Кибек Митри. Герои без вести не пропадают

   - Вчера в деревню я послал своих бойцов. Они не вернулись. Ты не знаешь, что с ними случилось? - спросил он.
   - Утром солдаты из отряда НСЗ поймали каких-то, отобрали у них оружие, затем избили до смерти, а третьего передали немцам.
   - И народ за них не заступился?
   - А как тут заступишься, если у бандитов оружие, а у нас ничего нет? удивилась женщина.
   - Вы должны были хотя бы предупредить меня, - упрекнул Айгашев. - Я живо разделался бы с ними. Где они сейчас? Да, сейчас.
   - Пируют у ксендза.
   - Ну, раз вы не заступились за моих бойцов, придется зарезать корову. Передай всем: если и в дальнейшем будет так же, я прикажу сжечь всю деревню, - предупредил Айгашев. - Да, всю деревню! - добавил он.
   - Корову зарезали на глазах у хозяйки, а затем плачущую женщину отпустили домой.
   Объявив себя командиром всего отряда, Айгашев перестал считаться с мнением не только командиров взводов, но и своего заместителя по политической части. Больше того, выйдя из-под контроля штаба отряда, он присвоил себе неограниченную власть над своими подчиненными и начал явно злоупотреблять этой властью. После разговора с хозяйкой коровы Пуяндайкин предложил ему усилить охрану роты, послать патрулей в сторону деревни, предупредить командиров, что надо готовиться к внезапной атаке противника, Айгашев, однако, не принял во внимание эти советы.
   - Не паникуй, замполит! - высокомерно бросил он. - Какая-то там жалкая банда может нагнать страху только "а таких храбрецов, как ты, а мне на них плевать. Да, плевать!
   - Ох, майор! - горестно покачал головой замполит. - Как бы твои плевки не обернулись свинцовым дождем...
   - Не каркай! - разозлился Айгашев. - Если тебе так уж страшно, уходи из роты. Плакать не станем. Да, не станем!
   - И ушел бы, да жалко бойцов. Ты ведь погубишь их. Давай хоть постараемся выяснить численность противника.
   - Истинный герой, когда бросается в бой, не считает врагов, а трус всегда преувеличивает опасность. Подумай ты своей глупой башкой, откуда реакционерам из НСЗ набрать столько сил, чтобы осмелиться напасть на целую роту советских партизан? Страшен не враг, который идет на тебя с оружием, а друг, который недооценивает свои силы и тем самым деморализует собственных бойцов... Иди ты отсюда, иди ради бога! Надоел ты мне хуже горькой редьки...
   И он вытолкнул замполита из своей землянки.
   Расплата за такую беспечность не заставила себя долго ждать. На следующее утро, когда только-только занималась заря и партизаны спали предутренним сладким сном, вдруг загремели выстрелы, грохнули взрывы гранат. Выскочив из своей землянки, Айгашев наткнулся на часового, который лежал, истекая кровью. Обе ноги его были перебиты автоматной очередью. Не обращая внимания на его стоны, перепуганный Айгашев бросился бежать в ту сторону, откуда не слышалось выстрелов. За ним кинулись и другие. Только замполиту удалось собрать небольшую группу коммунистов и комсомольцев, которая оказала организованное сопротивление врагу. Это дало возможность бойцам из хозяйственного отделения навьючить несколько лошадей боеприпасами и под прикрытием огня увести их за бежавшей ротой.
   Враг преследовал партизан почти целый час, но за это время Айгашев не сделал ни одной попытки остановить роту и дать отпор наседавшему противнику. Только смелые действия группы Пуяндайкина позволили роте оторваться от преследователей. При этом ей удалось не только спасти роту от полного разгрома и благополучно выйти из-под огня, но и захватить пленного. Им оказался боец из отряда НСЗ, численность которого, по его словам, не превышала двадцати человек.
   - Позор нам! - бия себя в грудь, воскликнул Айгашев, узнав об этом. Пятеро одного испугались! Кто первый поднял панику? Скажите мне, кто этот сукин сын? Да, сукин сын.
   Ему никто не ответил. "Все побежали - и я за ними, - думал про себя каждый. - Не оставаться же одному на верную гибель".
   Когда подтянулись отставшие, командиры взводов проверили наличие бойцов. Отсутствовало, как выяснилось, пятнадцать человек, в том числе ординарец командира роты Сергеев. Это особенно расстроило Айгашева: он давно привык к этому преданному человеку. Ему очень хотелось есть, а все продовольствие захватил противник. "Сергеев-то нашел бы кусочек хлеба... У него вещмешок и карманы всегда были набиты всякой снедью. Жалко парня. Такого больше не найдешь", - тоскливо озираясь вокруг, думал майор.
   Замполита угнетало другое: он убедился, что боеприпасов осталось всего на несколько часов боя. Многие партизаны хотя и захватили с собой винтовки и автоматы, однако не успели взять подсумки с патронами и запасные диски к автоматам. Пришлось выдать им патроны из тех вьюков, которые смогли вывезти.
   Наступило время завтрака, но в роте не было буквально ни крошки. Надо было что-то придумать. Пуяндайкин подошел к Айгашеву.
   - Куда мы идем? - спросил он.
   - А я почем знаю? - сердито проворчал Айгашев. - Я думал, вот-вот выберемся из этого проклятого леса, а ему нет ни конца, ни края.
   - Давай тогда сориентируемся по карте, - предложил замполит.
   - Карта и все документы были в полевой сумке, а она осталась у ординарца, - соврал Айгашев.
   На самом же деле он забыл сумку в своей землянке.
   - Что же нам делать?
   - Ничего, не унывай. Польша - это тебе не Сибирь, а здешние леса - не тайга. Куда-нибудь да выйдем. Главное - не сбиться с направления.
   Но и эта надежда не оправдалась. Проблуждав более шести часов, они вышли к торной речке, на берегу которой отдыхали еще рано утром, когда только что оторвались от преследователей. Выходит, шесть часов потрачено совершенно зря. Беспомощность командира обозлила людей. Айгашев хотел было перейти речку и продолжать путь, но партизаны без разрешения растянулись на траве и никак не хотели вставать.
   - Давайте зарежем одну из лошадей! - предложил Колпаков.
   Эта мысль понравилась всем, особенно Айгашеву.
   - Пока есть мясо, с голоду не помрем, - обрадовался он и, приставив дуло пистолета ко лбу битюга, выстрелил. Лошадь грохнулась на землю, забилась в конвульсиях и замерла. Только ее фиолетовые глаза по-прежнему смотрели на людей с изумлением.
   Котелков почти ни у кого не оказалось, поэтому мясо просто поделили между всеми партизанами и решили заварить его либо на вертеле, либо на горящих угольях. Это заняло много времени, и обед закончился только вечером. В это время вернулись разведчики, посланные из первого взвода. Они доложили, что лес кончается примерно в трех километрах от места привала. Там, в долине неизвестной реки, раскинулись крестьянские поля, засеянные ячменем и пшеницей. Параллельно реке тянется асфальтированное шоссе. По нему часто проносятся автомашины. На той стороне реки - большая деревня, а дальше, через поле, опять синеют леса.
   - Вблизи деревни нет леса? - поинтересовался Айгашев.
   - На этом, берегу реки есть высотка, покрытая лесом. Река огибает ее с трех сторон, а с четвертой стороны прикрывает заболоченный луг, - доложил разведчик.
   - Прекрасно. Доберемся до этой высотки и заночуем. Может быть, нам удастся договориться с крестьянами о помощи. Давайте, покажите дорогу! приказал майор.
   День клонился к вечеру, когда партизаны вышли на опушку леса. Как и докладывали разведчики, внизу расстилалась долина, посредине которой протекала довольно широкая река. Айгашев прежде всего разыскал глазами упомянутую разведчиками высотку. Она находилась от них примерно в двух километрах. Место это очень понравилось майору. "Если подготовить окопы полного профиля и добыть достаточное количество боеприпасов, одной ротой можно держать эту высоту не меньше трех дней против целого пехотного полка", - решил он. Впрочем, для чего надо было партизанам удержать эту высоту, он и сам не знал.
   Колпаков, чей взвод шел впереди ротной колонны, по собственной инициативе послал разведчиков выяснить, нет ли на высоте немцев. Это не понравилось Айгашеву. После утренней паники он уже не раз замечал, что командиры принимают то или иное решение без его ведома, а если и советуются, то не с ним, а только с замполитом. "Пуяндайкин ходит сегодня в героях, думал он. - Радуется. Еще бы! Но это ведь подрывает мой авторитет! М-да, слишком он зарывается. Придется осадить, напомнить, кто здесь командир... Нашелся бы только подходящий случай..."
   И случай нашелся.
   С вершины высоты разведчики просигналили, что в лесу немцев нет.
   - Прекрасно! Через полчаса рота будет там, - сказал Айгашев. Приготовиться!
   - Не лучше ли подождать до ночи? - обратился к нему замполит. - По шоссе часто проезжают немцы. Они могут засечь нас. А ночью мы перейдем поле незаметно.
   - Не бойся, замполит! - оборвал его Айгашев при всех. - Трусость до добра не доведет. Вперед, орлы!
   Партизаны где шагом, а где и бегом двинулись в путь. Шоссейную дорогу они перешли благополучно, заболоченный луг тоже остался позади, но в это время на дороге показалась колонна грузовиков с солдатами. К каждой машине были прицеплены артиллерийские орудия. Партизаны кинулись к спасительному лесу, но немцы уже заметили их, быстро, развернули орудия и открыли огонь. К счастью, почти все снаряды разорвались впереди или немного в стороне. Рота добежала до леса. Там партизаны залегли и начали рыть окопы.
   Немцы, видимо, решили до наступления ночи разгромить партизан. Под прикрытием артиллерийского огня около двух взводов пошло в атаку.
   - Подпустите ближе! Стрелять только по команде! - крикнул Пуяндайкин.
   Его команду подхватили командиры взводов, а за ними и командиры отделений. Цепи фашистов быстро приближались: в промежутках между взрывами хорошо было слышно, как под их ногами хлюпала грязь. Вот немецкие солдаты уже выбрались из болота и, стреляя на ходу, побежали вперед. Между противниками осталось меньше ста метров. Артиллерия замолкла: теперь снаряды могли попасть и в своих.
   - Огонь! - крикнул Пуяндайкин. - Бей фашистского гада!
   Грянул залп. Затрещали автоматы. Через несколько минут больше половины солдат из передней цепи уже лежало на земле, но им на смену приходили новые. Атака продолжалась. Партизаны усилили огонь. В дело вступили два из трех ручных пулеметов, которые были установлены на флангах для ведения кинжального огня. Ряды противника быстро редели, но не отступали. Вот они подошли на пятьдесят, на сорок метров. Еще немного-и они ворвались бы на огневые позиции партизан. И тут, впервые за долгое время, Айгашев принял правильное решение.
   - Гранаты к бою! - крикнул он. - Огонь!
   Там, где бежали фашисты, мгновенно образовалась стена из дыма, огня, вздыбленной земли и стальных осколков. Немцы не выдержали, повернули назад, бросились бежать.
   - За Родину!
   - За партию!
   - За советский народ! - закричали коммунисты. - Ура!
   - Ура! - подхватили остальные партизаны.
   Люди выбежали из леса и, догнав убегающих немцев, в упор расстреливали их, били прикладами, кололи штыками. Только немногим фашистам удалось спрятаться в высокой болотной траве. Чтобы избежать ненужных потерь, командиры отдали приказ прекратить преследование и, захватив трофейное оружие с боеприпасами, возвратиться в лес.
   Наступила ночь. Надо было решить, что делать дальше. Командиры собрались на совещание. Логика подсказывала, что под прикрытием ночи надо форсировать реку и уйти в леса на том берегу. Об этом и сказали Пуяндайкин с Колпаковым. Но от успеха, как известно, кружится голова.
   - Покинуть без боя такие выгодные позиции может только трус или предатель, - заявил командир роты. - Сегодня мы взяли реванш за утреннее поражение, а завтра, если только немцы не удерут ночью, разгромим их полностью. Уничтожить целый артиллерийский дивизион противника силой одной стрелковой роты партизан - знаете, какое это событие? Наша блестящая победа навсегда войдет в историю партизанской войны. О ней заговорит весь мир! Вы как хотите, но я не покину эту высоту.
   - И я! - решительно стал на его сторону командир второго взвода.
   - Я тоже! - присоединился к ним командир третьего взвода.
   Колпаков начал колебаться. "Кто знает, - думал он. - Может, Айгашев и прав".
   - Хорошо, пусть будет так, - сдался он.
   Чувство ответственности за жизнь людей, за порученное дело не позволило Пуяндайкину согласиться с ними.
   - Давайте спросим у младших командиров и рядовых бойцов, посмотрим, что они скажут, - предложил он.
   Это уже была глупость, и Айгашев не преминул воспользоваться ею.
   - А кто тебе позволит устраивать плебисциты во время боя? - накинулся он на Пуяндайкина. - Уставами Красной Армии подобная чушь не предусмотрена, а отсебятиной заниматься я никому не позволю.
   Замполит понял свою ошибку. Ничего не поделаешь, пришлось прикусить язык.
   Так было принято решение остаться на месте и использовать ночь для укрепления позиций. Заняв круговую оборону и выставив боевое охранение, рота приступила к выполнению приказа командира. Правда, в душе многие надеялись, что немецкий артдивизион, по всей вероятности спешащий на фронт, не станет задерживаться из-за роты партизан и ночью уйдет своим путем. В самом деле, бить по неполной роте плохо вооруженных партизан из тяжелых орудий было бы равносильно стрельбе из пушек по воробьям. Но, как скоро выяснилось, немцы не собирались уходить. Около полуночи к артиллеристам подошли танки. Через некоторое время гул моторов послышался и с противоположного берега реки. Айгашев в это время безмятежно спал. Командир третьего взвода Юркин с трудом разыскал его и с не меньшим трудом разбудил.
   - Что случилось? - спросил майор.
   - С того берега вернулись разведчики, - доложил Юркин.
   -На чем они переправились? - перебил его майор.
   - Нашли небольшую рыбацкую лодку, она берет четырех человек. Сделали четыре рейса. Они видели, как в деревню прибыли солдаты. Насчитали около ста человек. Что будем делать?
   - Как что? Будем бить фашиста.
   - Но они нас окружают. К утру мы окажемся в мышеловке. Пока дверцу не захлопнули, может, переправимся через реку, уйдем отсюда, как советовал замполит? - спросил комвзвода.
   - Об этом не может быть и речи! - строго сказал Айгашев. - Иди и. продолжай наблюдение за противником. Лодку держи наготове. Возможно, я сам переправлюсь на тот берег, посмотрю, чем занимается враг и как его лучше бить.
   Юркин хотел еще что-то сказать, но майор нетерпеливо отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
   "Да, дела, - размышлял Айгашев. - Пожалуй, мы правда попали в ловушку. Как же быть? Неужели это конец?"
   Дрожь пробежала по телу. Впервые смерть предстала перед ним не как нечто отдаленное, возможное, а как вполне реальная опасность. Мысль его заработала лихорадочно. Остался ли хоть какой-нибудь шанс спастись? Вряд ли. В таких случаях люди говорят: "Погибать, так с музыкой". Но Айгашев привык рассматривать все, что делалось вокруг и что предстояло делать ему самому, с точки зрения: "А что мне это даст?", "А что я получу от этого?" И теперь, почувствовав близкую гибель, он не изменил своей привычке. "Конечно, рассуждал он, - если смерть неизбежна, очевидно, следовало бы принять ее героически. Но Что мне это даст? Посмертную славу? Почет, уважение и материальные выгоды моей семье? Предположим, но какое мне дело до всего этого? Ведь меня тогда уже не будет!"
   Тут он остановился и начал вспоминать случаи из жизни, когда люди "погибали с музыкой". Один боец в. сорок первом году, когда наши войска, не выдержав натиска врага, начали отступать, обвязался гранатами и бросился под немецкий танк. Танк взорвался, наши бойцы вернулись в окопы и отбили атаку врага, а героя посмертно наградили орденом Красного Знамени. Другой, молодой лейтенант, будучи в разведке, ворвался в немецкий штаб и из автомата расстрелял более двух десятков офицеров. Ему присвоили звание Героя Советского Союза, но тоже посмертно. Третий, кажется, майор, будучи в лагере военнопленных, лопатой раскроил череп одному из охранников, который особенно жестоко обращался с пленными. Немцы его в тот же день повесили на аппельплаце... "Все они совершили подвиг, но зато их давно нет в живых. А я вот не гонялся за славой и цел до сих пор. Конечно, если заранее знать, что останусь в живых, тоже стоило совершить героический подвиг, но ведь никто не может мне ничего гарантировать. Что ни говори, жизнь героя всегда короче жизни обыкновенных людей. Взять хотя бы ту же пулю, которую мы называем дурой. В кого она легче попадает? В героя, который первым идет в атаку, или в труса, лежащего на дне окопа? Значит, если хочешь дольше жить, не мечтай о славе. Вот мое кредо. Да, мое кредо", - прошептал Айгашев.
   Он встал, проверил оружие, боеприпасы. Все было на месте. Посмотрел на небо - луны не видно, а звезды мерцали так же, как и миллионы лет назад.
   "Лодка берет четырех. Возьму с собой трех бойцов и уйду из отряда, решил он. - Конечно, меня назовут трусом, скажут: бросил роту на произвол судьбы. Ну и пускай говорят! Лишь бы выжить, а там уже что-нибудь придумаю..."
   Он разбудил Колпакова и отвел его в сторону.
   - Послушай, друг мой! - обратился он к нему. - Из всех моих подчиненных ты самый храбрый, стойкий и способный командир. Поэтому я решил оставить тебя временно своим заместителем.
   - А разве вы уходите? - удивился и насторожился командир взвода.
   - Да, друг мой! Только что с того берега вернулись разведчики. Они доложили, что в деревне встретили группу Кальтенберга. Я поеду с Конрадом в отряд и к утру приведу сюда одну или даже обе роты. Тогда мы наверняка разгромим немцев. Только не отступайте ни на шаг, защищайтесь...
   - А если помощь не подоспеет?
   - Об этом и не думай. Немцы до утра не станут атаковать, а на заре мы будем здесь, зайдем к ним с тыла и внезапным ударом уничтожим всех до единого.
   Колпаков почувствовал что-то неладное. Слова майора не внушали ему доверия. Прямо сказать об этом он не мог, но все же не удержался от вопроса:
   - Замполит знает об этом?
   - Жалко его будить. Весь день был на ногах, умаялся, бедняга. Ведь он не строевик, походы ему даются тяжело. Пусть спит, утром скажешь.
   О своем заместителе Айгашев всегда отзывался с пренебрежением, на сей же раз вдруг проявил заботу, и это обезоружило Колпакова. Он больше не стал тревожить командира вопросами.
   - Хорошо, я постараюсь оправдать ваше доверие, - сказал он со вздохом.
   - Я в этом нисколько не сомневался. Выдели мне трех бойцов, и мы переправимся на тот берег. А то боюсь, как бы Кальтенберг не уехал на своем бронетранспортере.
   Скоро от берега отчалила небольшая рыбацкая лодка. Некоторое время она плыла по течению, придерживаясь тени деревьев, тихо дремавших на берегу, потом круто свернула налево, пересекла полосу воды, ярко освещенную луной, после чего скрылась в кустах на противоположном берегу.
   Глава тринадцатая
   Проводив командира, Колпаков пошел по взводам. Бойцы рыли окопы полного профиля, а кое-где соединили их ходами сообщения. Лопат не хватало, поэтому приходилось работать по очереди. Но все же за ночь сделали много. Колпаков уже сообщил о своем новом назначении, поэтому к нему везде обращались как к командиру роты.
   - А что нам делать, если Айгашев не успеет? - не раз спрашивали его.
   Он всем отвечал одинаково:
   - Будем бить фрицев.
   - Это так, - соглашались бойцы. - Но немцев ведь куда больше? Что же делать?..
   - Каждый партизан стоит десятерых фашистов! Поэтому запомните: пока не уничтожите десять фрицев, из строя не выходить. Понятно?
   - Вчера я убил двух немцев. Значит, мне остается еще восемь? - спросил, улыбнувшись, молодой боец.
   - Вчерашний не в счет. Всех десятерых надо уничтожить сегодня.
   - А если не успею?
   - Накажу, - засмеялся командир. - Пошлю в наряд вне очереди.
   Бойцы тоже рассмеялись. "Если командир шутит, значит, пока все в порядке", - думали они.
   Позиции соседнего взвода обходил замполит. Он узнал об Айгашеве, но не поверил ни одному его слову. "Загнал нас в ловушку, а сам удрал. Трус проклятый, подлец! И как земля таких носит?" - возмущался он. Но чтобы не расстраивать людей, молчал.
   Приближалось утро. Обычно на рассвете ветер, стихает, сегодня же дул по-прежнему. Скоро половину небосвода залило алым светом. Это напоминало о предстоящем кровопролитии. Проснулся ворон, проведший ночь на верхушке дуба, и сразу громко закаркал.
   - Ишь как зазывает гостей! Чует, сволочь, пиршество, - плюнул на землю пожилой партизан.
   - Да, крепенько нам сегодня достанется, - вздохнул другой, молодой боец.
   - Выше головы, товарищи! Фашист, он смирных и горемычных бьет, а перед смелыми сам дрожит как осенний лист. Не бойтесь его, пусть он боится вас! старался подбодрить их Пуяндайкин.
   - За себя я не боюсь, - ответил пожилой, боец. - Я уже свое прожил. Жалко вот их, - показал он на молодых товарищей. - Погибнут, и никакого следа не останется...
   - Нет, останется! - возразил замполит. - Останется - и не простой, а самый яркий след. Для гитлеровцев мы, чуваши, татары, марийцы и многие другие народы проживающие в Советском Союзе, являемся людьми низ шей расы. Давайте докажем им в бою, что это не так. Пусть они запомнят, как храбро дерутся советские люди. По нас они будут судить о боеспособности всех партизан. Вот это и будет тот яркий след, который надолго сохранится в памяти поколений.
   На наблюдательном пункте командира роты Пуяндайкин встретил Эсфирь. Она еще больше похудела за эти дни. По всему было видно, что девушка провела ночь без сна: лицо ее совсем побледнело, вокруг огромных черных глаз образовались синие круги. Замполит подумал о предстоящем неравном бое, и ему до боли стало жаль ее.
   - Товарищ замполит! - обратилась Эсфирь к нему. - Всех раненых мы перенесли в здание рудника.
   - Какого рудника?
   - До войны тут обнаружили какую-то руду, начали ее разрабатывать и построили дом. Он находится в лесу, за горой. Когда началась война, рабочие покинули рудник, а в доме поселился бедный рыбак. Он помог нам разместить раненых, а ночью попрощался и ушел из дома. Если вы тоже будете уходить, не забудьте взять нас...
   - Много у вас раненых?
   - Было девять человек. Трое умерли ночью, двое вы писались сегодня утром и ушли в окопы. Остальные вставать не могут, но в случае необходимости собираются стрелять прямо из окон. Я им достала винтовки и патроны.
   - Молодец, Эсфирь! - похвалил ее замполит. - Мы вас не бросим. Раненые могут быть и сегодня. Идите, приготовьтесь...
   Девушка, очевидно, хотела еще что-то сказать, но, должно быть, не решилась - постояла молча, махнула рукой, улыбнулась и убежала. Пуяндайкин подошел к Колпакову, сосредоточенно смотревшему в бинокль.
   - Начинается, - пробормотал командир, опуская бинокль. - Теперь держись!
   - А что? - спросил замполит.
   - Слышишь, как ревут моторы! У врага появились танки. Они сейчас двинутся, а у нас всего одно противотанковое ружье. Эх, хоть бы заминировать самые опасные места, - проговорил с досадой Колпаков.
   .. После непродолжительной артподготовки немцы действительно пошли в атаку. Впереди шли три танка с автоматчиками на броне. За ними бежали солдаты. По приблизительным подсчетам, их было около пятидесяти человек. Дойдя до середины болота, танк неожиданно остановился, выйти на оба фланга партизан, а третий танк пошел прямо разбрызгивая грязную воду. Партизаны не отрывали от него глаз. "Неужели пройдет? Наверно, пройдет и начнет давить нас, как сейчас - болотную траву".
   Но опасения партизан оказались преждевременными. Дойдя до болота, два танка пошли в обход, намереваясь повернул вправо, влево, дал задний ход, но так и не сдвинулся с места, проваливался все глубже и глубже. Скоро заглох мотор, и экипаж покинул машину. Через некоторое время из черной жижи торчала только башня с длинным стволом. Другие два танка, стреляя из пушек, быстро приближались к партизанским окопам. Вот один из них уже миновал болото и направился к крайнему кусту, откуда, вели огонь из ручного пулемета. Партизаны усилили огонь и перебили почти всех автоматчиков, ехавших на броне. Но танк не остановился, шел вперед. Когда до куста оставалось всего шагов десять, на открытое место выскочил боец и метнул под гусеницы танка связку гранат. Фашисты тут же скосили храбреца из пулемета, но после оглушительного взрыва танк беспомощно завертелся на месте. Между третьим танком и расчетом противотанкового ружья произошла короткая дуэль. Удача сопутствовала партизанам: пэтээровцы подожгли танк. Сначала показался дым, затем языки пламени, и тут же раздался взрыв, от которого вздрогнула земля. Башня танка вместе с пушкой взлетела в воздух, потом грохнулась на землю, а из зияющей дыры на спине стального чудовища повалил густой черный дым.
   Должно быть, это ошеломило немцев. Пехотные подразделения, следовавшие за танками, залегли на открытом месте, что дало партизанам возможность вести по ним губительный огонь. Заметался взвод, двигавшийся позади первого танка, застрявшего в болоте. Солдаты пытались укрыться в высокой траве, но пули партизан находили их и там. Скоро от взвода осталось меньше половины. Понеся большие потери, фашисты отошли на исходные рубежи. Пока партизаны вели бой с танками, мотопехота, прибывшая ночью в деревню на противоположном берегу, используя лодки местных жителей и подготовленные за ночь два плота, пыталась форсировать реку, чтобы обрушить на партизан сильный удар с тыла. Сопротивление бойцов сорвало и этот план. Метким огнем из винтовок и автоматов партизаны перебили почти всех фашистов, плывших на плотах и лодках, а тех, кто высадился на песчаный берег, забросали ручными гранатами.