Кибек Митри. Герои без вести не пропадают

   - Спасибо, господин капитан! Мы никогда не забудем вашей услуги. Ну, теперь уж успех нам обеспечен! - обрадовался бывший кулак.
   - Господин капитан, возьмите меня к себе ординарцем! - воскликнул бывший жулик. - Будете довольны, честное слово!
   Соколов улыбнулся.
   - А теперь, друзья, продиктуйте мне список заговорщиков? - сказал он.
   - Зачем? - с подозрением взглянули на него предатели.
   - А как я их найду в лагере? Не буду же спрашивать перед строем, кто собирается бежать в Швецию!
   Оба изменника явно растерялись.
   - Вы что, не доверяете мне? - сердито проговорил Соколов. - Тогда какого же черта затеяли весь этот раз говор?
   - Мы поверили бы, если бы вы как-то доказали, что согласны с нами и не собираетесь нас выдавать. А дать весь список...
   - Тихо! - перебил бывшего кулака Соколов. - Я думал, вы люди серьезные и задумали настоящее дело. Если так, давайте забудем этот детский лепет о бегстве к индейцам на Аляску... Вы мне ничего не говорили, и я ничего не слышал. Понятно?
   - Господин капитан, не сердитесь на нас! - взмолился воришка.
   - Да мы вовсе не хотели вас обидеть. Поймите и нас, ведь осторожность первое дело... Ну, хорошо, записывайте...
   И бывший кулак продиктовал список тридцати трех негодяев.
   Первое занятие на этом закончилось. Соколов сдал своих "учеников" дежурному, а сам возвратился в казарму, где сначала тщательно переписал список на отдельный лист, а потом позвал дежурного. Тот все еще смотрел на него иронически, но под его сердитым взглядом тут же принял стойку "смирно".
   - Водки! - крикнул Соколов.
   Дежурный, не понимавший по-русски, захлопал глазами. Тогда Соколов жестом показал, что хочет пить. Тот выбежал из комнаты и тут же принес графин воды. Соколов, подражая пьяницам, осторожно налил полстакана, поднял его, подержал против света, придал лицу умильное выражение и опрокинул стакан в раскрытый рот, но тут же с шумом выплюнул.
   - Сукин сын! Чего ты принес мне? Это же вода, а не водка! Водку мне! Водку! Понимаешь, тринкен шнапс! - заорал он, замахиваясь стаканом.
   Перепуганный унтер пулей вылетел из комнаты. Через несколько минут в дверях появился улыбающийся Альтаус.
   - Что случилось? - спросил он. - Кто обидел нашего дорогого гостя?
   - Спросите у него, - показал Соколов на дежурного. - Я прошу у него водки, а он мне сует воду. Неужели здесь нечем горло промочить?
   - Есть, есть... Пойдемте, с вами хочет познакомиться наш шеф. А там будет и водка, и коньяк, - пообещал старший следователь.
   Полковник Планк принял "господина Астахова" в своем кабинете, пожал ему руку, хотя при этом презрительно поморщился, затем посадил против себя и для приличия спросил, как он доехал. Соколов повторил ему рассказ Астахова, который сам слышал во время неоднократных допросов предателя. Потом шеф абвергруппы перешел к делу.
   - Как вам понравились ученики? - спросил он. - Можно им доверить ответственное задание?
   - Не люди - мразь. Я им не доверил бы даже чистить солдатские уборные. Трусы и шкурники! Мой вам совет - не цацкайтесь с ними, не теряйте зря времени.
   Я же их больше и видеть не хочу.
   Юманов, тайно слушавший разговор Соколова с провокаторами, еще не успел перевести свои записи на немецкий язык, поэтому Планк ничего не знал о его содержании. Слова Соколова озадачили шефа.
   - Что такое? - удивился он. - В чем их вина?
   - Они всех нас водят за нос. Вот послушайте! - И Соколов рассказал о заговоре предателей, а для подкрепления своих слов выложил на стол список участников.
   Ни Планк, ни Альтаус не только ничего не знали о заговоре - им и в голову не приходило, что он возможен. Сообщение Соколова поразило их. Быстро переглянувшись со своим помощником, шеф поспешил закончить первое свидание с новым инструктором.
   - Хорошо. Мы проверим все это. Пока вы свободны. Встретимся завтра утром. До свидания! - сказал он.
   Через четверть часа начальник абвергруппы и старший следователь уже сидели за столом в железобетонном бункере, специально оборудованном для допросов с применением пыток. Там же находились звероподобный фельдфебель, исполнявший в абвергруппе обязанности палача, и его четыре помощника.
   Первым под конвоем доставили бывшего мелкого воришку. Тот сразу понял, в чем дело, и затрясся как осиновый лист. Еще бы! Ему не раз приходилось бывать в подобных бункерах, правда, в качестве не обвиняемого, а разоблачителя на очных ставках, когда пытали антифашистов, выданных им гестапо. Он много раз видел, как подпольщики умирали под пытками, но не называли имен своих товарищей. Сам же он не выдержал и трех ударов плетки, запросил пощады и, шмыгая носом и всхлипывая, рассказал о заговоре все, что знал. За ним добросили бывшего кулака. Этот проявил некоторую стойкость. Свое участие в заговоре он признал после десяти ударов, а фамилии сообщников назвал только после еще двадцати ударов. Правда, потом выяснилось, что некоторых он забыл с перепугу, поэтому, когда ему зачитали список, продиктованный Соколову, без всяких колебаний подтвердил его правильность.
   - Вот тебе и пьянчужка! - с восхищением сказал Планк о новом инструкторе. - За три часа шутя раскрыл заговор, зревший больше шести месяцев под самым носом гестапо. Передай капитану Нордау, пусть переведет его из казармы во дворец. Угловая комната на первом этаже, предназначавшаяся раньше для гостей, свободна. Скажите также, чтобы, еду ему носили из столовой в эту комнату, а водку и коньяк выдавать по потребности.
   - Да, сначала он мне не понравился, но теперь я понял, что он нам еще пригодится. Для такого человека водки не жалко. Просто приставим к нему кого-нибудь из унтер-офицеров, чтобы своевременно предупреждали дебоши, согласился с Планком Альтаус.
   Глава двадцать девятая
   Соколов, сам того не желая, избавил полковника Планка от крупных неприятностей. Всесильные враги Канариса после его ареста обрушили удары на его друзей и сподвижников. Один из этих врагов, бывший к тому же далеко не последней спицей в колесе 4-го управления имперского ведомства безопасности и давно точивший зубы на Планка, уже собирался выехать в Польшу, чтобы, как он говорил, покопаться в делах абвергруппы 505, но тут был получен специальный доклад из генерал-губернаторства о раскрытии заговора тридцати трех. В докладе деятельность Планка и его группы характеризовалась в весьма лестных выражениях, ей приписывалась заслуга в деле ликвидации "опасного заговора". Тайному врагу Планка пришлось оставить свой коварный замысел и ждать более удобного момента. Обо всем этом стало известно фрау Маргарите Планк из разговоров с надежными друзьями в Берлине, и она тут же сообщила сыну.
   Начальник абвергруппы 505 воспрянул духом. Прежде всего он с удвоенной энергией принялся за осуществление плана "Финдлинг". К этому времени уже были выяснены все триста пятьдесят три человека, лично знавшие Казимира Бохеньского. Из них 141 человек, находившиеся за пределами, Польши главным образом в лагерях для польских и французских военнопленных, по приказу Канариса были уничтожены еще в начале года. 212 человек все еще находились в Польше. Причем, кроме одного, а именно Тадеуша Бохеньского, избежавшего ареста, всех их можно было ликвидировать в любое время. Все дело задерживалось из-за того, что никак не удавалось натравить советских партизан на жителей деревни Бохеньки и, кроме того, захватить Тадеуша. Оставлять его на свободе - значит обречь весь план "Финдлинг" на провал. Надо было во что бы то ни стало найти беглеца. Мать и сестра, вероятно, знают, где он скрывается, но, конечно, ни за что не скажут об этом немцам. "А что, если подослать к ним Астахова? - подумал Планк. - С русским поляки скорее найдут общий язык. Он наверняка вызовет у них доверие, тем более что за девять месяцев строгой изоляции они смертельно соскучились по живому человеку..." С этой мыслью Планк приказал вызвать капитана Астахова.
   Соколов явился быстро, но вид его обеспокоил начальника абвергруппы: он был небрит, в помятом обмундировании, но, главное, от него за версту несло перегаром. Полковник Планк покачал головой.
   - Мне передали, что вы за сутки потребляете не меньше литра спиртного. Зачем вы так много пьете? - спросил он, ответив на приветствие вошедшего.
   - Я возмещу вам все расходы. Можете удержать из моего жалованья или, если хотите, сейчас же внесу наличными, - сказал Соколов, доставая бумажник.
   -Вы меня не так поняли, господин Астахов, - вздохнул Планк. - Водки мне не жалко, она нам ничего не стоит. Жалко мне вашего здоровья. Зачем вы губите себя?
   Соколов, разумеется, был абсолютно трезв. Водку, которую ему доставляли по приказанию шефа, он выливал в раковину, а чтобы сохранить за собой дурную славу пьяницы, перед выходом из своей комнаты прополаскивал рот водкой или коньяком, а также натирал глаза, отчего они становились красными, как у хронических алкоголиков.
   - А зачем мне беречь здоровье? Когда наступит час расплаты, на здоровье не посмотрят, все равно повесят или расстреляют.
   - О чем вы говорите? - насторожился шеф.
   - Красная Армия продвигается. И значит, близится мой конец. Водка мне помогает забыть об этом.
   - Выходит, Советскую власть вы ненавидите так же, как и мы.
   - Нет, я ненавижу ее больше, чем вы, - сказал Соколов, не моргнув глазом.
   - Положим, вы преувеличиваете. Как говорится, нельзя быть роялистом больше, чем сам король, - недоверчиво посмотрел на собеседника Планк.
   Соколов сделал вид, что не понял:
   - Не знаю, какой там из королей играл на рояле, но зато твердо знаю, что Советскую власть можно ненавидеть больше, чем любой король...
   Планк усмехнулся:
   - Я хотел сказать, что больше немцев нельзя ненавидеть Советы...
   - Вы счастливее нас. Если Красная Армия подойдет к вашим границам, Германия может заключить мир. При этом Советское правительство в качестве одного из условий, несомненно, потребует от вас интернирования и выдачи всей армии генерала Власова. Вот тогда нам и придет каюк. А пока есть время, надо брать от жизни все, что она может дать. Я довольствуюсь водкой и беру ее столько сколько мне надо.
   "А ведь он прав, - подумал Планк. - В случае заключения мира наше правительство, конечно, передаст власовцев и других изменников своему народу. Поэтому у них есть все основания опасаться победы большевиков. Этим обстоятельством нам следует непременно воспользоваться".
   - Есть и другой выход, - сказал он.
   - Какой? - живо заинтересовался Соколов.
   - Усилить борьбу, остановить продвижение Красной Армии и тем самым дать нашему командованию возможность отмобилизовать еще пару сотен дивизий и двинуть их против Советов. Тогда не исключено, что Красная Армия откатится снова до Волги, а может быть, и дальше, за Урал.
   - Да, это было бы неплохо! - согласился Соколов. - Но вопрос заключается в том, как остановить продвижение красных?
   - Об этом думают лучшие умы Европы, и кое-что уже придумано. Я не открою вам секрета, если скажу, что поляки русских боятся, больше, чем немцев. Более того, они ненавидят их, как своих извечных врагов. Нам следует разжечь эту ненависть еще больше, чтобы, в результате вторжения русских войск на территорию Польши, в тылу у них разгорелась партизанская война. Тогда не выдержав двойного удара с фронта и с тыла, большевики, несомненно, откатятся назад. Обстановка сейчас накалена до предела. Стоит поднести зажженную спичку, и пороховой погреб взлетит на воздух.
   - Это было бы замечательно. Но кто зажжет эту спичку?
   - Мы с вами.
   - Мы? - удивился Соколов. - Поясните, я не понимаю.
   -Я уже говорил, что большинство поляков ненавидит русских. Чтобы эту ненависть превратить в открытую войну, необходим сильный толчок. Таким толчком могла бы послужить массовая резня поляков, учиненная советскими партизанами. Для этого следовало бы натравить партизан на жителей какой-нибудь деревни, скажем, к примеру, на крестьян соседнего села Бохеньки... Об этом мы тут же оповестили бы весь мир.
   Полковник ждал, что собеседник горячо поддержит его план и тут же попросит разрешения лично участвовать в провокации. Однако Соколов оставался спокойным.
   - Не выйдет! - коротко резюмировал он.
   - Что не выйдет? - подозрительно покосился на него полковник.
   - Не удастся нам натравить советских партизан на крестьян. Я знаю по своему опыту, а он у меня не малый, что коммунисты так забили голову партизанам своими идеями братства и дружбы между народами, что их никогда не заставишь убивать поляков только за то, что они поляки. Устроить же резню крестьян - просто абсурд, ибо большинство партизан - это те же крестьяне!
   Подобные мысли иногда посещали и самого Планка, поэтому поколебать его уверенность было не так уж трудно. Слова Соколова расстроили его. Он помрачнел, глаза его потухли.
   - Неужели вы считаете наш план неосуществимым? - тихо спросил он.
   - Почему же? Его можно осуществить, но за дело надо взяться иначе, как говорится, с другого конца.
   - Именно?
   - Можно было бы создать специальный партизанский отряд, поставить руководителями своих людей, распространить слух о его боевых подвигах, а когда все будет готово, поручить командованию ввести отряд в деревню Бохеньки и устроить там резню. Нечто подобное мы однажды проделали в Белоруссии, когда против партизан надо было восстановить латышских крестьян.
   - Это идея! - чуть не подпрыгнул от радости шеф абвергруппы. - Над ней стоит поработать. Скажите, чем закончился ваш белорусский эксперимент?
   - Сначала все было хорошо. Латыши перестали снабжать партизан хлебом, мясом, самогоном, переловили всех своих подпольщиков и передали их в руки полиции. Но мы допустили одну ошибку: создали фальшивый отряд из переодетых жандармов и полицаев. Этим воспользовались коммунисты и примерно через месяц разоблачили нас. Тогда обозленные крестьяне переловили уже наших лжепартизан, опознали их и всех, кто не успел сбежать, прикончили. Поплатился головой и руководитель отряда, мой друг капитан Агамалов.
   - Да, да! Отряд мы создадим, но учтем и вашу ошибку. Я подумаю, поговорю со своими сотрудниками. Потом обсудим с вами все детали... А пока у меня к вам есть одна просьба. Нам надо выяснить, где скрывается Тадеуш Бохеньский. Об этом, несомненно, знают его мать и сестра, но не выдают тайны. Не сможете ли вы добиться, чтобы они написали и передали через вас письмо этому хлыщу? Он здорово мешает нам! Ведь в его распоряжении целый батальон Армии Крайовой.
   - Попытка не пытка, - согласился Соколов. - Одурачить старушку и неопытную барышню, думаю, будет не так сложно. Но говорят, у Тадеуша есть брат по имени Казимир. Он может отомстить, а мне бы не хотелось наживать еще одного врага.
   - Такой опасности не существует: с божьей помощью, Казимир еще в конце прошлого года ушел, как говорится, в мир иной, - усмехнулся Планк и, поймав на себе недоверчивый взгляд Соколова, добавил:
   - Да, мой друг, старшего сына графини нет ни среди живых, ни среди мертвых: его сожгли в крематории, а прах развеяли по ветру.
   Полковник говорил правду: выполнение плана "Финдлинг" они с адмиралом Канарисом начали именно с уничтожения старшего Бохеньского. Тогда он находился в лагере военнопленных офицеров. Люди Канариса подбили его написать книгу под названием "По какому пути пойдет послевоенная Польша?". Агенты абвера тайно переправили рукопись в Лондон, а польские эмигрантские круги издали эту книгу сначала на польском, потом на английском и французском языках. Книга разошлась большим тиражом, и до того никому не известный кавалерийский ротмистр неожиданно стал одним из популярнейших людей Польши. Дальнейшая судьба его сложилась печально. По распоряжению Канариса над ним устроили громкий процесс, обвинив в подпольной антифашистской деятельности в лагере военнопленных. Все ожидали от фашистского суда сурового приговора, но на сей раз гитлеровцы отнеслись к своему врагу с непонятной мягкостью. Казимир был приговорен к переводу в штрафной лагерь на три месяца. Но в штрафной лагерь вместо него прибыл Ежи Матковский, а самого Бохеньского после оглашения приговора прямо из зала судебного заседания отправили в газовую камеру, а труп сожгли в крематории.
   - Тогда и в самом деле особой опасности нет. Где находятся эти женщины? - спросил Соколов.
   - В домике садовника.
   - Разрешите мне поговорить с каждой из них по отдельности.
   - Доступ к ним вы получите, но, к сожалению, там всего одна комната, и поговорить с каждой по отдельности невозможно.
   - Я постараюсь вывести барышню на прогулку в сад.
   Планк было заколебался, но, подумав немного, согласился.
   - Вам надо переодеться. Гражданского костюма у вас нет? - спросил он. Соколов отрицательно покачал голо вой. - Ничем, капитан Нордау принесет вам свой. Сейчас я к вам пришлю парикмахера. Только прошу вас, перед тем как идти к графине, постарайтесь не употреблять водки...
   Глава тридцатая
   Парикмахер потрудился на славу: сбрил бороду и усы, постриг, сделал модную прическу, надушил дорогими французскими духами, а когда Соколов к тому же надел гражданский костюм, он превратился в настоящего щеголя. Капитан Нордау отвел его в дом садовника, предупредив часового, чтоб пропускал господина Астахова в любое время дня и ночи, а если он захочет прогуляться с кем-нибудь из дам, выпустить их в сад. Часовой так был удивлен последним распоряжением, что даже переспросил, решив, что ослышался, но начальник слово в слово повторил приказание.
   Домик садовника был превращен в настоящую тюрьму. На окнах стальные решетки, дверь снаружи закрывалась на замок, а ключ находился у часового. Кругом домика был выстроен сплошной забор четырехметровой высоты. В окно видны были только посеревшие доски и маленький кусочек неба. Ни солнце, ни луна не заглядывали в комнату. Похоже, забор этот выстроили не столько для предотвращения возможного побега узниц, сколько для их физического и психического угнетения. В эту миниатюрную тюрьму не поступали газеты и книги, там не работало радио, узницам не передавали письма, не разрешали свидания. Они были полностью оторваны от внешнего мира и не имели никакого представления о том, что происходит на белом свете. Поэтому появление молодого человека в гражданском костюме не столько насторожило, сколько изумило и обрадовало их. Они поднялись ему навстречу, глядя на него так, словно он пришел с того света.
   Пожелав узницам, доброго дня, Соколов поинтересовался, поймут ли они его, если он будет говорить по-русски, так как ни немецким, ни польским языками не владеет, или же придется прибегнуть к услугам переводчика. Пани Матильда сообщила, что в молодости она долго жила в России и русский язык знает хорошо, а дочь ее, Марианна, хотя и говорит с сильным акцентом, понять ее можно.
   - Тогда разрешите вам представиться: ваш друг Астахов, - с легким поклоном обратился он к женщинам.
   Графиня назвала себя и представила дочь.
   - Хотя среди своих друзей не помню человека с таким именем, я готова выслушать вас, - произнесла пани Матильда.
   - С некоторых пор меня интересует история польского дворянства, в том числе и история рода Бохеньских. Командир немецкой воинской части полковник Планк любезно разрешил мне повидаться с вами...
   - Я ничего не понимаю, - развела руками графиня. - Что вы хотите от нас?
   - Я хотел бы задать вам несколько вопросов о ваших далеких предках. Буду очень благодарен вам, если вы согласитесь ответить на них... Но здесь душно. Не согласились бы вы прогуляться со мной по саду? Там и поговорили бы.
   - Нам не разрешают выходить из дома, - вмешалась в разговор Марианна.
   - Со мной разрешат, - коротко сказал Соколов.
   Такая уверенность удивила графиню. "Не иначе как замышляется заговор против нас, - подумала она и взглянула на гостя с явным подозрением. - Надо быть осторожными".
   - Если у вас действительно к нам дело, поговорим здесь. Мы не можем доверяться незнакомым людям, - решительно заявила пани Матильда.
   Но дочь не согласилась с ней. Она обратилась к матери по-французски с просьбой разрешить ей погулять хотя бы минут двадцать с мсье Астаховым. "Кто знает, - говорила она, - может, это будет последняя прогулка в моей жизни. Дайте мне посмотреть на сад, на деревья, на зеленую траву, на божий мир... Возможно, я их больше никогда не увижу". Но мать была непреклонна. Тогда Марианна впервые в жизни ослушалась ее.
   - Пойдемте, господин Астахов, я с удовольствием прогуляюсь с вами! сказала она, решительно шагнув к двери.
   Часовой молча пропустил их, и скоро они очутились в саду Бохеньских. Увидев прямую аллею с широкой дорожкой, посыпанной желтым песком, чистый пруд с прозрачной проточной водой, по которому плавали белые лебеди, огромные липы, кроны которых образовали настоящий шатер, Марианна пришла в восторг. Она подбегала к деревьям, срывала листья, подносила их к лицу.
   Соколов заметил, что, когда они вышли в сад, поблизости сразу появились немцы. Все они были вооружены и, хотя делали вид, что вышли на прогулку, однако, по всей вероятности, интересовались только ими. Правда, никто из них ближе чем на тридцать шагов не приблизился, но в случае необходимости они могли очутиться рядом, а то и скосить первой же автоматной очередью.
   - Пани Марианна! - обратился Соколов к девушке, когда та немного успокоилась. - Знаете, зачем я вас вывел в сад?
   - Наверно, хотели дать мне возможность подышать свежим воздухом.
   - Да, но это не главное. Мне надо сообщить вам кое - что по секрету, а в доме этого делать нельзя.
   - Вы боитесь моей матери?
   - Нет. Немцы подслушивают все ваши разговоры. В стене установлены микрофоны. А то, что я хочу сказать вам, посторонние не должны слышать.
   - Вы пугаете меня, - побледнела Марианна. - Но скажите, пожалуйста, зачем им подслушивать наши разговоры?
   - Чтобы узнать кое-что, для них очень важное. Главным образом их интересует, где находится ваш брат Тадеуш. Иногда вы с матерью упоминаете его близких друзей, а иногда называете их адреса. Немцы разыскивают их и сажают в тюрьму. Некоторых уже нет в живых. Недавно во время пыток скончался профессор Бурковский.
   - О боже, неужели? Да, да, мы как-то говорили о нем... Значит, немцы узнали о нем из нашего разговора?
   - К сожалению... И это не единственный случай. Прошу вас, в дальнейшем не называйте имен своих знакомых и друзей. В крайнем случае говорите о них только шепотом.
   - Хорошо, мы так и сделаем. Спасибо, что предупредили... Вы не знаете, почему немцы держат нас в заточении?
   - Знаю. В ближайшее время они хотят отделаться от вас.
   - Как отделаться? - не поняла девушка.
   - Убить.
   - Нас с мамой?..
   - Всех Бохеньских. Казимира давно уже нет в живых. Теперь очередь за Тадеушем, а потом наступит и ваш черед...
   Девушка замерла от ужаса. У нее подкосились ноги, и она опустилась на скамью. Соколов остался стоять и следил, чтобы немцы незаметно не подошли сзади.
   - Неужели все это правда? - простонала Марианна.
   - К сожалению, да. Я хочу спасти вас, но для этого требуется ваша помощь.
   - Какая? - удивилась девушка. - Мы сами совершенно беспомощны. Как же мы можем помочь вам?
   - Немцев надо ввести в заблуждение. Напишите два письма, а остальное я сделаю сам.
   - Какие письма? Кому?
   - Тадеуш, конечно, знает ваш почерк?
   - Да. Мы всегда переписывались с ним, когда он уезжал из дома.
   - Одно письмо будет для него. Ни имени, ни адреса, ни подписи не указывайте. Напишите просто: "Мама и я просим сделать так, как скажет податель этой записки". Второе письмо адресуйте профессору Бурковскому.
   - Но вы сказали, что он скончался...
   -Да. Потому ваше письмо к адресату не попадет. Я на это и рассчитывал. Оно нужно, чтоб обмануть немцев. Попросите пана Бурковского устроить мне встречу с вашим братом для важных переговоров. Рекомендуйте меня с наилучшей стороны. Можете выдумать все, что угодно...
   Марианна долго молчала. Она уже было согласилась выполнить просьбу этого странного человека, который ни с того ни с сего сообщил столько секретов, что, узнай о них немцы, ему не снести бы головы, но, поразмыслив немного, решила воздержаться. "Кто знает, с какой целью он добивается этих писем. А вдруг его подослали к нам немцы? Если на самом деле профессор Бурковский жив и находится на свободе, то, получив мое письмо, он может устроить им свидание. А немцам только это и нужно, чтобы схватить Тадеуша".
   - Простите, господин Астахов, мне не хотелось бы обидеть вас, но выполнить вашу просьбу я не могу, - на конец сказала она.
   - Значит, вы не доверяете мне?
   - Сами подумайте, разве можно доверить судьбу целой семьи...
   Девушка замолчала, подыскивая подходящее слово.
   - Первому встречному, хотели вы сказать? - усмехнулся Соколов.
   - Нет, я хотела сказать "неизвестному человеку"...
   - Вы правы. На вашем месте, пожалуй, каждый поступил бы так же. Не правда ли, мое поведение произвело на вас весьма странное впечатление? Я это предвидел, но надеялся, что вы должным образом оцените мою откровенность. Если эта надежда не оправдалась, нам с вами больше не о чем говорить... Впрочем, если вам хочется еще побыть на воздухе, можем продолжить прогулку.
   - Вы угадали, мне действительно не хочется возвращаться в нашу темницу. Если вы не спешите, пройдем до конца аллеи и вернемся назад. Там уж можете сдать меня часовому.
   Она встала. В это время вдали показался полковник Планк. Соколов сразу заметил его.
   - Марианна, сюда идет командир немецкой воинской части. Хотите поразить его?