Страница:
– Мне нужно в туалет, – шепнула она.
– Так иди, кто тебе мешает, – шепнула Мэрли.
Она встала, перехватила неодобрительный взгляд Биби, изобразила отчаяние и быстро ушла в дом.
Официантка, набившая рот дорогим шоколадом, виновато подпрыгнула. Элейн пронеслась мимо в розовую с золотом уборную. И ни с того ни с сего вспомнила Карен. Она же говорила, что приедет. Так где же она?
Может, внезапное озарение подсказало ей, что это будет самый нудный завтрак года?
Оглядев себя в зеркале, Элейн поспешила вернуться на свое место. Снова сидя в кресле, она, однако, решила, что считать завтрак полной потерей времени никак не следует. Самый факт, что она приглашена, уже плюс. И двойным плюсом была возможность сказать Сейди Ласаль таким само собой разумеющимся тоном: «Я так хочу, чтобы вы были на моем маленьком вечере, который я устраиваю для Джорджа и Памелы Ланкастер».
Подобное приглашение не могла отклонить даже Сейди Ласаль.
И она кивнула, сказала: «Конечно»– и даже изобразила улыбку.
Росс будет в восторге. Ведь, оказавшись у него в доме, эта баба уже не сможет его игнорировать. Мэрли легонько всхрапнула. Заснула под защитой своего козырька! Элейн быстро толкнула ее локтем.
– А! – сказала Мэрли, вздрогнув.
– И где ты провела прошлую ночь? – шепнула Элейн.
Мэрли хихикнула.
– Приходила в себя после ночи с пятницы на субботу. Рэнди неутомим.
Элейн улыбнулась и прикинула, не завести ли и ей молодого любовника. Какая ирония! Она ведь замужем за самым мощным членом Голливуда и подумывает о любовнике. Ну разве кто-то еще способен с ним помериться?
Она чуть не рассмеялась вслух.
– А ты никогда не думал о том, чтобы развестись с Элейн? – спросила Карен, оседлав его. Ее колени атлетически сжимали его бедра, а соблазнительные соски дразняще поднимались и опускались возле его рта.
Он был так удивлен, что ничего не ответил. По его правилам всякие разговоры в процессе были табу. Он закряхтел.
– Так как же? – не отступала Карен. Ее мышцы работали идеально. И чего она не заткнется?
– Развод слишком дорог, – пропыхтел он.
Она извернулась на его теле и свела ноги.
Он одобрительно застонал. Эта девочка знала штучки, которых даже он никогда прежде не пробовал. Она стискивала его всеми мышцами, доводила до исступления.
– Ты разведешься с ней, если я попрошу?
Он пропустил вопрос мимо ушей, отдаваясь бесценным секундам перед оргазмом.
– Пошевелись! – взмолился он. – Я кончаю.
В ответ она сжала мышцы еще сильнее и начала вращать торс, пока не довела себя до готовности. Он взорвался – и она с ним.
Сунув напряженные соски ему в рот, вцепившись ему в волосы и сдвинув ноги так плотно, что у него возникло ощущение, будто сперму из него высасывают.
– Осторожнее с волосами! – взвизгнул он.
– Клала я на твои волосы! – крикнула она в ответ.
Они разделили последний бешеный экстаз.
– Господи боже ты мой! – прохрипел он. – Лучше тебя не бывает.
Она медленно сползла с него, нагнулась к тумбочке и закурила сигареты для них обоих.
– Знаешь, сколько у меня денег? – спросила она.
Всю его кожу пощипывало. Черт, как будто ему снова семнадцать!
– Так сколько?
– Хватит, чтобы для начала откупиться от Элейн. А когда папочка скончается, то и вообще не сосчитать.
Блестяще! Джордж Ланкастер старше него всего на двадцать лет.
– Что ты говоришь?
Она глубоко затянулась.
– Что из нас с тобой выйдет отличная пара.
Он засмеялся, не слишком убедительно – такой поворот разговора его вовсе не обрадовал.
– Нам с тобой вместе хорошо именно потому, что мы не муж и жена.
– Ты думаешь?
– Я знаю.
– Ну, увидим.
– Что увидим? – спросил он с тревогой.
– Увидим, только и всего, – ответила она таинственно. – А почему бы нам не окунуться?
– В океан?
– Бассейна я тут что-то не вижу.
– Я не плавал в океане уже не знаю сколько лет.
– Ну, так пошли! – Она спрыгнула с кровати, пошарила в ящике и вернулась с красными шортами для него и купальником для себя.
Он натянул шорты. Они резали в поясе и еще сильнее – в промежности.
– Ox! – сказал он жалобно.
– Ничего, – проворковала она. – Когда мы вернемся, мамочка тебя помассирует.
– Почему ты так обо мне заботишься, Карен? – спросил он, посмеиваясь.
Она усмехнулась.
– А потому что я – тебе, ты – мне. А ты мне – ой-ой-ой, деточка!
Они выбежали из дома, держась за руки.
Одинокий фотограф, лежащий на животе между опорами под соседним домом, сфокусировал телеобъектив. За пять минут он снял две катушки очень и очень интересных кадров.
Ангель почти не сомкнула глаз. Состояние, до которого Шелли довела свою квартиру, ввергло ее в ужас. Всюду скомканная одежда, грязная посуда, битком набитые пепельницы, а в кухоньке гуляют тараканы, будто в самом заповедном царстве.
Шелли кивнула на смятую постель.
– Вместе ляжем? – спросила она. – Я не брезглива, не знаю, как ты.
Ангель уже высмотрела глубокое кресло.
– Я устроюсь в нем, если вы не против, – быстро сказала она.
Воспоминания о Дафне, ее бывшей квартирной хозяйке, еще были живы у нее в памяти.
– Как желаешь, Ангелочек. – Шелли пожала плечами и порылась в ящике. – Как насчет коки?
– Спасибо, мне не хочется пить.
Шелли бросила на нее взгляд из-под вздернутых бровей, но Ангель предпочла его не заметить. Она аккуратно собрала валявшуюся на кресле одежду и сложила ее ровной стопкой в ногах кровати. Спи. Подумай. Разберись. Она была расстроена и сердита. У нее даже не было возможности рассказать Бадди про встречу с Оливером Истерном. Встречу, при мысли о которой у нее дух перехватывало, а в ушах звенели слова: «Быть вам, барышня, звездой!» Естественно, она хотела сразу рассказать Бадди, и он обрадовался бы не меньше нее. А теперь все было испорчено. Наверное, она никогда больше не увидит Оливера Истерна.
Ангель свернулась в кресле, и Шелли бросила ей засаленную шаль.
– Сладких снов, детеныш, – сказала она. – Если ты встаешь рано, так не шуми. Я до одиннадцати видеть солнечного света не желаю. А можно и попозже.
Ангель кивнула. И провела тягостную ночь, пытаясь устроить свое затекающее тело поудобнее, чтобы наконец заснуть. К семи утра сон окончательно пропал. Она тихонько вышла из квартиры и спустилась к бассейну. Мало-помалу начали появляться другие жильцы. Две девушки в одинаковых купальниках проделывали сложные гимнастические упражнения. Старая дама в парике прошла мимо, ведя на поводке со стразами курчавого французского пуделя. Школьник устроился под пальмой выкурить тайком сигарету.
Затем явились любители загорать, вооруженные полотенцами, флаконами с маслом и козырьками для глаз. Все – актеры без работы.
Ангель сидела тихонько в сломанном шезлонге. Ее прекрасные глаза померкли от тревоги и усталости. Она пригладила золотые волосы и попыталась подавить внезапное бурчание в животе.
Ей ужасно хотелось есть. Она просто умирала с голоду. Взглянув на свои часы, она обнаружила, что уже почти одиннадцать. Бадди мог бы давно пойти поискать ее.
Бадди медленно выбирался из тяжелого забытья. В висках стучало, свидетельствуя, что он жив. Едва-едва. У него вырвался громкий стон.
Рэнди, небритый, мутноглазый, дрожащей рукой налил две чашки растворимого кофе и одну протянул ему.
– Так мы же только заснули, – пробурчал Бадди, обжег язык кипящей жижей и длинно выругался.
– Похоже на то, – согласился Рэнди и прищурился на золотые часы «Патек-Филиппс», подарок Мэрли. – Однако теперь два часа дня.
– Какого дня?
– Понедельника, – ответил Рэнди, нащупывая телефон. Он набрал номер и попросил миссис Мэрли Грей.
Бадди, пошатываясь, побрел в крохотную ванную. Он знал, что должен немедленно позвонить Ангель. Когда он спровадил ее к Шелли, виду нее был не слишком радостный. Но, черт, всего-то на ночь. Сегодня он что-нибудь устроит.
Ополоснув лицо холодной водой, он поглядел в зеркало. Дружок Бадди не выглядел на все сто. Он таки перебрал – наркота, выпивка… В первый раз после встречи с Ангель. Но он был так угнетен и обескуражен, когда сбежал от двух старух в отеле «Беверли-Хиллз». Надо было разок отвести душу.
Слава богу, что на свете есть друзья – Рэнди, который понял все, едва он ввалился к нему на квартиру, и Шелли, которая согласилась приютить Ангель на ночь. И никаких проблем.
Холодная вода его оживила. Он ощутил себя почти человеком. Рэнди все еще висел на телефоне, обрушивая на Мэрли Грей всю силу своего обаяния. Бадди натянул брюки и знаком показал, что поднимется к Шелли.
Два отрывистых стука. Три. Ангель в дверях, с тряпкой в руке.
Запах лизоля в воздухе.
Бадди раздраженно вскинул руки.
– Что ты делаешь?
Голос у нее был холодный и обиженный.
– Убираю.
– Что убираешь, бога ради?
– Твоя приятельница Шелли живет как свинья. Я плачу ей за ночлег. Самое меньшее, что я могу сделать.
Он схватил ее за руку.
– Не будь дурочкой. Это ни к чему. Это…
Она сердито стряхнула его руку. Гнев, нараставший всю ночь, выплеснулся наружу.
– Я тебе не дурочка, Бадди Хадсон. С кем ты, по-твоему, разговариваешь? С куколкой Барби?
Его ошеломил ее взрыв.
– Э-эй, детка, что происходит?
Ее глаза опасно блеснули.
– Что происходит? Крошка Ангель не молчит? Крошка Ангель что-то чувствует? – Она швырнула тряпку на пол. – Я человек! Я твоя жена! И это я хочу знать, что происходит. А если ты не захочешь объяснить, я собираю вещи и ухожу. Ты понял? Бадди, скажи правду! Или больше ты меня не увидишь!
Глава 22
Глава 23
– Так иди, кто тебе мешает, – шепнула Мэрли.
Она встала, перехватила неодобрительный взгляд Биби, изобразила отчаяние и быстро ушла в дом.
Официантка, набившая рот дорогим шоколадом, виновато подпрыгнула. Элейн пронеслась мимо в розовую с золотом уборную. И ни с того ни с сего вспомнила Карен. Она же говорила, что приедет. Так где же она?
Может, внезапное озарение подсказало ей, что это будет самый нудный завтрак года?
Оглядев себя в зеркале, Элейн поспешила вернуться на свое место. Снова сидя в кресле, она, однако, решила, что считать завтрак полной потерей времени никак не следует. Самый факт, что она приглашена, уже плюс. И двойным плюсом была возможность сказать Сейди Ласаль таким само собой разумеющимся тоном: «Я так хочу, чтобы вы были на моем маленьком вечере, который я устраиваю для Джорджа и Памелы Ланкастер».
Подобное приглашение не могла отклонить даже Сейди Ласаль.
И она кивнула, сказала: «Конечно»– и даже изобразила улыбку.
Росс будет в восторге. Ведь, оказавшись у него в доме, эта баба уже не сможет его игнорировать. Мэрли легонько всхрапнула. Заснула под защитой своего козырька! Элейн быстро толкнула ее локтем.
– А! – сказала Мэрли, вздрогнув.
– И где ты провела прошлую ночь? – шепнула Элейн.
Мэрли хихикнула.
– Приходила в себя после ночи с пятницы на субботу. Рэнди неутомим.
Элейн улыбнулась и прикинула, не завести ли и ей молодого любовника. Какая ирония! Она ведь замужем за самым мощным членом Голливуда и подумывает о любовнике. Ну разве кто-то еще способен с ним помериться?
Она чуть не рассмеялась вслух.
– А ты никогда не думал о том, чтобы развестись с Элейн? – спросила Карен, оседлав его. Ее колени атлетически сжимали его бедра, а соблазнительные соски дразняще поднимались и опускались возле его рта.
Он был так удивлен, что ничего не ответил. По его правилам всякие разговоры в процессе были табу. Он закряхтел.
– Так как же? – не отступала Карен. Ее мышцы работали идеально. И чего она не заткнется?
– Развод слишком дорог, – пропыхтел он.
Она извернулась на его теле и свела ноги.
Он одобрительно застонал. Эта девочка знала штучки, которых даже он никогда прежде не пробовал. Она стискивала его всеми мышцами, доводила до исступления.
– Ты разведешься с ней, если я попрошу?
Он пропустил вопрос мимо ушей, отдаваясь бесценным секундам перед оргазмом.
– Пошевелись! – взмолился он. – Я кончаю.
В ответ она сжала мышцы еще сильнее и начала вращать торс, пока не довела себя до готовности. Он взорвался – и она с ним.
Сунув напряженные соски ему в рот, вцепившись ему в волосы и сдвинув ноги так плотно, что у него возникло ощущение, будто сперму из него высасывают.
– Осторожнее с волосами! – взвизгнул он.
– Клала я на твои волосы! – крикнула она в ответ.
Они разделили последний бешеный экстаз.
– Господи боже ты мой! – прохрипел он. – Лучше тебя не бывает.
Она медленно сползла с него, нагнулась к тумбочке и закурила сигареты для них обоих.
– Знаешь, сколько у меня денег? – спросила она.
Всю его кожу пощипывало. Черт, как будто ему снова семнадцать!
– Так сколько?
– Хватит, чтобы для начала откупиться от Элейн. А когда папочка скончается, то и вообще не сосчитать.
Блестяще! Джордж Ланкастер старше него всего на двадцать лет.
– Что ты говоришь?
Она глубоко затянулась.
– Что из нас с тобой выйдет отличная пара.
Он засмеялся, не слишком убедительно – такой поворот разговора его вовсе не обрадовал.
– Нам с тобой вместе хорошо именно потому, что мы не муж и жена.
– Ты думаешь?
– Я знаю.
– Ну, увидим.
– Что увидим? – спросил он с тревогой.
– Увидим, только и всего, – ответила она таинственно. – А почему бы нам не окунуться?
– В океан?
– Бассейна я тут что-то не вижу.
– Я не плавал в океане уже не знаю сколько лет.
– Ну, так пошли! – Она спрыгнула с кровати, пошарила в ящике и вернулась с красными шортами для него и купальником для себя.
Он натянул шорты. Они резали в поясе и еще сильнее – в промежности.
– Ox! – сказал он жалобно.
– Ничего, – проворковала она. – Когда мы вернемся, мамочка тебя помассирует.
– Почему ты так обо мне заботишься, Карен? – спросил он, посмеиваясь.
Она усмехнулась.
– А потому что я – тебе, ты – мне. А ты мне – ой-ой-ой, деточка!
Они выбежали из дома, держась за руки.
Одинокий фотограф, лежащий на животе между опорами под соседним домом, сфокусировал телеобъектив. За пять минут он снял две катушки очень и очень интересных кадров.
Ангель почти не сомкнула глаз. Состояние, до которого Шелли довела свою квартиру, ввергло ее в ужас. Всюду скомканная одежда, грязная посуда, битком набитые пепельницы, а в кухоньке гуляют тараканы, будто в самом заповедном царстве.
Шелли кивнула на смятую постель.
– Вместе ляжем? – спросила она. – Я не брезглива, не знаю, как ты.
Ангель уже высмотрела глубокое кресло.
– Я устроюсь в нем, если вы не против, – быстро сказала она.
Воспоминания о Дафне, ее бывшей квартирной хозяйке, еще были живы у нее в памяти.
– Как желаешь, Ангелочек. – Шелли пожала плечами и порылась в ящике. – Как насчет коки?
– Спасибо, мне не хочется пить.
Шелли бросила на нее взгляд из-под вздернутых бровей, но Ангель предпочла его не заметить. Она аккуратно собрала валявшуюся на кресле одежду и сложила ее ровной стопкой в ногах кровати. Спи. Подумай. Разберись. Она была расстроена и сердита. У нее даже не было возможности рассказать Бадди про встречу с Оливером Истерном. Встречу, при мысли о которой у нее дух перехватывало, а в ушах звенели слова: «Быть вам, барышня, звездой!» Естественно, она хотела сразу рассказать Бадди, и он обрадовался бы не меньше нее. А теперь все было испорчено. Наверное, она никогда больше не увидит Оливера Истерна.
Ангель свернулась в кресле, и Шелли бросила ей засаленную шаль.
– Сладких снов, детеныш, – сказала она. – Если ты встаешь рано, так не шуми. Я до одиннадцати видеть солнечного света не желаю. А можно и попозже.
Ангель кивнула. И провела тягостную ночь, пытаясь устроить свое затекающее тело поудобнее, чтобы наконец заснуть. К семи утра сон окончательно пропал. Она тихонько вышла из квартиры и спустилась к бассейну. Мало-помалу начали появляться другие жильцы. Две девушки в одинаковых купальниках проделывали сложные гимнастические упражнения. Старая дама в парике прошла мимо, ведя на поводке со стразами курчавого французского пуделя. Школьник устроился под пальмой выкурить тайком сигарету.
Затем явились любители загорать, вооруженные полотенцами, флаконами с маслом и козырьками для глаз. Все – актеры без работы.
Ангель сидела тихонько в сломанном шезлонге. Ее прекрасные глаза померкли от тревоги и усталости. Она пригладила золотые волосы и попыталась подавить внезапное бурчание в животе.
Ей ужасно хотелось есть. Она просто умирала с голоду. Взглянув на свои часы, она обнаружила, что уже почти одиннадцать. Бадди мог бы давно пойти поискать ее.
Бадди медленно выбирался из тяжелого забытья. В висках стучало, свидетельствуя, что он жив. Едва-едва. У него вырвался громкий стон.
Рэнди, небритый, мутноглазый, дрожащей рукой налил две чашки растворимого кофе и одну протянул ему.
– Так мы же только заснули, – пробурчал Бадди, обжег язык кипящей жижей и длинно выругался.
– Похоже на то, – согласился Рэнди и прищурился на золотые часы «Патек-Филиппс», подарок Мэрли. – Однако теперь два часа дня.
– Какого дня?
– Понедельника, – ответил Рэнди, нащупывая телефон. Он набрал номер и попросил миссис Мэрли Грей.
Бадди, пошатываясь, побрел в крохотную ванную. Он знал, что должен немедленно позвонить Ангель. Когда он спровадил ее к Шелли, виду нее был не слишком радостный. Но, черт, всего-то на ночь. Сегодня он что-нибудь устроит.
Ополоснув лицо холодной водой, он поглядел в зеркало. Дружок Бадди не выглядел на все сто. Он таки перебрал – наркота, выпивка… В первый раз после встречи с Ангель. Но он был так угнетен и обескуражен, когда сбежал от двух старух в отеле «Беверли-Хиллз». Надо было разок отвести душу.
Слава богу, что на свете есть друзья – Рэнди, который понял все, едва он ввалился к нему на квартиру, и Шелли, которая согласилась приютить Ангель на ночь. И никаких проблем.
Холодная вода его оживила. Он ощутил себя почти человеком. Рэнди все еще висел на телефоне, обрушивая на Мэрли Грей всю силу своего обаяния. Бадди натянул брюки и знаком показал, что поднимется к Шелли.
Два отрывистых стука. Три. Ангель в дверях, с тряпкой в руке.
Запах лизоля в воздухе.
Бадди раздраженно вскинул руки.
– Что ты делаешь?
Голос у нее был холодный и обиженный.
– Убираю.
– Что убираешь, бога ради?
– Твоя приятельница Шелли живет как свинья. Я плачу ей за ночлег. Самое меньшее, что я могу сделать.
Он схватил ее за руку.
– Не будь дурочкой. Это ни к чему. Это…
Она сердито стряхнула его руку. Гнев, нараставший всю ночь, выплеснулся наружу.
– Я тебе не дурочка, Бадди Хадсон. С кем ты, по-твоему, разговариваешь? С куколкой Барби?
Его ошеломил ее взрыв.
– Э-эй, детка, что происходит?
Ее глаза опасно блеснули.
– Что происходит? Крошка Ангель не молчит? Крошка Ангель что-то чувствует? – Она швырнула тряпку на пол. – Я человек! Я твоя жена! И это я хочу знать, что происходит. А если ты не захочешь объяснить, я собираю вещи и ухожу. Ты понял? Бадди, скажи правду! Или больше ты меня не увидишь!
Глава 22
Лулу Кравец даже не поинтересовалась, где похоронена ее сестра. Узнав про убийство и выслушав подробности, она сразу замкнулась.
– Никакого Дека Эндрюса я не знаю, – буркнула она. – А если, по-вашему, это его работа, так почему вы не изловили подонка?
Вполне логично. Коротко и ясно. А действительно, почему они его не изловили?
Леон пробурчал что-то про ведущееся следствие, и Лулу ответила ему взглядом, который не нуждался в словах.
– Раз вы не забрать меня пришли и не искать наркоту, так, может, вы уберетесь куда подальше? – Она рухнула на незастеленную кровать и закрыла глаза. – Устала я, вот что. Ездила, ездила, опупеть можно.
Он долго смотрел на толстую девку. Неужели убийство сестры так мало для нее значит? Джой Кравец. Никому нет дела. Ни единому человеку. Разве что ему…
Первым его чувством было облегчение. Она ушла из его жизни без протестов, и теперь ему не придется смотреть ей в глаза. Он вскипятил воды для чашки кофе и задумчиво присел у кухонного стола. Ему вообще не следовало впускать ее к себе в квартиру. В его возрасте он мог бы сообразить, к чему это приведет. Что, если бы она решила его шантажировать? Завопила бы, что ее насилуют, или еще что-нибудь такое же.
Он вздрогнул при мысли о своей глупости, залпом выпил кофе и начал торопливо одеваться. И только когда взял в руки бумажник, наконец обнаружил, что его деньги исчезли. До последнего доллара.
Сколько именно, он точно не помнил, но во всяком случае больше трех сотен. Крошка мисс Кравец провела его как последнего дурака.
Наверное, еще сейчас хохочет.
Он чувствовал себя призовым идиотом. А потом в нем поднялась злость, и он решил отыскать ее и отобрать деньги. Кого, по ее мнению, она обворовала?
Намерение его было твердым, но через несколько дней разъездов по улицам, где, по его расчетам, она могла околачиваться, ему поручили расследовать убийство, и его энергия нашла другое приложение.
Недели перешли в месяцы, и девочка-проститутка, которая увела у него триста долларов с лишним, отошла в прошлое. Он получил ценный урок, ну и хватит. Теперь он хотел одного: забыть этот случай.
И забыл. До того вечера в баре «У Мэки», облюбованном полицейскими. Он был там с сослуживцами. Они удачно завершили крупное дело. Арестовали сорокашестилетнего мужчину, который за два года изнасиловал и убил семь женщин. В течение нескольких месяцев он был их главным подозреваемым и наконец сознался. Празднование было в полном разгаре. Даже Леон – не большой любитель праздновать – не чувствовал себя ни в чем виноватым.
Ее он увидел раньше, чем она его. Кто не заметил бы оранжевых волос и косящего глаза? Она прилепилась к молоденькому патрульному, хихикала и совала язык в его пунцовое ухо.
Знала ли она, что это полицейский бар? Или плевала на это?
Он выждал, пока она не ушла в женскую уборную – единственное помещение в конце темного пустого коридора. Женщин в баре «У Мэки» не привечали. Кроме тех, кто приходил с полицейскими.
Леон последовал за ней в коридор и, когда она пошла было обратно, схватил ее и прижал к испещренной надписями стене, обдавая алкогольными парами.
– Помнишь меня?
– А! Это ты! – весело сказала она без малейшего удивления. – Как делишки, ковбой?
Он пожалел, что нетрезв и мысли у него путаются.
Виски затуманило ему голову, и даже язык у него заплетался.
– Ты мне деньги должна, – пробурчал он.
– А ты не ошибся? – спросила она, заморгав и выискивая путь к спасению.
– Нет, не ошибся, – ответил он негодующе. – Триста долларов с лишним.
– Мистер, вы меня с кем-то путаете. Чтоб я кого-то обворовала? Я деньги законно зарабатываю. Сечешь? – Она нахально ему улыбнулась. – Здесь я тебя сдою за десять монет. Ну, а на квартире у тебя вышло подороже.
Мысли у него были в порядке, но язык еще ворочался.
– Слушай, ты… – начал он медленно.
Она нырнула ему под руку и побежала по коридору.
– Все по-честному, – крикнула она. – Скажешь, нет?
К тому времени, когда он вернулся к своим друзьям, ее и след простыл.
Остальную часть вечера он пытался протрезветь, но, добравшись до дому через два часа, все еще не пришел в себя.
Видимо, он проспал несколько часов, до того как переполненный мочевой пузырь разбудил его. Он чувствовал себя препогано и тут же дал клятву больше не пить. Он кое-как поднялся на ноги, стараясь игнорировать боль в затылке, который словно пронзали тысячи иголок. И тут он увидел ее – свернувшись клубочком, она спала на его диване, точно кошка на любимой подстилке. Джой Кравец. Он только выпучил глаза, онемев от удивления. Потом взревел от бешенства – что вовсе не пошло на пользу его голове.
– Что ты тут делаешь?
Она мгновенно проснулась, протерла глаза, ухмыльнулась.
– Рада, что ты живой остался.
– Что ты делаешь в моей квартире? – завопил он. – Как ты вошла?
Она по-кошачьи лизнула подушечку указательного пальца и потерла под глазами – тушь смешалась с тенями, и она смахивала на грустного клоуна.
– А ты ключ в замке оставил, тоже мне полицейский!
– Чего тебе надо? – спросил он уже спокойным голосом.
Она соскочила с дивана – такая нелепая в белой мини-юбочке из поддельной кожи и сапожках.
– Ты в жизни не поверишь, только меня вдруг совесть заела. Ну, понимаешь, ты меня по-хорошему пустил переночевать, а я забрала твои башли, и вообще. – Она прищурилась на него. – У меня тоже чувства есть, как у всех людей. Ну, я и подумала…
– После того, как у видела меня.
– Ага! Я подумала, что хоть ты и легавый, а ничего. И, может, мне надо извиниться и вернуть тебе лишнее. – Она порылась в рваной сумочке, достала десятидолларовую бумажку и торжественно протянула ему.
Он смотрел на купюру, в висках у него стучало, глаза невыносимо резало.
– Вид у тебя не того, – заметила она. – Может, ляжешь в постельку, а поговорим утром?
– Ну, знаешь! – рявкнул он.
Она словно огорчилась.
– Я думала, ты обрадуешься.
Он состроил брезгливую гримасу и твердым шагом удалился в ванную.
С какой стати эта заезженная малолетняя проститутка вторгается в его жизнь? Чего ей от него надо?
Он выпил несколько стаканов воды из-под крана, а когда вышел, увидел, что она снова свернулась на диване и как будто заснула.
Четверть пятого. У него не хватало ни сил, ни духа вышвырнуть ее вон. Вместо этого он запер дверь на два оборота ключа, а потом забрал ключи, бумажник и пистолет к себе в постель. Подумал, не запереть ли дверь спальни. Но не запер.
Устало разделся и голый залез под одеяло. В глубине души он знал, что она придет к нему. Она была ребенок, проститутка, ничто. Но он знал, что она придет, – и хуже того: он хотел, чтобы она пришла.
В «У Мэки» было полно народу. Он не заглядывал сюда больше года. Но все осталось прежним.
Он заказал виски и остался у стойки один. Милли будет беспокоиться, что с ним. Ничего, пусть один раз побеспокоится.
Он выпил первую рюмку и знаком попросил еще. Конец недели обещал быть долгим и жарким.
– Никакого Дека Эндрюса я не знаю, – буркнула она. – А если, по-вашему, это его работа, так почему вы не изловили подонка?
Вполне логично. Коротко и ясно. А действительно, почему они его не изловили?
Леон пробурчал что-то про ведущееся следствие, и Лулу ответила ему взглядом, который не нуждался в словах.
– Раз вы не забрать меня пришли и не искать наркоту, так, может, вы уберетесь куда подальше? – Она рухнула на незастеленную кровать и закрыла глаза. – Устала я, вот что. Ездила, ездила, опупеть можно.
Он долго смотрел на толстую девку. Неужели убийство сестры так мало для нее значит? Джой Кравец. Никому нет дела. Ни единому человеку. Разве что ему…
Первым его чувством было облегчение. Она ушла из его жизни без протестов, и теперь ему не придется смотреть ей в глаза. Он вскипятил воды для чашки кофе и задумчиво присел у кухонного стола. Ему вообще не следовало впускать ее к себе в квартиру. В его возрасте он мог бы сообразить, к чему это приведет. Что, если бы она решила его шантажировать? Завопила бы, что ее насилуют, или еще что-нибудь такое же.
Он вздрогнул при мысли о своей глупости, залпом выпил кофе и начал торопливо одеваться. И только когда взял в руки бумажник, наконец обнаружил, что его деньги исчезли. До последнего доллара.
Сколько именно, он точно не помнил, но во всяком случае больше трех сотен. Крошка мисс Кравец провела его как последнего дурака.
Наверное, еще сейчас хохочет.
Он чувствовал себя призовым идиотом. А потом в нем поднялась злость, и он решил отыскать ее и отобрать деньги. Кого, по ее мнению, она обворовала?
Намерение его было твердым, но через несколько дней разъездов по улицам, где, по его расчетам, она могла околачиваться, ему поручили расследовать убийство, и его энергия нашла другое приложение.
Недели перешли в месяцы, и девочка-проститутка, которая увела у него триста долларов с лишним, отошла в прошлое. Он получил ценный урок, ну и хватит. Теперь он хотел одного: забыть этот случай.
И забыл. До того вечера в баре «У Мэки», облюбованном полицейскими. Он был там с сослуживцами. Они удачно завершили крупное дело. Арестовали сорокашестилетнего мужчину, который за два года изнасиловал и убил семь женщин. В течение нескольких месяцев он был их главным подозреваемым и наконец сознался. Празднование было в полном разгаре. Даже Леон – не большой любитель праздновать – не чувствовал себя ни в чем виноватым.
Ее он увидел раньше, чем она его. Кто не заметил бы оранжевых волос и косящего глаза? Она прилепилась к молоденькому патрульному, хихикала и совала язык в его пунцовое ухо.
Знала ли она, что это полицейский бар? Или плевала на это?
Он выждал, пока она не ушла в женскую уборную – единственное помещение в конце темного пустого коридора. Женщин в баре «У Мэки» не привечали. Кроме тех, кто приходил с полицейскими.
Леон последовал за ней в коридор и, когда она пошла было обратно, схватил ее и прижал к испещренной надписями стене, обдавая алкогольными парами.
– Помнишь меня?
– А! Это ты! – весело сказала она без малейшего удивления. – Как делишки, ковбой?
Он пожалел, что нетрезв и мысли у него путаются.
Виски затуманило ему голову, и даже язык у него заплетался.
– Ты мне деньги должна, – пробурчал он.
– А ты не ошибся? – спросила она, заморгав и выискивая путь к спасению.
– Нет, не ошибся, – ответил он негодующе. – Триста долларов с лишним.
– Мистер, вы меня с кем-то путаете. Чтоб я кого-то обворовала? Я деньги законно зарабатываю. Сечешь? – Она нахально ему улыбнулась. – Здесь я тебя сдою за десять монет. Ну, а на квартире у тебя вышло подороже.
Мысли у него были в порядке, но язык еще ворочался.
– Слушай, ты… – начал он медленно.
Она нырнула ему под руку и побежала по коридору.
– Все по-честному, – крикнула она. – Скажешь, нет?
К тому времени, когда он вернулся к своим друзьям, ее и след простыл.
Остальную часть вечера он пытался протрезветь, но, добравшись до дому через два часа, все еще не пришел в себя.
Видимо, он проспал несколько часов, до того как переполненный мочевой пузырь разбудил его. Он чувствовал себя препогано и тут же дал клятву больше не пить. Он кое-как поднялся на ноги, стараясь игнорировать боль в затылке, который словно пронзали тысячи иголок. И тут он увидел ее – свернувшись клубочком, она спала на его диване, точно кошка на любимой подстилке. Джой Кравец. Он только выпучил глаза, онемев от удивления. Потом взревел от бешенства – что вовсе не пошло на пользу его голове.
– Что ты тут делаешь?
Она мгновенно проснулась, протерла глаза, ухмыльнулась.
– Рада, что ты живой остался.
– Что ты делаешь в моей квартире? – завопил он. – Как ты вошла?
Она по-кошачьи лизнула подушечку указательного пальца и потерла под глазами – тушь смешалась с тенями, и она смахивала на грустного клоуна.
– А ты ключ в замке оставил, тоже мне полицейский!
– Чего тебе надо? – спросил он уже спокойным голосом.
Она соскочила с дивана – такая нелепая в белой мини-юбочке из поддельной кожи и сапожках.
– Ты в жизни не поверишь, только меня вдруг совесть заела. Ну, понимаешь, ты меня по-хорошему пустил переночевать, а я забрала твои башли, и вообще. – Она прищурилась на него. – У меня тоже чувства есть, как у всех людей. Ну, я и подумала…
– После того, как у видела меня.
– Ага! Я подумала, что хоть ты и легавый, а ничего. И, может, мне надо извиниться и вернуть тебе лишнее. – Она порылась в рваной сумочке, достала десятидолларовую бумажку и торжественно протянула ему.
Он смотрел на купюру, в висках у него стучало, глаза невыносимо резало.
– Вид у тебя не того, – заметила она. – Может, ляжешь в постельку, а поговорим утром?
– Ну, знаешь! – рявкнул он.
Она словно огорчилась.
– Я думала, ты обрадуешься.
Он состроил брезгливую гримасу и твердым шагом удалился в ванную.
С какой стати эта заезженная малолетняя проститутка вторгается в его жизнь? Чего ей от него надо?
Он выпил несколько стаканов воды из-под крана, а когда вышел, увидел, что она снова свернулась на диване и как будто заснула.
Четверть пятого. У него не хватало ни сил, ни духа вышвырнуть ее вон. Вместо этого он запер дверь на два оборота ключа, а потом забрал ключи, бумажник и пистолет к себе в постель. Подумал, не запереть ли дверь спальни. Но не запер.
Устало разделся и голый залез под одеяло. В глубине души он знал, что она придет к нему. Она была ребенок, проститутка, ничто. Но он знал, что она придет, – и хуже того: он хотел, чтобы она пришла.
В «У Мэки» было полно народу. Он не заглядывал сюда больше года. Но все осталось прежним.
Он заказал виски и остался у стойки один. Милли будет беспокоиться, что с ним. Ничего, пусть один раз побеспокоится.
Он выпил первую рюмку и знаком попросил еще. Конец недели обещал быть долгим и жарким.
Глава 23
Утро четверга. В студии. Вымыт, причесан. Нервный, как араб на израильском базаре. Но вид неплохой.
Он назвал свою фамилию охраннику у ворот и въехал на стоянку, точно звезда, хотя и на стареньком своем «Понтиаке».
Его подташнивало. Встав, он заставил себя выпить горячего кофе и проглотить подгоревший гренок, и его тут же вывернуло.
А потом судорожные сухие спазмы.
Он совсем развалился с той минуты, когда днем во вторник позвонил Инге и услышал разъяренное: «Где ты был, Бадди Хадсон? Я могу найти занятие поинтереснее, чем ломать ногти, набирая номер, который не отвечает!»
«О чем речь?»– спросил он, а в кровь ему хлынул адреналин, потому что он и без ее ответа знал, о чем речь.
«О твоей пробе. То есть, если она тебя еще интересует. Я пока не слышала о серьезном актере без автоответчика!»
«Когда?»
«В четверг».
«О Господи!»
И вот он здесь. Возможно, единственный шанс, который выпадает в жизни. Черт! Тут занервничаешь.
Бадди Хадсон, это твоя жизнь. Пустишь ее под откос – или нет?
Он поставил машину, назвался регистраторше, и мужеподобная девица в джинсах, бейсбольной куртке «Джоджеров»и кроссовках отвела его в гардеробную третьего павильона.
– Где гримерная, знаешь? – спросила она.
Он не знал, но не собирался признаваться в этом. Спокойствие! Не теряй головы. Пусть никто не заметит, как ты нервничаешь!
– Естественно. Если она на прежнем месте.
– На прежнем. Первый этаж – не промахнешься. Будь там через пятнадцать минут. Костюмерша зайдет тебя проверить.
– А когда меня… э… на какое время назначена моя проба?
– Думаю, тебя затребуют около одиннадцати. Если повезет, то отпустят еще до обеденного перерыва. Он в час.
Всего два часа – и только? А он-то воображал целый день крупных планов и панорамирования. Хреновина! Наверное, снимут один кадр, и все.
– Покедова, – сказала девица и удалилась.
Он хотел расспросить ее, узнать, как пробовались другие. Но опоздал. И теперь оставалось только томиться и потеть.
Он уставился на свое отражение в зеркале туалетного столика.
Выглядишь хорошо. Выглядишь хорошо. Выглядишь хорошо, как положено кинозвезде. Только не благодаря Ангель. Его милой нежной женушке. Его милой нежной сбежавшей женушке! Любовь всей его жизни смылась. Исчезла. Сбежала. Не предупредив.
Правда, он приволок ее с пляжа назад в Голливуд, ничего не объяснив. Только что было объяснять? «Э-эй, Ангель, детка!
Я должен был трахнуть двух старых лесбо, но у меня не встало… я не заставил его встать, потому что люблю тебя. Видишь ли, Джейсон Суонкл – педик и прицелился на меня. А потому нанял меня, чтобы я ублажал этих старушек, а заодно оставался бы при нем.
Вот откуда пляжный домик, костюмы, машина с шофером».
Да разве чистая девочка вроде Ангель хоть что-нибудь поняла бы? Это дерьмо с его соблазнами ее еще не коснулось, и так должно оставаться! Он особенно любил в ней ее невинность и не собирался посвящать ее в свое прошлое. И с самого начала решил все от нее скрывать. Другого выхода не было.
Только все пошло наперекосяк. Она хотела правды, он кормил ее ложью. И недооценил силы ее гнева. Перетерпел первый взрыв упреков, умиротворил ложью и поцелуями, а потом без сил свалился у бассейна. К тому времени, когда он обрел человеческий вид, искать другой ночлег было уже поздно. «Еще только одну ночку у Шелл, детка, – упрашивал он. – Завтра я все улажу. Даю слово».
А она смотрела на него своими глазищами. Долго смотрела и внимательно, но он уже закурил травку и ловил, ловил кайф. Ведь с воскресенья, черт ее дери, его мать словно ходила за ним по пятам, и ему просто надо было отключиться.
Во вторник он проспал. И было почти три, когда наконец открыл глаза. Рэнди ушел, в комнатушке было жарко и душно. Ну, травка хотя бы не оставляет похмелья. Даже наоборот, чувствуешь себя вполне приятно.
Он знал, что Ангель его вид не обрадует, а потому долго принимал душ и брился. Потом решил позвонить Инге – на всякий случай. А когда услышал о пробе, помчался молнией. Ему не терпелось рассказать Ангель. Но у Шелли никого не было, и он до пяти вечера мерил шагами тротуар перед домом. Тут пришла Шелли. Но одна.
– Где Ангель? – спросил он.
– Не знаю. Она была у меня, когда я вернулась вечером, а утром, когда проснулась, ее уже не было.
Он сразу понял, что она ушла. Еще до того, как заглянул в багажник «Понтиака»и увидел, что ее чемодана там нет. Вот так: сейчас ему сниматься, это самый важный день в его жизни. И Ангель нужна ему как никогда – а где она?
– Карен, почему ты не была у Биби? – спросила Элейн, пытаясь не смотреть на пах Рона Гордино – очень внушительно, прямо как у Рудольфа Нуриева.
– Меня уложили в постель, – выдохнула Карен, вытягивая левую ногу до предела.
– Что с тобой было? – пропыхтела Элейн, отчаянно пробуя докончить упражнение, но терпя неудачу.
– Какая-то дрянь. Чувствовала себя жутко.
– Но у тебя прекрасный вид.
– Я знаменита тем, как мгновенно оправляюсь.
– Требуется немножко помощи, Элейн? – Над ней нагнулся Рон Гордино, схватил ее за щиколотку и заставил ногу вытянуться. От него пахло потом и дорогим лосьоном после бритья.
– А-ах-х-х! – выдохнула она, наслаждаясь прикосновением его сильных твердых ладоней, скользивших от ее лодыжки вверх по икре.
– Все нормально? – спросил он заботливо.
Она кивнула, польщенная тем, что он удостоил ее личного внимания. В первый раз. Хотя она часто видела, как он наклонялся над Биби, над Карен – всегда над знаменитостями.
– Мышцы у вас напряжены. Очень. Вы испытываете напряжение, Элейн?
– Нет. – Она нервно засмеялась. С чего бы? Волосы у него напоминали старую солому – длинные, грубые. Она заметила торчащие из ушей волоски и удивилась, почему он их не убрал.
Его пальцы впились в мышцы ее икры так, что она заерзала.
– После занятий зайдите ко мне в кабинет. Вам требуется массаж.
– Разве?
– Ага. – Он выпрямил гибкий торс и неторопливо отошел.
– По-моему, ты одержала победу, – шепнула Карен, с трудом сдерживаясь, чтобы в ее голосе не прозвучал смех.
– Не мой тип, – сердито отозвалась Элейн.
– А ты сделай над собой усилие, дорогая. Он слывет первоклассным самцом.
– Я думала, он гомо.
– И нашим и вашим.
– Откуда ты знаешь?
– Никогда не спрашивай меня о моих источниках.
Занятия быстро завершились, и Элейн, еще не разобравшись толком, что происходит, уже лежала ничком на массажном столе в кабинете Рона Гордино. Его щупающие руки начали с шейных позвонков и двигались все ниже. Ее массировали и прежде – сотни раз, но метод Рона Гордино не был похож на то, к чему она привыкла. Он искал и без малейшего труда находил каждую напряженную мышцу в ее теле. Его руки дарили такой покой, что она чуть не уснула под ними. Кончив, он похлопал ее по заднице и протянул:
– Так получше?
– M-м-м…да.
– Отлично. В следующий раз я использую масла. Вам это понравится.
Она встала и потянулась.
– Я испытываю такую легкость! Просто чудо.
Он ухмыльнулся. «У, какие у тебя большие зубы», – подумала она.
– Вы, кажется, устраиваете вечер, Элейн?
– Да. В честь Джорджа Ланкастера.
– Замечательно.
– Да, надеюсь. Оттого я, наверное, в таком напряжении.
– Не исключено. Стрессовая ситуация. Хотите приехать завтра для настоящего массажа?
– Отличная мысль!
(Только вот сколько стоит его сеанс массажа? Наверное, жутко много. Вот еще к чему прицепится Росс.) – Правильно. К вашему вечеру мы из вас пушинку сделаем.
Будете в идеальной форме.
– Мне договориться с вашей секретаршей или просто можно прибавить к моему счету?
Он оскорбился.
– Я не собираюсь брать с вас деньги! Просто пригласите меня на ваш вечер – и мы квиты.
Ах вот что! Ему нужно не ее тело, а только ее званый вечер.
Почувствовать себя польщенной или возмутиться? Во всяком случае, это доказывает, что ее вечер событие номер один! И значит, далеко не только подлипало – инструктор по гимнастике будет стараться затащить ее в кровать.
– Я занесу вас в мой список, Рон. Можете твердо рассчитывать на это.
– Спасибо, Элейн.
– Не стоит благодарности.
До чего же приятно снова очутиться на коне. Просто неописуемо!
Как ни странно, Джина Джермейн оказалась далеко не такой ужасной, как предполагал Нийл. Бесспорно, не Фонда, но вполне сносно – если только не обращать внимания на чудовищные груди, которые выпирали, как их ни стягивали.
Он назвал свою фамилию охраннику у ворот и въехал на стоянку, точно звезда, хотя и на стареньком своем «Понтиаке».
Его подташнивало. Встав, он заставил себя выпить горячего кофе и проглотить подгоревший гренок, и его тут же вывернуло.
А потом судорожные сухие спазмы.
Он совсем развалился с той минуты, когда днем во вторник позвонил Инге и услышал разъяренное: «Где ты был, Бадди Хадсон? Я могу найти занятие поинтереснее, чем ломать ногти, набирая номер, который не отвечает!»
«О чем речь?»– спросил он, а в кровь ему хлынул адреналин, потому что он и без ее ответа знал, о чем речь.
«О твоей пробе. То есть, если она тебя еще интересует. Я пока не слышала о серьезном актере без автоответчика!»
«Когда?»
«В четверг».
«О Господи!»
И вот он здесь. Возможно, единственный шанс, который выпадает в жизни. Черт! Тут занервничаешь.
Бадди Хадсон, это твоя жизнь. Пустишь ее под откос – или нет?
Он поставил машину, назвался регистраторше, и мужеподобная девица в джинсах, бейсбольной куртке «Джоджеров»и кроссовках отвела его в гардеробную третьего павильона.
– Где гримерная, знаешь? – спросила она.
Он не знал, но не собирался признаваться в этом. Спокойствие! Не теряй головы. Пусть никто не заметит, как ты нервничаешь!
– Естественно. Если она на прежнем месте.
– На прежнем. Первый этаж – не промахнешься. Будь там через пятнадцать минут. Костюмерша зайдет тебя проверить.
– А когда меня… э… на какое время назначена моя проба?
– Думаю, тебя затребуют около одиннадцати. Если повезет, то отпустят еще до обеденного перерыва. Он в час.
Всего два часа – и только? А он-то воображал целый день крупных планов и панорамирования. Хреновина! Наверное, снимут один кадр, и все.
– Покедова, – сказала девица и удалилась.
Он хотел расспросить ее, узнать, как пробовались другие. Но опоздал. И теперь оставалось только томиться и потеть.
Он уставился на свое отражение в зеркале туалетного столика.
Выглядишь хорошо. Выглядишь хорошо. Выглядишь хорошо, как положено кинозвезде. Только не благодаря Ангель. Его милой нежной женушке. Его милой нежной сбежавшей женушке! Любовь всей его жизни смылась. Исчезла. Сбежала. Не предупредив.
Правда, он приволок ее с пляжа назад в Голливуд, ничего не объяснив. Только что было объяснять? «Э-эй, Ангель, детка!
Я должен был трахнуть двух старых лесбо, но у меня не встало… я не заставил его встать, потому что люблю тебя. Видишь ли, Джейсон Суонкл – педик и прицелился на меня. А потому нанял меня, чтобы я ублажал этих старушек, а заодно оставался бы при нем.
Вот откуда пляжный домик, костюмы, машина с шофером».
Да разве чистая девочка вроде Ангель хоть что-нибудь поняла бы? Это дерьмо с его соблазнами ее еще не коснулось, и так должно оставаться! Он особенно любил в ней ее невинность и не собирался посвящать ее в свое прошлое. И с самого начала решил все от нее скрывать. Другого выхода не было.
Только все пошло наперекосяк. Она хотела правды, он кормил ее ложью. И недооценил силы ее гнева. Перетерпел первый взрыв упреков, умиротворил ложью и поцелуями, а потом без сил свалился у бассейна. К тому времени, когда он обрел человеческий вид, искать другой ночлег было уже поздно. «Еще только одну ночку у Шелл, детка, – упрашивал он. – Завтра я все улажу. Даю слово».
А она смотрела на него своими глазищами. Долго смотрела и внимательно, но он уже закурил травку и ловил, ловил кайф. Ведь с воскресенья, черт ее дери, его мать словно ходила за ним по пятам, и ему просто надо было отключиться.
Во вторник он проспал. И было почти три, когда наконец открыл глаза. Рэнди ушел, в комнатушке было жарко и душно. Ну, травка хотя бы не оставляет похмелья. Даже наоборот, чувствуешь себя вполне приятно.
Он знал, что Ангель его вид не обрадует, а потому долго принимал душ и брился. Потом решил позвонить Инге – на всякий случай. А когда услышал о пробе, помчался молнией. Ему не терпелось рассказать Ангель. Но у Шелли никого не было, и он до пяти вечера мерил шагами тротуар перед домом. Тут пришла Шелли. Но одна.
– Где Ангель? – спросил он.
– Не знаю. Она была у меня, когда я вернулась вечером, а утром, когда проснулась, ее уже не было.
Он сразу понял, что она ушла. Еще до того, как заглянул в багажник «Понтиака»и увидел, что ее чемодана там нет. Вот так: сейчас ему сниматься, это самый важный день в его жизни. И Ангель нужна ему как никогда – а где она?
– Карен, почему ты не была у Биби? – спросила Элейн, пытаясь не смотреть на пах Рона Гордино – очень внушительно, прямо как у Рудольфа Нуриева.
– Меня уложили в постель, – выдохнула Карен, вытягивая левую ногу до предела.
– Что с тобой было? – пропыхтела Элейн, отчаянно пробуя докончить упражнение, но терпя неудачу.
– Какая-то дрянь. Чувствовала себя жутко.
– Но у тебя прекрасный вид.
– Я знаменита тем, как мгновенно оправляюсь.
– Требуется немножко помощи, Элейн? – Над ней нагнулся Рон Гордино, схватил ее за щиколотку и заставил ногу вытянуться. От него пахло потом и дорогим лосьоном после бритья.
– А-ах-х-х! – выдохнула она, наслаждаясь прикосновением его сильных твердых ладоней, скользивших от ее лодыжки вверх по икре.
– Все нормально? – спросил он заботливо.
Она кивнула, польщенная тем, что он удостоил ее личного внимания. В первый раз. Хотя она часто видела, как он наклонялся над Биби, над Карен – всегда над знаменитостями.
– Мышцы у вас напряжены. Очень. Вы испытываете напряжение, Элейн?
– Нет. – Она нервно засмеялась. С чего бы? Волосы у него напоминали старую солому – длинные, грубые. Она заметила торчащие из ушей волоски и удивилась, почему он их не убрал.
Его пальцы впились в мышцы ее икры так, что она заерзала.
– После занятий зайдите ко мне в кабинет. Вам требуется массаж.
– Разве?
– Ага. – Он выпрямил гибкий торс и неторопливо отошел.
– По-моему, ты одержала победу, – шепнула Карен, с трудом сдерживаясь, чтобы в ее голосе не прозвучал смех.
– Не мой тип, – сердито отозвалась Элейн.
– А ты сделай над собой усилие, дорогая. Он слывет первоклассным самцом.
– Я думала, он гомо.
– И нашим и вашим.
– Откуда ты знаешь?
– Никогда не спрашивай меня о моих источниках.
Занятия быстро завершились, и Элейн, еще не разобравшись толком, что происходит, уже лежала ничком на массажном столе в кабинете Рона Гордино. Его щупающие руки начали с шейных позвонков и двигались все ниже. Ее массировали и прежде – сотни раз, но метод Рона Гордино не был похож на то, к чему она привыкла. Он искал и без малейшего труда находил каждую напряженную мышцу в ее теле. Его руки дарили такой покой, что она чуть не уснула под ними. Кончив, он похлопал ее по заднице и протянул:
– Так получше?
– M-м-м…да.
– Отлично. В следующий раз я использую масла. Вам это понравится.
Она встала и потянулась.
– Я испытываю такую легкость! Просто чудо.
Он ухмыльнулся. «У, какие у тебя большие зубы», – подумала она.
– Вы, кажется, устраиваете вечер, Элейн?
– Да. В честь Джорджа Ланкастера.
– Замечательно.
– Да, надеюсь. Оттого я, наверное, в таком напряжении.
– Не исключено. Стрессовая ситуация. Хотите приехать завтра для настоящего массажа?
– Отличная мысль!
(Только вот сколько стоит его сеанс массажа? Наверное, жутко много. Вот еще к чему прицепится Росс.) – Правильно. К вашему вечеру мы из вас пушинку сделаем.
Будете в идеальной форме.
– Мне договориться с вашей секретаршей или просто можно прибавить к моему счету?
Он оскорбился.
– Я не собираюсь брать с вас деньги! Просто пригласите меня на ваш вечер – и мы квиты.
Ах вот что! Ему нужно не ее тело, а только ее званый вечер.
Почувствовать себя польщенной или возмутиться? Во всяком случае, это доказывает, что ее вечер событие номер один! И значит, далеко не только подлипало – инструктор по гимнастике будет стараться затащить ее в кровать.
– Я занесу вас в мой список, Рон. Можете твердо рассчитывать на это.
– Спасибо, Элейн.
– Не стоит благодарности.
До чего же приятно снова очутиться на коне. Просто неописуемо!
Как ни странно, Джина Джермейн оказалась далеко не такой ужасной, как предполагал Нийл. Бесспорно, не Фонда, но вполне сносно – если только не обращать внимания на чудовищные груди, которые выпирали, как их ни стягивали.