Керр Катарина. Чары кинжала

   – И еще рассказывали, один из людей лорда Олеса ездил в Браслин, – перебил его Сандир. – Так когда он вошел, Корбин и говорит: «Ну, Лослейн, расскажи, откуда этот человек приехал». Люди из отряда Корбина клялись: он знает, что делается за много миль от него.
   – Вот и судите сами, – продолжил вслед за ним Аркас. – Невин, если вы знаете ремесло травника, то должны знать тогда и человеческое тело: кости, мышцы и все такое. Как вы думаете, колдун может превратить кого-нибудь в лягушку?
   – Нет, – твердо заявил Невин, – это не что иное, как глупые бардовские выдумки. Если кто-нибудь превратился в лягушку – то он должен стать очень большой лягушкой, так? Но сказки никогда не говорят о таких огромных лягушках, чтобы на них можно было ездить верхом. – Все трое засмеялись над шуткой.
   – Ну и ладно, – сказал Сандир, – если я должен умереть за своего лорда, то мне все равно, двеомер или меч убьет меня, но, клянусь, я не хотел бы прыгать, как лягушка, остаток моих дней.
   – Да и девчонки у тебя будут, – вставил Аркас, – все зеленые и бородавчатые.
   Невин разразился громким смехом. Шутки были лучшим оружием, которое оставалось у этих людей для борьбы со страхом.
   Около полуночи, когда все в лагере, за исключением ночных дозорных, спали, Невин присел около костра, в котором тлели затухающие угли, чтобы связаться с Адерином.
   Они так долго общались между собой, что теперь Невину достаточно было только подумать об Адерине – и он сразу видел его лицо, – его образ появлялся и парил над красными тлеющими углями.
   «Это ты? – обратился Невин к Адерину. – Ты готов к разговору?»
   «Да, – откликнулся тот, – лагерь спит. Я только что собирался вызвать тебя для разговора. Армия Корбина все еще там, где я видел ее в последний раз».
   «Я в этом не сомневаюсь. Они ждут, что мы выйдем из крепости. Тогда они предпримут попытку убить Родри. Лослейн еще с ними?»
   «Да, он с ними. Проклятье, я не могу успокоиться. Каким дураком я был, когда взял его в ученики».
   Невину очень хотелось сделать то, что в таком случае делают все люди – сказать: «А ведь я говорил тебе». Образ Адерина виновато улыбнулся. Он не сомневался, что именно об этом подумал Невин.
   «Но это уже в прошлом, – передал Адерин, – и теперь его злодеяния на моей совести. И ты не должен упрекать меня в этом дважды. Что же теперь говорить, когда дело уже сделано».
   «Это верно. Ты все еще продолжаешь думать, что он обезумел?»
   «Да. Если он действительно пошел по черному пути, а это грязный путь, то он погубит себя. Он не разовьет своих способностей, и скорее всего спутается с проходимцами».
   «Да, ты прав. Ты знаешь Лослейна лучше меня. Теперь стало ясно, что это он затеял проклятый мятеж. Зачем? Или он пытался укрыться от наказания за убийство, которое совершил? Если это действительно так, то его план провалится. Независимо от того, кто будет стоять над Корбином… Гвербрет Райс будет для него точно таким же негодным правителем, как и Ловиан».
   «Правду говоришь. И я размышлял примерно так. Сначала я думал, что он собирался убить меня, а потом, по крайней мере, еще двух других свидетелей. Но если бы это было на самом деле так, то зачем впутали в это дело Родри и половину подданных гвербрета Райса? Это лишено смысла».
   «Да. Я думаю, нам нужно разузнать, что он затевает».
   Адерин невнятно засмеялся:
   «Если нам удастся… Это трудное дело, мой друг. Если мы только сможем это сделать…»
   После разговора с Адерином Невин еще долго сидел размышляя. Он, как и Адерин, надеялся, что Лослейн был просто безумцем. Это правда, что парень был ненадежным с самого начала. Изучение двеомера требует стойкости ума, внутреннего здравого смысла и последовательности, потому что силы, к которым взывает мастер двеомера, способны разорвать в клочья неустойчивый ум, превратив его в жертву иллюзий и фантазий. Лослейн никогда не отличался стальной целеустремленностью души – только податливое серебро сырого природного таланта, который неизбежно должен быть подавлен, а не поддержан при нынешнем развитии событий. И все же, если Адерин прав, то Лослейн злоупотреблял своим искусством, а не просто был погружен в прекраснодушные иллюзии. Человек, который изучает двеомер, страстно желает прежде всего обрести власть над силой и энергией. Если он копит ее как скряга, то он не помогает, а наоборот – вредит другим душам. Невин был мечом, призванным уничтожать таких людей везде, где бы он их ни встретил. Они знали это и прятались от него.
 
   Рассредоточившись по широкому лугу, армия лорда Корбина и его единомышленников спала под открытым небом. Уверенно шагая в темноте, Лослейн миновал лагерь и направился дальше, назвав пароль одному из дозорных. Он чувствовал себя буквально больным от вони, исходившей от этого скопища немытых тел. Он удалился на достаточное расстояние от лагеря, потом опустился на траву и лег отдохнуть. Он чувствовал сильную усталость. Она не проходила все эти дни. И все же, когда наступала ночь, он не мог заснуть. Лослейн сжал руками виски, пытаясь справиться с душевным смятением. Невыносимая вонь, казалось, пропитала всю одежду. Он даже видел этот запах – густое серое облако, которое призрачный ветер кружил над его головой. Это только, видение, иллюзия, но надо было приложить много усилий, чтобы прогнать наваждение. Много непрошенных видений посещало его в эти дни: незнакомые приглушенные голоса, эфемерные существа. Эти видения были ужасны тем, что он знал: они никогда не будут осмыслены. Долгие годы изучения двеомера открыли перед ним внутреннее «я». Но в то же самое время он оградил свой разум, опустив завесу между собой и невидимым миром.
   Он посмотрел вверх на звезды: они дрожали и мигали, посылая длинные лучи света, словно отражения от блестящего лезвия. Он вскинул вверх руку и сделал изгоняющие знаки в воздухе. Со вздохом, который больше походил на стон, он уткнулся лицом в траву, вытянувшись во весь рост. Свет, падающий со звезд, казалось, танцевал в его мозгу, ослепляя сознание. Он вызвал образ темноты – мягкой теплой темноты, похожей на сон. Он позволял образу проникать в себя до тех пор, пока ему наконец не показалось, что он плывет внутри этой манящей, успокаивающей тьмы. Лослейн практиковал этот трюк с темнотой уже несколько месяцев: это был единственный способ, позволяющий ему хоть немного отдохнуть. Сейчас темнота пришла к нему легко и быстро – и как ему показалось, сама собой.
   Но вместе с ним в этой темноте осталась и ненависть, которую он испытывал к запаху человеческого тела. Она была даже сильнее той ненависти, которую он питал к Эльсион Лакар. Ему казалось, что его ненависть разговаривает с ним голосом ребенка. Затем этот детский голос превратился в его собственный. Так случилось, что он практически ни с кем не общался – и все потому, что его отец был никудышным человеком. В то время как все вокруг были добры к нему… И это ранило больше всего. Его раздражало, что все обращались с ним как с полоумным, нуждающимся в постоянной заботе. Они были самодовольны, эти Эльсион Лакар, самодовольны и самоуверенны, потому что знали, что будут жить шесть, а может быть и семь сотен лет. В то время как ему, ну сколько ему может быть отпущено жизни как полукровке? Кто знает? В любой момент он мог, посмотрев в зеркало, заметить начало неизбежного разложения, ведущего к смерти, которое люди называют старостью. Он ненавидел всех их – как людей, так и эльфов.
   Ненависть вспыхнула в нем так сильно, что темнота могла спасовать и оставить его. Лослейн успокоился и погрузился в желанную темноту, позволив ей укутать его. Как это обычно бывало, из темноты стали доноситься голоса. Они успокаивали его, соглашались с ним в том, что он достоин лучшей доли, обещали, что он отомстит Эльсион Лакар, а также людям Элдиса.
   «Лослейн могущественный! – говорил ему голос. – Хозяин сил Воздуха! Никто не может прикоснуться к тебе. Нет никого превыше тебя, Лослейн могущественный!»
   «Это правда, – ответил он им мысленно. – Я отомщу».
   «Прекрасная месть для всех этих собак, которые заставили тебя так страдать. – Этот голос был мягким и скользким, как масло. – Запомни, убей Родри Майлвада, и это будет твоей местью, которой ты так жаждешь. Родри должен умереть, запомни. Запомни».
   «Да, я запомнил. Клянусь тебе, что я это сделаю». – Он услышал журчащий звук удовлетворенного смеха, а затем темнота сделалась густой и теплой. Наконец он смог заснуть.
 
   На следующий день лагерь проснулся на рассвете. Лорд Слигин расхаживал по лугу, отдавая приказы и поручения.
   Наконец лошади были накормлены, и все приготовились к походу. Все утро они двигались вдоль быстрого ручья. Невин испытывал волнение, граничащее со страхом, перед грядущей встречей с Бранвен. Какой была она в этой жизни?
   Что она подумает о нем? При всем своем невообразимом возрасте, будучи подлинным мастером двеомера, Невин был еще и мужчиной, и ему хотелось, чтобы Бранвен любила его.
   Когда оставалось около часа до полудня, они добрались до разрушенной крепости. Родри и его люди радостно встретили их возле ворот. Во дворе места хватило только для знати. Люди спешились за стеной и сели отдохнуть возле своих лошадей. Заметив Адерина, Невин проскользнул в ворота: Адерин и еще двое эльфов ожидали его у стены крепости. Дженантар и Калондериэль низко поклонились ему.
   – Приветствуем тебя, Мудрец Востока! – сказал Дженантар. – Я надеялся, что мы встретимся при более благоприятных обстоятельствах, нежели теперешние.
   – Я тоже питал такую надежду. Я очень сожалею, что твой друг погиб в междоусобной борьбе Элдиса.
   – Мы отомстим за него, – вмешался Калондериэль, – так же как и за всех остальных.
   Его кошачьи глаза сверкали от гнева. Даже если война, на которую он направлялся, закончится через триста пятьдесят лет, он будет помнить имена всех убитых в ней эльфов. Недоброжелательность или оскорбления эльфы никогда не забывают и очень редко прощают. И хотя Адерин любил говорить о «внутренней доброте западного народа», эти разговоры очень беспокоили Невина.
   – Я знаю, тебе не терпится встретиться с Джилл, – произнес Адерин. – Я только что видел ее, но сейчас она куда-то исчезла. Пойдем поищем ее?
   Однако Невину пришлось повременить со встречей, потому что к ним подошел Слигин. Он выглядел как медведь, которого окружили охотничьи собаки.
   – Послушай, Невин, я серьезно обеспокоен. Молодой Родри совершенно сошел с ума.
   – Позвольте, господин! – улыбнулся Невин. – Сейчас я угадаю, какими иллюзиями юноша одержим. Он, наверное, клянется, что мы с Адерином оба связаны с двеомером, и что Адерин может превратиться в филина?
   – Точно! И я… – Рот Слигина так и остался открытым, когда он понял, что Невин иронизирует. – Уж не хочешь ли ты сказать мне, что это правда?
   – Именно это я и хочу сказать.
   Слигин качал головой из стороны в сторону, по очереди глядя на них. Так медведь качается, когда собаки уже совсем рядом.
   – Прах и пепел, чем же я провинился?! – взвыл Слигин. – Преодолеть этот проклятый путь только для того, чтобы прийти на помощь кучке сумасшедших? Даже серебряный кинжал клянется, что это сущая правда.
   – Я думаю, он знает, что говорит. Придется продеть какой-нибудь глупый фокус, чтобы убедить тебя. – Невин оглянулся вокруг и увидел на траве ветку. – Вот смотри!
   Невин призвал народ Огня, они тотчас же бросились выполнять его приказание и зажгли пламя на ветке. Слигин выругался. А потом опять сплюнул, когда Невин погасил пламя.
   – Можешь потрогать ее, – заметил Невин. – Она горячая.
   Слигин повернулся и побежал к башне, ни разу не оглянувшись. Двое эльфов громко рассмеялись, но Адерин оборвал смех, сказав им что-то на их языке. Они неохотно замолкли.
   – Готовьтесь выезжать, – сказал Адерин. – Захватите и мою лошадь, хорошо?
   Все еще улыбаясь, Дженантар и Калондериэль поспешили выполнить приказ. В этот момент Невин и увидел Джилл. Она стояла невдалеке и наблюдала за ним настороженно, как пугливый олень в лесу. Не дожидаясь, когда Адерин позовет ее, она подошла, не отрывая взгляда от Невина. Невин сразу узнал ее, несмотря на грязную мужскую одежду: ее лицо не было похоже на лицо Бранвен, но оно тоже было очень красивым. Он удивился тому, что она оказалась такой рослой.
   – Здравствуй, Джилл, – завороженно произнес Невин. – Адерин только что говорил мне о тебе.
   – Вот как? Что-нибудь хорошее, я надеюсь?
   – О, да.
   Невину хотелось сказать ей всю правду, используя свои возможности, сделать так, чтобы она вспомнила его; излить свое сердце; сказать, как он рад тому, что нашел ее снова. Но это было запрещено двеомером.
   Джилл смотрела на него внимательно и серьезно.
   – Послушайте, – наконец сказала она. – Мы не встречались раньше? На дороге или где-нибудь еще, когда я была ребенком?
   – Нет, никогда.
   – Тогда мне надо еще подумать. Очень странно. Я могу поклясться, что видела вас прежде.
   Был момент, когда Невин чуть не заплакал. После стольких лет она все еще помнила его.
 
   В результате долгих споров лорды предприняли свой следующий шаг в боевых действиях.
   Так как Невин и Адерин наблюдали за передвижениями армии Корбина, бойцы лордов смогли без риска пополнить запасы провизии.
   А затем направились на восток, сделав обманный маневр – для того, чтобы Корбин подумал, что они пытаются обойти его и захватить крепость. Он будет вынужден последовать за ними, и у них появится возможность выбрать себе позицию для сражения. Кроме того, они смогут послать гонцов за подкреплением, которое к этому времени сформируется в крепости Каннобайн. Каллин не рассчитывал на многочисленную поддержку, это зависело от того, сколько подданных твердо стали на сторону Ловиан.
   После окончания военного совета Каллин увидел Джилл у ворот крепости. Она держала наготове оседланных коней.
   – Я просил лорда Родри об одолжении, – сообщил Каллин. – И он согласился. Ты поедешь с донесением в крепость Каннобайн сразу же после того, как мы встретим продовольственный обоз.
   – Отец! Прах и пепел, я хочу…
   – Что ты хочешь? Воевать? Порой мне кажется, что у тебя совсем нет мозгов!
   – Я могла бы за себя постоять.
   – Не распускай слюни, как малолетний пьяница. Да, могла бы – и что с того? Я не собираюсь подвергать риску твою жизнь. Ты – единственное, что у меня есть в этом мире. Знаешь, что может случиться с тобой? Думаешь, что смерть – только для других, не для тебя. Многим из таких самонадеянных юнцов я давал последний глоток воды. Они умирали у меня на руках. Да поразят меня боги, если мне пришлось бы сделать то же самое для тебя.
   Его натиск достиг цели. Джилл опустила голову и мяла пальцами поводья.
   – Я знаю, что тебя беспокоит, – продолжал он. – Ты думаешь, что я не оценю твоего умения владеть мечом? Насмотрелся я на твои забавы. Но когда ты на поле боя – это совсем другое. Там не до игры и не до смеха, девочка.
   – Ладно. – Джилл глядела на него с робкой надеждой. – Отец, ты вправду думаешь, что я хорошо владею мечом?
   – Конечно.
   У Каллина сжалось сердце при виде ее детской улыбки. В такие минуты, как эта, Каллину всегда казалось, что, может, он любит дочь слишком сильно. Он взял у нее поводья своего коня.
   – Но не раздувайся от гордости. Тебе надо еще очень многому научиться.
   Он обнял ее и помчался догонять армию Родри. Каллин знал, какую боль причинил дочери, но сдержался, чтобы не оглянуться.
 
   Когда армия, направившаяся на юг, встретила продовольственный обоз, купец Дрегис оставил их. Джилл подошла к нему, чтобы пожелать удачи. Он тряс ее руку сильно и долго:
   – Спасибо тебе, девочка, и твоему отцу тоже. И вот вам моя благодарность. Я знаю, что вы спасли мне жизнь. – Дрегис подал ей мешочек, полный монет, и присоединился к своему каравану. Джилл положила его в карман: когда вся эта история закончится и им нужны будут деньги, мешочек ох как пригодится, но если отдать их отцу сейчас, он тут же пропьет половину.
   Джилл отстала от армии, ее место теперь было в тылу. Неожиданно для себя она оказалась рядом с Невином. Он столь любезно встретил ее, что она не смогла просто пройти мимо. Двеомер сами по себе представлялся ей опасным, и еще больше пугало то, что сама она, похоже, также имела отношение к колдовству. К своему большому удивлению, она обнаружила, что ей с Невином интересно.
   В песнях бардов мастера двеомера всегда изображались мрачными и молчаливыми. Демонические взгляды и многозначительные знаки сопровождали их магические действия.
   Но вот перед ней был Невин – с его искренними голубыми глазами, всегда улыбающийся, одетый как фермер: в простую рубаху и коричневые штаны. И никакой длинной мантии с особыми знаками… Он так много видел в своей жизни, что они заговорили, конечно же, о путешествиях. К концу дня Джилл уже казалось, что он был ее дедушкой, и лишь по воле судьбы они не могли встретиться раньше.
   – Скажи мне вот о чем, дитя, – проговорил Невин, – твой отец выглядит вполне порядочным человеком. Ты сама это знаешь, так же как и все вокруг это чувствуют. Тебе известно, из-за чего ему пришлось взять серебряный кинжал?
   – Нет. И на твоем месте я никогда не спрашивала бы его об этом. Он взял меня с собой, потому что очень любил мою маму. Она умерла, когда я была еще маленькой и вообще ничего не понимала. Папа просто появился однажды, и мы с ним уехали. Я часто думала об этом. У отца было много денег – выкуп от знатного лорда. И я помню, что он планировал поселиться с нами вместе, купить ферму, перестать бродяжить. Но однажды он приехал, а мама уже умерла к этому времени. Он был как сумасшедший в тот день, когда узнал об этом.
   – Да. Так оно и должно было случиться. Бедный парень. Ей-богу, это была злая шутка, которую Судьба сыграла с ним, и с тобой, и с твоей мамой тоже.
   Невин говорил с теплотой и искренним сочувствием. Это удивило Джилл. Она сама всегда думала, что такие люди, как серебряный кинжал и его незаконная дочь недостойны внимания человека, изучившего двеомер.
   Однако Невин был еще и травником, помогал бедным людям – обычные, казалось бы, человеческие поступки… но все же нет сомнения в том, что он связан с магическими силами. И по какой-то причине, которую Джилл не могла выразить словами, она приходила в ужас, думая об этом.
   К концу дня, в трех милях от морского берега, армия встретила багажный обоз с продовольствием – движущуюся вразброд длинную вереницу деревянных телег. Так как в обозе имелось и пиво, у людей в эту ночь была приятная возможность расслабиться. Назавтра Каллин рано разбудил Джилл.
   – Тебе надо приготовиться и выезжать, моя дорогая, – сказал он. – Лорд Родри хочет отправить донесение.
   – Ладно, отец, но я еще хочу…
   Каллин поднял руку, – и Джилл замолчала.
   – Счастливого пути, – сказал он. – Я увижусь с тобой, как только будет возможность.
   Каллин ушел так стремительно, что она поняла – до отъезда больше не увидит его. И это к лучшему: Джилл ненавидела прощаться с отцом перед сражением, потому что слова, которые они оба произнесут, могут оказаться последними.
 
   Армия медленно двигалась на восток. Все утро Невин и Адерин ехали рядом позади повозок и слуг. Родри предлагал им почетное место в голове колонны, но они решили, что им лучше держаться позади. В тылу в любой момент они могли вывести своих коней из колонны и спешиться, потому что даже такие умелые маги, как они, не могли войти в состояние глубокого транса, сидя верхом на лошади. Что бы там ни пели барды о мастерах двеомера, их возможности все-таки не были безграничными.
   – Я очень благодарен тебе за то, что ты поехал с нами, – сказал Адерин. – Правда, здесь немного работы и я мог бы сделать ее один. И все же…
   – Ну, достаточно того, что последнее сражение вы проведете без меня. Я вовсе не для того так много лет провел в заботах о Родри, как наседка, высиживающая единственное яйцо, чтобы теперь его убила кучка изменников. Как ты полагаешь, Лослейн постарается сразу атаковать вас?
   – Не знаю, что и думать. Вот поэтому я рад, что ты сейчас здесь.
   Невин повернулся в седле, чтобы взглянуть на Адерина. Он догадался о том, что Адерин боится предстоящих событий.
   – Мы никогда не были противниками в сражении, – продолжал Адерин. – Возможно, он сильнее меня. И еще: я никогда в жизни не пытался убить человека, а он уже ступил на этот путь. И, прах и пепел, я не опасаюсь за свою жизнь. Только за свою работу, ведь она еще не закончена. Я не могу позволить себе тратить время на то, чтобы перерождаться и начинать все сначала. Тебе так же, как и мне, хорошо известно, что если на границе между людьми и эльфами не останется человека, знающего двеомер, между ними начнется открытая война.
   – Да, мне это известно. И я намерен сделать все возможное, чтобы убедить твою преемницу в том, что она должна изучать двеомер.
   – Такова судьба нашей Джилл?
   – Я не уверен, конечно, но все больше убеждаюсь в этом. Во-первых, она сама должна понять, что это – ее путь. И моя задача убедить ее в этом. А что потом? Ну, владыки Света подадут ей знак, когда придет время.
   – Совершенно верно. Но до этого еще далеко, а эльфам я нужен сейчас.
   – Ну ладно, в худшем случае мне самому придется пойти на запад. В Элдисе справятся и без меня.
   – Спасибо. Ты не представляешь себе, насколько легче стало у меня на сердце.
   – Вот и прекрасно. Но ты пока не умер, мой друг. Если мы останемся на страже, мы сумеем сохранить твою жизнь – это точно.
   Около полудня у одной из телег отвалилось колесо – самое обычное дело. Родри с раздражением объявил, что армия после обеда будет отдыхать, пока не исправят поломку. Люди расположились на берегу одного из узеньких ручейков, которых так много в лугах Элдиса, расседлали коней, предоставив им свободу, и собрались вокруг костров, чтобы пообедать.
   Невин и Адерин ели только два раза в день, поэтому использовали это время для более важных дел. Они поручили своих коней слуге и отправились вниз по ручью. Шли до тех пор, пока шум и суета армии не остались далеко позади.
   – Я хочу посмотреть, как обстоят дела, – сказал Невин.
   – Признаться, я буду рад, если ты сам взглянешь на него, – сказал Адерин, усмехаясь. – Я за последнее время летал так много, что у меня весь день болят руки.
   Невин вздрогнул. Хотя он не раз наблюдал, как летает Адерин, было что-то такое в превращении, что заставляло человека содрогаться, даже если сам человек был мастером двеомера.
   – Так ты не искал его через эфирный план?
   – Я просто боюсь встретить его там. Пока не выясню, насколько он силен.
   – Да, это, конечно, разумно. Хорошо, посмотрим, чем я смогу помочь тебе.
   Невин лег на траву лицом вверх и скрестил руки на груди. Адерин стоял поблизости, готовый задержать каждого кто мог бы потревожить старика. Невин замедлил дыхание и закрыл глаза. Затем представил себе мысленно свою ауру – простую человеческую форму, состоящую из голубого свечения и соединенную с его солнечным сплетением серебряной нитью. Он уточнял форму до тех пор, пока она не стала четкой, а затем представил себе, что смотрит ее глазами, и перенес в нее свое сознание. Он услышал отчетливый щелчок, похожий на удар меча о щит, и почувствовал, что его тело покинуло оболочку. Он действительно смотрел настороженным взглядом на свое спящее тело, лежащее в десяти шагах от него. Рядом аура Адерина имела форму пульсирующего яйца мягкого золотистого света, и сквозь нее едва просвечивало смертное тело.
   Луговые земли, аура которых была зеленой с ржаво-красными пятнами, расстилались под мерцающим голубым светом воздушного пространства. Ручей был высокой завесой стихийных сил, которая вытянулась в пятидесяти шагах от него, как серебряный водопад в воздухе. Невин поднялся выше, серебряная нить тянулась позади него до тех пор, пока он не отдалился на сто ярдов от своего тела. Вверх по течению ручья была видна армия, сверкающая сиянием перемешанных аур, которые пульсировали смесью всех цветов, но преобладающим был кроваво-красный – цвет настоящих убийц. Для Невина это было неприятное зрелище, но ему надо было увидеть еще кое-что. Он поднялся выше, затем полетел, паря над окрестностями, в холодном голубом свете.
   Когда он повернул на север, дикий народец решил присоединиться к нему. Здесь, в обычном их состоянии, настоящей стихии, у них не было тел вообще, а только мерцающие пучки лучей различного света. Временами и преломлялись, распадаясь на вспышки, напоминающие мерцание ярких звезд, а иногда сжимались в маленькие комочки сознания. Пока ауру Невина поддерживало его сознание, дикий народец кружил вокруг, как морские чайки у корабля. Они были тем надоедливее, чем больше эмоций испытывал в этот момент Невин. Если Лослейн случайно оказался бы сейчас на эфирном плане, он мог увидеть эту светящуюся армию издалека, дикий народец мог выдать его. Невин велел им убраться прочь, и они повиновались.
   Немного погодя Невин увидел мерцающий купол, образованного светом, на лугу, в стороне от его пути. Он замедлил полет и направился осмотреть его. Бледный серебряный купол покрывал почти целый акр и был отмечен четырьмя ярко-красными точками. В зените была видна пылающая пентаграмма, окрашенная в различные цвета. Яркая, она было претенциозно обрамлена оправой астральной печати. Под куполом, несомненно, находилась армия Корбина, и Невин понял, как должен был бояться Адерина Лослейн, чтобы потратить так много энергии на создание этой мощной защиты. Невин проплывал сверху над пентаграммой, сияющей бледно-красным светом.