Страница:
Энергичными шагами вошел в зал Андрей Ильич Нармонов. Из всех членов Политбюро один лишь председатель КГБ был моложе его, и Нармонов считал необходимым демонстрировать энергию и бодрость всякий раз, когда появлялся перед более пожилыми коллегами, сидящими сейчас за длинным столом. И все-таки было видно, что напряжение сказывается и на нем. Все видели это. Шпика густых черных волос быстро седела и, казалось, сдвигалась к затылку. Но для человека, которому еще не было и шестидесяти, "я о обычное явление. Нармонов жестом пригласил всех садиться.
— Доброе утро, товарищи, — по-деловому произнес генеральный секретарь. — Начнем с вопроса о прибытии американской делегации для переговоров.
— У меня есть хорошие новости, — тут же отозвался Герасимов.
— Вот как? — произнес Александров, опередив генерального секретаря и подчеркнув этим свое влияние.
— У нас есть сведения о том, что американцы в принципе готовы сделать предметом переговоров свою программу стратегической обороны, — сообщил председатель КГБ. — Нам неизвестно, какие уступки потребуют они за это, равно как нам неизвестен и размер уступок, на которые они согласятся пойти, но все-таки это изменение в позиции их делегации.
— Мне трудно в это поверить, — усомнился Язов. — Их программа развивается вполне успешно — вы сами говорили нам об этом на прошлой неделе, Николай Борисович.
— Внутри американского правительства существуют расхождения по политическим вопросам, а в ЦРУ в настоящее время, по-видимому, происходит борьба за власть. Как бы то ни было, такова информация, которую мы получили, и мы находим ее достаточно надежной.
— Это вызывает у меня удивление. — Головы присутствующих повернулись в сторону министра иностранных дел. На его лине застыло скептическое выражение. — По этому вопросу американцы занимали абсолютно твердую позицию. Вы говорите об источнике информации как о «достаточно надежном», но не как о совершенно точно заслуживающем доверия?
— Источник занимает высокий пост, но его информация еше не получила достаточного подтверждения. К концу недели нам будет известно больше.
Сидящие вокруг стола закивали головами. Американская делегация прибывает в полдень субботы, и переговоры не начнутся до понедельника. Членам делегации будет предоставлено тридцать шесть часов, чтобы привыкнуть к разнице во времени, велел за этим состоится обед в новом здании гостиницы Академии наук, и больше ничего.
— Такая информация, несомненно, представляет огромный интерес для моей группы, которая примет участие в переговорах, но мне все это кажется крайне удивительным, особенно в свете тех объяснений, что мы получили здесь по проблеме нашей программы «Яркая звезда» и ее американского эквивалента.
— У нас есть основания полагать, что американцы узнали о программе «Яркая звезда», — убедительно сообщил Герасимов. — Не исключено, что достигнутый нами прогресс отрезвил их.
— В «Яркой звезде» работает американский агент? — с удивлением спросил кто-то из членов Политбюро. — Каким образом?
— Этого мы еще не знаем. Ведем расследование, — ответил Герасимов, стараясь не смотреть в сторону Язова. Ваш ход, товарищ министр.
— Итак, американцы могут быть больше заинтересованы в прекращении нашей программы, чем в сокращении собственной, — заметил Александров.
— И, по их мнению, наши усилия будут диаметрально противоположны, — фыркнул министр иностранных дел. Как бы мне хотелось сообщить своим людям, каким образом обстоят дела на самом деле!
— Ваше мнение, маршал Язов? — спросил Нармонов. Он не подозревал, в сколь трудное положение ставит своего сторонника этим вопросом.
До настоящего момента Герасимов не был уверен в Язове, не знал, на чью сторону он встанет, не решит ли маршал обратиться к своему патрону с вопросом о Филитове, чувствуя свою политическую уязвимость. Сейчас председатель КГБ получит ответ на этот вопрос. Язов опасается вероятности — нет, он не может не знать, поправил себя Герасимов, что в наших силах уволить его с поста министра, причем не просто, а с позором. Он также опасается, что Нармонов не захочет рисковать своим политическим будущим, пытаясь спасти его — Неужели теперь мне удалось привлечь на свою сторону и Ванеева и Язова? Если дело обстоит именно так, может быть, следует оставить Язова на посту министра, после того как я займу место генерального секретаря... Принимайте решение, Язов.
— Нам удалось решить проблему мощности выходного импульса лазерного луча. Осталась проблема компьютерного обеспечения. В этом мы заметно отстаем от американцев из-за превосходства их компьютерной промышленности. Всего лишь на прошлой неделе товарищ Герасимов предоставил в наше распоряжение часть американской программы компьютерного обеспечения, но мы даже не успели начать ее изучение, как узнали, что она устарела и американцы пользуются другой, еще более совершенной программой. Разумеется, я не критикую КГБ...
Вот! В это мгновение Герасимов убедился в своей правоте. Он пытается заручиться моей поддержкой. Но самое главное заключается в том, что ни один из присутствующих в зале, даже Александров, не подозревает, что произошло у них на глазах.
— ...более того, это еще ярче иллюстрирует стоящую перед нами техническую проблему. Но это всего лишь техническая проблема, товарищи. Она тоже будет преодолена. Я считаю, что мы опережаем американцев. Если им это известно, они будут бояться нас. До сих пор наша позиция на переговорах заключалась в том, что мы возражали только против программ развертывания в космосе, поскольку мы никогда не сомневались, что наши наземные системы превосходят американские. Не исключено, что изменение в позиции американцев подтверждает это. Если дело обстоит именно так, я рекомендую не вести переговоры, касающиеся «Яркой звезды», ни при каких условиях.
— Это разумная точка зрения, — заметил Герасимов. — Дмитрий Тимофеевич поднял важный вопрос — Сидящие вокруг стола закивали — со знанием дела, думали все, но все ошибались намного больше, чем можно было предположить. Председатель Комитета государственной безопасности и министр обороны подтвердили только что заключенный союз, обменявшись взглядами.
Герасимов повернулся и посмотрел на председательствующего, не обращая внимания на ведущуюся дискуссию. Генеральный секретарь Нармонов внимательно прислушивался к выступающим, делал пометки и не замечал пристального взгляда председателя КГБ.
Интересно, его кресло удобнее моего? — подумал Герасимов.
19. Путешественники
— Доброе утро, товарищи, — по-деловому произнес генеральный секретарь. — Начнем с вопроса о прибытии американской делегации для переговоров.
— У меня есть хорошие новости, — тут же отозвался Герасимов.
— Вот как? — произнес Александров, опередив генерального секретаря и подчеркнув этим свое влияние.
— У нас есть сведения о том, что американцы в принципе готовы сделать предметом переговоров свою программу стратегической обороны, — сообщил председатель КГБ. — Нам неизвестно, какие уступки потребуют они за это, равно как нам неизвестен и размер уступок, на которые они согласятся пойти, но все-таки это изменение в позиции их делегации.
— Мне трудно в это поверить, — усомнился Язов. — Их программа развивается вполне успешно — вы сами говорили нам об этом на прошлой неделе, Николай Борисович.
— Внутри американского правительства существуют расхождения по политическим вопросам, а в ЦРУ в настоящее время, по-видимому, происходит борьба за власть. Как бы то ни было, такова информация, которую мы получили, и мы находим ее достаточно надежной.
— Это вызывает у меня удивление. — Головы присутствующих повернулись в сторону министра иностранных дел. На его лине застыло скептическое выражение. — По этому вопросу американцы занимали абсолютно твердую позицию. Вы говорите об источнике информации как о «достаточно надежном», но не как о совершенно точно заслуживающем доверия?
— Источник занимает высокий пост, но его информация еше не получила достаточного подтверждения. К концу недели нам будет известно больше.
Сидящие вокруг стола закивали головами. Американская делегация прибывает в полдень субботы, и переговоры не начнутся до понедельника. Членам делегации будет предоставлено тридцать шесть часов, чтобы привыкнуть к разнице во времени, велел за этим состоится обед в новом здании гостиницы Академии наук, и больше ничего.
— Такая информация, несомненно, представляет огромный интерес для моей группы, которая примет участие в переговорах, но мне все это кажется крайне удивительным, особенно в свете тех объяснений, что мы получили здесь по проблеме нашей программы «Яркая звезда» и ее американского эквивалента.
— У нас есть основания полагать, что американцы узнали о программе «Яркая звезда», — убедительно сообщил Герасимов. — Не исключено, что достигнутый нами прогресс отрезвил их.
— В «Яркой звезде» работает американский агент? — с удивлением спросил кто-то из членов Политбюро. — Каким образом?
— Этого мы еще не знаем. Ведем расследование, — ответил Герасимов, стараясь не смотреть в сторону Язова. Ваш ход, товарищ министр.
— Итак, американцы могут быть больше заинтересованы в прекращении нашей программы, чем в сокращении собственной, — заметил Александров.
— И, по их мнению, наши усилия будут диаметрально противоположны, — фыркнул министр иностранных дел. Как бы мне хотелось сообщить своим людям, каким образом обстоят дела на самом деле!
— Ваше мнение, маршал Язов? — спросил Нармонов. Он не подозревал, в сколь трудное положение ставит своего сторонника этим вопросом.
До настоящего момента Герасимов не был уверен в Язове, не знал, на чью сторону он встанет, не решит ли маршал обратиться к своему патрону с вопросом о Филитове, чувствуя свою политическую уязвимость. Сейчас председатель КГБ получит ответ на этот вопрос. Язов опасается вероятности — нет, он не может не знать, поправил себя Герасимов, что в наших силах уволить его с поста министра, причем не просто, а с позором. Он также опасается, что Нармонов не захочет рисковать своим политическим будущим, пытаясь спасти его — Неужели теперь мне удалось привлечь на свою сторону и Ванеева и Язова? Если дело обстоит именно так, может быть, следует оставить Язова на посту министра, после того как я займу место генерального секретаря... Принимайте решение, Язов.
— Нам удалось решить проблему мощности выходного импульса лазерного луча. Осталась проблема компьютерного обеспечения. В этом мы заметно отстаем от американцев из-за превосходства их компьютерной промышленности. Всего лишь на прошлой неделе товарищ Герасимов предоставил в наше распоряжение часть американской программы компьютерного обеспечения, но мы даже не успели начать ее изучение, как узнали, что она устарела и американцы пользуются другой, еще более совершенной программой. Разумеется, я не критикую КГБ...
Вот! В это мгновение Герасимов убедился в своей правоте. Он пытается заручиться моей поддержкой. Но самое главное заключается в том, что ни один из присутствующих в зале, даже Александров, не подозревает, что произошло у них на глазах.
— ...более того, это еще ярче иллюстрирует стоящую перед нами техническую проблему. Но это всего лишь техническая проблема, товарищи. Она тоже будет преодолена. Я считаю, что мы опережаем американцев. Если им это известно, они будут бояться нас. До сих пор наша позиция на переговорах заключалась в том, что мы возражали только против программ развертывания в космосе, поскольку мы никогда не сомневались, что наши наземные системы превосходят американские. Не исключено, что изменение в позиции американцев подтверждает это. Если дело обстоит именно так, я рекомендую не вести переговоры, касающиеся «Яркой звезды», ни при каких условиях.
— Это разумная точка зрения, — заметил Герасимов. — Дмитрий Тимофеевич поднял важный вопрос — Сидящие вокруг стола закивали — со знанием дела, думали все, но все ошибались намного больше, чем можно было предположить. Председатель Комитета государственной безопасности и министр обороны подтвердили только что заключенный союз, обменявшись взглядами.
Герасимов повернулся и посмотрел на председательствующего, не обращая внимания на ведущуюся дискуссию. Генеральный секретарь Нармонов внимательно прислушивался к выступающим, делал пометки и не замечал пристального взгляда председателя КГБ.
Интересно, его кресло удобнее моего? — подумал Герасимов.
19. Путешественники
Райан с удовлетворением обратил внимание на то, что даже 89-е военно-транспортное авиакрыло обращает серьезное внимание на безопасность. Часовые, охраняющие «Президентское авиакрыло» на базе ВВС Эндрюз, держали наготове заряженные автоматы и выглядели весьма внушительно, что производило немалое впечатление на «видных посетителей» — Военно-Воздушные Силы США избегают термина «весьма важные лица». Вооруженная охрана вместе с обычной аэродромной путаницей чрезвычайно затрудняла задачу тех, кто захочет похитить самолет и улететь на нем в... Москву, например. Им этого не требовалось. В Москву их доставит опытный экипаж.
Перед вылетом в голове Райана всегда шевелилась одна и та же мысль. Ожидая своей очереди перед металлодетектором, выглядящим как дверной проем, он думал о том, что кто-нибудь вполне мог бы выгравировать на притолоке надпись: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Ему уже удалось преодолеть страх перед полетами; теперь предметом его беспокойства было совсем иное, говорил он себе. Ничего из этого не получилось. Выходя из здания и направляясь к самолету, он обнаружил, что страх обладает кумулятивным воздействием и накапливается в организме.
Им предстояло лететь на том же самом самолете, что и в прошлый раз. На хвосте красовался номер — 86971. Это был «Боинг-707», построенный на заводе компании в Сиэтле в 1958 году и модифицированный в конфигурацию VC-137. Он являлся более комфортабельным, чем VC-135, и к тому же у него были окна. Больше всего Райан ненавидел полеты в самолете без окон. К их самолету не была подсоединена выдвигающаяся кишка коридора, и всем членам делегации пришлось подниматься по старомодному трапу, подкатившемуся на колесах. Внутри самолета бросалась в глаза странная смесь стандартного и уникального оснащения. Передний туалет находился на обычном месте, прямо напротив двери первого класса, зато следующее по направлению к хвосту отделение представляло собой центр связи, обеспечивающий мгновенную надежную связь через космические спутники с любой точкой земной поверхности. Далее следовали относительно удобные каюты для экипажа и камбуз. Кормили на борту этого самолета очень хорошо. Место, отведенное Райану, находилось в секции для «почти весьма важных персон», на одной из двух кушеток, установленных по обеим сторонам фюзеляжа, перед помещением, где стояло шесть кресел для действительно весьма важных пассажиров. Еще дальше в сторону хвоста виднелись ряды по пять кресел для репортеров, сотрудников Секретной службы и остальных лиц, которых считали не слишком важными те, кто занимался подобной градацией. Во время этого перелета хвостовое помещение будет практически пустым, разве что младшие члены делегации станут прогуливаться здесь, разминая затекшие от сидения ноги.
Самым большим недостатком VC-137 была ограниченная дальность полета. Он не мог лететь из Вашингтона прямо в Москву и обычно совершал посадку для дозаправки в Шэнноне, откуда и отправлялся на заключительный этап перелета. Президентский самолет — вообще-то их было два, два самолета ВВС-1, — основывался на магистральном варианте 707-320 и скоро будет заменен ультрасовременным «Боингом-747». Военно-воздушные силы стремились получить в свое распоряжение президентский самолет, который по возрасту будет моложе, чем большинство обслуживающего экипажа, Райан тоже питал на это немалые надежды. Самолет, на котором им предстояло сейчас лететь, выкатили из ворот завода в Сиэтле, когда он еще учился во втором классе начальной школы, и это обстоятельство казалось ему несколько странным.
Интересно, можно ли предсказать судьбу? Можно ли предсказать... В первый момент эта мысль показалась ему забавной, но тут же на Джека словно пахнуло ледяным ветром.
Твоя профессия заключается в предсказании будущего, но почему ты думаешь, что действительно способен на это? В каком предсказании ты ошибся на этот раз, Джек?
Проклятье! — рассердился он на себя. Всякий раз, когда я поднимаюсь на борт этого окаянного самолета... Он пристегнул ремни, глядя на какого-то технического эксперта сидевшего на противоположном диванчике, который, судя по его улыбке, обожал полеты.
Минуту спустя загудели турбины, и, наконец, самолет двинулся с места. Объявления по трансляции мало отличались от тех, что делают на борту рейсового авиалайнера, хотя пассажиры сразу понимали, что находятся не в обычном пассажирском самолете. Джек понял это еще раньше, когда увидел у «стюардессы» пышные усы. Можно было и посмеяться, пока самолет катился по рулежной дорожке к взлетной полосе 1 — левой,
Ветер дул с северного направления, и VC-137 взлетел навстречу ему. Уже через минуту он начал правый поворот. Джек наклонился к окну, глядя на шоссе 50 — по этой дороге он ездил к себе домой в Аннаполис. Самолет выровнялся, и шоссе пропало из виду. Теперь они летели в облаках, в безликой белой вуали, которая часто кажется восхитительным занавесом, но сейчас... сейчас он скрыл путь домой. Ничего не поделаешь. Весь диванчик был в распоряжении Райана, и он решил воспользоваться этим — сбросил ботинки и вытянулся, чтобы немного подремать, В России будет не до отдыха. В этом он не сомневался.
Когда в прошлый раз «Даллас» всплыл на поверхность для сеанса связи, капитану сообщили об изменениях в планах. И вот теперь подводная лодка всплыла снов?. Манкузо первым поднялся по трапу к мостику на вершине боевой рубки. За ним последовали один из офицеров и два впередсмотрящих. Перископ был уже поднят и обшаривал горизонт в поисках кого-нибудь. Ночь была спокойной и ясной. Такое небо можно увидеть только в море — усыпанное звездами подобно драгоценным камням на куске черного бархата.
— Мостик, вызывает рубка.
— Мостик слушает, — ответил Манкузо, нажав на кнопку.
— Радиолокационный пост сообщает: обнаружен самолетный радар на пеленге один-четыре-ноль, пеленг не меняется.
— Хорошо. — Капитан повернулся к офицеру. — Включите ходовые огни.
— По правому борту чисто, — доложил первый впередсмотрящий.
— По левому борту чисто, — донесся голос второго.
— Радиолокационный пост сообщает: пеленг все еще один-четыре-ноль. Мощность принимаемого сигнала увеличивается.
— На раковине левого борта, почти по курсу, по-видимому, вертолет, — доложил впередсмотрящий.
Манкузо поднял к глазам бинокль и принялся обшаривать темноту. Если там и был вертолет, то летел он без опознавательных огней... и тут капитан увидел, как исчезли несколько звезд, заслоненные чем-то от его взгляда...
— Вижу. Молодец, Эверли! А-а, вот и его опознавательные огни.
— Мостик, вызывает рубка.
— Подключите мостик, — тут же отозвался Манкузо.
— Исполнено, сэр.
— Эхо-Гольф-Девять, вас вызывает Альфа-Виски-Пять.
— Альфа-Виски-Пять, это Эхо-Гольф-Девять. Слышу вас хорошо. Подтвердите прием.
— Браво-Дельта-Отель.
— Понятно, спасибо. Прибыли в назначенные координаты. Штиль. — Манкузо наклонился и включил освещение панели управления. В этом не было нужды — управление субмариной все еще осуществлялось из рубки, — но свет на мостике позволит пилоту вертолета правильно сориентироваться в темноте.
Они услышали его приближение через несколько секунд — сначала шум лопастей, бьющих воздух, затем рев авиационных турбин. Меньше чем через минуту они почувствовали мощный поток воздуха, когда вертолет дважды сделал круг над «Далласом», Интересно, подумал Маикузо, включит пилот посадочные прожектора... или решит действовать в темноте.
Пилот решил действовать без посадочных огней или, вернее, вести себя в точности так, как и следовало при тайной операции по высадке человека, — как в боевых условиях. Он сориентировался по освещенной панели управления на мостике и завис в пятидесяти ярдах от левого борта. Затем снизился и позволил вертолету соскользнуть к субмарине. На мостике увидели, как в хвостовой части открылся люк, показалась рука, которая схватила крюк на конце троса и втянула его внутрь.
— Всем приготовиться, — скомандовал Манкузо. — Мы проделывали это уже много раз. Проверить страховочные тросы. Старайтесь быть повнимательней.
Поток воздуха от ротора грозил сдуть моряков вниз по трапу прямо в боевую рубку. Винтокрылая машина зависла почти над мостиком. На глазах Манкузо из грузового люка появились очертания человеческой фигуры, опускающейся на тросе. Тридцать футов, казалось, никогда не кончатся. Фигура снижалась к мостику, вращаясь от скручивания стального троса. Один из матросов протянул руки, схватил человека за ногу и потянул к себе. Тут же капитан ухватил его за руку, и вдвоем они опустили человека на палубу.
— Все в порядке, вы в безопасности, — произнес Манкузо. Незнакомец выскользнул из страховочного крепления, и трос исчез из виду.
— Привет, Манкузо!
— Черт побери! — воскликнул капитан.
— Разве так встречают товарища?
Но дело прежде всего. Манкузо поднял голову. Вертолет был уже на высоте двухсот футов. Он протянул руку и трижды мигнул ходовыми огнями «Далласа»: ВЫСАДКА ЗАКОНЧЕНА. Вертолет мгновенно опустил нос и устремился в сторону немецкого берега.
— А теперь спустимся вниз, — рассмеялся Барт. — Впередсмотрящие, вниз. Очистить мостик. — Черт побери, пробормотал он про себя. Капитан следил за тем, как спустились вниз его люди, выключил внутреннее освещение на мостике, внимательно огляделся вокруг, проверяя, не забыли ли чего подчиненные, и направился по трапу вслед за ними. Минуту спустя он был внутри боевой рубки.
— А теперь мне можно попросить разрешения сойти на берег вашего судна, капитан? — поинтересовался Марко Рамиус.
— Штурман?
— Все системы проверены. Мы готовы к погружению, — доложил штурман. Манкузо автоматически повернулся и взглянул на контрольную панель, где горели одни зеленые огни.
— Хорошо. Начать погружение. Глубина сто футов, курс ноль-семь-один, машины вперед на одну треть. — Лишь теперь он взглянул на гостя. — Добро пожаловать на борт, капитан.
— Благодарю вас, капитан. — Рамиус схватил Манкузо в медвежьи объятия и поцеловал в щеку, затем сбросил с себя рюкзак. — Здесь можно говорить?
— Пройдем на нос.
— Первый раз на борту вашей подлодки, — заметил Рамиус. Мгновение спустя из гидролокационной рубки высунулась голова.
— Капитан Рамиус! Мне показалось, что я узнал ваш голос! — Джоунс взглянул на Манкузо. — Извините, сэр. Только установили контакт, пеленг ноль-восемь-один. Судя по звуку — торговое судно. Один винт, его вращают низкооборотные дизели. По-видимому, далеко от нас. Докладываем в боевую рубку, сэр.
— Спасибо, Джоунси. — Манкузо пригласил Рамиуса в свою каюту и закрыл дверь.
— Что это там такое? — спросил молодой акустик Джоунса,
— К нам только что прибыл гость.
— У него вроде какой-то акцент, верно?
— Похоже на то. — Джоунс сделал жест в сторону гидролокационного дисплея. — У этого контакта тоже какой-то акцепт. Посмотрим, насколько быстро тебе удастся определить, что это за купец.
Это было опасно, но вся жизнь соткана из опасностей, подумал Лучник. Советско-афганская граница проходила по фарватеру быстрой горной реки, питаемой тающими снегами и извивающейся подобно змее через ущелья, прорезанные ею в скалах. Граница находилась под усиленной охраной. Преимуществом было то, что его люди одеты в обмундирование афганской армии, мало отличающееся от советского. Русские уже давно одевали своих солдат в незамысловатое, зато теплое обмундирование, пригодное для зимы. Моджахеды были одеты главным образом в сливающиеся с окружающим их снегом белые комбинезоны с рассеянными на них здесь и там зелено-коричневыми полосами и пятнами, которые мешали увидеть очертания человеческих тел. Теперь требовалось одно — терпение. Лучник лежал у самого хребта горного кряжа и просматривал в русский бинокль раскинувшуюся перед ним местность. Его люди отдыхали в нескольких метрах позади и ниже. Он знал, что мог обратиться за помощью к руководителю местного партизанского отряда, но зашел слишком далеко и не хотел рисковать. Некоторые из северных племен оказывали поддержку русским — по крайней мере так ему сообщили. Верно это или нет — подвергать свою операцию опасности он не решился.
Впереди него в шести километрах слева, на вершине горы, находился русский сторожевой пост. Большой и хорошо укрепленный, с гарнизоном в целый взвод, его солдаты патрулировали этот сектор границы. Сама граница была усилена заграждениями и минными полями. Русские обожали минные поля... но от сильного мороза земля превратилась в камень, а советские мины ненадежны в замерзшем грунте, хотя иногда при замерзании грунта, смещающего слои земли, они взрывались сами.
Лучник выбрал место перехода границы после тщательного изучения местности. Граница выглядела практически неприступной — но это на карте. Контрабандисты, однако, пересекали ее на протяжении столетий. На противоположном берегу реки виднелось извилистое ущелье, вырезанное в горном массиве талыми водами. Крутое и скользкое, оно представляло собой настоящий каньон, спрятанный от посторонних взглядов — если только наблюдатель не находился прямо над ним. Разумеется, русские могут установить там постоянный пост и следить за этим ущельем — в таком случае оно превратится в смертельную ловушку. Ничего не поделаешь, на все воля Аллаха, сказал он себе и заранее примирился с судьбой. Пора.
Сначала он увидел вспышки. Огонь вели десять моджахедов с тяжелым пулеметом и одним из его драгоценных минометов. Трассирующие пули летели через границу в лагерь русских пограничников. У него на глазах пули рикошетом отскакивали от валунов, прочерчивая замысловатые линии в бархатном небе. Затем русские открыли ответный огонь. Скоро Лучник услышал и звуки выстрелов. Он надеялся, что его людям удастся уйти, но сейчас его внимание было устремлено на другое — он повернулся и подал знак.
Они побежали вниз по крутому горному склону, не обращая внимания на опасность. Им повезло — ветер сдул снег с камней и ноги не скользили на скалах. Лучник повел свой отряд к реке. Несмотря на мороз, она не замерзла из-за быстрого течения по крутому уклону. Вот и сигнальная проволока. Молодой моджахед перекусил кусачками проволоку, освобождая проход для остальных, и Лучник повел их дальше. Теперь его глаза привыкли к темноте, и он двигался медленнее, глядя на грунт в поисках небольших кочек, означающих мины в замерзшей земле. Моджахеды понимали его без слов и двигались вереницей, один за другим, всякий раз стараясь попасть ногой на выступающие камни. Теперь слева от них небо освещалось ракетами, но стрельба несколько утихла.
Им потребовалось больше часа, но, наконец, Лучник перевел всех своих людей через реку в ущелье, на тропу контрабандистов. Двое останутся здесь, на пригорке, откуда открывается вид на место переправы. Молодой сапер, перерезавший проволоку, остановился на несколько минут, чтобы восстановить контакт и скрыть место проникновения на советскую территорию, затем тоже исчез в темноте,
Отряд Лучника не останавливался до наступления рассвета, и лишь тогда сделали передышку на несколько часов, чтобы поесть и отдохнуть. Командиры сообщили ему, что все идет хорошо, даже лучше, чем они полагали.
Остановка в Шэнноне была недолгой — здесь они только заправились и приняли на борт советского летчика, который должен был вести переговоры с авиадиспетчерами в русском воздушном пространстве. Когда самолет приземлился, Джек проснулся и решил было выйти размять ноги, затем передумал — «Дьюти-фри шопс» могут подождать до обратного рейса. Русский занял свободное кресло в кокпите, и самолет снова взлетел.
Наступила ночь. Летчик был в хорошем настроении. Вся Европа, объявил он, наслаждается ясной холодной погодой. Джек следил в окно, как внизу проплывали оранжево-желтые огни английских городов. Внутри самолета нарастало напряжение, нет, скорее ожидание, подумал он, прислушиваясь к изменившемуся тону голосов вокруг — они стали более высокими, хотя не такими громкими. Нельзя лететь в Советский Союз и не чувствовать себя кем-то вроде заговорщика. Скоро все говорящие перешли на хриплый шепот. Джек мрачно улыбнулся, глядя в плексиглас иллюминатора, и его отражение спросило: а что здесь смешного? Под самолетом показалась водная поверхность — они летели через Северное море к Дании.
За ним раскинулось Балтийское море. Сразу было заметно, где встречаются Запад и Восток. К югу виднелись весело освещенные немецкие города, каждый в ярком ореоле огней. На другой стороне — стены из колючей проволоки, защищенной минными полями, обстановка казалась совершенно иной. Все, кто находился на борту, тоже заметили разницу, и разговор стал более приглушенным.
Самолет летел по воздушному коридору G-24; штурман, сидящий впереди, держал перед собой на столике полуразвернутую карту Джеппесена. Еще одним различием между Западом и Востоком являлась ограниченность в последнем из воздушных коридоров. Ну что ж, напомнил себе Джек, здесь летает не так много легких одномоторных самолетов — правда, одна «Сессна» сумела тут пролететь...
— Начинаем поворот, Переходим на новый курс ноль-семь-восемь и входим в советское воздушное пространство.
— Ясно, — отозвался через мгновение пилот — командир самолета. Он устал. Позади длинный перелет. Они уже поднялись на уровень полета 381 — это значило 38 тысяч 100 футов, или 11 тысяч шестьсот метров, как предпочитали называть высоту русские. Пилоту не нравилось измерение высоты в метрах, хотя приборы на панели управления градуировались в двух системах измерения. Закончив поворот, они пролетели еще шестьдесят миль и пересекли советскую границу у Вентспилса.
— Вот мы и д-о-о-ма! — раздался чей-то возглас в нескольких футах от Райана. С высоты советская территория ночью выглядела настолько темной, что по сравнению с ней Восточная Германия казалась утопающей в праздничных огнях подобно весеннему празднику Марди Грае в Новом Орлеане. Он вспомнил спутниковые фотографии, сделанные ночью. В темноте так легко опознать колонии ГУЛАГа — редкие освещенные квадраты на темном фоне... какая мрачная страна, где ярко освещаются только тюрьмы...
Для пилота место пересечения границы было всего лишь отметкой на карте. Еще восемьдесят пять минут полета при таких погоде и ветре. Этот воздушный коридор над советской территорией, именуемый теперь G-3, был единственным, где авиадиспетчеры говорят по-английски. Вообще-то летчику для полета в Москву не нужен был русский, что расположился в кокпите. Он, разумеется, был сотрудником спецслужбы ВВС и мог оказать помощь только в случае какого-нибудь происшествия. Русским вообще была по душе мысль о позитивном контроле. Указания по высоте полета и курсу, которые давал сейчас русский летчик, были намного точнее команд, получаемых от авиадиспетчеров в американском воздушном пространстве, словно он не имел представления, что делать без указаний, поступающих от какого-то кретина на земле. Конечно, и здесь не обошлось без чего-то забавного. Американского пилота звали Пауль фон Эйк. Предки полковника переселились в Америку из Пруссии сто лет назад, но их потомки так и не сумели отказаться от приставки «фон», которая когда-то была такой важной для семейного прошлого. Кое-кто из этих предков воевал здесь, подумал полковник фон Эйк, на покрытых снегом русских равнинах. И уж конечно, кто-то из родственников не так давно сражался тут и похоронен в русской земле, над которой он мчится сейчас со скоростью шестьсот миль в час. Интересно, что подумали бы они о нем сейчас, пронеслось у него в голове, пока его светло-голубые глаза обшаривали горизонт в поисках огней других самолетов.
Перед вылетом в голове Райана всегда шевелилась одна и та же мысль. Ожидая своей очереди перед металлодетектором, выглядящим как дверной проем, он думал о том, что кто-нибудь вполне мог бы выгравировать на притолоке надпись: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Ему уже удалось преодолеть страх перед полетами; теперь предметом его беспокойства было совсем иное, говорил он себе. Ничего из этого не получилось. Выходя из здания и направляясь к самолету, он обнаружил, что страх обладает кумулятивным воздействием и накапливается в организме.
Им предстояло лететь на том же самом самолете, что и в прошлый раз. На хвосте красовался номер — 86971. Это был «Боинг-707», построенный на заводе компании в Сиэтле в 1958 году и модифицированный в конфигурацию VC-137. Он являлся более комфортабельным, чем VC-135, и к тому же у него были окна. Больше всего Райан ненавидел полеты в самолете без окон. К их самолету не была подсоединена выдвигающаяся кишка коридора, и всем членам делегации пришлось подниматься по старомодному трапу, подкатившемуся на колесах. Внутри самолета бросалась в глаза странная смесь стандартного и уникального оснащения. Передний туалет находился на обычном месте, прямо напротив двери первого класса, зато следующее по направлению к хвосту отделение представляло собой центр связи, обеспечивающий мгновенную надежную связь через космические спутники с любой точкой земной поверхности. Далее следовали относительно удобные каюты для экипажа и камбуз. Кормили на борту этого самолета очень хорошо. Место, отведенное Райану, находилось в секции для «почти весьма важных персон», на одной из двух кушеток, установленных по обеим сторонам фюзеляжа, перед помещением, где стояло шесть кресел для действительно весьма важных пассажиров. Еще дальше в сторону хвоста виднелись ряды по пять кресел для репортеров, сотрудников Секретной службы и остальных лиц, которых считали не слишком важными те, кто занимался подобной градацией. Во время этого перелета хвостовое помещение будет практически пустым, разве что младшие члены делегации станут прогуливаться здесь, разминая затекшие от сидения ноги.
Самым большим недостатком VC-137 была ограниченная дальность полета. Он не мог лететь из Вашингтона прямо в Москву и обычно совершал посадку для дозаправки в Шэнноне, откуда и отправлялся на заключительный этап перелета. Президентский самолет — вообще-то их было два, два самолета ВВС-1, — основывался на магистральном варианте 707-320 и скоро будет заменен ультрасовременным «Боингом-747». Военно-воздушные силы стремились получить в свое распоряжение президентский самолет, который по возрасту будет моложе, чем большинство обслуживающего экипажа, Райан тоже питал на это немалые надежды. Самолет, на котором им предстояло сейчас лететь, выкатили из ворот завода в Сиэтле, когда он еще учился во втором классе начальной школы, и это обстоятельство казалось ему несколько странным.
Интересно, можно ли предсказать судьбу? Можно ли предсказать... В первый момент эта мысль показалась ему забавной, но тут же на Джека словно пахнуло ледяным ветром.
Твоя профессия заключается в предсказании будущего, но почему ты думаешь, что действительно способен на это? В каком предсказании ты ошибся на этот раз, Джек?
Проклятье! — рассердился он на себя. Всякий раз, когда я поднимаюсь на борт этого окаянного самолета... Он пристегнул ремни, глядя на какого-то технического эксперта сидевшего на противоположном диванчике, который, судя по его улыбке, обожал полеты.
Минуту спустя загудели турбины, и, наконец, самолет двинулся с места. Объявления по трансляции мало отличались от тех, что делают на борту рейсового авиалайнера, хотя пассажиры сразу понимали, что находятся не в обычном пассажирском самолете. Джек понял это еще раньше, когда увидел у «стюардессы» пышные усы. Можно было и посмеяться, пока самолет катился по рулежной дорожке к взлетной полосе 1 — левой,
Ветер дул с северного направления, и VC-137 взлетел навстречу ему. Уже через минуту он начал правый поворот. Джек наклонился к окну, глядя на шоссе 50 — по этой дороге он ездил к себе домой в Аннаполис. Самолет выровнялся, и шоссе пропало из виду. Теперь они летели в облаках, в безликой белой вуали, которая часто кажется восхитительным занавесом, но сейчас... сейчас он скрыл путь домой. Ничего не поделаешь. Весь диванчик был в распоряжении Райана, и он решил воспользоваться этим — сбросил ботинки и вытянулся, чтобы немного подремать, В России будет не до отдыха. В этом он не сомневался.
Когда в прошлый раз «Даллас» всплыл на поверхность для сеанса связи, капитану сообщили об изменениях в планах. И вот теперь подводная лодка всплыла снов?. Манкузо первым поднялся по трапу к мостику на вершине боевой рубки. За ним последовали один из офицеров и два впередсмотрящих. Перископ был уже поднят и обшаривал горизонт в поисках кого-нибудь. Ночь была спокойной и ясной. Такое небо можно увидеть только в море — усыпанное звездами подобно драгоценным камням на куске черного бархата.
— Мостик, вызывает рубка.
— Мостик слушает, — ответил Манкузо, нажав на кнопку.
— Радиолокационный пост сообщает: обнаружен самолетный радар на пеленге один-четыре-ноль, пеленг не меняется.
— Хорошо. — Капитан повернулся к офицеру. — Включите ходовые огни.
— По правому борту чисто, — доложил первый впередсмотрящий.
— По левому борту чисто, — донесся голос второго.
— Радиолокационный пост сообщает: пеленг все еще один-четыре-ноль. Мощность принимаемого сигнала увеличивается.
— На раковине левого борта, почти по курсу, по-видимому, вертолет, — доложил впередсмотрящий.
Манкузо поднял к глазам бинокль и принялся обшаривать темноту. Если там и был вертолет, то летел он без опознавательных огней... и тут капитан увидел, как исчезли несколько звезд, заслоненные чем-то от его взгляда...
— Вижу. Молодец, Эверли! А-а, вот и его опознавательные огни.
— Мостик, вызывает рубка.
— Подключите мостик, — тут же отозвался Манкузо.
— Исполнено, сэр.
— Эхо-Гольф-Девять, вас вызывает Альфа-Виски-Пять.
— Альфа-Виски-Пять, это Эхо-Гольф-Девять. Слышу вас хорошо. Подтвердите прием.
— Браво-Дельта-Отель.
— Понятно, спасибо. Прибыли в назначенные координаты. Штиль. — Манкузо наклонился и включил освещение панели управления. В этом не было нужды — управление субмариной все еще осуществлялось из рубки, — но свет на мостике позволит пилоту вертолета правильно сориентироваться в темноте.
Они услышали его приближение через несколько секунд — сначала шум лопастей, бьющих воздух, затем рев авиационных турбин. Меньше чем через минуту они почувствовали мощный поток воздуха, когда вертолет дважды сделал круг над «Далласом», Интересно, подумал Маикузо, включит пилот посадочные прожектора... или решит действовать в темноте.
Пилот решил действовать без посадочных огней или, вернее, вести себя в точности так, как и следовало при тайной операции по высадке человека, — как в боевых условиях. Он сориентировался по освещенной панели управления на мостике и завис в пятидесяти ярдах от левого борта. Затем снизился и позволил вертолету соскользнуть к субмарине. На мостике увидели, как в хвостовой части открылся люк, показалась рука, которая схватила крюк на конце троса и втянула его внутрь.
— Всем приготовиться, — скомандовал Манкузо. — Мы проделывали это уже много раз. Проверить страховочные тросы. Старайтесь быть повнимательней.
Поток воздуха от ротора грозил сдуть моряков вниз по трапу прямо в боевую рубку. Винтокрылая машина зависла почти над мостиком. На глазах Манкузо из грузового люка появились очертания человеческой фигуры, опускающейся на тросе. Тридцать футов, казалось, никогда не кончатся. Фигура снижалась к мостику, вращаясь от скручивания стального троса. Один из матросов протянул руки, схватил человека за ногу и потянул к себе. Тут же капитан ухватил его за руку, и вдвоем они опустили человека на палубу.
— Все в порядке, вы в безопасности, — произнес Манкузо. Незнакомец выскользнул из страховочного крепления, и трос исчез из виду.
— Привет, Манкузо!
— Черт побери! — воскликнул капитан.
— Разве так встречают товарища?
Но дело прежде всего. Манкузо поднял голову. Вертолет был уже на высоте двухсот футов. Он протянул руку и трижды мигнул ходовыми огнями «Далласа»: ВЫСАДКА ЗАКОНЧЕНА. Вертолет мгновенно опустил нос и устремился в сторону немецкого берега.
— А теперь спустимся вниз, — рассмеялся Барт. — Впередсмотрящие, вниз. Очистить мостик. — Черт побери, пробормотал он про себя. Капитан следил за тем, как спустились вниз его люди, выключил внутреннее освещение на мостике, внимательно огляделся вокруг, проверяя, не забыли ли чего подчиненные, и направился по трапу вслед за ними. Минуту спустя он был внутри боевой рубки.
— А теперь мне можно попросить разрешения сойти на берег вашего судна, капитан? — поинтересовался Марко Рамиус.
— Штурман?
— Все системы проверены. Мы готовы к погружению, — доложил штурман. Манкузо автоматически повернулся и взглянул на контрольную панель, где горели одни зеленые огни.
— Хорошо. Начать погружение. Глубина сто футов, курс ноль-семь-один, машины вперед на одну треть. — Лишь теперь он взглянул на гостя. — Добро пожаловать на борт, капитан.
— Благодарю вас, капитан. — Рамиус схватил Манкузо в медвежьи объятия и поцеловал в щеку, затем сбросил с себя рюкзак. — Здесь можно говорить?
— Пройдем на нос.
— Первый раз на борту вашей подлодки, — заметил Рамиус. Мгновение спустя из гидролокационной рубки высунулась голова.
— Капитан Рамиус! Мне показалось, что я узнал ваш голос! — Джоунс взглянул на Манкузо. — Извините, сэр. Только установили контакт, пеленг ноль-восемь-один. Судя по звуку — торговое судно. Один винт, его вращают низкооборотные дизели. По-видимому, далеко от нас. Докладываем в боевую рубку, сэр.
— Спасибо, Джоунси. — Манкузо пригласил Рамиуса в свою каюту и закрыл дверь.
— Что это там такое? — спросил молодой акустик Джоунса,
— К нам только что прибыл гость.
— У него вроде какой-то акцент, верно?
— Похоже на то. — Джоунс сделал жест в сторону гидролокационного дисплея. — У этого контакта тоже какой-то акцепт. Посмотрим, насколько быстро тебе удастся определить, что это за купец.
Это было опасно, но вся жизнь соткана из опасностей, подумал Лучник. Советско-афганская граница проходила по фарватеру быстрой горной реки, питаемой тающими снегами и извивающейся подобно змее через ущелья, прорезанные ею в скалах. Граница находилась под усиленной охраной. Преимуществом было то, что его люди одеты в обмундирование афганской армии, мало отличающееся от советского. Русские уже давно одевали своих солдат в незамысловатое, зато теплое обмундирование, пригодное для зимы. Моджахеды были одеты главным образом в сливающиеся с окружающим их снегом белые комбинезоны с рассеянными на них здесь и там зелено-коричневыми полосами и пятнами, которые мешали увидеть очертания человеческих тел. Теперь требовалось одно — терпение. Лучник лежал у самого хребта горного кряжа и просматривал в русский бинокль раскинувшуюся перед ним местность. Его люди отдыхали в нескольких метрах позади и ниже. Он знал, что мог обратиться за помощью к руководителю местного партизанского отряда, но зашел слишком далеко и не хотел рисковать. Некоторые из северных племен оказывали поддержку русским — по крайней мере так ему сообщили. Верно это или нет — подвергать свою операцию опасности он не решился.
Впереди него в шести километрах слева, на вершине горы, находился русский сторожевой пост. Большой и хорошо укрепленный, с гарнизоном в целый взвод, его солдаты патрулировали этот сектор границы. Сама граница была усилена заграждениями и минными полями. Русские обожали минные поля... но от сильного мороза земля превратилась в камень, а советские мины ненадежны в замерзшем грунте, хотя иногда при замерзании грунта, смещающего слои земли, они взрывались сами.
Лучник выбрал место перехода границы после тщательного изучения местности. Граница выглядела практически неприступной — но это на карте. Контрабандисты, однако, пересекали ее на протяжении столетий. На противоположном берегу реки виднелось извилистое ущелье, вырезанное в горном массиве талыми водами. Крутое и скользкое, оно представляло собой настоящий каньон, спрятанный от посторонних взглядов — если только наблюдатель не находился прямо над ним. Разумеется, русские могут установить там постоянный пост и следить за этим ущельем — в таком случае оно превратится в смертельную ловушку. Ничего не поделаешь, на все воля Аллаха, сказал он себе и заранее примирился с судьбой. Пора.
Сначала он увидел вспышки. Огонь вели десять моджахедов с тяжелым пулеметом и одним из его драгоценных минометов. Трассирующие пули летели через границу в лагерь русских пограничников. У него на глазах пули рикошетом отскакивали от валунов, прочерчивая замысловатые линии в бархатном небе. Затем русские открыли ответный огонь. Скоро Лучник услышал и звуки выстрелов. Он надеялся, что его людям удастся уйти, но сейчас его внимание было устремлено на другое — он повернулся и подал знак.
Они побежали вниз по крутому горному склону, не обращая внимания на опасность. Им повезло — ветер сдул снег с камней и ноги не скользили на скалах. Лучник повел свой отряд к реке. Несмотря на мороз, она не замерзла из-за быстрого течения по крутому уклону. Вот и сигнальная проволока. Молодой моджахед перекусил кусачками проволоку, освобождая проход для остальных, и Лучник повел их дальше. Теперь его глаза привыкли к темноте, и он двигался медленнее, глядя на грунт в поисках небольших кочек, означающих мины в замерзшей земле. Моджахеды понимали его без слов и двигались вереницей, один за другим, всякий раз стараясь попасть ногой на выступающие камни. Теперь слева от них небо освещалось ракетами, но стрельба несколько утихла.
Им потребовалось больше часа, но, наконец, Лучник перевел всех своих людей через реку в ущелье, на тропу контрабандистов. Двое останутся здесь, на пригорке, откуда открывается вид на место переправы. Молодой сапер, перерезавший проволоку, остановился на несколько минут, чтобы восстановить контакт и скрыть место проникновения на советскую территорию, затем тоже исчез в темноте,
Отряд Лучника не останавливался до наступления рассвета, и лишь тогда сделали передышку на несколько часов, чтобы поесть и отдохнуть. Командиры сообщили ему, что все идет хорошо, даже лучше, чем они полагали.
Остановка в Шэнноне была недолгой — здесь они только заправились и приняли на борт советского летчика, который должен был вести переговоры с авиадиспетчерами в русском воздушном пространстве. Когда самолет приземлился, Джек проснулся и решил было выйти размять ноги, затем передумал — «Дьюти-фри шопс» могут подождать до обратного рейса. Русский занял свободное кресло в кокпите, и самолет снова взлетел.
Наступила ночь. Летчик был в хорошем настроении. Вся Европа, объявил он, наслаждается ясной холодной погодой. Джек следил в окно, как внизу проплывали оранжево-желтые огни английских городов. Внутри самолета нарастало напряжение, нет, скорее ожидание, подумал он, прислушиваясь к изменившемуся тону голосов вокруг — они стали более высокими, хотя не такими громкими. Нельзя лететь в Советский Союз и не чувствовать себя кем-то вроде заговорщика. Скоро все говорящие перешли на хриплый шепот. Джек мрачно улыбнулся, глядя в плексиглас иллюминатора, и его отражение спросило: а что здесь смешного? Под самолетом показалась водная поверхность — они летели через Северное море к Дании.
За ним раскинулось Балтийское море. Сразу было заметно, где встречаются Запад и Восток. К югу виднелись весело освещенные немецкие города, каждый в ярком ореоле огней. На другой стороне — стены из колючей проволоки, защищенной минными полями, обстановка казалась совершенно иной. Все, кто находился на борту, тоже заметили разницу, и разговор стал более приглушенным.
Самолет летел по воздушному коридору G-24; штурман, сидящий впереди, держал перед собой на столике полуразвернутую карту Джеппесена. Еще одним различием между Западом и Востоком являлась ограниченность в последнем из воздушных коридоров. Ну что ж, напомнил себе Джек, здесь летает не так много легких одномоторных самолетов — правда, одна «Сессна» сумела тут пролететь...
— Начинаем поворот, Переходим на новый курс ноль-семь-восемь и входим в советское воздушное пространство.
— Ясно, — отозвался через мгновение пилот — командир самолета. Он устал. Позади длинный перелет. Они уже поднялись на уровень полета 381 — это значило 38 тысяч 100 футов, или 11 тысяч шестьсот метров, как предпочитали называть высоту русские. Пилоту не нравилось измерение высоты в метрах, хотя приборы на панели управления градуировались в двух системах измерения. Закончив поворот, они пролетели еще шестьдесят миль и пересекли советскую границу у Вентспилса.
— Вот мы и д-о-о-ма! — раздался чей-то возглас в нескольких футах от Райана. С высоты советская территория ночью выглядела настолько темной, что по сравнению с ней Восточная Германия казалась утопающей в праздничных огнях подобно весеннему празднику Марди Грае в Новом Орлеане. Он вспомнил спутниковые фотографии, сделанные ночью. В темноте так легко опознать колонии ГУЛАГа — редкие освещенные квадраты на темном фоне... какая мрачная страна, где ярко освещаются только тюрьмы...
Для пилота место пересечения границы было всего лишь отметкой на карте. Еще восемьдесят пять минут полета при таких погоде и ветре. Этот воздушный коридор над советской территорией, именуемый теперь G-3, был единственным, где авиадиспетчеры говорят по-английски. Вообще-то летчику для полета в Москву не нужен был русский, что расположился в кокпите. Он, разумеется, был сотрудником спецслужбы ВВС и мог оказать помощь только в случае какого-нибудь происшествия. Русским вообще была по душе мысль о позитивном контроле. Указания по высоте полета и курсу, которые давал сейчас русский летчик, были намного точнее команд, получаемых от авиадиспетчеров в американском воздушном пространстве, словно он не имел представления, что делать без указаний, поступающих от какого-то кретина на земле. Конечно, и здесь не обошлось без чего-то забавного. Американского пилота звали Пауль фон Эйк. Предки полковника переселились в Америку из Пруссии сто лет назад, но их потомки так и не сумели отказаться от приставки «фон», которая когда-то была такой важной для семейного прошлого. Кое-кто из этих предков воевал здесь, подумал полковник фон Эйк, на покрытых снегом русских равнинах. И уж конечно, кто-то из родственников не так давно сражался тут и похоронен в русской земле, над которой он мчится сейчас со скоростью шестьсот миль в час. Интересно, что подумали бы они о нем сейчас, пронеслось у него в голове, пока его светло-голубые глаза обшаривали горизонт в поисках огней других самолетов.