Кибек Митри. Герои без вести не пропадают

   - Ничего. О нем я прочитала только в этом донесении.
   - Не знаете, почему абвер собирается уничтожить весь род Бохеньских? Насколько мне известно, фашисты воюют не против дворянства...
   - Да, обычно дворян щадят, особенно богатых. Но члены семьи Бохеньских нередко выступали против нас. Казимир Бохеньский написал книгу антифашистского содержания, а его младший брат Тадеуш служит в Армии Крайовой, которая тоже собирается напасть на нас.
   - Кроме Казимира и Тадеуша, кто еще жив из семьи Бохеньских?
   - Графиня Матильда, которую наши прозвали старой ведьмой, и ее дочь Марианна. Они живут в домике садовника и находятся под охраной.
   То, что рассказала Берта, несомненно представляло интерес, поэтому Кальтенберг достал из своей сумки листки бумаги и все подробно записал. Это успокоило фрау Планк. Теперь она поняла, что опасность миновала и этот странный офицер сдержит обещание сохранить ей жизнь. А это для нее было главное. Она даже вспомнила о своих неотразимых чарах и как бы случайно приоткрыла полы халата. "Только бы остаться живой, а там посмотрим, - думала она, уже без стеснения разглядывая Кальтенберга, который писал, не поднимая головы. - Он еще совсем молодой, почти юноша, а у таких кровь кипит в жилах и выдержки хватит ненадолго. Пройдет несколько дней, и он еще будет валяться у моих ног, как я сегодня валялась в его ногах".
   Закончив писать, Конрад поднял голову и сразу же заметил хитроумные проделки фрау Планк. Но это не вызвало у него раздражения, наоборот, он даже повеселел.
   - Знаете что? - улыбнулся он. - Если бы не война и если бы вы не были замужем, я вряд ли сумел бы говорить с вами только о деле...
   - Вы меня удивляете. Разве мое замужество может служить помехой нашим добрым отношениям? - спросила она, еще больше открывая халат.
   - Думаю, да! У офицеров не принято оскорблять старших по званию.
   - Вы думаете, мой муж узнает о том, что здесь происходило?
   Кальтенберг не ответил. Он собрал свои бумаги, опять положил их в сумку и встал.
   - Пока на этом закончим. В лесной избушке вас ожидает завтрак. Идите, поешьте, отдохните, подумайте на досуге.
   - Тогда вы меня снова вызовете? - спросила Берта.
   - Если вспомните еще что-нибудь об абвере, возможно, вызову.
   - Постараюсь к вечеру вспомнить, - сверкнула она глазами. - До свидания!
   Конрад передал ее на попечение конвоира, предупредив, что до допроса Эльзы их надо изолировать, чтоб они не могли разговаривать друг с другом, но тот его не понял и тут же привел девушку. Кальтенберг как раз собирался завтракать.
   - В чем дело? - спросил он у конвоира.
   - Вы сказали, чтобы они не переговаривались, вот я и решил их разлучить... Та, другая, здесь, у входа.
   - Хорошо, пусть зайдет.
   За ночь Эльза хорошо выспалась, отдохнула, поэтому настроение у нее было совсем не такое мрачное, как у Берты, когда та шла на допрос. Очевидно, свое пребывание в плену она все еще воспринимала как увлекательное приключение, а партизан - как смелых рыцарей. Войдя в землянку, она шутливо приложила руку к виску, как это делают военные, когда отдают честь, и звонко выпалила:
   - Здравия желаю, товарищ капитан!
   Услышав это, Конрад не удержался от веселого смеха.
   - Во-первых, - сказал он тоном начальника, делающего замечание подчиненному, - к пустой голове руку не прикладывают, как говорят в казармах. Во-вторых, с каких это пор гауптштурмфюрера СС называют товарищем?
   Девушка не растерялась. В глазах офицера она ясно прочитала, что он только делает вид, будто сердится.
   - Во-первых, голова моя вовсе не пустая, а только без шляпы, продолжала она так же шутливо. - Во-вторых, не станете же отрицать, что вы такой же эсэсовец, как я партизанка.
   - Вы догадливы, - с любопытством взглянул на нее Конрад. - А знаете, что в наш век - век фюреров и дуче - умные головы недолго держатся на плечах?
   - Я не из пугливых, - возразила девушка. - Впрочем, оттого, что моя голова слетит с плеч, ни для фюрера, ни для дуче ничего не изменится.
   "Интересное существо, - подумал офицер, не отрывая от нее пристального взгляда. - На самом деле она такая беззаботная или только притворяется?"
   Чтобы сбить ее, надо было переменить тему разговора. Конрад спросил:
   - Вы сегодня завтракали?
   - А разве здесь еще и кормят?
   - Кормят, товарищ барышня, да еще как! Если вы согласны, я могу поделиться с вами своим завтраком.
   Конрад поставил перед девушкой плоский солдатский котелок с пшенной кашей и мясом, протянул самодельную дюралевую ложку. Каша пахла дымом, ложка была велика и неудобна, но, несмотря на это, Эльза съела свою порцию с аппетитом. Вместо чая пришлось опять довольствоваться горячим настоем зверобоя. Девушке он тоже нравился.
   - Благодарю! Никогда так вкусно не завтракала. Партизан всегда так кормят? - спросила она.
   - К сожалению, не всегда. Все зависит от того, удается ли нападение на автоколонны с продовольствием, предназначенным для вермахта. Скажите, как вы догадались, что мы партизаны?
   - Очень просто! Где же еще могут быть такие смелые люди? Увезти из-под носа полковника его жену и сестру, к которым была приставлена специальная вооруженная охрана... Одно мне непонятно: зачем мы вам понадобились?
   - Затем, чтобы доказать вам смелость и отвагу партизан, - усмехнулся Кальтенберг.
   - Вы все смеетесь, а я говорю серьезно. О беззаветной отваге партизан я знала и раньше.
   - Откуда?
   - Сама видела, - и она рассказала о допросе Евы и о своей картине.
   "Она жива! - обрадовался Конрад. - Молодец Ева! Даже в тюрьме продолжает борьбу. Такое отношение Эльзы к партизанам - разве это не ее победа?"
   - Не слушайте брата, не уничтожайте свою картину. После войны мы поместим ее в музей, где будут собраны ценные экспонаты, рассказывающие об антифашистской борьбе нашего народа.
   - Нашего? Какого?
   - Немецкого.
   - Разве вы тоже немец? - изумилась Эльза.
   - Такой же, как и вы. Я родился и вырос в Германии, там же получил общее и военное образование, участвовал в африканском походе фельдмаршала Роммеля, был тяжело ранен в боях за фюрера...
   - Но как же вы стали партизаном? - ничего не могла понять Эльза.
   - Гитлер предложил немцам два пути: либо стать палачом, либо антифашистом. Я избрал второй.
   - Но ведь не все немцы - палачи! - запротестовала девушка.
   - К сожалению, палачами можно считать не только тех извергов, которые рубят головы, но и тех респектабельных граждан, которые вручают им топоры.
   - Выходит, и мы - я, жена моего брата, моя мама, не говоря уж о самом брате, - тоже палачи?
   - Подумайте хорошенько, и вы сами ответите на свой вопрос. Я видел позади господского двора, где вы жили до вчерашнего дня, новое кладбище. Оно расширяется с каждым днем. Подумайте, кто ответствен за гибель мучеников, которых хоронят на этом кладбище?
   - Боже мой, мне страшно! - схватилась за голову девушка. - Я давно подозревала, что убийство этих несчастных происходит не без участия моего брата... Впервые я подумала об этом после одного странного случая...
   - Какого? - быстро спросил Кальтенберг.
   - Парадный зал дворца Бохеньских украшен различными произведениями искусства. Особое место занимают среди них две картины знаменитого художника Садковича. На одной из них изображен торжественный выход семьи графа к местным крестьянам, пришедшим поздравить их с праздником Христова воскресения. По парадной лестнице спускаются граф и графиня, за ними идут их дети: старший сын Казимир в форме кавалерийского ротмистра, его брат поручик Тадеуш и их сестра Марианна. В раскрытые двери видна ликующая толпа крестьян и крестьянок. На втором полотне был запечатлен момент встречи графини со старшим сыном. На фоне дворца Бохеньских красовалась нарядная легковая машина с раскрытой дверцей, из которой, должно быть, только что вышел и бросился в объятия матери старший сын Кази мир, одетый в дорожный костюм. Тут же стоят Тадеуш и Марианна. Вот эти картины почему-то не понравились моему брату. Художника разыскали, привезли во дворец и заставили переделать свои творения, как угодно было моему брату.
   - А как ему было угодно?
   - В то время у нас гостил некто по фамилии Матковский. На обеих картинах лицо Казимира заменили физиономией этого человека, а когда Садкович завершил работу по подделке собственных произведений, его пристрелил часовой. Правда, нам сказали, что убийство произошло случайно, но я этому не поверила.
   - Почему?
   - Потому что во владениях моего брата никаких случайностей не бывает. Очевидно, в смерти талантливого художника виновен не один только часовой.
   - А для чего вашему брату понадобилось заставлять художника подделывать картины?
   - Я много думала об этом. По-моему, в данном случае решающее влияние оказали соображения политического характера.
   - Что вас заставляет думать так?
   - В день отъезда Матковского брат устроил прием. Обычно на торжественных обедах мама сидит за столом в центре, по правую руку от нее брат, по левую - Берта. На сей раз Ганс предложил посадить Матковского между мамой и Бертой. "Чтобы я сидела рядом с каким-то прощелыгой? Никогда!" закричала мама. На это Ганс спокойно возразил: "Говорят, Юзеф Пилсудский не был дворянином, но на официальном приеме сидел рядом с самим Гинденбургом. Ежи Матковский сейчас всего-навсего мелкий плутишка, но кто знает, кем он будет после войны? А вдруг - вторым Пилсудским?" После этого мать уже не возражала...
   Конрад в душе ликовал. Все, что он услышал сегодня от Берты и Эльзы, по его мнению, было очень важно для дальнейшей борьбы с абвером. Об этом надо было немедленно доложить командованию отряда, и он поспешил закончить допрос. Эльзе это явно не понравилось.
   - Говорят, на фронте убивают пленных, после того как выпытают нужные сведения. Я вам рассказала все, что знала. Неужели теперь меня ждет такое же наказание? - спросила она изменившимся голосом.
   Конрад взял ее за плечи и внимательно посмотрел в лицо.
   - Подобным образом расправляются с пленными только фашисты. Мы невинных не трогаем. На сегодня хватит, больше я вас не стану мучить. Возвращайтесь в дом пасечника и спокойно отдыхайте.
   - Но зато у меня к вам масса вопросов, - улыбнулась Эльза.
   - Мы еще поговорим. Впереди у нас много времени. До свидания! - сказал он, пожимая ей руку.
   Глава двадцать первая
   Доклад Кальтенберга вызвал огромный интерес у командования отряда. Было решено продолжать допросы женщин еще несколько дней. Поэтому Юлеку, который должен был вести переговоры с полковником Планком об обмене его сестры и жены на радистку отряда, приказано было ждать особого распоряжения.
   Турханов поспешил сообщить генералу Барсукову новые сведения об абвергруппе 505. В тот же день был получен ответ. Партизанам предлагалось усилить бдительность, добытые сведения до поры до времени хранить в строжайшей тайне и, продолжая держать "Осиное гнездо" под неусыпным наблюдением, попробовать внедрить в него своего представителя. Это озадачило командира отряда. Кого же послать? Конрад исключается, его уже видели члены семьи начальника абвергруппы, и, кроме того, на него наверняка в абвере имеется досье. Можно было бы послать Яничека, но его тоже знают жена и мать полковника Планка; кроме того, Зденек прочно обосновался в Кельцах, связался с представителями различных оккупационных учреждений, в том числе даже с одним из гестаповцев, и через них добывает весьма ценные сведения. Юлек также не подходит, у него уже была встреча с адъютантом Планка. В отряде больше нет ни одного человека, которого можно было бы выдать за немца и который мог бы справиться с таким важным поручением.
   Пока Турханов ломал голову над этой трудной задачей, Яничек и его шофер Вацлавик, молодой поляк, принятый в отряд по рекомендации Келецкой подпольной организации ППР, ввели в штабную землянку связанного человека в форме капитана вермахта, но с повязкой на рукаве, на которой было написано "РОА" - опознавательный знак армии предателя Власова.
   - Привез к вам земляка, - сообщил, показывая на него, Яничек. Познакомился в поезде. Я проиграл ему пятьсот злотых, и он, видно, решил совсем ограбить меня.
   Не отставал, не отпускал ни на шаг. В Кельцах вместе зашли в комендатуру, он отметил командировочное предписание и спросил, как добраться до резиденции полковника Планка. Ему объяснили. А когда вышли из комендатуры, я предложил ему доставить его "к моему другу Гансу". Он и поверил. В лесу мы его с шофером скрутили, заткнули рот, завязали глаза и прямым маршрутом доставили сюда. Но самое интересное - его физиономия. Вот сами посмотрите!
   Он снял тряпку, которой была обмотана голова власовца, и вытащил изо рта кляп. Турханов посмотрел на него и чуть не ахнул: он был так похож на Соколова, будто они были близнецами.
   - Как его фамилия? - спросил полковник.
   - Вот документы. Если верить им, его зовут Астаховым.
   Яничек выложил на стол бумажник с деньгами и документами. Из удостоверения личности, выданного на имя капитана Астахова, следовало, что он с осени сорок второго года служит в разведотделе штаба армии Власова, за успешное выполнение заданий командования дважды награждался орденом железного креста. Там же были документы на эти кресты, а сами они были приколоты к кителю предателя. В. командировочном предписании было сказано, что капитан Астахов временно командируется в распоряжение абвергруппы 505. Оно было подписано самим Власовым и его начальником штаба, что свидетельствовало о том, что миссия эта была весьма важной.
   - Ты чуваш? - спросил Турханов.
   - С чувашом - чуваш, с русским - русский, с немцем - немец, - нагло ответил изменник.
   - С сатаной - сатана? - усмехнулся Турханов. - Значит, не очень-то разборчив?
   - Я не гурман, что подают, то и лопаю.
   - А больше всего - фрицевы объедки. Так, что ли?-- Полковник подождал, но ответа не последовало. - Чем конкретно занимаешься в штабе РОА?
   - Подготовкой агентуры для засылки к партизанам.
   - И много подготовил?
   - Достаточно. Одни только мои бывшие ученики помогли уничтожить двенадцать партизанских отрядов в Белоруссии.
   - Правда или хвастаешься?
   - Не верите - не спрашивайте, а идите и сосчитайте сами.
   - Лично убивал партизан или пленных военнослужащих Красной Армии?
   - Когда надо было, не церемонился.
   - Сколько человек убил?
   - Не считал.
   - Как настоящее имя? Откуда родом.
   - Не помню. А зачем это вам?
   - Чтобы сообщить родным о твоем расстреле.
   - Не стоит беспокоиться: у меня нет родных.
   - Так я и думал, что без рода без племени. С какой целью ехал к полковнику Планку?
   - Спросите у него. Он вызвал меня, а не я его. Но думаю, он хотел воспользоваться моими услугами, чтобы уничтожить вас.
   - То есть заслать к нам?
   - Возможно. Думаю, если бы я попал сюда при иных условиях, обдурить своего земляка мне было бы проще простого.
   - А не слишком ли ты о себе высокого мнения? На словах ты смел как лев, хитер как лиса, а на деле трусливее мыши и глупее осла. Не успел подойти к партизанам, а уже очутился в плену. Не знаю, за что только кормят немцы вас, дармоедов, - с презрением взглянул на него Турханов. Потом, обращаясь к Зденеку, добавил:
   - Отведите и сдайте в разведотдел. Пусть там допросят как следует и о результатах доложат мне вечером.
   Вацлавик схватил предателя за шиворот и потащил из штаба. Яничек последовал за ними, а Турханов остался один и задумался. Сначала в голову ему пришла мысль перетянуть этого предателя на свою сторону, взять у него подписку и заслать к полковнику Планку. Ради спасения своей шкуры, возможно, Астахов и пошел бы на сотрудничество с партизанами. Но где гарантия, что он второй раз не предаст Родину? А возиться с изменником только ради того, чтобы выяснить, можно ли на него положиться, не было ни времени, ни смысла. Тут Турханов вспомнил о поразительном сходстве этого негодяя с лейтенантом Соколовым. "А что, если послать Соколова к Планку с его документами?" Чем больше он думал, тем больше убеждался, что эта мысль заслуживает серьезного внимания. Тогда он решил посвятить в свои планы замполита.
   Однако Комиссаров отнесся к ним без особого энтузиазма. В душе он недолюбливал молодого лейтенанта.
   - Справится ли он с такой сложной задачей? - усомнился замполит. Слишком уж много в нем детского, Несерьезного. А идти в абвергруппу - все равно что в ад спуститься...
   - Конечно, задача не из легких, и Соколов, как все люди, не без недостатков. Но, во-первых, в верности его сомневаться не приходится, думаю, в этом и вы убеждены. Во-вторых, он, когда надо, умеет быть и серьезным и находчивым. Вспомните, ведь это он организовал партизанский отряд. Причем привлек на свою сторону не только товарищей по плену, но и немецкого офицера. Я уж не говорю, о том, что настоящий - момент как нельзя лучше подходит для засылки в "Осиное гнездо" нашего агента.
   - Что вы имеете в виду? - не понял Комиссаров.
   - Покушение на Гитлера.
   - А какое отношение это имеет к нашему плану?
   - Самое прямое. По радио передают о повальных арестах в Германии. Причем на этот раз не среди коммунистов, а в высших сферах. За решеткой очутились уже многие генералы и даже фельдмаршалы. Видно, у них переполох и неразбериха. Я уверен, что все это затронет и абвер. Враг в панике, и нам следует этим воспользоваться.
   Замполит чувствовал, что аргументы Турханова весьма убедительны. Паникой во вражеском стане, несомненно, надо воспользоваться. После некоторого размышления он согласился с идеей командира.
   - А пойдет на это Соколов? - вдруг усомнился полковник.
   - Соколов? - удивился Комиссаров. - Да он будет в восторге! Предложи ему сейчас поехать и убить Гитлера, через час он уже будет в пути.
   - Такой человек нам как раз и нужен. Главное, не надо даже подделывать документы. Соколову достаточно сбрить усы и надеть форму власовца...
   Глава двадцать вторая
   В стане врага и в самом деле было неспокойно. Правда, в абвергруппе 505... до паники еще не дошло, но нервы были напряжены до предела. Началось с того, что из Берлина была получена радиограмма о покушении на жизнь "великого фюрера", совершенном в его ставке. В радиограмме, говорилось, что при этом погибло много лиц высшего командного состава армии и флота, но Гитлер не пострадал - само провидение, несомненно, на стороне фюрера. В заключение сообщалось, что создана особая комиссия для расследования обстоятельств покушения и решительной ликвидации заговора.
   Полковник Планк немедленно собрал офицерский состав в парадном зале Бохеньских и, сообщив о содержании радиограммы, предложил помолиться богу за фюрера, после чего отпустил, приказав провести среди солдат соответствующую работу, а сам вернулся в кабинет и задумался о возможных последствиях этого события. По опыту он знал, что каждое покушение на жизнь фюрера - а их было не мало всегда влекло за собой чистки и террор, причем жертвами пали не только явные противники фашистского режима, коммунисты и социалисты, но и те, кто были как будто бы сторонниками фюрера, но почему-либо не нравились сначала Гейдриху, потом заменившему его на посту начальника имперского ведомства безопасности Кальтенбруннеру или же неугодны были самому рейхсфюреру Гиммлеру. Полковник Планк знал, что начальники абвера, и Канарис и полковник Ганзен, у этих лиц никогда не пользовались особой симпатией. Отсюда он делал вывод, что на сей раз удар может обрушиться и на некоторых деятелей абвера.
   Полковник Планк нервно зашагал по кабинету. Кроме грозы, которая явно собиралась на политическом горизонте, он еще почувствовал какую-то неприятность личного порядка. Сначала он никак не мог понять, откуда исходит эта тревога. Вдруг он обратил внимание на бой часов. Было три пополудни. Обычно в это время он со своей семьей заканчивал обед, а сегодня почему-то никто не пригласил его к столу. Удивленный неаккуратностью своей матери, в обязанности которой входило строгое соблюдение режима дня, он позвал адъютанта.
   - Узнайте, почему запаздывает обед, - попросил он.
   - Обед давно готов, но женщины еще не вернулись с озера, - доложил лейтенант Остерман.
   - Как так не вернулись? - удивился Планк. - Надо съездить за ними. Может, машина испортилась или еще что-нибудь случилось.
   - С вашего позволения, я сейчас поеду. - Поторапливайтесь!..
   Исполнительный молодой офицер сел на мотоцикл с коляской, который находился в его личном распоряжении, и тут же помчался по направлению к озеру, а через считанные минуты вернулся назад вместе с насмерть перепуганной фрау Планк.
   - Что с вами, мама? - бросился к ней Ганс. - Где остальные?
   Но мать не могла произнести ни слова, только обнимала сына и плакала навзрыд. Сын подал ей стакан воды. После этого она немного успокоилась и начала рассказывать:
   - Когда мы купались, внезапно появились эсэсовцы, убили солдат из охраны, а затем арестовали и увезли с собой Эльзу с Бертой...
   - Да что вы говорите! - перепугался полковник. - Зачем же гестаповцам убивать наших солдат? Они и без того могли арестовать их. Может, это были партизаны?
   - Да нет! Я слышала, как они говорили. На чистейшем немецком языке. Кстати, они оставили какое-то письмо. Тебе лично. Вот оно... Прочти!
   Фрау Маргарита отвернулась и, достав из-за лифчика запечатанное письмо, протянула его сыну. Тот разорвал конверт и, быстро пробежав глазами записку, упал в кресло.
   - Что случилось? - теперь уже бросилась к нему мать. - Где они? В гестапо?
   - Нет, мама. Они в другом месте... Ты пока иди, распорядись насчет обеда, а мы с лейтенантом подумаем, как им помочь.
   Мать вытерла слезы и ушла в свою комнату, а полковник предложил адъютанту сесть. Такое торжественное начало совсем перепугало Остермана.
   - Вот что, мой милый Фридрих! Для тебя, как и для всех нас, наступает решительный момент. Но прежде чем посвятить тебя в некоторые тайны, мне хотелось бы узнать, каковы твои намерения относительно моей сестры...
   - Самые серьезные, господин полковник. Я женился бы на ней хоть сейчас. Но фрейлейн Эльза ведет себя со мной как с мальчишкой и на все мои ухаживания отвечает шутками...
   - Ничего, избалованная девчонка всегда капризничает. Теперь она и Берта попали к партизанам, и, если ты мне поможешь освободить их, в глазах Эльзы ты будешь прямо-таки сказочным героем...
   - Ради нее я готов идти в огонь и в воду.
   - Пока этого не требуется. Партизаны предлагают обменять Эльзу и Берту на их радистку, которая находится в наших руках. Я пойду на такой обмен. Но опасность в том, что наши могут пронюхать о такой сделке, что весьма нежелательно.
   - О, я понимаю! - просиял Остерман. - Сохраню все в строжайшей тайне, чего бы это мне ни стало, а если понадобится, унесу эту тайну с собой в могилу...
   - Я тебе верю, мой милый Фридрих! Значит, договорились: о наших переговорах с партизанами должны знать только мы с тобой. В награду за верность получишь мою сестру.
   - Приказывайте, господин полковник. Я к вашим услугам!
   - Прежде всего возьми мою машину и отвези трупы двух солдат из охраны куда-нибудь подальше от озера и оставь в лесу. Для всех они пропали без вести. Потом иди к старшему надзирателю тюрьмы, пусть освободит партизанку, а ты сам отведи ее в лазарет. Пусть с ней до поры до времени обращаются наилучшим образом, а по том ты же отвезешь ее к партизанам и привезешь наших женщин.
   - Я понял вас! Разрешите выполнять?
   - Действуй, дорогой!..
   Остерман, обласканный начальником, которого не просто уважал, а прямо-таки боготворил, ободренный обещанием выдать за него Эльзу, поспешил выполнять приказание.
   Глава двадцать третья
   Карцер в абверовской тюрьме представлял собой железобетонную коробку, без окон и вентиляционных устройств. Койки не было, вся обстановка состояла из прикрепленного к полу металлического стула и грязного ведра без дужки. Стены этой каморки всегда были покрыты плесенью, а с потолка капала вода. Человек, попавший сюда, чувствовал себя заживо похороненным. Спать приходилось только сидя, но если заключение в карцер сопровождалось лишением сна, то вместе с человеком запирали сюда здоровенного пса, который тут же набрасывался на человека, если тот садился или же падал на пол в полном изнеможении.
   Человек, брошенный в эту яму, часто терял не только представление о времени, но и рассудок. Некоторые, не выдержав, кончали жизнь самоубийством.
   Еве тоже назойливо лезли в голову мысли о смерти. Особенно тяжко было, когда после двух-трех дней вынужденной голодовки приносили страшно соленую рыбу, а потом сутками не давали ни капли воды. Возможно, она и на самом деле покончила бы с собой, но мысль о том, что Турханов жив и не может не прийти, ей на помощь, удерживала ее. "Он меня спасет. Спасет.!.. Спасет!.. твердила она себе, стоя перед собакой, которая бдительно следила, чтобы она не присела. - Раз они предлагают написать ему письмо, значит, он жив. А если жив, обязательно выручит меня..."
   Последний раз сам начальник абвергруппы полковник Планк направил ее в карцер на пять суток, причем трое из них без пищи и без сна. Она уже не надеялась увидеть больше дневного света. Ей казалось, что она вот-вот лишится сознания, упадет на пол и злая овчарка загрызет ее до смерти. От слабости кружилась голова, она оперлась о стену, и собака угрожающе зарычала. Вдруг темноту прорезал яркий свет.
   - Выходите, фрейлейн Ева! - послышался ласковый голос старшего надзирателя.
   Так еще к Еве никто здесь не обращался. Сначала она подумала, что все это ей почудилось, что она бредит, но, когда ее чуть ли не на руках вынесли из карцера и она увидела солнечный свет, пробивающийся в коридор через решетчатое окно, она поняла, что это не бред и не сон.