Страница:
Но на улице не было ни души.
– Сколько тебе лет? – спросил он.
– Сколько надо! – Она нахально подмигнула, и он заметил, что ее левый глаз сильно косит. Пятнадцать лет. От силы – шестнадцать.
– Так что скажешь, ковбой? – Она уперла руки в бока и ухмыльнулась ему. – Я могу показать тебе рай.
– А я могу показать тебе мое удостоверение. Я полицейский.
Ухмылка исчезла.
– Легавый? Это надо же! – Она наклонила голову набок. – Вы меня не заберете, верно? Мы же просто трепались. Я ведь вас не зазывала.
– Где ты живешь?
Она не могла решить, то ли он принял ее первое предложение, то ли намерен арестовать.
– Мне идти нужно! – прохныкала она.
– Ты живешь с родителями?
– Никаких, родителей у меня нет. И мне восемнадцать. Могу делать что хочу.
– А я могу отвести тебя в участок и привлечь за проституцию, если захочу.
Девчонка поглядела вдоль улицы, примериваясь, не дать ли деру.
Но он на вид сильный и наверняка ее догонит. Она сунула в рот большой палец и принялась грызть его.
– Знаешь что? Я тебя задарма обслужу, – сказала она немного погодя.
Может, все-таки забрать ее? Конечно, ловить малолетних проституток не его дело. Но, черт подери! Он же полицейский.
Есть же у человека долг, а она еще совсем ребенок.
– Думаю, тебе лучше пойти со мной, – сказал он устало и взял ее за костлявое плечико.
– Падло! – Она больно брыкнула его по голени, вырвалась и побежала.
Он потер голень, глядя, как она, стуча каблуками, мчится по улице, потом, прихрамывая, вернулся в машину и некоторое время сидел в задумчивости, положив руки на баранку. Надо сообщить в отдел несовершеннолетних. Они ее живо заберут.
Леон гневно сунул в рот ложку с пресным сыром. Джой! Такая жуткая, ненужная смерть… и нелепая жизнь.
Мысленно он перебирал все, что узнал об исчезнувшем Деке Эндрюсе. Столько людей опрошено! Сколько разных мнений!
Дек Эндрюс рисовался умным, тупым, грубым, вежливым, агрессивным, пакостником, замкнутым одиночкой.
Перечисление можно было продолжать и продолжать – ни единого совпадающего мнения.
Факт. Помешан на автомашинах.
Факт. Носит волосы по плечи. (Тоже мне примета. Он, конечно, первым делом подстригся!) Факт. Нездоровый цвет лица, рост шесть футов два дюйма, худой, но сильный.
Факт. Не нравился женщинам. Все четыре девушки, которые, как удалось установить, принимали его приглашение провести вечер вместе, наотрез отрицали, что спали с ним. И каждая отказывалась встретиться с ним во второй раз.
«Почему?»– спрашивал Леон.
«Да так… – Пожатие девичьих плечиков. – Он какой-то… ну… чокнутый».
И у каждой – своя вариация той же темы. Значит, добавить «чокнутый»к списку его редких качеств. Молодой, видимо, здоровый парень – и они не смогли найти ни единой девушки, с которой он спал бы. Логический вывод: он спал с проститутками или был голубым. Это объясняло бы Джой. Но почему он привел ее к себе домой? И почему превратил убийство в такую кровавую оргию?
Пока дни превращались в недели, а недели в месяцы, Леон пытался составить мысленный портрет Дека. Но множество противоречий не давали сложиться единой картине. Четкими были только факты. Семья Эндрюс поселилась в доме на Френдшип-стрит более двадцати лет назад. Их прошлое было окутано мраком неизвестности. Они словно бы возникли ниоткуда.
Дек поступил в школу, кончил ее, устроился механиком в гараж, где и работал вплоть до дня убийства. А тогда он исчез, унеся с собой только сумку с вещами и тайну: что толкнуло его на тройное убийство?
Естественно, возникли новые дела, и кровавая бойня на Френдшип-стрит отошла на задний план. Пресса перестала ее упоминать – она стала вчерашним днем.
Полицейское управление не закрыло дело, однако оно утратило первоочередность. Другие дела возникали и завершались.
Но Леон не собирался допускать, чтобы дело Френдшип-стрит сошло на нет и свелось к еще одной пылящейся папке. А главное, он не собирался забывать Джой.
В кухню вошла заспанная Милли. Она кинулась на тарелку с сыром, словно это была опасная контрабанда.
– Что ты, по-твоему, делаешь, Леон Розмонт? – спросила она сурово.
Милли спала голая. И для похода на кухню не сочла нужным прикрыть свою пленительную черную наготу. Леон в первый раз за долгие недели ощутил желание. Он ухмыльнулся и встал из-за стола.
Ее взгляд сразу же остановился на его эрекции.
– Ого! – сказала она. – Ого-го-го! Вот, значит, чем я могу тебя распалить? Брать в постельку немножко деревенского сыра?
Он засмеялся вместе с ней, проводил ее в спальню, и валик жира на животе перестал его смущать, когда они занялись любовью. С Милли все было просто и естественно. Она была удивительно теплой, других таких он не встречал. Он вспомнил их первую встречу. Она тогда была учительницей. И привела в участок на экскурсию группу учеников. Еще та экскурсия! Проститутки выкрикивали непристойности. Двум карманникам предъявлялось обвинение. Несколько членов уличной шайки с раскроенными головами. Сводники и торговцы наркотиками, сыщики в штатском, и уличные грабители, и автомобильные воры, и наркоманы, и жертвы изнасилований..
Самый обычный рабочий день.
Кожа у нее была темной, а голос чудесный. Карие добрые глаза, широкие чувственные губы. Ему было пятьдесят, и он развелся с первой женой, Элен, много лет назад, так что ничто не мешало ему узнать номер ее телефона и позвонить ей. Месяц спустя они поженились. И три года были очень, очень счастливы.
Милли глубоко вздохнула и перекатилась на бок.
– Это было хо-ро-ш-о-о!
– И быстро, – сказал он извиняющимся тоном.
– Не по моей вине!
Верно. Куда делся его контроль над собой? Милли не казалась разочарованной. Еще минута – ее дыхание стало ровным и глубоким. Она уснула.
Леон лежал с широко раскрытыми глазами и снова думал о Деке Эндрюсе. Он же где-то там. Где-то в черной ночи. Где-то…
И он, Леон Розмонт, должен его разыскать. В память Джой.
Глава 7
– Сколько тебе лет? – спросил он.
– Сколько надо! – Она нахально подмигнула, и он заметил, что ее левый глаз сильно косит. Пятнадцать лет. От силы – шестнадцать.
– Так что скажешь, ковбой? – Она уперла руки в бока и ухмыльнулась ему. – Я могу показать тебе рай.
– А я могу показать тебе мое удостоверение. Я полицейский.
Ухмылка исчезла.
– Легавый? Это надо же! – Она наклонила голову набок. – Вы меня не заберете, верно? Мы же просто трепались. Я ведь вас не зазывала.
– Где ты живешь?
Она не могла решить, то ли он принял ее первое предложение, то ли намерен арестовать.
– Мне идти нужно! – прохныкала она.
– Ты живешь с родителями?
– Никаких, родителей у меня нет. И мне восемнадцать. Могу делать что хочу.
– А я могу отвести тебя в участок и привлечь за проституцию, если захочу.
Девчонка поглядела вдоль улицы, примериваясь, не дать ли деру.
Но он на вид сильный и наверняка ее догонит. Она сунула в рот большой палец и принялась грызть его.
– Знаешь что? Я тебя задарма обслужу, – сказала она немного погодя.
Может, все-таки забрать ее? Конечно, ловить малолетних проституток не его дело. Но, черт подери! Он же полицейский.
Есть же у человека долг, а она еще совсем ребенок.
– Думаю, тебе лучше пойти со мной, – сказал он устало и взял ее за костлявое плечико.
– Падло! – Она больно брыкнула его по голени, вырвалась и побежала.
Он потер голень, глядя, как она, стуча каблуками, мчится по улице, потом, прихрамывая, вернулся в машину и некоторое время сидел в задумчивости, положив руки на баранку. Надо сообщить в отдел несовершеннолетних. Они ее живо заберут.
Леон гневно сунул в рот ложку с пресным сыром. Джой! Такая жуткая, ненужная смерть… и нелепая жизнь.
Мысленно он перебирал все, что узнал об исчезнувшем Деке Эндрюсе. Столько людей опрошено! Сколько разных мнений!
Дек Эндрюс рисовался умным, тупым, грубым, вежливым, агрессивным, пакостником, замкнутым одиночкой.
Перечисление можно было продолжать и продолжать – ни единого совпадающего мнения.
Факт. Помешан на автомашинах.
Факт. Носит волосы по плечи. (Тоже мне примета. Он, конечно, первым делом подстригся!) Факт. Нездоровый цвет лица, рост шесть футов два дюйма, худой, но сильный.
Факт. Не нравился женщинам. Все четыре девушки, которые, как удалось установить, принимали его приглашение провести вечер вместе, наотрез отрицали, что спали с ним. И каждая отказывалась встретиться с ним во второй раз.
«Почему?»– спрашивал Леон.
«Да так… – Пожатие девичьих плечиков. – Он какой-то… ну… чокнутый».
И у каждой – своя вариация той же темы. Значит, добавить «чокнутый»к списку его редких качеств. Молодой, видимо, здоровый парень – и они не смогли найти ни единой девушки, с которой он спал бы. Логический вывод: он спал с проститутками или был голубым. Это объясняло бы Джой. Но почему он привел ее к себе домой? И почему превратил убийство в такую кровавую оргию?
Пока дни превращались в недели, а недели в месяцы, Леон пытался составить мысленный портрет Дека. Но множество противоречий не давали сложиться единой картине. Четкими были только факты. Семья Эндрюс поселилась в доме на Френдшип-стрит более двадцати лет назад. Их прошлое было окутано мраком неизвестности. Они словно бы возникли ниоткуда.
Дек поступил в школу, кончил ее, устроился механиком в гараж, где и работал вплоть до дня убийства. А тогда он исчез, унеся с собой только сумку с вещами и тайну: что толкнуло его на тройное убийство?
Естественно, возникли новые дела, и кровавая бойня на Френдшип-стрит отошла на задний план. Пресса перестала ее упоминать – она стала вчерашним днем.
Полицейское управление не закрыло дело, однако оно утратило первоочередность. Другие дела возникали и завершались.
Но Леон не собирался допускать, чтобы дело Френдшип-стрит сошло на нет и свелось к еще одной пылящейся папке. А главное, он не собирался забывать Джой.
В кухню вошла заспанная Милли. Она кинулась на тарелку с сыром, словно это была опасная контрабанда.
– Что ты, по-твоему, делаешь, Леон Розмонт? – спросила она сурово.
Милли спала голая. И для похода на кухню не сочла нужным прикрыть свою пленительную черную наготу. Леон в первый раз за долгие недели ощутил желание. Он ухмыльнулся и встал из-за стола.
Ее взгляд сразу же остановился на его эрекции.
– Ого! – сказала она. – Ого-го-го! Вот, значит, чем я могу тебя распалить? Брать в постельку немножко деревенского сыра?
Он засмеялся вместе с ней, проводил ее в спальню, и валик жира на животе перестал его смущать, когда они занялись любовью. С Милли все было просто и естественно. Она была удивительно теплой, других таких он не встречал. Он вспомнил их первую встречу. Она тогда была учительницей. И привела в участок на экскурсию группу учеников. Еще та экскурсия! Проститутки выкрикивали непристойности. Двум карманникам предъявлялось обвинение. Несколько членов уличной шайки с раскроенными головами. Сводники и торговцы наркотиками, сыщики в штатском, и уличные грабители, и автомобильные воры, и наркоманы, и жертвы изнасилований..
Самый обычный рабочий день.
Кожа у нее была темной, а голос чудесный. Карие добрые глаза, широкие чувственные губы. Ему было пятьдесят, и он развелся с первой женой, Элен, много лет назад, так что ничто не мешало ему узнать номер ее телефона и позвонить ей. Месяц спустя они поженились. И три года были очень, очень счастливы.
Милли глубоко вздохнула и перекатилась на бок.
– Это было хо-ро-ш-о-о!
– И быстро, – сказал он извиняющимся тоном.
– Не по моей вине!
Верно. Куда делся его контроль над собой? Милли не казалась разочарованной. Еще минута – ее дыхание стало ровным и глубоким. Она уснула.
Леон лежал с широко раскрытыми глазами и снова думал о Деке Эндрюсе. Он же где-то там. Где-то в черной ночи. Где-то…
И он, Леон Розмонт, должен его разыскать. В память Джой.
Глава 7
– Потяну-у-у-ли! Вот так, дамы. Усерднее, усерднее! Еще разок, дамы. Потяну-у-у-ли!
Элейн решила, что нанесла себе непоправимую травму. Она лежала на животе в большом гимнастическом зале вместе с еще тридцатью женщинами, в подавляющем большинстве – обладательницами идеальных фигур. Ее правая закинутая за плечо рука отчаянно цеплялась за лодыжку левой ноги. Все мышцы были перенапряжены.
Ощущение было ужасное.
– Отлично, дамы. Достаточно. Расслабьтесь, – сказал инструктор. Уткнувшись носом в пол, Элейн подумала, что он, возможно, голубой. В любом случае он облизывается, причиняя боль. Она посмотрела на него, не отрывая подбородка от пола. На нем было желтое трико, черные гетры и полосатый шарф. Вздутие в паху выглядело агрессивным.
– Он голубой? – шепнула она Карен Ланкастер, которая лежала рядом.
– Наверное, – ответила Карен. – Смазливенькие все нынче такие.
– Отлично, – сказал инструктор. – А теперь я хочу, чтобы вы присоединились ко мне способом, который называется «змея»!
– Одноглазой разновидности? – мечтательно пробормотала Карен.
Грянула музыка диско, и тридцать почти безупречных тел, извиваясь, поползли по полу на животе.
Элейн тоже поползла и вдруг испытала необъяснимый прилив желания. Конечно, такое давление на клитор…
А Росс уже столько времени… Но он возвращается со съемок как раз сегодня, и, может быть, если ей очень повезет…
«Хочу кончить! – подумала она. – Прямо здесь и сейчас».
Она смотрела на немыслимое вздутие, содрогаясь, извивалась и добилась вполне удовлетворительного оргазма, пока музыка гремела, а в густой аромат «Радости», «Эсте»и «Опиума» вплетался легкий запах пота.
– Господи! – вскрикнула она.
– Извини? – переспросила Карен.
– Я так… – И она хихикнула, испытывая чудесную легкость.
– Хорошо, дамы. На сегодня достаточно. Получили удовольствие?
Он шутит? Так кончать она могла бы хоть каждый день. Эта изящная двусмысленность так ей понравилась, что она засмеялась вслух. Потом встала, очень довольная собой, и пошла в душевую.
Гимнастическая оздоровительная группа Рона Гордино.
Самая последняя, самая лучшая. Открытие Биби Саттон. А куда бы ни направилась Биби, остальные следуют за ней. Элейн разделась в крохотной кабинке, а потом, голая, смело вошла в общую душевую. Совсем не в духе Беверли-Хиллс, но пока – последний крик. Та, которая боялась в душевой Роно Гордино показать все, что у нее есть, сразу же навлекала на себя самые черные подозрения. Нагота и выставление напоказ всего-всего было самое оно.
Душистое мыло сочилось из крана в стене, стоило нажать кнопку. Элейн хорошенько намылилась, рыская глазами по сторонам, озирая, что у кого есть. Таких огромных сосков, как у Карен, она еще никогда не видела. Большие коричневые блямбы, словно огромные ручки транзистора. Элейн решила, что, будь она мужчиной, они показались бы ей отвратными.
– Ты слышала про новый фильм Нийла Грея? – спросила Карен. Высокая, с гибкой загорелой фигурой, густыми медными волосами и точеным лицом. Связи ее были самыми-самыми, она знала всех и вся, поскольку ее отцом был Джордж Ланкастер, сверх-сверх-звезда, который пять лет назад кончил сниматься, чтобы жениться на Памеле Лондон, занимающей третье место среди богатейших женщин Америки. Теперь он жил в Палм-Бич, и Карен часто его навещала. Ей было немногим за тридцать, и она успела дважды развестись.
– Нет. А что такое? – Элейн мылила под мышками и старалась не смотреть на жуткие соски подруги.
– Фильм, который написала его жена. Представляешь?
На мгновение Элейн запуталась.
– Мэрли?
– Да нет, не его бывшая жена, дурочка. А нынешняя. Монтана. Большая стервоза.
– А-а! Эта… – Элейн помолчала, переваривая эту информацию. Мэрли так и оставалась для нее женой Нийла Грея, хотя они развелись давным-давно. С Монтаной знакома она не была, хотя, конечно, наслышалась о ней достаточно.
– Нийл прислал сценарий папочке, надеясь, что он захочет сыграть в фильме, – продолжала Карен. – Он сказал, что сценарий очень хорош. Конечно, никто не верит, что его действительно написала Монтана. Написал его Нийл, но почему-то хочет предоставить всю честь ей.
– И Джордж заинтересовался? – с любопытством спросила Элейн, прикидывая, к чему клонит Карен.
– Папочка сниматься больше не будет, пусть фильм гарантированно побьет даже «Унесенные ветром». Он сыт съемками по горло. Быть мужем Памелы Лондон ему вполне достаточно.
Я хочу сказать: Палм-Бич просто принадлежит им.
Они вместе вышли из душевой, завернувшись в пушистые банные простыни.
– Но папочка считает, – многозначительно продолжала Карен, – что роль просто создана для Росса. Ты же знаешь, он ему всегда нравился.
Для Элейн это явилось полной новостью. Росс ни разу не сказал доброго слова о Джордже Ланкастере, а обзывал его по-всякому, начиная от бездарности и кончая уголовником. Они даже не были приглашены на свадьбу в Палм-Бич, одно из ключевых событий года. Карен тогда виновато объяснила: «Актерской братии приказано приглашать поменьше. Распоряжение Памелы». Но тогда почему там присутствовали все – от Люсиль Болл до Грегори Пека? Элейн пылала яростью не один месяц.
– Кто агент Росса? – безыскусственно осведомилась Карен.
Элейн посмотрела на подругу с недоумением. Откуда такой внезапный интерес к карьере Росса?
– Зак Шеффер.
Карен сдвинула брови.
– Не понимаю, почему не Сейди Ласаль. Она ведь, бесспорно, самая лучшая.
Элейн тоже не понимала, но всякий раз, когда она задевала эту тему, Росс бурчал что-то о том, что ему трудно ладить с Сейди. На приемах они старательно избегали друг друга, и он налагал решительное вето на все попытки Элейн пригласить к ним влиятельную миссис Ласаль. Всем было известно, что Сейди в давние времена открыла Росса, но, видимо, это не имело значения ни для него, ни для нее. Элейн оставалось только злобствовать, так как Карен сказала чистую правду – Сейди Ласаль действительно была самым лучшим агентом.
– Я слышала, что они теперь подумывают о Тони Кертисе или Кирке Дугласе, – продолжала Карен. – Почему бы тебе сразу же не связаться с Заком? Название, по-моему, «Люди улицы». Продюсер – Оливер Истерн. Ты ведь знаешь Оливера?
Да, она знала Оливера. Он был воплощением Сэмми из фильма «Чем дышит Сэмми»– мелкий жулик и проходимец, которому крупно повезло. Росс и его не терпел. Но в любом случае, если Джордж Ланкастер считает Росса таким совершенством, почему он сам его не предложил?
– У Росса столько намечается! – ответила она неопределенно. – А если они подумывают о Кертисе и Дугласе, то вряд ли им требуется суперзвезда.
Карен умиленно засмеялась.
– Брось, Элейн. Не пытайся втирать очки мне. Я ведь знаю, где зарыты все трупы в этом городе. Россу необходим хороший фильм, и, возможно, это именно тот случай.
– Девяносто два… девяносто три… девяносто четыре… – Бадди отрывисто считал, а его руки то выкидывали, то опускали его тело. Отжимание. Сто раз в день. Так он сохраняет самую лучшую форму во всем городе. – Девяносто восемь… девяносто девять… сто! – Он вскочил на ноги, дыша почти спокойно.
Ангель восхищенно захлопала в ладоши. Она любовалась им каждое утро.
– Бадди, я люблю тебя! – пропела она. – Я люблю тебя бесконечно!
– Э-эй! – Он засмеялся. – Что за выходки!
– Просто я ужасно счастлива!
Она подбежала к нему, и он схватил ее в объятия. Ангель больше всего на свете любила приласкаться. С Бадди это всегда переходило в другое, но она ничего не имела против.
Но теперь он нежно отстранил ее.
– Быстренько поплаваю. А потом у меня важное свидание.
Помнишь? Я тебе вчера рассказывал.
Она ничего не помнила. Но ведь он всегда куда-то спешил.
Они жили в Голливуде уже две недели, и днем она его почти не видела.
– Дела, – объяснил он. – Ты же знаешь, детка, я был в отъезде. И теперь нужно две-три недели, чтобы все снова вошло в колею.
Ей очень хотелось, чтобы все вошло в колею поскорее, потому что она не могла дождаться дня, когда пойдет с Бадди в студию.
Она просто видела заметки в киножурналах: «Миссис Бадди Хадсон посетила своего мужа на съемочной площадке его последнего фильма. Какая чудная пара! Ангель Хадсон, актриса с будущим, говорит, что Бадди и их дом для нее на первом месте».
Ей представились четыре страницы цветных фотографий, посвященных им обоим. Бегут трусцой в одинаковых спортивных костюмах. Кормят друг друга мороженым. Смеются в горячей ванне.
– Бадди! – Она догнала его уже в дверях. – А ты скоро начнешь сниматься?
Он смотрел на ее откинутое лицо, широко открытые, полные обожания глаза. Пожалуй, он немножко пережал, убеждая ее, что он большая шишка в мире кино. Но кто же знал, что она поверит каждому его слову.
– Да уж надеюсь, детка. Я же тебе объясняю, меня долго не было, а у этого города короткая память.
– А! – Разочарование затуманило ее глаза.
– Но можешь не сомневаться: Дружок Бадди скоро оторвет ту еще рольку. Я ведь только что отказался от эпизода в «Привете». Роль не та. Я должен вернуться с чем-то особым, верно, красавица?
– Верно, Бадди. – Она уже снова сияла.
Он подумал, не отложить ли плавание. Заниматься любовью с Ангель было как возноситься на небеса. Но тут же подумал: «Нет, надо держать форму, тренировать мышцы, плавать, разгоняя злость, пока нарастающее ощущение бессилия не выйдет из всех пор». В городе уже две вонючие недели – и ничего. Ни фига, куда бы он ни обращался. Реклама. Фильмы. Телевидение. Ноль на палочке.
Шесть заведующих подбором актеров.
Шесть отказов.
Он – Бадди Хадсон! У него есть все. Почему они не вывешивают флаги?
Он сбежал по двум маршам лестницы к так называемому бассейну. В доме было двадцать две квартиры, и в каждой жили минимум два человека. День за днем сорок четыре тела плескались и резвились в грязной двадцатифутовой лохани, которую, видимо, никогда не чистили. Единственное достоинство тесной квартиры заключалось в том, что она была любезно предоставлена Бадди его приятелем Рэнди Феликсом и платить за нее не требовалось.
Рэнди пока в Палм-Спрингс возится с богатой вдовой и ее дочкой. И пусть возится еще сто лет, ежедневно молился Бадди. Час .был ранний, и он опередил остальных жильцов. На поверхности воды образовалась жирная пленка. Он сразу нырнул: стоило помедлить – и уже не хватит духа. Потом он начал кружить, точно дельфин, запертый в слишком тесном водоеме. Когда он добьется своего, у него будет самый большой и самый лучший бассейн во всем городе. Длинный, широкий, с прозрачной водой, и трамплином, и итальянской плиткой, и с работающим фильтром.
– Доброе утро! – У края, глядя на него, стояла девица с оранжевыми волосами, завитыми в тугие кудряшки и забранные к макушке, а такого узенького бикини он еще не видел. Большие груди были почти не прикрыты, пах опоясывала какая-то веревочка.
Он продолжал плавать.
Она уселась на полотенце и начала натираться маслом для загара.
До Ангель он бы ее не упустил. Вот прямо сейчас. У него всегда были только красотки, а эта, хотя Ангель и в подметки не годится, в своем стиле выглядит лакомым кусочком.
– Я Шелли, – назвалась она. – А вы?
Он вылез из бассейна и принялся делать упражнения для ног.
– Бадди. Бадди Хадсон.
– Вы здесь один живете? – многозначительно спросила она, расстегивая и снимая свой символический лифчик. Он невольно уставился на ее большие тугие груди.
– Нет. Я живу здесь с женой.
Она прыснула от смеха.
– Вы – и женаты?
Но что тут смешного?
– Да. Женат. – Он бешено заработал ногами – осталось четыре подтягивания на каждом бедре, и опять в бассейн выкладываться еще сильнее. Он тридцать раз сплавал кролем туда-назад, туда-назад, прежде чем снова вылез из воды.
Шелли лежала на спине: намасленные ноги раздвинуты, груди торчат в небо, точно два глянцевых баклажана. Темный козырек прикрывает глаза, транзистор изрыгает музыку.
Бадди подхватил свое полотенце и вошел в здание. По пути он заглянул в почтовый ящик. Три счета, адресованных Рэнди. Листовочка, призывающая всех и каждого ИДТИ ЗА ИИСУСОМ.
И брошюрка рьяного истребителя бытовых грызунов: «ОТ МЫШЕЙ СЕЙ ЖЕ ЧАС МЫ ИЗБАВИМ ВАС!»
В однокомнатной квартире Ангель орудовала пылесосом.
Когда он вошел, она выключила пылесос и улыбнулась до ушей.
– Я попросила его у соседки. Она сказала, чтобы я не стеснялась и брала, когда будет нужно. Такая хорошая, правда?
– Ага. – Ангель просто свихнутая. Зачем тратить время на уборку этой дыры.
Он стащил мокрые шорты, бросил на пол и вошел в чулан, который тут называли ванной. Там он попытался вымыться под душем, который предварительно насаживался на кран. Задача не из легких.
Когда он вышел, Ангель выжимала для него свежий сок за стойкой, отгораживавшей кухню. Квартиру эту без труда можно было бы всю запихнуть в два чемодана средней величины.
Он открыл стенной шкаф, вынул черные спортивные брюки, свою единственную шелковую рубашку и куртку «Ив Сен-Лоран». Бадди, к счастью для него, был исключением из правила, гласящего, что одежда делает человека. Он прекрасно смотрелся в чем угодно и знал это. И недоумевал: если он всегда выглядит так прекрасно, почему же он до сих пор не звезда?
Он оделся и торопливо выпил приготовленный Ангель сок.
– Я вернусь в шесть-семь. А чем ты думаешь заняться?
– Пожалуй, схожу в супермаркет. Только мне нужны деньги.
– А, да. Конечно. – Бадди смутился. Денег у него почти не осталось. Он добрался до последней сотни.
Вытащив из кармана несколько бумажек, он дал ей две десятки.
– Только не спусти их сразу! – Заплесневелая шуточка.
Иногда он был противен сам себе.
Она улыбнулась.
– Попробую.
Он схватил ее, провел ладонями по чудесному телу и поцеловал в губы.
– До встречи, лапочка.
Подготовка к съемкам шла полным ходом. Поскольку сниматься «Люди улицы» должны были в основном на натуре, требовалось предварительно организовать очень многое. В первую очередь надо было удостовериться, что будут свободны люди, с которыми Нийл привык работать, и пока все шло гладко, без заметных помех. Почти каждый день он отправлялся с оператором и первым ассистентом на поиски подходящих мест. Некоторые режиссеры поручали это другим, но он предпочитал делать выбор сам.
Монтана занималась подбором актеров. Она обосновалась в конторе Оливера Истерна на Стрипе и сразу же принялась за работу. Она могла бы поручить агентству просеять сотни возможных кандидатов или прибегнуть к помощи первоклассного специалиста по подбору актеров вроде Фрэнсис Кавендиш, но она хотела увидеть каждого кандидата своими глазами, а потом представить Нийлу на утверждение полный состав. Это был ее фильм, и она не собиралась уступать его никому другому.
Ее пьянила радость: подготовка началась на самом деле! Она знала, насколько ей повезло, что она вышла за Нийла, что он пришел в восторг от сценария и загорелся желанием снять фильм. Но даже если бы Нийл отверг его… Ну, она-то знает, что сценарий по-настоящему хорош, что его можно предложить любой кинокомпании или независимому продюсеру, и им обязательно заинтересуются. Сценарий – лучшее, что она написала, и ложная скромность ей ни к чему. «Люди улицы» хороши, потому что в них – живая жизнь. Она запечатлела то, что происходит всюду каждый день. В основу легли характеры, которые она наблюдала, когда снимала фильм о детях на улицах Лос-Анджелеса. Энтузиазм Нийла явился подлинным плюсом, но в глубине ее души теплилось убеждение, что не ухватись Нийл за фильм, то, может быть… ну, может быть, она получила бы шанс снять его сама.
Ерунда! С каких это пор женщинам выпадали такие возможности? Опомнись, детка, и благодари Бога, что снимает твой муженек и поэтому у тебя есть весомое право голоса.
В фильме были три главные роли плюс тридцать две второстепенные. Некоторые только с одной репликой, но очень важной.
Монтана не хотела брать актеров, которые примелькались во всех тягучих телевизионных сериалах, ей нужны были новые таланты, и она смаковала каждую минуту поисков идеального исполнителя или исполнительницы для каждой, даже самой маленькой роли.
Они приходили сотнями. Улыбчивые, угрюмые, жаждущие.
Старые, молодые, красивые, уродливые. Все приносили папки с фотографиями, перечнем участия в таких-то и таких-то фильмах и постановках, а также рекомендации.
Агенты набрасывались на нее со всех сторон. Хорошие и скверные.
«Тип Мэрилин Монро требуется? У меня есть девочка, от которой у всех встанет отсюда и до Сан-Велли!»
«Мальчик, которого я вам посылаю, – чистый Джеймс Дин. Да, Дин – только лучше».
«Юный Брандо».
«Брук Шиддс в самом расцвете».
«Сексуальная Джули Эндрюс».
«Дадли Мур».
«Американский Майкл Кейн».
Она тонула в водопаде типажей. Но постепенно начала намечать и отбирать, радуясь каждой новой находке все больше.
По вечерам она работала над сценарием – добавляла эпизоды, меняла реплики. Нийл рассказывал ей о местах, которые нашел, а она ему – о наиболее интересных кандидатах на роли.
Их личная жизнь отошла на задний план: они жили, дышали и питались «Людьми улицы». Будущий фильм стал центром существования их обоих. Иногда они ссорились. На три главные роли исполнители еще не были одобрены. Оливер Истерн требовал по меньшей мере двух кассовых звезд, и Нийл настойчиво осаждал переставшего сниматься Джорджа Ланкастера, сверх-сверх-звезду.
– Если мы заполучим Джорджа, – указывал он, – на остальные две можно будет взять неизвестных.
– Если мы заполучим эту задницу, – соглашался Оливер.
Для него все актеры были задницами – и звезды и последняя мелочь. – А это, судя по всему, вряд ли светит.
– В субботу я слетаю в Палм-Бич, – объявил Нийл. – Сценарий ему нравится. Думаю, мне удастся его уломать.
– Надеюсь. Время бежит. У меня есть кое-какие идейки.
Идейки Оливера были хорошо известны Нийлу. Полузвездные имена. Совсем не то, не то, не то. Он не собирался даже обсуждать их.
Монтану мысль о Джордже Ланкастере в восторг не приводила.
– Он не умеет играть! – отрезала она.
– Заиграет. У меня.
Она осталась при своем убеждении, но у нее хватало здравого смысла понять, что некоторые уступки неизбежны.
– Как, по-твоему? Может, мне поехать с тобой?
Нийл помотал головой.
– Нет. У тебя хватает хлопот здесь. С Джорджем я справлюсь.
Она кивнула.
– Да. У меня есть два актера, которых нам следует попробовать на роль Винни.
– Если мы поймаем на крючок Джорджа Ланкастера. Иначе придется подыскивать имя.
– Не понимаю почему.
– Прекрасно понимаешь. Это называется играть на кассу.
– Я не люблю играть в игры.
– Научись.
– Иди ты в… – пробормотала она нежно.
– Если бы было время!
Она ухмыльнулась.
– Когда ты вернешься, время я найду!
День Элейн.
После занятий у Рона Гордино – в «Ноготь – жизни поцелуй», затем четыре часа у Элизабет Арден: приведение в порядок ног, поправка бровей, питательная маска, мытье волос и сушка феном. Она успела домой вовремя, чтобы переодеться в зеленую норелловскую пижаму, до того как Росс вернулся со съемок.
И выглядела она изумительно, пусть даже это было ее собственное мнение.
Элейн решила, что нанесла себе непоправимую травму. Она лежала на животе в большом гимнастическом зале вместе с еще тридцатью женщинами, в подавляющем большинстве – обладательницами идеальных фигур. Ее правая закинутая за плечо рука отчаянно цеплялась за лодыжку левой ноги. Все мышцы были перенапряжены.
Ощущение было ужасное.
– Отлично, дамы. Достаточно. Расслабьтесь, – сказал инструктор. Уткнувшись носом в пол, Элейн подумала, что он, возможно, голубой. В любом случае он облизывается, причиняя боль. Она посмотрела на него, не отрывая подбородка от пола. На нем было желтое трико, черные гетры и полосатый шарф. Вздутие в паху выглядело агрессивным.
– Он голубой? – шепнула она Карен Ланкастер, которая лежала рядом.
– Наверное, – ответила Карен. – Смазливенькие все нынче такие.
– Отлично, – сказал инструктор. – А теперь я хочу, чтобы вы присоединились ко мне способом, который называется «змея»!
– Одноглазой разновидности? – мечтательно пробормотала Карен.
Грянула музыка диско, и тридцать почти безупречных тел, извиваясь, поползли по полу на животе.
Элейн тоже поползла и вдруг испытала необъяснимый прилив желания. Конечно, такое давление на клитор…
А Росс уже столько времени… Но он возвращается со съемок как раз сегодня, и, может быть, если ей очень повезет…
«Хочу кончить! – подумала она. – Прямо здесь и сейчас».
Она смотрела на немыслимое вздутие, содрогаясь, извивалась и добилась вполне удовлетворительного оргазма, пока музыка гремела, а в густой аромат «Радости», «Эсте»и «Опиума» вплетался легкий запах пота.
– Господи! – вскрикнула она.
– Извини? – переспросила Карен.
– Я так… – И она хихикнула, испытывая чудесную легкость.
– Хорошо, дамы. На сегодня достаточно. Получили удовольствие?
Он шутит? Так кончать она могла бы хоть каждый день. Эта изящная двусмысленность так ей понравилась, что она засмеялась вслух. Потом встала, очень довольная собой, и пошла в душевую.
Гимнастическая оздоровительная группа Рона Гордино.
Самая последняя, самая лучшая. Открытие Биби Саттон. А куда бы ни направилась Биби, остальные следуют за ней. Элейн разделась в крохотной кабинке, а потом, голая, смело вошла в общую душевую. Совсем не в духе Беверли-Хиллс, но пока – последний крик. Та, которая боялась в душевой Роно Гордино показать все, что у нее есть, сразу же навлекала на себя самые черные подозрения. Нагота и выставление напоказ всего-всего было самое оно.
Душистое мыло сочилось из крана в стене, стоило нажать кнопку. Элейн хорошенько намылилась, рыская глазами по сторонам, озирая, что у кого есть. Таких огромных сосков, как у Карен, она еще никогда не видела. Большие коричневые блямбы, словно огромные ручки транзистора. Элейн решила, что, будь она мужчиной, они показались бы ей отвратными.
– Ты слышала про новый фильм Нийла Грея? – спросила Карен. Высокая, с гибкой загорелой фигурой, густыми медными волосами и точеным лицом. Связи ее были самыми-самыми, она знала всех и вся, поскольку ее отцом был Джордж Ланкастер, сверх-сверх-звезда, который пять лет назад кончил сниматься, чтобы жениться на Памеле Лондон, занимающей третье место среди богатейших женщин Америки. Теперь он жил в Палм-Бич, и Карен часто его навещала. Ей было немногим за тридцать, и она успела дважды развестись.
– Нет. А что такое? – Элейн мылила под мышками и старалась не смотреть на жуткие соски подруги.
– Фильм, который написала его жена. Представляешь?
На мгновение Элейн запуталась.
– Мэрли?
– Да нет, не его бывшая жена, дурочка. А нынешняя. Монтана. Большая стервоза.
– А-а! Эта… – Элейн помолчала, переваривая эту информацию. Мэрли так и оставалась для нее женой Нийла Грея, хотя они развелись давным-давно. С Монтаной знакома она не была, хотя, конечно, наслышалась о ней достаточно.
– Нийл прислал сценарий папочке, надеясь, что он захочет сыграть в фильме, – продолжала Карен. – Он сказал, что сценарий очень хорош. Конечно, никто не верит, что его действительно написала Монтана. Написал его Нийл, но почему-то хочет предоставить всю честь ей.
– И Джордж заинтересовался? – с любопытством спросила Элейн, прикидывая, к чему клонит Карен.
– Папочка сниматься больше не будет, пусть фильм гарантированно побьет даже «Унесенные ветром». Он сыт съемками по горло. Быть мужем Памелы Лондон ему вполне достаточно.
Я хочу сказать: Палм-Бич просто принадлежит им.
Они вместе вышли из душевой, завернувшись в пушистые банные простыни.
– Но папочка считает, – многозначительно продолжала Карен, – что роль просто создана для Росса. Ты же знаешь, он ему всегда нравился.
Для Элейн это явилось полной новостью. Росс ни разу не сказал доброго слова о Джордже Ланкастере, а обзывал его по-всякому, начиная от бездарности и кончая уголовником. Они даже не были приглашены на свадьбу в Палм-Бич, одно из ключевых событий года. Карен тогда виновато объяснила: «Актерской братии приказано приглашать поменьше. Распоряжение Памелы». Но тогда почему там присутствовали все – от Люсиль Болл до Грегори Пека? Элейн пылала яростью не один месяц.
– Кто агент Росса? – безыскусственно осведомилась Карен.
Элейн посмотрела на подругу с недоумением. Откуда такой внезапный интерес к карьере Росса?
– Зак Шеффер.
Карен сдвинула брови.
– Не понимаю, почему не Сейди Ласаль. Она ведь, бесспорно, самая лучшая.
Элейн тоже не понимала, но всякий раз, когда она задевала эту тему, Росс бурчал что-то о том, что ему трудно ладить с Сейди. На приемах они старательно избегали друг друга, и он налагал решительное вето на все попытки Элейн пригласить к ним влиятельную миссис Ласаль. Всем было известно, что Сейди в давние времена открыла Росса, но, видимо, это не имело значения ни для него, ни для нее. Элейн оставалось только злобствовать, так как Карен сказала чистую правду – Сейди Ласаль действительно была самым лучшим агентом.
– Я слышала, что они теперь подумывают о Тони Кертисе или Кирке Дугласе, – продолжала Карен. – Почему бы тебе сразу же не связаться с Заком? Название, по-моему, «Люди улицы». Продюсер – Оливер Истерн. Ты ведь знаешь Оливера?
Да, она знала Оливера. Он был воплощением Сэмми из фильма «Чем дышит Сэмми»– мелкий жулик и проходимец, которому крупно повезло. Росс и его не терпел. Но в любом случае, если Джордж Ланкастер считает Росса таким совершенством, почему он сам его не предложил?
– У Росса столько намечается! – ответила она неопределенно. – А если они подумывают о Кертисе и Дугласе, то вряд ли им требуется суперзвезда.
Карен умиленно засмеялась.
– Брось, Элейн. Не пытайся втирать очки мне. Я ведь знаю, где зарыты все трупы в этом городе. Россу необходим хороший фильм, и, возможно, это именно тот случай.
– Девяносто два… девяносто три… девяносто четыре… – Бадди отрывисто считал, а его руки то выкидывали, то опускали его тело. Отжимание. Сто раз в день. Так он сохраняет самую лучшую форму во всем городе. – Девяносто восемь… девяносто девять… сто! – Он вскочил на ноги, дыша почти спокойно.
Ангель восхищенно захлопала в ладоши. Она любовалась им каждое утро.
– Бадди, я люблю тебя! – пропела она. – Я люблю тебя бесконечно!
– Э-эй! – Он засмеялся. – Что за выходки!
– Просто я ужасно счастлива!
Она подбежала к нему, и он схватил ее в объятия. Ангель больше всего на свете любила приласкаться. С Бадди это всегда переходило в другое, но она ничего не имела против.
Но теперь он нежно отстранил ее.
– Быстренько поплаваю. А потом у меня важное свидание.
Помнишь? Я тебе вчера рассказывал.
Она ничего не помнила. Но ведь он всегда куда-то спешил.
Они жили в Голливуде уже две недели, и днем она его почти не видела.
– Дела, – объяснил он. – Ты же знаешь, детка, я был в отъезде. И теперь нужно две-три недели, чтобы все снова вошло в колею.
Ей очень хотелось, чтобы все вошло в колею поскорее, потому что она не могла дождаться дня, когда пойдет с Бадди в студию.
Она просто видела заметки в киножурналах: «Миссис Бадди Хадсон посетила своего мужа на съемочной площадке его последнего фильма. Какая чудная пара! Ангель Хадсон, актриса с будущим, говорит, что Бадди и их дом для нее на первом месте».
Ей представились четыре страницы цветных фотографий, посвященных им обоим. Бегут трусцой в одинаковых спортивных костюмах. Кормят друг друга мороженым. Смеются в горячей ванне.
– Бадди! – Она догнала его уже в дверях. – А ты скоро начнешь сниматься?
Он смотрел на ее откинутое лицо, широко открытые, полные обожания глаза. Пожалуй, он немножко пережал, убеждая ее, что он большая шишка в мире кино. Но кто же знал, что она поверит каждому его слову.
– Да уж надеюсь, детка. Я же тебе объясняю, меня долго не было, а у этого города короткая память.
– А! – Разочарование затуманило ее глаза.
– Но можешь не сомневаться: Дружок Бадди скоро оторвет ту еще рольку. Я ведь только что отказался от эпизода в «Привете». Роль не та. Я должен вернуться с чем-то особым, верно, красавица?
– Верно, Бадди. – Она уже снова сияла.
Он подумал, не отложить ли плавание. Заниматься любовью с Ангель было как возноситься на небеса. Но тут же подумал: «Нет, надо держать форму, тренировать мышцы, плавать, разгоняя злость, пока нарастающее ощущение бессилия не выйдет из всех пор». В городе уже две вонючие недели – и ничего. Ни фига, куда бы он ни обращался. Реклама. Фильмы. Телевидение. Ноль на палочке.
Шесть заведующих подбором актеров.
Шесть отказов.
Он – Бадди Хадсон! У него есть все. Почему они не вывешивают флаги?
Он сбежал по двум маршам лестницы к так называемому бассейну. В доме было двадцать две квартиры, и в каждой жили минимум два человека. День за днем сорок четыре тела плескались и резвились в грязной двадцатифутовой лохани, которую, видимо, никогда не чистили. Единственное достоинство тесной квартиры заключалось в том, что она была любезно предоставлена Бадди его приятелем Рэнди Феликсом и платить за нее не требовалось.
Рэнди пока в Палм-Спрингс возится с богатой вдовой и ее дочкой. И пусть возится еще сто лет, ежедневно молился Бадди. Час .был ранний, и он опередил остальных жильцов. На поверхности воды образовалась жирная пленка. Он сразу нырнул: стоило помедлить – и уже не хватит духа. Потом он начал кружить, точно дельфин, запертый в слишком тесном водоеме. Когда он добьется своего, у него будет самый большой и самый лучший бассейн во всем городе. Длинный, широкий, с прозрачной водой, и трамплином, и итальянской плиткой, и с работающим фильтром.
– Доброе утро! – У края, глядя на него, стояла девица с оранжевыми волосами, завитыми в тугие кудряшки и забранные к макушке, а такого узенького бикини он еще не видел. Большие груди были почти не прикрыты, пах опоясывала какая-то веревочка.
Он продолжал плавать.
Она уселась на полотенце и начала натираться маслом для загара.
До Ангель он бы ее не упустил. Вот прямо сейчас. У него всегда были только красотки, а эта, хотя Ангель и в подметки не годится, в своем стиле выглядит лакомым кусочком.
– Я Шелли, – назвалась она. – А вы?
Он вылез из бассейна и принялся делать упражнения для ног.
– Бадди. Бадди Хадсон.
– Вы здесь один живете? – многозначительно спросила она, расстегивая и снимая свой символический лифчик. Он невольно уставился на ее большие тугие груди.
– Нет. Я живу здесь с женой.
Она прыснула от смеха.
– Вы – и женаты?
Но что тут смешного?
– Да. Женат. – Он бешено заработал ногами – осталось четыре подтягивания на каждом бедре, и опять в бассейн выкладываться еще сильнее. Он тридцать раз сплавал кролем туда-назад, туда-назад, прежде чем снова вылез из воды.
Шелли лежала на спине: намасленные ноги раздвинуты, груди торчат в небо, точно два глянцевых баклажана. Темный козырек прикрывает глаза, транзистор изрыгает музыку.
Бадди подхватил свое полотенце и вошел в здание. По пути он заглянул в почтовый ящик. Три счета, адресованных Рэнди. Листовочка, призывающая всех и каждого ИДТИ ЗА ИИСУСОМ.
И брошюрка рьяного истребителя бытовых грызунов: «ОТ МЫШЕЙ СЕЙ ЖЕ ЧАС МЫ ИЗБАВИМ ВАС!»
В однокомнатной квартире Ангель орудовала пылесосом.
Когда он вошел, она выключила пылесос и улыбнулась до ушей.
– Я попросила его у соседки. Она сказала, чтобы я не стеснялась и брала, когда будет нужно. Такая хорошая, правда?
– Ага. – Ангель просто свихнутая. Зачем тратить время на уборку этой дыры.
Он стащил мокрые шорты, бросил на пол и вошел в чулан, который тут называли ванной. Там он попытался вымыться под душем, который предварительно насаживался на кран. Задача не из легких.
Когда он вышел, Ангель выжимала для него свежий сок за стойкой, отгораживавшей кухню. Квартиру эту без труда можно было бы всю запихнуть в два чемодана средней величины.
Он открыл стенной шкаф, вынул черные спортивные брюки, свою единственную шелковую рубашку и куртку «Ив Сен-Лоран». Бадди, к счастью для него, был исключением из правила, гласящего, что одежда делает человека. Он прекрасно смотрелся в чем угодно и знал это. И недоумевал: если он всегда выглядит так прекрасно, почему же он до сих пор не звезда?
Он оделся и торопливо выпил приготовленный Ангель сок.
– Я вернусь в шесть-семь. А чем ты думаешь заняться?
– Пожалуй, схожу в супермаркет. Только мне нужны деньги.
– А, да. Конечно. – Бадди смутился. Денег у него почти не осталось. Он добрался до последней сотни.
Вытащив из кармана несколько бумажек, он дал ей две десятки.
– Только не спусти их сразу! – Заплесневелая шуточка.
Иногда он был противен сам себе.
Она улыбнулась.
– Попробую.
Он схватил ее, провел ладонями по чудесному телу и поцеловал в губы.
– До встречи, лапочка.
Подготовка к съемкам шла полным ходом. Поскольку сниматься «Люди улицы» должны были в основном на натуре, требовалось предварительно организовать очень многое. В первую очередь надо было удостовериться, что будут свободны люди, с которыми Нийл привык работать, и пока все шло гладко, без заметных помех. Почти каждый день он отправлялся с оператором и первым ассистентом на поиски подходящих мест. Некоторые режиссеры поручали это другим, но он предпочитал делать выбор сам.
Монтана занималась подбором актеров. Она обосновалась в конторе Оливера Истерна на Стрипе и сразу же принялась за работу. Она могла бы поручить агентству просеять сотни возможных кандидатов или прибегнуть к помощи первоклассного специалиста по подбору актеров вроде Фрэнсис Кавендиш, но она хотела увидеть каждого кандидата своими глазами, а потом представить Нийлу на утверждение полный состав. Это был ее фильм, и она не собиралась уступать его никому другому.
Ее пьянила радость: подготовка началась на самом деле! Она знала, насколько ей повезло, что она вышла за Нийла, что он пришел в восторг от сценария и загорелся желанием снять фильм. Но даже если бы Нийл отверг его… Ну, она-то знает, что сценарий по-настоящему хорош, что его можно предложить любой кинокомпании или независимому продюсеру, и им обязательно заинтересуются. Сценарий – лучшее, что она написала, и ложная скромность ей ни к чему. «Люди улицы» хороши, потому что в них – живая жизнь. Она запечатлела то, что происходит всюду каждый день. В основу легли характеры, которые она наблюдала, когда снимала фильм о детях на улицах Лос-Анджелеса. Энтузиазм Нийла явился подлинным плюсом, но в глубине ее души теплилось убеждение, что не ухватись Нийл за фильм, то, может быть… ну, может быть, она получила бы шанс снять его сама.
Ерунда! С каких это пор женщинам выпадали такие возможности? Опомнись, детка, и благодари Бога, что снимает твой муженек и поэтому у тебя есть весомое право голоса.
В фильме были три главные роли плюс тридцать две второстепенные. Некоторые только с одной репликой, но очень важной.
Монтана не хотела брать актеров, которые примелькались во всех тягучих телевизионных сериалах, ей нужны были новые таланты, и она смаковала каждую минуту поисков идеального исполнителя или исполнительницы для каждой, даже самой маленькой роли.
Они приходили сотнями. Улыбчивые, угрюмые, жаждущие.
Старые, молодые, красивые, уродливые. Все приносили папки с фотографиями, перечнем участия в таких-то и таких-то фильмах и постановках, а также рекомендации.
Агенты набрасывались на нее со всех сторон. Хорошие и скверные.
«Тип Мэрилин Монро требуется? У меня есть девочка, от которой у всех встанет отсюда и до Сан-Велли!»
«Мальчик, которого я вам посылаю, – чистый Джеймс Дин. Да, Дин – только лучше».
«Юный Брандо».
«Брук Шиддс в самом расцвете».
«Сексуальная Джули Эндрюс».
«Дадли Мур».
«Американский Майкл Кейн».
Она тонула в водопаде типажей. Но постепенно начала намечать и отбирать, радуясь каждой новой находке все больше.
По вечерам она работала над сценарием – добавляла эпизоды, меняла реплики. Нийл рассказывал ей о местах, которые нашел, а она ему – о наиболее интересных кандидатах на роли.
Их личная жизнь отошла на задний план: они жили, дышали и питались «Людьми улицы». Будущий фильм стал центром существования их обоих. Иногда они ссорились. На три главные роли исполнители еще не были одобрены. Оливер Истерн требовал по меньшей мере двух кассовых звезд, и Нийл настойчиво осаждал переставшего сниматься Джорджа Ланкастера, сверх-сверх-звезду.
– Если мы заполучим Джорджа, – указывал он, – на остальные две можно будет взять неизвестных.
– Если мы заполучим эту задницу, – соглашался Оливер.
Для него все актеры были задницами – и звезды и последняя мелочь. – А это, судя по всему, вряд ли светит.
– В субботу я слетаю в Палм-Бич, – объявил Нийл. – Сценарий ему нравится. Думаю, мне удастся его уломать.
– Надеюсь. Время бежит. У меня есть кое-какие идейки.
Идейки Оливера были хорошо известны Нийлу. Полузвездные имена. Совсем не то, не то, не то. Он не собирался даже обсуждать их.
Монтану мысль о Джордже Ланкастере в восторг не приводила.
– Он не умеет играть! – отрезала она.
– Заиграет. У меня.
Она осталась при своем убеждении, но у нее хватало здравого смысла понять, что некоторые уступки неизбежны.
– Как, по-твоему? Может, мне поехать с тобой?
Нийл помотал головой.
– Нет. У тебя хватает хлопот здесь. С Джорджем я справлюсь.
Она кивнула.
– Да. У меня есть два актера, которых нам следует попробовать на роль Винни.
– Если мы поймаем на крючок Джорджа Ланкастера. Иначе придется подыскивать имя.
– Не понимаю почему.
– Прекрасно понимаешь. Это называется играть на кассу.
– Я не люблю играть в игры.
– Научись.
– Иди ты в… – пробормотала она нежно.
– Если бы было время!
Она ухмыльнулась.
– Когда ты вернешься, время я найду!
День Элейн.
После занятий у Рона Гордино – в «Ноготь – жизни поцелуй», затем четыре часа у Элизабет Арден: приведение в порядок ног, поправка бровей, питательная маска, мытье волос и сушка феном. Она успела домой вовремя, чтобы переодеться в зеленую норелловскую пижаму, до того как Росс вернулся со съемок.
И выглядела она изумительно, пусть даже это было ее собственное мнение.