Кибек Митри. Герои без вести не пропадают

   Таким образом, первая атака карателей была отбита. По правде говоря, таких блестящих результатов не ожидали даже наиболее оптимистически настроенные партизаны. Теперь у всех появилась уверенность, что, если удастся удержаться до наступления ночи, в темноте не трудно будет вырваться из вражеского кольца, независимо от того, приведет Айгашев обещанную помощь или нет. Вместе с уверенностью появляется и сила. Хотя недостатка в боеприпасах пока не ощущалось, бойцы по собственной инициативе пошли собирать брошенные противником патроны и ручные гранаты. Правда, сначала им мешал экипаж подбитого танка, который отказался сдаться в плен и продолжал вести из кабины пулеметный огонь. Но смельчаки из первого взвода и тут нашли выход. Двое из них незаметно подползли к танку, быстро вскочили на него и все смотровые щели закрыли плащ-палатками. Тут же несколько других поднесли кучу хвороста, обложили им танк со всех сторон и подожгли. Конец наступил быстро. Загорелся в баках бензин, взорвались боеприпасы...
   Затишье, наступившее после неудачной атаки карателей, продолжалось долго. Артиллерия вовсе прекратила огонь. Пехотинцы начали копать траншеи, словно собирались перейти в длительную оборону: должно быть, не исключали возможности перехода партизан в наступление с целью вырваться из окружения. Очевидно, партизанам так и следовало бы делать, но они все же не осмелились нарушить приказ Айгашева держаться во что бы то ни стало до прихода помощи, хотя многие уже серьезно сомневались в том, что она прибудет.
   К полудню к карателям подошло новое подкрепление - две самоходки и три грузовика с солдатами. С наблюдательного пункта хорошо было видно, как они заняли исходные позиции для атаки.
   - Теперь осталось ждать недолго, - сказал Колпаков. И он оказался прав. Ровно в час дня с юга послышался гул моторов, и тут же из-за горных вершин в небо над долиной поднялись самолеты.
   - Неужели это на нас? - не поверил Пуяндайкин.
   - Вполне возможно, - сказал Колпаков. - Мы им доказали, что нас голыми руками не возьмешь. Вот и реши ли применить против нас все виды боевой техники.
   - Воздух!
   - Воздух! - прокатился над позициями партизан сигнал воздушной тревоги.
   Всего насчитали девять "юнкерсов-88". Они приближались быстро. Партизаны не предполагали, что каратели применят авиацию, поэтому к защите от воздушного нападения не готовились. Сверху их позиции были видны как на ладони. У них не было ни зенитной артиллерии, ни даже пулеметов. Должно быть, это знали и немцы. Поэтому самолеты смело пошли на снижение, и скоро мощный бомбовый удар обрушился на всю линию обороны партизан.
   Пока в небе бесчинствовали воздушные пираты, их собратья на земле приготовились к атаке. Но атаковать было, по существу, некого. Бомбы перепахали все огневые точки партизан. При этом два первых взвода как боевые подразделения практически уже не существовали. Только отдельные бойцы, отстреливаясь от наседавшего противника, ушли в глубь леса.
   Третий взвод в начале боя оказался в более выгодном положении. Перед воздушной атакой Юркин отвел своих бойцов подальше в лес. В результате бомбовый удар пришелся по пустому месту. Но пока партизаны спасались в лесу, реку форсировали вражеские подразделения. Попытка сбросить их обратно в воду не увенчалась успехом, и партизаны, понеся большие потери, вынуждены были отходить от берега. Тут на них с тыла напали каратели, которые легко прошли через разрушенные позиции первых двух взводов и спешили на помощь пехоте, переправившейся через реку. Очутившись между двух огней, бойцы почти все полегли в неравном бою. Двум командирам отделений удалось донести на руках тяжело раненного Юркина до здания рудника. Эсфирь бросилась к ним.
   - Не надо, - махнул рукой Юркин. - Помогите легко раненным. Мой конец уже близок.
   К дому со всех сторон бежали партизаны. Большинство из них истекали кровью, но оружия не бросали, отстреливались на ходу. Среди них были Пуяндайкин и Колпаков. Партизаны, находившиеся в здании рудника, подбежали к окнам и открыли по врагу сильный прицельный огонь. Фашисты вынуждены были отступить в лес. Колпаков со своими товарищами добежал до здания рудника, но замполит, был ранен. Эсфирь выглянула в окно: Пуяндайкин лежал на животе и, подобно пловцу, гребущему одной рукой, медленно полз к дому. Девушка схватила сумку с красным крестом и побежала к нему.
   - Что с вами, товарищ замполит? - спросила Эсфирь, вытаскивая из сумки перевязочные материалы.
   - Перебили ногу и левую руку. Помоги доползти до двери, - попросил Пуяндайкин.
   - Надо остановить кровь.
   - Потом. Помоги скорее. Не хочу попасть к немцам живым. Вот и они, бессильно опустив голову на землю, тихо проговорил замполит. Эсфирь оглянулась. В двух шагах от нее стоял немецкий лейтенант. Очевидно, он только что вышел из леса и не знал, где скрылись партизаны, а те почему-то не стреляли.
   - Оставь эту падаль червям, - сказал он, показав стволом автомата на Пуяндайкина. - Пойдем со мной! Перед смертью сама получишь удовольствие, и солдаты мои натешатся...
   Тут произошло необъяснимое: Эсфирь, которая до сих пор ни разу не стреляла в людей, мгновенно выхватила свой пистолет и в упор выстрелила в фашиста. Затем потащила Пуяндайкина к двери.
   - Спасибо, - прошептал замполит и потерял сознание.
   - Ничего, товарищ политрук, вы еще будете сражаться... Дайте только остановлю кровь...
   Но голос ее потонул в громе выстрелов. Немцы пошли в атаку.
   - Бей гадов! - крикнул Колпаков. - Живыми не сдадимся!
   И партизаны били. Били из винтовок и автоматов, а когда фашисты подошли к дому почти вплотную, метнули в них ручные гранаты. И тут случилось чудо: семнадцать партизан, среди которых больше половины получили серьезные ранения, отбили атаку двух взводов регулярных войск. Потеряв десятка два солдат, они откатились назад и залегли в лесу, после чего опять наступило затишье.
   Пользуясь передышкой, Колпаков быстро написал на листке бумаги письмо, вырвал из общей тетради список личного состава роты, все это свернул в трубочку, засунул в пустую алюминиевую флягу, закрыл пробкой и выбросил из окна в крапиву.
   - Что там? - спросил Юркин.
   - Письмо. Может, кто найдет и прочтет. Тогда все узнают, почему и как погибла третья рота Интернационального отряда советских партизан...
   Снаружи донесся шум моторов. Все выглянули в окно. На дороге, ведущей к зданию рудника, показались две самоходки. Выйдя на поляну, они остановились метрах в семидесяти от дома. Партизаны поняли, что начинается последний акт кровавой трагедии.
   Эсфирь закончила перевязку и влила замполиту в рот глоток спирта.
   Тот открыл глаза, приподнял голову, осмотрелся. - Помогите мне сесть, попросил он. Тем временем немцы начали передавать по мегафону Обращение:
   - Слушай, рус! - выкрикнул грубый голос. - Сопротивление бесполезно. Сложите оружие! Выходите из укрытия. Обещаем сохранить жизнь тем, кто сдастся добровольно. В противном случае вас ожидает смерть! Пять минут на размышление. Сдавайся, рус!
   - Все слышали? - спросил Колпаков. - Решайте сами. Кто им верит, может уйти беспрепятственно.
   - Знаем мы их. Испытали на собственной шкуре. Я остаюсь здесь! решительно заявил Юркин.
   - И я!
   - Я тоже!
   - Погибнем вместе... Прощайте, товарищи! - крикнул Колпаков.
   Партизаны начали обниматься, прощаться друг с другом.
   Замполит откашлялся и запел:
   Вставай, проклятьем заклейменный,
   Весь мир голодных и рабов!..
   Тут же разноголосый хор подхватил:
   Кипит наш разум возмущенный
   И в смертный бой вести готов.
   Весь мир насилья мы разрушим
   До основанья, а затем
   Мы наш, мы новый мир построим,
   Кто был ничем, тот станет всем!...
   Пели обреченные на смерть. Голоса крепли, становились все звонче и сильней. Гимн коммунистов всего мира понесся над лесом. Большинство немцев не понимали по-русски, но все они хорошо знали, что поют партизаны. И вот люди, готовившиеся торжествовать победу, вдруг сникли, опустили головы, стыдливо спрятали глаза. Они почувствовали, что на свете есть сила, которую не сломить ни автоматными очередями, ни артиллерийским огнем. Они почувствовали, что разгром этой горстки храбрецов предвещает не радость победы, а страх перед будущим поражением.
   Офицер, командовавший карателями, заметил, как внезапно изменились лица солдат. Он резко взмахнул рукой. Тут же грянули выстрелы самоходных орудий. Первые снаряды разрушили часть каменной стены здания рудника, но торжественный гимн продолжал звучать с прежней силой:
   Это есть наш последний
   И решительный бой...
   Последовали еще два выстрела, и обвалилась половина здания. На несколько секунд пение прекратилось, но скоро зазвучало снова. Правда, теперь пели только два голоса - слабый голос умирающего Пуяндайкина и нежный, все еще сильный голос Эсфири.
   С Интернационалом
   Воспрянет род людской...
   Офицер опять с яростью взмахнул рукой. Самоходки сделали еще по одному выстрелу, и там, где стояло здание рудника, остались только развалины. Фашисты постояли еще несколько минут, ожидая, не возобновится ли пение, но петь уже было некому...
   Глава четырнадцатая
   На Люблинщине ожесточенные бои между партизанами и немецкими карателями продолжались почти целую неделю. Карателям, которых к этому времени насчитывалось более тридцати тысяч, дважды удалось замкнуть кольцо окружения вокруг основных сил партизан - первый раз в Билгорайских лесах, а второй раз в Сольской пуще, но советские партизаны каждый раз прорывались из огненного кольца. 22 июня мощным штурмом они разгромили немецкие части на юге Сольской пущи, переправились через реку Танев и ушли в Жешувское воеводство, а оттуда в Карпаты к словацким партизанам.
   Все это чрезвычайно осложнило работу Яничека - собрать партизанских наблюдателей, разбросанных вдоль четырех железнодорожных веток. Несколько раз пришлось вступать в стычки с немецкими патрулями, уходить в лес и скрываться там дня по два, но и тогда, когда все собрались в одном месте, пришлось потратить целую неделю, чтобы переправиться через реки Сан и Вислу. Только потом они двинулись туда; где, по мнению Зденека, должен был находиться отряд Турханова. Днем партизаны располагались на отдых в каком-нибудь лесу недалеко от населенного пункта. Яничек ходил по деревням, закупал там продукты, договаривался с кем-нибудь из крестьян - просил быть проводником группы на следующую ночь. К обеду они возвращались в лес, Яничек раздавал продукты и сам отдыхал до вечера. С наступлением ночи проводник уводил их по горным лесным тропам до следующего напеченного для отдыха пункта. Так они шли трое суток, на четвертый день утром партизаны услышали артиллерийскую канонаду. "Что это? - удивился Зденек. - На учебную стрельбу не похоже, а бой с применением артиллерии в таком глубоком тылу - явление весьма редкое. Уж не напали ли каратели на партизан? Ведь стреляют как раз там, где сейчас может находиться наш отряд?.."
   Этими мыслями он поделился со своими товарищами. Партизаны решили не останавливаться, а поспешили спуститься с гор. Казалось, до долины, где гремела артиллерия, рукой подать, но они пробирались через лесные чащи почти полдня. За это время шум боя затих на несколько часов, потом возобновился с прежней силой. Теперь уже фашисты применили авиацию. Бомбардировщики дважды пролетели над группой Зденека - когда шли на бомбежку и когда возвращались на свою базу. Партизаны весь день шли без отдыха, но на опушку леса в отрогах Свентокшиских гор, откуда хорошо просматривалась вся панорама боя, вышли только к четырем часам вечера, когда немецкие самоходные пушки уже разрушили здание рудника, подавив последний очаг сопротивления партизан. Каратели подносили на носилках раненых и убитых к автоколонне, стоявшей на шоссе. Раненых грузили в санитарные автобусы, а убитых - на грузовики. Партизаны принялись считать потери немцев: убитых было сто сорок восемь, раненых - девяносто три. Закончив погрузку, фашисты тронулись в путь.
   Когда колонна немцев скрылась в дальнем лесу, Яничек осторожно повел свою группу к месту боя. Они благополучно добрались до лесистой высотки на изгибе реки. В окопах и возле них лежали убитые партизаны: здесь поработала немецкая авиация. Многие трупы были полузасыпаны землей, кое-где из-под земли торчали только головы или руки. Партизаны внимательно всматривались в лица погибших.
   - Это - Ярунгин, старшина третьей роты...
   - А это - связной командира третьей роты Айгашева...
   Погибших собрали в одно место. Всего их оказалось сорок четыре человека. Затем партизаны через лес вышли к берегу реки, где был разгромлен взвод Юркина. Здесь подобрали еще двадцать восемь трупов. Некоторые, очевидно, сначала были только ранены, и каратели их пристрелили: на одном пятачке лежало восемь трупов, и у всех головы были размозжены выстрелом в упор. Наконец следы боя привели партизан к разрушенному зданию, рудника. Яничек догадался, что последний акт трагедии разыгрался именно здесь. По всей поляне вокруг разрушенного дома валялись стреляные гильзы. Партизаны принялись разгребать обломки и вытащили труп. Зденек сразу узнал Колпакова. Потом один за другим откопали еще восемнадцать трупов, в том числе и тело Пуяндайкина.
   - Похороним их на вершине этой высотки, - сказал Зденек.
   Партизаны тут же принялись за дело. Смастерили носилки и, разбившись попарно, начали перетаскивать тела погибших товарищей на вершину безымянной высоты. Вдруг один заметил в высокой траве немецкую флягу. Она была целой, и партизан решил ее взять. Он отвинтил пробку и увидел внутри листок бумаги.
   - Смотрите, что я нашел! - воскликнул он.
   Его окружили товарищи. Листок извлекли из фляги и начали читать. Это было письмо Колпакова.
   "Дорогие товарищи! Кто найдет это наше письмо, просим переслать в Советский Союз или передать его советским воинам.
   Все погибшие здесь - бойцы и командиры третьей роты Интернационального отряда советских партизан. Нас предал командир роты майор Айгашев. Вчера вечером без особой необходимости он завязал бой с немецкими карателями, чьи силы в несколько раз превосходили наши силы, а ночью, когда понял всю безнадежность положения, покинул роту, приказав нам держаться до подхода подкрепления, за которым он якобы отправляется. Никакого подкрепления мы, конечно, не дождались и сегодня с утра ведем кровопролитные бои с немцами. Теперь нас в живых осталось всего двадцать человек. Многие ранены. Немцы нас окружили. У них самоходные пушки. Вот-вот начнут штурмовать. Будем биться до последнего. Вместе с этим письмом кладу во флягу список роты. Все они либо уже погибли, либо скоро погибнут смертью храбрых. Сообщите об этом нашим родным и близким. Прощайте, товарищи! Да здравствует Советский Союз! Да здравствует Коммунистическая партия! Да здравствует наша социалистическая Родина!
   - Временно исполняющий обязанности командира роты старшина Колпаков".
   В списке было и имя Эсфири. "Значит, она тоже погибла... - опустил голову Зденек. - Что ж... надо найти ее..."
   Партизаны продолжали разгребать обломки и скоро вытащили тело Эсфири.
   Лицо ее было мертвенно-бледным, глаза закрыты, но она еще дышала. Партизаны осторожно перенесли ее на траву. Каменная глыба, упавшая ей на ноги, раздробила правую берцовую кость, осколок пробил спину и застрял, по всей вероятности, в легких. Рану перевязали, но что делать с ногой, никто не знал.
   - Надо как можно скорее доставить ее в отряд! - сказал Яничек. - Может, Алина спасет ее...
   - А далеко до отряда?
   - Километров десять-пятнадцать. Если сейчас же отправимся, к утру будем там.
   - А как быть с похоронами?
   - Пятнадцать человек останется здесь. Я пойду с остальными и понесу Эсфирь.
   С ним согласились. Проводник остался помочь партизанам хоронить товарищей. Яничек с друзьями отправились в путь.
   Глава пятнадцатая
   Весть о трагической гибели третьей роты потрясла партизан. За сутки отряд лишился трети всего личного состава. Бойцы погибли смертью храбрых, но все понимали, что гибель эта не была неизбежной. Она явилась следствием преступной деятельности Айгашева.
   - Я сам виноват, - с горечью признался Турханов. - Давно надо было отстранить его, а я все ждал, сомневался, хотел испытать его в бою. Вот к чему привела моя нерешительность!
   - Виноваты мы с начальником штаба, - покачал головой Комиссаров. - Если бы Айгашева арестовали сразу, как только он попытался узурпировать власть в отряде, ничего подобного не произошло бы.
   - Да, мы проявили беспечность, - согласился с ним Савандеев. - Что же теперь делать? Может быть, провести в отряде траурный митинг и осудить Айгашева?
   - Подождем Соколова. Может, он приведет его? - предположил полковник.
   - Где его найдешь? Небось ушел за сто километров, - махнул рукой замполит. - Однако давайте подождем...
   Ожидания Турханова оправдались. В тот же день Соколов доставил в отряд связанного Айгашева. Лицо его, грязное, заросшее бородой, напоминало физиономию бандита, как ее рисуют карикатуристы. Он старался изобразить из себя несправедливо оскорбленного, обиженного, но ни у кого не вызвал сочувствия. Это разозлило Айгашева. Не зная о возвращении Турханова в отряд, он попытался командовать.
   - Ты еще ответишь мне, - прошипел он, глядя на Соколова. - Говорят тебе - развяжи руки! Какое ты имеешь право связывать своего начальника? Скажите, командир я ваш или нет? - спросил он, обращаясь к партизанам.
   - Нет! Ты не командир, а трус! - громко крикнул кто-то.
   Партизаны одобрительно загудели. Ничего подобного, конечно, Айгашев не ожидал.
   - Разве вам не зачитали мой приказ? Полковник Турханов перед смертью назначил меня своим преемником. Вы должны исполнить его последнюю волю! продолжал он играть сбою роль.
   В это время из землячки вышли руководители отряда. Увидев Турханова, живого и невредимого, Айгашев опешил. Теперь он понял, что надеяться ему не на что, но сдаваться все еще не хотел.
   - Товарищ полковник! - обратился он к командиру отряда. - Прикажите развязать мне руки. Я ведь офицер, а насилие и издевательства, чинимые надо мной, могут подорвать авторитет не только мой, но и других офицеров. Да, и других офицеров.
   Турханов не удостоил его ответом, повернулся к Соколову: Где вы нашли его?
   - В селении Сходня. Выдали местные крестьяне. Они его приняли за атамана бандитской шайки - он со свои ми тремя бойцами, угрожая оружием, отнимал у них деньги. Увидев нас, его телохранители убежали в лес, а самого мы схватили, связали и привели сюда, - доложил Соколов.
   - Правильно сделали, - одобрил полковник. - Сдайте его дежурному, а сами идите в столовую. После ужина мы все вместе приступим к делу...
   Допрос Айгашева продолжался всю ночь. Командование отряда тщательно расследовало все его преступления. На следующее утро созвали партийное собрание. Коммунисты единогласно исключили Айгашева из партии и постановили предать его суду.
   По рекомендации партийного собрания полковник Турханов утвердил партизанский военный трибунал в следующем составе: председатель Комиссаров, члены - Громов и Байдиреков.
   Глава шестнадцатая
   Весь день Яничек не отходил от постели Эсфири. Во время операции ему пришлось исполнять обязанности хирургической сестры. К счастью, операция оказалась несложной, рана была не тяжелая. Алина Вольская извлекла осколок величиною в столовую ложку, застрявший в мягкой ткани спины. Правда, девушка потеряла много крови. Нужны были доноры. По просьбе врача в санчасть прибежали партизаны. Их оказалось больше тридцати человек, но первая группа крови была всего у троих, в том числе и у Зденека.
   Бедная Эсфирь! Как она обрадовалась, когда, придя в сознание, увидела вокруг знакомые лица! С какой нежностью глядела она на Зденека, спасшего ее... Но радость ее омрачилась, когда Яничек рассказал ей об исходе последнего боя. Погибли ее товарищи, которых она успела горячо полюбить. Погибли Пуяндайкин и Колпаков, всегда проявлявшие к ней самые добрые чувства. Известно, что плохой человек быстро забывает о доброте, но всегда помнит обиду, а хороший, наоборот, не помнит обиды, а доброту запомнит на всю жизнь. Эсфирь была из тех, кто умеет ценить доброту. Поэтому она не смогла скрыть слез, когда поняла, что больше не увидит своих товарищей.
   Оплакивая других, Эсфирь забыла о себе. А ее положение, хотя и не было безвыходным, все же внушало весьма серьезные опасения. Еще когда девушка находилась в бессознательном состоянии, Алина высказалась за ампутацию ноги. Яничек не согласился.
   - Мы еще не все сделали, - возразил он. - Я уверен, можно избежать ампутации! Вы представляете, что значит для девушки на всю жизнь остаться калекой?
   - Конечно. Но войдите и в мое положение! У меня же нет ни гипса, ни рентгена... А ей угрожает не только омертвение ткани, но и общее заражение крови.
   - У вас будет все, что нужно. Подождите до завтра... После операции Яничек пошел к Турханову и рассказал об Эсфири.
   - Да, ее надо спасти, - сказал полковник. - Что для этого необходимо?
   - Прежде всего, деньги. На них можно приобрести Медикаменты даже у самих немцев.
   Посоветовавшись с замполитом и начальником штаба, Турханов выдал Зденеку значительную сумму денег и немного золота, после чего тот отправился в путь...
   В штабе отряда имелись сведения о некоторых участниках подпольных антифашистских организаций. Зденек тщательно просмотрел их. Были тут коммунисты, социалисты и сочувствующие им. Со многими из них партизанские разведчики успели познакомиться лично, а об остальных знали со слов других подпольщиков. Но, к сожалению, среди них не нашлось ни одного врача или аптекаря. "Ну что же, если нет, то мы их разыщем сами", - решил Яничек и на попутной машине отправился в город Кельце. Шофер высадил его на площади Жеромского. Город этот Зденек знал хорошо, так как, работая шофером в немецкой армии, не раз посещал его, однако среди жителей у него не было ни одного знакомого. Это, разумеется, затрудняло задачу Яничека. Побывал он в двух аптеках, но, кроме аспирина, ничего не купил. Проходя по улице Мельчарского, Зденек случайно обратил внимание на медную дощечку, прикрепленную к входной двери двухэтажного особняка, на которой была выгравирована следующая надпись по-польски и по-немецки: "Доктор Зенон Ягельский. Врач-стоматолог. Лечение и протезирование зубов. Прием больных с 10 ч. у. до 5 ч. в. ежедневно".
   "Вот кто мне нужен", - решил Зденек и нажал кнопку звонка.
   Дверь открыла высокая молодая женщина в ослепительно белом халате, очевидно медсестра.
   - День добрый, пани! - поздоровался Яничек. - Можно ли попасть на прием к пану доктору?
   - Проходите в приемную! - пригласила женщина. В просторной приемной, заставленной мягкой мебелью, больных не оказалось.
   - Очевидно, пан Ягельский в городе недавно? - спросил Зденек.
   - Почему вы так думаете? - удивилась женщина.
   - Потому что нет больных. Должно быть, дорога сюда еще не всем известна.
   - Работаем мы здесь давно, и больные хорошо нас знают, но для протезирования зубов сейчас ни у кого нет нужных материалов. Вот и сидим без дела. Как прикажете вас записать?
   - Пишите: Эдмунд Янковский, коммерсант. Я хотел бы переговорить с паном Ягельским по весьма важному делу. Может быть, и не стоит включать меня в список ваших пациентов...
   - Если не требуется лечения, не записываем. Учет пациентов ведется только для уплаты налогов.
   - Тогда доложите без записи...
   Доктор Ягельский, респектабельный мужчина лет сорока, принял Яничека приветливо, но в то же время и настороженно. Отрекомендовавшись краковским коммерсантом, Зденек стал рассказывать историю, из которой следовало, что ему, прибывшему в этот город всего на пару дней, в силу непредвиденных обстоятельств, придется задержаться на месяц, а может быть, даже больше.
   - Случилось несчастье - жена попала в автомобильную катастрофу. Последствия весьма печальные. Сама-то она жива, но пришлось здорово потратиться, чтобы освободить ее от ответственности, а тут еще приходится покупать новую машину, да и квартиру снять. Наличных денег в злотых и марках у меня недостаточно, поэтому вынужден реализовать некоторые ценности и деньги в иностранной валюте. Зная нужду стоматологов, хочу предложить вам золото. Не купите ли вы у меня несколько червонцев? - спросил "коммерсант".
   Глаза доктора вспыхнули, но больше он ничем не выдал свою заинтересованность в сделке.
   - По сходной цене я купил бы у вас пяток червонцев, - сказал он спокойно.
   Зденек выложил на стол пять монет и назвал цену, существовавшую на черном рынке Сталевой-Воли. Пан Ягельский не стал возражать, но расплатиться у него не хватило денег, и он решил послать медсестру к матери.
   - Подождите, - остановил его Яничек. - Вместо денег вы можете расплатиться со мной медикаментами. Вот, посмотрите, найдутся ли у вас эти лекарства?
   Зденек протянул ему список лекарств, составленный Алиной Вольской.
   - Кроме пенициллина, все найдется. Уступлю за два червонца, - предложил доктор. - Простите за любопытство, зачем вам столько гипса?
   - При автокатастрофе пострадала жена. Надо наложить гипс на ноги, и, возможно, не один, а два-три раза. Но это еще полбеды. Не знаю, как быть с рентгеном. В той местности, где я ее оставил, нет такой установки.
   - А где вы ее оставили?
   - В селе Талас.
   - Это рядом с Сухеднювом? - вспомнил Ягельский. - Я вам помогу. Там в немецком госпитале работает один знакомый. За приличную плату он сделает вам сколько угодно снимков. Мои пациенты из Сухеднюва часто пользуются его услугами. Я вам дам рекомендательное письмо.