И она перевернулась. Вот так это и началось, Три-четыре раза в неделю они встречались у него в кабинете, и он снимал ее напряжение заодно со своим собственным. Разговоры были очень ограниченны – в отличие от сексуальной акробатики. Рон Гордино свято веровал, что тело следует растягивать до пределов его возможностей. Элейн была усердной ученицей. Два года ею сексуально пренебрегали, и внезапно она уподобилась заблудившемуся в пустыне путешественнику, который, добравшись до оазиса, пьет и никак не может утолить жажду.
   – Даты прямо сумасшедшая, Элейн, – протянул Рон.
   Он был абсолютно прав. Сумасшедшая, что связалась с ним.
   Но каждая минута тайного сладострастия была наслаждением.
   Естественно, Карен сразу заметила.
   – Что там у тебя с шейхом гимнастики? – спросила она игриво. – Ты торчишь у него в кабинете больше времени, чем он сам.
   Карен была одной из самых близких ее подруг, но правило выживания в Голливуде гласит: «Не доверяй никому, а близким друзьям – особенно».
   – Он изумительный массажист, – невинно ответила Элейн. – Помнишь, что у меня было со спиной? Так, по-моему, он ее почти вылечил.
   – А что у тебя было со спиной?
   – Диск сместился – очень давно. И с тех пор боли бывали страшные.
   – Хм-м-м… – Карен смерила ее скептическим взглядом.
   Список принявших приглашение не оставлял желать ничего лучшего. Возглавляла его Сейди Ласаль, ради которой – хотя она это не знала – и устраивался вечер. Элейн была в восторге – если и дальше все пойдет так, жизнь снова станет прекрасной.
   Уже многое заметно улучшилось.
 
   Ангель исчезла из его жизни бесследно, и Бадди это нисколько не обрадовало. А наоборот, чертовски напугало. Конечно, ей двадцать, но она по-прежнему совсем младенец, а улицы Голливуда кишат сводниками и мошенниками, которые все сделают, чтобы наложить лапу на такую девушку, как Ангель.
   Он содрогнулся от одной только мысли и постарался внушить себе, что она улетела в родной город, хотя прекрасно понимал, насколько это маловероятно. Тем не менее он заставил Шелли позвонить в Луисвилл.
   – Какая-то женщина ответила, что она в Голливуде, – сообщила Шелли, кладя трубку.
   – Может, она поехала на поезде и еще не добралась туда, – предположил он.
   – Ага. А может, она все еще здесь. Посмотри правде в глаза: в этом городе можно найти что-нибудь кроме Бадди Хадсона.
   Он пропустил ее слова мимо ушей. Что она понимает!
   В уме он составлял сценарий. Ангель в Луисвилле у своих приемных родителей. Бадди в Голливуде подписывает замечательный контракт на главную роль в «Людях улицы». Потом летит – первым классом, естественно, – в Луисвилл. Его встречает лимузин – длиной в шестнадцать футов с телевизором и с баром сзади. Подкатывают к дому Ангель. Шофер открывает дверцу, он вылезает, и она выбегает навстречу ему. Красавица Ангель, беременная его ребенком! И пусть они все полопаются от зависти.
   – А что с твоей пробой? – спросила Шелли.
   Его мысли сразу обратились на другое. Настроение изменилось. Он схватил трубку и набрал номер Инги.
   – Какие новости? – спросил он с тревогой.
   – Бадди! Ты мне сегодня звонишь уже в третий раз! Пробовался ты всего четыре дня назад, и я же тебе сказала, что позвоню, как только что-то узнаю.
   Это его не устраивало. А рассказывает ли ему Инга все, что ей известно?
   – Поужинаем сегодня? – спросил он внезапно. Немножечко личного внимания никогда не помешает.
   Инга даже растерялась. Сколько времени она пыталась выудить у него приглашение!
   – Договорились! – сказала она поспешно, пока он не передумал. – Когда и где?
   – Заеду за тобой на работу. Ты когда кончаешь?
   – Впять.
   – В пять, – повторил он. – Буду в пять.
   А вдруг он увидит Монтану Грей и разберется, что там происходит на самом деле?
   Он совсем забыл про Шелли.
   – Уже свидания назначаешь? – ехидно осведомилась она. – Вы, мальчики, быстро умеете забывать.
   – Ты мне не одолжишь пятьдесят монет, Шелли? – вкрадчиво сказал он.
   Она взбесилась.
   – Я тебе одолжила пятьдесят два дня назад! Займи у Рэнди, это у него водятся лишние. А я трудящаяся девочка и хочу получить еще и за пользование моим телефоном, а не только мои пятьдесят.
   – Об этом не беспокойся! – Бадди направился к двери.
   – Тебе-то легко говорить. Ты же у нас большая шишка.
 
   – По-моему, Элейн играет в доктора, – объяснила Карен Ланкастер.
   – Что-о? – переспросил Росс, лениво защемив один невероятный сосок между большим и указательным пальцем.
   – Ой! – пискнула она и перекатилась по своей огромной круглой кровати подальше от его рук.
   – Вернись, женщина! – скомандовал он.
   – А ты попробуй заставь, мужчина! – отозвалась она.
   Он пополз через смятые простыни, рыча как тигр, и рухнул на; нее. Его язык немедленно вступил в действие, а член вздыбился.
   Она засмеялась, смакуя каждую секунду.
   – Ты становишься ненасытным, Росс!
   – Ну да и ты не совсем Дева Мария.
   Они занимались любовью шумно, зная, что их пыхтение и стоны не будут никем услышаны в уединенном пляжном домике.
   А потом Карен снова сказала:
   – По-моему, Элейн играет в доктора.
   И Росс повторил:
   – Что?
   А Карен сказала:
   – Она трахается с прислугой. Она завела себе мальчика для любви. Она вступила в любовную связь.
   Он весело фыркнул.
   – Ты свихнулась! Элейн секс не интересует даже дома, а уж чтобы искать его на стороне – никогда.
   – Поспорим?
   – Ты попала пальцем в небо.
   – Что с тобой, детка? Тебе не нравится, что женушка получает свое от кого-то другого?
   В его голосе появилось раздражение.
   – А кто же, по-твоему, так называемый любовник Элейн?
   – Рон Гордино! – ответила она с торжеством.
   – Какой еще хреновый Рон Гордино?
   – Бывший двадцативосьмилетний спасатель шести футов двух дюймов роста, а теперь самый модный инструктор по гимнастике в Беверли-Хиллз, лично рекомендуемый Биби Саттон.
   – Этот педик! – Росс захохотал.
   – И то и другое, милый. Есть большая разница между голубыми и работающими на два фронта. Наш Рон, бесспорно, работает на все фронты, включая и тылы, могу тебя в этом заверить.
   А в данное время он обеспечивает Элейн всем, что, по-твоему, дома ее не интересует. Ее обрабатывают по-царски, Росс. Просто погляди на нее, если сомневаешься. Она прямо вся светится.
   – Элейн не трахается направо и налево, – ответил он резко, пытаясь вспомнить, когда в последний раз обращал внимание на то, как выглядит его жена.
   Карен грациозно спрыгнула с кровати.
   – Ну, как хочешь, – нежно проворковала она. – Я еще не встречала мужчину, который искренне верил бы, что жена может ему изменять. Даже если сам бросается на все, что дышит.
   Элейн? Изменяет?
   Чушь собачья.
   Элейн занята домом, одеждой, приемами, светской жизнью.
   Секс ей просто не по нутру.
   – Послушай, – сказал он убежденно. – Я знаю, что Элейн не способна так со мной поступить.
   – Но ты же с ней поступаешь так!
   – Это совсем другое.
   Карен вытянула губы и выразительно чмокнула.
   – Собственник и шовинист!
   – Корова!
   Она выбрала патрончик из серебряной коробочки, прыгнула назад на кровать и, сев по-турецки, закурила. Росс следил за ней, и у него чесались пальцы вновь взяться за соски.
   – И ты бы принял к сердцу? – спросила она невинно, затянулась и вручила патрончик ему.
   Он вдохнул глубоко, расслабляясь.
   – Да, принял бы!
   А что? Он оплачивает счета. Он оплачивает ее ногти, ее волосы, ее одежду, ее гимнастический класс. Она – миссис Росс Конти. И если трахается на стороне (в чем он искренне сомневается), то ведь это прямой вызов его мужской силе!
   – А почему? – спросила Карен.
   – Может, хватит вопросов? Кого это трогает?
   – Тебя. И очень заметно.
   Семя было брошено в борозду. Что и требовалось.
 
   Ангель сразу стала всеобщей любимицей в парикмахерском салоне Коко. Она сидела за своим столом – наивные огромные глаза, нежная кожа, распущенные по плечам шелковистые золотые волосы. Какая чудесная перемена после отлакированной Дарлены, верховной жрицы по части зло-ехидства.
   «Кто она? – спрашивали все у Коко. – Где вы ее выкопали?
   Такая милая, такая вежливая!»
   «Знаю, знаю!»– прищелкивал языком Коко, оберегая ее, точно ревнивый сводник, пугаясь мысли, что ее похитит у него рыскающий разведчик талантов. Впервые в его салоне воцарились мир и тишина. Ни взбешенных истеричек, ни жестоких схваток из-за путаницы в записях. Ее присутствие успокаивало даже Раймондо, самого темпераментного из его мастеров. И он держался на почтительном расстоянии – то есть не щипал ее за задницу, когда она проходила мимо.
   Ее красота покоряла всех, но она с самого же начала объявила, что замужем и очень счастлива, что ее муж должен был ненадолго уехать по делам за границу. Очень вежливо она отклоняла все приглашения – и сотрудников салона, и клиентов. Она держалась дружески, но чуть отчужденно, ничего не рассказывала о себе, хотя готова была выслушивать часами тех, кому надо было поделиться своими трудностями.
   Каждый день ей по несколько раз объясняли, что она легко станет манекенщицей или актрисой, а она улыбалась и отвечала, что это ее не интересует. И говорила правду, чувствуя, как в ней растет ребенок Бадди. Оливер Истерн и его экстравагантные обещания забылись. Куда важнее было привести в порядок свою жизнь.
   Она много думала о Бадди. Он так горько ее обманул! Инстинктивно она чувствовала, что ему надо дать время, хотя бы для того, чтобы он понял, как должен дорожить их отношениями – как они важны.
   И еще она чувствовала себя очень сильной и гордилась тем, что делала. Быть одной – очень непросто, но все-таки лучше, чем быть с Бадди и видеть, как он себя губит.
   – Может, хочешь вечерком потанцевать? – оскалился Раймондо, проходя мимо ее столика в десятый раз за день.
   Она чинно покачала головой.
   – Нет, не хочет! – отрезал Коко, возникая из своего кабинета. – Верно, греза моя?
   Она ласково улыбнулась. Заботливость Коко ее трогала. Он все время ее опекал. Она повернулась поздороваться с толстухой в широченном сарафане и в крутых желтых локонах.
   – Доброе утро, миссис Лидерман. Как вы себя сегодня чувствуете?
   Миссис Лидерман просияла.
   – Умираю от жары, вот и Фруи тоже. – Она сгребла с пола миниатюрного пуделя и подала его через стол Ангель. – Напои малыша, будь доброй девочкой!
   На ее толстых руках сверкнули брильянты.
   – Рано или поздно вам отрежут пальцы ради ваших колечек! – вздохнул Коко. – Будьте поосторожнее, миссис Л.
   Толстуха кокетливо хихикнула.
   – Без моих блестянчиков я буду чувствовать себя совсем голой!
   Коко испустил притворный вздох.
   – Если так, не снимайте их! Ни в коем случае!
   Миссис Лидерман захихикала еще громче. Ангель вежливо улыбнулась, и толстуха вперевалку удалилась отдать себя в заботливые руки Раймондо.
   – Одна из самых богатых баб в Лос-Анджелесе, – вполголоса сообщил Коко. – А вид такой, словно она до сих пор одевается с вешалок «Мей компани».
   – Мне «Мей компани» очень нравится, – возразила Ангель.
   – Естественно! – Он вздохнул. – Греза моя, придется мне все-таки взяться за твое воспитание. С твоей наружностью ты могла бы стать одной из богатейших дам этого города. Но тебе надо столькому научиться!
   – Чему?
   – Да всему.
 
   Джина Джермейн прошлепала босыми ногами по пушистому белому ковру и крепко обвила руками шею Нийла Грея.
   – Тебе правда понравилась моя проба? Честно?
   Он высвободился из ее хватки.
   – Да.
   – Просто «да»? – Она жаждала похвал.
   – Ты была очень хороша.
   – А что думают Оливер и Монтана? – спросила она с тревогой. – Я получу Никки? Черт побери, Нейл, я Никки или нет?
   Он покачал головой, сказал «нет», поднял ладонь и объяснил свои планы насчет нее.
   Она слушала внимательно, накручивая на палец платиново-белокурую прядь, закусывая пухлую нижнюю губу, не спуская с него выпуклых голубых глаз.
   В его объяснении все выглядело заманчиво. Нет, она не Никки. У него для нее есть что-то куда лучше. Новый фильм.
   Особенный. Который действительно создаст ей репутацию серьезной актрисы.
   – А сценарий у тебя есть? – взволнованно воскликнула она, когда он замолчал.
   Он улыбнулся про себя. Клюнула!
   – Практически есть. Во всяком случае, такой, что любая актриса здесь нос бы себе отрезала, лишь бы сыграть эту роль.
   Она облизнула сладострастные губы, стараясь сохранить хладнокровие, но не сумела совладать с голодной дрожью в голосе, когда спросила:
   – И съемки начнутся?
   – Как только я кончу «Людей улицы».
   Ее взгляд стал еще более сосредоточенным. Не дурачит ли он ее? Сорит обещаниями, чтобы выбраться из ловушки.
   – А почему я не могу сначала сняться в «Людях улицы»? – спросила она грозно.
   – Ты что – ничего не поняла? Это все погубит!
   – Обещаешь мне журавля в небе! – В ее голосе появилась злость.
   – Я тебе обещаю, дорогая моя, возможность покончить с ролями сексуальнейшей дуры года, возможность стать серьезной актрисой. – Она словно задумалась, и он воспользовался случаем добавить. – И хочу получить видеопленку, на которой мы вместе.
   Я не допущу, чтобы ты командовала. Ты отдаешься в мое полное распоряжение, и я сделаю тебя самой популярной актрисой – понимаешь? – актрисой! Когда я кончу возиться с тобой, все они примчатся с контрактами высунув языки.
   – А где гарантия, что ты не врешь? – спросила она быстро. – Звучит все отлично, но я не дура.
   – Я тебя никогда дурой и не считал. Видишь ли, дорогая моя, я готов подписать с тобой контракт. Оливер Истерн договорится об условиях с твоим агентом. Но не жадничай – тебе этот фильм нужен куда больше, чем мне. – Он помолчал. – И никаких сообщений для прессы, пока я не скажу. Ясно?
   Она пожевала нижнюю губу и кивнула.
   – Видеопленку я хочу получить в тот день, когда ты подпишешь контракт. И никаких штучек, Джина. Никаких копий. Потому, что, когда мы начнем съемки, я смогу тебя сделать, но и уничтожить.
   – Давай приляжем, Нийл, – промурлыкала она, возбужденная его властностью.
   – Давай не приляжем, – ответил он жестко. – С этой минуты отношения между нами чисто деловые. Ты поняла?
 
   Монтана стащила ковбойские сапоги и позвонила киномеханику.
   – Прокрути эти пробы для меня еще раз, Джефф.
   – Сию минуту, миссис Грей.
   Она откинулась в кресле, чтобы еще раз посмотреть четырех актеров, с которыми работала как режиссер. Четыре актера. Все разные. Во всех что-то есть. Но завораживал ее Бадди Хадсон. Как актер он не был лучшим. Далеко нет, но в нем было то экранное обаяние, которое она ощутила с самого начала, и это она помогла ему раскрыться.
   Она задумчиво закурила в темноте сигарету. Больше всего ей хотелось поделиться своим открытием с Нийлом. В такой момент им следует быть вместе. Но когда она позвала его посмотреть пробы, он сослался на деловое свидание. Какое свидание? Она не собиралась его расспрашивать, а он не потрудился объяснить сам.
   Ее лоб пересекла морщина. Что-то менялось в их браке. Что-то, над чем у нее не было власти, и это ей особенно не нравилось.
   Они всегда были так близки, но вдруг между ними возникла пропасть, и объединял их только фильм. Морщина стала глубже.
   Может быть, напряжение первой совместной работы? Подготовка съедает почти всю ее энергию. Возможно, Нийл ощущает то же. Но какое-то шестое чувство подсказывало ей, что причина не в этом. Совместная работа должна была бы сблизить их, а не разъединить. Она сердито погасила окурок. Пожалуй, пришло время для долгого разговора.
   Образ Бадди Хадсона двигался на экране. Нет, в нем правда есть главное. Магнетизм. Как она заметила в тот день, когда он хитростью прорвался к ней в кабинет. Он должен сыграть Винни.
   Решение принято. Теперь остается только убедить Оливера и Нийла.

Глава 26

   Наконец пришли компьютерные справки о семействе Эндрюс.
   Леон Розмонт внимательно их изучил. Сведений было мало, однако среди них нашлось одно многозначительное – дата их свадьбы: 1946 год, Барстоу, Калифорния, а о Деке Эндрюсе – ничего.
   Он немедленно запросил копию брачного свидетельства. Если уж искать какую-то зацепку, то можно попробовать с самого начала.
   А пока подошел день рождения Милли, и она устроила семейное торжество. И подняла содом на кухне, жаря отбивные, готовя кур и творя свой специальный салат. Леон приятно удивил ее, явившись с огромным клубничным тортом. Но она, на случай, если он позабыл бы, уже напекла печенья с шоколадной начинкой, при виде которого у него чуть слезы на глаза не навернулись.
   Он объедался, пока ее многочисленные племянники и племянницы загружали стерео пластинками Джексона, а взрослые требовали Джеймса Брауна. Танцы, смех, добродушное веселье – он давно уже не проводил такого вечера.
   – Я мою, ты вытираешь, – скомандовала Милли.
   – А может, ты будешь мыть и вытирать? – отпарировал Леон.
   – У, лентяй! – воскликнула она, и лицо ее осветилось нежностью. – Оторви толстый зад от кресла и марш на кухню!
 
   – Кто тебе моет посуду и стирает? – требовательно спросила Джой.
   – Уборщица приходит.
   – А? – Она задумчиво погрызла большой палец. – Хочешь, я буду у тебя убираться? Сбережешь доллар-другой.
   Он не хотел сберегать доллар-другой. Он хотел найти выход из этой нелепой ситуации.
   Они виделись – если это было подходящим словом – уже два месяца. Он много для нее сделал. Устроил продавщицей мороженого в кинотеатре. Переселил в приличный пансион. Внушил ей чувство собственного достоинства. А взамен она дарила ему свою юность и удивительные эрекции. С ней он чувствовал себя двадцатидвухлетним, и некоторое время это было очень приятно. Но теперь она завела разговор о том, чтобы убираться у него и стирать, и он понял, что пришло время перевернуть эту страницу. Так будет правильнее для них обоих.
   – Джой, – сказал он ласково, – тебе иногда не хочется иметь друзей своего возраста?
   – Не-а! – ответила она блаженно. – Так и ты ведь не такой уж дед, если на то пошло. Ты же ровесник Пола Ньюмена. – Она только что двадцать восемь раз посмотрела «Буча Кэссиди», который шел в кинотеатре, где она работала, и упоминала Пола Ньюмена со второго слова на третье.
   – Мне кажется, – сказал он ровным голосом, – что теперь, когда мы вернули тебя на правильные рельсы…
   – Какие такие рельсы? Я что – хреновый поезд?
   – Ты понимаешь, о чем я, – произнес он спокойно. – И не ругайся.
   – Ну ладно, – объявила она, отчаянно стараясь переменить тему. – Я буду убирать у тебя. Как одолжение. Как я беру плату за то… Это я пошутила. Так ты дай мне ключ.
   – Попробуем посмотреть правде в глаза, Джой: мы пробыли вместе, сколько было возможно. А теперь ты должна строить свою жизнь без меня.
   – Это почему? – воинственно спросила она.
   – Потому что так будет лучше, – терпеливо объяснил он. – У тебя вся жизнь впереди. И очень много интересного, чем ты можешь заняться. И очень много новых людей. И какой-нибудь хороший парень…
   – Хрено-овина! – крикнула она, брезгливо искривив губы. – Интересные вещи, хороший парень… Нашел дурочку! – Она ожгла его взглядом. – Я кое-чего повидала, знаешь ли.
   – Но так не годится, – продолжал он упрямо. – С самого начала было ясно. Я думал, у тебя хватит ума понять это.
   – Нашел себе новую цыпочку облегчаться? – съязвила она. – Молоденькую. Мне-то уже шестнадцать. Старовата стала, а?
   – Не говори глупостей.
   Они спорили больше часа. Джой не хотела уходить. Она визжала и вопила. Пыталась быть нежной. Осыпала его бранью. Даже плакала.
   Но чем больше она бесилась, тем больше он убеждался, что поступает правильно. Наконец в два часа ночи она ушла.
   Следующая неделя была нелегкой. Она без конца звонила ему, умоляла, настаивала, что им надо быть вместе, сыпала оскорблениями. Он взял давно ему положенный шестинедельный отпуск, запер квартиру и уехал во Флориду. По дороге в аэропорт он завернул в пансион, где жила Джой, и уплатил хозяйке за шесть месяцев вперед. Откупился от собственной совести?
   Нет, просто помог ей на первых порах. И больше он Джой не видел.
   Пока не увидел ее искромсанный, изуродованный труп на полу дома на Френдшип-стрит.
 
   Леон кончил убирать посуду, съел мороженого и поднялся наверх к Милли.
   Она за туалетным столиком снимала макияж. Ему хотелось признаться ей во всем, рассказать про Джой. Но его душил стыд.
   Он боялся увидеть отвращение в ее глазах.
   – Ну, попраздновали, а? – весело сказала Милли.
   Он изобразил улыбку, сказал: «На полную катушку»– и подумал, как бы все обернулось, если бы он согласился встретиться с Джой за неделю до ее смерти. Ее звонок был полной неожиданностью. Три года молчания, и вдруг она звонит, словно они разговаривали накануне.
   «Мне надо тебя повидать, это очень важно. Мне твоя помощь нужна».
   Он не захотел. Изменил голос и сказал, что она ошиблась номером. Милли сидела напротив.
   Прежде, чем он повесил трубку, Джой успела сказать:
   «Хрено-ови-на, Леон, я же знаю, что это ты!» Но больше она не позвонила.
   А через неделю ее убили.

Глава 27

   В день вечера Элейн проснулась в семь. Оставив Росса похрапывать на его половине кровати, она пошла в ванную и внимательно осмотрела лицо в увеличивающем зеркале. Выщипнула несколько волосков под бровями, осторожно выдавила крохотный прыщик и даже подивилась тому, какая нежная и чистая у нее кожа. Скажут, конечно, что ей за это надо благодарить Аиду Тибьен. Аида накладывала питательные маски многим звездам – включая Кэндис Берген и Жаклин Биссет, которые обе приедут на ее вечер. Но она-то знает, кого ей благодарить на самом деле.
   Рона Гордино. Гибкого сильного Рона Гордино, к которому она вопреки себе по-настоящему привязалась.
   Никогда не допускай близости с прислугой, Элейн. Как бы хорошо тебе ни было с ними в постели.
   Не то чтобы они хоть раз были вместе в постели как таковой.
   Массажный стол, кушетка, пол. Элейн позволила себе улыбнуться, сбросила шелковую ночную рубашку и встала под ледяные иглы душа.
   Мысленно она пробежалась по приготовлениям к вечеру. Все предусмотрено, начиная от сервировки и кончая сторожем при машинах. Нет, она ничего не забыла, и скоро явится армия тех, кто все это осуществит.
   Она растерлась полотенцем досуха, чуть-чуть подкрасилась, надела коричневую шелковую рубашку, бежевые хлопчатобумажные брюки и, подойдя к окну, выглянула наружу. День обещал быть по-калифорнийски изумительным. Солнце уже высоко поднялось на чистом безоблачном небе.
   Росс захрапел громче. Она нетерпеливо тряхнула его за плечо.
   – Который час? – простонал он.
   – Ранний. Вставай-ка!
   – Уже встал, – ухмыльнулся он, указывая на эрекцию., – Как насчет потрахаться?
   – Не говори глупостей, – отрезала она. – Ты забыл, что у нас сегодня званый вечер?
   Он снова застонал.
   – Как я мог бы забыть? Ты этим хреновым вечером жила и дышала столько недель, что я им счет потерял.
   – Вставай, – сказала она твердо. – И отправляйся в свой оздоровительный клуб, или завтракать где-нибудь, или еще куда-нибудь, но пожалуйста, сегодня не путайся ни у кого под ногами.
   – Что значит – не путайся? Это мой дом, – негодующе заявил он.
   – Ну, Росс, не капризничай. Это твой вечер.
   – Как бы не так! – ответил он воинственно. – Это вечер Джорджа, мать его, Ланкастера и Памелы, мать ее, Лондон. И обходится мне, мать их, в суммы, которые нам не по карману!
   – Это вечер Сейди Ласаль. Не забывай настоящей причины, для чего мы его затеяли. Почему бы не назвать его вкладом в наше будущее?
   – Только не просчитайся! – Он громко зевнул. – – Ну, я поехала, – сказала она, не желая терпеть его ворчания.
   – Куда? – осведомился он, взглянув на свои часы. – Еще и восьми нет.
   – По-моему, я тебе вчера сказала. Я завтракаю у Биби. У нее дома.
   – А зачем?
   – Перестань меня допрашивать. Мы проверим окончательный список приглашенных.
   – Но почему она не может приехать сюда?
   Элейн решила, что такой дурацкий вопрос ответа не заслуживает.
   – Ну, пока, – сказала она. – И не забудь заехать в банк за наличными. Нам нужно побольше двадцаток для чаевых.
   – А от Биби ты куда?
   Элейн подавила злость. С каких это пор Росса интересует ее расписание?
   – К парикмахеру! – огрызнулась она. – Ну, могу я идти?
   – Пожалуйста, не стесняйся.
   Она бросилась на кухню. Как раз пришла Лина с двумя помощницами. Все трое что-то возбужденно обсуждали по-испански. В первый раз Элейн обнаружила, что лицо Лины способно выражать не только угрюмую покорность судьбе.
   – Bienos dias2, сеньора Конти, – сказала горничная весело.
   – Доброе утро, Лина.
   – Это две мои amigas3, Консепсьон и Мария.
   Подруги кивнули и улыбнулись. Наверное, без права на жительство, решила Элейн, и дико счастливы поработать в таком прекрасном доме. То есть он станет прекрасным, когда они вымоют и выскребут его сверху донизу.
   – Они говорят по-английски? – спросила она.
   – Немножечко. Я буду объяснять, – ответила Лина.
   – Отлично. Я хочу, чтобы здесь все блестело. В восемь придут рабочие ставить тент. Цветы привезут в девять. И еще будут доставки. Список я оставила в холле.