Страница:
— Половины может оказаться достаточно, — заметил Райан. На лице Риттера появилась гримаса раздражения. Ему совсем не понравилось, что Райан теперь имел допуск к информации по каналу «дельта».
— Он обсуждает в своем докладе последствия изменений в типе зеркала, но ничего не говорит о самих изменениях.
— Мы в состоянии опознать источник утечки информации с нашей стороны? — спросил адмирал Грир.
— Может быть. Это человек, непосредственно занимающийся зеркалами. Нужно немедленно известить об этом Паркса. Райан, вы были там. Как ваше мнение?
— Испытание, на котором я присутствовал, подтвердило надежность действия зеркал и программного обеспечения регулируемой оптики. Если русским удастся скопировать наши достижения — ведь мы знаем, что лазерная система действует у них идеально... — На мгновение он замолчал. — Господа, последствия могут оказаться катастрофическими. Если русским удастся добиться успеха первыми, все критерии, связанные с переговорами по сокращению вооружений, окажутся устаревшими, и мы столкнемся с ухудшающейся стратегической ситуацией. Разумеется, пройдет несколько лет, прежде чем проблема проявится во всей своей полноте, но...
— Если нашему агенту удастся заполучить свежую кассету, черт бы ее побрал, мы сами сумеем сделать бросок вперед, — заметил замести гель директора ЦРУ по оперативной работе. — Есть и хорошие новости. Этот полковник Бондаренко, которого «Кардинал» выбрал для руководства отделом лазерного оружия, будет регулярно информировать его о ходе работ. А вот плохие новости...
— Не будем пока заниматься ими, — прервал его судья Мур. Взглядом он предупредил Риттера, что Райану не обязательно знать все подробности, и заместитель директора кивнул в знак согласия. — Джек, ты сказал, что у тебя есть что-то еще?
— В ближайшие дни последует новое назначение в состав Политбюро — новым членом станет Илья Аркадьевич Ванеев. Ему шестьдесят три года, вдовец. Имеет дочь, Светлану, которая работает в Госплане, разведена, с одним ребенком. Ванеев считается честным человеком — по русским стандартам, откровенным и прямым. Насколько нам известно, компрометирующих сведений о нем нет. Он занимает этот пост, являясь членом Центрального Комитета. Именно Ванеев занимался там сельским хозяйством, после того как Нармонов стал генеральным секретарем, и вроде бы успешно справлялся с работой. Говорят, что он — человек Нармонова. Это означает, что у генерального секретаря теперь поддержка четырех членов Политбюро — на одного больше, чем у фракции Александрова, и потому... — Увидев расстроенные лица остальных троих присутствующих, Райан замолчал. — В чем дело? — спросил он наконец.
— Дочь Ванеева завербована людьми сэра Базиля, — сообщил ему судья Мур,
— Немедленно прервите все контакты, — решительно заявил Райан. — Конечно, было бы неплохо иметь такой источник информации, но подобный скандал может поставить Нармонова в сложное положение. Пусть остается несколько лет в запасе. В дальнейшем можно снова подключить ее к работе, однако пока ни в коем случае не касайтесь ее.
— Это может оказаться не так просто, — бросил Риттер и прекратил обсуждение этой темы. — Как идет работа над оценкой ситуации?
— Закончил вчера.
— Учтите, доклад предназначен для президента и нескольких его сотрудников, так что допуск крайне ограничен,
— Согласен. Я могу отдать текст в печать сегодня после обеда. Я больше не нужен?..
Судья Мур кивнул, и Райан вышел из кабинета. Директор ЦРУ смотрел ему вслед и заговорил лишь после того, как дверь закрылась.
— Я пока еще никому об этом не говорил, но президент снова обеспокоен тем, насколько прочной является позиция Нармонова. По мнению Эрни Аллена, недавние перемены в повелении советской стороны указывают на ослабление поддержки Нармонова внутри страны, и он убедил босса, что сейчас не следует оказывать давление на русских по некоторым вопросам. Так что, если мы сейчас вывезем из России «Кардинала», это может оказать, скажем так, неблагоприятное воздействие на политическую ситуацию.
— Если его арестуют, неблагоприятное воздействие окажется ничуть не меньшим, — напомнил Риттер. — Не говоря уже о несколько пагубном влиянии на нашего агента. Артур, они вышли на его след. Не исключено, что им уже удалось добраться до дочери Ванеева...
— Она вернулась на работу в Госплан, — сказал заместитель директора ЦРУ по разведке.
— Да, конечно, а вот наш человек из химчистки исчез. Они, по-видимому, сумели арестовать и сломать Ванееву, — настаивал Риттер. — Нужно вывезти его наконец. Мы не можем оставить «Кардинала» висеть, как белье на веревке. Это наш долг перед ним, Артур.
— Я не могу дать согласие на эвакуацию без разрешения президента.
Чувствовалось, что Риттер готов взорваться.
— Тогда получи это разрешение! Наплевать на политику — в данном случае нужно отбросить в сторону политические соображения. Помимо всего прочего, Артур, не следует забывать, что у этого дела есть еще и практическая сторона. Если мы бросим своего агента и не шевельнем пальцем, чтобы помочь ему, об этом станет известно — черт побери, яа русские снимут об этом телесериал и будут показывать на весь свет! В конечном итоге это обойдется нам куда дороже, чем временная политическая выгода!
— Одну минуту, — вмешался Грир, — если им удалось сломать дочь этого партийного чиновника, почему она вернулась на работу?
— Может быть, и здесь замешана политика? — задумчиво сказал судья Мур. — Ты полагаешь, что КГБ не решится тронуть семью этого Ванеева?
— Герасимов принадлежит к числу противников Нармонова, — фыркнул Риттер, — и разве он упустит возможность помешать человеку Нармонова занять место в Политбюро? Это действительно похоже на политику, но несколько иного рода. Скорее всего наш друг Александров сумел привлечь этого Ванеева на свою сторону, а Нармонов еще не подозревает об этом.
— Итак, ты считаешь, что они сломали ее, но отпустили, чтобы использовать дочь как средство давления на отца? — спросил судья Мур. — Похоже на правду. Но у нас нет доказательств.
— Александров слишком стар, чтобы стремиться занять пост генерального секретаря, да и вообще секретари по идеологии обычно не занимают высший пост — куда интереснее «делать королей». Любимчик Александрова — Герасимов, а мы знаем, что у него достаточно честолюбия на то, чтобы его короновали как императора Николая Третьего.
— Боб, но ты только что упомянул еще одну причину, по которой не следует сейчас раскачивать лодку. — Адмирал Грир отпил кофе. — Мне тоже не нравится оставлять там Филитова. А нельзя ли посоветовать ему затаиться на время? На мой взгляд, при создавшейся сейчас ситуации он может опровергнуть все обвинения, которые могут быть выдвинуты против него.
— Нет, Джеймс, — выразительно покачал головой Риттер. — Разве мы можем дать ему команду затаиться, в то время как нам требуется вторая половина его доклада? Если он пойдет на риск ради того, чтобы переправить ее нам, несмотря на усиленное к нему внимание, мы не имеем права оставить его на произвол судьбы. Это было бы неправильно: "Вспомните, что сделал для нас этот человек на протяжении всех лет. — Риттер продолжал спорить еще несколько минут, демонстрируя отчаянную преданность своим людям, которая отличала его еще с тех пор, когда он молодым офицером разведки руководил действиями агентов. Хотя с агентами часто обращались как с детьми — их поддерживали, ободряли и нередко наказывали, — они действительно становились вашими собственными детьми и в случае возникновения опасности нуждались в защите.
Судья Мур закончил, наконец, затянувшуюся дискуссию:
— Мне понятны твои доводы, Боб, но все равно потребуется согласие президента. Это выходит за пределы обычной полевой операции.
Риттер не сдавался.
— Но мы уже приготовились к операции, и наши люди находятся на месте.
— Согласен, однако она начнется только после команды президента.
Погода в Фаслейне была отвратительной, однако в это время года такое не было необычным. Когда "Далласу, поднялся на поверхность, сильный ветер с моря засыпал побережье Шотландии пеленой мокрого снега. Манкузо занял место на вершине рубки и окинул взглядом скалистые горы на горизонте. Он только что закончил стремительный бросок через Атлантический океан, промчавшись под водой со средней скоростью в тридцать один узел — развить более высокую скорость на длительное время было просто рискованно, не говоря уже об опасности подхода к побережью в погруженном положении намного ближе, чем ему хотелось бы. Ничего не поделаешь, ему платят за то, что он выполняет приказы, и никого не волнует, нравятся ли ему эти приказы.
По морской поверхности катились пятнадцатифутовые волны, и подводная лодка раскачивалась на них, двигаясь вперед двенадцатиузловым ходом. Волны набегали на округлый нос и, разбиваясь о вертикальный утес рубки, отбрасывали тучи брызг. Даже штормовая одежда не помогала, и через несколько минут шкипер промок до костей и замерз — К «Далласу» подошел буксир британского военно-морского флота и завел трос с левого борта. Трос натянулся, и подлодку повели в лох. Тем временем Манкузо успел справиться с качкой. Одним из его профессиональных секретов являлось то, что капитан первого ранга был подвержен морской болезни. На вершине боевой рубки он чувствовал себя лучше, зато те, кто находился внутри цилиндрического корпуса лодки, жалели теперь, что с таким удовольствием ели обильный обед, поданный несколько часов назад.
Меньше чем через час «Даллас» оказался под прикрытием скал и развернулся, приближаясь к причалам, где стояли американские и английские подводные лодки. После поворота начал помогать ветер, прижимавший синевато-серый корпус лодки к пирсу. На берегу их уже ждали люди, укрывшиеся от пронизывающего ветра в нескольких автомобилях. Палубная команда субмарины перебросила на причал и закрепила швартовы. Как только на пирс перебросили сходни, Манкузо спустился к себе в каюту.
Первым к нему зашел капитан третьего ранга. Манкузо ожидал, что его встретит офицер-подводник, но на мундире капитана третьего ранга отсутствовали все знаки отличия — значит, он из разведывательного управления.
— Как прошло плавание? — спросил офицер.
— Тихо и спокойно, — нетерпеливо бросил Манкузо. Хватт обмениваться любезностями, принимайтесь за дело, подумал он.
— Вы отплываете через три часа. Вот приказ о проведении операции. — И офицер передал капитану первого ранга конверт из плотной бумаги с сургучными печатями. На передней стороне конверта указывалось, когда шкиперу надлежит вскрыть его. Несмотря на то что Манкузо не раз видел подобные запечатанные конверты в кино, ему, как командиру подводной лодки, был вручен впервые такой пакет. Предполагалось, что при получении пакета можно обсудить предстоящую операцию с вручающим. На этот раз все было иначе, Манкузо расписался в получении инструкций, запер конверт в своем сейфе под наблюдением сотрудника спецслужбы и проводил его к трапу.
Дерьмо, заметил капитан про себя. Теперь настала очередь принимать гостей.
Их было двое, оба в штатском. Первый соскользнул через люк, по которому спускали внутрь лодки торпеды, с ловкостью опытного моряка, и Манкузо быстро понял почему.
— Привет, шкипер!
— Джоунси, как ты оказался здесь, черт побери?
— Адмирал Уиллингтон поставил меня перед выбором: или меня призывают для прохождения временной службы, или я добровольно приму участие в походе в качестве гражданского технического специалиста. Я выбрал второе — лучше платят. — Джоунс понизил голос. — А это мистер Кларк. Он почти не разговаривает.
Действительно, Кларк предпочитал молчать. Манкузо выделил ему свободную койку в каюте механика. Приняв свой багаж, который опустили через люк, Кларк вошел в выделенную ему каюту и закрыл за собой дверь.
— Куда мне уложить свое барахло? — спросил Джоунс.
— В козлином закутке есть свободная койка, — ответил Манкузо.
— Отлично. К тому же старшинский состав питается лучше офицеров.
— Как дела в университете?
— Еще один семестр до получения степени магистра. Меня уже прощупывают некоторые подрядчики, работающие на ВМФ. Кроме того, я обручен. — Джоунс достал бумажник и показал капитану фотографию невесты. — Ее зовут Ким, она работает в библиотеке.
— Поздравляю, мистер Джоунс.
— Спасибо, шкипер. Адмирал сказал, что мои услуги вам понадобятся. Я все объяснил Ким, и она поняла. Ее отец служит в армии. Итак, что стряслось? Какая-нибудь специальная операция, и без меня вам никак не обойтись, верно? — Термин «специальная операция» был эвфемизмом, который мог обозначать что угодно, причем большей частью самое опасное.
— Не знаю. Меня еще не поставили в известность.
— Ну что ж. еще раз прокатимся «на север» — не так уж плохо, — заметил Джоунс. — Говоря по правде, я соскучился по таким операциям,
Вообще-то Манкузо полагал, что вряд ли их путь лежит на север, но воздержался от ответа. Джоунс отправился в корму, чтобы устроиться на отведенном ему месте. Манкузо пошел в каюту механика.
— Мистер Кларк?
— Да, сэр. — Кларк повесил свой пиджак, под которым была рубашка с короткими рукавами. По мнению капитана, ему было за сорок. На первый взгляд он не выделялся ничем особенным — ростом чуть выше шести футов, подтянутый, но затем Манкузо заметил, что у него нет обычной жировой прослойки вокруг поясницы, так характерной для сорокалетних мужчин, а плечи шире, чем казались на высоком теле. И со второго взгляда капитан заметил недостающее звено в кроссворде — едва заметная под густыми черными волосами на предплечье татуировка: красный тюлень с широкой дерзкой усмешкой.
— Я был знаком с парнем — у него была такая же татуировка, Офицер — сейчас он в Шестой группе.
— Это было давно, капитан. Я не должен говорить об этом.
— Что за операция нам предстоит?
— Сэр, в вашем оперативном приказе содержатся...
— Исполните мою маленькую прихоть. — За улыбкой на лице Манкузо скрывалось требование. — Мы только что убрали трап.
— Нужно забрать кое-кого на борт.
Боже мой! Манкуэо бесстрастно кивнул.
— Понадобится дополнительная помощь в проведении операции?
— Нет, сэр. Все проведу я со своим снаряжением.
— Хорошо. Подробности обсудим после отплытия. Питаться будете в кают-компании — спускаетесь по трапу, несколько футов в направлении кормы по правому борту. И еще: вопрос времени имеет значение?
— Нет, пожалуй, если вы не возражаете против того, чтобы подождать. Некоторые подробности операции пока не решены до конца — это все, что я могу сказать вам, капитан. Извините, но я выполняю приказ, как и вы.
— Правильно. Ваша койка — верхняя. Если хотите, можете отсыпаться.
— Спасибо, сэр. — Кларк смотрел вслед уходящему капитану, но не улыбнулся, пока не закрылась дверь каюты. Ему еще не приходилось бывать на атомных подводных лодках класса «Лос-Анджелес». Большинство разведывательных операций проводилось с участием меньших по размерам маневренных лодок типа «Стерджен». Кларку всегда выделялась одна и та же койка — верхняя в каюте механика, единственная свободная на борту подлодки. Как всегда, возникла трудность с укладкой снаряжения, но Кларк знал все тонкости и справился с проблемой. Закончив с этим, он забрался на койку. Он устал за время перелета и хотел отдохнуть несколько часов. Койка, как обычно, прижималась к изогнутому корпусу субмарины. Ему казалось, что он находится в гробу с приоткрытой крышкой.
— Американцами можно восхищаться — у них поразительная изобретательность, — заметил Морозов. Последние недели на объекте вблизи Душанбе пришлось потрудиться. Сразу после завершения испытания — точнее, сразу после отъезда гостя из Москвы — два из шести лазеров разморозили и разобрали для технического обслуживания и обнаружили, что их оптика обгорела, причем сильно. Значит, все еще не решены проблемы с оптическим покрытием. Скорее всего, заметил руководитель группы, все дело в недостаточ" ном контроле качества, и передал решение проблемы другой группе инженеров, а сам, вместе со своими специалистами, занялся куда более интересным делом: им доставили данные по американским зеркалам, о которых они слышали уже несколько лет.
— Эта идея возникла у астронома. Он хотел создать способ звездного фотографирования, при котором получающиеся фотографии не будут страдать от «мерцания» звезд. Никто не сказал ему, что это невозможно, поэтому он взялся за работу и создал такой метод. Общее представление о подобном методе у меня было, но я не знал деталей. Вы правы, молодой человек. Этот метод действительно остроумен, настолько остроумен, что оказался нам не под силу, — проворчал старший инженер, перелистывая страницы и глядя на компьютерные спецификации. — У нас нет ничего, что могло бы помочь скопировать подобные характеристики. Даже создание датчиков — я не уверен, что мы в состоянии изготовить хотя бы их.
— Американцы строят телескоп...
— Да, я знаю. На Гавайских островах. Но строящийся телескоп по своим техническим характеристикам намного уступает вот этому. Американцы сделали огромный скачок вперед, который еще не стал достоянием широкого научного сообщества. Обратите внимание на дату на диаграмме. Не исключено, что такое устройство уже вошло в строй. — Он покачал головой. — Они опередили нас.
— Тебе придется уйти отсюда.
— Да, Спасибо, что ты укрывал меня так долго, — Благодарность Эдуарда Васильевича Алтунина была искренней. Ему предоставили место на полу, чтобы спать, и теплую пищу, которая поддерживала его силы, пока он строил дальнейшие планы-
Или пытался строить. Алтунин даже не осознавал полностью трудности, с которыми столкнулся. На Западе он без труда приобрел бы другую одежду, парик, с помощью которого замаскировал бы цвет волос, и театральный грим с указанием, как им пользоваться, чтобы изменить внешность. На Западе он мог бы спрятаться на заднем сиденье автомобиля и за четыре часа проехал бы двести миль. В Москве Алтунин был лишен таких возможностей. Сотрудники КГБ уже наверняка произвели обыск в его квартире и знали, как он одет, знали его цвет волос и черты лица. Но даже им не был известен его маленький круг друзей по совместной службе в Афганистане, потому что он никогда не говорил о них.
Друзья предложили ему другое пальто, но оно не подошло Алтунину, и ему не хотелось подвергать своих друзей дальнейшей опасности. Он помнил наизусть свою легенду: скрывался с группой преступников в нескольких кварталах отсюда. Среди того, что почти никому не известно на Западе, является криминогенная ситуация в Москве. Она приняла угрожающие размеры и все ухудшалась. Несмотря на то что уровень преступности в этом городе еще не догнал американские мегаполисы такого же размера, в Москве существуют целые районы, где ночью ходить рискованно. Но поскольку иностранцы редко посещают их, а уличные преступники редко пристают к иностранцам — это сразу получает жестокий отпор со стороны московской милиции, — мало кто знал об этом.
Алтунин вышел на мрачную, плохо освещенную улицу Трофимова, рядом с Москва-рекой. Он изумлялся собственной глупости. Алтунин всегда говорил себе, что. если ему понадобится скрыться из города, он сделает это на грузовой барже. Его отец всю жизнь работал на баржах, и Эдуард знал такие места на них, где его никогда не найдут, — но сейчас зима, река покрыта льдом, и баржи стоят на приколе. Такое мне даже в голову не пришло! — раздраженно подумал Алтунин.
Впрочем, какой смысл теперь расстраиваться из-за этого, напомнил он себе. Есть и другие способы улизнуть из Москвы. Автозавод, где делают «Москвичи», находится всего в километре, а поезда ходят круглый год. Он попытается спрягаться в товарном вагоне с автомобильными деталями, причем выберет поезд, направляющийся на юг. Если повезет, он может оказаться в Грузии, где никто не будет внимательно разглядывать его поддельные документа, В Советском Союзе легко исчезнуть, подумал Алтунин, в конце концов, разве трудно затеряться среди двухсот восьмидесяти миллионов жителей? Здесь постоянно кто-то теряет или случайно портит свои документы. Он тем не менее отдавал себе отчет в том, что подобными мыслями просто старается подбодрить себя.
Но остановиться теперь Алтунин не мог. Это началось в Афганистане и вряд ли вообще когда-нибудь прекратится.
Сначала ему удавалось выбрасывать такие мысли из головы. В Афганистане он был ефрейтором и служил в роте артиллерийско-технического обеспечения. Ему поручили заниматься тем, что в Советской Армии носит мягкое название «устройство для борьбы с террористами». Их разбрасывали с воздуха, или, гораздо чаше, солдаты, производящие облаву в афганской деревне, оставляли эти «устройства», покидая населенный пункт. Некоторые из этих устройств выглядели как типичные русские матрешки-неваляшки, некоторые походили на авторучку или какой-то еще невинно выглядящий предмет. Взрослые быстро познакомились с губительной силой таких вещей, но детям свойственны как любопытство, так и неспособность учиться на ошибках других. Скоро стало ясно, что дети подбирают что угодно, и производство взрывающихся матрешек резко сократилось, хотя одно осталось неизменным: любая интересная вещь, вроде бы просто валяющаяся на земле, содержит сто граммов взрывчатки и взрывается в руках у любопытных. Алтунину было поручено собирать такие взрывные устройства и учить солдат обращению с ними.
Алтунин сперва не придавал этому значения. Это его работа, приказ поступил от командования; русские вообще не склонны ни по своему характеру, ни по воспитанию оспаривать приказы. К тому же работа была легкой и неопасной. Ему не приходилось носить автомат и действовать в районах, где за каждым углом скрывались бандиты. Опасность угрожала ему только на кабульских базарах и там он всегда старался ходить вместе с группой в пять или больше человек. Но один раз во время такого посещения базара он увидел ребенка — мальчика или девочку, не понял, — чья правая рука превратилась в култышку, а мать ребенка смотрела на него и других русских солдат взглядом, который невозможно забыть. Алтунин слышал рассказы и том, как афганские бандиты с особенным удовольствием заживо сдираюг кожу с пленных летчиков, и о том, что их женщины часто сами справляются с таким делом. Ему казалось, что подобное поведение является наглядным доказательством варварства этого примитивного народа — но ведь ребенок не может считаться примитивным. Марксизм учит этому. Возьмите любого ребенка, и под соответствующим руководством, пройдя соответствующее обучение, ребенок на всю жизнь станет коммунистом. Но только не этот ребенок. Он запомнил это в тот холодный ноябрьский день два года назад. Рана полностью зажила, и ребенок даже улыбался — он был еще слишком мал и не знал, что, искалечен на всю жизнь. А вот мать знала и понимала — ее ребенок понес такое жестокое наказание... только за то, что родился. Теперь легкая и неопасная работа не была больше такой приятной. Всякий раз, когда Алтунин вставлял на место взрывное устройство, он видел искалеченную ручку маленького ребенка. Ему стали сниться кошмары. Водка и даже гашиш не смогли избавить его от страшных видений. Не помогли и беседы со своими коллегами-техниками — правда, из-за них ему пришлось выдержать гнев ротного замполита. Действительно, у него нелегкая работа, согласился замполит, но она необходима для того, чтобы потери стали менее серьезными. Жаловаться бессмысленно, потому что единственным результатом будет перевод ефрейтора Алтунина в стрелковую роту, где он сможет лично убедиться в необходимости таких жестких мер.
Теперь Алтунин понимал, что ему следовало потребовать перевода в стрелковую роту, и испытывал ненависть к себе за проявленную тогда трусость. Служба в пехоте могла бы восстановить у него чувство собственного достоинства, могла бы многое изменить, подумал Алтунин, но в тот момент он сделал иной выбор, и ныне говорить об этом не имело смысла. В конце концов, единственное, чего он добился, — пометка в его досье, которая останется с ним на протяжении всей жизни.
И вот теперь он пытался искупить свою вину. Алтунин говорил себе, что это, может быть, ему уже удалось, а сейчас, если повезет, если очень повезет, он сумеет исчезнуть и тогда, возможно, забудет о страшных игрушках, которые готовил во время той кошмарной войны. Это была единственная мысль, занимавшая его в эту холодную, мрачную ночь.
Алтунин пошел на север, стараясь держаться в тени, избегая освещенных участков на тротуарах. Рабочие, возвращающиеся домой после окончания смены на автозаводе имени Ленинского комсомола, заполнили улицы, но, когда он пришел на железнодорожную станцию, там было уже пусто. Повалил снег, и видимость уменьшилась до сотни метров. Вокруг каждой лампы, светящейся над стоящими грузовыми вагонами, роилось облачко белых снежинок. По-видимому, здесь готовится к отправке состав, может быть, на юг, решил Алтунин. Маневровые локомотивы двигались взад и вперед; переводя вагоны с одной ветки на другую. Он подождал несколько минут, укрывшись в тени вагона, стараясь убедиться, что разбирается в происходящем. Ветер усилился, ему стало холодно, и он оглянулся по сторонам в поисках более удобного места для наблюдения. Да, метрах в пятидесяти стояло несколько вагонов, откуда ему будет лучше следить за формированием состава. У одного из этих вагонов дверь была сдвинута — очень кстати, подумал он, нужно осмотреть механизм, запирающий дверь, если он хочет проникнуть в закрытый вагон. Алтунин направился к вагону, опустив голову, чтобы укрыться от леденящего ветра. Под ногами хрустел снег, слышались гудки маневровых локомотивов. Ему казалось, что это звуки приветствия, что теперь его жизнь изменится и наступит, может быть, что-то похожее на свободу.
— Он обсуждает в своем докладе последствия изменений в типе зеркала, но ничего не говорит о самих изменениях.
— Мы в состоянии опознать источник утечки информации с нашей стороны? — спросил адмирал Грир.
— Может быть. Это человек, непосредственно занимающийся зеркалами. Нужно немедленно известить об этом Паркса. Райан, вы были там. Как ваше мнение?
— Испытание, на котором я присутствовал, подтвердило надежность действия зеркал и программного обеспечения регулируемой оптики. Если русским удастся скопировать наши достижения — ведь мы знаем, что лазерная система действует у них идеально... — На мгновение он замолчал. — Господа, последствия могут оказаться катастрофическими. Если русским удастся добиться успеха первыми, все критерии, связанные с переговорами по сокращению вооружений, окажутся устаревшими, и мы столкнемся с ухудшающейся стратегической ситуацией. Разумеется, пройдет несколько лет, прежде чем проблема проявится во всей своей полноте, но...
— Если нашему агенту удастся заполучить свежую кассету, черт бы ее побрал, мы сами сумеем сделать бросок вперед, — заметил замести гель директора ЦРУ по оперативной работе. — Есть и хорошие новости. Этот полковник Бондаренко, которого «Кардинал» выбрал для руководства отделом лазерного оружия, будет регулярно информировать его о ходе работ. А вот плохие новости...
— Не будем пока заниматься ими, — прервал его судья Мур. Взглядом он предупредил Риттера, что Райану не обязательно знать все подробности, и заместитель директора кивнул в знак согласия. — Джек, ты сказал, что у тебя есть что-то еще?
— В ближайшие дни последует новое назначение в состав Политбюро — новым членом станет Илья Аркадьевич Ванеев. Ему шестьдесят три года, вдовец. Имеет дочь, Светлану, которая работает в Госплане, разведена, с одним ребенком. Ванеев считается честным человеком — по русским стандартам, откровенным и прямым. Насколько нам известно, компрометирующих сведений о нем нет. Он занимает этот пост, являясь членом Центрального Комитета. Именно Ванеев занимался там сельским хозяйством, после того как Нармонов стал генеральным секретарем, и вроде бы успешно справлялся с работой. Говорят, что он — человек Нармонова. Это означает, что у генерального секретаря теперь поддержка четырех членов Политбюро — на одного больше, чем у фракции Александрова, и потому... — Увидев расстроенные лица остальных троих присутствующих, Райан замолчал. — В чем дело? — спросил он наконец.
— Дочь Ванеева завербована людьми сэра Базиля, — сообщил ему судья Мур,
— Немедленно прервите все контакты, — решительно заявил Райан. — Конечно, было бы неплохо иметь такой источник информации, но подобный скандал может поставить Нармонова в сложное положение. Пусть остается несколько лет в запасе. В дальнейшем можно снова подключить ее к работе, однако пока ни в коем случае не касайтесь ее.
— Это может оказаться не так просто, — бросил Риттер и прекратил обсуждение этой темы. — Как идет работа над оценкой ситуации?
— Закончил вчера.
— Учтите, доклад предназначен для президента и нескольких его сотрудников, так что допуск крайне ограничен,
— Согласен. Я могу отдать текст в печать сегодня после обеда. Я больше не нужен?..
Судья Мур кивнул, и Райан вышел из кабинета. Директор ЦРУ смотрел ему вслед и заговорил лишь после того, как дверь закрылась.
— Я пока еще никому об этом не говорил, но президент снова обеспокоен тем, насколько прочной является позиция Нармонова. По мнению Эрни Аллена, недавние перемены в повелении советской стороны указывают на ослабление поддержки Нармонова внутри страны, и он убедил босса, что сейчас не следует оказывать давление на русских по некоторым вопросам. Так что, если мы сейчас вывезем из России «Кардинала», это может оказать, скажем так, неблагоприятное воздействие на политическую ситуацию.
— Если его арестуют, неблагоприятное воздействие окажется ничуть не меньшим, — напомнил Риттер. — Не говоря уже о несколько пагубном влиянии на нашего агента. Артур, они вышли на его след. Не исключено, что им уже удалось добраться до дочери Ванеева...
— Она вернулась на работу в Госплан, — сказал заместитель директора ЦРУ по разведке.
— Да, конечно, а вот наш человек из химчистки исчез. Они, по-видимому, сумели арестовать и сломать Ванееву, — настаивал Риттер. — Нужно вывезти его наконец. Мы не можем оставить «Кардинала» висеть, как белье на веревке. Это наш долг перед ним, Артур.
— Я не могу дать согласие на эвакуацию без разрешения президента.
Чувствовалось, что Риттер готов взорваться.
— Тогда получи это разрешение! Наплевать на политику — в данном случае нужно отбросить в сторону политические соображения. Помимо всего прочего, Артур, не следует забывать, что у этого дела есть еще и практическая сторона. Если мы бросим своего агента и не шевельнем пальцем, чтобы помочь ему, об этом станет известно — черт побери, яа русские снимут об этом телесериал и будут показывать на весь свет! В конечном итоге это обойдется нам куда дороже, чем временная политическая выгода!
— Одну минуту, — вмешался Грир, — если им удалось сломать дочь этого партийного чиновника, почему она вернулась на работу?
— Может быть, и здесь замешана политика? — задумчиво сказал судья Мур. — Ты полагаешь, что КГБ не решится тронуть семью этого Ванеева?
— Герасимов принадлежит к числу противников Нармонова, — фыркнул Риттер, — и разве он упустит возможность помешать человеку Нармонова занять место в Политбюро? Это действительно похоже на политику, но несколько иного рода. Скорее всего наш друг Александров сумел привлечь этого Ванеева на свою сторону, а Нармонов еще не подозревает об этом.
— Итак, ты считаешь, что они сломали ее, но отпустили, чтобы использовать дочь как средство давления на отца? — спросил судья Мур. — Похоже на правду. Но у нас нет доказательств.
— Александров слишком стар, чтобы стремиться занять пост генерального секретаря, да и вообще секретари по идеологии обычно не занимают высший пост — куда интереснее «делать королей». Любимчик Александрова — Герасимов, а мы знаем, что у него достаточно честолюбия на то, чтобы его короновали как императора Николая Третьего.
— Боб, но ты только что упомянул еще одну причину, по которой не следует сейчас раскачивать лодку. — Адмирал Грир отпил кофе. — Мне тоже не нравится оставлять там Филитова. А нельзя ли посоветовать ему затаиться на время? На мой взгляд, при создавшейся сейчас ситуации он может опровергнуть все обвинения, которые могут быть выдвинуты против него.
— Нет, Джеймс, — выразительно покачал головой Риттер. — Разве мы можем дать ему команду затаиться, в то время как нам требуется вторая половина его доклада? Если он пойдет на риск ради того, чтобы переправить ее нам, несмотря на усиленное к нему внимание, мы не имеем права оставить его на произвол судьбы. Это было бы неправильно: "Вспомните, что сделал для нас этот человек на протяжении всех лет. — Риттер продолжал спорить еще несколько минут, демонстрируя отчаянную преданность своим людям, которая отличала его еще с тех пор, когда он молодым офицером разведки руководил действиями агентов. Хотя с агентами часто обращались как с детьми — их поддерживали, ободряли и нередко наказывали, — они действительно становились вашими собственными детьми и в случае возникновения опасности нуждались в защите.
Судья Мур закончил, наконец, затянувшуюся дискуссию:
— Мне понятны твои доводы, Боб, но все равно потребуется согласие президента. Это выходит за пределы обычной полевой операции.
Риттер не сдавался.
— Но мы уже приготовились к операции, и наши люди находятся на месте.
— Согласен, однако она начнется только после команды президента.
Погода в Фаслейне была отвратительной, однако в это время года такое не было необычным. Когда "Далласу, поднялся на поверхность, сильный ветер с моря засыпал побережье Шотландии пеленой мокрого снега. Манкузо занял место на вершине рубки и окинул взглядом скалистые горы на горизонте. Он только что закончил стремительный бросок через Атлантический океан, промчавшись под водой со средней скоростью в тридцать один узел — развить более высокую скорость на длительное время было просто рискованно, не говоря уже об опасности подхода к побережью в погруженном положении намного ближе, чем ему хотелось бы. Ничего не поделаешь, ему платят за то, что он выполняет приказы, и никого не волнует, нравятся ли ему эти приказы.
По морской поверхности катились пятнадцатифутовые волны, и подводная лодка раскачивалась на них, двигаясь вперед двенадцатиузловым ходом. Волны набегали на округлый нос и, разбиваясь о вертикальный утес рубки, отбрасывали тучи брызг. Даже штормовая одежда не помогала, и через несколько минут шкипер промок до костей и замерз — К «Далласу» подошел буксир британского военно-морского флота и завел трос с левого борта. Трос натянулся, и подлодку повели в лох. Тем временем Манкузо успел справиться с качкой. Одним из его профессиональных секретов являлось то, что капитан первого ранга был подвержен морской болезни. На вершине боевой рубки он чувствовал себя лучше, зато те, кто находился внутри цилиндрического корпуса лодки, жалели теперь, что с таким удовольствием ели обильный обед, поданный несколько часов назад.
Меньше чем через час «Даллас» оказался под прикрытием скал и развернулся, приближаясь к причалам, где стояли американские и английские подводные лодки. После поворота начал помогать ветер, прижимавший синевато-серый корпус лодки к пирсу. На берегу их уже ждали люди, укрывшиеся от пронизывающего ветра в нескольких автомобилях. Палубная команда субмарины перебросила на причал и закрепила швартовы. Как только на пирс перебросили сходни, Манкузо спустился к себе в каюту.
Первым к нему зашел капитан третьего ранга. Манкузо ожидал, что его встретит офицер-подводник, но на мундире капитана третьего ранга отсутствовали все знаки отличия — значит, он из разведывательного управления.
— Как прошло плавание? — спросил офицер.
— Тихо и спокойно, — нетерпеливо бросил Манкузо. Хватт обмениваться любезностями, принимайтесь за дело, подумал он.
— Вы отплываете через три часа. Вот приказ о проведении операции. — И офицер передал капитану первого ранга конверт из плотной бумаги с сургучными печатями. На передней стороне конверта указывалось, когда шкиперу надлежит вскрыть его. Несмотря на то что Манкузо не раз видел подобные запечатанные конверты в кино, ему, как командиру подводной лодки, был вручен впервые такой пакет. Предполагалось, что при получении пакета можно обсудить предстоящую операцию с вручающим. На этот раз все было иначе, Манкузо расписался в получении инструкций, запер конверт в своем сейфе под наблюдением сотрудника спецслужбы и проводил его к трапу.
Дерьмо, заметил капитан про себя. Теперь настала очередь принимать гостей.
Их было двое, оба в штатском. Первый соскользнул через люк, по которому спускали внутрь лодки торпеды, с ловкостью опытного моряка, и Манкузо быстро понял почему.
— Привет, шкипер!
— Джоунси, как ты оказался здесь, черт побери?
— Адмирал Уиллингтон поставил меня перед выбором: или меня призывают для прохождения временной службы, или я добровольно приму участие в походе в качестве гражданского технического специалиста. Я выбрал второе — лучше платят. — Джоунс понизил голос. — А это мистер Кларк. Он почти не разговаривает.
Действительно, Кларк предпочитал молчать. Манкузо выделил ему свободную койку в каюте механика. Приняв свой багаж, который опустили через люк, Кларк вошел в выделенную ему каюту и закрыл за собой дверь.
— Куда мне уложить свое барахло? — спросил Джоунс.
— В козлином закутке есть свободная койка, — ответил Манкузо.
— Отлично. К тому же старшинский состав питается лучше офицеров.
— Как дела в университете?
— Еще один семестр до получения степени магистра. Меня уже прощупывают некоторые подрядчики, работающие на ВМФ. Кроме того, я обручен. — Джоунс достал бумажник и показал капитану фотографию невесты. — Ее зовут Ким, она работает в библиотеке.
— Поздравляю, мистер Джоунс.
— Спасибо, шкипер. Адмирал сказал, что мои услуги вам понадобятся. Я все объяснил Ким, и она поняла. Ее отец служит в армии. Итак, что стряслось? Какая-нибудь специальная операция, и без меня вам никак не обойтись, верно? — Термин «специальная операция» был эвфемизмом, который мог обозначать что угодно, причем большей частью самое опасное.
— Не знаю. Меня еще не поставили в известность.
— Ну что ж. еще раз прокатимся «на север» — не так уж плохо, — заметил Джоунс. — Говоря по правде, я соскучился по таким операциям,
Вообще-то Манкузо полагал, что вряд ли их путь лежит на север, но воздержался от ответа. Джоунс отправился в корму, чтобы устроиться на отведенном ему месте. Манкузо пошел в каюту механика.
— Мистер Кларк?
— Да, сэр. — Кларк повесил свой пиджак, под которым была рубашка с короткими рукавами. По мнению капитана, ему было за сорок. На первый взгляд он не выделялся ничем особенным — ростом чуть выше шести футов, подтянутый, но затем Манкузо заметил, что у него нет обычной жировой прослойки вокруг поясницы, так характерной для сорокалетних мужчин, а плечи шире, чем казались на высоком теле. И со второго взгляда капитан заметил недостающее звено в кроссворде — едва заметная под густыми черными волосами на предплечье татуировка: красный тюлень с широкой дерзкой усмешкой.
— Я был знаком с парнем — у него была такая же татуировка, Офицер — сейчас он в Шестой группе.
— Это было давно, капитан. Я не должен говорить об этом.
— Что за операция нам предстоит?
— Сэр, в вашем оперативном приказе содержатся...
— Исполните мою маленькую прихоть. — За улыбкой на лице Манкузо скрывалось требование. — Мы только что убрали трап.
— Нужно забрать кое-кого на борт.
Боже мой! Манкуэо бесстрастно кивнул.
— Понадобится дополнительная помощь в проведении операции?
— Нет, сэр. Все проведу я со своим снаряжением.
— Хорошо. Подробности обсудим после отплытия. Питаться будете в кают-компании — спускаетесь по трапу, несколько футов в направлении кормы по правому борту. И еще: вопрос времени имеет значение?
— Нет, пожалуй, если вы не возражаете против того, чтобы подождать. Некоторые подробности операции пока не решены до конца — это все, что я могу сказать вам, капитан. Извините, но я выполняю приказ, как и вы.
— Правильно. Ваша койка — верхняя. Если хотите, можете отсыпаться.
— Спасибо, сэр. — Кларк смотрел вслед уходящему капитану, но не улыбнулся, пока не закрылась дверь каюты. Ему еще не приходилось бывать на атомных подводных лодках класса «Лос-Анджелес». Большинство разведывательных операций проводилось с участием меньших по размерам маневренных лодок типа «Стерджен». Кларку всегда выделялась одна и та же койка — верхняя в каюте механика, единственная свободная на борту подлодки. Как всегда, возникла трудность с укладкой снаряжения, но Кларк знал все тонкости и справился с проблемой. Закончив с этим, он забрался на койку. Он устал за время перелета и хотел отдохнуть несколько часов. Койка, как обычно, прижималась к изогнутому корпусу субмарины. Ему казалось, что он находится в гробу с приоткрытой крышкой.
— Американцами можно восхищаться — у них поразительная изобретательность, — заметил Морозов. Последние недели на объекте вблизи Душанбе пришлось потрудиться. Сразу после завершения испытания — точнее, сразу после отъезда гостя из Москвы — два из шести лазеров разморозили и разобрали для технического обслуживания и обнаружили, что их оптика обгорела, причем сильно. Значит, все еще не решены проблемы с оптическим покрытием. Скорее всего, заметил руководитель группы, все дело в недостаточ" ном контроле качества, и передал решение проблемы другой группе инженеров, а сам, вместе со своими специалистами, занялся куда более интересным делом: им доставили данные по американским зеркалам, о которых они слышали уже несколько лет.
— Эта идея возникла у астронома. Он хотел создать способ звездного фотографирования, при котором получающиеся фотографии не будут страдать от «мерцания» звезд. Никто не сказал ему, что это невозможно, поэтому он взялся за работу и создал такой метод. Общее представление о подобном методе у меня было, но я не знал деталей. Вы правы, молодой человек. Этот метод действительно остроумен, настолько остроумен, что оказался нам не под силу, — проворчал старший инженер, перелистывая страницы и глядя на компьютерные спецификации. — У нас нет ничего, что могло бы помочь скопировать подобные характеристики. Даже создание датчиков — я не уверен, что мы в состоянии изготовить хотя бы их.
— Американцы строят телескоп...
— Да, я знаю. На Гавайских островах. Но строящийся телескоп по своим техническим характеристикам намного уступает вот этому. Американцы сделали огромный скачок вперед, который еще не стал достоянием широкого научного сообщества. Обратите внимание на дату на диаграмме. Не исключено, что такое устройство уже вошло в строй. — Он покачал головой. — Они опередили нас.
— Тебе придется уйти отсюда.
— Да, Спасибо, что ты укрывал меня так долго, — Благодарность Эдуарда Васильевича Алтунина была искренней. Ему предоставили место на полу, чтобы спать, и теплую пищу, которая поддерживала его силы, пока он строил дальнейшие планы-
Или пытался строить. Алтунин даже не осознавал полностью трудности, с которыми столкнулся. На Западе он без труда приобрел бы другую одежду, парик, с помощью которого замаскировал бы цвет волос, и театральный грим с указанием, как им пользоваться, чтобы изменить внешность. На Западе он мог бы спрятаться на заднем сиденье автомобиля и за четыре часа проехал бы двести миль. В Москве Алтунин был лишен таких возможностей. Сотрудники КГБ уже наверняка произвели обыск в его квартире и знали, как он одет, знали его цвет волос и черты лица. Но даже им не был известен его маленький круг друзей по совместной службе в Афганистане, потому что он никогда не говорил о них.
Друзья предложили ему другое пальто, но оно не подошло Алтунину, и ему не хотелось подвергать своих друзей дальнейшей опасности. Он помнил наизусть свою легенду: скрывался с группой преступников в нескольких кварталах отсюда. Среди того, что почти никому не известно на Западе, является криминогенная ситуация в Москве. Она приняла угрожающие размеры и все ухудшалась. Несмотря на то что уровень преступности в этом городе еще не догнал американские мегаполисы такого же размера, в Москве существуют целые районы, где ночью ходить рискованно. Но поскольку иностранцы редко посещают их, а уличные преступники редко пристают к иностранцам — это сразу получает жестокий отпор со стороны московской милиции, — мало кто знал об этом.
Алтунин вышел на мрачную, плохо освещенную улицу Трофимова, рядом с Москва-рекой. Он изумлялся собственной глупости. Алтунин всегда говорил себе, что. если ему понадобится скрыться из города, он сделает это на грузовой барже. Его отец всю жизнь работал на баржах, и Эдуард знал такие места на них, где его никогда не найдут, — но сейчас зима, река покрыта льдом, и баржи стоят на приколе. Такое мне даже в голову не пришло! — раздраженно подумал Алтунин.
Впрочем, какой смысл теперь расстраиваться из-за этого, напомнил он себе. Есть и другие способы улизнуть из Москвы. Автозавод, где делают «Москвичи», находится всего в километре, а поезда ходят круглый год. Он попытается спрягаться в товарном вагоне с автомобильными деталями, причем выберет поезд, направляющийся на юг. Если повезет, он может оказаться в Грузии, где никто не будет внимательно разглядывать его поддельные документа, В Советском Союзе легко исчезнуть, подумал Алтунин, в конце концов, разве трудно затеряться среди двухсот восьмидесяти миллионов жителей? Здесь постоянно кто-то теряет или случайно портит свои документы. Он тем не менее отдавал себе отчет в том, что подобными мыслями просто старается подбодрить себя.
Но остановиться теперь Алтунин не мог. Это началось в Афганистане и вряд ли вообще когда-нибудь прекратится.
Сначала ему удавалось выбрасывать такие мысли из головы. В Афганистане он был ефрейтором и служил в роте артиллерийско-технического обеспечения. Ему поручили заниматься тем, что в Советской Армии носит мягкое название «устройство для борьбы с террористами». Их разбрасывали с воздуха, или, гораздо чаше, солдаты, производящие облаву в афганской деревне, оставляли эти «устройства», покидая населенный пункт. Некоторые из этих устройств выглядели как типичные русские матрешки-неваляшки, некоторые походили на авторучку или какой-то еще невинно выглядящий предмет. Взрослые быстро познакомились с губительной силой таких вещей, но детям свойственны как любопытство, так и неспособность учиться на ошибках других. Скоро стало ясно, что дети подбирают что угодно, и производство взрывающихся матрешек резко сократилось, хотя одно осталось неизменным: любая интересная вещь, вроде бы просто валяющаяся на земле, содержит сто граммов взрывчатки и взрывается в руках у любопытных. Алтунину было поручено собирать такие взрывные устройства и учить солдат обращению с ними.
Алтунин сперва не придавал этому значения. Это его работа, приказ поступил от командования; русские вообще не склонны ни по своему характеру, ни по воспитанию оспаривать приказы. К тому же работа была легкой и неопасной. Ему не приходилось носить автомат и действовать в районах, где за каждым углом скрывались бандиты. Опасность угрожала ему только на кабульских базарах и там он всегда старался ходить вместе с группой в пять или больше человек. Но один раз во время такого посещения базара он увидел ребенка — мальчика или девочку, не понял, — чья правая рука превратилась в култышку, а мать ребенка смотрела на него и других русских солдат взглядом, который невозможно забыть. Алтунин слышал рассказы и том, как афганские бандиты с особенным удовольствием заживо сдираюг кожу с пленных летчиков, и о том, что их женщины часто сами справляются с таким делом. Ему казалось, что подобное поведение является наглядным доказательством варварства этого примитивного народа — но ведь ребенок не может считаться примитивным. Марксизм учит этому. Возьмите любого ребенка, и под соответствующим руководством, пройдя соответствующее обучение, ребенок на всю жизнь станет коммунистом. Но только не этот ребенок. Он запомнил это в тот холодный ноябрьский день два года назад. Рана полностью зажила, и ребенок даже улыбался — он был еще слишком мал и не знал, что, искалечен на всю жизнь. А вот мать знала и понимала — ее ребенок понес такое жестокое наказание... только за то, что родился. Теперь легкая и неопасная работа не была больше такой приятной. Всякий раз, когда Алтунин вставлял на место взрывное устройство, он видел искалеченную ручку маленького ребенка. Ему стали сниться кошмары. Водка и даже гашиш не смогли избавить его от страшных видений. Не помогли и беседы со своими коллегами-техниками — правда, из-за них ему пришлось выдержать гнев ротного замполита. Действительно, у него нелегкая работа, согласился замполит, но она необходима для того, чтобы потери стали менее серьезными. Жаловаться бессмысленно, потому что единственным результатом будет перевод ефрейтора Алтунина в стрелковую роту, где он сможет лично убедиться в необходимости таких жестких мер.
Теперь Алтунин понимал, что ему следовало потребовать перевода в стрелковую роту, и испытывал ненависть к себе за проявленную тогда трусость. Служба в пехоте могла бы восстановить у него чувство собственного достоинства, могла бы многое изменить, подумал Алтунин, но в тот момент он сделал иной выбор, и ныне говорить об этом не имело смысла. В конце концов, единственное, чего он добился, — пометка в его досье, которая останется с ним на протяжении всей жизни.
И вот теперь он пытался искупить свою вину. Алтунин говорил себе, что это, может быть, ему уже удалось, а сейчас, если повезет, если очень повезет, он сумеет исчезнуть и тогда, возможно, забудет о страшных игрушках, которые готовил во время той кошмарной войны. Это была единственная мысль, занимавшая его в эту холодную, мрачную ночь.
Алтунин пошел на север, стараясь держаться в тени, избегая освещенных участков на тротуарах. Рабочие, возвращающиеся домой после окончания смены на автозаводе имени Ленинского комсомола, заполнили улицы, но, когда он пришел на железнодорожную станцию, там было уже пусто. Повалил снег, и видимость уменьшилась до сотни метров. Вокруг каждой лампы, светящейся над стоящими грузовыми вагонами, роилось облачко белых снежинок. По-видимому, здесь готовится к отправке состав, может быть, на юг, решил Алтунин. Маневровые локомотивы двигались взад и вперед; переводя вагоны с одной ветки на другую. Он подождал несколько минут, укрывшись в тени вагона, стараясь убедиться, что разбирается в происходящем. Ветер усилился, ему стало холодно, и он оглянулся по сторонам в поисках более удобного места для наблюдения. Да, метрах в пятидесяти стояло несколько вагонов, откуда ему будет лучше следить за формированием состава. У одного из этих вагонов дверь была сдвинута — очень кстати, подумал он, нужно осмотреть механизм, запирающий дверь, если он хочет проникнуть в закрытый вагон. Алтунин направился к вагону, опустив голову, чтобы укрыться от леденящего ветра. Под ногами хрустел снег, слышались гудки маневровых локомотивов. Ему казалось, что это звуки приветствия, что теперь его жизнь изменится и наступит, может быть, что-то похожее на свободу.