращалась назад в лагерь, когда рядом неожиданно возник серый гном, который прыгал возле нее вверх и вниз. Джилл, смеясь, взяла его на руки.
– Ты следовал за мной? Я так рада!
Гном широко оскалился и улыбке и обнял ее за шею. На ощупь кожа его была сухой, покрытой чешуйками, и от него пахло свежевскопанной землей. Не раздумывая, Джилл взяла его с собой в лагерь и рассказала ему обо всем, что случилось с ними в дороге. Сначала он слушал внимательно, но вдруг нервно засуетился у нее на руках. Джилл обернулась и увидела Каллина, спешащего назад с охапкой дров, глаза его горели негодованием. Гном исчез.
– Во имя всех богов, Джилл! – сказал отец раздраженно. – Сколько можно играть в эти нелепые игры?! Бормочешь себе под нос и делаешь вид, будто что-то таскаешь в руках…
– Это ничего, папочка. Просто игра.
Каллин бросил охапку дров на землю.
– Чтобы я такого больше не видел. Ты выглядишь как полоумная. Прекрати эти дурацкие разговоры. Я куплю тебе куклу, если тебе так уж хочется с кем-то поболтать.
– У меня есть кукла. Спасибо.
– Тогда почему ты не поговоришь с ней?
– Хорошо, папа, я так и сделаю, обещаю.
Каллин внимательно посмотрел на нее.
– Ну, и во что же ты играла? – спросил он. – Опять какие-нибудь небылицы о диком народце?
Джилл опустила голову и начала ковырять траву носком ботинка. Каллин ударил ее по лицу.
– Не желаю больше слышать об этом. И прекрати бормотать себе под нос.
– Я больше не буду, папа, обещаю, – Джилл обиженно кусала губы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заплакать.
– Ну, будет тебе. – Он вдруг опустился перед ней на колени и положил руки ей на плечи. – Прости, что ударил тебя, милая. Твой отец сегодня весь на нервах. – Он выглядел растерянным и пристыженным. – Джилл, послушай меня. Многие в королевстве верят в то, что дикий народец в самом деле существует. Но ты знаешь, что люди говорят? Что все, кому дано их видеть, – колдуны и ведьмы. Ты понимаешь, что может случиться с тобой, если кто-нибудь услышит твои разговоры о диком народце? Хоть ты еще и маленькая, все равно могут быть неприятности. Я не хочу с мечом прорубаться сквозь толпу каких-нибудь злобных крестьян, которые решат тебя забить до смерти.
Джилл вмиг похолодела и задрожала всем телом. Каллин прижал ее к себе, но ей хотелось оттолкнуть его прочь и броситься в лес. «Я ведь вижу их! – думала она. – Значит, я ведьма? И теперь я стану старой каргой с дурным глазом, которая отравляет людей зельем…» Хуже всего, что она даже не могла поделиться с отцом своими страхами. Джилл разрыдалась.
– Ну ладно, ладно, – проворчал Каллин, – не сердись на меня. Хватит об этом, нам надо немного перекусить. Но теперь ты знаешь, почему не стоит упоминать о диком народце при посторонних.
– Я не буду, папа. Я очень, очень постараюсь.
Посреди ночи Джилл вдруг проснулась и обнаружила, что все вокруг сделалось серебристым в лунном свете. Серый гном примостился у изголовья, как будто охраняя ее. Каллин громко храпел, и Джилл отважилась прошептать:
– Ты мой самый лучший и верный друг, но я не хочу быть ведьмой.
Гном отрицательно затряс головой.
– Это правда, что только колдуны видят тебя?
И вновь последовало успокаивающее «нет». Он мягко дотронулся до ее лица, а затем исчез, унесенный порывом ветра, и это было похоже на танец в лунном сиянии. Джилл еще долго лежала без сна, улыбаясь сама себе с глубоким облегчением. И в то же самое время она понимала, что папа был прав; впредь она будет очень осторожной.
Обитатели Дэверри всегда были неугомонным народом. В давние времена Рассвета они исколесили тысячи миль, прежде чем основали старое королевство, Девецию Рига, что была частью Галлии. Барды до сих пор рассказывают в своих сказаниях о том, как они избегали вторжения руманов, бороздя океан под предводительством короля Брана в поисках Западных островов. Затем они объехали все острова, прежде чем король Бран увидел знамение – священную белую свинью, указавшую, где основать Дан Дэверри. Даже во времена Джилл эти люди проводили большую часть жизни в дороге – купцы с их караванами, мелкие торговцы с тюками, лудильщики, странствующие жрецы, молодые люди, переезжающие от одного лорда к другому в надежде найти место в отряде, и, конечно, серебряные кинжалы.
После нескольких недель беспокойной жизни вместе с отцом Джилл почувствовала, что соблазн кочевой жизни завладел ею. В пути всегда можно было увидеть что-нибудь необычное, повстречать новых людей, и теперь Джилл удивлялась, как она могла провести всю жизнь безвыездно в маленькой деревеньке.
У Каллина оставалось еще достаточно денег, поэтому Джилл удивилась, узнав, что он начал подыскивать новую службу. Все время, пока они двигались на восток по Керргонни, он постоянно расспрашивал о новостях, касающихся кровной вражды и пограничных войн.
– Лето почти миновало, – сказал он Джилл однажды ночью у костра во время привала. – Серебряный кинжал должен позаботиться о зиме. Конечно, далеко не всех в моем отряде так волнуют деньги, но ведь у них нет дочери, о которой надо заботиться.
– Это правда, папочка. Тебе когда-нибудь приходилось спать прямо на снегу?
– Нет, потому что я всегда мог вернуться на зиму к твоей маме. – Неожиданно Каллин погрустнел, его лицо увяло, он выглядел опустошенным. – Боги, единственная надежда на то, что она ничего об этом не узнает на том свете. Ее единственное дитя таскается по дорогам с таким человеком, как я!..
– Папа, ты очень славный, и мне с тобой нравится. Когда я вырасту, я тоже стану серебряным кинжалом, как ты.
– Ты только себя послушай! Девчонки не могут быть воинами.
– Почему? Так бывало во времена Рассвета. Я буду как Айва. Ты слышал эти сказания, папа? Бард лорда Мелина заходил к нам в таверну и пел для меня иногда. Я всегда просила его спеть об Айве. Она была великолепна. Ты знаешь, она была Ястребом.
– Да, я слышал такие легенды. Но это было очень давно. С тех пор все изменилось.
– Почему? Вовсе нет. Была ведь еще госпожа Гвенивер, и она жила в период Волнений, а не при Рассвете. Помнишь, мужчины надругались над ней, и она отплатила им за это. – Джилл положила руку на сердце, точно так, как делали барды: – «Навзничь они валились, и кровь цветки свои распускала на шлемах их и доспехах, дабы демоны ада могли их признать на входе…» Я заучила этот отрывок наизусть.
– Если когда-нибудь мы вернемся в Бобир, то я скажу барду лорда Мелина пару слов. Боги, кого это я произвел на свет?
– Ребенка, как две капли, похожего на тебя. Так мама всегда говорила. Она говорила, что я такая же упрямая, как ты, и совершенно несносная, когда на меня находит.
Каллин негромко рассмеялся. Джилл первый раз слышала, чтобы он смеялся вслух.
Наконец спустя два дня Каллин услышал интересные вести о найме солдат. Они остановились в дубовой роще, чтобы пообедать и как раз принялись за хлеб с сыром, как Джилл вдруг услышала топот двух коней, быстрой рысью приближавшихся к ним. Не успела она отреагировать на шум, как Каллин уже вскочил на ноги и стоял с Мечом наготове. Джилл поднялась только тогда, когда лица всадников, продиравшихся сквозь кустарник, уже были отчетливо видны. Они были вооружены, одеты в кольчуги и держали в руках обнаженные мечи.
– Стоять и не двигаться! – крикнул один из них. Когда они выехали на поляну, Каллин молча встал между ними и Джилл. Всадники остановили коней и вдруг заулыбались. Старший наклонился вперед в седле.
– Простите. Я думал, что вы люди лорда Иниса.
– Никогда даже не слышал о нем, – сказал Каллин. – А что мы натворили? Случайно явились в разгар междоусобицы?
– Вот именно. Мы служим тирину Браэду. Эти леса принадлежат ему, клянусь всеми богами!
– А я этого и не отрицаю. А что, лорд Инис возражает?
– Вот именно. Послушай, ты, похоже, серебряный кинжал. Ищешь работу? Очень кстати, нас только четверо против семерых из отряда лорда Иниса.
– Проклятье! – вскинул голову Каллин. – Кровавая, наверное, была драка!
– Ну, не совсем. Видишь ли, поначалу нас было пятеро против семерых. Но прежде тебе надо договориться с нашим лордом. Крепость всего в двух милях отсюда. Мимо нее не проскочишь.
И всадник, разумеется, оказался прав. В центре расчищенных пахотных земель виднелся невысокий холм. Крепость тирина была окружена толстыми каменными стенами. За ними располагалась четырехъярусная круглая башня, на крыше которой развевался красный с серым флаг. Как только они приблизились к крепости, Джилл разглядела, что большие обитые железом ворота в стене были только для вида. Стены давным-давно были разрушены. Три пролома в стене были такой ширины, что в них свободно могла проехать подвода. Плющ рос сквозь щебень, покрывавший землю. Внутри, за стеной, они обнаружили грязный двор, в котором когда-то было много построек, о чем свидетельствовали остатки фундамента и обломки стен, валявшиеся среди высокой травы. В одной башне верхняя часть стены была разрушена напрочь, так что Джилл могла видеть крохотные пустые комнатки.
– Что тут произошло, пап?
– Катапульта, не иначе.
Двор казался пустым и безмолвным, если не считать стаи больших белых гусей, ищущих улиток среди поросших плющом камней. Когда Каллин прокричал приветствие, из башни выбежал мальчик, одетый в грязный красно-серый плащ поверх рубахи и брюк.
– Вы кто? – спросил он.
– Каллин из Кермора. Я хочу поговорить с твоим лордом.
– Он сейчас говорит с моим отцом, но они не станут возражать, если вы просто войдете.
– Так не годится, – сказал сурово Каллин. – Ты должен поклониться мне и сказать: «Я осведомлюсь, любезный господин, но знатный тирин Браэд сейчас может быть занят важными делами».
Но он же не занят! Он ничего не делает, только воюет с лордом Инисом. А сегодня даже войны нет…
Приемный зал тирина Браэда в действительности оказался большой круглой комнатой, расположенной в нижнем ярусе башни. В зале было два больших каменных камина, украшенных резными изображениями львов. Между каминами могло разместиться около двух сотен людей. Дальний камин был оборудован под кухню, неряшливая девица стояла около кухонного стола и крошила морковку и турнепс на гарнир к баранине, которая жарилась на вертеле над огнем. Около ближнего камина были выставлены три стола и неустойчивые на вид скамейки. На одной из них за столом сидели двое мужчин и пили эль: мужчина средних лет с курчавой черной бородой и юноша лет семнадцати с длинным носом, почему-то напомнивший Джилл кролика. Он был одет в клетчатые брюки и рубаху, украшенную львами, – парень, скорее всего, и был тирином. Юный паж подбежал к столу и дернул лорда за рукав:
– Ваша милость, там пришел серебряный кинжал. Его зовут Каллин из Кермора.
– Правда? – Браэд поднялся с места. – Это кстати. Присоединяйтесь к нам.
Без всяких церемоний Браэд усадил Джилл и Каллина на скамью и отправил мальчика, которого звали Абрин, принести побольше эля. Сидящий рядом человек оказался его советником по имени Глин. Когда тирин снова уселся, его стул пугающе заскрипел.
– Собери вещи, Джилл. Мы сейчас навестим могилу твоей мамы, а потом двинемся в путь. Я никогда больше не вернусь в эту треклятую деревню.
Довольная и перепуганная одновременно, Джилл побежала в комнату и начала складывать свои немногие пожитки в одеяло. Девочка слышала, как Мэйкин пытался поговорить с Каллином, но тот только рычал в ответ. Она рискнула потихоньку вызвать дикий народец. Серый гном материализовался прямо в воздухе и плавно спустился на пол.
– Папа забирает меня отсюда, – прошептала Джилл. – Ты хочешь со мной? Если согласен, то двигайся вслед за нами или заберись на его лошадь.
Гном исчез, и теперь Джилл гадала, увидит ли она его когда-нибудь снова.
– Джилл! – крикнул Каллин. – Перестань разговаривать сама с собой и иди сюда!
Джилл схватила свой узел и выбежала из таверны. Каллин сложил вещи в сумку, привязанную позади седла, а затем поднял Джилл и посадил сверху. Когда он вскочил в седло, Джилл обхватила отца, прислонившись лицом к широкой спине. Его рубашка вся была в круглых ржавых кольцах, которые образовались, когда кольчуга заржавела от пота. У него всегда были такие рубашки.
– Ну что ж, – грустно улыбнулся Мэйкин, – прощай, Джилл.
– Прощай, Мэйкин – ей вдруг захотелось заплакать. – Спасибо за то, что ты был добр ко мне.
Мэйкин махнул рукой, в его глазах были слезы. Джилл обернулась на своем неудобном сиденье и помахала в ответ, когда они начали спускаться с холма.
В нижней части деревни росла дубовая роща, посвященная Белу, богу Солнца и повелителю всех богов. Среди мощных дубов располагалось деревенское кладбище. Хотя на могиле Сериэн не было надгробного камня, как на могилах людей побогаче, Джилл знала, что она никогда не забудет, где мама нашла свой последний приют. Как только она подвела отца к могиле, Каллин вновь начал причитать, рыдая. Он бросился на землю, приник к могиле всем телом, как будто пытался передать земле свое горе, ища у нее поддержки. Джилл перепугалась и замерла.
Каллин затих, долго лежал безмолвно, затем выпрямился.
– Я привез в этот раз твоей маме подарок, и, ей-богу, она его получит.
Каллин достал из ножен свой серебряный клинок, срезал им кусочек дерна, а потом начал рыть, словно барсук, неглубокую ямку. Он достал из-под рубашки блестящий браслет, и Джилл увидела узкую витую змейку из чистого золота. Каллин положил его в ямку, засыпал землей и прикрыл дерном.
– Прощай, моя любовь, – прошептал он, – за время моих скитаний я никого не любил кроме тебя, и я молил богов, чтобы ты верила мне, когда я говорил тебе об этом.
Он поднялся, затем вытер лезвие своего клинка о штаны.
– Больше я скорбеть напоказ не буду. Но запомни, Джилл, что я любил твою маму.
– Я запомню, папа. Обещаю.
Весь день они двигались по дороге, ведущей на восток, – по узкой грязной колее, проложенной между остроконечными холмами среди сосновых лесов. Когда они проезжали вдоль полей, поросших молодыми зелеными злаками, фермеры провожали взглядом боевого коня и всадника с ребенком за спиной. Джилл устала трястись на своем неудобном сиденье и совсем закоченела, но Каллин был так погружен в свои мрачные мысли, что она боялась заговорить с ним.
Уже в сумерках они пересекли бурную реку и подъехали к окруженному стеной городу Эверби. Каллин спешился и повел лошадь под уздцы узкими извилистыми улочками, а Джилл тем временем, крепко вцепившись в седло, испуганно смотрела по сторонам широко раскрытыми глазами. Она ни разу в жизни не видела так много больших домов. Наконец они добрались до обшарпанного постоялого двора, позади которого виднелась конюшня. Хозяин поприветствовал Каллина, окликнув его по имени и дружески похлопав по плечу. Джилл до того устала, что даже не в состоянии была поесть. Каллин, взяв ее на руки, поднялся вверх по лестнице в грязную узкую комнату и положил Джилл на постель, которую устроил, накрыв своим плащом соломенную подстилку. Она заснула раньше, чем он успел задуть пламя свечи.
Когда Джилл проснулась, в комнате никого не было. Теперь комната была полна света, и девочка могла рассмотреть ее. Она поднялась с подстилки, испуганная, стараясь вспомнить, как она оказалась в этой чужой пустой комнате, в которой не было ничего, кроме груды одежды, лежавшей прямо на полу. 'Понадобилось несколько Минут для того, чтобы Джилл смогла припомнить, что накануне папа приехал за ней в деревню и забрал ее с собой. Вскоре вернулся Каллин, неся в одной руке кипяток в медной чашке, а в другой – ломоть хлеба:
– Поешь, малышка.
Джилл жадно набросилась на хлеб с орехами и смородиной.
Каллин тем временем поставил на пол чашку, достал из сумки мыло и осколок зеркала и устраивался на полу на коленях, чтобы побриться. Он всегда брился своим серебряным клинком. Когда отец вынул его из чехла, Джилл увидела изображение, выгравированное на лезвии, – парящий сокол. Этим знаком были отмечены все вещи Каллина.
– Папа, кинжал, похоже, очень острый? – спросила Джилл.
– Да, конечно, – отозвался Каллин и начал бриться. – Ты видишь, он не чисто серебряный – он сделан из сплава. Поэтому он не темнеет так быстро, как чистое серебро, и лезвие долго не тупится, этот сплав прочнее любой стали. Только несколько серебряных дел мастеров во всем королевстве знают его секрет и никому не открывают эту тайну.
– Почему не открывают?
– Откуда я знаю? Такие уж они скрытные люди… Я говорил тебе, что не только тот, кто изгнан или опозорен, может купить себе такой клинок. Любой воин может раздобыть серебряный кинжал и разъезжать с ним повсюду… вроде как чтобы показать себя… а затем вступить в отряд.
– Ты должен доказать, что можешь хорошо сражаться?
– Не просто хорошо, а отлично, – Каллин брился точными, короткими движениями. – Это, конечно, кое-что значит, но это не все. И у серебряных кинжалов есть свои понятия о чести. Мы все не ангелы, это так, но мы не воруем и не убиваем. Знатные лорды знают об этом, поэтому они доверяют нам и пользуются нашими услугами. И если пара негодяев придет в отряд и запятнает нашу репутацию, мы все умрем с голоду.
– Папа, а почему ты решил стать серебряным кинжалом?
– Не разговаривай с набитым ртом. Я не хотел, но другого выбора у меня не было, вот и все. Я не такой дурак, чтобы зарабатывать с клинком на жизнь просто потому, что мне так хочется.
– Я не понимаю.
Каллин продолжал, стерев остатки пены с верхней губы тыльной стороной ладони:
– Ну, ни один человек не станет кинжалом, если он имеет возможность вести приличную жизнь в крепости. Иногда люди поступают необдуманно и совершают такие глупости, из-за которых им заказан путь в приличный отряд. И когда такое случается… ну, тогда носить клинок – намного лучше, чем чистить конюшни или что-нибудь в этом роде. Тогда хотя бы ты зарабатываешь на жизнь, сражаясь как мужчина.
– Разве ты мог сделать глупость?!
Губы Каллина дрогнули в мимолетной улыбке.
– Выходит, что мог. Когда-то давным-давно твой папа был всадником в Керморском отряде, но потом сам накликал на себя беду. Никогда не позорь свое имя, Джилл. Послушай меня. Позор прилипает к тебе, как грязь липнет к рукам. Мой лорд выгнал меня, и правильно сделал. И мне ничего не оставалось, кроме длинной Дороги.
– Кроме чего?
– Длинной Дороги. Так серебряные кинжалы называют свою жизнь.
– Папа, а что ты такое сделал?
Каллин повернулся и бросил на нее такой холодный взгляд, что Джилл даже испугалась: не собирается ли он ударить ее?
– Когда ты поешь, – сказал он, смягчившись, – мы пойдем на базар и купим тебе какую-нибудь мальчишечью одежду. Платье не годится для езды верхом, да и мало ли что ждет нас в пути.
Джилл поняла, что у нее больше никогда в жизни не хватит смелости снова задать ему этот вопрос.
Каллин сдержал слово и в самом деле накупил много вещей: башмаки, штаны, рубашки, хороший шерстяной плащ и маленькую круглую брошку вместо застежки. Джилл никогда не видела, чтобы у него было так много денег прежде, настоящих денег – блестящих серебряных монет. Заметив ее вопросительный взгляд, отец объяснил, что захватил сына знатного лорда на поле боя, и эти деньги были платой за то, что он вернул сына родителям.
– Ты поступил благородно, папа, – заметила Джилл. – Ты не убил его, а отпустил на свободу.
– Благородно? – Каллин едва улыбнулся. – Я скажу тебе, дочка, что это мечта каждого серебряного кинжала — захватить в плен знатного лорда. Это приносит деньги, а не славу. И, проклятье, таким способом многие бедняки превратились в богачей.
Джилл была искренне удивлена. Взять в плен, чтобы заработать на этом деньги, – об этом никогда не упоминалось в народных песнях и великолепных сказаниях о войне. И все же она по-детски радовалась, что у них достаточно денег, особенно когда Каллин купил ей серого пони, которого она тут же назвала Гвиндик – по имени великого героя древности. Когда они вернулись на постоялый двор, Каллин сменил ей одежду, а потом бесцеремонно обрезал волосы серебряным клинком. Теперь она была похожа на мальчика.
– Длинные волосы будут помехой в дороге, – пояснил он. – Я не могу тратить свое время на то, чтобы ухаживать за тобой как нянька.
Джилл согласилась с ним, но, взглянув на себя в осколок зеркала, вздрогнула. Ну вот, теперь она даже не знает толком, кем отныне ей предстоит стать. Это ощущение не покидало ее и тогда, когда они спустились в таверну постоялого двора, чтобы подкрепиться. Она почувствовала, что должна встать и помочь хозяину постоялого двора Блэйру обслуживать посетителей, вместо того чтобы обедать со всеми. Был базарный день, таверна была полна торговцев, в широких штанах, что служило признаком их общественного положения. На Каллина они смотрели с презрением и по возможности избегали общения с ним.
Джилл только что покончила с тушеным мясом, когда трое молодых воинов ввалились в таверну и заказали эль. Джилл поняла, что это всадники из отряда лорда, потому что их рубашки на груди были украшены гербами с изображением бегущих оленей. Они остановились справа у двери и долго что-то оживленно рассказывали Блэйру. Каллин захотел еще эля, и ему пришлось самому идти к стойке.
Возвращался он с полной кружкой мимо трех парней. Один из них намеренно шагнул вперед и толкнул его под руку, так что из кружки плеснулся эль.
– Смотри, куда идешь, серебряный кинжал, — усмехнулся один из них.
Каллин поставил кружку и повернулся к нему лицом. Джилл забралась на стол, чтобы ей было видно, что происходит. Скаля зубы, двое других отступили к стене, оставив свободным пространство между Каллином и их приятелем.
– Хочешь затеять драку? – спросил Каллин.
– Хочу только научить неотесанного серебряного кинжала приличным манерам, – ответил парень. – Как тебя зовут, отребье?
– Каллин из Кермора. А тебе какое дело?
В комнате воцарилась мертвая тишина, и все повернулись в их сторону. Двое отошедших к стене пытались отговорить своего приятеля, удерживая его за плечи:
– Идем, Груффид. Допивай свое проклятое пиво. Ты еще слишком молод, чтобы умереть.
– Отойдите, – прорычал Груффид. – Вы хотите сказать, что я трус?
– Хотим сказать, что ты дурак, – не выдержал его приятель. – Извини нас, – обратился он к Каллину.
– За меня не извиняйтесь, – сказал Груффид. – Послушай, серебряный кинжал. Не может быть, чтобы хоть половина басен, которые сочинили о тебе, оказались правдой.
– Неужели? – Каллин положил руку на рукоятку своего меча. Казалось, будто сама комната застыла в ожидании, даже стены. Джилл зажала руками рот, сдерживая крик. Испуганные люди отодвигались назад, расступаясь и оставляя Каллина и Груффида наедине друг с другом.
– Эй, послушайте! – крикнул Блэйр. – Только не в моей гостинице.
Но было уже слишком поздно. Груффид выхватил меч. Раздраженно улыбнувшись, Каллин тоже извлек меч из ножен, но опустил руку с мечом вниз так, что кончик лезвия касался пола, В комнате воцарилась такая тишина, что Джилл слышала, как бьется ее сердце. Груффид сделал выпад и нанес удар – меч вылетел из его руки. Отскочив в сторону, он с грохотом упал на пол, а перепуганные посетители с визгом разбежались по комнате, от греха подальше. Каллин поднял лезвие своего меча, но не для того, чтобы нанести удар, а как будто указывая им на что-то. На мече было пятно крови. Выругавшись шепотом, Груффид стиснул запястье правой руки левой. Кровь сочилась сквозь пальцы.
– Я прошу всех быть свидетелями, что он нанес удар первым, – устало проговорил Каллин.
Комната наполнилась возбужденным шепотом, когда друзья Груффида удалились со своим раненым товарищем. Побледневший Блэйр бросился вслед, захватив меч Груффида. Каллин тем временем вытер лезвие о штанину, вложил меч в ножны, затем взял кружку и повернулся к своему столу.
– Джилл, а ну-ка слезай со стола, – сказал он раздраженно. – Что за невоспитанность?
– Я только хотела посмотреть, папочка, – ответила Джилл, спрыгивая вниз, – это было так здорово! Я даже не заметила твоего движения.
– Так же как и он, – сказал Каллин. – Ну ладно, Джилл, я допью эль, потом мы уложим все вещи и двинемся в путь.
– А я думала, мы останемся здесь ночевать.
Все еще возбужденный, Блэйр подбежал к ним:
– Проклятье, и часто с тобой такое случается?
– Частенько, – ответил Каллин. – Каждый из этих щенков думает, что его сильно зауважают, если он убьет Каллина из Кермора. – Он отпил эль большим глотком. – Все они хотят прославиться, поэтому цепляются ко мне, но мне это уже чертовски надоело.
– Еще бы, – Блэйр дрожал, как будто от холода. – Вот видишь, девочка, какая жизнь тебя ожидает в странствиях с отцом. Странная жена из тебя выйдет, когда ты повзрослеешь…
– А я выйду замуж только за человека, который будет таким же хорошим фехтовальщиком, как мой папа, – нашлась Джилл. – Хотя, скорее всего, я вообще никогда не выйду замуж.
Весь день они ехали быстро, не останавливаясь, и только к вечеру, за час до заката, Каллин решил, что они отъехали уже довольно далеко от отряда Груффида и теперь могут передохнуть. Они отыскали фермера, согласившегося продать немного овса для лошади Каллина и нового пони Джилл и разрешившего им расположиться на ночлег на обочине своего пастбища. Пока Каллин собирал дрова для костра в соседнем лесу, Джилл взяла под уздцы лошадей и повела их за изгородь. Ей пришлось тянуть их изо всех сил, пока она наконец не заманила их туда. Она уже возвращалась назад в лагерь, когда рядом неожиданно возник серый гном, который прыгал возле нее вверх и вниз. Джилл, смеясь, взяла его на руки.
– Ты следовал за мной? Я так рада!
Гном широко оскалился и улыбке и обнял ее за шею. На ощупь кожа его была сухой, покрытой чешуйками, и от него пахло свежевскопанной землей. Не раздумывая, Джилл взяла его с собой в лагерь и рассказала ему обо всем, что случилось с ними в дороге. Сначала он слушал внимательно, но вдруг нервно засуетился у нее на руках. Джилл обернулась и увидела Каллина, спешащего назад с охапкой дров, глаза его горели негодованием. Гном исчез.
– Во имя всех богов, Джилл! – сказал отец раздраженно. – Сколько можно играть в эти нелепые игры?! Бормочешь себе под нос и делаешь вид, будто что-то таскаешь в руках…
– Это ничего, папочка. Просто игра.
Каллин бросил охапку дров на землю.
– Чтобы я такого больше не видел. Ты выглядишь как полоумная. Прекрати эти дурацкие разговоры. Я куплю тебе куклу, если тебе так уж хочется с кем-то поболтать.
– У меня есть кукла. Спасибо.
– Тогда почему ты не поговоришь с ней?
– Хорошо, папа, я так и сделаю, обещаю.
Каллин внимательно посмотрел на нее.
– Ну, и во что же ты играла? – спросил он. – Опять какие-нибудь небылицы о диком народце?
Джилл опустила голову и начала ковырять траву носком ботинка. Каллин ударил ее по лицу.
– Не желаю больше слышать об этом. И прекрати бормотать себе под нос.
– Я больше не буду, папа, обещаю, – Джилл обиженно кусала губы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заплакать.
– Ну, будет тебе. – Он вдруг опустился перед ней на колени и положил руки ей на плечи. – Прости, что ударил тебя, милая. Твой отец сегодня весь на нервах. – Он выглядел растерянным и пристыженным. – Джилл, послушай меня. Многие в королевстве верят в то, что дикий народец в самом деле существует. Но ты знаешь, что люди говорят? Что все, кому дано их видеть, – колдуны и ведьмы. Ты понимаешь, что может случиться с тобой, если кто-нибудь услышит твои разговоры о диком народце? Хоть ты еще и маленькая, все равно могут быть неприятности. Я не хочу с мечом прорубаться сквозь толпу каких-нибудь злобных крестьян, которые решат тебя забить до смерти.
Джилл вмиг похолодела и задрожала всем телом. Каллин прижал ее к себе, но ей хотелось оттолкнуть его прочь и броситься в лес. «Я ведь вижу их! – думала она. – Значит, я ведьма? И теперь я стану старой каргой с дурным глазом, которая отравляет людей зельем…» Хуже всего, что она даже не могла поделиться с отцом своими страхами. Джилл разрыдалась.
– Ну ладно, ладно, – проворчал Каллин, – не сердись на меня. Хватит об этом, нам надо немного перекусить. Но теперь ты знаешь, почему не стоит упоминать о диком народце при посторонних.
– Я не буду, папа. Я очень, очень постараюсь.
Посреди ночи Джилл вдруг проснулась и обнаружила, что все вокруг сделалось серебристым в лунном свете. Серый гном примостился у изголовья, как будто охраняя ее. Каллин громко храпел, и Джилл отважилась прошептать:
– Ты мой самый лучший и верный друг, но я не хочу быть ведьмой.
Гном отрицательно затряс головой.
– Это правда, что только колдуны видят тебя?
И вновь последовало успокаивающее «нет». Он мягко дотронулся до ее лица, а затем исчез, унесенный порывом ветра, и это было похоже на танец в лунном сиянии. Джилл еще долго лежала без сна, улыбаясь сама себе с глубоким облегчением. И в то же самое время она понимала, что папа был прав; впредь она будет очень осторожной.
Обитатели Дэверри всегда были неугомонным народом. В давние времена Рассвета они исколесили тысячи миль, прежде чем основали старое королевство, Девецию Рига, что была частью Галлии. Барды до сих пор рассказывают в своих сказаниях о том, как они избегали вторжения руманов, бороздя океан под предводительством короля Брана в поисках Западных островов. Затем они объехали все острова, прежде чем король Бран увидел знамение – священную белую свинью, указавшую, где основать Дан Дэверри. Даже во времена Джилл эти люди проводили большую часть жизни в дороге – купцы с их караванами, мелкие торговцы с тюками, лудильщики, странствующие жрецы, молодые люди, переезжающие от одного лорда к другому в надежде найти место в отряде, и, конечно, серебряные кинжалы.
После нескольких недель беспокойной жизни вместе с отцом Джилл почувствовала, что соблазн кочевой жизни завладел ею. В пути всегда можно было увидеть что-нибудь необычное, повстречать новых людей, и теперь Джилл удивлялась, как она могла провести всю жизнь безвыездно в маленькой деревеньке.
У Каллина оставалось еще достаточно денег, поэтому Джилл удивилась, узнав, что он начал подыскивать новую службу. Все время, пока они двигались на восток по Керргонни, он постоянно расспрашивал о новостях, касающихся кровной вражды и пограничных войн.
– Лето почти миновало, – сказал он Джилл однажды ночью у костра во время привала. – Серебряный кинжал должен позаботиться о зиме. Конечно, далеко не всех в моем отряде так волнуют деньги, но ведь у них нет дочери, о которой надо заботиться.
– Это правда, папочка. Тебе когда-нибудь приходилось спать прямо на снегу?
– Нет, потому что я всегда мог вернуться на зиму к твоей маме. – Неожиданно Каллин погрустнел, его лицо увяло, он выглядел опустошенным. – Боги, единственная надежда на то, что она ничего об этом не узнает на том свете. Ее единственное дитя таскается по дорогам с таким человеком, как я!..
– Папа, ты очень славный, и мне с тобой нравится. Когда я вырасту, я тоже стану серебряным кинжалом, как ты.
– Ты только себя послушай! Девчонки не могут быть воинами.
– Почему? Так бывало во времена Рассвета. Я буду как Айва. Ты слышал эти сказания, папа? Бард лорда Мелина заходил к нам в таверну и пел для меня иногда. Я всегда просила его спеть об Айве. Она была великолепна. Ты знаешь, она была Ястребом.
– Да, я слышал такие легенды. Но это было очень давно. С тех пор все изменилось.
– Почему? Вовсе нет. Была ведь еще госпожа Гвенивер, и она жила в период Волнений, а не при Рассвете. Помнишь, мужчины надругались над ней, и она отплатила им за это. – Джилл положила руку на сердце, точно так, как делали барды: – «Навзничь они валились, и кровь цветки свои распускала на шлемах их и доспехах, дабы демоны ада могли их признать на входе…» Я заучила этот отрывок наизусть.
– Если когда-нибудь мы вернемся в Бобир, то я скажу барду лорда Мелина пару слов. Боги, кого это я произвел на свет?
– Ребенка, как две капли, похожего на тебя. Так мама всегда говорила. Она говорила, что я такая же упрямая, как ты, и совершенно несносная, когда на меня находит.
Каллин негромко рассмеялся. Джилл первый раз слышала, чтобы он смеялся вслух.
Наконец спустя два дня Каллин услышал интересные вести о найме солдат. Они остановились в дубовой роще, чтобы пообедать и как раз принялись за хлеб с сыром, как Джилл вдруг услышала топот двух коней, быстрой рысью приближавшихся к ним. Не успела она отреагировать на шум, как Каллин уже вскочил на ноги и стоял с Мечом наготове. Джилл поднялась только тогда, когда лица всадников, продиравшихся сквозь кустарник, уже были отчетливо видны. Они были вооружены, одеты в кольчуги и держали в руках обнаженные мечи.
– Стоять и не двигаться! – крикнул один из них. Когда они выехали на поляну, Каллин молча встал между ними и Джилл. Всадники остановили коней и вдруг заулыбались. Старший наклонился вперед в седле.
– Простите. Я думал, что вы люди лорда Иниса.
– Никогда даже не слышал о нем, – сказал Каллин. – А что мы натворили? Случайно явились в разгар междоусобицы?
– Вот именно. Мы служим тирину Браэду. Эти леса принадлежат ему, клянусь всеми богами!
– А я этого и не отрицаю. А что, лорд Инис возражает?
– Вот именно. Послушай, ты, похоже, серебряный кинжал. Ищешь работу? Очень кстати, нас только четверо против семерых из отряда лорда Иниса.
– Проклятье! – вскинул голову Каллин. – Кровавая, наверное, была драка!
– Ну, не совсем. Видишь ли, поначалу нас было пятеро против семерых. Но прежде тебе надо договориться с нашим лордом. Крепость всего в двух милях отсюда. Мимо нее не проскочишь.
И всадник, разумеется, оказался прав. В центре расчищенных пахотных земель виднелся невысокий холм. Крепость тирина была окружена толстыми каменными стенами. За ними располагалась четырехъярусная круглая башня, на крыше которой развевался красный с серым флаг. Как только они приблизились к крепости, Джилл разглядела, что большие обитые железом ворота в стене были только для вида. Стены давным-давно были разрушены. Три пролома в стене были такой ширины, что в них свободно могла проехать подвода. Плющ рос сквозь щебень, покрывавший землю. Внутри, за стеной, они обнаружили грязный двор, в котором когда-то было много построек, о чем свидетельствовали остатки фундамента и обломки стен, валявшиеся среди высокой травы. В одной башне верхняя часть стены была разрушена напрочь, так что Джилл могла видеть крохотные пустые комнатки.
– Что тут произошло, пап?
– Катапульта, не иначе.
Двор казался пустым и безмолвным, если не считать стаи больших белых гусей, ищущих улиток среди поросших плющом камней. Когда Каллин прокричал приветствие, из башни выбежал мальчик, одетый в грязный красно-серый плащ поверх рубахи и брюк.
– Вы кто? – спросил он.
– Каллин из Кермора. Я хочу поговорить с твоим лордом.
– Он сейчас говорит с моим отцом, но они не станут возражать, если вы просто войдете.
– Так не годится, – сказал сурово Каллин. – Ты должен поклониться мне и сказать: «Я осведомлюсь, любезный господин, но знатный тирин Браэд сейчас может быть занят важными делами».
Но он же не занят! Он ничего не делает, только воюет с лордом Инисом. А сегодня даже войны нет…
Приемный зал тирина Браэда в действительности оказался большой круглой комнатой, расположенной в нижнем ярусе башни. В зале было два больших каменных камина, украшенных резными изображениями львов. Между каминами могло разместиться около двух сотен людей. Дальний камин был оборудован под кухню, неряшливая девица стояла около кухонного стола и крошила морковку и турнепс на гарнир к баранине, которая жарилась на вертеле над огнем. Около ближнего камина были выставлены три стола и неустойчивые на вид скамейки. На одной из них за столом сидели двое мужчин и пили эль: мужчина средних лет с курчавой черной бородой и юноша лет семнадцати с длинным носом, почему-то напомнивший Джилл кролика. Он был одет в клетчатые брюки и рубаху, украшенную львами, – парень, скорее всего, и был тирином. Юный паж подбежал к столу и дернул лорда за рукав:
– Ваша милость, там пришел серебряный кинжал. Его зовут Каллин из Кермора.
– Правда? – Браэд поднялся с места. – Это кстати. Присоединяйтесь к нам.
Без всяких церемоний Браэд усадил Джилл и Каллина на скамью и отправил мальчика, которого звали Абрин, принести побольше эля. Сидящий рядом человек оказался его советником по имени Глин. Когда тирин снова уселся, его стул пугающе заскрипел.