Страница:
— Причем совсем недавно, готов поспорить.
— Да, — кивнул Джек и переключил скорость, выезжая со стоянки аэропорта на шоссе.
— Тогда посмотрим, можешь ли ты все еще правильно оценивать ситуацию, сэр Джон.
Райан улыбнулся и свернул на левую, скоростную, полосу, чтобы обогнать грузовик.
— Я занимался подготовкой доклада о положении с переговорами по ограничению вооружений на основе разведданных, когда меня привлекли к этой операции. Теперь мне поручено проанализировать политическую уязвимость Нармонова, насколько крепко он держится наверху. Если я не ошибаюсь, ты прилетел к нам именно по этой причине.
— А вот, если я не ошибаюсь, ваша операция вызвала нечто исключительно серьезное.
— Ванеев?
— Совершенно точно.
— Господи. — Райан на мгновение отвел взгляд от дороги и посмотрел на главу английской разведки. — Надеюсь, у тебя возникли какие-то мысли, потому что мы не знаем, что делать, черт побери. — Он прибавил скорость до семидесяти пяти миль в час, и через пятнадцать минут автомобиль въехал в Лэнгли. Он поставил машину в подземном гараже и вместе с сэром Бэзилем поднялся в лифте, отведенном для высокопоставленных лиц, на седьмой этаж.
— Привет, Артур, — поздоровался сэр Бэзил Чарлстон с директором Центрального разведывательного управления. — Редкий случай, когда за тобой приезжает шофер в рыцарском звании, даже для Лондона. — Он опустился в кресло, а Райан пошел за начальниками управлений ЦРУ.
— Привет, Бэз, — произнес Грир, входя в кабинет судьи Мура-Риттер только приветственно махнул рукой. Все неприятности были вызваны его операцией. Райан сел в самое неудобное кресло, оставшееся незанятым,
— Мне нужно познакомиться с конкретными обстоятельствами провала, — приступил прямо к делу Чарлстон, не ожидая, пока перед всеми окажутся чашки кофе.
— Арестовали нашего агента. Он занимал высокий пост.
— Именно поэтому сегодня вылетает домой семья Фоули? — улыбнулся Чарлстон. — Я не знаю, чем они занимались, но когда они высылают из такой восхитительной страны, мы обычно приходим к выводу...
— Нам еще неизвестно, чем это вызвано, — заметил Риттер. — Сейчас их самолет совершает посадку во Франкфурте, затем пройдет еще десять часов, прежде чем мы сможем расспросить их. Под их контролем работал наш агент...
— ...являвшийся помощником маршала Язова — полковник М. С. Филитов. Это нам удалось установить. Сколько времени он работал на вас?
— Его завербовал один из наших людей, — ответил судья Мур. — Он тоже был полковником.
— Неужели вы имеете в виду... Олега Пеньковского?.. Что за чертовщина! — Чарлстон был явно потрясен, заметил Райан. Такое случалось редко. — С тех самых пор?
— С тех самых, — кивнул Риттер. — Однако его все-таки раскрыли. Он работал слишком долго.
— А эта Ванеева, которую мы переподчинили вам в качестве связной, составляла часть канала...
— Да. Между прочим, в этом канале связи она не выходила ни на один из его концов. Нам известно, что ее, вероятно, арестовали, но теперь она снова вернулась в Госплан, где и служит. Мы еще не занимались ее проверкой, но...
— А мы сделали это, Боб. Наш человек доложил, что она как-то изменилась. Он сообщает, что происшедшие изменения трудно описать, но невозможно не заметить. Напоминает древние легенды о «промывании мозгов», как это говорится у Оруэлла и тому подобное. Наш человек обратил внимание, что она свободна — насколько там это возможно, — и объяснил это влиянием ее отца. Затем мы узнали, что в Министерстве обороны произошел крупный скандал — арестован личный помощник маршала Язова. — Чарлстон сделал паузу и помешал ложечкой кофе. — У нас есть в Кремле источник, который мы всячески оберегаем. Нам стало известно, что председатель КГБ Герасимов на прошлой неделе провел несколько часов, беседуя с Александровым при достаточно необычных обстоятельствах. Этот же источник предупредил нас, что Александров всячески стремится помешать дальнейшему развитию перестройки, которую так поддерживает Нармонов.
— Ну что же, все ясно, правда? — задал риторический вопрос Чарлстон. Действительно, все было ясно для каждого из присутствующих. — Герасимов принудил перейти на свою сторону члена Политбюро, считавшегося лояльным по отношению к Нармонову, сумел по меньшей мере скомпрометировать министра обороны и проводит много времени с человеком, стремящимся сместить Нармонова. Боюсь, ваша операция дала толчок событиям, последствия которых могут оказаться самыми плачевными.
— И не только это, — добавил директор ЦРУ. — Наш агент собирался передать нам сведения по советским исследованиям в области стратегической оборонной инициативы. Не исключено, что русским удалось сделать колоссальный скачок вперед.
— Великолепно, — отозвался Чарлстон. — Нам предстоит возвращение в отнюдь не добрые старые времена, только на этот раз термин «ракетная пропасть» будет соответствовать действительности, верно? Я слишком стар, чтобы менять свои политические взгляды. Очень жаль. Вам, разумеется, известно об утечке информации из вашей собственной программы исследований?
— Да? — произнес судья Мур с непроницаемым лицом.
— Герасимов сказал об этом Александрову. К сожалению, больше никаких подробностей, за исключением того, что КГБ считает это исключительно важным.
— К нам поступили сигналы. Этим вопросом занимаются, — ответил судья Мур.
— Ну и ладно. Технические проблемы обычно улаживаются сами собой. А вот возникшая политическая проблема изрядно беспокоит премьер-министра. Неприятности возникают даже тогда, когда мы содействуем падению правительства, которое нам хотелось бы свергнуть, но сделать это по чистой случайности...
— Нас тоже тревожат возможные последствия этого скандала, Бэзил, — заметил адмирал Грир. — Но мы не видим, какие меры можно предпринять, чтобы изменить создавшуюся ситуацию.
— Вы могли бы согласиться с предложенными русскими условиями договора, — предложил Чарлстон. — Тогда положение Нармонова настолько укрепится, что он даст под зад Александрову. Такова, во всяком случае, неофициальная позиция правительства Ее Величества.
Это и является настоящей причиной вашего визита к нам, сэр Бэзил, подумал Райан. Он больше не мог молчать.
— Тогда мы будем вынуждены излишне ограничить наши исследования в области СОИ и сократить число боеголовок, отдавая себе отчет в том, что русские стремительно совершенствуют свою программу звездных войн. Не думаю, что это будет разумным решением проблемы.
— А правительство во главе с Герасимовым является разумным решением проблемы?
— Не исключено, что мы в любом случае будем вынуждены с этим примириться, — ответил Райан. — Я уже закончил составление оценки позиции на переговорах по ограничению вооружений. Моя рекомендация состоит в том, чтобы не делать дополнительных уступок.
— Письменный документ всегда можно изменить, — напомнил Чарлстон.
— Сэр, я придерживаюсь твердого правила: если готовится что-то от моего имени, там излагается моя точка зрения, а не мнение того, кто диктует мне, что следует писать в этом документе, — произнес Райан.
— Не забывайте, господа, что я ваш друг. Будущая судьба советского правительства имеет несравненно большее значение для Запада, чем временное ограничение одной из ваших оборонных программ.
— Президент не согласится, — покачал головой Грир.
— Может быть, у него не будет другого выхода, — заметил судья Мур.
— Но ведь должен же найтись и другой выход, — произнес Райан,
— Только один — если вы сумеете сбросить Герасимова. — Это был голос Риттера. — Мы не сможем оказать Нармонову никакой непосредственной помощи. Даже если предположить, что он прислушивается к нашим предостережениям — а он, наверно, не пойдет на это, — мы только увеличим существующую опасность из-за вмешательства в их внутренние дела. Стоит остальным членам Политбюро заметить что-то неладное... думаю, это приведет к открытому расколу.
— А вдруг мы сможем сделать это? — спросил Райан.
— Что именно? — бросил Риттер.
17. Заговор
— Да, — кивнул Джек и переключил скорость, выезжая со стоянки аэропорта на шоссе.
— Тогда посмотрим, можешь ли ты все еще правильно оценивать ситуацию, сэр Джон.
Райан улыбнулся и свернул на левую, скоростную, полосу, чтобы обогнать грузовик.
— Я занимался подготовкой доклада о положении с переговорами по ограничению вооружений на основе разведданных, когда меня привлекли к этой операции. Теперь мне поручено проанализировать политическую уязвимость Нармонова, насколько крепко он держится наверху. Если я не ошибаюсь, ты прилетел к нам именно по этой причине.
— А вот, если я не ошибаюсь, ваша операция вызвала нечто исключительно серьезное.
— Ванеев?
— Совершенно точно.
— Господи. — Райан на мгновение отвел взгляд от дороги и посмотрел на главу английской разведки. — Надеюсь, у тебя возникли какие-то мысли, потому что мы не знаем, что делать, черт побери. — Он прибавил скорость до семидесяти пяти миль в час, и через пятнадцать минут автомобиль въехал в Лэнгли. Он поставил машину в подземном гараже и вместе с сэром Бэзилем поднялся в лифте, отведенном для высокопоставленных лиц, на седьмой этаж.
— Привет, Артур, — поздоровался сэр Бэзил Чарлстон с директором Центрального разведывательного управления. — Редкий случай, когда за тобой приезжает шофер в рыцарском звании, даже для Лондона. — Он опустился в кресло, а Райан пошел за начальниками управлений ЦРУ.
— Привет, Бэз, — произнес Грир, входя в кабинет судьи Мура-Риттер только приветственно махнул рукой. Все неприятности были вызваны его операцией. Райан сел в самое неудобное кресло, оставшееся незанятым,
— Мне нужно познакомиться с конкретными обстоятельствами провала, — приступил прямо к делу Чарлстон, не ожидая, пока перед всеми окажутся чашки кофе.
— Арестовали нашего агента. Он занимал высокий пост.
— Именно поэтому сегодня вылетает домой семья Фоули? — улыбнулся Чарлстон. — Я не знаю, чем они занимались, но когда они высылают из такой восхитительной страны, мы обычно приходим к выводу...
— Нам еще неизвестно, чем это вызвано, — заметил Риттер. — Сейчас их самолет совершает посадку во Франкфурте, затем пройдет еще десять часов, прежде чем мы сможем расспросить их. Под их контролем работал наш агент...
— ...являвшийся помощником маршала Язова — полковник М. С. Филитов. Это нам удалось установить. Сколько времени он работал на вас?
— Его завербовал один из наших людей, — ответил судья Мур. — Он тоже был полковником.
— Неужели вы имеете в виду... Олега Пеньковского?.. Что за чертовщина! — Чарлстон был явно потрясен, заметил Райан. Такое случалось редко. — С тех самых пор?
— С тех самых, — кивнул Риттер. — Однако его все-таки раскрыли. Он работал слишком долго.
— А эта Ванеева, которую мы переподчинили вам в качестве связной, составляла часть канала...
— Да. Между прочим, в этом канале связи она не выходила ни на один из его концов. Нам известно, что ее, вероятно, арестовали, но теперь она снова вернулась в Госплан, где и служит. Мы еще не занимались ее проверкой, но...
— А мы сделали это, Боб. Наш человек доложил, что она как-то изменилась. Он сообщает, что происшедшие изменения трудно описать, но невозможно не заметить. Напоминает древние легенды о «промывании мозгов», как это говорится у Оруэлла и тому подобное. Наш человек обратил внимание, что она свободна — насколько там это возможно, — и объяснил это влиянием ее отца. Затем мы узнали, что в Министерстве обороны произошел крупный скандал — арестован личный помощник маршала Язова. — Чарлстон сделал паузу и помешал ложечкой кофе. — У нас есть в Кремле источник, который мы всячески оберегаем. Нам стало известно, что председатель КГБ Герасимов на прошлой неделе провел несколько часов, беседуя с Александровым при достаточно необычных обстоятельствах. Этот же источник предупредил нас, что Александров всячески стремится помешать дальнейшему развитию перестройки, которую так поддерживает Нармонов.
— Ну что же, все ясно, правда? — задал риторический вопрос Чарлстон. Действительно, все было ясно для каждого из присутствующих. — Герасимов принудил перейти на свою сторону члена Политбюро, считавшегося лояльным по отношению к Нармонову, сумел по меньшей мере скомпрометировать министра обороны и проводит много времени с человеком, стремящимся сместить Нармонова. Боюсь, ваша операция дала толчок событиям, последствия которых могут оказаться самыми плачевными.
— И не только это, — добавил директор ЦРУ. — Наш агент собирался передать нам сведения по советским исследованиям в области стратегической оборонной инициативы. Не исключено, что русским удалось сделать колоссальный скачок вперед.
— Великолепно, — отозвался Чарлстон. — Нам предстоит возвращение в отнюдь не добрые старые времена, только на этот раз термин «ракетная пропасть» будет соответствовать действительности, верно? Я слишком стар, чтобы менять свои политические взгляды. Очень жаль. Вам, разумеется, известно об утечке информации из вашей собственной программы исследований?
— Да? — произнес судья Мур с непроницаемым лицом.
— Герасимов сказал об этом Александрову. К сожалению, больше никаких подробностей, за исключением того, что КГБ считает это исключительно важным.
— К нам поступили сигналы. Этим вопросом занимаются, — ответил судья Мур.
— Ну и ладно. Технические проблемы обычно улаживаются сами собой. А вот возникшая политическая проблема изрядно беспокоит премьер-министра. Неприятности возникают даже тогда, когда мы содействуем падению правительства, которое нам хотелось бы свергнуть, но сделать это по чистой случайности...
— Нас тоже тревожат возможные последствия этого скандала, Бэзил, — заметил адмирал Грир. — Но мы не видим, какие меры можно предпринять, чтобы изменить создавшуюся ситуацию.
— Вы могли бы согласиться с предложенными русскими условиями договора, — предложил Чарлстон. — Тогда положение Нармонова настолько укрепится, что он даст под зад Александрову. Такова, во всяком случае, неофициальная позиция правительства Ее Величества.
Это и является настоящей причиной вашего визита к нам, сэр Бэзил, подумал Райан. Он больше не мог молчать.
— Тогда мы будем вынуждены излишне ограничить наши исследования в области СОИ и сократить число боеголовок, отдавая себе отчет в том, что русские стремительно совершенствуют свою программу звездных войн. Не думаю, что это будет разумным решением проблемы.
— А правительство во главе с Герасимовым является разумным решением проблемы?
— Не исключено, что мы в любом случае будем вынуждены с этим примириться, — ответил Райан. — Я уже закончил составление оценки позиции на переговорах по ограничению вооружений. Моя рекомендация состоит в том, чтобы не делать дополнительных уступок.
— Письменный документ всегда можно изменить, — напомнил Чарлстон.
— Сэр, я придерживаюсь твердого правила: если готовится что-то от моего имени, там излагается моя точка зрения, а не мнение того, кто диктует мне, что следует писать в этом документе, — произнес Райан.
— Не забывайте, господа, что я ваш друг. Будущая судьба советского правительства имеет несравненно большее значение для Запада, чем временное ограничение одной из ваших оборонных программ.
— Президент не согласится, — покачал головой Грир.
— Может быть, у него не будет другого выхода, — заметил судья Мур.
— Но ведь должен же найтись и другой выход, — произнес Райан,
— Только один — если вы сумеете сбросить Герасимова. — Это был голос Риттера. — Мы не сможем оказать Нармонову никакой непосредственной помощи. Даже если предположить, что он прислушивается к нашим предостережениям — а он, наверно, не пойдет на это, — мы только увеличим существующую опасность из-за вмешательства в их внутренние дела. Стоит остальным членам Политбюро заметить что-то неладное... думаю, это приведет к открытому расколу.
— А вдруг мы сможем сделать это? — спросил Райан.
— Что именно? — бросил Риттер.
17. Заговор
Энн снова приехала в «Листья Евы» раньше обычного, заметила хозяйка магазина. С привычной улыбкой на лице она выбрала платье и пошла с ним в примерочную. Уже через минуту она стояла перед высокими, во весь рост, зеркалами и еще равнодушнее обычного выслушивала обычные комплименты относительно того, как хорошо выглядит в этом платье. И на этот раз Энн расплатилась наличными, не забыв обаятельно улыбнуться перед уходом.
Когда она вышла из магазина и села в машину, улыбка исчезла с ее лица. Капитан Бизарина нарушила правила профессии — она вскрыла капсулу и прочитала содержание записки. Тут же последовало короткое, но отвратительное ругательство. Записка была написана на одном листке. Бизарина закурила сигарету от газовой зажигалки, а затем сожгла записку в пепельнице автомобиля.
Сколько работы пропало даром! А ведь ее донесение уже в Москве, с ним уже занимаются, содержащиеся в нем данные анализируют. Она оказалась в глупейшем положении. Но еще неприятнее было то, что ее агент действовала совершенно честно, она передавала материалы, по ее мнению совершенно секретные, и, узнав, что программу отменили, тут же сообщила об этом. Бизарина даже не сможет сорвать на ней злобу, передав хотя бы небольшую часть выговора, который непременно последует из-за напрасной траты ценного времени из Московского центра.
Ничего не поделаешь, они предупреждали меня об этом. Это первый случай, но уж никак не последний. Она поехала домой и сразу после возвращения послала шифровку.
Кэти и Джек Райан не были завсегдатаями вечерних коктейлей, постоянно проводимых то в одном месте Вашингтона, то в другом, но им все же приходилось иногда появляться на приемах. Этот прием был организован для того, чтобы собрать деньги на нужды детской больницы округа Колумбия, и жена Райана была хорошей знакомой главного хирурга больницы. Гвоздем вечера было выступление знаменитого джазового музыканта. В этой больнице спасли жизнь его внучке, и теперь он согласился в знак благодарности дать бесплатный сольный концерт в «Кэннеди-сентер». Предполагалось, что во время приема высшее общество Вашингтона получит возможность встретиться со знаменитым исполнителем «лицом к лицу» и столичная элита сможет услышать его саксофон в камерной обстановке. На самом деле, как это случается почти на всех приемах для «сильных мира сего», основной целью вечера являлось увидеть друг друга и таким образом подтвердить свою значимость. И подобно тому как это происходит во всем мире, элита считала необходимым хорошо заплатить за такую привилегию. Джек понимал природу этого явления, хотя и считал его абсурдом. К одиннадцати вечера вашингтонская элита сумела доказать, что ее представители умеют вести столь же глупые разговоры на такие же малозначащие темы и напиваются, как и все остальные в мире. Кэти ограничилась одним бокалом белого вина, тогда как Джек получил возможность пить вволю — он выиграл, вытянув жребий, так что машину обратно поведет жена. Этим вечером он воспользовался предоставившимся шансом, пил бокал за бокалом, несмотря на укоризненные взгляды, которые бросала на него Кэти, и чувствовал себя великолепно, все время улыбаясь. В голове у него проносились столь глубокие философские мысли, что Джек даже подумал — а не переигрывает ли он, не хватил ли лишку. И тут же успокаивал себя — все в порядке, не должно быть ни малейших подозрений в том, что это подготовлено и обдумано заранее. Он только надеялся, что предстоящий инцидент пройдет гладко.
Забавным было то, как относились к Райану. Обязанности, которые он исполнял в ЦРУ, всегда выглядели несколько неопределенно. Завязывая разговор, обычно начинали со слов: «Ну как дела в Лэнгли?» — причем, как правило, заговорщицким тоном, а ответ Джека, что ЦРУ представляет собой обычное правительственное учреждение, огромное здание, в котором ходит масса документов из одного отдела в другой, удивлял большинство интересующихся. Считалось, что у ЦРУ повсюду тысячи активно действующих полевых агентов. Реальная цифра оперативников была, разумеется, секретной, но по крайней мере на порядок меньше.
— Мы работаем, как все правительственные учреждения, восемь часов с перерывом на обед, — объяснял Джек хорошо одетой даме со слегка расширенными зрачками. — А вот у меня завтра выходной.
— Неужели?
— Вот именно. Дело в том, что во вторник я прикончил китайского агента и за — это нам всегда предоставляют отгул, — произнес он серьезным тоном и тут же ухмыльнулся.
— Вы шутите!
— Ну конечно, шучу. Никому не говорите, что я рассказал вам об этом, — заметил Райан. Интересно, кто эта великовозрастная красотка? — подумал он,
— А это правда, что вы находитесь под следствием? — послышался чей-то голос.
Джек повернулся и с удивлением посмотрел на любопытного.
— Вы кто такой?
— Скотт Браунинг, «Чикаго трибюн», — Репортер не протянул руку. Итак, игра началась. Репортер не знал, что является одним из участников спектакля, но Райан это знал.
— Вы не могли бы еще раз повторить свой вопрос? — вежливо сказал Джек.
— Мы получили сведения из достоверных источников, что ведется расследование ваших незаконных операций на фондовой бирже.
— Для меня это новость, — ответил Джек.
— Нам известно, что вас допрашивали следователи из Комиссии по ценным бумагам и биржевым операциям, — заявил репортер.
— Если вы знаете об этом, то не можете не знать, что я предоставил все сведения, которые им требовались, и они ушли вполне удовлетворенными.
— Вы уверены в этом?
— Разумеется. Я не совершил ничего противозаконного, и в моем распоряжении имеются документы, доказывающие это, — уверенно произнес Райан, может быть, слишком уверенно, заметил репортер. Он прямо-таки обожал, когда люди, с которыми ему приходится беседовать, пьют слишком много. In vino veritas.
— Мои источники, однако, утверждают другое, — продолжал настаивать репортер.
— Ничем не могу помочь! — бросил Райан. На этот раз спокойствие покинуло его и голос прозвучал громче, чем следовало. Стоящие поблизости повернулись к ним, не скрывая любопытства.
— Может быть, из-за таких, как вы, и не действуют должным образом наши спецслужбы, — раздался голос только что подошедшего мужчины.
— А вы кто такой, черт побери? — раздраженно спросил Райан, прежде чем обернуться. Спектакль продолжался. Акт I, сцена 2.
— Это конгрессмен Трент, — сообщил репортер. Трент входил в состав Специального комитета конгресса.
— Мне кажется, вам следовало бы извиниться, — произнес Трент. Он казался пьяным.
— За что? — осведомился Райан.
— Как за что? Да за все идиотские глупости, которые вы творите в своей крепости на том берегу реки.
— В отличие от тех, что творятся на этой стороне? — поинтересовался Джек. Вокруг начала собираться толпа. Здесь развлечение казалось многообещающим.
— Я знаю, чтовы попытались только что осуществить и сели голым задом в лужу. Даже не сообщили нам, как этого требует закон. Решили действовать самостоятельно, и теперь я предупреждаю вас, что даром вам это не пройдет. Придется расплачиваться за свою глупость, и дорогой ценой.
— Если нам придется расплачиваться за ваши счета в баре, то действительно это обойдется недешево. — Райан отвернулся, потеряв интерес к дальнейшему разговору.
— Подумаешь, шишка на ровном месте, — произнес Трент за его спиной, — Скоро и на вас найдут управу.
Вокруг собралось человек двадцать, внимательно следящих за происходящим и прислушивающихся к разговору. Они обратили внимание на то, что Джек взял бокал вина у проходившего мимо официанта, и увидели, как у него сжались губы. Некоторые вспомнили, что Джеку Райану приходилось убивать людей, и эта репутация придавала ему ореол таинственности. Он отпил глоток шабли, перед тем как снова взглянуть на конгрессмена.
— О какой управе вы говорите, мистер Трент?
— Это может удивить вас.
— Никакие ваши действия не удивят меня, приятель.
— Может быть, но вот вы удивили нас, доктор Райан. Мы не считали вас мошенником и полагали, что вы достаточно умны, чтобы не принимать участия в этом провале. Теперь вижу, что мы ошибались.
— Вы ошибаетесь во многих вещах, — прошипел Райан.
— Знаете что, Райан? Я вот никак не могу понять, что вы за мужчина.
— В этом нет ничего удивительного.
— Итак, что вы за мужчина? — спросил Трент.
— Знаете, конгрессмен, для меня это может оказаться уникальным событием, — беспечно бросил Райан,
— Что вы хотите этим сказать?
Внезапно лицо Райана изменилось. Его голос прогремел по всему залу:
— Впервые педераст сомневается в том, что я — мужчина! — Извини друг, промелькнула у него мысль...
В зале воцарилась полная тишина. Трент не скрывал своей сексуальной ориентации, объявив об этом шесть лет назад. И все-таки он побледнел. Бокал у него в руке задрожал, вино пролилось на мраморный пол, но конгрессмен взял себя в руки и произнес едва ли не мягким голосом:
— Вы дорого заплатите за это.
— Не торопитесь, миленький. — Райан повернулся и вышел из зала, все время чувствуя тяжесть взглядов у себя на спине. Он не останавливался, пока не увидел автомобили, мчащиеся по Массачусетс-авеню. Джек знал, что выпил слишком много, но холодный воздух начал выветривать винные пары.
— Джек? — Голос жены.
— Да, крошка?
— Что все это значит?
— Не имею права говорить об этом.
— Думаю, тебе пора отправляться домой.
— А я думаю, что ты права. Сейчас схожу за пальто. — Райан вошёл внутрь и передал номерок. Он заметил, как стихли голоса в зале после его возвращения. Чувствовал, что на него смотрят. Джек сунул руки в рукава своего пальто, перекинул меховую шубку жены через руку и лишь после этого обернулся, встретив устремленные на него взгляды. Его интересовала лишь одна пара глаз. Они смотрели на него.
Михаила Семеновича трудно было удивить, но КГБ это удалось. Он был готов сопротивляться пыткам, жестоким избиениям и оказался... разочарован? — спросил он себя. Нет, это не слишком подходящее слово.
Его держали в той же камере, и, насколько он понимал, во всем блоке больше никого не было. Он, наверно, ошибался, но у него не было доказательств, что кто-то еще находится вблизи него, потому что не было слышно никаких звуков, даже перестукивания по бетонным стенам. Может быть, стены были слишком толстыми для этого. Единственное, что нарушало тишину, — это металлический скрежет открывающегося время от времени глазка в металлической двери. Они полагают, что одиночество должно оказать на меня какое-то воздействие. При этой мысли Филитов улыбнулся. Они думают, что я здесь один. Им ничего не известно о моих товарищах.
Всему этому возможно лишь одно объяснение — этот Ватутин боится, что Филитов может действительно оказаться невиновным. Вот только непонятно почему, подумал Михаил Семенович, ведь этот чекистский ублюдок забрал кассету с пленкой из моей руки.
Филитов пытался разобраться в происходящих событиях, глядя на голую бетонную стену, но так и не сумел.
Однако если они надеются испугать его, то будут разочарованы. Филитов слишком часто обманывал смерть. Что-то в его сознании даже желало смерти. Тогда, может быть, он сможет встретить своих товарищей. Ведь он разговаривал с ними, правда? А вдруг они все еще... ну, если не живы, то хотя бы не совсем мертвы, а? Что такое смерть? Сейчас наступил такой момент в его жизни, что этот вопрос стал чисто философским. Разумеется, рано или поздно он узнает это. Ответ на этот вопрос не раз казался совсем близким, стоит лишь протянуть руку, но всегда ускользал от него...
Щелкнул открывающийся замок, и заскрипели ржавые петли двери.
— Почему вы не смажете их? Все металлические детали работают лучше, если их регулярно смазывать, — сказал он, вставая с койки.
Надзиратель молча жестом указал на выход из камеры — В коридоре стояли два молодых охранника, безбородые мальчишки лет по двадцать, подумал Михаил Семенович, с высокомерным выражением на лице, свойственным всем служащим КГБ. Сорок лет назад он мог бы стереть это высокомерие с их лиц, сказал себе Филитов. В конце концов, они безоружны, а он — кадровый офицер, сражался в бесчисленных боях и для него убивать людей так же естественно, как дышать. Эти парни — ненастоящие солдаты, он определил это с первого взгляда. Гордость и высокомерие — приятные чувства, но солдат должен всегда быть настороже...
Вдруг ответ именно в этом? — внезапно подумал Филитов. Ватутин обращается со мной осторожно, несмотря на то что знает...
Но почему?
— Что все это значит? — спросил Манкузо.
— Трудно ответить на этот вопрос. — отозвался Кларк, — Возможно, какой-нибудь кретин в Вашингтоне никак не может принять решение. Такое часто случается.
Две шифровки прибыли в течение последних двенадцати часов. В первой говорилось, что операция отменяется, и подводной лодке предлагалось немедленно выйти в открытое море, однако вторая шифровка приказывала «Далласу» оставаться в западной части Балтийского моря и ожидать дальнейших указаний.
— Не люблю, когда меня заставляют ждать.
— Это мало кому нравится, капитан.
— А вы как относитесь к этому? — спросил Манкузо.
Кларк выразительно пожал плечами.
— Трудность ожидания главным образом психологическая. Что-то вроде ожидания начала спортивного матча. Лучше всего не думать об этом, капитан. Я обучаю этому искусству — когда сам этим не занимаюсь.
— Часто?
— Не имею права отвечать на такой вопрос, но почти все операции все равно заканчиваются успешно.
— Почти все? А что происходит, когда они не...
— Тогда случаются по-настоящему волнующие события — для всех. — Кларк улыбнулся. — Особенно для меня. Я мог бы рассказать увлекательные истории, но не имею права. У вас тоже наверняка случалось нечто подобное,
— Раз или два. Жаль, что мы не можем говорить об этом, — жизнь становится скучнее, правда?
Они обменялись понимающими взглядами.
Райан ходил по магазинам в одиночку. Приближался день рождения его жены — он выпадал на то время, когда Джек будет в Москве, и потому нужно было купить подарки заранее. Лучше всего начинать с ювелирных магазинов. Кэти все еще носила золотое колье, которое Джек подарил ей несколько лет назад, и теперь он искал подходившие к нему серьги. Однако возникла трудность: он никак не мог припомнить точный рисунок... Тяжелая с похмелья голова, а также постоянное ожидание отнюдь не помогали ему в поисках. Что, если они не поддадутся на приманку?
— Привет, доктор Райан! — послышался знакомый голос. Джек удивленно обернулся.
— Я и не знал, что вам разрешено отъезжать так далеко от центра Вашингтона. — Акт II, сцена 1. Сейчас похмелье играло ему на руку.
— Разрешенный нам радиус проходит через середину универмага «Гарфинкельс», если внимательно посмотреть на карту, — пояснил Сергей Платонов. — Ищете подарок жене?
— Не сомневаюсь, что в моем досье, хранящемся у вас, содержится необходимая информация.
— Да, конечно. Ее день рождения. — Платонов взглянул на витрину. — Жаль, что я не могу позволить себе покупку таких дорогих подарков для своей жены.
— Если вы проявите соответствующее желание, наше управление смогло бы, по-видимому, пойти вам навстречу, Сергей Николаевич.
— Боюсь, что дома меня не поймут, — улыбнулся Платонов. — Эта проблема становится знакомой и вам, не так ли?
— Вы удивительно хорошо информированы, — пробормотал Джек.
— Такова моя работа. Кроме того, я проголодался. Может быть, вы согласитесь использовать часть своего состояния на покупку сандвича русскому дипломату?
Райан с профессиональной осторожностью оглянулся по сторонам.
— Нет, сегодня меня никто не сопровождает, — усмехнулся Платонов, — Мои коллеги... мои товарищи по работе заняты сегодня больше обычного, и я боюсь, что ваше ФБР не располагает достаточным количеством агентов для непрерывной слежки.
— КГБ, разумеется, не сталкивается с такой проблемой, — заметил Райан, когда они отошли от магазина.
— Вот тут вы можете ошибаться. Интересно, почему американцы так уверены в том, что наши спецслужбы отличаются от ваших?
— Если вы имеете в виду, что и ваши спецслужбы совершают столько же ошибок, эта мысль весьма утешительна. Как относительно «хот дог»?
— Если сосиска из кошерного мяса, — ответил Платонов и объяснил: — Я не еврей, мне просто нравится вкус.
— Вы слишком долго живете в Америке, — попытался улыбнуться Джек.
— Но Вашингтон и его окрестности мне так нравятся.
Они вошли в кафе быстрого обслуживания, специализирующееся на пышках и кофе, но предлагающее и другие блюда. Обслуживание действительно оказалось на высоте, и они разместились за белым пластиковым столом, стоящим в середине широкого прохода. Отлично выбранное место, с одобрением подумал Джек. Посетители будут проходить совсем рядом и сумеют услышать только несколько случайных слов. Но он знал, что Платонов — настоящий профессионал.
— Я слышал, что вы столкнулись с определенными юридическими трудностями. Очень жаль. — Платонов произнес фразу с широкой улыбкой на лице. Со стороны могло показаться, что они беседуют о самых рядовых вещах, подумал Райан. И тут же пришел к выводу, что его русский коллега получает немалое удовольствие от разговора.
Когда она вышла из магазина и села в машину, улыбка исчезла с ее лица. Капитан Бизарина нарушила правила профессии — она вскрыла капсулу и прочитала содержание записки. Тут же последовало короткое, но отвратительное ругательство. Записка была написана на одном листке. Бизарина закурила сигарету от газовой зажигалки, а затем сожгла записку в пепельнице автомобиля.
Сколько работы пропало даром! А ведь ее донесение уже в Москве, с ним уже занимаются, содержащиеся в нем данные анализируют. Она оказалась в глупейшем положении. Но еще неприятнее было то, что ее агент действовала совершенно честно, она передавала материалы, по ее мнению совершенно секретные, и, узнав, что программу отменили, тут же сообщила об этом. Бизарина даже не сможет сорвать на ней злобу, передав хотя бы небольшую часть выговора, который непременно последует из-за напрасной траты ценного времени из Московского центра.
Ничего не поделаешь, они предупреждали меня об этом. Это первый случай, но уж никак не последний. Она поехала домой и сразу после возвращения послала шифровку.
Кэти и Джек Райан не были завсегдатаями вечерних коктейлей, постоянно проводимых то в одном месте Вашингтона, то в другом, но им все же приходилось иногда появляться на приемах. Этот прием был организован для того, чтобы собрать деньги на нужды детской больницы округа Колумбия, и жена Райана была хорошей знакомой главного хирурга больницы. Гвоздем вечера было выступление знаменитого джазового музыканта. В этой больнице спасли жизнь его внучке, и теперь он согласился в знак благодарности дать бесплатный сольный концерт в «Кэннеди-сентер». Предполагалось, что во время приема высшее общество Вашингтона получит возможность встретиться со знаменитым исполнителем «лицом к лицу» и столичная элита сможет услышать его саксофон в камерной обстановке. На самом деле, как это случается почти на всех приемах для «сильных мира сего», основной целью вечера являлось увидеть друг друга и таким образом подтвердить свою значимость. И подобно тому как это происходит во всем мире, элита считала необходимым хорошо заплатить за такую привилегию. Джек понимал природу этого явления, хотя и считал его абсурдом. К одиннадцати вечера вашингтонская элита сумела доказать, что ее представители умеют вести столь же глупые разговоры на такие же малозначащие темы и напиваются, как и все остальные в мире. Кэти ограничилась одним бокалом белого вина, тогда как Джек получил возможность пить вволю — он выиграл, вытянув жребий, так что машину обратно поведет жена. Этим вечером он воспользовался предоставившимся шансом, пил бокал за бокалом, несмотря на укоризненные взгляды, которые бросала на него Кэти, и чувствовал себя великолепно, все время улыбаясь. В голове у него проносились столь глубокие философские мысли, что Джек даже подумал — а не переигрывает ли он, не хватил ли лишку. И тут же успокаивал себя — все в порядке, не должно быть ни малейших подозрений в том, что это подготовлено и обдумано заранее. Он только надеялся, что предстоящий инцидент пройдет гладко.
Забавным было то, как относились к Райану. Обязанности, которые он исполнял в ЦРУ, всегда выглядели несколько неопределенно. Завязывая разговор, обычно начинали со слов: «Ну как дела в Лэнгли?» — причем, как правило, заговорщицким тоном, а ответ Джека, что ЦРУ представляет собой обычное правительственное учреждение, огромное здание, в котором ходит масса документов из одного отдела в другой, удивлял большинство интересующихся. Считалось, что у ЦРУ повсюду тысячи активно действующих полевых агентов. Реальная цифра оперативников была, разумеется, секретной, но по крайней мере на порядок меньше.
— Мы работаем, как все правительственные учреждения, восемь часов с перерывом на обед, — объяснял Джек хорошо одетой даме со слегка расширенными зрачками. — А вот у меня завтра выходной.
— Неужели?
— Вот именно. Дело в том, что во вторник я прикончил китайского агента и за — это нам всегда предоставляют отгул, — произнес он серьезным тоном и тут же ухмыльнулся.
— Вы шутите!
— Ну конечно, шучу. Никому не говорите, что я рассказал вам об этом, — заметил Райан. Интересно, кто эта великовозрастная красотка? — подумал он,
— А это правда, что вы находитесь под следствием? — послышался чей-то голос.
Джек повернулся и с удивлением посмотрел на любопытного.
— Вы кто такой?
— Скотт Браунинг, «Чикаго трибюн», — Репортер не протянул руку. Итак, игра началась. Репортер не знал, что является одним из участников спектакля, но Райан это знал.
— Вы не могли бы еще раз повторить свой вопрос? — вежливо сказал Джек.
— Мы получили сведения из достоверных источников, что ведется расследование ваших незаконных операций на фондовой бирже.
— Для меня это новость, — ответил Джек.
— Нам известно, что вас допрашивали следователи из Комиссии по ценным бумагам и биржевым операциям, — заявил репортер.
— Если вы знаете об этом, то не можете не знать, что я предоставил все сведения, которые им требовались, и они ушли вполне удовлетворенными.
— Вы уверены в этом?
— Разумеется. Я не совершил ничего противозаконного, и в моем распоряжении имеются документы, доказывающие это, — уверенно произнес Райан, может быть, слишком уверенно, заметил репортер. Он прямо-таки обожал, когда люди, с которыми ему приходится беседовать, пьют слишком много. In vino veritas.
— Мои источники, однако, утверждают другое, — продолжал настаивать репортер.
— Ничем не могу помочь! — бросил Райан. На этот раз спокойствие покинуло его и голос прозвучал громче, чем следовало. Стоящие поблизости повернулись к ним, не скрывая любопытства.
— Может быть, из-за таких, как вы, и не действуют должным образом наши спецслужбы, — раздался голос только что подошедшего мужчины.
— А вы кто такой, черт побери? — раздраженно спросил Райан, прежде чем обернуться. Спектакль продолжался. Акт I, сцена 2.
— Это конгрессмен Трент, — сообщил репортер. Трент входил в состав Специального комитета конгресса.
— Мне кажется, вам следовало бы извиниться, — произнес Трент. Он казался пьяным.
— За что? — осведомился Райан.
— Как за что? Да за все идиотские глупости, которые вы творите в своей крепости на том берегу реки.
— В отличие от тех, что творятся на этой стороне? — поинтересовался Джек. Вокруг начала собираться толпа. Здесь развлечение казалось многообещающим.
— Я знаю, чтовы попытались только что осуществить и сели голым задом в лужу. Даже не сообщили нам, как этого требует закон. Решили действовать самостоятельно, и теперь я предупреждаю вас, что даром вам это не пройдет. Придется расплачиваться за свою глупость, и дорогой ценой.
— Если нам придется расплачиваться за ваши счета в баре, то действительно это обойдется недешево. — Райан отвернулся, потеряв интерес к дальнейшему разговору.
— Подумаешь, шишка на ровном месте, — произнес Трент за его спиной, — Скоро и на вас найдут управу.
Вокруг собралось человек двадцать, внимательно следящих за происходящим и прислушивающихся к разговору. Они обратили внимание на то, что Джек взял бокал вина у проходившего мимо официанта, и увидели, как у него сжались губы. Некоторые вспомнили, что Джеку Райану приходилось убивать людей, и эта репутация придавала ему ореол таинственности. Он отпил глоток шабли, перед тем как снова взглянуть на конгрессмена.
— О какой управе вы говорите, мистер Трент?
— Это может удивить вас.
— Никакие ваши действия не удивят меня, приятель.
— Может быть, но вот вы удивили нас, доктор Райан. Мы не считали вас мошенником и полагали, что вы достаточно умны, чтобы не принимать участия в этом провале. Теперь вижу, что мы ошибались.
— Вы ошибаетесь во многих вещах, — прошипел Райан.
— Знаете что, Райан? Я вот никак не могу понять, что вы за мужчина.
— В этом нет ничего удивительного.
— Итак, что вы за мужчина? — спросил Трент.
— Знаете, конгрессмен, для меня это может оказаться уникальным событием, — беспечно бросил Райан,
— Что вы хотите этим сказать?
Внезапно лицо Райана изменилось. Его голос прогремел по всему залу:
— Впервые педераст сомневается в том, что я — мужчина! — Извини друг, промелькнула у него мысль...
В зале воцарилась полная тишина. Трент не скрывал своей сексуальной ориентации, объявив об этом шесть лет назад. И все-таки он побледнел. Бокал у него в руке задрожал, вино пролилось на мраморный пол, но конгрессмен взял себя в руки и произнес едва ли не мягким голосом:
— Вы дорого заплатите за это.
— Не торопитесь, миленький. — Райан повернулся и вышел из зала, все время чувствуя тяжесть взглядов у себя на спине. Он не останавливался, пока не увидел автомобили, мчащиеся по Массачусетс-авеню. Джек знал, что выпил слишком много, но холодный воздух начал выветривать винные пары.
— Джек? — Голос жены.
— Да, крошка?
— Что все это значит?
— Не имею права говорить об этом.
— Думаю, тебе пора отправляться домой.
— А я думаю, что ты права. Сейчас схожу за пальто. — Райан вошёл внутрь и передал номерок. Он заметил, как стихли голоса в зале после его возвращения. Чувствовал, что на него смотрят. Джек сунул руки в рукава своего пальто, перекинул меховую шубку жены через руку и лишь после этого обернулся, встретив устремленные на него взгляды. Его интересовала лишь одна пара глаз. Они смотрели на него.
Михаила Семеновича трудно было удивить, но КГБ это удалось. Он был готов сопротивляться пыткам, жестоким избиениям и оказался... разочарован? — спросил он себя. Нет, это не слишком подходящее слово.
Его держали в той же камере, и, насколько он понимал, во всем блоке больше никого не было. Он, наверно, ошибался, но у него не было доказательств, что кто-то еще находится вблизи него, потому что не было слышно никаких звуков, даже перестукивания по бетонным стенам. Может быть, стены были слишком толстыми для этого. Единственное, что нарушало тишину, — это металлический скрежет открывающегося время от времени глазка в металлической двери. Они полагают, что одиночество должно оказать на меня какое-то воздействие. При этой мысли Филитов улыбнулся. Они думают, что я здесь один. Им ничего не известно о моих товарищах.
Всему этому возможно лишь одно объяснение — этот Ватутин боится, что Филитов может действительно оказаться невиновным. Вот только непонятно почему, подумал Михаил Семенович, ведь этот чекистский ублюдок забрал кассету с пленкой из моей руки.
Филитов пытался разобраться в происходящих событиях, глядя на голую бетонную стену, но так и не сумел.
Однако если они надеются испугать его, то будут разочарованы. Филитов слишком часто обманывал смерть. Что-то в его сознании даже желало смерти. Тогда, может быть, он сможет встретить своих товарищей. Ведь он разговаривал с ними, правда? А вдруг они все еще... ну, если не живы, то хотя бы не совсем мертвы, а? Что такое смерть? Сейчас наступил такой момент в его жизни, что этот вопрос стал чисто философским. Разумеется, рано или поздно он узнает это. Ответ на этот вопрос не раз казался совсем близким, стоит лишь протянуть руку, но всегда ускользал от него...
Щелкнул открывающийся замок, и заскрипели ржавые петли двери.
— Почему вы не смажете их? Все металлические детали работают лучше, если их регулярно смазывать, — сказал он, вставая с койки.
Надзиратель молча жестом указал на выход из камеры — В коридоре стояли два молодых охранника, безбородые мальчишки лет по двадцать, подумал Михаил Семенович, с высокомерным выражением на лице, свойственным всем служащим КГБ. Сорок лет назад он мог бы стереть это высокомерие с их лиц, сказал себе Филитов. В конце концов, они безоружны, а он — кадровый офицер, сражался в бесчисленных боях и для него убивать людей так же естественно, как дышать. Эти парни — ненастоящие солдаты, он определил это с первого взгляда. Гордость и высокомерие — приятные чувства, но солдат должен всегда быть настороже...
Вдруг ответ именно в этом? — внезапно подумал Филитов. Ватутин обращается со мной осторожно, несмотря на то что знает...
Но почему?
— Что все это значит? — спросил Манкузо.
— Трудно ответить на этот вопрос. — отозвался Кларк, — Возможно, какой-нибудь кретин в Вашингтоне никак не может принять решение. Такое часто случается.
Две шифровки прибыли в течение последних двенадцати часов. В первой говорилось, что операция отменяется, и подводной лодке предлагалось немедленно выйти в открытое море, однако вторая шифровка приказывала «Далласу» оставаться в западной части Балтийского моря и ожидать дальнейших указаний.
— Не люблю, когда меня заставляют ждать.
— Это мало кому нравится, капитан.
— А вы как относитесь к этому? — спросил Манкузо.
Кларк выразительно пожал плечами.
— Трудность ожидания главным образом психологическая. Что-то вроде ожидания начала спортивного матча. Лучше всего не думать об этом, капитан. Я обучаю этому искусству — когда сам этим не занимаюсь.
— Часто?
— Не имею права отвечать на такой вопрос, но почти все операции все равно заканчиваются успешно.
— Почти все? А что происходит, когда они не...
— Тогда случаются по-настоящему волнующие события — для всех. — Кларк улыбнулся. — Особенно для меня. Я мог бы рассказать увлекательные истории, но не имею права. У вас тоже наверняка случалось нечто подобное,
— Раз или два. Жаль, что мы не можем говорить об этом, — жизнь становится скучнее, правда?
Они обменялись понимающими взглядами.
Райан ходил по магазинам в одиночку. Приближался день рождения его жены — он выпадал на то время, когда Джек будет в Москве, и потому нужно было купить подарки заранее. Лучше всего начинать с ювелирных магазинов. Кэти все еще носила золотое колье, которое Джек подарил ей несколько лет назад, и теперь он искал подходившие к нему серьги. Однако возникла трудность: он никак не мог припомнить точный рисунок... Тяжелая с похмелья голова, а также постоянное ожидание отнюдь не помогали ему в поисках. Что, если они не поддадутся на приманку?
— Привет, доктор Райан! — послышался знакомый голос. Джек удивленно обернулся.
— Я и не знал, что вам разрешено отъезжать так далеко от центра Вашингтона. — Акт II, сцена 1. Сейчас похмелье играло ему на руку.
— Разрешенный нам радиус проходит через середину универмага «Гарфинкельс», если внимательно посмотреть на карту, — пояснил Сергей Платонов. — Ищете подарок жене?
— Не сомневаюсь, что в моем досье, хранящемся у вас, содержится необходимая информация.
— Да, конечно. Ее день рождения. — Платонов взглянул на витрину. — Жаль, что я не могу позволить себе покупку таких дорогих подарков для своей жены.
— Если вы проявите соответствующее желание, наше управление смогло бы, по-видимому, пойти вам навстречу, Сергей Николаевич.
— Боюсь, что дома меня не поймут, — улыбнулся Платонов. — Эта проблема становится знакомой и вам, не так ли?
— Вы удивительно хорошо информированы, — пробормотал Джек.
— Такова моя работа. Кроме того, я проголодался. Может быть, вы согласитесь использовать часть своего состояния на покупку сандвича русскому дипломату?
Райан с профессиональной осторожностью оглянулся по сторонам.
— Нет, сегодня меня никто не сопровождает, — усмехнулся Платонов, — Мои коллеги... мои товарищи по работе заняты сегодня больше обычного, и я боюсь, что ваше ФБР не располагает достаточным количеством агентов для непрерывной слежки.
— КГБ, разумеется, не сталкивается с такой проблемой, — заметил Райан, когда они отошли от магазина.
— Вот тут вы можете ошибаться. Интересно, почему американцы так уверены в том, что наши спецслужбы отличаются от ваших?
— Если вы имеете в виду, что и ваши спецслужбы совершают столько же ошибок, эта мысль весьма утешительна. Как относительно «хот дог»?
— Если сосиска из кошерного мяса, — ответил Платонов и объяснил: — Я не еврей, мне просто нравится вкус.
— Вы слишком долго живете в Америке, — попытался улыбнуться Джек.
— Но Вашингтон и его окрестности мне так нравятся.
Они вошли в кафе быстрого обслуживания, специализирующееся на пышках и кофе, но предлагающее и другие блюда. Обслуживание действительно оказалось на высоте, и они разместились за белым пластиковым столом, стоящим в середине широкого прохода. Отлично выбранное место, с одобрением подумал Джек. Посетители будут проходить совсем рядом и сумеют услышать только несколько случайных слов. Но он знал, что Платонов — настоящий профессионал.
— Я слышал, что вы столкнулись с определенными юридическими трудностями. Очень жаль. — Платонов произнес фразу с широкой улыбкой на лице. Со стороны могло показаться, что они беседуют о самых рядовых вещах, подумал Райан. И тут же пришел к выводу, что его русский коллега получает немалое удовольствие от разговора.