Кибек Митри. Герои без вести не пропадают

   - Тогда кто же закончит войну? - спросил Агафон.
   - Кроме вас самих, никто. Поверните ружья, бейте тех, кто гонит вас на смерть. Только так можно кончить с этой бойней. Большевики хотят заключить мир, раздать землю крестьянам, а фабрики и заводы - рабочим. Они меня послали на фронт, чтобы рассказать вам об этом, но сынки помещиков и фабрикантов, одетые в офицерские мундиры, объявили меня шпионом. Какой я шпион? Я та кой же солдат, как вы, и у нас у всех одно желание - поскорее вернуться домой.
   "Действительно, шпион ли он? - усомнился Сергей Васильевич. - Может, судьи ошиблись? Исполнение неправосудного приговора равносильно совершению нового, еще более тяжкого преступления. Я не был и никогда не буду преступником".
   И после недолгих раздумий и колебаний Барсуков приказал солдатам развязать руки арестанту. Те охотно исполнили приказание.
   - Значит, вы не шпион? - спросил он, в упор глядя на Поливанова.
   - Нет, господин поручик, я не шпион и не предатель. Россию я люблю, как все русские, но люблю её без помещиков и капиталистов.
   - Что ж, идите. И больше не попадайтесь. Мне приказано казнить шпиона, а не патриота.
   Настоящий преступник при таких обстоятельствах поспешил бы скрыться, а Поливанов сперва поблагодарил офицера, потом, на прощание, пожал руки конвоирам и только после этого не спеша зашагал в сторону леса.
   - А теперь за дело, - сказал поручик, когда Поливанов исчез среди деревьев. - Подойдите к могиле. Заряжайте! За веру, царя и отечество огонь!
   Солдаты, сразу догадавшись о намерениях командира, весело засверкали глазами. Тут же воздух потряс дружный залп.
   - Молодцы, ребята! - похвалил офицер. - Теперь засыпьте могилу. Но только запомните раз и навсегда: если кто-нибудь узнает, что могила пуста, ее заполнят нашими телами. Поняли?
   - Так точно, поняли! - хором ответили конвоиры.
   - Болтать нам не резон. Благодарим за доверие! - добавил солдат, молчавший всю дорогу...
   Вернувшись в штаб, Барсуков продиктовал писарю рапорт на имя командира полка об исполнении его приказа.
   Потом он долго ничего не слышал о спасенном большевике. Встретились они в октябре 1917 года. К тому времени поручик смотрел на мир уже иными глазами. Они вместе громили Колчака, сражались с бандами Деникина, били белополяков, штурмовали Перекоп, а после гражданской войны были посланы на борьбу с басмачами. Когда отгремели последние выстрелы в Средней Азии и народы приступили к мирному строительству, Поливанова послали учиться в Москву, а Барсукова назначили начальником кавалерийского училища...
   Обо всем этом узнал Владимир, работая вместе с Барсуковым над книгой. История спасения Поливанова еще больше возвысила Барсукова в его глазах, еще больше сблизила их.
   Вскоре начальника училища перевели в Генштаб. Через некоторое время Владимира тоже вызвали в Москву и, по рекомендации бывшего начальника, отправили в Испанию - воевать с фашистами в рядах Интернациональной бригады. В боях он проявил смелость и отвагу, умело руководил танковыми подразделениями республиканцев, за что удостоился высокого звания Героя Советского Союза.
   Хотя встречались они редко, дружба между ними продолжала расти и укрепляться. Сергей Васильевич всегда был внимателен к своим подчиненным, а к Владимиру относился, как к родному сыну. Об Анастасии Варламовне и говорить не приходится... Вот и теперь, когда они встретились в номере гостиницы за дружеским столом, хозяйка подкладывала Владимиру лучшие куски, то и дело приговаривая:
   - Кушай, Володя, подкрепись. Еще неизвестно, чем будут потчевать тебя там...
   - Э, стоит ли заранее беспокоиться? Говорят, волка ноги кормят. С голоду не умрем, если у самих не будет, у немца отнимем, полушутя-полусерьезно сказал Владимир.
   - Не понимаю, как ты еще можешь шутить? В такое - то время!
   - А мы и не шутим, - ответил за гостя генерал. - Партизаны и правда часто так делают...
   - То партизаны, а Володе надо их еще найти, - не согласилась хозяйка.
   - На всякий случай мы ему дали немножко денег, - успокоил ее муж.
   - Это другое дело, - с облегчением вздохнула Анастасия Варламовна. Надеюсь, вы ему дали не только рубли?
   - Конечно. На рубли там много не купишь. Обеспечили его иностранной валютой.
   - Мне хотелось бы посмотреть, как ты уложил вещи. Не позабыл ли чего-нибудь...
   - Ничего не забыл, Анастасия Варламовна. Оружие, боеприпасы, перевязочные материалы. В буфете даже обещали приготовить пару бутербродов. Словом, все карманы будут набиты до отказа.
   - Карманы? - удивилась хозяйка. - Разве ты чемодан не берешь?
   - Не беру, - улыбнулся Владимир. - Если понадобится, Сергей Васильевич пришлет потом.
   Добрая женщина и умелая хозяйка беспокоилась, хорошо ли подготовился её любимец к дальним странствиям, без конца спрашивала о разных мелочах. Подобное проявление заботы иному могло показаться назойливым, но Анастасия Варламовна искренне хотела Володе добра, и никто на нее не сердился.
   - Видишь, как хорошо быть женатым? - улыбался генерал. - А ты все не обзаводишься семьей...
   - Времени не хватает, товарищ генерал. Мешают длительные командировки, - пошутил Владимир.
   - А ты возьми да женись в командировке, - посоветовала хозяйка.
   - Нет подходящей кандидатуры...
   - Теперь наверняка найдешь. Польки, говорят, первейшие красавицы. Ой, чует мое сердце, вернешься ты оттуда не один, - засмеялась Анастасия Варламовна...
   Засиделись они допоздна. Ничто не мешало беседе: иные вечера по два-три раза объявляли воздушную тревогу, а на сей раз немцы так и не появились.
   Когда Владимир вернулся в свой номер, затемненный город спал глубоким предутренним сном.
   Глава третья
   Барсуков и Турханов условились поехать на аэродром вместе, но непредвиденные обстоятельства вынудили изменить это решение.
   - Звонили с аэродрома. С тобой на одном самолете по летят три поляка из Первой армии Войска Польского. По явление среди провожающих генерала может возбудить излишнее любопытство. Расстанемся здесь, - предложил Сергей Васильевич.
   - Дополнительные указания будут? - спросил полковник.
   - Особых - нет. По некоторым данным нашей разведки, немцы готовят крупную акцию против советских партизан, действующих на польских землях. К сожалению, пока мы не имеем сведений о характере акции, - Передай товарищам, чтобы усилили бдительность.
   - Обязательно передам, - пообещал Турханов.
   - Едешь ты к полякам, к нашим настоящим и будущим друзьям, - продолжал генерал. - Но, к сожалению, чувство горечи и унижения, испытанное при царизме, у них еще далеко не изжито, а наши враги, пользуясь этим, стараются разжечь национальную вражду, ненависть к русским. Помни, ты являешься представителем советского народа. По твоим делам они будут судить о нашей политике. Пусть поймут, что русские их друзья, враг же у них и у нас общий немецкий фашизм...
   На аэродроме Турханова встретил оперативный дежурный: Он ожидал его на взлетной дорожке.
   - Я не опоздал? - спросил полковник.
   - Приехали, вовремя, - ответил дежурный, проверив его документы. Экипаж и остальные пассажиры на месте.
   Они подошли к пассажирскому самолету, поднялись по трапу. Командир экипажа, коренастый подполковник, указал на три свободных кресла с правой стороны.
   - Занимайте любое, - предложил он. - Полет будет сложным. Будьте готовы к любым неожиданностям.
   Турханов сел, посмотрел на своих спутников. Они были в шинелях из зеленого английского сукна. На голове - конфедератки с четырехугольным верхом. Занятые своими мыслями, они не обратили внимания на Турханова, одетого в кожаное пальто без погон. Ему самому тоже не хотелось привлекать к себе внимания. Но помешал оперативный дежурный.
   - До скорого свидания, товарищ полковник! - сказал он на прощанье. Счастливого пути!
   Услышав это, все три иностранца разом обернулись к Турханову, а старший из них, немолодой офицер, даже представился.
   - Поручик Дубовский, - сказал он, отдав честь. - Командир десанта.
   - Рад познакомиться. Турханов, - сухо представился полковник.
   - Значит, вместе будем бить фашиста?
   Владимир Александрович не верил в судьбу, в приметы и прочие знамения, зато твердо верил в свою способность правильно оценить человека по первому впечатлению. В этом отношении чутье никогда его не обманывало. Дубовский сразу не понравился ему. "От такого субъекта добра не жди", - подумал он. Поэтому на замечание поручика ответил только неопределенным жестом.
   Между тем загудели моторы, и самолет, слегка покачиваясь и подпрыгивая на неровностях взлетной дорожки, побежал вперед, а потом плавно оторвался от земли. Набирая высоту, сделал круг над городком, а когда стрелка альтиметра дошла до отметки "3000", лег на заданный курс. Турханов посмотрел вниз. Вся видимая поверхность земли была покрыта геометрическими фигурами различного цвета, размера и формы. Невооруженным глазом трудно было определить, что это за фигуры, но полковник знал, что там были поля, леса, луга и водоемы. Казалось, что самолет висит в воздухе совсем неподвижно. Но это была иллюзия: на самом деле он летел со скоростью триста километров в час.
   Погода с самого утра ничего хорошего не обещала. Дул довольно сильный ветер, в сводках синоптиков обычно называемый умеренным. Облачность хотя и не была сплошной, но солнце показывалось редко. С наступлением вечера видимость резко ухудшилась. Впрочем, экипаж самолета продолжал выполнять свою работу. Это успокоило полковника. Он посмотрел в сторону поляков. Поручик сидел прямой как палка. Серые глаза его ничего не выражали. Казалось, он был озабочен лишь одним - продемонстрировать свое превосходство над окружающими. Рядом с ним сидел подофицер в звании плютунового. Это был молодой человек с одутловатым лицом. Приближение момента, когда он ступит на родную землю, очевидно, не вызывало в нем никаких эмоций: он был поглощен едой. Ломтики хлеба, намазанные сливочным маслом, исчезали у него во рту один за другим, словно проваливались в бездонную яму. Третий поляк сидел отдельно. Это был совсем молодой солдат. Сначала Турханов даже принял его за подростка, а потом, приглядевшись повнимательнее, понял, что это девушка в военной форме. Ее красивые глаза были устремлены куда-то вдаль; тонкие пальцы нервно перебирали ремни.
   Мерное покачивание на воздушных волнах и монотонный гул моторов располагали либо ко сну, либо к воспоминаниям. Турханов погрузился в прошлое. Услужливая память воскрешала один образ за другим, припомнились события давних дней. Мысленно он встретился с родными, со знакомыми: многие из них пали смертью храбрых на поле битвы...
   Незаметно прошел час. На небе зажглись звезды.
   - Пане поручик! Пане поручик! - неожиданно закричал плютуновый. Посмотрите, что наделала наша Ева со своей прической!
   Полковник обернулся к полякам. Девушка сняла конфедератку и вертела ее в руке.
   - Ба-а! - удивился поручик. - Где же твои знаменитые золотые косы, которыми так восхищалась вся дивизия?
   - Отрезала, - ответила девушка. - Говорят, швабы вешают пленных партизанок за косы.
   - Дура ты, Ева, ей-богу, дура! - громко засмеялся плютуновый. - Женщин они вешают и за другое место.
   - За какое? - спросила девушка, не поняв издевки.
   - За шею, например, - ответил подофицер.
   - Или за ноги, - добавил поручик. - Помню, в тридцать девятом году у нас в Люблине одна патриотка пырнула ножом немца-насильника, когда тот попытался ее раздеть. Эсэсовца отправили в госпиталь, а девушку все ж таки раздели и повесили на площади вверх ногами.
   - Швабы, они - большие шутники. Была в нашей деревне учительница. Считалась красной. Пришли фашисты и вот что сделали с ней...
   И плютуновый нарисовал омерзительную картину со всеми натуралистическими подробностями.
   "Зачем они так? - возмутился полковник. - Вместо того чтобы как-то подбодрить человека, нарочно пугают".
   Девушка пересела к Турханову.
   - Пане полковник, скажите, пожалуйста, швабы действительно способны на подобные подлости? - тихо спросила она.
   - Не все, но фашисты способны. Они творят зверства и похлеще.
   - Тогда я ни за что не сдамся живой. А вы?
   - А зачем нам сдаваться? Не лучше ли их самих забрать в плен? улыбнулся полковник.
   - Ах, действительно, как я глупа! - схватилась за голову Ева. - В самом деле, зачем нам думать о смерти? Пусть лучше умирают враги. Простите, можно с вами познакомиться?
   - Конечно!
   - Меня зовут Евой Болеславской. Я радистка. Скажи те, вы прыгаете с нами?
   - Нет. У меня другие намерения.
   - Жаль! - вздохнула девушка. - Как хорошо было бы воевать вместе...
   Полковник не ответил. Между тем ночь вступила в свои права. В самолете стало темно.
   - Вы не знаете, почему не зажигают света? - спросила Ева.
   - Приближаемся к фронту. Свет может привлечь внимание противника.
   - А я об этом и не подумала. Смотрите, смотрите! Что это такое?
   Турханов посмотрел вниз. Там сверкали тысячи огней. Одни вспыхивали и тут же гасли, другие разгорались все сильнее.
   - Вот она, линия фронта. Видите, как рвутся снаряды, полыхают пожары?
   - Вижу. А это что?
   - Снизу поднимались светящиеся точки и, не достигая самолета, гасли в темноте.
   - Стреляют зенитные пулеметы. Трассирующие пули кажутся нам искорками, - объяснил Турханов.
   - Нас они не убьют?
   - Нет. Видите, искорки гаснут, не долетая до нас. Да и огни остались позади. Линию фронта мы перелетели благополучно.
   - Ура! Опасность миновала! - обрадовалась Ева. - Пане Глоба, вы заметили линию фронта?
   - Еще бы! Хороший фейерверк устроили швабы в честь нашего появления. Не дай бог... - перекрестился плютуновый.
   - Пане поручик, вы тоже испугались?
   - Замолчите, ради бога! - рявкнул тот. - Поймите на конец: вы на военной службе! Спрашивать можно только с разрешения старших...
   - Прошу извинения, пане поручик.
   Вдруг самолет начал разворачиваться. Тут же стрелка высотомера побежала вниз. Турханов прижался лицом к холодному стеклу. Где-то далеко горели костры. Из служебной кабины вышли летчики. Они открыли люк и начали выбрасывать тюки с обмундированием, ящики с оружием и боеприпасами. Самолет продолжал кружить...
   - Хватит, - сказал командир экипажа. - Остальной груз предназначен другому отряду.
   Бортмеханик и бортрадист, закрыв люк, ушли в служебную кабину, командир подошел к полякам.
   - Прошу приготовиться, - сказал он. - Скоро будем над Сольской пущей. Постарайтесь приземлиться поближе к огням.
   Все засуетились. Мужчины повесили автоматы на шею, поправили парашюты, вещевые мешки, девушка проверила, пистолет, привычным движением закинула за плечо рацию, похожую на полевой телефонный аппарат, затем все трое подошли к открытому люку.
   - Пан Глоба прыгает первым, вторая - Ева, послед ним я. Сбор у костра. Пароль-Варшава, отзыв-пулемет. Ясно? - спросил поручик.
   - Ясно, пане поручик! - ответил плютуновый. Ева молчала. Она неотрывно смотрела на Турханова.
   - Счастливо оставаться, товарищ полковник! - проговорила она.
   - Прощайте, товарищ Болеславская! - сказал Тур ханов.
   В это время к командиру подошел штурман.
   - Сигнальных огней не видно. Что будем делать? - спросил он.
   - Придется еще покружить. Должно быть, не успели разжечь костры, ответил командир.
   Штурман скрылся за дверью служебной кабины. Турханов посмотрел вниз. Кругом была кромешная тьма.
   "Удивительно! - подумал он. - По каким же ориентирам узнали они Сольскую пущу?"
   Неожиданно вспыхнул один прожектор, потом другой. Два пучка голубоватых лучей, как длинные руки сказочного великана, начали обшаривать все уголки неба. Скоро один из них выхватил из темноты самолет. Тут же к нему присоединился второй. Засверкали разрывы зенитных снарядов. Один из них разорвался рядом. В следующее мгновение загорелся правый мотор. Пилот, бросая самолет то вверх, то вниз, пытался сбить пламя. Не удалось... Страшные огненные языки лизали уже правое крыло.
   - Прыгать всем! - скомандовал командир экипажа. - Скорее!
   Первыми нырнули в темноту поляки, за ними Турханов, потом летчики. Командир экипажа покинул борт самолета последним.
   Глава четвертая
   В лицо ударила струя холодного воздуха, в ушах засвистел ветер. Задыхаясь от стремительного падения, Турханов дернул за кольцо. Парашют устремился вверх, захлопал, раскрылся зонтом. Сильный толчок - и человек закачался в воздухе как на качелях. "Все в порядке, - с облегчением подумал он. - Теперь благополучно приземлиться и разыскать партизан... Вон и костер мерцает вдали. Ветер уносит в сторону. Значит, к нему надо будет идти против ветра". Вот захлестали по телу ветки, а через мгновение ноги коснулись земли. Расстегнув застежки, он быстро освободился от лямок, схватил автомат, прислушался. Сильный ветер раскачивал острые верхушки елей, скрипели стволы, недалеко журчал ручей. Из-за тучи показалась, ущербная луна. Она осветила небольшую поляну, на краю которой растянулось полотнище парашюта. Ничего подозрительного не было. Турханов сложил парашют и двинулся в путь. Однако прошел он совсем немного - вдруг упал в какую-то яму.
   - Черт побери, - тихо выругался он. - Как же это я не заметил?
   Яма оказалась старой траншеей. Стенки ее были покрыты засохшей травой, сверху ее прикрывали молодые елочки. Полковник стал осторожно продвигаться вперед и скоро наткнулся на блиндаж. Дверь была раскрыта, и из нее с шумом вылетела какая-то птица. Полковник извлек из кармана маленький фонарик, зажег. Увидел в углу чугунную печурку с ребристой поверхностью, какие обычно устанавливают немцы в офицерских землянках, две железные койки и столик со сломанной ножкой.
   На столе лежала пожелтевшая газета. Сдув с нее толстый слой пыли, Турханов прочитал название. Это был номер "Фелькишер беобахтер" <Орган национал-социалистической партии гитлеровской Германии > от 20 июня 1941 года.
   "Должно быть, в этом лесу располагались немецкие войска перед вторжением в Советский Союз, - догадался полковник. - 22 июня они двинулись на восток. С тех пор здесь никого не было. Странно, а где же партизаны? Может, в этом лесу их и вовсе нет?"
   С тяжелым чувством покинул он блиндаж. Прежде всего надо определить, куда он попал. Он помнил, что его спутникам-полякам надо было высадиться где-то в районе Сельской пущи. "Если память мне не изменяет, это километрах в семидесяти-восьмидесяти южнее Люблина, а мне необходимо попасть в Парчевские леса, что к северу от Люблина примерно на таком же расстоянии. Ясно одно - проделать такой путь по вражеской территории без помощи друзей невозможно. Где же найти этих друзей?"
   Пока он стоял в задумчивости, ветер донес до него запах дыма. Это напомнило ему о костре, который он видел после прыжка с самолета. Несомненно, возле костра кто-то есть. Но кто? Немцы едва ли отважатся ночевать в лесу. Значит, там могут быть либо партизаны, либо местные жители. "В том или другом случае я, по крайней мере, узнаю, куда попал", - решил Турханов и, воткнув для приметы в крышу блиндажа суковатую палку, осторожно зашагал вперед. Скоро он вышел на дорогу. Она привела его к затухающему костру, возле которого отчетливо виднелись фигуры людей. Их было трое. Турханов подкрался к ним почти вплотную, укрылся в тени дерева и прислушался. Говорили по-польски.
   - Как называется лес? - спросил знакомый голос Дубовского.
   - Яновский. Город есть такой. Волостной город. Мы из Яновской волости. И лес наш Яновским называется, - послышался плаксивый детский голосок.
   - Сам ты из какой деревни?
   - Из Сосновки. Панове, отпустите меня! - взмолился паренек.
   - Подожди, успеешь. Кто у вас староста?
   - Пан Малевич. Леслав Малевич.
   - Рыжий такой? С конопатым лицом? - спросил плютуновый.
   - Да, да! - обрадовался мальчик. - Вы его знаете?
   - Учились вместе. Как он живет?
   - Хорошо живет. Лучше всех...
   - Немцы у вас бывают? - прервал его поручик.
   - А как же! Собирают яйца, масло, теплые вещи. Они везде бывают. У пани Геркович последнюю курицу отобрали.
   - Почему остальные убежали?
   - Хуторских испугались. Там бандиты живут. Ну, панове, отпустите меня. Хотите, утром принесу вам поесть? - опять захныкал паренек.
   - Обойдемся без твоей помощи. Пошел прочь! Получив на прощание подзатыльник, мальчик мгновенно юркнул в кусты.
   Поручик и плютуновый особого доверия не внушали, поэтому, узнав из подслушанного разговора название леса, Турханов мог спокойно удалиться, но его беспокоило отсутствие Евы. Что с ней могло случиться? Где она? Ничего не поделаешь, пришлось подойти к ним и приветливо поздороваться.
   - Ба-а! Вы тоже здесь? - удивился Дубовский.
   - Вышел на огонек, - кивнул Турханов на тлеющие головешки. - Не помешал?
   - Делом, не занимаемся. Как вы приземлились? - спросил поручик.
   - Благодарю вас! Со мной все в порядке. Но я не вижу вашей спутницы. Где она?
   - Лежит вон в кустах, - Дубовский показал на молодой ельник.
   - Что с ней случилось?
   - Неудачно приземлилась. Прямо на сломанное дерево, - объяснил поручик.
   - Хотели перевязать - не разрешает. Стесняется, видите ли... - добавил плютуновый.
   - Позвольте узнать, что вы намерены делать? - спросил полковник.
   - Собираемся пойти разыскивать какую-нибудь деревню. Там заночуем. Вы пойдете с нами? - поинтересовался Дубовский.
   Турханов не успел ответить. Послышался слабый голос девушки.
   - Пане поручик, пожалуйста, не оставляйте меня в лесу! - взмолилась она.
   - А кто вас понесет? Может быть, пан Глоба?
   - Нашли дурака, - огрызнулся плютуновый. - Я не вьючное животное, чтобы таскать тяжести.
   - Вот видите, пока придется оставить вас здесь. Утром пришлем подводу.
   Девушка заплакала.
   - Да не плачьте, бога ради. Леса у нас не сибирские, волков и медведей не водится, никто вас не съест. Спите спокойненько. Даю честное слово, утром сам приеду за вами, - успокоил ее Глоба.
   Ева ничего не сказала, но продолжала плакать.
   - Если пани Болеславская не возражает, до утра я могу остаться, предложил Турханов.
   - Я не возражаю, - охотно согласилась девушка.
   - Вот и прекрасно. Значит, договорились: утром пан Глоба заберет ее. Если хотите, тоже приезжайте с ними. Мы вам поможем найти нужных людей.
   - Благодарю вас. До свидания!
   - Доброй ночи!
   Поляки ушли в том же направлении, куда побежал допрошенный ими паренек. Турханов подошел к девушке. Она лежала на животе и тихо стонала. Он наклонился:
   - Вам очень больно?
   - Да, - призналась Ева.
   - Крепитесь. Скоро уже полночь, ждать остается не много. Пан Глоба отвезет вас в больницу.
   - Вы думаете, он приедет за мной?
   - А как же? Обещал ведь! Если он не захочет, пору чик заставит.
   Девушка ничего не ответила.
   Между тем ветер усилился, тучи снова закрыли луну и звезды. Стало темно, хоть глаза выколи. В довершение всего начал капать холодный дождь. Турханов съежился.
   - Послушайте, Ева, здесь мы до утра совсем окоченеем. Надо хотя бы укрыться от дождя.
   - Под елкой не так сыро. Если можете, перетащите меня поближе к стволу, - сказала девушка, приподымаясь на руках.
   - Подождите, я знаю другое, более надежное укрытие, - и Турханов рассказал ей о блиндаже с чугунной печуркой. - Лучше пойдемте туда!
   - Далеко, как вы меня донесете? - усомнилась Ева.
   - Это уж моя забота. Рацию и ваш ранец пока оставим здесь. Заберу вторым рейсом... Ну-ка обхватите меня за шею... Вот так. А теперь пошли...
   Он взвалил ее на спину, вышел на заросшую лесную дорожку и, ступая осторожно, чтобы не споткнуться, направился в сторону блиндажа.
   Глава пятая
   Ева родилась и выросла в Варшаве. Родители ее были состоятельными: отец - известный архитектор - имел собственную мастерскую, мать занималась живописью. Ее картины пользовались неизменным успехом на выставках не только в Варшаве, но и в других европейских столицах. В заказах недостатка не было, зарабатывали они хорошо. Об этом свидетельствовал трехэтажный особняк, выстроенный Болеславским по собственному проекту в одном из аристократических районов Варшавы, Правда, обжить они его не успели, помешала война.
   Когда гитлеровцы оккупировали страну, многие деятели культуры эмигрировали. Часть из них поддалась общей панике, другие имели серьезные основания опасаться фашистских репрессий за свои прогрессивные убеждения. В числе последних были и родители Евы, не раз публично выступавшие против германского национал-социализма, против расизма и мракобесия.
   - Польское государство развалилось, как карточный домик. Оставаться здесь - значит подвергать себя бесконечному унижению, а может быть, даже физическому уничтожению. Поедем искать убежище под чужим небом! - сказал отец Евы. В тот же день они выехали в сторону румынской, границы.
   Навсегда запомнила Ева страшные события этих дней. Казалось, тронулся в путь весь народ. Шоссейные и проселочные дороги были до отказа забиты автомашинами, подводами. По обочине двигались тысячи людей - пешком, на велосипедах. На железных дорогах творилось что-то невообразимое. На переправах и транспортных узлах возникали заторы. Повсюду валялись разбитые автомашины, трупы лошадей и волов, брошенные детские коляски. Горели города и деревни, железнодорожные станции и аэродромы. Черный дым клубился над всей восточной и центральной Польшей. Смерть подстерегала на каждом шагу.
   Новенький "мерседес" Болеславских продвигался вперед со скоростью черепахи. Только на третьи сутки они подъехали к переправе через реку Сан. Но там образовалась пробка. Простояли час, другой, а машины и повозки все подходили и подходили. Вдруг завыли сирены. На западе показались немецкие самолеты. Люди в панике бросились бежать. Одни, побросав свои вещи, помчались к ближайшему лесу, другие прижались к земле. Ева с отцом успели прыгнуть в огромную воронку, образованную бомбой, а мать, несмотря на уговоры, осталась в машине. Гул моторов усиливался с каждой секундой. Вот передняя тройка "юнкерсов" перешла в пике. Раздался оглушительный взрыв. За первой тройкой пикировала вторая, потом третья, четвертая... Рвались бомбы. Загорелись автомашины, в воздух полетели колеса, человеческие руки, ноги. Ад, выдуманный верующими, по сравнению с тем, что творилось вокруг, показался бы детской забавой... Одна из бомб разорвалась совсем близко. Ева, оглушенная, полузасыпанная землей, с трудом выползла на край ямы и вскрикнула от ужаса: на том месте, где стояла их машина, зияла огромная воронка.