Кларксон Джон. Только один закон

Джон Кларксон
Только один закон

Пролог

   Билли Крэнстон докуривал последний косяк. Затянутое облаками небо над Кахоа-Тауном слегка посветлело. Занимался рассвет.
   Мужчина ласково понянчил в ладонях старую деревянную трубку, крепко сжал зубами мундштук, энергично пошевелил губами, почмокал и глубоко затянулся. Задержав дыхание, ждал, когда опьяняющее вещество, примешанное к приторно-сладковатому дыму, растворится в крови. Билли выдыхал очень медленно, втягивал веселящий дымок назад через ноздри, словно пытался извлечь из косяка весь наркотик.
   Он сидел на корточках, подобно кули, под нависающим над склоном холма углом ветхого деревянного дома, расположенного на западной окраине маленького гавайского городка под названием Кахоа. Убогое жилище было возведено на пологом склоне холма. Одна его сторона поддерживалась четырьмя подпорками, вкопанными в землю. С виду конструкция лачуги казалась совершенно неустойчивой, ненадежной. Задняя сторона дома нависала над склоном примерно на восемь футов.
   Под этим кровом на жалкой окраине поселка Билли и провел прошедшую ночь, завернувшись в вытертое армейское одеяло, которое всегда носил с собой, куда бы ни забрасывала его судьба. Отправляясь в дорогу, Билли плотно скатывал одеяло, перетягивал тонкой бечевкой и забрасывал тюк на широкую спину.
   Не поднимаясь с корточек, он переступил с ноги на ногу, устраиваясь поудобнее. Потом снова сделал несколько глубоких затяжек и стал терпеливо ждать знакомого и столь желанного утреннего кайфа. С наслаждением принюхивался к дымку, который струился вверх из маленькой чашечки старой трубки легкими завитками. Билли задумчиво разглядывал тучи, плотно затянувшие предрассветное небо. Из туч сыпалась на землю плотная тропическая морось.
   Какое-то время он продолжал сидеть под навесом, тупо уставившись в пространство. Билли сам выращивал марихуану в глубине влажного гавайского леса, строго придерживаясь лунных и приливных циклов, считая растение священным, сродни церковному причастию, которое он принял последний раз в юности.
   Да, Билли причащался давным-давно. Тогда казалось, что жизнь открывается перед ним необозримыми перспективами. Сейчас от прежних надежд не осталось почти ничего, кроме боли, в том или ином ее проявлении.
   Пассат терзал затянутое облаками небо. Внезапно морось превратилась в настоящий тропический ливень. После нескольких минут спокойного созерцания льющегося с неба потока воды, Билли ощутил, что может рассмотреть каждую каплю. Крупные, тяжелые и жирные дождевые капли пронизывали ароматный воздух Гавайев и тяжело шлепались на вымощенный булыжником дворик. Красная гавайская почва между камнями превратилась в кроваво-кирпичную кашу.
   Неизвестно откуда появилась маленькая пичуга и села на землю ярдах в пяти от хижины. Забавная маленькая птичка с ярко-желтыми перышками на спине и смешно выгнутыми ножками принялась сновать туда-сюда, перебегая от одного пучка жесткой, очень темной травы к другому и проворно их общипывая.
   Появление птички вывело Билли из задумчивости. Он постучал трубкой по ладони, выбивая содержимое, старательно поковырял указательным пальцем пепел, желая убедиться, что все прогорело.
   Потом осмотрел руки. Ладони у него были крупные, все еще сильные, хотя два пальца левой кисти постоянно подогнуты. Ногти аккуратно острижены и чисты, однако ладони он все-таки выпачкал пеплом. Билли не терпел нечистоплотности. Уже много лет у него не было возможности жить в уютном доме и мыться в настоящей ванне. И все-таки, он старался содержать свое тело в чистоте. Он высунулся из-под укрывавшего его от дождя угла деревянного дома, протянул руки к прохладным струям, принялся тереть пальцы изо всех сил, подставляя под поток чистой воды, а потом вытер их об обтрепанные джинсы.
   Вымыв лицо, он запустил пальцы в подернутую сединой темную бороду. Она была довольно длинна и доставала до груди. Потом Билли пригладил черные волосы, посеребренные на висках, и заложил височные пряди за уши. Теперь он был готов в дорогу.
   Билли Крэнстон пережил много битв, сумев уцелеть и в войну, и в мирное время. Но теперь даже его победы каким-то образом оборачивались поражением. Все складывалось так, что после каждой битвы он скатывался все ниже и ниже под откос жизни. Иногда казалось, что каждый новый день представляет собой нечто подобное последнему выдоху сладостного дымка и бесследно тает в пропитанном влагой утреннем воздухе. Не более того.
   Билли все время пытался размышлять о том, почему он до сих пор жив. Он все время пытался разобраться, что же, собственно, за побудительный импульс не дает ему умереть: любовь или ненависть, убийство или жертвоприношение.
   Размышления на эту тему настолько захватили, что казалось, он останется сидеть под лачугой в полном бездействии, позволив жизни медленно течь в никуда. Но маленькая шустрая пичуга внимательно посматривала на него, она сердито заглядывала прямо в лицо, словно приказывала убираться, предупреждая, что это ее территория, и человек не имеет права на нее претендовать.
   Билли Крэнстон встал, отряхнул одежду и расправил плечи. Выбравшись из укрытия под дождевые струи, он слегка приподнял подбородок и сделал первый шаг, отправляясь за тем единственным, что пока еще принадлежало только ему.
   Птичка подпрыгнула и упорхнула, равнодушная к тому, что именно ее недовольство заставило человека сделать первый шаг в последний для него на этом свете день.

Глава 1

   Самолет пошел на снижение, и Девлин проснулся от резкой боли в левом ухе. Почти одновременно с возникшей болью подал голос будильник, встроенный в подлокотник сиденья. Девлин широко открыл рот, пытаясь уровнять давление, и потянулся всем крупным и крепким телом, благо пространства вокруг места 4А в салоне первого класса было достаточно. Он сидел на своем любимом сиденье – у задней перегородки. Кухня располагалась довольно далеко позади, а ванная комната – на порядочном удалении впереди, так что его сон ничто не тревожило. Девлин нуждался в хорошем отдыхе. В течение последних семи дней, которые он потратил на завершение дела в Нью-Йорке, удавалось поспать не более трех часов в сутки.
   Совсем скоро самолет приземлится в аэропорту Сан-Франциско. Девлину предстоит провести на земле пятьдесят минут перед следующим полетом, чтобы отправиться в Гонолулу. Хотелось поскорее оказаться внизу, побродить по терминалу прежде, чем объявят посадку. Необходимо размять мышцы, проверить, болит ли бедро после ранения пулей тридцать восьмого калибра.
   Но, выйдя из самолета, Девлин понял, что прогуляться по терминалу не удастся, придется выйти на воздух. Человека Чоу Девлин заметил первым по тому, как тот пристально вглядывался в толпу. Только неопытным работникам присущ столь пристальный взгляд. Вероятно, в команде Чоу появился представитель молодого поколения. Вот он стоит в костюмчике и при галстуке. Так и раздевает пристальным взглядом выходящих пассажиров. Хотелось крикнуть ему: «Не мечись, просто стой и смотри! Пусть двигаются только глаза».
   Но кричать Девлин не стал, а спрятался за спиной идущего впереди мужчины, слившись с ним и словно дематериализовавшись. Он продвигался достаточно умело и грациозно, чтобы молодой человек не сразу заметил, и обнаружил себя лишь, когда мог коснуться рукой встречавшего.
   Внезапное появление Девлина перед самым носом поразило молодого человека. От неожиданности он быстро отступил назад. Девлин решил заговорить первым.
   – В чем дело?
   – Мистер Девлин?
   – Тебя Чоу прислал?
   Прежде чем ответить, молодой человек несколько секунд нерешительно молчал. Девлин не торопил.
   – Да, мистер Чоу хочет встретиться с вами не в Гонолулу, а здесь, в Сан-Франциско. Он прислал меня за вами.
   – Где он?
   – В отеле «Мандарин-Ориентал». Сказал, что в Гонолулу вы отправитесь завтра. – Молодой человек вытащил из бокового кармана пиджака авиабилет. – Вот для вас новый билет. Тот же рейс, только завтра.
   Девлин спокойно достал из кармана старый билет и обменялся с парнем. Человек Чоу стоял неподвижно, преданно и почтительно уставившись на приехавшего. Должно быть, он считал Девлина героем. Этот человек олицетворял для парня все, о чем можно мечтать. Девлин ждал. Юноша стоял и не двигался, словно зачарованный. Наконец, Девлин решил спросить:
   – Что-нибудь еще?
   – Ой, нет. У вас есть чемодан?
   Девлин держал в руке небольшой саквояж и протянул его молодому человеку.
   – Веди.
   Парень принял чемоданчик и стал им любоваться. Саквояж был действительно очень красивый, прекрасно сделанный и из настоящей кожи.
   – Замечательная вещь, сэр.
   – Спасибо.
   – Очень красивая, сэр.
   – Знаешь, что говорят в подобном случае?
   – Что?
   – Не важно, насколько дороги ваши чемоданы, это не поможет, если приходится тащить их самому.
   Девлин наблюдал за реакцией юноши, который в первое мгновение нахмурился, но потом расплылся в добродушной улыбке. Чоу всегда удавалось подбирать хороших людей.
   Когда они подошли к выходу, Девлин с удивлением уставился на выставленный в зале скелет динозавра, недоверчиво покосился на табличку. Терминал аэропорта казался несколько неподходящим местом для подобной экспозиции. Девлин неожиданно ощутил себя столь же чуждым аэропорту существом, как и допотопное чудовище.
   «Потрясающий набор огромных костей», – решил он. – Подобный монстр, пожалуй, даже не почувствует удара пули, от которого только-только начала отходить нога Девлина.
   Чоу снимал апартаменты на последнем этаже «Мандарина», отеля, расположенного в верхних этажах башни, напичканной офисами компаний. Апартаменты находились на уровне облаков. Сан-Франциско лежал внизу и был виден весь, как на ладони. Только здание «Трансамерики» выстрелило вершину своей пирамиды на такую же высоту и отсюда не казалось карликом.
   Номер был угловой, и окна выходили на две стороны. В северном направлении виднелся мост, ведущий к Окленду, а на юг простиралась великолепная панорама с Золотыми Воротами. Плотный туман медленно наползал со стороны побережья и окутывал лежащий внизу город. Закатное солнце окрашивало дымку в пурпурно-красный цвет.
   Основатель и глава Агентства Тихоокеанской безопасности Уильям Чоу стоял у северного окна, заложив руки за спину, и смотрел вдаль. На нем были черные слаксы, сшитые из очень тонкой, словно бы невесомой, шерстяной ткани, и серая кашемировая рубашка с короткими рукавами. Одежда, как всегда, прекрасно сидела на его худощавой, хорошо сложенной фигуре. Чоу был миниатюрным мужчиной и представлял собой уникальное сочетание восточного происхождения и западной цивилизации. Чоу был наполовину китайцем. Смешение рас породило столь замечательно красивого мужчину, которого прожитые годы не сделали менее привлекательным.
   Чоу и Девлин были знакомы довольно давно. И Девлин с каждым годом все больше убеждался, что Чоу можно с уверенностью называть исключительным образцом гражданина мира. Человек с Востока прекрасно чувствовал себя на Западе, мог работать в любом месте земли, где бы ни пришлось.
   В номере был уже накрыт столик. Чайник покоился в тщательно подогнанной по размеру плетеной теплоизоляционной корзинке. Чай был, конечно же, китайский, зеленый и горьковатый. Девлин удобно устроился на диване и стал потягивать горячий напиток из красивой фарфоровой чашки, внимательно наблюдая за Уильямом Чоу. Он терпеливо ждал. На стеклянном столике лежала нераскрытая толстая папка. Совершенно ясно, что в ней содержится информация, которая очень скоро нарушит уют и покой элегантной комнаты, вознесенной в поднебесье. А пока папка просто присутствовала здесь, словно молчаливый, неприятный гость. Наконец Чоу повернулся и заговорил:
   – Нелегко пришлось в Нью-Йорке?
   – Да, – согласился Девлин.
   – Как твои раны? – поинтересовался Чоу.
   – Не настолько серьезны, сколько беспокоят, – объяснил Девлин.
   – Возможно, несколько дней на Гавайях помогут тебе прийти в себя. Умер человек. Мы с тобой его хорошо знаем. Крайне неприятная смерть. – Чоу перешел к делу.
   – Кто?
   – Уильям Эдвард Крэнстон.
   Билли Крэнстон. Девлин не проронил ни слова. Но ему стало больно, словно в сердце вонзили нож. Он прищурил глаза, подумав, не является ли неприятная резь в висках и под веками признаком того, что из глаз вот-вот брызнут слезы. Но нет. Глаза оставались сухими. Может быть, слезы облегчат боль? Он давно привык к странному отупению, которое вызывали у него известия о смерти близких, но еще не привык к боли утрат. Девлин сознавал, что явился в эту тихую, уютную и удобную комнату не для того, чтобы выслушивать хорошие новости. Но столь шокирующего сообщения все-таки не ожидал. И даже не мог представить себе чего-либо подобного. Он не ожидал услышать из уст Уильяма Чоу, что один из тех немногих людей, кого Девлин считал истинными героями, а именно, Билли Крэнстон, – мертв.
   Девлин наклонил голову, закрыл глаза и почувствовал, как в нем закипает ярость. Реакция была неизбежной на новость такого рода. Он судорожно вздохнул, то ли зарычав от гнева, то ли всхлипнув от нестерпимой боли.
   Чоу продолжал:
   – Сын Джаспера Крэнстона.
   Девлин знал, что Чоу и отца Билли связывает давнишняя дружба. Но сам он был знаком только с Билли. Они провели вместе не так уж много времени, однако Девлин сохранил воспоминания о Билли на всю жизнь. Одно только имя Билли Крэнстона заставляло вспоминать все, даже кисловатый запах мин, разорвавшихся в гниющих от обильной влаги джунглях.
   Отец Билли, Джаспер Крэнстон, командовал батальоном армейской разведки, дислоцированным вблизи демилитаризованной зоны во Вьетнаме. Джаспер Крэнстон – профессиональный военный, ветеран Корейской войны, подполковник. Война во Вьетнаме была для него второй по счету. Суровый, всеми уважаемый офицер, а его сын Билли – пехотинец, настоящий герой. Вероятно, так сложилась судьба парня, а может, он был на самом деле очень решительным и непреклонным, однако успел побывать во многих жестоких переделках в джунглях и сумел заслужить репутацию, которая польстила бы любому, кто там воевал. Было совершенно ясно, что армия еще способна рождать в своих недрах настоящих смельчаков. Менее чем за два года военных действий во Вьетнаме Билли заслужил почти столько же боевых нашивок, сколько имелось у его отца, плюс две медали, включая Серебряную Звезду. Шел 1970 год.
   Когда срок пребывания Билли и Джаспера во Вьетнаме подходил к концу, какой-то штабной генерал, чье имя Девлин никогда не слышал, решил, что отец и сын Крэнстоны должны закончить кампанию вместе.
   Генерал перевел Билли из пехотного подразделения в разведывательный батальон Джаспера Крэнстона. Ко времени прибытия Билли основной задачей разведывательного батальона было наблюдение за передвижением Вьетконговских войск и обозов. Для получения достоверных сведений на господствующие высоты удаленных горных районов забрасывались команды из двух человек. Затаившись в джунглях, разведчики считали количество грузовиков и солдат, которые передвигались по тропам и дорогам внизу. Разведка считалась более безопасной, чем участие в обычных боевых операциях. Однако на самом деле это занятие было чертовски рискованным. Большая часть времени проходила в томительном и изнуряющем бездействии, солдаты постоянно подвергались опасности оказаться обнаруженными противником, в случае чего их ждала неминуемая смерть.
   Каждая пара проводила две недели на тщательно замаскированном наблюдательном посту. По истечении этого срока дозорных сменяли, так как почти полмесяца изоляции в джунглях составляли предельное время, после которого люди начинали буквально сходить с ума.
   Девлин прослужил в батальоне два месяца. Ему и еще одному солдату, которого он запомнил только по имени Ральф, приказали сменить наблюдателей, находившихся на вершине гряды в пятнадцати милях от границы на территории Камбоджи. Ими оказались сын Крэнстона Билли и еще один солдат, по имени Джеймс Макнелли. Девлин запомнил это имя, потому что доставлял на базу личный жетон погибшего тогда разведчика. Он уже наслушался неправдоподобных историй о легендарном Билли Крэнстоне, и теперь молодому человеку не терпелось увидеть героя воочию.
   До наблюдательного пункта Девлин и Ральф добрались на джипе. На этом же автомобиле Крэнстон и Макнелли должны были вернуться. Впоследствии Девлин понял, что им никогда бы не дали машину, если бы они сменяли кого-то другого, а не сына командира батальона. Им надо было отказаться и отправиться в разведку на своих двоих. Джип оказался слишком заметным, слишком шумным.
   Не прошло и трех минут с момента прибытия Девлина и Ральфа, как начали сыпаться мины вьетконговцев. Первая упала в десяти ярдах справа, вторая – ярдов на восемь левее. Все четверо поняли, что к ним пристреливаются, и укрылись, кто как умел.
   Вьетконговцы выпустили еще пять мин, и все попали в цель. Когда Девлин пришел в себя, Ральф превратился в месиво из зеленой солдатской формы, окровавленной плоти и раздробленных костей. От джипа осталась груда искореженного металла. Макнелли потерял руку, осколком ему срезало левую сторону лица. Истошные вопли Макнелли и заставили Девлина очнуться. Увидев Крэнстона, он попытался сесть. Порция шрапнели разворотила широкую рану над правым ухом Билли. Лицо и плечо парня были обильно залиты кровью. Но ранение и минометная атака, казалось, только раззадорили его. Девлин попытался подняться, чтобы хоть как-то помочь, но опять рухнул на землю. Разъяренный Билли крыл невидимых врагов:
   – Сволочи! Ублюдки! Вонючие желтые крысы! Трусы проклятые!
   Он был взбешен и самим обстрелом, и теми потерями, которые они понесли. Казалось, он не верил случившемуся, хотел каким-то чудом вернуть все и всех в изначальное положение. Он умудрялся делать все одновременно: засыпал белым порошком окровавленное и почерневшее мясо там, где еще недавно находилась рука Макнелли, прикладывал тампоны и салфетки к ужасной ране на голове Джеймса, пытался поднять раненого сослуживца, чтобы грязь не попала на рану, и выкрикивал ругательства в адрес противника.
   Наконец-то Девлин сумел сесть, а Билли закончил перевязывать Макнелли и сделал ему укол морфия в бедро. Пока Билли занимался раненым, Девлин с трудом перевалился, встал на колени, его вырвало. Но не от вида кровавого месива, а от того, что был контужен близким взрывом.
   Девлина буквально вывернуло наизнанку, он отплевывался желчью, когда почувствовал, как по спине его ободряюще похлопала чья-то тяжелая ладонь. Подняв голову, увидел Билли Крэнстона рядом, молодой человек улыбался. На всю жизнь Девлин запомнил, какими ослепительно белыми были зубы Билли, как живо и доброжелательно сверкали глаза, несмотря на то, что вся правая сторона лица оказалась залита кровью.
   – Ты слышишь меня? – закричал он.
   Девлин кивнул, поняв, что действительно к нему вернулся слух.
   – Хорошо. – Крэнстон одной рукой ощупывал ужасную рану, другой рукой быстро бинтовал голову. – Надо убираться к чертовой матери отсюда, пока они еще не карабкаются нам навстречу. Их, вероятно, будет очень много, нельзя дожидаться, когда нас накроют.
   Девлин снова смог только кивнуть в ответ. На большее он не был способен. Билли закричал:
   – Ты не ранен. Ты, мать твою, счастливчик, но должен пошевеливаться. Помоги тащить этого парня, иначе всем нам крышка!
   Девлин покорно поднялся, пошатываясь, доплелся до Макнелли, чтобы подхватить того и потащить вниз по склону, но у солдата осталась только одна подмышка. Крэнстон торопливо собирал оружие, рацию и боеприпасы. Девлин уже собирался ухватиться за воротник рубашки Макнелли, когда Билли подошел к нему, держа в руках веревку и кусок брезента. Он вручил то и другое Девлину.
   – Обвяжи его.
   Девлин так и сделал. Крэнстон закончил собирать оружие и патроны. Взвалил на себя все, что мог поднять, махнул рукой Девлину, приказывая двигаться следом. И тот, с трудом передвигая ноги, потащил умирающего солдата.
   Они прошли почти полпути к подножию горы, когда Крэнстон неожиданно остановился, нырнул в заросли, жестом приказав Девлину сделать то же самое. Затем ободряюще улыбнулся и тихо сказал:
   – Теперь посмотрим, действительно ли ты такой уж счастливчик, приятель.
   Крэнстон вымазал лицо влажной грязью и замер. Девлин последовал его примеру. Билли, казалось, превратился в каменную глыбу, стал совершенно неподвижен. Девлин с огромным трудом заставлял себя не шевелиться. Макнелли начал отходить от шока и укола морфия. И тут Девлин увидел их – бойцов северовьетнамской армии. Они были одеты в форму, шли напряженно, держа автоматы наизготове. Солдаты медленно поднимались к вершине, растянувшись цепью и держась на расстоянии двадцати ярдов друг от друга. Влево и вправо цепь, вероятно, растянулась за пределы видимости.
   Девлин чувствовал, как от страха спазмы стянули низ живота. Сердце замерло где-то в горле. Срочно захотелось помочиться. Никогда в жизни он не испытывал такого сковывающего ужаса. Но Крэнстон, казалось, был спокоен. Он ни разу не пошевелился, не дрогнул. Присутствие Билли помогало Девлину держать себя в руках, однако неожиданно возникло почти непреодолимое желание схватиться за автомат. Напарник будто прочитал его мысли, медленно снял с плеча два «М-16», протянул один Девлину и еле слышно шепнул:
   – Не вздумай пальнуть, пока я не начну.
   Девлин схватил автомат и кивнул, размышляя, сколько вьетнамцев ему удастся уложить до тех пор, пока его не пристрелят. И решил, что перестреляет сколько сможет, а потом бросится наутек. Внезапно он почувствовал прилив жаркой неуемной энергии, его лихорадило от сознания предстоящей схватки.
   Билли словно понял состояние Девлина и обернулся, снова улыбаясь. Девлин несколько недоумевал, действительно ли Билли такой смельчак, или просто-напросто безумец.
   На краткий миг показалось, что облава противника минует их. Словно вьетнамцы инстинктивно поняли, что затаившиеся в джунглях американцы очень опасны и лучше обойти их стороной. Но затем один из вьетконговцев направился прямо к ним. Скорее всего потому, что самый легкий путь по густо заросшему склону лежал точно в этом направлении.
   Девлин и Билли одновременно поняли, что сейчас их обязательно обнаружат. И в то же самое мгновение Крэнстон сделал именно то, что должен был сделать ради спасения их жизней. Когда ситуация стала критической, а исход ясен, как Божий день, он уже не колебался.
   Не вымолвив ни слова, Билли лег на зеленую траву и пополз вниз, наперерез противнику. Девлин, оцепенев, наблюдал, как шевелится зеленая растительность, пока его товарищ, невидимый, подкрадывается к ближайшему вражескому солдату. Легкий, еле слышный шорох не привлекал ничьего внимания: вокруг раздавалось столько звуков, производимых преследователями, которые, не особенно таясь, карабкались по склону. Но сейчас в мире, казалось, не осталось никого, кроме приближающегося вьетнамца. Медленно, шаг за шагом, он подходил прямо к Девлину. Девлин, злясь, крыл его про себя на чем свет стоит, но тот приближался неумолимо.
   Девлин осторожно поднял «М-16», поморгал и тщательно прицелился. Вьетнамец уже находился так близко, что вполне мог заметить разведчика. Вдруг почти бесшумно вражеский солдат повалился на живот. Вначале Девлину почудилось, что тот просто поскользнулся. Должно быть, так и случилось, но потом стало понятно, что поскользнуться его заставил Билли, резко дернув за ноги. Прежде чем тот успел шлепнуться на траву, Билли зажал ему рот, быстро и глубоко рассек горло, а сам навалился на солдата всем телом, придавив последний булькающий вздох убитого.
   Девлин расслабился, снял руку со спускового крючка автомата. Он никак не мог отдышаться. Казалось, потребовались долгие пять минут, чтобы перевести дух и немного прийти в себя.
   Подразделение противника оказалось далеко за спиной, когда Билли снова появился в поле зрения Девлина и махнул, призывая двигаться вперед. Разведчики опять стали спускаться по склону, волоча за собой умирающего Макнелли. Приходилось пробираться, соблюдая предельную осторожность. Наконец они оторвались от вьетнамцев достаточно далеко. Билли включил рацию и попытался вызвать вертолет, который мог забрать их.
   Однако диспетчер фронтовой авиационной группы ответил, что они должны ждать. Командование долго не могло решить, как поступить. Военные не имели права находиться на территории Камбоджи. Возможно ли посылать вертолет за солдатами, которых не должно быть в джунглях, столь удаленных от территории Вьетнама? Им приказали затаиться.
   Девлин едва прислушивался к радиопереговорам Билли. Удалось-таки унести ноги с этой проклятой горы. Все страшное позади. Оставалось замереть и ждать, когда прилетит вертолет. Билли обернулся к нему и улыбнулся.
   – Ну-ка, угадай, приятель.
   – Что?
   – Они не прилетят. Видите ли, мы должны сидеть здесь и ждать, когда кто-нибудь нас найдет. Придется выбираться самим. Как ты, справишься?
   – Ты что, свихнулся? – только и сумел спросить Девлин.
   – Нас не должно быть в Камбодже, – пожал плечами Билли – Эти штабные недоумки не могут решить, каким образом умудриться выслать вертолет и нигде не зарегистрировать приказ. Мы будем последними идиотами, если последуем их совету и останемся здесь, ожидая, пока они там разродятся. Пошли. Управимся сами. Ты здоровый, сильный и, кажется, удачливый новобранец, мать твою. Надеюсь, что справишься.