Страница:
Первым по-прежнему шёл Чавез. Узкая колея, по которой подъезжали к аэродрому грузовики, служила удобным ориентиром. Они шли по её северной стороне, чтобы не попасть в огневые зоны своего же отделения. Точно по графику они увидели сарай. Как и было заранее запланировано, Чавез подождал, пока его капитан приблизится с дистанции в десять метров, на которую отставал. Они обменялись знаками. Теперь Чавез пойдёт прямо, а капитан будет идти справа.
Стрелять станет сержант, но, если произойдёт что-то непредвиденное, Рамирес окажется на месте и тут же поддержит его. Капитан четыре раза нажал на клавишу передачи своей портативной рации и услышал в ответ два тире. Отделение заняло свои позиции на дальней стороне взлётно-посадочной площадки и было готово в случае необходимости выполнить свою задачу, Рамирес сделал знак Дингу, посылая его вперёд.
Чавез глубоко вздохнул, удивлённо почувствовав, как быстро забилось сердце. В конце концов, он сотни раз проделывал это во время учений. Динг взмахнул несколько раз руками, чтобы расслабить их, затем подтянул ремень на автомате. Большим пальцем передвинул селектор ведения огня, поставив свой МР-5 на огонь очередями по три патрона. Прицел и мушка, покрытые крошечными пятнышками трития, светились в темноте экваториального леса. Очки ночного видения он сунул в карман — они будут только мешать.
Теперь сержант двигался совсем медленно, обходя деревья и кусты, ступая на твёрдые, ничем не покрытые участки земли или раздвигая носком листья, чтобы затем встать сапогом на землю и приготовиться к следующему шагу. Здесь нельзя допустить ошибки. Напряжение в теле исчезло, и только звон в ушах свидетельствовал о том, что это не учение.
Все.
Охранники стояли на открытом месте, метрах в двух друг от друга, в двадцати метрах от дерева, на которое опирался Чавез. Они все ещё разговаривали, и, хотя сержант достаточно легко понимал слова, по какой-то странной причине звуки, издаваемые ими, казались ему чужими, словно лай собак.
Динг мог подойти поближе, но не хотел рисковать, ведь двадцать метров — это достаточно близко, всего шестьдесят шесть футов. От того места, где он стоял, до охранников не было никаких препятствий, только ещё одно дерево, чуть в стороне от них.
Отлично.
Он медленно поднял автомат, направил кольцо мушки на переднем срезе ствола так, что оно оказалось в середине щели ближней части прицела, убедился, что отчётливо видит белый кружок на фоне чёрной округлости, представляющей собой затылок человеческой головы, которая больше не принадлежала человеку, — это была всего лишь цель. И Чавез мягко нажал на спусковой крючок.
Автомат чуть вздрогнул в руках, но ремень, намотанный на руку, твёрдо удерживал оружие на месте. Цель упала. Сержант тут же перевёл прицел вправо.
Вторая цель удивлённо поворачивалась, и теперь в кружке прицела оказалось нечёткое белое пятно, отражающее свет луны. Ещё одна короткая очередь. Звука выстрелов почти не было слышно. Чавез ждал, переводя ствол автомата от одного распростёртого тела к другому, но они не шевелились.
Сержант быстро выбежал из-под прикрытия деревьев. Рядом с одним трупом лежал АК-47. Чавез пинком отбросил его в сторону, достал из нагрудного кармана маленький электрический фонарик размером с карандаш и осветил лежащие тела.
Один получил все три пули в затылок. В другого попали только две, однако обе в середину лба. У первого лица не было совсем, тогда как на лице второго отражалось изумление. Сержант присел рядом с телами и оглянулся по сторонам в поисках малейшего движения. В этот момент он испытывал душевный подъем. Все, ради чего он готовился и тренировался, сбылось на практике. Нельзя сказать, что дело оказалось таким уж простым, но и особенно трудным назвать убийство двух охранников тоже было нельзя.
Ночь действительно принадлежит ниндзя. Через мгновение подошёл Рамирес. Он мог сказать только одно:
— Отличная работа, сержант. Проверьте сарай. — Капитан включил рацию. — Говорит «Шестой». Цели сняты, всем двигаться ко мне.
Отделение собралось у сарая через пару минут. Как это обычно происходит, солдаты столпились у мёртвых тел, впитывая первое впечатление от настоящих боевых действий. Сержант, отвечавший за сбор разведданных, обыскал карманы, а капитан расставил солдат по оборонительному периметру.
— Ничего особенного, — доложил сержант, обыскав трупы.
— Пошли заглянем в сарай. — Чавез уже убедился, что там нет ещё одного охранника, которого они могли не заметить раньше. В сарае Рамирес обнаружил четыре бочки горючего и ручной насос. На одной из бочек лежал блок сигарет, что вызвало презрительное замечание капитана. На грубых полках — консервы и два рулона туалетной бумаги. Никаких книг, документов, лишь одна изрядно потрёпанная колода игральных карт.
— Как, по-вашему, установить мины-ловушки? — спросил капитана сержант, отвечающий за сбор разведданных. Раньше он служил в частях «зелёных беретов» и был специалистом по минированию.
— Тремя способами.
— О'кей, — согласился сержант.
Установить мины-ловушки было достаточно просто. Сержант разгрёб руками небольшую ямку в земляном полу и укрепил её по сторонам деревянными щепками. В неё аккуратно поместил однофунтовый кубик пластиковой взрывчатки С-4 — ею пользовались во всём мире. Затем он установил два электрических детонатора и один, срабатывающий от давления, — как в противопехотной мине. Провода он вывел по земляному полу к двери и окну, убедился, что они невидимы снаружи, и разместил включатели, срабатывающие от размыкания. Провода засыпал землёй.
Осмотрев свою работу и оставшись довольным, сержант осторожно передвинул одну бочку и поставил её край на детонатор, срабатывающий от давления. Как только кто-нибудь откроет дверь или окно, фунт пластиковой взрывчатки мгновенно взорвётся, а в бочке — двести литров авиационного бензина, так что результат однозначен Но ещё лучше, если противник окажется очень умным и сумеет обезвредить контакты на двери и окне, затем проследит провода, что тянутся к бочкам с горючим, и попытается извлечь взрывчатку... Тут уж этот очень умный специалист мигом будем навсегда потерян для врага. Устранить глупого противника может каждый. А вот справиться с умным врагом потребуется артистизм.
— Готово, сэр. Никто не должен подходить к сараю, — доложил сержант капитану.
— Точно. — Приказ был отдан немедленно. Двое солдат вытащили тела убитых на середину аэродрома, и все отделение принялось ждать вертолёт. Рамирес расставил своих людей так, чтобы никто не приблизился к ним незамеченным, но больше всего его беспокоило, чтобы солдаты проверили своё имущество и не оставили что-нибудь здесь после вылета.
— Разделение, разделение, — произнёс Пи-Джи, втягивая штырь и удаляясь от конуса Он потянул на себя рычаг управления шагом ротора, чтобы подняться выше и удалиться от шланга. Услышав команду из вертолёта, воздушный танкер-заправщик принялся набирать высоту, где будет крейсировать в ожидании, когда вертолёт возвратится для следующей заправки. «Пейв-лоу» повернул к берегу, чтобы пересечь береговую черту в ненаселенном месте.
— «Шестой», говорит «Передовой», — сообщил он по радио.
— «Шестой» слушает. Говорите, — ответил капитан Рамирес.
— К нам едут гости. Судя по звуку, это грузовик, сэр.
— «Кинжал», говорит «Шестой», — немедленно скомандовал Рамирес. — Всем отступить к западной стороне и спрятаться в укрытия. «Передовой», отойдите назад!
— Выполняю. — Чавез оставил свой наблюдательный пост на просёлочной дороге и бросился бежать мимо сарая — он обогнул его на приличном расстоянии — через взлётно-посадочную полосу. Там он увидел Рамиреса и Гуэрру, которые оттаскивали мёртвых охранников к дальнему краю леса. Он помог сначала капитану, а потом, вернувшись на площадку, и Гуэрре. Всем троим удалось укрыться за двадцать секунд до появления грузовика.
Грузовик ехал с включёнными фарами. Их свет метался по дороге то влево, то вправо, освещая кусты, и остановился, наконец, рядом с сараем. Ещё до того, как был выключен двигатель и приехавшие спрыгнули на землю, было видно, что они озадачены. Как только водитель выключил фары, Чавез надел очки ночного видения;
На этот раз, их было четверо: двое в кабине и двое в кузове. Старшим был, по-видимому, водитель. Он огляделся по сторонам, не скрывая раздражения. Ещё через мгновение он что-то крикнул, ткнув пальцем в сторону одного из тех, что спрыгнули из кузова. Мужчина направился прямо к сараю... ( — Черт побери! Рамирес включил рацию. — Всем лечь! — приказал он безо всякой необходимости.)... и резким рывком распахнул дверь.
Пробив крышу, бочка с бензином, подобно космической ракете, взлетела вверх, оставляя за собой огненный след. Пламя от взрыва остальных бочек брызнуло по сторонам. Казалось, мужчина, который открыл дверь сарая, распахнул двери ада, но уже в следующее мгновение его чёрный силуэт исчез в пламени. Двух его спутников, что стояли поблизости, тоже поглотил этот бело-жёлтый пылающий костёр. Третий бросился бежать прямо в сторону солдат, но капли горящего бензина из взлетевшей бочки попали на него, и он превратился в пылающий факел, не успев сделать и десяти шагов. Кольцо огня охватило ярдов сорок, а в центре его метались четверо ещё живых людей, их пронзительные крики доносились сквозь низкое гудение пламени. И тут, прибавив новую силу к бушующему пожару, взорвался топливный бак грузовика. В общей сложности там находилось более двухсот галлонов бензина, и над лесом поднялось грибовидное облако, освещённое снизу языками пламени. Меньше чем через минуту к реву огня добавились хлопки рвущихся патронов в оружии охранников и вновь прибывших. Только ливень, прошедший в сумерках, помешал пламени перекинуться на окружающий лес.
Чавез обратил внимание, что лежит рядом с минёром.
— Твоя ловушка здорово сработала.
— Жалко, что эти мудаки приехали так быстро. — К этому времени крики уже стихли.
— Это верно.
— Всем собраться, — скомандовал по радио капитан Рамирес. Все подошли к капитану. Никто не пострадал.
Пожар быстро стихал. Бензин разнесло на большую площадь, и его тонкий слой быстро выгорел. Через три минуты от пожара осталась широкая выжженная площадка, по периметру которой все ещё горели трава и кусты. От грузовика остался почерневший остов, освещённый ящиком горящих факелов в кузове. Они будут гореть тут дольше всего.
— Что за чертовщина? — удивился капитан Уиллис, сидевший в левом кресле вертолёта. Они только что подобрали первую группу и набирали крейсерскую высоту. В системе ночного видения яркий отблеск на горизонте казался рассветом — Не иначе, разбился самолёт Да ведь это прямо на пеленге, где нам нужно забрать последнюю группу! — с опозданием понял полковник Джоунс.
— Превосходно.
— Бак, имей в виду, что в районе приземления номер четыре возможна вражеская активность.
— Слушаюсь, полковник, — коротко ответил сержант Циммер.
Полковник Джоунс продолжал выполнять задание. Он скоро и так узнает все.
Стоит ли торопиться?
Через тридцать минут после взрыва пламя исчезло, и пожарище остыло до такой степени, что сержант, собирающий разведданные, надел перчатки и пошёл к сараю, чтобы забрать то, что осталось от взрывного устройства. Ему удалось найти часть одного контакта, но в остальном попытка оказалась безуспешной.
Трупы оставили на месте, не попытались даже обыскать, несмотря на то, что можно было найти документы, удостоверяющие личность. Кожаные бумажники хорошо противостоят огню, и их отсутствие заметили бы. Трупы охранников снова оттащили на середину северной части площадки, где должен был совершить посадку вертолёт.
Рамирес расположил солдат таким образом, что, если бы пожар заметили и сообщили о нём, отделение оказалось бы готовым встретить противника. Затем пришлось подумать о том, что самолёт мог прилететь за грузом наркотиков сегодня ночью.
По опыту они знали, что до этого момента больше двух часов, но полной уверенности не было, так как они только однажды наблюдали всю процедуру.
Что, если самолёт всё-таки прилетит? — задал себе вопрос Рамирес. Он уже думал о такой возможности, но сейчас она переросла в реальную опасность.
Нельзя допустить, чтобы команда самолёта сообщила о том, что видела большой вертолёт. С другой стороны, самолёт, пробитый пулями, явится не менее убедительным доказательством их пребывания здесь.
Тогда какого черта нам приказали убить двух несчастных охранников и улететь на вертолёте прямо с аэродрома, вместо того чтобы сделать это с заранее подготовленной эвакуационной площадки, подумал Рамирес.
Действительно, вдруг самолёт совершит посадку?
У него не было ответа на этот вопрос. Но, поскольку посадочная площадка не будет обозначена факелами, самолёт может не приземлиться. Более того, на грузовике доставили небольшую рацию, работающую на СВЧ. Контрабандисты поняли, что им понадобятся радиокоды, чтобы убедить экипаж самолёта в безопасности приземления. А что, если самолёт станет просто барражировать над аэродромом?
Так скорее всего и произойдёт. Сумеет ли вертолёт сбить его? Что, если он попытается и потерпит неудачу? Что, если? . Что, если?.
Перед высадкой Рамирес пришёл к выводу, что операция блестяще спланирована, предусматривает все случайности. Может быть, так оно и было, но теперь планируемое пребывание прерывают, их эвакуируют, забирают, а план рушится. Какому идиоту пришло такое в голову?
Что происходит, черт побери? — в который раз подумал он. Солдаты надеются на него, считают, что он располагает информацией, имеет представление о целях операции, рассчитывают на его опыт командира, на его уверенность и твёрдость. А ему приходится притворяться, будто все и на самом деле так. Однако это, разумеется, ложь. По ходу операции он всего лишь понял, как мало о ней знает.
Рамирес привык, что его передвигают с места на место, словно шахматную фигуру, — такова участь младшего офицера. Но ведь сейчас ведутся настоящие боевые действия. Шутка ли — шесть мёртвых тел.
— «Кинжал», говорит «Ночной ястреб», — послышалось в наушнике его высокочастотной раций.
— «Ночной ястреб», это «Кинжал». Посадочная площадка на северном краю «Рено».
— Браво, «Эксрей».
Полковник Джоунс запрашивал, насколько безопасно совершать посадку. «Джулиет Зулу» было кодированным предупреждением, что они находятся в руках противника и эвакуация невозможна. «Чарли-Фокстрот» означало, что идёт бой, но их всё-таки можно спасти. «Лайма-Виски» — что все в порядке.
— «Лайма-Виски», конец.
— Повторите, «Кинжал», конец.
— «Лайма-Виски», конец.
— Понятно, принято. Заходим на посадку через три минуты.
— Приготовить пулемёты, — скомандовал Пи-Джи экипажу вертолёта. Сержант Циммер оставил свои приборы и занял место у пулемёта с правой стороны фюзеляжа. Он включил подачу электроэнергии к своему шестиствольному авиационному пулемёту. Новейшего образца пулемёт Гатлинга начал вращаться, готовый захватить патроны из загрузочного магазина с левой стороны турели.
— Правый готов к бою, — доложил он по системе внутренней связи — Левый готов к бою, — послышался голос сержанта Бина.
Оба пулемётчика смотрели вниз, стараясь с помощью очков ночного видения разглядеть среди деревьев признаки присутствия противника.
— Вижу мигающий огонь в направлении на десять часов, — сообщил Уиллис полковнику.
— Я тоже вижу. Боже, что здесь произошло?
По мере снижения «Сикорского» все отчётливее становились видны четыре трупа возле чего-то, что раньше было примитивным деревянным сараем... Рядом стоял сожжённый грузовик. Группа «Кинжал» находилась именно там, где должна была находиться. Впрочем, с ними было ещё два мёртвых тела.
— Похоже, все в порядке, Бак.
— Ясно, Пи-Джи. — Циммер оставил свой пулемёт и направился к кормовому люку. Сержант Бин мог в случае необходимости перебежать к пулемёту у противоположного борта, но в обязанности Циммера входило пересчитать всех, кто поднимается в вертолёт на последнем пункте эвакуации. Он старался по мере возможности не беспокоить сидящих солдат, но солдаты не обижались, когда его сапоги прошлись и задели несколько ног. Люди, как правило, с готовностью прощали тех, кто подбирал их с вражеской территории.
Чавез держал мигалку включённой до тех пор, пока вертолёт не опустился на площадку, затем побежал к своему отделению. Он увидел, что капитан Рамирес стоит у откидного трапа, пересчитывая своих солдат, вбегающих внутрь вертолёта.
Динг подождал своей очереди и почувствовал, как рука капитана хлопнула его по плечу.
— Десять! — услышал он, перепрыгивая через несколько распростёртых тел.
Потом, когда капитан Рамирес поднялся внутрь, послышался возглас: Одиннадцать! — и команда:
— Взлетаем!
Вертолёт тут же взмыл вверх. Чавез грохнулся на стальную палубу, где Вега подхватил его, смягчив падение. Рядом сидел Рамирес, затем он поднялся и прошёл в кабину пилотов.
— Что там произошло? — спросил Пи-Джи капитана.
Капитан лёгкой пехоты вкратце объяснил. Полковник Джоунс увеличил мощность турбин и постарался прижаться пониже — впрочем, он летел бы над самыми деревьями в любом случае. Полковник приказал Циммеру несколько минут оставаться у пулемёта на случай, если появится самолёт, но тот не появился. Бак снял питание со своего пулемёта, прошёл вперёд и занял место у приборной панели.
Через десять минут они «замочили ноги» и принялись искать самолёт-заправщик, чтобы получить топливо для возвращения в Панаму. В огромном трюме вертолёта пехотинцы пристегнулись к палубе и тут же уснули.
Это не относилось к Чавезу и Веге. Они сидели рядом с шестью трупами, распростёртыми у кормового люка. Даже для профессиональных солдат — один из которых убил двух из шестерых — зрелище было ужасным, хотя и не таким пугающим, как взрывы. Ни Чавез, ни Вега не видели до сих пор людей, сгоревших заживо, и даже для торговцев наркотиками, признали оба, такая смерть была страшной.
Вертолёт стало бросать, когда он вошёл в поток воздуха, отбрасываемый винтами самолёта-заправщика, но это скоро кончилось. Несколько минут спустя сержант Бин — Чавез думал о нём, как о маленьком сержанте, — подошёл к ним, осторожно переступил через ноги и тела спящих, пристегнул свой ремень безопасности к скобе на палубе, затем произнёс что-то в микрофон внутренней связи. Кивнув, он подошёл к заднему люку, подал знак Чавезу, чтобы тот держал его сзади за пояс, и начал сталкивать трупы из вертолёта. Это казалось жестоким и бессердечным, но, с другой стороны, подумал сержант, контрабандистам теперь всё равно. Он не стал смотреть, как трупы падают в воду, а сел на палубу и тоже задремал.
В ста милях позади них двухмоторный частный самолёт кружил над посадочной площадкой — она была известна экипажу только как номер шесть и все ещё выделялась в темноте, обрисованная не правильным кольцом пламени. Площадка была видна, однако никакие факелы не обозначали посадочную дорожку, а без них совершить визуальный заход на посадку было бы безумием. Раздражённые, но с некоторым облегчением — они знали, что случилось с контрабандными рейсами на протяжении последних недель, — пилоты вернулись на свой аэродром. Совершив посадку, они тут же сообщили обо всём по телефону.
Ещё до рассвета полдюжины грузовиков побывали на таком же числе аэродромов. Две группы из шести, приехавшие на грузовиках, погибли в пожаре.
Третья группа обнаружила на аэродроме в сарае именно то, что и рассчитывала, ничего. Остальные три группы нашли свои аэродромы в нормальном состоянии, охранники были на месте, довольные всем, хотя и умирающие от скуки. После того как два грузовика не вернулись, за ними были высланы другие машины, и сведения о происшедшем сразу оказались в Медельине. Кортеса разбудил телефонный звонок, и он получил новые указания.
В Панаме все лёгкие пехотинцы пребывали в блаженном сне. Им разрешили весь день отдыхать, и сон под тёплыми одеялами в комфорте казарм с кондиционерами после горячего душа и плотного завтрака, который, хотя и не был особенно вкусным, всё-таки приятно отличался от сухих пайков, которыми они питались всю прошлую неделю, был особенно крепок. А вот четырех офицеров разбудили рано и отвезли на новый инструктаж. Операция «Речной пароход», сообщили им, приняла совершенно иной оборот. Они узнали и причину этого, источник новых приказов был одновременно волнующим и вселял беспокойство.
Новый S-3, начальник оперативного отдела третьего батальона 17-го пехотного полка, входящего в первую бригаду 7-й дивизии лёгкой пехоты, пока его жена занималась грузчиками, зашёл в свой кабинет. На его столе находился шлем из кевлара Марк-2, прозванный «Фрицем» из-за сходства с касками старого немецкого вермахта. У пехотинцев 7-й дивизии каски были покрыты камуфляжной тканью с прикреплёнными к ней лоскутками материала от маскировочной боевой одежды. Офицерские жены называли эти каски «капустными кочанами», и на самом деле, ровные лоскутики скрывали форму шлема, что затрудняло обнаружение.
Командир батальона находился на инструктаже вместе с помощником, и новый S-3 решил встретиться с S-1, ответственным за кадры. Оказалось, что они вместе служили в Германии пять лет назад, и теперь за чашечкой кофе им было о чём поговорить.
— Как было в Панаме?
— Жарко, скверно, а что касается политической атмосферы, ты и сам знаешь. Но странная вещь — перед самым отъездом оттуда я столкнулся с одним из ваших ниндзя.
— Вот как? С кем именно?
— Его фамилия Чавез. По-моему, старший сержант. Этот сукин сын прикончил меня на первом же учении.
— Я помню его. Он превосходно проявил себя здесь с... сержант Баскомб?
— Да, майор? — В дверном проёме появилась голова.
— Старший сержант Чавез — с кем он у нас служил?
— В роте «Браво», сэр. Взвод лейтенанта Джексона... по-моему, второй взвод. Да, точно, его заменил капрал Озканьян. Чавеза перевели в Форт-Беннинг, там он служит инструктором у новобранцев, — вспомнил сержант Баскомб.
— Вы уверены в этом, сержант? — спросил новый S-3.
— Совершенно уверен. Нам пришлось поторопиться с оформлением документов. Он был одним из тех, кого затребовали туда очень срочно. Помните, майор?
— Да, конечно. Была идиотская спешка, верно?
— Совершенно верно, майор, — согласился сержант.
— Так какого черта он оказался в зоне Панамского канала на полевых учениях? — недоуменно спросил начальник оперативного отдела.
— Может быть, это знает лейтенант Джексон, сэр, — высказал предположение Баскомб.
— Ты встретишься с ним завтра, — напомнил S-1 новому S-3.
— Как он, хороший офицер?
— Для молодого паренька только что с Гудзона он отлично со всем справляется. Из хорошей семьи. Сын священника, брат служит в военно-морском флоте — насколько помню, командует эскадрильей истребителей. Недавно я встретился с ним в Монтерее. Как бы то ни было, у Тима отличный взводный сержант, который многому уже его научил.
Стрелять станет сержант, но, если произойдёт что-то непредвиденное, Рамирес окажется на месте и тут же поддержит его. Капитан четыре раза нажал на клавишу передачи своей портативной рации и услышал в ответ два тире. Отделение заняло свои позиции на дальней стороне взлётно-посадочной площадки и было готово в случае необходимости выполнить свою задачу, Рамирес сделал знак Дингу, посылая его вперёд.
Чавез глубоко вздохнул, удивлённо почувствовав, как быстро забилось сердце. В конце концов, он сотни раз проделывал это во время учений. Динг взмахнул несколько раз руками, чтобы расслабить их, затем подтянул ремень на автомате. Большим пальцем передвинул селектор ведения огня, поставив свой МР-5 на огонь очередями по три патрона. Прицел и мушка, покрытые крошечными пятнышками трития, светились в темноте экваториального леса. Очки ночного видения он сунул в карман — они будут только мешать.
Теперь сержант двигался совсем медленно, обходя деревья и кусты, ступая на твёрдые, ничем не покрытые участки земли или раздвигая носком листья, чтобы затем встать сапогом на землю и приготовиться к следующему шагу. Здесь нельзя допустить ошибки. Напряжение в теле исчезло, и только звон в ушах свидетельствовал о том, что это не учение.
Все.
Охранники стояли на открытом месте, метрах в двух друг от друга, в двадцати метрах от дерева, на которое опирался Чавез. Они все ещё разговаривали, и, хотя сержант достаточно легко понимал слова, по какой-то странной причине звуки, издаваемые ими, казались ему чужими, словно лай собак.
Динг мог подойти поближе, но не хотел рисковать, ведь двадцать метров — это достаточно близко, всего шестьдесят шесть футов. От того места, где он стоял, до охранников не было никаких препятствий, только ещё одно дерево, чуть в стороне от них.
Отлично.
Он медленно поднял автомат, направил кольцо мушки на переднем срезе ствола так, что оно оказалось в середине щели ближней части прицела, убедился, что отчётливо видит белый кружок на фоне чёрной округлости, представляющей собой затылок человеческой головы, которая больше не принадлежала человеку, — это была всего лишь цель. И Чавез мягко нажал на спусковой крючок.
Автомат чуть вздрогнул в руках, но ремень, намотанный на руку, твёрдо удерживал оружие на месте. Цель упала. Сержант тут же перевёл прицел вправо.
Вторая цель удивлённо поворачивалась, и теперь в кружке прицела оказалось нечёткое белое пятно, отражающее свет луны. Ещё одна короткая очередь. Звука выстрелов почти не было слышно. Чавез ждал, переводя ствол автомата от одного распростёртого тела к другому, но они не шевелились.
Сержант быстро выбежал из-под прикрытия деревьев. Рядом с одним трупом лежал АК-47. Чавез пинком отбросил его в сторону, достал из нагрудного кармана маленький электрический фонарик размером с карандаш и осветил лежащие тела.
Один получил все три пули в затылок. В другого попали только две, однако обе в середину лба. У первого лица не было совсем, тогда как на лице второго отражалось изумление. Сержант присел рядом с телами и оглянулся по сторонам в поисках малейшего движения. В этот момент он испытывал душевный подъем. Все, ради чего он готовился и тренировался, сбылось на практике. Нельзя сказать, что дело оказалось таким уж простым, но и особенно трудным назвать убийство двух охранников тоже было нельзя.
Ночь действительно принадлежит ниндзя. Через мгновение подошёл Рамирес. Он мог сказать только одно:
— Отличная работа, сержант. Проверьте сарай. — Капитан включил рацию. — Говорит «Шестой». Цели сняты, всем двигаться ко мне.
Отделение собралось у сарая через пару минут. Как это обычно происходит, солдаты столпились у мёртвых тел, впитывая первое впечатление от настоящих боевых действий. Сержант, отвечавший за сбор разведданных, обыскал карманы, а капитан расставил солдат по оборонительному периметру.
— Ничего особенного, — доложил сержант, обыскав трупы.
— Пошли заглянем в сарай. — Чавез уже убедился, что там нет ещё одного охранника, которого они могли не заметить раньше. В сарае Рамирес обнаружил четыре бочки горючего и ручной насос. На одной из бочек лежал блок сигарет, что вызвало презрительное замечание капитана. На грубых полках — консервы и два рулона туалетной бумаги. Никаких книг, документов, лишь одна изрядно потрёпанная колода игральных карт.
— Как, по-вашему, установить мины-ловушки? — спросил капитана сержант, отвечающий за сбор разведданных. Раньше он служил в частях «зелёных беретов» и был специалистом по минированию.
— Тремя способами.
— О'кей, — согласился сержант.
Установить мины-ловушки было достаточно просто. Сержант разгрёб руками небольшую ямку в земляном полу и укрепил её по сторонам деревянными щепками. В неё аккуратно поместил однофунтовый кубик пластиковой взрывчатки С-4 — ею пользовались во всём мире. Затем он установил два электрических детонатора и один, срабатывающий от давления, — как в противопехотной мине. Провода он вывел по земляному полу к двери и окну, убедился, что они невидимы снаружи, и разместил включатели, срабатывающие от размыкания. Провода засыпал землёй.
Осмотрев свою работу и оставшись довольным, сержант осторожно передвинул одну бочку и поставил её край на детонатор, срабатывающий от давления. Как только кто-нибудь откроет дверь или окно, фунт пластиковой взрывчатки мгновенно взорвётся, а в бочке — двести литров авиационного бензина, так что результат однозначен Но ещё лучше, если противник окажется очень умным и сумеет обезвредить контакты на двери и окне, затем проследит провода, что тянутся к бочкам с горючим, и попытается извлечь взрывчатку... Тут уж этот очень умный специалист мигом будем навсегда потерян для врага. Устранить глупого противника может каждый. А вот справиться с умным врагом потребуется артистизм.
— Готово, сэр. Никто не должен подходить к сараю, — доложил сержант капитану.
— Точно. — Приказ был отдан немедленно. Двое солдат вытащили тела убитых на середину аэродрома, и все отделение принялось ждать вертолёт. Рамирес расставил своих людей так, чтобы никто не приблизился к ним незамеченным, но больше всего его беспокоило, чтобы солдаты проверили своё имущество и не оставили что-нибудь здесь после вылета.
* * *
Пи-Джи взял на себя процедуру дозаправки в воздухе. При хорошей видимости это было несложно, но и с земли было легко заметить их. Конус начал выдвигаться из бака в крыле МС-130Е «Боевого когтя» на конце бронированного резинового шланга, и заправочный штырь «Пейв-лоу» выдвинулся навстречу, попав в самую середину конуса. Хотя нередко высказывалась точка зрения, будто такая заправка дело безумное — конус и заправочный штырь соединялись в двенадцати футах от сверкающего круга, образованного стремительно вращающимся ротором, и контакт между кончиком лопасти и шлангом означал неминуемую гибель вертолёта, — команда «Пейв-лоу» считала эту операцию совершенно нормальной, и каждый из членов экипажа имел в этом деле немалую практику. Впрочем, это не значило, что полковник Джоунс и капитан Уиллис не следили за процедурой с неослабным вниманием, не произнося ни единого лишнего слова, пока дозаправка не закончилась.— Разделение, разделение, — произнёс Пи-Джи, втягивая штырь и удаляясь от конуса Он потянул на себя рычаг управления шагом ротора, чтобы подняться выше и удалиться от шланга. Услышав команду из вертолёта, воздушный танкер-заправщик принялся набирать высоту, где будет крейсировать в ожидании, когда вертолёт возвратится для следующей заправки. «Пейв-лоу» повернул к берегу, чтобы пересечь береговую черту в ненаселенном месте.
* * *
— Внимание, — прошептал Чавез, услышав шум. Это было тяжёлое дыхание восьмицилиндрового двигателя, нуждающегося в техническом обслуживании и установке нового глушителя. Шум становился все громче.— «Шестой», говорит «Передовой», — сообщил он по радио.
— «Шестой» слушает. Говорите, — ответил капитан Рамирес.
— К нам едут гости. Судя по звуку, это грузовик, сэр.
— «Кинжал», говорит «Шестой», — немедленно скомандовал Рамирес. — Всем отступить к западной стороне и спрятаться в укрытия. «Передовой», отойдите назад!
— Выполняю. — Чавез оставил свой наблюдательный пост на просёлочной дороге и бросился бежать мимо сарая — он обогнул его на приличном расстоянии — через взлётно-посадочную полосу. Там он увидел Рамиреса и Гуэрру, которые оттаскивали мёртвых охранников к дальнему краю леса. Он помог сначала капитану, а потом, вернувшись на площадку, и Гуэрре. Всем троим удалось укрыться за двадцать секунд до появления грузовика.
Грузовик ехал с включёнными фарами. Их свет метался по дороге то влево, то вправо, освещая кусты, и остановился, наконец, рядом с сараем. Ещё до того, как был выключен двигатель и приехавшие спрыгнули на землю, было видно, что они озадачены. Как только водитель выключил фары, Чавез надел очки ночного видения;
На этот раз, их было четверо: двое в кабине и двое в кузове. Старшим был, по-видимому, водитель. Он огляделся по сторонам, не скрывая раздражения. Ещё через мгновение он что-то крикнул, ткнув пальцем в сторону одного из тех, что спрыгнули из кузова. Мужчина направился прямо к сараю... ( — Черт побери! Рамирес включил рацию. — Всем лечь! — приказал он безо всякой необходимости.)... и резким рывком распахнул дверь.
Пробив крышу, бочка с бензином, подобно космической ракете, взлетела вверх, оставляя за собой огненный след. Пламя от взрыва остальных бочек брызнуло по сторонам. Казалось, мужчина, который открыл дверь сарая, распахнул двери ада, но уже в следующее мгновение его чёрный силуэт исчез в пламени. Двух его спутников, что стояли поблизости, тоже поглотил этот бело-жёлтый пылающий костёр. Третий бросился бежать прямо в сторону солдат, но капли горящего бензина из взлетевшей бочки попали на него, и он превратился в пылающий факел, не успев сделать и десяти шагов. Кольцо огня охватило ярдов сорок, а в центре его метались четверо ещё живых людей, их пронзительные крики доносились сквозь низкое гудение пламени. И тут, прибавив новую силу к бушующему пожару, взорвался топливный бак грузовика. В общей сложности там находилось более двухсот галлонов бензина, и над лесом поднялось грибовидное облако, освещённое снизу языками пламени. Меньше чем через минуту к реву огня добавились хлопки рвущихся патронов в оружии охранников и вновь прибывших. Только ливень, прошедший в сумерках, помешал пламени перекинуться на окружающий лес.
Чавез обратил внимание, что лежит рядом с минёром.
— Твоя ловушка здорово сработала.
— Жалко, что эти мудаки приехали так быстро. — К этому времени крики уже стихли.
— Это верно.
— Всем собраться, — скомандовал по радио капитан Рамирес. Все подошли к капитану. Никто не пострадал.
Пожар быстро стихал. Бензин разнесло на большую площадь, и его тонкий слой быстро выгорел. Через три минуты от пожара осталась широкая выжженная площадка, по периметру которой все ещё горели трава и кусты. От грузовика остался почерневший остов, освещённый ящиком горящих факелов в кузове. Они будут гореть тут дольше всего.
— Что за чертовщина? — удивился капитан Уиллис, сидевший в левом кресле вертолёта. Они только что подобрали первую группу и набирали крейсерскую высоту. В системе ночного видения яркий отблеск на горизонте казался рассветом — Не иначе, разбился самолёт Да ведь это прямо на пеленге, где нам нужно забрать последнюю группу! — с опозданием понял полковник Джоунс.
— Превосходно.
— Бак, имей в виду, что в районе приземления номер четыре возможна вражеская активность.
— Слушаюсь, полковник, — коротко ответил сержант Циммер.
Полковник Джоунс продолжал выполнять задание. Он скоро и так узнает все.
Стоит ли торопиться?
Через тридцать минут после взрыва пламя исчезло, и пожарище остыло до такой степени, что сержант, собирающий разведданные, надел перчатки и пошёл к сараю, чтобы забрать то, что осталось от взрывного устройства. Ему удалось найти часть одного контакта, но в остальном попытка оказалась безуспешной.
Трупы оставили на месте, не попытались даже обыскать, несмотря на то, что можно было найти документы, удостоверяющие личность. Кожаные бумажники хорошо противостоят огню, и их отсутствие заметили бы. Трупы охранников снова оттащили на середину северной части площадки, где должен был совершить посадку вертолёт.
Рамирес расположил солдат таким образом, что, если бы пожар заметили и сообщили о нём, отделение оказалось бы готовым встретить противника. Затем пришлось подумать о том, что самолёт мог прилететь за грузом наркотиков сегодня ночью.
По опыту они знали, что до этого момента больше двух часов, но полной уверенности не было, так как они только однажды наблюдали всю процедуру.
Что, если самолёт всё-таки прилетит? — задал себе вопрос Рамирес. Он уже думал о такой возможности, но сейчас она переросла в реальную опасность.
Нельзя допустить, чтобы команда самолёта сообщила о том, что видела большой вертолёт. С другой стороны, самолёт, пробитый пулями, явится не менее убедительным доказательством их пребывания здесь.
Тогда какого черта нам приказали убить двух несчастных охранников и улететь на вертолёте прямо с аэродрома, вместо того чтобы сделать это с заранее подготовленной эвакуационной площадки, подумал Рамирес.
Действительно, вдруг самолёт совершит посадку?
У него не было ответа на этот вопрос. Но, поскольку посадочная площадка не будет обозначена факелами, самолёт может не приземлиться. Более того, на грузовике доставили небольшую рацию, работающую на СВЧ. Контрабандисты поняли, что им понадобятся радиокоды, чтобы убедить экипаж самолёта в безопасности приземления. А что, если самолёт станет просто барражировать над аэродромом?
Так скорее всего и произойдёт. Сумеет ли вертолёт сбить его? Что, если он попытается и потерпит неудачу? Что, если? . Что, если?.
Перед высадкой Рамирес пришёл к выводу, что операция блестяще спланирована, предусматривает все случайности. Может быть, так оно и было, но теперь планируемое пребывание прерывают, их эвакуируют, забирают, а план рушится. Какому идиоту пришло такое в голову?
Что происходит, черт побери? — в который раз подумал он. Солдаты надеются на него, считают, что он располагает информацией, имеет представление о целях операции, рассчитывают на его опыт командира, на его уверенность и твёрдость. А ему приходится притворяться, будто все и на самом деле так. Однако это, разумеется, ложь. По ходу операции он всего лишь понял, как мало о ней знает.
Рамирес привык, что его передвигают с места на место, словно шахматную фигуру, — такова участь младшего офицера. Но ведь сейчас ведутся настоящие боевые действия. Шутка ли — шесть мёртвых тел.
— «Кинжал», говорит «Ночной ястреб», — послышалось в наушнике его высокочастотной раций.
— «Ночной ястреб», это «Кинжал». Посадочная площадка на северном краю «Рено».
— Браво, «Эксрей».
Полковник Джоунс запрашивал, насколько безопасно совершать посадку. «Джулиет Зулу» было кодированным предупреждением, что они находятся в руках противника и эвакуация невозможна. «Чарли-Фокстрот» означало, что идёт бой, но их всё-таки можно спасти. «Лайма-Виски» — что все в порядке.
— «Лайма-Виски», конец.
— Повторите, «Кинжал», конец.
— «Лайма-Виски», конец.
— Понятно, принято. Заходим на посадку через три минуты.
— Приготовить пулемёты, — скомандовал Пи-Джи экипажу вертолёта. Сержант Циммер оставил свои приборы и занял место у пулемёта с правой стороны фюзеляжа. Он включил подачу электроэнергии к своему шестиствольному авиационному пулемёту. Новейшего образца пулемёт Гатлинга начал вращаться, готовый захватить патроны из загрузочного магазина с левой стороны турели.
— Правый готов к бою, — доложил он по системе внутренней связи — Левый готов к бою, — послышался голос сержанта Бина.
Оба пулемётчика смотрели вниз, стараясь с помощью очков ночного видения разглядеть среди деревьев признаки присутствия противника.
— Вижу мигающий огонь в направлении на десять часов, — сообщил Уиллис полковнику.
— Я тоже вижу. Боже, что здесь произошло?
По мере снижения «Сикорского» все отчётливее становились видны четыре трупа возле чего-то, что раньше было примитивным деревянным сараем... Рядом стоял сожжённый грузовик. Группа «Кинжал» находилась именно там, где должна была находиться. Впрочем, с ними было ещё два мёртвых тела.
— Похоже, все в порядке, Бак.
— Ясно, Пи-Джи. — Циммер оставил свой пулемёт и направился к кормовому люку. Сержант Бин мог в случае необходимости перебежать к пулемёту у противоположного борта, но в обязанности Циммера входило пересчитать всех, кто поднимается в вертолёт на последнем пункте эвакуации. Он старался по мере возможности не беспокоить сидящих солдат, но солдаты не обижались, когда его сапоги прошлись и задели несколько ног. Люди, как правило, с готовностью прощали тех, кто подбирал их с вражеской территории.
Чавез держал мигалку включённой до тех пор, пока вертолёт не опустился на площадку, затем побежал к своему отделению. Он увидел, что капитан Рамирес стоит у откидного трапа, пересчитывая своих солдат, вбегающих внутрь вертолёта.
Динг подождал своей очереди и почувствовал, как рука капитана хлопнула его по плечу.
— Десять! — услышал он, перепрыгивая через несколько распростёртых тел.
Потом, когда капитан Рамирес поднялся внутрь, послышался возглас: Одиннадцать! — и команда:
— Взлетаем!
Вертолёт тут же взмыл вверх. Чавез грохнулся на стальную палубу, где Вега подхватил его, смягчив падение. Рядом сидел Рамирес, затем он поднялся и прошёл в кабину пилотов.
— Что там произошло? — спросил Пи-Джи капитана.
Капитан лёгкой пехоты вкратце объяснил. Полковник Джоунс увеличил мощность турбин и постарался прижаться пониже — впрочем, он летел бы над самыми деревьями в любом случае. Полковник приказал Циммеру несколько минут оставаться у пулемёта на случай, если появится самолёт, но тот не появился. Бак снял питание со своего пулемёта, прошёл вперёд и занял место у приборной панели.
Через десять минут они «замочили ноги» и принялись искать самолёт-заправщик, чтобы получить топливо для возвращения в Панаму. В огромном трюме вертолёта пехотинцы пристегнулись к палубе и тут же уснули.
Это не относилось к Чавезу и Веге. Они сидели рядом с шестью трупами, распростёртыми у кормового люка. Даже для профессиональных солдат — один из которых убил двух из шестерых — зрелище было ужасным, хотя и не таким пугающим, как взрывы. Ни Чавез, ни Вега не видели до сих пор людей, сгоревших заживо, и даже для торговцев наркотиками, признали оба, такая смерть была страшной.
Вертолёт стало бросать, когда он вошёл в поток воздуха, отбрасываемый винтами самолёта-заправщика, но это скоро кончилось. Несколько минут спустя сержант Бин — Чавез думал о нём, как о маленьком сержанте, — подошёл к ним, осторожно переступил через ноги и тела спящих, пристегнул свой ремень безопасности к скобе на палубе, затем произнёс что-то в микрофон внутренней связи. Кивнув, он подошёл к заднему люку, подал знак Чавезу, чтобы тот держал его сзади за пояс, и начал сталкивать трупы из вертолёта. Это казалось жестоким и бессердечным, но, с другой стороны, подумал сержант, контрабандистам теперь всё равно. Он не стал смотреть, как трупы падают в воду, а сел на палубу и тоже задремал.
В ста милях позади них двухмоторный частный самолёт кружил над посадочной площадкой — она была известна экипажу только как номер шесть и все ещё выделялась в темноте, обрисованная не правильным кольцом пламени. Площадка была видна, однако никакие факелы не обозначали посадочную дорожку, а без них совершить визуальный заход на посадку было бы безумием. Раздражённые, но с некоторым облегчением — они знали, что случилось с контрабандными рейсами на протяжении последних недель, — пилоты вернулись на свой аэродром. Совершив посадку, они тут же сообщили обо всём по телефону.
* * *
Кортес рискнул вылететь в Медельин из Панамы прямым рейсом, оплатив билет по ещё ни разу не использованной кредитной карточке, чтобы нельзя было проследить его маршрут по имени. Приехав домой на своём автомобиле, он немедленно попытался связаться с Эскобедо, но ему сообщили, что босс находится в своей гасиенде на вершине холма. У Феликса уже не осталось сил, чтобы ехать так далеко и в столь позднее время за рулём, а говорить о таких серьёзных делах по сотовому телефону он не решался, несмотря на все заверения, что этот вид связи совершенно безопасен и гарантирован от прослушивания. Усталый, раздражённый и недовольный по десятку разных причин, он налил себе полный бокал виски и отправился спать. Сколько потрачено усилий, выругался он в темноте, и все напрасно. Он больше не сможет встретиться с Мойрой. Не сможет позвонить ей, не сможет увидеть её, не сможет поговорить с ней. А то обстоятельство, что он потерпел неудачу в своей последней попытке, что было вызвано охватившей его тревогой за действия босса — оказавшейся совершенно оправданной! — только добавило искренности в его проклятия.Ещё до рассвета полдюжины грузовиков побывали на таком же числе аэродромов. Две группы из шести, приехавшие на грузовиках, погибли в пожаре.
Третья группа обнаружила на аэродроме в сарае именно то, что и рассчитывала, ничего. Остальные три группы нашли свои аэродромы в нормальном состоянии, охранники были на месте, довольные всем, хотя и умирающие от скуки. После того как два грузовика не вернулись, за ними были высланы другие машины, и сведения о происшедшем сразу оказались в Медельине. Кортеса разбудил телефонный звонок, и он получил новые указания.
В Панаме все лёгкие пехотинцы пребывали в блаженном сне. Им разрешили весь день отдыхать, и сон под тёплыми одеялами в комфорте казарм с кондиционерами после горячего душа и плотного завтрака, который, хотя и не был особенно вкусным, всё-таки приятно отличался от сухих пайков, которыми они питались всю прошлую неделю, был особенно крепок. А вот четырех офицеров разбудили рано и отвезли на новый инструктаж. Операция «Речной пароход», сообщили им, приняла совершенно иной оборот. Они узнали и причину этого, источник новых приказов был одновременно волнующим и вселял беспокойство.
Новый S-3, начальник оперативного отдела третьего батальона 17-го пехотного полка, входящего в первую бригаду 7-й дивизии лёгкой пехоты, пока его жена занималась грузчиками, зашёл в свой кабинет. На его столе находился шлем из кевлара Марк-2, прозванный «Фрицем» из-за сходства с касками старого немецкого вермахта. У пехотинцев 7-й дивизии каски были покрыты камуфляжной тканью с прикреплёнными к ней лоскутками материала от маскировочной боевой одежды. Офицерские жены называли эти каски «капустными кочанами», и на самом деле, ровные лоскутики скрывали форму шлема, что затрудняло обнаружение.
Командир батальона находился на инструктаже вместе с помощником, и новый S-3 решил встретиться с S-1, ответственным за кадры. Оказалось, что они вместе служили в Германии пять лет назад, и теперь за чашечкой кофе им было о чём поговорить.
— Как было в Панаме?
— Жарко, скверно, а что касается политической атмосферы, ты и сам знаешь. Но странная вещь — перед самым отъездом оттуда я столкнулся с одним из ваших ниндзя.
— Вот как? С кем именно?
— Его фамилия Чавез. По-моему, старший сержант. Этот сукин сын прикончил меня на первом же учении.
— Я помню его. Он превосходно проявил себя здесь с... сержант Баскомб?
— Да, майор? — В дверном проёме появилась голова.
— Старший сержант Чавез — с кем он у нас служил?
— В роте «Браво», сэр. Взвод лейтенанта Джексона... по-моему, второй взвод. Да, точно, его заменил капрал Озканьян. Чавеза перевели в Форт-Беннинг, там он служит инструктором у новобранцев, — вспомнил сержант Баскомб.
— Вы уверены в этом, сержант? — спросил новый S-3.
— Совершенно уверен. Нам пришлось поторопиться с оформлением документов. Он был одним из тех, кого затребовали туда очень срочно. Помните, майор?
— Да, конечно. Была идиотская спешка, верно?
— Совершенно верно, майор, — согласился сержант.
— Так какого черта он оказался в зоне Панамского канала на полевых учениях? — недоуменно спросил начальник оперативного отдела.
— Может быть, это знает лейтенант Джексон, сэр, — высказал предположение Баскомб.
— Ты встретишься с ним завтра, — напомнил S-1 новому S-3.
— Как он, хороший офицер?
— Для молодого паренька только что с Гудзона он отлично со всем справляется. Из хорошей семьи. Сын священника, брат служит в военно-морском флоте — насколько помню, командует эскадрильей истребителей. Недавно я встретился с ним в Монтерее. Как бы то ни было, у Тима отличный взводный сержант, который многому уже его научил.