Кибек Митри. Герои без вести не пропадают

   - Встаньте! - крикнул ему Соколов.
   Офицер медленно поднялся и сел на табуретку. Он был в форме лейтенанта вермахта, но с нарукавной повязкой с надписью "РОА".
   - Власовец, значит! Предатель!.. - впился в него глазами Соколов.
   - А где остальные? - озираясь по сторонам; спросил предатель.
   - На том свете дожидаются тебя. Как зовут-величают?
   - Охримец, Грицко Онуфриевич. Зачем вы их убили? Мы же шли к вам, чтобы вместе бить фрицев, - пряча глаза, пробормотал власовец.
   - Лжешь, сволочь! Мы знали, что вы придете, вот и устроили торжественную встречу. Где и кем служишь?.
   - Товарищи, не убивайте меня! - взмолился Охримец. - В армию Власова я вступил с единственной целью - чтобы при первой же возможности уйти либо в партизаны, либо в Красную Армию. Сегодня, когда узнал, что здесь советские партизаны, уговорил двух солдат, и мы сбежали... Поверьте мне: в плену я только и думал, как бы поскорее вырваться из лагеря и воевать с проклятым немецким фашизмом.
   Слова его звучали фальшиво, глаза бегали. Соколов не выдержал и стукнул по столу.
   - Молчать, собака! - закричал он. - Ты будешь отвечать на вопросы или нет?
   Власовец понял, что партизаны ему не верят. Но сдаваться так быстро не хотел.
   - А что сделаете, если не отвечу? - оскалил он зубы, подобно волку, попавшему в капкан.
   - Шашлык сделаем! - спокойно ответил Алим, который сидел на подоконнике и точил друг о друга кинжалы.
   - Режьте, жгите, но не добьетесь больше ни слова! - запальчиво крикнул Охримец.
   Соколов ненавидел власовцев. Каждый власовец - презренный изменник, предатель. Это всем известно. "Кто поднял руку на свою Родину, тот не человек и жить не имеет правд", - убежденно говорил он. К власовцам Соколов был беспощаден. Вот и сейчас он обернулся к партизанам и коротко бросил:
   - Расстрелять!
   Власовец побледнел, затрясся. Он кричал отчаянно, сопротивлялся, но партизаны поволокли его к выходу.
   -Подождите! - крикнул он. - Я расскажу все, что знаю... Армия Власова входит в группу немецких армий "Центр". Узнав о готовящемся восстании в Варшаве, Власов послал сюда бригаду Каминского. Я служил там командиром взвода.
   - С какой целью послали вас сюда?
   - Захватить "языка"... Теперь я понял свою вину... Если оставите в живых, буду служить своей Родине до самой смерти, - лепетал Охримец.
   - Опять? - схватил его за шиворот Соколов.
   - Простите! - замахал обеими руками изменник. - Скажу правду, сейчас скажу... Нам было приказано проникнуть к вам под видом перебежчиков, завоевать доверие, узнать все необходимое и, захватив командира, возвратиться в свою бригаду.
   - Все?
   - Завтра в бои вступают регулярные войска.
   - Какие конкретно?
   - На Волю обрушит мощный удар группа войск под командованием генерала Рейнефарта, в районы Мокотува и Охота вступят войска генерала Рора. Севернее вас будут наступать эсэсовские части под командованием оберфюрера Дирливангера. Они глубоко врежутся в расположение повстанцев, выйдут к Висле и соединятся с дивизией генерала Штагеля. Сегодня нам об этом зачитали приказ. Это не секрет. Даже по городской радиотрансляционной сети его передали. Призывали повстанцев сложить оружие.
   - А если повстанцы не послушаются?
   - Это тоже предусмотрено в приказе. Выполняя директиву рейхсфюрера Гиммлера, город разрушат до основания, всех жителей перебьют. На месте Варшавы останется пустыня...
   -Не может быть! - закричал Соколов. - Выдумываешь, хочешь напугать нас. Но нервы у нас стальные.
   - Посетите завтра район Воли и убедитесь, что я сказал правду. А лучше всего бросьте этих поляков, они же наши исконные враги, и пойдемте вместе с нами в бригаду Каминского.
   Соколов посмотрел на него и еле-еле удержался, чтобы не плюнуть ему в лицо.
   - Щенок! Ишь чего вздумал - завлечь нас в команду покойников! Не выйдет! Алим, покажи ему дорогу в ад, пусть приготовит там местечко и для своего Каминского, и для Власова, и для всех их прихвостней!..
   О показаниях пленного власовца Соколов доложил командованию. На всех это произвело большое впечатление.
   - Неужели они посмеют уничтожить Варшаву? - усомнился Яничек.
   - Нет преступления, на которое не пошли бы фашисты, - сказал Комиссаров. - Если бы могли, они уничтожили бы все столицы мира.
   - Да, дело серьезное, - согласился с ним Турханов. - Нечто подобное они действительно передавали сегодня по радио. Надо проверить и сообщить обо всем генералу Барсукову. Поговорите с Кальтенбергом, можно ли пробраться в тыл карателям и посмотреть все своими глазами...
   - Слушаюсь, товарищ полковник! - щелкнул каблуками Соколов. - Мы с Конрадом обдумаем это дело.
   Глава шестая
   Как всегда, уходя, в расположение немцев, Кальтенберг и три поляка из его разведывательного отряда переоделись в эсэсовскую форму, взяли заранее подготовленные документы и немецкое оружие. На рассвете они подошли к пустырю, через который пролегал путь в тыл карателей Дирливангера. Их сопровождал Соколов, переодетый в мундир власовца. Кроме немецкого автомата у него были две гранаты с длинными деревянными ручками, документы на имя Астахова и безымянный пропуск для свободного хождения по улицам Варшавы, отобранный у лейтенанта Охримца.
   На этом пустыре в тридцать девятом году шли упорные бои между немецкими войсками и защитниками Варшавы. И сейчас здесь валялись разбитые повозки, грузовики без колес и рыжие от ржавчины танки. Спрятавшись за разбитым санитарным автобусом, заваленным всяким хламом, партизаны начали внимательно осматривать дома, где, по их предположению, находились немцы. Простояли они минут десять, но ничего подозрительного не заметили. Улицы были пустынны. Они уже хотели было двинуться в путь, как вдруг совсем близко послышались одиночные выстрелы. В ответ затрещали автоматные очереди. Скоро из-за крайнего дома один за другим выбежали три человека в гражданском и, оборачиваясь назад и стреляя на бегу из пистолетов, бросились к каменному забору возле пустыря. За ними гнались четыре жандарма с автоматами. Двое беглецов благополучно добежали до забора, перелезли через него и скрылись из виду. Третьему не повезло. После очередной автоматной очереди он вдруг остановился, и, сильно припадая на левую ногу, захромал в сторону разбитого автобуса, за которым прятались партизанские разведчики. Очевидно, преследователи решили взять его живьем - они уже не стреляли. Расстояние между ними все сокращалось. Беглец уже совсем выбился из сил и через каждые три-четыре шага останавливался, чтобы перевести дыхание. Один из жандармов крикнул:
   - Хальт! Хенде хох!
   Беглец бросил пистолет в траву и поднял руки. Но в плен ему не пришлось сдаться: из-за автобуса затрещали автоматы. Два жандарма сразу растянулись на земле, двое повернули назад и попытались уйти, но партизаны быстро расправились с ними.
   Беглец, обрадованный таким неожиданным исходом, заковылял к автобусу, видимо желая поблагодарить неизвестных друзей за спасение, но увидев там людей в эсэсовской форме, замер в страхе.
   - Поручик Бохеньский! - узнал его Соколов. - Какими судьбами вы очутились здесь?
   Да, это был действительно Тадеуш Бохеньский. Он тоже узнал Соколова. Правда, такая встреча его больше удивила, чем обрадовала.
   - Я уже пятый день в этом пекле. А теперь вот прострелили ногу. Нет ли у вас чем перевязать рану? - опускаясь на траву, спросил он.
   -Конечно, найдется. Товарищи, помогите пану поручику! - обратился Соколов к переодетым полякам.
   Те разрезали ему брючину, разбив ампулу с раствором йода, продезинфицировали рану и сделали перевязку. Рана оказалась неопасной. Пуля только слегка задела бедро.
   - Вы здесь одни или со всем отрядом? - спросил Тадеуш.
   - Нет, с батальоном Армии Людовой майора Краковского.
   - Никогда бы не подумал, чтобы немцы могли служить у советских партизан, - улыбнулся поручик.
   - К сожалению, некоторые люди о многом либо вовсе не думают, либо задумываются слишком поздно. Мне хотелось бы поговорить об этом более подробно, но сейчас нет времени. Если будет настроение, приходите как-нибудь к нам, - пригласил Соколов.
   - А куда вы спешите?
   - Хотим посмотреть, чем занимаются фашисты...
   - Господин Соколов, у меня к вам большая просьба. Вы хорошо знаете Варшаву?
   - Сам я в этом городе впервые, но в нашей группе есть товарищ, который прекрасно знает район Воли, куда мы направляемся.
   - Моя сестра работает там в больнице медицинской сестрой. Ночью я со взводом из своего батальона пытался пробиться в эту больницу, чтобы взять Марианну, но, как видите, мне это не удалось. Из всего взвода в живых остались только двое, и те в последнюю минуту убежали, бросив меня. Может, вы счастливее меня и вам удастся помочь моей сестре? Говорят, сегодня фашисты весь рай он Воли вместе с жителями... Пожалуйста, спасите мою сестру еще раз!
   В голосе Тадеуша звучала искренняя мольба. Его глаза, красные от бессонных ночей, а может, и от слез, смотрели на Соколова со страхом и с надеждой.
   - Что за разговор! Разве мы здесь не затем; чтобы помочь полякам? Постараемся выручить и вашу сестру, - пообещал Соколов.
   Глава седьмая
   Ожесточенное сражение, которое происходило вчера на Воле, оставило страшные следы. Многие дома были разрушены до основания, другие догорали, распространяя, запах гари. Трупы защитников Варшавы никто не убирал. Они валялись повсюду - на тротуарах и на мостовой, в подъездах домов и на лестницах. Каратели не только убивали, но и грабили. Карманы у мужчин были вывернуты, у женщин содрана кожа на пальцах, разорваны мочки ушей. Трупы женщин и даже девочек, лежавшие во дворах или в подъездах домов, сохранили явные следы насилия.
   До площади перед Кузницей партизаны дошли благополучно. Но тут пришлось остановиться. Группа эсэсовцев, угрожая автоматами, выгоняла на улицу жителей многоэтажного дома. В центре площади другая группа фашистов выстраивала поляков по пятьдесят человек в каждом ряду. Всего набралось двадцать рядов, но эсэсовцы пригоняли еще и еще, били людей прикладами, впихивали их в строй. В основном тут были пожилые мужчины, дети и женщины. Распоряжался здесь штурмбанфюрер СС с черной повязкой на глазу, похожий на атамана пиратов, как их изображают в приключенческих фильмах.
   Люди, должно быть, догадывались, зачем их согнали сюда: все стояли молча, опустив головы. Когда количество рядов дошло до пятидесяти, одноглазый штурмбанфюрер приказал эсэсманам прекратить доставку людей.
   - Изъять ценности! - крикнул он.
   Солдаты пошли по рядам. Они заставляли людей выворачивать карманы, раскрывать сумки, снимать часы, браслеты, кольца и серьги и все это клали в каски. Закончив, они подошли к штурмбанфюреру и высыпали изъятые драгоценности из касок в специальный ящик. Вся эта процедура длилась не больше двадцати минут. После этого на людей наставили два станковых пулемета, а каждый эсэсман взял наизготовку автомат.
   Теперь уже никто не сомневался, какая трагедия начнется сейчас на площади перед Кузницей. Тогда вперед вышел пожилой ксендз в черной сутане.
   - Господин начальник, что вы хотите делать? - спросил он по-немецки.
   - В Варшаве началась революция. Фюрер велел уничтожить всех революционеров. Я исполняю его волю, - ответил штурмбанфюрер.
   - Здесь нет революционеров. Все они мои прихожане я их хорошо знаю. Отпустите невинных людей!
   - Убирайся вон! - заорал штурмбанфюрер. - Мне не когда выслушивать старческие бредни!
   Но ксендз не ушел, а опустился на колени и начал умолять не то бога, не то главаря эсэсовской банды спасти людей. Фашисту это не понравилось. Он выхватил пистолет, прицелился прямо в лицо ксендза и выстрелил. Но, очевидно, рана была не смертельной, ибо старик медленно поднялся на ноги, обернулся к своим прихожанам, воздел руки к небу и запел молитву. Люди, оцепеневшие от ужаса, вдруг зашевелились, закрестились и подхватили молитву.
   - Огонь! - махнул рукой штурмбанфюрер. Затрещали пулеметы и автоматы. Люди падали на землю ряд за рядом. К молитвенному хору присоединились стоны раненых, плач и стенания женщин, душераздирающие крики детей, угрозы и проклятия палачам. Но это длилось недолго. Фашисты пошли по рядам и тех, кто еще шевелился или стонал, убивали выстрелом в голову. Скоро стоны прекратились.
   - Следующую партию! - крикнул одноглазый фашист, и эсэсовцы побежали за очередными жертвами.
   - Пойдем! - дернул Соколов за рукав Конрада, заметив, как он медленно поднимает автомат и целится в палача. - У нас другое задание. А предотвратить расправу все равно не в наших силах...
   Кальтенберг встряхнул головой, словно отгоняя сон, и пошел за товарищем.
   - Далеко до больницы? - спросил он.
   - Вон за тем костелом, - показал Алек.
   На перекрестке улиц Ордоне и Воля пришлось еще раз задержаться. Здесь тоже происходило массовое убийство варшавян. На глазах росли курганы из трупов, а эсэсовцы все пригоняли людей...
   Партизанские разведчики пришли в больницу к десяти часам. И здесь хозяйничали эсэсовцы. У входной двери стояли часовые. Они никого не выпускали на улицу, но тех, кто хотел зайти в больницу, не останавливали. По коридору бегали люди в белых халатах, куда-то уводили больных, других несли на носилках. На углу стоял здоровенный детина в форме унтерштурмфюрера СС. Заметив вошедших, он вскрикнул от удивления, всплеснул руками и подбежал к Конраду, явно намереваясь броситься ему на шею. Но Кальтенберг предупредил его.
   - Хайль Гитлер! - воскликнул он, выбросив вперед правую руку.
   - Хайль Гитлер! - отозвался тот. - Конрад, неужели ты не узнал меня?
   - Узнал, мой друг, но я при исполнении служебных обязанностей и не могу допустить никаких вольностей, - холодно ответил Кальтенберг.
   - Я тоже при исполнении обязанностей, - обиделся детина.
   - В больнице? - недоверчиво спросил Конрад. - Что ты тут делаешь? Уж не стал ли костоправом?
   - Да что ты! - запротестовал унтерштурмфюрер. - Если я и имею какое-то отношение к человеческим костям, то лишь ломаю их. Мне приказано ликвидировать больных и весь медперсонал. А эти лентяи так разжирели, что еле передвигают ноги. Живее! - крикнул он двум санитаркам, которые несли на носилках худого, изможденного человека. Те и так обливались потом, но, услышав грозный окрик эсэсовца, чуть ли не бегом понесли свою ношу.
   Конрад давно знал этого эсэсовца. Они ходили в одну школу. Тогда его все считали слабоумным. Потом они разошлись. Конрад поступил в военное училище, а этот идиот стал работать в магазине отца. Теперь он - начальник. "Если уж таким дуракам начали присваивать офицерские звания, значит, дела у фюрера действительно никуда не годятся", - подумал Кальтенберг.
   - Я слышал, будто ты в Италии... Как же очутился здесь? - спросил он.
   - Макаронники обманули нас. Мы им честно помогали воевать за дуче, а они, трусы проклятые, взяли и дали пинка и своему дуче, и нам заодно. Теперь вот - поляки решили взять с них пример, но не выйдет! Мы им покажем... Помнишь, как учил нас Граузе?
   Конрад не забыл, что говорил этот нацист своим ученикам: "Немцы могут получить жизненное пространство только на Востоке. Но там на нашем пути стоят поляки. Пока не уничтожим всех поляков, великой Германии нам не создать".
   - Значит, ты здесь выполняешь заветы Граузе?
   - Да, мой дорогой! Самое опасное для нас - это польская интеллигенция. Так говорит наш оберфюрер Дирливангер. Вот я и уничтожаю интеллигентов. Сегодня врачей, завтра обещают послать в театр. Вот увидишь, через месяц в живых не останется ни одного...
   - Не знаю, что будет через месяц, но сегодня тебе придется одну интеллигентку отдать в мое распоряжение.
   - Для чего? - насторожился унтерштурмфюрер.
   - Чтобы сохранить ей жизнь.
   - Но я имею твердое указание уничтожить весь мед персонал больницы. Понимаешь, всех до единого. Сам оберфюрер приказал.
   - А я сообщаю тебе волю обергруппенфюрера СС фон дем Бах-Желевского, у которого служу адъютантом. Слыхал о нем? Он мне приказал срочно разыскать графиню Бохенъскую с дочкой и доставить их к нему. Дочь графини Марианна работает в этой больнице медицинской сестрой.
   Услышав имя командующего немецкими войсками, выделенными для подавления восстания в Варшаве, унтерштурмфюрер изменился. На лице его появилась угодливая улыбка, и голос прозвучал заискивающе:
   - Ну как же не слыхать! Фон дем Бах-Желевский. Обергруппенфюрер. Неужели ты служишь у него? Какой ты счастливый! Боже мой, как тебе везет!
   - Везет, да не всегда. Например, если бы ты сегодня успел убить Марианну Бохеньскую, знаешь, что стало бы со мной?
   - Что? - раболепно заглядывая в глаза Конраду, спросил унтерштурмфюрер.
   - Завтра же отправили бы на передовую воевать с русскими. А это все равно что смертный приговор без права на обжалование.
   - Никак не пойму, зачем обергруппенфюреру эта Марианна? Разве у нас в Германии мало молодых и красивых девушек с чистой арийской кровью? На что ему славянка? - недоумевал унтерштурмфюрер.
   - Нам с тобой не положено разбираться в подобных тонкостях. Могу только обратить твое внимание на фамилию обергруппенфюрера, вернее, на вторую часть. Разве Желевский - немецкая фамилия?
   - Нет, конечно! Польская!
   - Вот именно. Когда-то, еще в донаполеоновские времена, один из немецких дворян с фамилией фон дем Бах женился на польской графине Желевской. Этот счастливый брак и дал впоследствии Германии целую дюжину генералов, прославивших немецкое оружие. Одному из них, а именно моему начальнику, фюрер доверил уничтожение Варшавы. Понял теперь?
   - Ничего не понял. При чем же тут Бохеньские?
   - Ах да, я забыл сказать. Сестра графини Желевской вышла замуж за польского шляхтича Бохеньского. Так что генерал-полковник полиции Эрих фон дем Бах и графиня Марианна Бохеньская являются родственниками. Теперь понял?
   - Вон оно что! - воскликнул унтерштурмфюрер. - За спасение родственницы он, конечно, обязательно тебя наградит.
   - Надеюсь на рыцарский крест.
   - Вот счастье! Боже мой, чего бы я не дал ради простого железного креста! - тяжело вздохнул эсэсовец.
   - Крест ты получишь. Когда буду докладывать обергруппенфюреру о спасении Марианны, не забуду упомянуть и тебя.
   И Конрад про себя подумал, что рано или поздно Он получит крест, но только не железный, о котором мечтает, а березовый.
   Унтерштурмфюрер повел Кальтенберга в зал, где собрались работники больницы. При появлении эсэсовцев врачи и сестры поспешно поднялись на ноги. Худой и высокий старик в золотом пенсне, очевидно главный врач больницы, доложил по-немецки, что медперсонал в полном составе находится здесь, а все больные - в бомбоубежище.
   - Из-за отсутствия тока вентиляция не работает, поэтому прошу больных долго не держать в душном бомбоубежище, - попросил он.
   - С удовольствием исполняю вашу просьбу, - осклабился унтерштурмфюрер. - Генрих, возьми с собой трех эсэсманов, идите в бомбоубежище и швырните туда десяток гранат! - добавил он, обращаясь к молодому шарфюреру.
   Тот поманил трех товарищей и хотел выйти, но старик в пенсне загородил им дорогу.
   - Что вы делаете! - в ужасе закричал он. - Разве можно швырять гранаты в помещение, где находятся люди?
   - Не только можно, но и нужно, - ответил ему шарфюрер. - Возиться с каждым по отдельности у нас нет времени, а гранаты сделают это быстро. Посторонись!
   - Вы с ума сошли! - опешил старик. - Там есть люди, которых мы спасли от верной смерти, применив новейшие методы лечения, представляющие большой интерес для науки. Неужели наши труды пропадут даром?
   - Убирайся с дороги! - толкнул старика эсэсовец.
   - Нет, не пущу я вас к ним! - заслоняя дверь своим телом, закричал врач.
   Шарфюрер вопросительно посмотрел на своего начальника. В ответ тот мигнул, и тут же прогремел выстрел. В следующую минуту четверо эсэсовцев, перешагнув через мертвое тело, вышли в соседнюю комнату. Скоро совсем близко начали рваться гранаты, а в промежутках между взрывами послышались крики людей, стон и плач, но человеческие голоса быстро умолкли, и наступила мертвая тишина. Кальтенберг посмотрел на людей в белых халатах. Все стояли, опустив головы. В их позах были отчаяние и обреченность. Многих трясло как в лихорадке. По щекам женщин катились слезы, а у пожилых мужчин беззвучно шевелились губы: то ли они проклинали, то ли шептали молитвы. Стоять перед этой толпой обреченных было невыносимо, и Конрад напомнил земляку о своей просьбе.
   - Медсестра Марианна Бохеньская, подойдите ко мне! - крикнул тот.
   Никто не вышел, и никто не откликнулся. Правда, Конрад заметил, как одна молодая женщина быстро спряталась за спины подружек. Унтерштурмфюрер повторил приказание.
   - Марианны Бохеньской нет здесь! В нашей больнице такая не работает! отозвалась пожилая женщина.
   Унтерштурмфюрер обернулся к Конраду:
   - Может, ты попал не по адресу? А жаль, черт возьми, так хотелось помочь тебе! Ты ее в лицо не знаешь?
   - Никогда не видел. Но мой приятель знает.
   С этими словами Конрад вышел в коридор и скоро вернулся оттуда с Соколовым.
   Марианна была здесь, но она боялась, что немцы будут издеваться над ней, поэтому и поспешила спрятаться. Теперь, увидев Соколова, она поняла, что здесь происходит. Глаза их встретились, и всякое сомнение исчезло...
   - Марианна Бохеньская - это я! - смело подошла она к немцам.
   - Вот и прекрасно! Чего же вы боялись, не откликнулись сразу? Если бы я знал, что вы родственница фон дем Баха, сам бы отвез вас к нему в Ожарув. Теперь это сделает мой друг Конрад. Но когда будете рассказывать ему, не забудьте упомянуть и мое имя.
   Марианна хотя и не понимала, о чем идет речь, но, подбадриваемая взглядом Соколова, в знак согласия кивнула головой. Партизаны поспешили увести ее. Когда они проходили по пустынному переулку, Соколов посвятил девушку в свои планы. Узнав, что ее уведут в ту часть Варшавы, где нет немцев, Марианна попросила захватить и свою мать, которая осталась на улице Плоцкой, 29, в доме графа Бернацкого. Партизаны согласились, но пройти туда оказалось делом нелегким. Фашисты повсюду проводили массовые расстрелы, подрывали дома, поэтому приходилось то сворачивать на соседние улицы, то возвращаться назад. К намеченной цели они добрались только во второй половине дня. К этому времени дом Бернацких уже догорал, поблизости никого не было видно. Соколов хотел уже увести своих друзей, как вдруг из соседнего двора показались два власовца - старший лейтенант и рядовой. Они несли вдвоем свернутый в трубку огромный ковер. Партизаны старались пройти мимо, но старший лейтенант остановился и внимательно посмотрел на Соколова.
   - Никак, капитан Астахов! - удивленно воскликнул, он. - Какой черт занес тебя в этот ад?
   - Тот самый, который занес и тебя, - не вынимая руку из кармана, где у него лежал пистолет, ответил Соколов.
   - Но ты же был в штабе армии, а не в бригаде Каминского?
   - Мало ли где я был... Начальство послало меня сюда, посмотреть, чем вы занимаетесь. Вот и хожу с этим гаупштурмфюрером и любуюсь вашей работой, сказал Соколов, взглянув на дымящиеся развалины дворца Бернацкого.
   - Дело рук моих ребят, - показал власовец на развалины. - Правда, ведь неплохо потрудились, канальи?
   - А не знаешь, куда делись жильцы этого дома? - поинтересовался Соколов.
   - Мы их расстреляли в саду. Вон лежат! - махнул тот в сторону чугунной ограды.
   - Вот оно что! А мы ищем одну графиню. Пойдем посмотрим!
   - Зачем?
   - Говорят, при ней были драгоценности.
   - Были, да сплыли. Мои ребята обшарили все карманы, поснимали кольца и сережки, выдернули золотые зубы. Так что ничего не найдете.
   - Найдем. Графиня свои бриллианты носила не в карманах и не на шее. Она прятала их в более надежное место. Бросай этот ковер и пойдем искать!
   - Но ковер-то не простой, а настоящий, персидский. Любой торгаш заплатит за него тысячу марок, - возразил власовец.
   - Плюнь ты на него! За бриллианты графини мы выручим больше ста тысяч. Получишь свою долю, если покажешь, где лежит эта женщина, - предложил Соколов.
   У власовца загорелись глаза. Он бросил ковер и повел партизан в сад. В центре сада была огромная клумба. Когда-то здесь росли цветы, а сейчас она была завалена трупами. Тела лежали и на газонах, и за зеленой оградой из аккуратно подстриженных кустов боярышника, посаженных вдоль аллеи. На полу беседки, густо обвитой плющом, лежал труп девочки лет шестнадцати, видимо, изнасилованной перед смертью. В груди ее торчал нож с красивой наборной ручкой. Соколов подозвал власовца.
   - Ах, вот, оказывается, где я забыл его! - воскликнул тот, увидев нож. - Думал, потерял. Весь день ищу. Жалко ведь: в Минске по заказу сделал один знакомый слесарь за пятьдесят рублей. Слава богу, нашелся! Очень хороший нож!
   - А девочку не жалко? - еле сдерживая себя, спросил Соколов.
   - Признаться, и ее жаль. Совсем маленькая, а какая прелесть! Годика через два-три могла бы обслужить целый взвод солдат, а тут одного не выдержала: вскрикнула и лишилась чувств. Пришлось прикончить.
   С этими словами садист нагнулся, чтобы извлечь из груди мертвой девочки нож. Соколов ударил его по затылку прикладом автомата. Тот даже не пикнул, сразу упал и застыл.
   - Подыхай, мерзавец! - процедил сквозь зубы Соколов и на всякий случай всадил ему в горло его же нож, а затем вынес девочку из беседки и осторожно уложил на зеленую траву.
   Пока Соколов расправлялся с власовцем, Марианна нашла свою мать. Пани Матильда была убита выстрелом в затылок. Марианна обнимала мать и плакала навзрыд. Партизаны где-то раздобыли лопату, вырыли могилу, положили туда графиню и засыпали землей.