Кибек Митри. Герои без вести не пропадают

   Турханов уловил какое-то смущение, неловкость в голосе и тоне Савандеева. "Может, ее обидел кто-нибудь", - подумал он, но не стал спрашивать. "Спешить не нужно, - успокаивал он себя. - Надо все обдумать как следует".
   - Рация цела? - спросил он после некоторого молчания.
   - Да. Мы поместили ее в специальный блиндаж. Личные вещи Евы тоже находятся там. Если хотите, я вам покажу, - предложил Савандеев.
   - Покажите. Попытаюсь сам установить связь со Штабом.
   Затем Турханов посоветовал Соколову быть осторожным при аресте Айгашева, во всяком случае не доводить дело до кровопролития, но и ни в коем случае не упустить "этого карьериста и авантюриста". Соколов и Комиссаров обещали выполнить его указания и через день привести сюда не только Айгашева, но и всю его роту. Пожелав им успеха и доброго пути, полковник вышел из штабной землянки. Тут его ожидал почти весь отряд. Партизаны поздравляли его с выздоровлением, жали ему руку, спрашивали, как он себя чувствует, кто и как спас его от смерти, каким образом он разыскал отряд. Интересовали партизан и вопросы общего порядка.
   - Мы тут много спорили о втором фронте, - сказал один молодой партизан. - Есть такие, которые говорят, что Мы в течение трех лет одни воевали против немцев, по этому сейчас нам надо прекратить наступательные бои и по всему фронту перейти к обороне. Пусть дальше воюют с фашистами союзники, без нас. Другие считают, что союзники видели, как нам тяжело, и искренне решили помочь, Поэтому мы тоже должны помогать им. Третьи утверждают, что армии Англии и Америки - это буржуазные армии, что они после разгрома Германии нападут на Советский Союз, так как мира между империализмом и социализмом не может быть. Скажите, товарищ полковник, кто из нас прав, кто ошибается?
   - Вопрос важный и сложный. На эту тему мы проведем в ротах специальные беседы, а пока скажу следующее: открытие второго фронта - несомненный шаг вперед на пути полного разгрома гитлеровцев. Каждый день войны стоит всем народам неисчислимых жертв, с войной поэтому надо покончить как можно скорее, а значит, объединить усилия всех стран антигитлеровской коалиции. Мы должны помогать союзникам, а союзники - нам. Можно ли верить в искренность союзников? Трудно ответить на этот вопрос. Если бы они открыли второй фронт два года назад, как было обещано, мы верили бы им безусловно. Но они не сделали этого. Будущее покажет, насколько они искренни, а пока будем довольствоваться поговоркой; "Лучше поздно, чем никогда". Возможность нападения армий союзников на нас сразу же после разгрома фашистской Германии исключается. В империалистических кругах Англии и Америки сторонники такой авантюры, конечно, имеются, но народы обуздают их. Словом, воевать мы должны так же, как прежде, даже еще лучше, ибо никто за нас не убьет того фашиста, которого мы должны убить сами. Правильно я говорю? - спросил Турханов.
   - Правильно!
   - Конечно, правильно! - согласились с ним партизаны.
   Глава десятая
   Весь остаток дня Турханов провел у рации. Сначала он составил короткий рапорт на имя Барсукова, в котором изложил все важнейшие события, происшедшие в жизни отряда после прорыва фашистской блокады Яновских лесов. Потом зашифровал его, достал таблицу позывных, настроил рацию на нужную волну и начал передавать в эфир группы чисел по азбуке морзе. В переводе на обычный язык эти числа означали: "Утес"! "Утес"! Я "Сокол-5". Я "Сокол-5". Как слышите? Как слышите? Прием. Прием", Потом он переключил радиостанцию на прием, но слышал только шум и свист. Через несколько минут он снова переключал рацию на передачу и опять стал выстукивать ключом шифровку. Только вечером, когда солнце уже нырнуло в темно-синюю пучину Свентокшиских гор, долгожданный "Утес" откликнулся. Полковник передал радиограмму. Ответ пришел через два часа. Барсуков поздравлял его с выздоровлением и установлением связи со Штабом партизанского движения. Далее он напоминал о всей важности поставленной перед отрядом боевой задачи по выявлению характера подготовляемой немцами провокации против советских партизан. "Держите нас в курсе всех событий. Радируйте не реже двух раз в сутки. Желаю успеха", - говорилось в конце шифровки.
   "Радировать два раза в сутки, - прошептал Турханов. - Это значит не меньше двух-трех часов сидеть у рации.
   А кто же в это время будет заниматься моими делами? Эх, Ева, Ева, где же ты? Куда ты ушла? Почему?"
   И вдруг он вспомнил о рассказе Станислава Славинского, которому он тогда не придал значения. Вернувшись со службы, молодой подпольщик между делом рассказал об аресте, одним из полицейских какой-то странной женщины, которая за большую плату упросила людей разрыть свежие могилы на кладбище. По словам Станислава, начальник полиции долго допрашивал ее, а потом передал немцам. Когда в полиции спросили его, что это за женщина, тот якобы ответил: "Душевнобольная. Вбила себе в голову, что должна выйти замуж за мертвеца. Вот и ходит по кладбищам, роется в могилах..." Славинский возмущался начальником полиции, который, вместо того чтобы отправить больную в лечебницу, вызвал немецких солдат и передал ее им.
   Турханов тогда был занят другими мыслями, и рассказ Станислава пропустил мимо ушей. Теперь ему вдруг почудилось, что больной этой была Ева и разыскивала она не какого-то жениха, а его, Турханова. Он понял, почему Ева ушла из отряда. "Рискуя, она ходила, искала меня, я же в это время спокойно сидел в доме Славинских. Как жестоки удары судьбы! Надо что-то делать, надо выяснить, действительно ли синей полиции удалось арестовать Еву", - подумал он.
   Необходимо было с кем-то посоветоваться. Обычно в таких случаях он обращался к Соколову, Яничеку или Кальтенбергу. Но Соколов уже ушел к Айгашеву, Яничек еще не вернулся в отряд со спецзадания. Кальтенберг же должен был находиться где-то здесь. За ним и послал Турханов своего связного, который, к его удивлению, пропадал всю ночь и только на следующее утро появился вместе с Конрадом.
   - Товарищ полковник, ваше приказание выполнено! - доложил он.
   - А ты не мог немножко поторопиться? - недовольно проворчал командир отряда.
   - Я почти всю дорогу бежал, - стал оправдываться связной.
   - Ничего не понимаю, - пожал плечами Турханов и вопросительно посмотрел на Конрада.
   - Мы находимся вместе с обозом в пятнадцати километрах отсюда. Никаких дорог к нам нет. Поэтому посыльные иногда ищут нас по нескольку дней, а бывает, совсем не находят...
   - Почему так далеко расположились?
   - Из-за отсутствия дорог сюда не может пробраться никакой транспорт, в том числе и наш бронетранспортер. Вот и вынуждены жить на отшибе.
   - И чем вы там занимаетесь?
   - Было указание: без специального приказа не предпринимать никаких боевых действий, чтобы каратели по нашему следу не смогли разыскать обоз отряда. Ребята от скуки бегают в ближайшие деревни, а я рисую лесные пейзажи.
   Турханов улыбнулся: он вспомнил, что Конрад увлекался живописью. Но ему было непонятно, почему тогда партизаны выбрали такое неудачное место для своей базы. "Надо будет спросить у Савандеева", - решил он, потом, отпустив связного, поведал Кальтенбергу, что его беспокоило.
   - Да, похоже на то, что женщина, которую начальник синей полиции назвал сумасшедшей, была нашей радисткой. Иначе он ее не передал бы гестаповцам, сказал Конрад после некоторого раздумья.
   - Вы считаете, что Ева попала в лапы гестапо?
   - А куда же еще? Синяя полиция давно сотрудничает с гестапо. Впрочем, партизанская радистка может заинтересовать и военную разведку.
   - Абвер?
   - Да. Если из полиции ее забрали солдаты вермахта, она, по всей вероятности, попала в абвер, если же эсэсовцы, то в гестапо. Об этом может сказать только сам начальник полиции. С вашего разрешения, я съезжу к нему, - предложил Конрад.
   - Это идея. Но, кажется, в волостном центре сейчас находятся настоящие эсэсовцы. Встреча с ними может перепутать наши карты.
   -Да, такая встреча нежелательна, но что поделаешь, придется рисковать.
   - Нет, - не согласился с ним полковник. - Риск без крайней необходимости равносилен баловству. Мы на это никогда не пойдем. По-моему, лучше самим вызвать начальника полиции.
   Кальтенберг с недоумением посмотрел на своего командира:
   - Каким образом?
   - Пусть его пригласит начальник "карательной экспедиции", которую возглавит переодетый партизан. Думаю, он не откажется.
   - Это другое дело! - согласился Конрад. - Остается только обмозговать, куда и как его вызвать.
   - В деревне Камень-гура у меня есть знакомые. Их сын служит в полиции. Он и передаст своему начальнику наше приглашение. Мы подождем его в их доме. Само собою разумеется, чтобы не навлечь на себя и на них неприятностей, начальника полиции после допроса придется уничтожить.
   - Разумеется! Предатель вполне этого заслужил. Когда мы выедем?
   - Вечером.
   - Тогда я пойду подготовлю товарищей, пока они не разошлись. Ничто так не разрушает дисциплину, как длительное безделье, а мы вот уже две недели бездельничаем... После ухода Конрада Турханов пошел в штаб. Там его ждали командиры двух первых рот и начальники служб. Он собирался выслушать подробный отчет начальника штаба о проделанной работе, но вместо этого пришлось поговорить с собравшимися командирами, которые один за другим отрапортовали о состоянии дел во вверенных им подразделениях и службах. По правде говоря, рапорты эти больше походили на жалобы, чем на боевые донесения. Волжанин и Байдиреков были недовольны, что их роты, вместо того чтобы бить фашистов, занимаются строительством блиндажей и землянок, словно им придется здесь проторчать не только летом, но и зимою. Майор Громов, Жаловался, что подрывникам, чтобы подорвать вражеские автомашины, приходится таскать на себе взрывчатку за двадцать, а то и за тридцать километров, хотя шоссейная Дорога проходит всего в восьми километрах от партизанской базы. Алина Вольская упрекала штаб за то, что аптеку отправили с третьей ротой, оставив остальных без медикаментов. Доволен был только помкомотряда по МТО Зильберман. Ему удалось создать запасы продовольствия по крайней мере на два месяца.
   - Теперь партизаны досыта едят не только хлеб и Мясные блюда из различных концентратов, но пьют чай, кофе, какао и курят вместо махорки настоящие сигареты, - с гордостью доложил он.
   - Откуда у вас такое добро? - удивился Турханов.
   - Мы разрешили реализовать часть золота и ювелирных изделий, захваченных у штандартенфюрера Шмидта, - признался Савандеев.
   - У кого вы покупаете продукты? - спросил полковник.
   -У спекулянтов, - ответил Зильберман. - А они приобретают их у немцев. Гитлеровские интенданты за золото готовы отдать не только продовольствие, но и оружие. Я уже достал десять пистолетов "парабеллум".
   Турханов знал, что среди некоторых военнопленных, пришедших к партизанам после побега из немецких лагерей, наблюдаются нездоровые настроения, существуют ошибочные взгляды, на борьбу с фашизмом. Вместо того чтобы делать все для нанесения ударов по немецкому тылу, они ставят перед собой только одну задачу: выжить во что бы то ни стало. Такие люди не рвутся в бой, не ищут врага, а наоборот, стараются не попадаться на глаза, спрятаться от него, а если уж не удается избежать встречи, уклониться от серьезного боя. Доклады и рапорты командиров навели Турханова на мысль, что за последние две недели у командования отряда возобладало именно такое настроение. Выступление Савандеева только подтвердило это. Он сказал, что место для базы выбрал в глухом лесу, вдали от дорог, чтобы затруднить передвижение танков и бронемашин, если они будут сопровождать карателей. Кухни он поместил за два километра от расположения рот, дабы надежнее замаскироваться от воздушного наблюдения немцев. Строительство блиндажей, по его мнению, обеспечивало отряду возможность избежать ненужных потерь, если враг применит авиацию; в них можно будет жить не только летом, но и зимой.
   Все это не понравилось Турханову, но он не хотел походить на тех ворчунов, которые обычно отвергают как негодное все то, что делалось до них или в их отсутствие. "Безусловно, многое нужно изменить, а кое от чего вообще отказаться, но положение мы исправим постепенно, в ходе боевых операций. Главное теперь-направить усилия всего отряда на выполнение нашей основной задачи - обнаружить и обезвредить орган, который готовит провокацию против партизан", - решил он.
   - Я выслушал вас внимательно, - сказал полковник после паузы. - Давать оценку каждому из вас не стану. Работу нашу оценит Родина, Пока же могу сказать только одно: если мы и в дальнейшем будем действовать так, как до сих пор, то нами будут довольны только...
   - Немцы, - подсказал Байдиреков.
   - Я хотел сказать: трусы и предатели, которые пекутся только о спасении собственной шкуры. Но должен признаться, лейтенант Байдиреков тоже прав. Сами подумай те, почему бы немцам не быть довольными? Ведь мы им не причинили никакого беспокойства, никакого ущерба. Разве для этого существуют партизаны? Родина требует от нас неустанной борьбы с фашистами, борьбы не на жизнь, а на смерть. Я думаю, нам следует обсудить наши дела на внеочередном партийном, а затем на общем собрании партизан...
   Глава одиннадцатая
   Операция, которая впоследствии получила название "Спектакль", началась удачно. Как было предусмотрено по плану, вместе с разведгруппой Кальтенберга Турханов прибыл в дом Славянских сразу же после захода солнца. Хозяева были удивлены, больше того, испуганы, когда Владимир Александрович привел к ним "эсэсовцев", но недоразумение быстро выяснилось, и все приступили к делу. Конрад написал на имя начальника полиции письмо, в котором сообщил, что в районе населенного пункта Камень-тура им задержан неизвестный в форме советского полковника, который категорически отказался назвать себя и давать какие бы то ни было показания. "Зная, что Вы недавно разыскивали в этом районе какого-то полковника Турханова, которого якобы знали лично, - писал далее Конрад, - я решил пригласить Вас на опознание задержанного. Прошу Вас оказать мне помощь в этом важном деле, а следовательно - и великому фюреру, которому мы слупим". Письмо было написано по-немецки на официальном бланке штаба 4-го полка войск СС и подписано гауптштурмфюрером СС. По просьбе Турханова Станислав повез это письмо к Дубовскому на квартиру. Тем временем пани Франтишка накрыла стол, а ее муж достал бельевую веревку, которой связали руки Турханову. Чтобы предстоящий спектакль выглядел убедительнее, волосы его сильно растрепали, а на лице нарисовали синяки и кровавые ссадины. После этого полковника закрыли в отдельную комнату и поставили вооруженную охрану. Два партизана, один в форме шарфюрера, а другой обершарфюрера <Шарфюрер - ефрейтор, обершарфюрер - старший ефрейтор войск СС>, с автоматами наизготове встали у ворот, а остальные расселись вокруг накрытого стола. Теперь надо было ждать прибытия "виновника торжества", ради которого и разыгрывался весь этот спектакль.
   Ждать пришлось дольше, чем предполагалось. Луна давно взошла и, казалось, светила ярче, чем обычно. Небо ясное, звездное, лишь изредка медленно проплывали пушистые облака, сквозь которые все равно пробивался голубоватый свет. Запели петухи. В теплые ночи они поют раньше, вот и теперь ошиблись: до полуночи еще оставалось минут тридцать. Партизаны, переодетые в шарфюреров, тихо переговаривались у ворот. Наконец, вдали послышался топот коней, и они предупредительно постучали в окно. Там ждали этой минуты и сразу зашумели, словно разгулявшаяся компания. Кто-то заиграл на губной гармонике, и "пьяные" голоса тут же затянули популярную в немецкой армии песенку "Лятерне" <Лятерне - фонарь>. Когда конники - их было трое приблизились к дому Славинских, партизаны, стоявшие у калитки, окликнули их по-немецки. В ответ послышался голос Станислава. Он, тоже по-немецки, сообщил, что едут свои, и назвал пароль. Тогда их пропустили во двор. Там конников встретил хозяин дома. Он принял лошадей, а сын вместе с Дубовским и Леманским, который после ареста Евы выполнял обязанности телохранителя шефа полиции, вошел на кухню.
   - Как там? - спросил Станислав у матери.
   - Да вот, шумят, - ответила та. - Каждый уже по бутылке, наверное, выпил. Достала последнюю четверть. Боюсь, и этого не хватит.
   - Пока совсем не опьянели, нужно закончить дело, - поторопил Дубовский.
   - Тогда помойте руки и за стол! - предложил Станислав.
   Гости так и сделали. Славинский ввел их в большую комнату. На почетном месте за столом сидел Кальтенберг и дирижировал вилкой, остальные пели на разные голоса. При появлении новых лиц песня прекратилась.
   - Господин гауптштурмфюрер! - начал докладывать Станислав. - Ваше приказание выполнено. К вам прибыли шеф волостной полиции поручик Дубовский и его охран ник пан Леманский. Прошу любить и жаловать.
   Дубовский шагнул вперед и поднял руку в фашистском приветствуй.
   -Рад с вами познакомиться, - сказал Кальтенберг, изобразив на лице радостную улыбку. - Прошу всех за стол. Оберштурмфюрер, налейте дорогим гостям! - добавил он, глядя на Юлека. Тот налил Станиславу и Леманскому по рюмке, а Дубовскому - целый стакан. - Герр поручик, выпьем первый бокал за великого фюрера! - За великого фюрера! - выкрикнул Дубовский и одним духом осушил стакан.
   - Вы уже знаете из моего письма, почему я вас побеспокоил так поздно, приступил к делу Кальтенберг. - Мои орлы захватили советского офицера. Он отказался отвечать на вопросы. Я уже хотел было разрядить в него свой пистолет, но герр Славинский сказал, что на днях вы тут искали какого-то советского полковника, и я решил показать его вам, прежде чем отправить к праотцам.
   - Очень разумное решение, - одобрил Дубовский. - Ну-ка, покажите его!
   Конрад подал знак, и Юлек привел Турханова. Дубовский, конечно, сразу узнал его.
   - А-а, товарищ Турханов! - заговорил он, издеваясь, по-русски. - Вот поистине правы те, которые говорят, что гора с горой не сходятся, а человек с человеком обязательно сойдутся! Вот и сошлись с вами, хотя вы и запутали тогда свои следы. Ну, как самочувствие? Как успехи? Легко ли строить социализм на моей родине? - Потом, обращаясь к Кальтенбергу, добавил:
   - Вы не ошиблись. Ваши орлы захватили действительно того самого полковника, которого мы ищем еще с ранней весны. Это - Турханов Владимир Александрович, командир Интернационального от ряда советских партизан. Мы с ним прилетели из Советского Союза на одном самолете.
   - Спасибо, поручик! Теперь мы можем его спокойно вздернуть.
   Лицо Дубовского приняло озабоченное выражение.
   - Он вполне заслуживает такой смерти, но пока казнить его нельзя,
   - Почему? Кто может мне запретить повесить партизана? Скажите, кто? закричал Конрад, гордо выпятив грудь. - Оберштурмфюрер, приготовьте веревку!
   - Послушайте, гауптштурмфюрер, нам с вами нужно поговорить наедине. Может, выйдем в соседнюю комнату? - предложил Дубовский.
   Они вышли. Кальтенберг все еще "пылал гневом".
   - Ну что такое? - спросил он.
   - Турхановым очень интересуется полковник Планк, - доверительно сообщил поручик.
   - А кто это такой? - пренебрежительно спросил Кон рад.
   - Начальник абвергруппы 505.
   - Плевал я на него! Абвер нам не указ.
   - Да, это так. Но за Турханова Планк заплатит не меньше пятидесяти тысяч франков.
   - Фюреру мы служим не за деньги. К. тому же эсэсовцам за поимку партизан не дают никаких вознаграждений.
   - Это легко устроить. Советского полковника вы передайте мне, а я отправлю его к Планку. Тогда деньги поделим пополам.
   Кальтенберг сделал вид, что задумался.
   - Не верю я им.
   - Полковнику Планку можно верить. Недавно я передал ему арестованную нами партизанскую радистку. За нее он тут же выложил двадцать пять тысяч.
   - Это меняет дело. Повезем Турханова прямо к нему. Где находится этот плут?
   - В имении графа Бохеньского.
   Конрад смотрел на Дубовского с недоверием. Он слышал, что в этом имении с прошлого года расположилась полевая автомастерская.
   - Не может быть, - возразил он после некоторого молчания. - Недавно мы проезжали мимо и хотели там остановиться на ночь, но часовой у ворот нас предупредил, что весь дворец занят работниками автомастерской.
   Дубовский захихикал.
   - Узнаю полковника Планка, - развеселился он. - Свою оперативную группу он всегда маскирует под какую-нибудь тыловую часть.
   - Выходит, он обманул меня. Ну что же, за это он поплатится: Турханов обойдется ему не в пятьдесят, а в семьдесят пять тысяч марок. Мой заместитель сейчас же отвезет вас к нему. Договоритесь-с ним, до утра привезите деньги и получайте своего Турханова.
   Дубовский боялся партизан. Он знал, что ночью они полные хозяева на дорогах. Поэтому он предложил отложить поездку к Планку на завтра. Но Кальтенберг не соглашался ждать. "Ну что ж, заплачу ему из секретного фонда полиции. А полковник Планк за Турханова не пожалеет и ста тысяч, В накладе не останусь", - решил предатель.
   - Тогда повезем его к нам в полицию, - предложил он. - Там я его сдам под охрану, а вам пока заплачу свои деньги. По рукам?
   - Ладно. Пойдемте, скрепим сделку бокалом вина и поедем к вам.
   Конрад обнял поручика за талию и повел к своим товарищам. При этом он незаметно вытащил из кобуры Дубовского пистолет и спрятал его в свой карман.
   Пока они вели переговоры, в соседней комнате партизаны уже начали разыгрывать следующее действие спектакля. Юлек неожиданно наставил на Леманского пистолет, его товарищи связали онемевшего от ужаса предателя, заткнули ему рот кляпом и бросили на пол. Турханов снял кожаное пальто, умылся и сел ужинать. За этим занятием и застал его Дубовский, когда вернулся из соседней комнаты. Он удивленно уставился на "эсэсовцев". Страшное подозрение вспыхнуло в его мозгу. Он хотел было спросить, что это значит, но, увидев на полу связанного телохранителя, все понял и схватился за пустую кобуру.
   - Пане Славянский! - закричал он, отступая в ужа се. - Помогите!
   Вместо помощи отец и сын схватили его, затянули назад руки, связали веревкой и втолкнули в комнату. Тут на него набросилась пани Франтишка. Она три раза ударила его по лицу, приговаривая:
   - Подлый предатель! Это тебе за польский народ, это - за нашу армию, а это - за Еву.
   - Вы повесите его у нас? - спросил Онуфрий.
   - Нет. Прежде чем изменить своей родине, он дезертировал из армии. Поэтому мы передадим его в руки командования Армии Людовой. А пока обоих повезем на партизанскую базу, - ответил Турханов.
   Глава двенадцатая
   Операция "Спектакль" принесла партизанам двойную удачу. Во-первых, с арестом Дубовского немецкая военная разведка лишилась весьма ценного активного агента, во-вторых, партизаны узнали, где находится их радистка. Но эта радость скоро омрачилась тревожным сообщением о третьей роте. Комиссаров и Соколов, посланные с приказом командования, никого уже на месте не застали. В лесу, где должна была находиться рота Айгашева, они обнаружили только разбитые и разграбленные повозки да трупы лошадей. По всему было видно, здесь произошла жаркая схватка. Валялись стреляные гильзы, предметы солдатского обмундирования со следами засохшей крови. Нашли и братскую могилу - неглубокую яму, засыпанную свежей землей. Там лежали двенадцать бойцов. Большинство из них было убито выстрелом в. затылок. Это давало основания предполагать, что с ними" жестоко расправились, когда они попали в руки противника. Чтобы выяснить, какая судьба постигла остальных бойцов и командиров, отступивших в глубь леса, Соколов с пятью бойцами пошел по их следу, а Комиссаров с остальными партизанами возвратился в отряд.
   Рассказ замполита произвел на Турханова тягостное впечатление.
   - Как ты думаешь, сколько прошло с окончания этого боя? - спросил командир.
   - Думаю, не меньше трех дней. Жалко роту, если ей не помочь, она едва ли спасется, - тяжело вздохнул Комиссаров.
   - Боюсь, мы опоздали, а кроме нас, ее никто не выручит из беды. На всякий случай пошлем на разведку еще несколько групп. Вы с товарищем Савандеевым наметьте маршрут, по которому должны двигаться эти группы, а я ночью постараюсь связаться с командованием Армии Людовой. Может, там уже известно о судьбе роты...
   Вот что произошло с ротой Айгашева.
   Как-то под вечер бойцы обнаружили в лесу корову с теленком, по всей вероятности отставших от стада. Некоторые партизаны предложили отвести их в деревню и возвратить хозяину, что, по их мнению, способствовало бы установлению добрых отношений с местными жителями. Но командир роты отверг это вполне разумное предложение и решил полакомиться телятиной. По его приказанию теленка тут же зарезали и зажарили на вертеле. На еле дующее утро, по следам коровы и теленка, в расположение роты пришла пожилая женщина - жительница деревни Бохеньки. Ее доставили к Айгашеву. Она уже знала от партизан о судьбе теленка, поэтому просила возвратить хотя бы корову, которая стояла недалеко от землянки командира роты и жевала сухие листья. Но вместо того, чтобы вернуть корову, Айгашев затеял с ней спор.
   - Почему пускаешь скотину в лес? - спросил, он.
   - В деревню прибыл отряд НСЗ. Если не спрячешь скотину, обязательно отберут. Вот дочь и оставила корову на ночь в лесу. Пане начальник, верните корову - она единственная наша кормилица, - взмолилась женщина.
   Айгашев не обратил на ее просьбу никакого внимания.