Страница:
— В служебном помещении на первом этаже есть радиотелефон, — сообщил сержант. — Радиотелефоны тут во всех зданиях.
— Отлично! Держите оборону, сержант. Через пару минут я вернусь. — Бондаренко вбежал внутрь здания. Радиотелефон висел на стене, и полковник с облегчением увидел, что это аппарат военного образца, работающий на батарейном питании. Бондаренко снял его с крючка и выбежал наружу.
Нападающие — кто они? — подумал он — плохо организовали штурм объекта. Начать с того, что им не удалось уничтожить казармы охранной роты КГБ до начала штурма; во-вторых, они не сумели быстро атаковать жилой район объекта. Теперь нападающие пытались исправить эту ошибку, но натолкнулись на цепь пограничников, залегших в снегу. Бондаренко знал, что это всего лишь солдаты КГБ, но они прошли должную подготовку и понимали, что здесь, на вершине горы, им некуда отступать. Он уже обратил внимание на молодого сержанта, оказавшегося превосходным командиром. Юноша двигался вокруг здания, сам не стрелял, но подбадривал остальных и говорил, что им следует делать. Полковник включил рацию.
— Внимание! Говорит полковник Бондаренко, заместитель начальника объекта «Яркая звезда». Мы отражаем нападение, повторяю, «Яркая звезда» отражает нападение. Прошу немедленно ответить — кто слышит меня.
— Геннадий, это Покрышкин. Я нахожусь на лазерной установке. Мы защищаемся в центре управления. Какова ситуация?
— Я нахожусь в жилом доме. Все гражданские лица — то есть все, кого нам удалось собрать, — находятся внутри, на втором этаже. У меня сорок солдат, и мы постараемся удержаться. Вы запросили подкрепление?
— Пытаюсь установить связь. Геннадий, мы можем рассчитывать лишь на помощь извне. Вы сможете продержаться?
— Спросите меня снова через двадцать минут, товарищ генерал.
— Самое главное — спасите людей, полковник. Спасите моих людей! — донесся крик Покрышкина,
— Мы будем защищаться до тех пор, пока живы, товарищ генерал. Конец связи. — Бондаренко закрепил на спине лямки рации и взял автомат. — Сержант!
— Я здесь, товарищ полковник. — Перед ним выросла фигура молодого сержанта. — Они пока не атакуют, только делают вылазки то здесь то там...
— Ищут незащищенные места. — Бондаренко снова опустился на колени. Повсюду, казалось, свистели пули, но огонь еще не был концентрированным. Над их головами разбивались окна, и стекла летели вниз. Пули ударяли в стены из сборного железобетона, и всех осыпало его осколками. — Располагайтесь на углу, противоположном этому. Вы будете возглавлять оборону северной и восточной стен здания. Я возьму на себя две остальные. Прикажите своим людям вести только прицельный огонь...
— Я уже отдал такое распоряжение, товарищ полковник.
— Отлично! — Бондаренко хлопнул сержанта по плечу. — Не отступать с занятых позиций, пока вас не принудят к этому, но сначала сообщите мне об этом. Люди, что в здании, бесценны. Их нужно спасти во что бы то ни стало. Идите! — Полковник смотрел вслед уходящему сержанту. Может быть, и в КГБ умеют неплохо готовить солдат. Он повернулся и подбежал к углу дома.
Сейчас у него было двадцать — нет, уже только восемнадцать — солдат. В камуфляжной форме они были почти невидимы. Бондаренко, согнувшись под тяжестью рации на спине, пробежал от одного солдата к другому, расставляя их в наиболее защищенных местах, объясняя, что нужно беречь патроны. Он едва успел миновать западную стену здания, как из темноты донесся дружный вопль.
— Нас атакуют! — закричал молодой солдат.
— Не стрелять! — рявкнул полковник.
Бегущие фигуры появились перед ними как по мановению волшебной палочки. Только что здесь было пусто, лишь падал снег — и в следующее мгновение из темноты вырвалась цепь людей, с бедра стреляющих из своих «Калашниковых». Бондаренко дал им приблизиться на пятьдесят метров.
— Огонь! — В следующую секунду десяток бегущих рухнули на снег словно подкошенные. Остальные замешкались и отступили, оставив еще два трупа. С противоположной стороны здания тоже слышались автоматные очереди, У Бондаренко мелькнула мысль, удастся ли сержанту отразить атаку, но он не мог заниматься этим. Рядом послышались стоны — его солдаты тоже несли потери. Обходя обороняющихся, он увидел, что один уже не стонет. Теперь у него осталось лишь пятнадцать человек.
Самолет уверенно набирал высоту. В нескольких футах позади полковника фон Эйка на откидном сиденье располагался русский летчик, поглядывавший на панель с электроприборами.
— Как дела с энергоснабжением? — раздраженно спросил пилот.
— Никаких проблем с питанием двигателей. Гидравлика тоже в порядке. Судя по всему, что-то случилось с освещением, — ответил инженер, незаметно выключая ходовые огни на вершине хвостового оперения и на концах крыльев.
— Ну что ж... — Контрольные панели были, разумеется, освещены, и для тех, кто находился в кокпите, дополнительного освещения не требовалось. — Ладно, исправим в Шанноне.
— Полковник, — послышался голос механика в наушниках пилота.
— Говорите, — сказал инженер, убедившись, что наушники в шлеме русского летчика подключены к другому каналу.
— Можете говорить, сержант,
— У нас два наших... два новых пассажира, сэр, но мистер Рай-ан остался на аэродроме.
— Повторите, — сказал полковник фон Эйк.
— Он приказал нам улетать, сэр. К нему подбежали двое с пистолетами, сэр, они... он приказал мне закрыть дверь и уносить ноги, сэр, — повторил механик.
— О'кей, — выдохнул пилот. — Как дела в хвостовом отсеке?
— Я усадил их на кресла заднего ряда. Не думаю, что кто-то обратил на них внимание — шум двигателей и тому подобное.
— Пусть так все и остается.
— Слушаюсь, сэр. Я сказал Фредди, чтобы он перевел пассажиров в носовой салон. Гальюн в хвосте не работает, сэр.
— Ничего не поделаешь, — ухмыльнулся пилот. — Скажи им, пусть ходят в тот, что в носовом салоне, если возникнет надобность.
— Слушаюсь, полковник.
— Семьдесят пять минут, — сообщил штурман.
Боже мой, Райан. Надеюсь, что с тобой ничего не случилось, подумал пилот...
— Мне надо было застрелить вас прямо на месте! — проворчал Головко.
Они сидели в машине председателя КГБ. Райан увидел, что находится в окружении четырех разъяренных офицеров этого ведомства. Разъяренней других был тот, что располагался на правом переднем сиденье. Это телохранитель Герасимова, подумал Райан, тот, что постоянно находился в компании председателя. Он выглядел необычайно сильным физически, и Райан был доволен, что его отделяет от телохранителя спинка кресла. Впрочем, у Джека были более срочные дела. Он посмотрел на Головко и решил, что следует попытаться успокоить его.
— В этом случае, Сергей, разразится небывалый международный скандал, — спокойно произнес Джек. Переговоры, которые последовали дальше, велись по-русски. Он не понимал, о чем идет речь, но эмоциональное содержание было ему ясно. Они просто не знали, что теперь делать. Это вполне устраивало Райана.
Кларк шел по улице в трех кварталах от порта, когда, наконец, увидел их. Часы показывали без четверти двенадцать. Слава Богу, точно вовремя. В этом районе города находились рестораны и, к изумлению Кларка, дискотеки. Когда он заметил их, они как раз выходили из дискотеки. Две женщины, одетые, как ему сообщили, и один мужчина. Телохранитель. Всего один, как и говорилось в приказе. Для Кларка было приятным сюрпризом, что пока все шло в соответствии с планом. Он насчитал на улице с десяток прохожих, некоторые из них шли группами и громко разговаривали, некоторые покачивались в подпитии. Сегодня вечер пятницы, и именно этим занимаются люди во всем мире вечером пятницы. Кларк не выпускал из поля зрения троих интересовавших его людей и постепенно приближался к ним.
Телохранитель был настоящим профессионалом. Он шел справа от женщин, и его правая рука была все время свободна. Он чуть опережал их, но постоянно окидывал взглядом все происходящее вокруг. Кларк поправил шарф на шее и сунул руку в карман, взявшись за рукоятку пистолета. Он был совсем рядом. Женщины приближались к перекрестку и шли не торопясь. Та, что постарше, осматривала город, показалось Кларку, с интересом. Окружающие здания выглядели древними, но на самом деле это было не так. Вторая мировая война пронеслась через Таллинн двумя сокрушительными волнами, оставив позади себя пустыню сожженных камней. Но тот, кто имел право принимать решения, распорядился восстановить город в точности, каким он был раньше, и потому этот город казался не таким, как русские города, где Кларку довелось побывать. Он напоминал Кларку Германию, хотя ему было неясно почему. Это была его последняя не относящаяся к делу мысль этим вечером. Теперь он был в тридцати футах от них, еще один прохожий, возвращающийся домой холодной февральской ночью, с опущенным лицом, чтобы укрыться от пронизывающего ветра, и надвинутой на лоб меховой шапкой. Он уже слышал их голоса, говорившие по-русски. Пора.
— Русские, — удивленно произнес Кларк с акцентом жителя Москвы. — Неужели не все жители этого города высокомерные эстонцы?
— Это старинный и прекрасный город, товарищ, — упрекнула его та женщина, что постарше. — Нужно уважать местные обычаи.
Теперь за дело... сказал себе Кларк. Он шел заплетающимися шагами пьяного человека.
— Извините меня, леди. Желаю вам счастливо провести вечер, — сказал он, проходя мимо. Он обошел женщин и столкнулся с телохранителем. — Извините меня, товарищ... — Телохранитель поднял голову и увидел дуло пистолета у самою лица. — Повернитесь налево и идите в переулок. Держите руки, чтобы я мог их видеть, товарищ.
Бедняга был так потрясен, что это казалось почти забавным, подумал Кларк и тут же напомнил себе, что перед ним превосходно подготовленный сотрудник КГБ с пистолетом в кармане. Он схватил мужчину за воротник, держа пистолет у его липа.
— Мама... — с тревогой сказала Катя.
— Молчи. Молчи и делай так, как тебе скажет этот человек.
— Но...
— Марш к стене, — скомандовал Кларк. Он не отрывал пистолета от лба телохранителя, сменил руки и затем сильно ударил ребром правой руки по шее мужчины. Потерявший сознание телохранитель опустился на колени, и Кларк тут же защелкнул наручники на его кистях. После этого он заткнул ему рот и оттащил в самое темное место узкого переулка,
— А теперь, дамы, прошу вас пройти со мной.
— Что здесь происходит? — спросила Катя.
— Я не знаю, — призналась ее мать. — Твой отец сказал мне...
— Мисс, ваш отец решил навестить Америку и выразил желание, чтобы вы и ваша мать присоединились к нему, — произнес Кларк на безупречном русском языке.
Катя не ответила. В переулке царил полумрак, и все-таки Кларк заметил, что лицо ее побледнело. Мать выглядела лишь немногим лучше.
— Но ведь это предательство, — произнесла наконец девушка. — Я не могу в это поверить...
— Он сказал мне... он сказал мне, что мы должны беспрекословно повиноваться этому человеку, — прошептала Мария. — Катя — мы должны.
— Но...
— Катя, — прервала ее мать, — Подумай, что случится с тобой, если твой отец окажется в Америке, а ты останешься здесь? Что будет с твоими друзьями? Что будет с тобой? Они воспользуются тобой, чтобы вернуть его обратно, будут шантажировать его, сделают все возможное, Катюша...
— Нам пора идти. — Кларк взял женщин под руки,
— Но что будет с ним? — Катя сделал жест в сторону лежащего телохранителя.
— С ним все в порядке. Мы не убийцы. Это оказывает плохое влияние на наш бизнес. — Кларк вывел их на улицу и повернул налево к порту.
Майор разделил своих людей на две группы. Та, что поменьше, закладывала подрывные заряды повсюду, где считала нужным, — основание зеркала или фундамент лазера — не имело значения. Основная группа уничтожила почти всех солдат КГБ, попытавшихся контратаковать их, и теперь окружила командный бункер. Вообще-то это был не бункер, но проектировщик, по-видимому, считал. что контрольный центр должен быть защищен ничуть не хуже, чем ЦУП на Байконуре, не исключено, он предполагал, что по горе, где размещен объект «Яркая звезда», могут нанести ядерный удар. Впрочем, вероятнее всего, существовало указание, что для подобного объекта следует строить такой центр управления, — и все тут. В результате центр управления «Яркой звезды» представлял собой заглубленное в грунт сооружение с железобетонными стенами метровой толщины. Моджахеды из группы майора убили командира охранной роты, захватили его машину с установленным на ней крупнокалиберным пулеметом и теперь поливали огнем амбразуры в стенах бункера. Вообще-то никто не пользовался амбразурами для наблюдения, и пули всего лишь пробивали толстое стекло и разносили вдребезги установленные внутри компьютеры и приборы управления.
Генерал Покрышкин, находившийся в центре управления, был вынужден принять на себя командование обороной. В его распоряжении было около тридцати солдат из охранной роты КГБ, вооруженных лишь стрелковым оружием и тем небольшим количеством боеприпасов, которое было при них на момент штурма. Покрышкин поручил оборону лейтенанту, а сам пытался вызвать по радио подкрепление.
— Понадобится не меньше часа, — сообщил ему командир полка. — Машины уже выезжают,
— Постарайтесь, чтобы они прибыли как можно скорей! — кричал в микрофон генерал Покрышкин. — Мои люди гибнут! — Он уже подумал о том, чтобы запросить вертолеты, но в такую погоду это было бесполезно. Вертолетный десант будет не просто рискованным шагом, а прямо-таки самоубийством. Покрышкин опустил рацию и взял свой табельный пистолет. Он слышал грохот, доносящийся снаружи. Все снаряжение объекта взорвано и разрушено. Впрочем, это можно пережить. Какой огромной ни была потеря, самое главное сейчас сохранить людей. Почти треть инженеров находилась с ним в бункере. В момент начала штурма они заканчивали затянувшееся совещание. Если бы не совещание, инженеры и ученые начали бы расходиться. По крайней мере сейчас у них появился шанс выжить.
С наружной стороны бетонного бункера майор все еще пытался понять, что происходит — Он никак не рассчитывал натолкнуться на такое сооружение. Выпущенные противотанковые гранаты всего лишь откалывали осколки от бетонной плиты, а прицелиться в темноте в узкие амбразуры из гранатомета было практически невозможно. С помощью трассирующих пуль можно попасть очередью в амбразуру, но это не окажет никакого воздействия на тех, кто находился в бункере.
Нужно найти слабое место, подумал он. Не спеши, тщательно все обдумай. Майор приказал своим людям вести непрерывный обстрел бункера, а сам пошел вокруг него. Обороняющиеся также равномерно распределили свое вооружение, но подобные укрепления не могли не иметь ахиллесовой пяты, уязвимого места... Требовалось всего лишь найти его.
— Как дела? — раздался голос в рации.
— Мы убили человек пятьдесят. Остальные скрылись в бункере, и сейчас мы пытаемся пробиться к ним. А ваша цель?
— Жилое здание, — ответил Лучник. — Они все внутри, и мы... — Из рации донесся грохот выстрелов. — Мы скоро сломим оборону и ворвемся внутрь.
— Через тридцать минут нам нужно уходить, мой друг, — напомнил майор.
— Знаю. — Рация замолчала.
Лучник — хороший человек, храбрый воин, подумал майор, осматривая северную сторону бункера, ему бы неделю военной подготовки, и он мог бы воевать с куда большей эффективностью... всего одну неделю для систематизации уже имеющихся у него знаний и приобретения опыта, ради которого проливали кровь столько правоверных...
Вот это место. Вот ахиллесова пята.
Последние мины, выпущенные из миномета, разорвались на крыше жилого здания. Бондаренко наблюдал за этим с улыбкой. Наконец-то противник совершил что-то глупое. Мины из минометов 82-миллиметрового калибра никак не могли пробить бетонные плиты потолочного перекрытия, но вот если бы противник обстрелял ими периметр здания, полковник потерял бы многих своих солдат. Теперь у него осталось их всего десять, причем двое были ранены. Автоматы погибших солдат уже передали внутрь здания, и инженеры вели огонь из окон второго этажа. Бондаренко насчитал двадцать вражеских трупов, и нападавшие — это были афганцы, теперь он не сомневался в этом — остановились в нерешительности вне пределов видимости, не зная, что предпринять дальше. Впервые Бондаренко понял, что они могут выжить, отразить штурм. Только что генерал сообщил ему, что полк моторизованной пехоты движется из Нурека, и, хотя полковник с ужасом представил себе, что значит гнать боевые машины пехоты по усыпанным снегом горным дорогам, потеря нескольких взводов казалась ничтожной по сравнению с тем объектом, той суммой знаний, которую он старался сейчас защитить.
Автоматный огонь стих, очереди раздавались довольно редко — противник решал, что делать дальше. Если бы у Бондаренко было больше людей, он предпринял бы сейчас контратаку, пытаясь опрокинуть противника, но при сложившейся ситуации полковник был вынужден оставаться на оборонительном рубеже. Он не имел права рисковать, особенно теперь, когда в его распоряжении было всего одно отделение для защиты двух сторон здания.
Может быть. лучше отступить? Чем дольше я удерживаю их вдали от здания, тем лучше, но, может быть, все-таки сейчас лучший момент для отступления? Бондаренко заколебался. Внутри здания его солдаты будут лучше защищены, но тогда он утратит контроль над ними, не сможет управлять их действиями, когда каждый из солдат будет отделен друг от друга внутренними стенами А если они отступят внутрь здания и перейдут на верхний этаж, у афганских саперов появится возможность подорвать здание взрывными зарядами и обрушить верхний этаж — нет, это шаг, продиктованный отчаянием. Бондаренко прислушался к звукам выстрелов, стонам раненых и умирающих людей и никак не мог принять решение.
Рядом, в двухстах метрах, Лучник собирался принять решение за него. По ошибке сделав вывод, что большие потери, которые он понес на этой стороне здания, означают, что именно здесь сконцентрированы защитники, он перебросил остаток своих воинов на другую сторону. На это ему потребовалось пять минут, а оставленные им моджахеды вели непрерывный огонь по русскому периметру обороны. У людей Лучника кончились мины, кончились гранаты, которыми стреляли из гранатометов, и помимо автоматов осталось всего несколько ручных гранат и шесть подрывных зарядов. Вокруг пылали пожары, пламя которых взвивалось оранжевыми языками в темноту ночи, растопляя падающий снег. Лучник слышал стоны своих раненых воинов, собирая ударный кулак из пятидесяти человек, способных сражаться. Они бросятся в атаку как один, следуя за тем, кто привел их сюда. Лучник снял с предохранителя свой АК-47 и вспомнил трех первых русских, которых застрелил из него.
Бондаренко резко повернул голову, когда услышал крики, доносящиеся с противоположной стороны здания. Он взглянул назад и увидел, что ничего не случилось. И тут он решил поступить так, как считал правильным: «Всем в здание! Быстрее!» Два из десяти оставшихся у него солдат были ранены, и каждый из них нуждался в помощи. На отступление потребовалось больше минуты, и тишина ночи все время нарушалась автоматными очередями. Бондаренко взял с собой пятерых ч побежал с ними по центральному коридору первого этажа. Через несколько мгновений они выскочили на противоположную сторону здания.
Полковник не успел понять, удалось ли афганцам прорваться через линию обороны или это его люди отступали, — ему снова пришлось воздержаться от стрельбы, потому что обе стороны были одеты одинаково. Затем один из бегущих к зданию открыл огонь, полковник опустился на колено и срезал его короткой очередью Тут же появились другие, и Бондаренко едва не нажал на спусковой крючок, но в это мгновение услышал их крики:
— Свои! Свои! — Полковник насчитал восемь человек. Послед ним был сержант, раненный в обе ноги.
— Их слишком много, мы не могли...
— Всем внутрь, — крикнул полковник. — Вы можете сражаться?
— Да, черт побери! — Оба оглянулись. Нельзя обороняться, стоя в отдельных комнатах. Вести огонь придется в коридорах и на лестничных клетках.
— Подкрепление уже в пути. Из Нурека движется сюда целый полк. Нам нужно только продержаться до их прибытия! — сообщил своим людям Бондаренко. Он не сказал им, сколько времени потребуется для этого. Но для солдат это была первая хорошая новость за последние полчаса. По лестнице вниз спустились двое штатских. В руках у них были автоматы.
— Нужна помощь? — спросил Морозов. Он не проходил военного обучения, но только что узнал, что пользоваться автоматом совсем несложно-
— Как дела наверху? — спросил Бондаренко.
— Убили руководителя моего сектора. Я взял у него вот этот автомат. Много раненых, и остальные напуганы, как и я.
— Оставайтесь здесь, с сержантом, — распорядился полковник. — Не теряйте головы, товарищ инженер, и мы сумеем отбиться. Вот-вот прибудет подкрепление.
— Поскорее бы. — Морозов помог раненому сержанту встать — тот был еще моложе инженера, — и они направились в дальний конец коридора.
— Спускайтесь по лестнице. Осторожно, — предупредил Кларк. — У конца лестницы — поперечный брус. На него можно встать.
Мария с отвращением посмотрела на уходящую вниз лестницу, покрытую слизью, и начала спускаться, двигаясь словно во сне. За ней последовала дочь. Кларк обошел женщин и спрыгнул в лодку. Там он отвязал носовой линь и передвинул лодку, отталкиваясь руками от свай, к тому месту, где они его ждали. От поперечного бруса лодку отделяло три фута.
— По одной, вы первая, Катя. Спускайтесь медленно вниз, и я подхвачу вас. — Девушка начала спускаться, от страха и неуверенности у нее дрожали колени. Кларк схватил ее за лодыжку и потянул к себе. Она рухнула в лодку с элегантностью мешка, полного картошки. За ней последовала Мария. Кларк точно так же проинструктировал ее, но Катя, пытаясь помочь матери, оттолкнула лодку от пирса. Руки Марии соскользнули, и она с криком упала в воду.
— Кто там? — донесся окрик с берега.
Кларк не обратил на окрик внимания, схватил барахтающуюся женщину и втащил в лодку. Мария задыхалась от холода, но он ничем не мог ей сейчас помочь. Он включил электрический мотор и направил лодку к выходу из гавани. По пирсу загремели шаги бегущего человека.
— Стой! — раздался крик. Кларк понял, что это портовый охранник — так всегда, в решающую минуту появляется охранник. Он обернулся и увидел свет ручного фонарика. Слабый луч не доставал до лодки, но освещал кильватерную струю, остающуюся позади. Кларк поднял рацию.
— Дядя Джо, говорит Уилли. Возвращаемся. Солнце зашло.
— Их могли заметить, — сообщил офицер-связист капитану.
— Этого только нам не хватало. — Манкузо прошел вперед. — Гудмэн, поворот направо на курс ноль-восемь-пять. Двигайтесь к берегу со скоростью десять узлов.
— Мостик, докладывает гидролокатор. Контакт на пеленге два девять-шесть. Дизельный двигатель, — послышался голос Джоунси. — Два винта.
— По-видимому, патрульный фрегат КГБ — «Гриша», вероятней всего, — заметил Рамиус. — Обычное патрулирование.
Манкузо промолчал, лишь сделав жест в сторону группы управления огнем. Они вычислят координаты цели, идущей мористее, пока «Даллас» двигается к берегу на перископной глубине, подняв над водой радиоантенну.
— Внимание, девять-семь-один, это центр управления полетом Великие Луки. Поворачивайте направо на новый курс один-ноль-четыре, — произнес русский голос в наушниках полковника фон Эйка. Пилот сжал выключатель на руле управления.
— Повторите, Луки. Плохо вас слышу.
— Девять-семь-один, вам приказано повернуть направо на новый курс один-ноль-четыре и вернуться в Москву.
— А-а, понятно. Спасибо, Луки, но мы не согласны. Продолжаем полет по курсу два-восемь-шесть в соответствии с полетным планом. Конец связи.
— Девять-семь-один, приказываю немедленно возвращаться в Москву! — настаивал авиадиспетчер.
— Понятно. Спасибо. Конец связи. — Фон Эйк посмотрел на автопилот, чтобы убедиться, что самолет сохраняет заданный курс, и продолжил обзор. Всегда была вероятность появления неопознанных самолетов.
— Но ведь вы не поворачиваете обратно, — сказал русский летчик по системе внутренней связи.
— Нет, конечно. — Фон Эйк посмотрел на него. — Насколько я помню, мы ничего в Москве не забыли. — Так уж и ничего...
— Но вы получили приказ...
— Сынок, я командую этим самолетом, и мой приказ — лететь в Шаннон.
— Но... — Русский отстегнул ремни и начал вставать.
— Сидеть! — Резко скомандовал пилот. — Никто не смеет выходить из кокпита без моего разрешения, мистер! Вы являетесь гостем на борту моего самолета и, клянусь Всевышним, будете вести себя так, как я приказываю! — Черт побери, подумал полковник, все должно было пройти гладко. Он сделал знак инженеру, который повернул еще один выключатель. Теперь свет погас во всех салонах «Боинга». Начиная с данного момента VC-137 не нес ни единого огня. Фон Эйк снова включил радиопередатчик.
— Луки, говорит девять-семь-один. У нас неисправности в электрической сети. Не могу делать резких перемен курса, пока не устраним неисправность. Как слышите? Прием.
— В чем у вас дело? — спросил авиадиспетчер. Пилот не знал, какие указания даны авиадиспетчеру, и потому выдал новую ложь.
— Отлично! Держите оборону, сержант. Через пару минут я вернусь. — Бондаренко вбежал внутрь здания. Радиотелефон висел на стене, и полковник с облегчением увидел, что это аппарат военного образца, работающий на батарейном питании. Бондаренко снял его с крючка и выбежал наружу.
Нападающие — кто они? — подумал он — плохо организовали штурм объекта. Начать с того, что им не удалось уничтожить казармы охранной роты КГБ до начала штурма; во-вторых, они не сумели быстро атаковать жилой район объекта. Теперь нападающие пытались исправить эту ошибку, но натолкнулись на цепь пограничников, залегших в снегу. Бондаренко знал, что это всего лишь солдаты КГБ, но они прошли должную подготовку и понимали, что здесь, на вершине горы, им некуда отступать. Он уже обратил внимание на молодого сержанта, оказавшегося превосходным командиром. Юноша двигался вокруг здания, сам не стрелял, но подбадривал остальных и говорил, что им следует делать. Полковник включил рацию.
— Внимание! Говорит полковник Бондаренко, заместитель начальника объекта «Яркая звезда». Мы отражаем нападение, повторяю, «Яркая звезда» отражает нападение. Прошу немедленно ответить — кто слышит меня.
— Геннадий, это Покрышкин. Я нахожусь на лазерной установке. Мы защищаемся в центре управления. Какова ситуация?
— Я нахожусь в жилом доме. Все гражданские лица — то есть все, кого нам удалось собрать, — находятся внутри, на втором этаже. У меня сорок солдат, и мы постараемся удержаться. Вы запросили подкрепление?
— Пытаюсь установить связь. Геннадий, мы можем рассчитывать лишь на помощь извне. Вы сможете продержаться?
— Спросите меня снова через двадцать минут, товарищ генерал.
— Самое главное — спасите людей, полковник. Спасите моих людей! — донесся крик Покрышкина,
— Мы будем защищаться до тех пор, пока живы, товарищ генерал. Конец связи. — Бондаренко закрепил на спине лямки рации и взял автомат. — Сержант!
— Я здесь, товарищ полковник. — Перед ним выросла фигура молодого сержанта. — Они пока не атакуют, только делают вылазки то здесь то там...
— Ищут незащищенные места. — Бондаренко снова опустился на колени. Повсюду, казалось, свистели пули, но огонь еще не был концентрированным. Над их головами разбивались окна, и стекла летели вниз. Пули ударяли в стены из сборного железобетона, и всех осыпало его осколками. — Располагайтесь на углу, противоположном этому. Вы будете возглавлять оборону северной и восточной стен здания. Я возьму на себя две остальные. Прикажите своим людям вести только прицельный огонь...
— Я уже отдал такое распоряжение, товарищ полковник.
— Отлично! — Бондаренко хлопнул сержанта по плечу. — Не отступать с занятых позиций, пока вас не принудят к этому, но сначала сообщите мне об этом. Люди, что в здании, бесценны. Их нужно спасти во что бы то ни стало. Идите! — Полковник смотрел вслед уходящему сержанту. Может быть, и в КГБ умеют неплохо готовить солдат. Он повернулся и подбежал к углу дома.
Сейчас у него было двадцать — нет, уже только восемнадцать — солдат. В камуфляжной форме они были почти невидимы. Бондаренко, согнувшись под тяжестью рации на спине, пробежал от одного солдата к другому, расставляя их в наиболее защищенных местах, объясняя, что нужно беречь патроны. Он едва успел миновать западную стену здания, как из темноты донесся дружный вопль.
— Нас атакуют! — закричал молодой солдат.
— Не стрелять! — рявкнул полковник.
Бегущие фигуры появились перед ними как по мановению волшебной палочки. Только что здесь было пусто, лишь падал снег — и в следующее мгновение из темноты вырвалась цепь людей, с бедра стреляющих из своих «Калашниковых». Бондаренко дал им приблизиться на пятьдесят метров.
— Огонь! — В следующую секунду десяток бегущих рухнули на снег словно подкошенные. Остальные замешкались и отступили, оставив еще два трупа. С противоположной стороны здания тоже слышались автоматные очереди, У Бондаренко мелькнула мысль, удастся ли сержанту отразить атаку, но он не мог заниматься этим. Рядом послышались стоны — его солдаты тоже несли потери. Обходя обороняющихся, он увидел, что один уже не стонет. Теперь у него осталось лишь пятнадцать человек.
Самолет уверенно набирал высоту. В нескольких футах позади полковника фон Эйка на откидном сиденье располагался русский летчик, поглядывавший на панель с электроприборами.
— Как дела с энергоснабжением? — раздраженно спросил пилот.
— Никаких проблем с питанием двигателей. Гидравлика тоже в порядке. Судя по всему, что-то случилось с освещением, — ответил инженер, незаметно выключая ходовые огни на вершине хвостового оперения и на концах крыльев.
— Ну что ж... — Контрольные панели были, разумеется, освещены, и для тех, кто находился в кокпите, дополнительного освещения не требовалось. — Ладно, исправим в Шанноне.
— Полковник, — послышался голос механика в наушниках пилота.
— Говорите, — сказал инженер, убедившись, что наушники в шлеме русского летчика подключены к другому каналу.
— Можете говорить, сержант,
— У нас два наших... два новых пассажира, сэр, но мистер Рай-ан остался на аэродроме.
— Повторите, — сказал полковник фон Эйк.
— Он приказал нам улетать, сэр. К нему подбежали двое с пистолетами, сэр, они... он приказал мне закрыть дверь и уносить ноги, сэр, — повторил механик.
— О'кей, — выдохнул пилот. — Как дела в хвостовом отсеке?
— Я усадил их на кресла заднего ряда. Не думаю, что кто-то обратил на них внимание — шум двигателей и тому подобное.
— Пусть так все и остается.
— Слушаюсь, сэр. Я сказал Фредди, чтобы он перевел пассажиров в носовой салон. Гальюн в хвосте не работает, сэр.
— Ничего не поделаешь, — ухмыльнулся пилот. — Скажи им, пусть ходят в тот, что в носовом салоне, если возникнет надобность.
— Слушаюсь, полковник.
— Семьдесят пять минут, — сообщил штурман.
Боже мой, Райан. Надеюсь, что с тобой ничего не случилось, подумал пилот...
— Мне надо было застрелить вас прямо на месте! — проворчал Головко.
Они сидели в машине председателя КГБ. Райан увидел, что находится в окружении четырех разъяренных офицеров этого ведомства. Разъяренней других был тот, что располагался на правом переднем сиденье. Это телохранитель Герасимова, подумал Райан, тот, что постоянно находился в компании председателя. Он выглядел необычайно сильным физически, и Райан был доволен, что его отделяет от телохранителя спинка кресла. Впрочем, у Джека были более срочные дела. Он посмотрел на Головко и решил, что следует попытаться успокоить его.
— В этом случае, Сергей, разразится небывалый международный скандал, — спокойно произнес Джек. Переговоры, которые последовали дальше, велись по-русски. Он не понимал, о чем идет речь, но эмоциональное содержание было ему ясно. Они просто не знали, что теперь делать. Это вполне устраивало Райана.
Кларк шел по улице в трех кварталах от порта, когда, наконец, увидел их. Часы показывали без четверти двенадцать. Слава Богу, точно вовремя. В этом районе города находились рестораны и, к изумлению Кларка, дискотеки. Когда он заметил их, они как раз выходили из дискотеки. Две женщины, одетые, как ему сообщили, и один мужчина. Телохранитель. Всего один, как и говорилось в приказе. Для Кларка было приятным сюрпризом, что пока все шло в соответствии с планом. Он насчитал на улице с десяток прохожих, некоторые из них шли группами и громко разговаривали, некоторые покачивались в подпитии. Сегодня вечер пятницы, и именно этим занимаются люди во всем мире вечером пятницы. Кларк не выпускал из поля зрения троих интересовавших его людей и постепенно приближался к ним.
Телохранитель был настоящим профессионалом. Он шел справа от женщин, и его правая рука была все время свободна. Он чуть опережал их, но постоянно окидывал взглядом все происходящее вокруг. Кларк поправил шарф на шее и сунул руку в карман, взявшись за рукоятку пистолета. Он был совсем рядом. Женщины приближались к перекрестку и шли не торопясь. Та, что постарше, осматривала город, показалось Кларку, с интересом. Окружающие здания выглядели древними, но на самом деле это было не так. Вторая мировая война пронеслась через Таллинн двумя сокрушительными волнами, оставив позади себя пустыню сожженных камней. Но тот, кто имел право принимать решения, распорядился восстановить город в точности, каким он был раньше, и потому этот город казался не таким, как русские города, где Кларку довелось побывать. Он напоминал Кларку Германию, хотя ему было неясно почему. Это была его последняя не относящаяся к делу мысль этим вечером. Теперь он был в тридцати футах от них, еще один прохожий, возвращающийся домой холодной февральской ночью, с опущенным лицом, чтобы укрыться от пронизывающего ветра, и надвинутой на лоб меховой шапкой. Он уже слышал их голоса, говорившие по-русски. Пора.
— Русские, — удивленно произнес Кларк с акцентом жителя Москвы. — Неужели не все жители этого города высокомерные эстонцы?
— Это старинный и прекрасный город, товарищ, — упрекнула его та женщина, что постарше. — Нужно уважать местные обычаи.
Теперь за дело... сказал себе Кларк. Он шел заплетающимися шагами пьяного человека.
— Извините меня, леди. Желаю вам счастливо провести вечер, — сказал он, проходя мимо. Он обошел женщин и столкнулся с телохранителем. — Извините меня, товарищ... — Телохранитель поднял голову и увидел дуло пистолета у самою лица. — Повернитесь налево и идите в переулок. Держите руки, чтобы я мог их видеть, товарищ.
Бедняга был так потрясен, что это казалось почти забавным, подумал Кларк и тут же напомнил себе, что перед ним превосходно подготовленный сотрудник КГБ с пистолетом в кармане. Он схватил мужчину за воротник, держа пистолет у его липа.
— Мама... — с тревогой сказала Катя.
— Молчи. Молчи и делай так, как тебе скажет этот человек.
— Но...
— Марш к стене, — скомандовал Кларк. Он не отрывал пистолета от лба телохранителя, сменил руки и затем сильно ударил ребром правой руки по шее мужчины. Потерявший сознание телохранитель опустился на колени, и Кларк тут же защелкнул наручники на его кистях. После этого он заткнул ему рот и оттащил в самое темное место узкого переулка,
— А теперь, дамы, прошу вас пройти со мной.
— Что здесь происходит? — спросила Катя.
— Я не знаю, — призналась ее мать. — Твой отец сказал мне...
— Мисс, ваш отец решил навестить Америку и выразил желание, чтобы вы и ваша мать присоединились к нему, — произнес Кларк на безупречном русском языке.
Катя не ответила. В переулке царил полумрак, и все-таки Кларк заметил, что лицо ее побледнело. Мать выглядела лишь немногим лучше.
— Но ведь это предательство, — произнесла наконец девушка. — Я не могу в это поверить...
— Он сказал мне... он сказал мне, что мы должны беспрекословно повиноваться этому человеку, — прошептала Мария. — Катя — мы должны.
— Но...
— Катя, — прервала ее мать, — Подумай, что случится с тобой, если твой отец окажется в Америке, а ты останешься здесь? Что будет с твоими друзьями? Что будет с тобой? Они воспользуются тобой, чтобы вернуть его обратно, будут шантажировать его, сделают все возможное, Катюша...
— Нам пора идти. — Кларк взял женщин под руки,
— Но что будет с ним? — Катя сделал жест в сторону лежащего телохранителя.
— С ним все в порядке. Мы не убийцы. Это оказывает плохое влияние на наш бизнес. — Кларк вывел их на улицу и повернул налево к порту.
Майор разделил своих людей на две группы. Та, что поменьше, закладывала подрывные заряды повсюду, где считала нужным, — основание зеркала или фундамент лазера — не имело значения. Основная группа уничтожила почти всех солдат КГБ, попытавшихся контратаковать их, и теперь окружила командный бункер. Вообще-то это был не бункер, но проектировщик, по-видимому, считал. что контрольный центр должен быть защищен ничуть не хуже, чем ЦУП на Байконуре, не исключено, он предполагал, что по горе, где размещен объект «Яркая звезда», могут нанести ядерный удар. Впрочем, вероятнее всего, существовало указание, что для подобного объекта следует строить такой центр управления, — и все тут. В результате центр управления «Яркой звезды» представлял собой заглубленное в грунт сооружение с железобетонными стенами метровой толщины. Моджахеды из группы майора убили командира охранной роты, захватили его машину с установленным на ней крупнокалиберным пулеметом и теперь поливали огнем амбразуры в стенах бункера. Вообще-то никто не пользовался амбразурами для наблюдения, и пули всего лишь пробивали толстое стекло и разносили вдребезги установленные внутри компьютеры и приборы управления.
Генерал Покрышкин, находившийся в центре управления, был вынужден принять на себя командование обороной. В его распоряжении было около тридцати солдат из охранной роты КГБ, вооруженных лишь стрелковым оружием и тем небольшим количеством боеприпасов, которое было при них на момент штурма. Покрышкин поручил оборону лейтенанту, а сам пытался вызвать по радио подкрепление.
— Понадобится не меньше часа, — сообщил ему командир полка. — Машины уже выезжают,
— Постарайтесь, чтобы они прибыли как можно скорей! — кричал в микрофон генерал Покрышкин. — Мои люди гибнут! — Он уже подумал о том, чтобы запросить вертолеты, но в такую погоду это было бесполезно. Вертолетный десант будет не просто рискованным шагом, а прямо-таки самоубийством. Покрышкин опустил рацию и взял свой табельный пистолет. Он слышал грохот, доносящийся снаружи. Все снаряжение объекта взорвано и разрушено. Впрочем, это можно пережить. Какой огромной ни была потеря, самое главное сейчас сохранить людей. Почти треть инженеров находилась с ним в бункере. В момент начала штурма они заканчивали затянувшееся совещание. Если бы не совещание, инженеры и ученые начали бы расходиться. По крайней мере сейчас у них появился шанс выжить.
С наружной стороны бетонного бункера майор все еще пытался понять, что происходит — Он никак не рассчитывал натолкнуться на такое сооружение. Выпущенные противотанковые гранаты всего лишь откалывали осколки от бетонной плиты, а прицелиться в темноте в узкие амбразуры из гранатомета было практически невозможно. С помощью трассирующих пуль можно попасть очередью в амбразуру, но это не окажет никакого воздействия на тех, кто находился в бункере.
Нужно найти слабое место, подумал он. Не спеши, тщательно все обдумай. Майор приказал своим людям вести непрерывный обстрел бункера, а сам пошел вокруг него. Обороняющиеся также равномерно распределили свое вооружение, но подобные укрепления не могли не иметь ахиллесовой пяты, уязвимого места... Требовалось всего лишь найти его.
— Как дела? — раздался голос в рации.
— Мы убили человек пятьдесят. Остальные скрылись в бункере, и сейчас мы пытаемся пробиться к ним. А ваша цель?
— Жилое здание, — ответил Лучник. — Они все внутри, и мы... — Из рации донесся грохот выстрелов. — Мы скоро сломим оборону и ворвемся внутрь.
— Через тридцать минут нам нужно уходить, мой друг, — напомнил майор.
— Знаю. — Рация замолчала.
Лучник — хороший человек, храбрый воин, подумал майор, осматривая северную сторону бункера, ему бы неделю военной подготовки, и он мог бы воевать с куда большей эффективностью... всего одну неделю для систематизации уже имеющихся у него знаний и приобретения опыта, ради которого проливали кровь столько правоверных...
Вот это место. Вот ахиллесова пята.
Последние мины, выпущенные из миномета, разорвались на крыше жилого здания. Бондаренко наблюдал за этим с улыбкой. Наконец-то противник совершил что-то глупое. Мины из минометов 82-миллиметрового калибра никак не могли пробить бетонные плиты потолочного перекрытия, но вот если бы противник обстрелял ими периметр здания, полковник потерял бы многих своих солдат. Теперь у него осталось их всего десять, причем двое были ранены. Автоматы погибших солдат уже передали внутрь здания, и инженеры вели огонь из окон второго этажа. Бондаренко насчитал двадцать вражеских трупов, и нападавшие — это были афганцы, теперь он не сомневался в этом — остановились в нерешительности вне пределов видимости, не зная, что предпринять дальше. Впервые Бондаренко понял, что они могут выжить, отразить штурм. Только что генерал сообщил ему, что полк моторизованной пехоты движется из Нурека, и, хотя полковник с ужасом представил себе, что значит гнать боевые машины пехоты по усыпанным снегом горным дорогам, потеря нескольких взводов казалась ничтожной по сравнению с тем объектом, той суммой знаний, которую он старался сейчас защитить.
Автоматный огонь стих, очереди раздавались довольно редко — противник решал, что делать дальше. Если бы у Бондаренко было больше людей, он предпринял бы сейчас контратаку, пытаясь опрокинуть противника, но при сложившейся ситуации полковник был вынужден оставаться на оборонительном рубеже. Он не имел права рисковать, особенно теперь, когда в его распоряжении было всего одно отделение для защиты двух сторон здания.
Может быть. лучше отступить? Чем дольше я удерживаю их вдали от здания, тем лучше, но, может быть, все-таки сейчас лучший момент для отступления? Бондаренко заколебался. Внутри здания его солдаты будут лучше защищены, но тогда он утратит контроль над ними, не сможет управлять их действиями, когда каждый из солдат будет отделен друг от друга внутренними стенами А если они отступят внутрь здания и перейдут на верхний этаж, у афганских саперов появится возможность подорвать здание взрывными зарядами и обрушить верхний этаж — нет, это шаг, продиктованный отчаянием. Бондаренко прислушался к звукам выстрелов, стонам раненых и умирающих людей и никак не мог принять решение.
Рядом, в двухстах метрах, Лучник собирался принять решение за него. По ошибке сделав вывод, что большие потери, которые он понес на этой стороне здания, означают, что именно здесь сконцентрированы защитники, он перебросил остаток своих воинов на другую сторону. На это ему потребовалось пять минут, а оставленные им моджахеды вели непрерывный огонь по русскому периметру обороны. У людей Лучника кончились мины, кончились гранаты, которыми стреляли из гранатометов, и помимо автоматов осталось всего несколько ручных гранат и шесть подрывных зарядов. Вокруг пылали пожары, пламя которых взвивалось оранжевыми языками в темноту ночи, растопляя падающий снег. Лучник слышал стоны своих раненых воинов, собирая ударный кулак из пятидесяти человек, способных сражаться. Они бросятся в атаку как один, следуя за тем, кто привел их сюда. Лучник снял с предохранителя свой АК-47 и вспомнил трех первых русских, которых застрелил из него.
Бондаренко резко повернул голову, когда услышал крики, доносящиеся с противоположной стороны здания. Он взглянул назад и увидел, что ничего не случилось. И тут он решил поступить так, как считал правильным: «Всем в здание! Быстрее!» Два из десяти оставшихся у него солдат были ранены, и каждый из них нуждался в помощи. На отступление потребовалось больше минуты, и тишина ночи все время нарушалась автоматными очередями. Бондаренко взял с собой пятерых ч побежал с ними по центральному коридору первого этажа. Через несколько мгновений они выскочили на противоположную сторону здания.
Полковник не успел понять, удалось ли афганцам прорваться через линию обороны или это его люди отступали, — ему снова пришлось воздержаться от стрельбы, потому что обе стороны были одеты одинаково. Затем один из бегущих к зданию открыл огонь, полковник опустился на колено и срезал его короткой очередью Тут же появились другие, и Бондаренко едва не нажал на спусковой крючок, но в это мгновение услышал их крики:
— Свои! Свои! — Полковник насчитал восемь человек. Послед ним был сержант, раненный в обе ноги.
— Их слишком много, мы не могли...
— Всем внутрь, — крикнул полковник. — Вы можете сражаться?
— Да, черт побери! — Оба оглянулись. Нельзя обороняться, стоя в отдельных комнатах. Вести огонь придется в коридорах и на лестничных клетках.
— Подкрепление уже в пути. Из Нурека движется сюда целый полк. Нам нужно только продержаться до их прибытия! — сообщил своим людям Бондаренко. Он не сказал им, сколько времени потребуется для этого. Но для солдат это была первая хорошая новость за последние полчаса. По лестнице вниз спустились двое штатских. В руках у них были автоматы.
— Нужна помощь? — спросил Морозов. Он не проходил военного обучения, но только что узнал, что пользоваться автоматом совсем несложно-
— Как дела наверху? — спросил Бондаренко.
— Убили руководителя моего сектора. Я взял у него вот этот автомат. Много раненых, и остальные напуганы, как и я.
— Оставайтесь здесь, с сержантом, — распорядился полковник. — Не теряйте головы, товарищ инженер, и мы сумеем отбиться. Вот-вот прибудет подкрепление.
— Поскорее бы. — Морозов помог раненому сержанту встать — тот был еще моложе инженера, — и они направились в дальний конец коридора.
— Спускайтесь по лестнице. Осторожно, — предупредил Кларк. — У конца лестницы — поперечный брус. На него можно встать.
Мария с отвращением посмотрела на уходящую вниз лестницу, покрытую слизью, и начала спускаться, двигаясь словно во сне. За ней последовала дочь. Кларк обошел женщин и спрыгнул в лодку. Там он отвязал носовой линь и передвинул лодку, отталкиваясь руками от свай, к тому месту, где они его ждали. От поперечного бруса лодку отделяло три фута.
— По одной, вы первая, Катя. Спускайтесь медленно вниз, и я подхвачу вас. — Девушка начала спускаться, от страха и неуверенности у нее дрожали колени. Кларк схватил ее за лодыжку и потянул к себе. Она рухнула в лодку с элегантностью мешка, полного картошки. За ней последовала Мария. Кларк точно так же проинструктировал ее, но Катя, пытаясь помочь матери, оттолкнула лодку от пирса. Руки Марии соскользнули, и она с криком упала в воду.
— Кто там? — донесся окрик с берега.
Кларк не обратил на окрик внимания, схватил барахтающуюся женщину и втащил в лодку. Мария задыхалась от холода, но он ничем не мог ей сейчас помочь. Он включил электрический мотор и направил лодку к выходу из гавани. По пирсу загремели шаги бегущего человека.
— Стой! — раздался крик. Кларк понял, что это портовый охранник — так всегда, в решающую минуту появляется охранник. Он обернулся и увидел свет ручного фонарика. Слабый луч не доставал до лодки, но освещал кильватерную струю, остающуюся позади. Кларк поднял рацию.
— Дядя Джо, говорит Уилли. Возвращаемся. Солнце зашло.
— Их могли заметить, — сообщил офицер-связист капитану.
— Этого только нам не хватало. — Манкузо прошел вперед. — Гудмэн, поворот направо на курс ноль-восемь-пять. Двигайтесь к берегу со скоростью десять узлов.
— Мостик, докладывает гидролокатор. Контакт на пеленге два девять-шесть. Дизельный двигатель, — послышался голос Джоунси. — Два винта.
— По-видимому, патрульный фрегат КГБ — «Гриша», вероятней всего, — заметил Рамиус. — Обычное патрулирование.
Манкузо промолчал, лишь сделав жест в сторону группы управления огнем. Они вычислят координаты цели, идущей мористее, пока «Даллас» двигается к берегу на перископной глубине, подняв над водой радиоантенну.
— Внимание, девять-семь-один, это центр управления полетом Великие Луки. Поворачивайте направо на новый курс один-ноль-четыре, — произнес русский голос в наушниках полковника фон Эйка. Пилот сжал выключатель на руле управления.
— Повторите, Луки. Плохо вас слышу.
— Девять-семь-один, вам приказано повернуть направо на новый курс один-ноль-четыре и вернуться в Москву.
— А-а, понятно. Спасибо, Луки, но мы не согласны. Продолжаем полет по курсу два-восемь-шесть в соответствии с полетным планом. Конец связи.
— Девять-семь-один, приказываю немедленно возвращаться в Москву! — настаивал авиадиспетчер.
— Понятно. Спасибо. Конец связи. — Фон Эйк посмотрел на автопилот, чтобы убедиться, что самолет сохраняет заданный курс, и продолжил обзор. Всегда была вероятность появления неопознанных самолетов.
— Но ведь вы не поворачиваете обратно, — сказал русский летчик по системе внутренней связи.
— Нет, конечно. — Фон Эйк посмотрел на него. — Насколько я помню, мы ничего в Москве не забыли. — Так уж и ничего...
— Но вы получили приказ...
— Сынок, я командую этим самолетом, и мой приказ — лететь в Шаннон.
— Но... — Русский отстегнул ремни и начал вставать.
— Сидеть! — Резко скомандовал пилот. — Никто не смеет выходить из кокпита без моего разрешения, мистер! Вы являетесь гостем на борту моего самолета и, клянусь Всевышним, будете вести себя так, как я приказываю! — Черт побери, подумал полковник, все должно было пройти гладко. Он сделал знак инженеру, который повернул еще один выключатель. Теперь свет погас во всех салонах «Боинга». Начиная с данного момента VC-137 не нес ни единого огня. Фон Эйк снова включил радиопередатчик.
— Луки, говорит девять-семь-один. У нас неисправности в электрической сети. Не могу делать резких перемен курса, пока не устраним неисправность. Как слышите? Прием.
— В чем у вас дело? — спросил авиадиспетчер. Пилот не знал, какие указания даны авиадиспетчеру, и потому выдал новую ложь.