Страница:
Он избавил секретаршу от жалкого ее существования. Кромсал ее ножом, пока она не истекла кровью, пока не оставила ее жизнь. Потом обмылся в туалете, сбросил перепачканную рубашку, сунул под кран с холодной водой, отмыл липкую кровь, надел мокрую рубашку и пошел искать шкаф с картотекой.
Все это он проделал, не торопясь. Он был совершенно спокоен и чувствовал себя в полнейшей безопасности.
Нашел, что искал, а все остальные папки вывалил прямо на пол. Поднес зажженную спичку и смотрел, как заполыхала бумага. Не торопясь, пошел к фургону, который оставил за квартал.
Джой им бы гордилась.
И вот он сидит на жесткой кровати в унылом мотеле и роется в папках, пытаясь отыскать то, что нужно.
Мать сказала: «Рада познакомиться», – и поджала губы – верный признак того, что недовольна.
Джой стиснула удивленную женщину в медвежьем объятии и влепила ей в щеку смачный поцелуй.
– Мамочка! – выпалила она. – Во как я вас буду звать – решила, как только Дек про вас рассказал.
Не без усилий Уинифред Эндрюс отпихнула девицу и попыталась взять себя в руки. Она терпеть не могла, когда к ней прикасались.
– Так меня не называйте, – сказала она (скуластое лицо бесстрастно, как маска). – Вам так делать не подобает.
– Пока что! – добавила Джой и кокетливо подмигнула.
Дек стоял в дверях прибранной гостиной, где каждый предмет, каждая безделушка были начищены до блеска и расставлены строго по своим местам. Заходить он не хотел. Знал, что ничего хорошего не выйдет и что потеряет он того единственного человека, который для него что-то значит.
– Ух ты! – заорала Джой. – Уютненько у вас тут. Так все… уж! Так по-домашнему. Мне нравится!
Левое нижнее веко Уинифред Эндрюс задергалось. Она была женщина строгая, седовласая, с благочестивым выражением лица.
Муж ее Уиллис был такой невзрачный и забитый, что можно было находиться с ним рядом в одной комнате и его не заметить.
Именно так Джой и сделала. С твердым намерением понравиться она сосредоточила всю свою энергию на миссис Эндрюс.
– Где мистер Э.? – игриво осведомилась она. – Он такой же раскрасавец, как мой Дек?
Уинифред повернулась и метнула взгляд на Дека, который все еще топтался в дверях.
– Познакомь свою… подругу… с отцом.
Без всякой охоты он вошел и неуклюже совершил акт представления.
– У-у-у, мистер Э., я-то и не видела, что вы тут сидите. – Джой так и лучилась радостью. – Здорово! Вы тоже красавчик.
Можно вас чмокнуть? – И, не дожидаясь ответа, облобызала в обе щеки бесцветного человечка.
Уиллис нервно стрельнул глазами в жену.
– Сядь, – сказала Уинифред леденящим тоном. – Это Джозефина, не так ли?
– Ага, – ответила Джой. – Но все мои кореши зовут меня Джой. Это у меня как прозвище вроде.
Она плюхнулась на узкий коричневый диван и поманила к себе Дека.
Он неохотно сел рядом.
Воцарилось молчание.
Нарушила его Уинифред:
– Ты очень припозднился, Дек. С чего бы это?
– Говорила я ему, припаздываем, – заворчала Джой. – Сколько раз обалдую этому говорила, но он разве послушает.
Теперь-то Дек как раз и слушал. Как смеет она обзывать его при матери! Как смеет!
Уинифред подхватила:
– А Деку что ни говори, все без толку. Все равно слушать не будет, сделает по-своему и все не так, как надо, и дела ему ни до кого нет.
Джой участливо кивнула.
Уинифред испустила мучинический вздох.
– Мы все для него делали. Себя не жалели ради него. Рассказывал он, как я чуть не умерла, его рожая?
Джой затрясла острыми пучками волос.
– А что ему до таких мелочей? – продолжала Уинифред. – Это ведь я чуть не умерла, а не он.
– Футы, во балбес, – вставилась Джой, довольная, что миссис Эндрюс делится с ней сокровенным.
– Может, вы думаете, что после всех моих страданий у меня родился заботливый сын, любящий свою мать? Нет. Дек доставляет мне лишь боль и мучения. Он…
Дек слушал, как срываются с ее тонких поджатых губ резкие слова обвинений. Он слышал их уже столько раз – всю свою жизнь.
Ни на что не годный, лоботряс, размазня, думает только о себе.
Джой упивается каждым словечком, открыв слюнявый рот, закатывая пьяные глазки. Согласно кивает. Она с матерью заодно.
Он чувствовал, что его вероломно, ужасно предали. Они смотрят на него как на пустое место. Только с Джой он был большим человеком. Ее ковбоем, ее возлюбленным. Неужто проститутка все врала?
Постепенно его стало охватывать бешенство. Он не позволит матери разрушить то, что было у них с Джой.
Он резко встал.
– Мы собираемся пожениться, – сказал он.
Уиллис Эндрюс заторопился включить телевизор, как будто это могло предотвратить надвигающийся скандал.
Уинифред глядела на него, как смотрят на разлагающийся труп.
Джой захлопала в ладоши – так дети радуются новой игрушке.
Потом сказала то, что говорить не следовало:
– Вот у видите, миссис Э., как мы поженимся, я Дека исправлю.
Вы и я – мы вместе за него возьмемся. – Она глупо захихикала. – Гриву заставим обрезать и одежу купить поприличнее. – Глаза у нее сияли. – Миссис Э., обещаю, из меня выйдет потрясная дочь. Вы меня полюбите. – Вся она излучала надежду. – Вот ей-ей!
Уинифред сначала таращилась на Джой, потом уставилась на Дека.
– Это то, что ты хочешь, сын? – спросила она, все еще не веря. – Эта… эта… шлюха?
Джой помрачнела.
Уиллис Эндрюс не отрывал взгляда от телевизора.
– Да, – сказал Дек.
Она презрительно скривила тонкие губы.
– Яне ослышалась, ты сказал «да»?
– Она меня любит, и я без нее не могу.
– Тебя любит. Разве тебя можно любить?
Кровь застучала у него в висках.
– А она любит.
– Ты к ней хоть раз пригляделся? Она же шваль.
– Эй… – начала было Джой, но никто ее не замечал.
– Со мной она добрая. Славная.
– Она жалкая уличная шваль. И даже такая она слишком хороша для тебя. Для тебя любая слишком хороша… ты ведь знаешь, да?
Джой вся съежилась на ветхом коричневом диване. Где-то она, наверное, переборщила. Лучше бы сейчас заткнуться, пока не удастся все вернуть в нормальную колею.
Уинифред продолжала поливать сына, измывалась над ним, обрушивая на него жестким непреклонным голосом оскорбление за оскорблением.
Всю жизнь он сносил это. И никогда прежде не оправдывался и не пытался отвечать тем же. Даже когда они заставили его продать машину – гордость его и утеху. Но когда тут сидит Джой и слушает…
– Ненавижу тебя! – вдруг заорал он. – Лучше б ты сдохла, когда меня рожала! Лучше бы ты в жопу подохла! Ты мне жизнь испортила!
Потрясенная, Уинифред на какое-то мгновение умолкла.
– Ах ты, паразит неблагодарный! – вскипела она. – Грубости от грубой сволочи?!. Мы тебя из грязи вытащили. Дали тебе крышу над головой, накормили, одели. Хоть ты нам и неродной. Своей матери ты не нужен был…
– Уинифред, – попытался вмешаться Уиллис.
– Молчи! – зашлась она в злобе. – Пора ему узнать правду.
Дек помотал головой. Что она болтает? Он ничего не понимал.
– Мы тебя купили, – сказала она; глаза ее, обычно тусклые, чуть ли не горели. – Как покупают собачонок. Выбрали тебя… как щенка в помете. Ха! Тот еще выбор.
– Что ты болтаешь? – жалобно заныл он.
– Сто пятьдесят долларов. В то время немалые деньги. – Ее лицо сияло торжеством, словно она испытывала необычайное облегчение. – Что ты на это скажешь?
Он дрожал. у – Врешь!
– Не вру.
Он закричал не своим голосом:
– Врунья!
– Нет, – твердила она упрямо. Пошла в другой конец комнаты, к письменному столу, который всегда держала под замком, открыла. Теперь только телевизор издавал звуки. Уиллис Эндрюс схватился за голову и что-то бессвязно лепетал.
Джой будто вросла в диван. Препоганый вышел поход в гости.
Любящая семейка встречает ее с распростертыми объятиями.
Уинифред извлекла какую-то бумажку и сунула Деку.
– Вот, – сказала она. – Это имя и адрес женщины, у которой мы тебя купили в Барстоу, Калифорния. Торговка детьми. Бог знает, где она выкопала такое отродье.
Ему казалось, что он умирает. Его жизнь промчалась у него перед глазами, как кинолента. Побои, издевательства, вечная пытка от того, что приходится слушать, какой ты никчемный…
И чувство вины…
Я ЧУТЬ НЕ УМЕРЛА РОДАМИ. ТЫ ЖЕ МОГ МЕНЯ УБИТЬ, КОГДА РОДИЛСЯ.
Всю жизнь считать себя виноватым.
Ни за что!
Она не мать ему. О господи, не мать!..
Кровь стучит в висках, в глазах темнеет. Он задыхается от ярости и разочарования.
Уинифред Эндрюс. Чужая тетка. Он зашелся невеселым смехом.
НЕ ТАК УЖ ПЛОХО… НЕ ТАК УЖ ПЛОХО.
Джой тоже засмеялась. Нервы.
НЕТ, ПЛОХО. НЕТ, Я ДОЛЖЕН ЧТО-ТО СДЕЛАТЬ.
Уиллис тоже смеется. Или плачет? Не имеет значения.
Три свиньи. Три хохочущих рыла. Зубы, глаза, волосы. Три свиньи.
Информация, которую он искал, была там, в папке, среди пожелтевших писем с жалобами. Сухая гниль. Сырость. Заделано мышами. Миссис Нита Кэрролл проживала в доме с 1956 года по 1973 – й, после чего переехала в Лас-Вегас. Ее новый адрес был аккуратно отпечатан на обмахрившейся по краям белой карточке.
Миссис Нита Кэрролл.
Дай бог, чтоб была жива. Теперь, узнав все необходимое, чтобы выжить, он мечтал об одном – прибить эту женщину.
Глава 47
Все это он проделал, не торопясь. Он был совершенно спокоен и чувствовал себя в полнейшей безопасности.
Нашел, что искал, а все остальные папки вывалил прямо на пол. Поднес зажженную спичку и смотрел, как заполыхала бумага. Не торопясь, пошел к фургону, который оставил за квартал.
Джой им бы гордилась.
И вот он сидит на жесткой кровати в унылом мотеле и роется в папках, пытаясь отыскать то, что нужно.
Мать сказала: «Рада познакомиться», – и поджала губы – верный признак того, что недовольна.
Джой стиснула удивленную женщину в медвежьем объятии и влепила ей в щеку смачный поцелуй.
– Мамочка! – выпалила она. – Во как я вас буду звать – решила, как только Дек про вас рассказал.
Не без усилий Уинифред Эндрюс отпихнула девицу и попыталась взять себя в руки. Она терпеть не могла, когда к ней прикасались.
– Так меня не называйте, – сказала она (скуластое лицо бесстрастно, как маска). – Вам так делать не подобает.
– Пока что! – добавила Джой и кокетливо подмигнула.
Дек стоял в дверях прибранной гостиной, где каждый предмет, каждая безделушка были начищены до блеска и расставлены строго по своим местам. Заходить он не хотел. Знал, что ничего хорошего не выйдет и что потеряет он того единственного человека, который для него что-то значит.
– Ух ты! – заорала Джой. – Уютненько у вас тут. Так все… уж! Так по-домашнему. Мне нравится!
Левое нижнее веко Уинифред Эндрюс задергалось. Она была женщина строгая, седовласая, с благочестивым выражением лица.
Муж ее Уиллис был такой невзрачный и забитый, что можно было находиться с ним рядом в одной комнате и его не заметить.
Именно так Джой и сделала. С твердым намерением понравиться она сосредоточила всю свою энергию на миссис Эндрюс.
– Где мистер Э.? – игриво осведомилась она. – Он такой же раскрасавец, как мой Дек?
Уинифред повернулась и метнула взгляд на Дека, который все еще топтался в дверях.
– Познакомь свою… подругу… с отцом.
Без всякой охоты он вошел и неуклюже совершил акт представления.
– У-у-у, мистер Э., я-то и не видела, что вы тут сидите. – Джой так и лучилась радостью. – Здорово! Вы тоже красавчик.
Можно вас чмокнуть? – И, не дожидаясь ответа, облобызала в обе щеки бесцветного человечка.
Уиллис нервно стрельнул глазами в жену.
– Сядь, – сказала Уинифред леденящим тоном. – Это Джозефина, не так ли?
– Ага, – ответила Джой. – Но все мои кореши зовут меня Джой. Это у меня как прозвище вроде.
Она плюхнулась на узкий коричневый диван и поманила к себе Дека.
Он неохотно сел рядом.
Воцарилось молчание.
Нарушила его Уинифред:
– Ты очень припозднился, Дек. С чего бы это?
– Говорила я ему, припаздываем, – заворчала Джой. – Сколько раз обалдую этому говорила, но он разве послушает.
Теперь-то Дек как раз и слушал. Как смеет она обзывать его при матери! Как смеет!
Уинифред подхватила:
– А Деку что ни говори, все без толку. Все равно слушать не будет, сделает по-своему и все не так, как надо, и дела ему ни до кого нет.
Джой участливо кивнула.
Уинифред испустила мучинический вздох.
– Мы все для него делали. Себя не жалели ради него. Рассказывал он, как я чуть не умерла, его рожая?
Джой затрясла острыми пучками волос.
– А что ему до таких мелочей? – продолжала Уинифред. – Это ведь я чуть не умерла, а не он.
– Футы, во балбес, – вставилась Джой, довольная, что миссис Эндрюс делится с ней сокровенным.
– Может, вы думаете, что после всех моих страданий у меня родился заботливый сын, любящий свою мать? Нет. Дек доставляет мне лишь боль и мучения. Он…
Дек слушал, как срываются с ее тонких поджатых губ резкие слова обвинений. Он слышал их уже столько раз – всю свою жизнь.
Ни на что не годный, лоботряс, размазня, думает только о себе.
Джой упивается каждым словечком, открыв слюнявый рот, закатывая пьяные глазки. Согласно кивает. Она с матерью заодно.
Он чувствовал, что его вероломно, ужасно предали. Они смотрят на него как на пустое место. Только с Джой он был большим человеком. Ее ковбоем, ее возлюбленным. Неужто проститутка все врала?
Постепенно его стало охватывать бешенство. Он не позволит матери разрушить то, что было у них с Джой.
Он резко встал.
– Мы собираемся пожениться, – сказал он.
Уиллис Эндрюс заторопился включить телевизор, как будто это могло предотвратить надвигающийся скандал.
Уинифред глядела на него, как смотрят на разлагающийся труп.
Джой захлопала в ладоши – так дети радуются новой игрушке.
Потом сказала то, что говорить не следовало:
– Вот у видите, миссис Э., как мы поженимся, я Дека исправлю.
Вы и я – мы вместе за него возьмемся. – Она глупо захихикала. – Гриву заставим обрезать и одежу купить поприличнее. – Глаза у нее сияли. – Миссис Э., обещаю, из меня выйдет потрясная дочь. Вы меня полюбите. – Вся она излучала надежду. – Вот ей-ей!
Уинифред сначала таращилась на Джой, потом уставилась на Дека.
– Это то, что ты хочешь, сын? – спросила она, все еще не веря. – Эта… эта… шлюха?
Джой помрачнела.
Уиллис Эндрюс не отрывал взгляда от телевизора.
– Да, – сказал Дек.
Она презрительно скривила тонкие губы.
– Яне ослышалась, ты сказал «да»?
– Она меня любит, и я без нее не могу.
– Тебя любит. Разве тебя можно любить?
Кровь застучала у него в висках.
– А она любит.
– Ты к ней хоть раз пригляделся? Она же шваль.
– Эй… – начала было Джой, но никто ее не замечал.
– Со мной она добрая. Славная.
– Она жалкая уличная шваль. И даже такая она слишком хороша для тебя. Для тебя любая слишком хороша… ты ведь знаешь, да?
Джой вся съежилась на ветхом коричневом диване. Где-то она, наверное, переборщила. Лучше бы сейчас заткнуться, пока не удастся все вернуть в нормальную колею.
Уинифред продолжала поливать сына, измывалась над ним, обрушивая на него жестким непреклонным голосом оскорбление за оскорблением.
Всю жизнь он сносил это. И никогда прежде не оправдывался и не пытался отвечать тем же. Даже когда они заставили его продать машину – гордость его и утеху. Но когда тут сидит Джой и слушает…
– Ненавижу тебя! – вдруг заорал он. – Лучше б ты сдохла, когда меня рожала! Лучше бы ты в жопу подохла! Ты мне жизнь испортила!
Потрясенная, Уинифред на какое-то мгновение умолкла.
– Ах ты, паразит неблагодарный! – вскипела она. – Грубости от грубой сволочи?!. Мы тебя из грязи вытащили. Дали тебе крышу над головой, накормили, одели. Хоть ты нам и неродной. Своей матери ты не нужен был…
– Уинифред, – попытался вмешаться Уиллис.
– Молчи! – зашлась она в злобе. – Пора ему узнать правду.
Дек помотал головой. Что она болтает? Он ничего не понимал.
– Мы тебя купили, – сказала она; глаза ее, обычно тусклые, чуть ли не горели. – Как покупают собачонок. Выбрали тебя… как щенка в помете. Ха! Тот еще выбор.
– Что ты болтаешь? – жалобно заныл он.
– Сто пятьдесят долларов. В то время немалые деньги. – Ее лицо сияло торжеством, словно она испытывала необычайное облегчение. – Что ты на это скажешь?
Он дрожал. у – Врешь!
– Не вру.
Он закричал не своим голосом:
– Врунья!
– Нет, – твердила она упрямо. Пошла в другой конец комнаты, к письменному столу, который всегда держала под замком, открыла. Теперь только телевизор издавал звуки. Уиллис Эндрюс схватился за голову и что-то бессвязно лепетал.
Джой будто вросла в диван. Препоганый вышел поход в гости.
Любящая семейка встречает ее с распростертыми объятиями.
Уинифред извлекла какую-то бумажку и сунула Деку.
– Вот, – сказала она. – Это имя и адрес женщины, у которой мы тебя купили в Барстоу, Калифорния. Торговка детьми. Бог знает, где она выкопала такое отродье.
Ему казалось, что он умирает. Его жизнь промчалась у него перед глазами, как кинолента. Побои, издевательства, вечная пытка от того, что приходится слушать, какой ты никчемный…
И чувство вины…
Я ЧУТЬ НЕ УМЕРЛА РОДАМИ. ТЫ ЖЕ МОГ МЕНЯ УБИТЬ, КОГДА РОДИЛСЯ.
Всю жизнь считать себя виноватым.
Ни за что!
Она не мать ему. О господи, не мать!..
Кровь стучит в висках, в глазах темнеет. Он задыхается от ярости и разочарования.
Уинифред Эндрюс. Чужая тетка. Он зашелся невеселым смехом.
НЕ ТАК УЖ ПЛОХО… НЕ ТАК УЖ ПЛОХО.
Джой тоже засмеялась. Нервы.
НЕТ, ПЛОХО. НЕТ, Я ДОЛЖЕН ЧТО-ТО СДЕЛАТЬ.
Уиллис тоже смеется. Или плачет? Не имеет значения.
Три свиньи. Три хохочущих рыла. Зубы, глаза, волосы. Три свиньи.
Информация, которую он искал, была там, в папке, среди пожелтевших писем с жалобами. Сухая гниль. Сырость. Заделано мышами. Миссис Нита Кэрролл проживала в доме с 1956 года по 1973 – й, после чего переехала в Лас-Вегас. Ее новый адрес был аккуратно отпечатан на обмахрившейся по краям белой карточке.
Миссис Нита Кэрролл.
Дай бог, чтоб была жива. Теперь, узнав все необходимое, чтобы выжить, он мечтал об одном – прибить эту женщину.
Глава 47
Пятница, час обеда в «Ма Мезон». Появляется Джина Джермейн. Все поворачиваются и провожают ее пристальными взглядами. Тишина. Но только на мгновение. Потом все возвращается в норму.
Джина подсела к Оливеру Истерну за столик, где он обычно сидел, и принялась язвить:
– На что они, бляди, глазеют?
– На тебя, разумеется, – ответил Оливер, ковыряя пальцем пятнышко на скатерти. – Пора бык этому привыкнуть. Ты сколько лет в кино?
– Достаточно давно и знаю поэтому, что по пятницам в этом ресторане за ленчем никто глаза не пялит. Рэкел Уэлч может голой войти, никто и бровью не поведет. – Глаза ее тревожно расширились. – Все знают, Оливер, да? Слух пошел?
Он похлопал ее по руке, чтобы приободрить, и поразился, как она могла подумать, будто удастся сохранить в тайне, что их с Нийлом, сцепившихся, если можно так выразиться, в сражении, срочно доставили в больницу. Все кому не лень болтают об этом.
Ну и что? Если голова у нее работает, так пусть ходит с наглым видом и радуется, что прославилась.
Прошла неделя. Нийл Грей по-прежнему в больнице. Ничего хорошего врачи не обещают. Оливер не сидел сложа руки. Он не даст, чтобы фильм пошел прахом только потому, что выбыл из строя Нийл. Поскольку так было надо, он позабыл о девушке с пляжа и изменил свое решение насчет Джины. У него было несколько конфиденциальных бесед, и он убедился, что у картины с участием Джорджа Ланкастера и Джины Джермейн хорошие перспективы. Если они будут сниматься вдвоем, это значит, что в банк потекут деньги. Ему предложили необычайно выгодную, рекордную сделку на кабельном телевидении, если он поставит товар. Именно это он и собирался сделать.
А если это не понравится Нийлу с Монтаной, так он их пошлет на хер. Едва ли они сейчас в состоянии воевать с ним.
Джина подозвала официанта и заказала «Кровавую Мэри».
Одета она была в белое платье с открытыми плечами, которое подчеркивало ее великолепную грудь. Оливер вовсе не считал ее грудь великолепной; он считал ее отвратительной. Но как деловой человек он знал, что публике надо давать то, чего публика хочет, а у Джины не отнимешь. Толпа ее любит, и кассовые сборы она приносит громадные.
– По какому поводу обедаем, Оливер? – справилась она язвительно.
– Я меняю свое решение и даю тебе роль Никки.
– Ой! – От изумления Джина открыла рот. – Правда?
– Мне всегда была по душе эта мысль, но Нийл с Монтаной считали, что ты не подходишь. Откровенно говоря, мне кажется, у тебя получится.
Она нежно замурлыкала.
– Я всегда говорила, что ты умный сукин сын. Всякий раз, когда тебя поливают, я заступаюсь. – Взмахнув длинными накладными ресницами, она сжала ему руку. – Я очень тебя люблю, Оливер.
Он отдернул руку.
– Спасибо.
– Я говорю серьезно.
– Ничуть не сомневаюсь.
Она взбила белые, как засахаренный пух, волосы и опустила васильковые глаза.
– Мне очень неловко из-за той ночи. Все было так… унизительно.
– Не волнуйся, – утешил он. – Думай о будущем.
– Да. Надо. – Вид у нее был решительный. – Дело в том, что я постоянно беспокоюсь за других. Хоть раз в жизни надо о себе подумать.
В голосе ее зазвучала глубокая искренность.
– Я очень хочу сыграть в «Людях улицы», но когда же начнутся съемки? Нийл в больнице, и вообще… – протянула она. – Какие у тебя планы?
Он откашлялся, помахал нескольким знакомым.
– Джина… – начал он. – Бизнес есть бизнес, и, как бы Я ни переживал, что Нийлу… э… так не повезло, представление, как кто-то однажды сказал, должно продолжаться. Есть у меня идеи.
Может быть, другой режиссер. Не волнуйся, только представь себе надпись на рекламных щитах.
– Джина Джермейн и Джордж Ланкастер, – захихикала она.
Про себя же Оливер сказал по-своему.
Фильм Оливера Истерна.
Продюсер Оливер Истерн.
Джордж Ланкастер и Джина Джермейн в «Людях улицы».
– Точно, – сказал он. – После обеда позвоню Сейди.
– А потом что делаешь? Почему бы не заскочить ко мне домой на рюмашку?
Его передернуло. Одна мысль о сексе с Джиной приводила его в ужас.
– Я воспользуюсь твоим приглашением в другой раз.
– Дай слово, – кокетничала она.
– Непременно.
Тщетно пыталась Элейн вернуть Росса под супружеский кров. Сначала два дня она его разыскивала, когда же выследила в отеле «Беверли-Хиллз», он не отвечал на ее звонки.
Надо же было быть такой дурой, чтобы его выгнать. Как его вернуть и при этом избежать скандала, – вот в чем вопрос. С этим в Беверли-Хиллз беда, все в курсе дела.
Дом был как цветочная лавка. Желтые розы от Памелы и Джорджа – уже слегка увяли. Орхидеи от Биби и Адама. Тюльпаны, лилии, пальмы и юкка – бесконечная вереница экзотических цветов с короткими записками, в которых благодарят чудесных Конти за чудесный прием. Должно быть, в цветочном магазине «Флауэр фэшн» сегодня урожайный денек. В нормальной обстановке Элейн зашлась бы от восторга. Но без Росса на душе было пусто, и она не знала, как быть. И поговорить было не с кем.
Только с Мэрли, которую больше интересовали дурацкие бдения в больнице.
– Ты ведь развелась с Нийлом, – твердо напомнила Элейн.
– Теперь это не имеет значения, – говорила со слезами в голосе Мэрли. – Я люблю его по-прежнему и хочу, чтобы он это знал.
Рэнди пустили побоку, и Мэрли говорить о нем не желала.
Время от времени Элейн заглядывала в больницу, чтобы составить ей компанию. Но чувствовала себя неудобно, особенно когда появлялась Монтана и расхаживала с таким видом, будто она здесь хозяйка.
Счетов становилось все больше. Она их складывала кучкой, чтобы отправить управляющему делами Росса. Наличных было маловато, и она прикидывала, что же ей делать. Не то чтобы ей много было нужно: все оплаты производились по кредитным карточкам «Виза» или «Америкой экспресс». Но Лина ждет жалованья наличными, а признаться служанке, что денег у нее нет, она стеснялась.
Ах, Росс! Зачем ты это сделал?
Не он сделал. А ты.
Через неделю после изгнания Росса у парадного входа вдруг появился Рон Гордино – в руках большое вьющееся растение.
– Подумал, может, найдешь для него место, – произнес он в своей тягучей манере.
Она не отрывала взгляда от того места тренировочных штанов, где немыслимо выпирала его мужская плоть.
– Спасибо, – пробормотала она. Днем он лучше смотрится, чем вечером.
Он топтался на пороге, не желая уходить, пока она в конце концов не пригласила его в дом выпить чаю со льдом. Был полдень, и Лина бросала подозрительные взгляды, когда они уселись у бассейна.
– Почему ты… э… ко мне не заходишь? – спросил Рон. – Тебе надо держать себя в хорошей форме, Элейн. Ослабнет тело – что угодно прицепится. Витамины пьешь?
Она кивнула, тронутая его заботой. Хоть он за нее волнуется.
– Ходят слухи, что ты и… э… Росс выехали на гастроли в «развод-град».
– Кто тебе сказал?
– Говорят.
– Мы просто сделали передышку.
– Вид у тебя напряженный.
– У меня все хорошо.
– Вид такой, как будто тебе нужен… э… массаж.
– Не сегодня, Рон.
– Почему же?
– Нет настроения.
Он подался вперед и большими пальцами медленно, с ленцой, впился ей в основание затылка.
– Дамочка в напряге, – протянул он. – Появятся морщины.
Она устало вздохнула.
– Уже появились.
– Ложись.
– Не могу.
– Почему?
Она подумала о Лине, которая возилась в доме.
– Невозможно.
– Никакого секса, Элейн, – тянул Рон. – Я просто хочу… э… помочь. Тебе это нужно.
Уж не думает ли она подстраивать свою жизнь под какую-то горничную-мексиканку? Ей это действительно нужно.
Она провела его в спальню и заперла дверь. Сняла с себя все, кроме лифчика и трусиков, и легла на кровать лицом вниз.
Он сразу взялся за дело; искусные пальцы, что снимают мышечную боль, успокаивают, расслабляли ее тело.
– Перевернись, – распорядился он.
– Никакого секса, – слабо запротестовала она.
– И в мыслях… э… такого не было, Элейн.
Он стал массажировать ее ступни – это ей особенно нравилось. Потом руки медленно пошли вверх по ноге… лодыжка, икра, бедро. Внутренняя сторона бедра. Крепкие пальцы растирают ее, массажируют. Крепкие пальцы оттягивают в сторону трусики и входят в нее так повелительно, что нет сил сопротивляться.
Ах, Росс! Вернись скорей, я все простила.
А-а-а-х…
Росс целую неделю не шлялся по бабам. Случай с Нийлом Греем и Джиной Джермейн перепугал его до ужаса. Ну конечно, все настоящие мужики хвастают, что могут хоть в седле. Но на деле-то! Господи боже мой! Забудь об этом. Он не представлял, что может быть хуже. Да и что за щеколда такая у Джины Джермейн? Медоточивая западня, к которой ни один мужик, что в здравом уме, теперь и близко не подойдет. Как хорошо, что он никогда с ней не встречался. С его-то шлангом всю дорогу были бы неприятности.
С траханьем придется повременить. Теперь куда важнее заполучить Сейди.
Он встретился с Сейди у нее в офисе. Она была деловита до жестокости. Все время, пока они говорили, в кабинете был ее помощник-гомик. По послужному списку Росса она прошлась язвительно.
– Ты наделал кучу ошибок, – холодно сказала она.
Интересно, каких?
Их встреча длилась час, потом она его выпроводила, отрубив:
– Подумаю, что можно для тебя сделать. Если решим, что многого дать тебе не сможем, и смысла нет за тебя браться «.
Он чувствовал себя, как начинающая актриса, которая бьется изо всех сил. Впрочем, начинающие актрисы не бьются изо всех сил, они просто откидываются на спину, раздвигают ноги и радушно принимают Америку.
Жить в гостинице было хорошо. Телевизор. Обслуживание.
Тебе говорят, кто звонит, и ты можешь не брать трубку. Никто не цепляется. Изредка прогулки вокруг бассейна. Ленч в буфете – чем бог пошлет. Перед ужином – коктейль в баре» Поло «.
Он не обращал внимания на звонки Элейн, решив дать ей немного помучиться. Элейн не дура. Она знает, что к чему. Какие бы промахи он ни совершал, быть за ним замужем – это значит что-то из себя представлять. Без него она никто. Таков закон Беверли-Хиллз, нравится ей это или нет. Вот если бы у нее были деньги – а у нее их нет – или связи – их тоже нет, – возможно, дело бы обстояло по-другому. Он для нее – все, и у нее хватит ума это понять.
Поскольку Сейди не звонила, он позвонил сам.
– Миз Ласаль вам перезвонит, как только сможет, – был ответ.
Миз Ласаль не торопилась. Через четыре дня он позвонил! снова, и миз Ласаль сочла наконец-то возможным взять трубку.
– Извини, Росс, – произнесла она деловым голосом, как будто и не было той ночи с банкетом. – Та еще выдалась неделька.
– Я ушел от Элейн, – сообщил он.
Она прореагировала мгновенно:
– Надеюсь, у тебя есть хороший адвокат. Как бы алименты тебя не прикончили.
Его взяла досада, что она не проявляет участия.
– Я думал, ты позвонишь.
– Я ведь сказала – неделя была сумасшедшая.
– Да, знаю. Но важно, чтобы ты мне сказала: вместе мы опять или нет?
Она нарочно молчала слишком долго. Потом сказала:
– На уик-энд я еду в Палм-Спрингс. Может, ты захочешь там со мной встретиться, и мы это обсудим.
Он был в растерянности. Когда с ним играли, он распознавал это сразу – он и сам играл достаточно.
– А как насчет ужина сегодня? – предложил он свой вариант.
– С удовольствием бы, но иду на просмотр.
– Завтра вечером?
– К сожалению, или уик-энд, или ничего. – Она помолчала минуту, наслаждаясь. – В чем дело? Ты разве не хочешь провести со мной уик-энд?
У него был план, как соблазнить Сейди. Но на его условиях;
И вот теперь тон задает она.
– С превеликим удовольствием, – сказал он, пытаясь повернуть разговор по-своему. – Я за тобой заеду и отвезу туда.
– Мне бы очень хотелось. – Она с сожалением вздохнула. – Но я уже договорилась, как ехать. Я дам тебе адрес, а ты подъезжай в субботу, часов в пять.
Он принял ее условия. Как только ее заманит, все пойдет по-другому.
Сознание вины угнетало Монтану. Хотя она и знала, что оснований чувствовать себя виноватой у нее нет. Она не сводила глаз с Нийла, все еще лежавшего в реанимационной, и ей хотелось закричать:» Ты сам во всем виноват «. Но, разумеется, она молчала.
Неделю она ходила как в тумане, перебралась в палату рядом, чтобы быть как можно ближе к нему. Он лежал неподвижно как камень, бледный и исхудалый, словно жизнь уже его покинула.
Трубки, капельницы, мониторы – все это, чтобы поддерживать в нем жизнь. Говорить он не мог, но она чувствовала, что он все прекрасно понимает.
Доктор, которого она прозвала за его увлечение ярлыками мистером Гуччи, сказал, что доволен состоянием Нийла.
Какое там состояние! Она хотела знать мнение других врачей, но, наведя справки о мистере Гуччи, выяснила, что у него отличная репутация.
Мэрли все время была там, белокурая и в слезах. Монтана решила, что она не такая уж сука, какой ее представлял Нийл.
Изредка являлся Оливер Истерн, как обычно – в сопровождении нескольких подлипал. В голливудских газетах полно было сплетен о» Людях улицы «, но Монтана и не думала их читать.
Как-то Оливер отозвал ее в сторону и сказал:
– Нам надо поговорить о фильме.
Она не могла поверить, что в такое время он хочет говорить с ней о делах, о чем ему и сказала.
– Не строй из себя дурочку, – оборвал он. – Я должен выполнять обязательства. Задержки дорого обходятся.
– Ну и что ты намерен делать? – спросила она язвительно. – Снимать картину без Нийла?
– Именно, – рявкнул он. – И мой адвокат говорит, что у меня на это полное право, – почитай сама то положение в контракте, где речь идет о болезнях.
Она была вне себя от возмущения.
– Ты этого не сделаешь.
– Увидишь. Когда речь идет о деньгах, я не то еще могу.
Сейди Ласаль отдавала распоряжения:
– Я устраиваю для тебя съемки, Бадди, с одним из лучших фотографов на Западном побережье и хочу, чтобы ты выглядел как картинка. Итак, пока я не дам тебе знать, спать ты ложишься рано и чаще бываешь на солнце. Справишься?
Да если ей надо, он голым промчится по бульвару Сансет.
– Наркотиками увлекаешься? – решительно осведомилась она. – В порнофильмах снимался? Голым фотографировался?
Выкладывай все, о чем мне следует знать, пока мы еще не приступили. Не хочу, чтобы твое прошлое вдруг тебя настигло, так что, будь добр, говори правду.
Правды он не сказал. Не хотел, чтобы все пошло прахом, даже не начавшись. И потому он предстал чистым как стеклышко и не признался ни в чем – вот разве только травкой подымил пару раз.
– Как с семьей? – спрашивала она. – Никаких Билли Картеров14 в чулане?
Минуту он с горечью вспоминал о матери, а потом покачал головой.
– Женат? Развелся? Гомик? Бисексуал?
Никаких отклонений от нормы у него нет и брачными узами связан не был и не связан сейчас, по его словам. Ангель станет неожиданностью. Приятной.
Они поговорили о» Людях улицы «, о его пробах и о том, что, как заверила его Монтана Грей, роль – его.
– В нашем деле гарантий не бывает, – сказала Сейди. – Заруби это себе на носу и помни, как бы высоко ни взлетел. – Она помолчала. – Конечно, я сразу же переговорю насчет тебя с Оливером Истерном. Хотя думаю, что, раз Нийл Грей все еще в больнице, на уме у него другое. Съемки, вероятно, отложат, так что давай-ка умерим наши мечты.
– Я в ваших руках. – Он пожал плечами. – Как скажете, так и сделаем.
– Умный подход. Его и держись.
С первой их встречи он уходил, поверив наконец, что кой-чего в жизни добьется. Раз Сейди Ласаль распознала в нем будущую звезду, значит, не обманывал он себя все эти годы.
Прежде всего надо найти жилье. В кармане у него есть деньги., хватит, чтобы выбрать что-нибудь приличное – для разнообразия. Он купил» Голливуд рипортер»и изучил раздел объявлений о недвижимой собственности.
Посмотрев несколько домов, выбрал меблированную квартиру на Уилшир рядом с Уэствудом. Отнюдь не помойка. Дороговато, но в подвале – хорошо оборудованный гимнастический зал, большой чистый бассейн на крыше и приходящие горничные.
Джина подсела к Оливеру Истерну за столик, где он обычно сидел, и принялась язвить:
– На что они, бляди, глазеют?
– На тебя, разумеется, – ответил Оливер, ковыряя пальцем пятнышко на скатерти. – Пора бык этому привыкнуть. Ты сколько лет в кино?
– Достаточно давно и знаю поэтому, что по пятницам в этом ресторане за ленчем никто глаза не пялит. Рэкел Уэлч может голой войти, никто и бровью не поведет. – Глаза ее тревожно расширились. – Все знают, Оливер, да? Слух пошел?
Он похлопал ее по руке, чтобы приободрить, и поразился, как она могла подумать, будто удастся сохранить в тайне, что их с Нийлом, сцепившихся, если можно так выразиться, в сражении, срочно доставили в больницу. Все кому не лень болтают об этом.
Ну и что? Если голова у нее работает, так пусть ходит с наглым видом и радуется, что прославилась.
Прошла неделя. Нийл Грей по-прежнему в больнице. Ничего хорошего врачи не обещают. Оливер не сидел сложа руки. Он не даст, чтобы фильм пошел прахом только потому, что выбыл из строя Нийл. Поскольку так было надо, он позабыл о девушке с пляжа и изменил свое решение насчет Джины. У него было несколько конфиденциальных бесед, и он убедился, что у картины с участием Джорджа Ланкастера и Джины Джермейн хорошие перспективы. Если они будут сниматься вдвоем, это значит, что в банк потекут деньги. Ему предложили необычайно выгодную, рекордную сделку на кабельном телевидении, если он поставит товар. Именно это он и собирался сделать.
А если это не понравится Нийлу с Монтаной, так он их пошлет на хер. Едва ли они сейчас в состоянии воевать с ним.
Джина подозвала официанта и заказала «Кровавую Мэри».
Одета она была в белое платье с открытыми плечами, которое подчеркивало ее великолепную грудь. Оливер вовсе не считал ее грудь великолепной; он считал ее отвратительной. Но как деловой человек он знал, что публике надо давать то, чего публика хочет, а у Джины не отнимешь. Толпа ее любит, и кассовые сборы она приносит громадные.
– По какому поводу обедаем, Оливер? – справилась она язвительно.
– Я меняю свое решение и даю тебе роль Никки.
– Ой! – От изумления Джина открыла рот. – Правда?
– Мне всегда была по душе эта мысль, но Нийл с Монтаной считали, что ты не подходишь. Откровенно говоря, мне кажется, у тебя получится.
Она нежно замурлыкала.
– Я всегда говорила, что ты умный сукин сын. Всякий раз, когда тебя поливают, я заступаюсь. – Взмахнув длинными накладными ресницами, она сжала ему руку. – Я очень тебя люблю, Оливер.
Он отдернул руку.
– Спасибо.
– Я говорю серьезно.
– Ничуть не сомневаюсь.
Она взбила белые, как засахаренный пух, волосы и опустила васильковые глаза.
– Мне очень неловко из-за той ночи. Все было так… унизительно.
– Не волнуйся, – утешил он. – Думай о будущем.
– Да. Надо. – Вид у нее был решительный. – Дело в том, что я постоянно беспокоюсь за других. Хоть раз в жизни надо о себе подумать.
В голосе ее зазвучала глубокая искренность.
– Я очень хочу сыграть в «Людях улицы», но когда же начнутся съемки? Нийл в больнице, и вообще… – протянула она. – Какие у тебя планы?
Он откашлялся, помахал нескольким знакомым.
– Джина… – начал он. – Бизнес есть бизнес, и, как бы Я ни переживал, что Нийлу… э… так не повезло, представление, как кто-то однажды сказал, должно продолжаться. Есть у меня идеи.
Может быть, другой режиссер. Не волнуйся, только представь себе надпись на рекламных щитах.
– Джина Джермейн и Джордж Ланкастер, – захихикала она.
Про себя же Оливер сказал по-своему.
Фильм Оливера Истерна.
Продюсер Оливер Истерн.
Джордж Ланкастер и Джина Джермейн в «Людях улицы».
– Точно, – сказал он. – После обеда позвоню Сейди.
– А потом что делаешь? Почему бы не заскочить ко мне домой на рюмашку?
Его передернуло. Одна мысль о сексе с Джиной приводила его в ужас.
– Я воспользуюсь твоим приглашением в другой раз.
– Дай слово, – кокетничала она.
– Непременно.
Тщетно пыталась Элейн вернуть Росса под супружеский кров. Сначала два дня она его разыскивала, когда же выследила в отеле «Беверли-Хиллз», он не отвечал на ее звонки.
Надо же было быть такой дурой, чтобы его выгнать. Как его вернуть и при этом избежать скандала, – вот в чем вопрос. С этим в Беверли-Хиллз беда, все в курсе дела.
Дом был как цветочная лавка. Желтые розы от Памелы и Джорджа – уже слегка увяли. Орхидеи от Биби и Адама. Тюльпаны, лилии, пальмы и юкка – бесконечная вереница экзотических цветов с короткими записками, в которых благодарят чудесных Конти за чудесный прием. Должно быть, в цветочном магазине «Флауэр фэшн» сегодня урожайный денек. В нормальной обстановке Элейн зашлась бы от восторга. Но без Росса на душе было пусто, и она не знала, как быть. И поговорить было не с кем.
Только с Мэрли, которую больше интересовали дурацкие бдения в больнице.
– Ты ведь развелась с Нийлом, – твердо напомнила Элейн.
– Теперь это не имеет значения, – говорила со слезами в голосе Мэрли. – Я люблю его по-прежнему и хочу, чтобы он это знал.
Рэнди пустили побоку, и Мэрли говорить о нем не желала.
Время от времени Элейн заглядывала в больницу, чтобы составить ей компанию. Но чувствовала себя неудобно, особенно когда появлялась Монтана и расхаживала с таким видом, будто она здесь хозяйка.
Счетов становилось все больше. Она их складывала кучкой, чтобы отправить управляющему делами Росса. Наличных было маловато, и она прикидывала, что же ей делать. Не то чтобы ей много было нужно: все оплаты производились по кредитным карточкам «Виза» или «Америкой экспресс». Но Лина ждет жалованья наличными, а признаться служанке, что денег у нее нет, она стеснялась.
Ах, Росс! Зачем ты это сделал?
Не он сделал. А ты.
Через неделю после изгнания Росса у парадного входа вдруг появился Рон Гордино – в руках большое вьющееся растение.
– Подумал, может, найдешь для него место, – произнес он в своей тягучей манере.
Она не отрывала взгляда от того места тренировочных штанов, где немыслимо выпирала его мужская плоть.
– Спасибо, – пробормотала она. Днем он лучше смотрится, чем вечером.
Он топтался на пороге, не желая уходить, пока она в конце концов не пригласила его в дом выпить чаю со льдом. Был полдень, и Лина бросала подозрительные взгляды, когда они уселись у бассейна.
– Почему ты… э… ко мне не заходишь? – спросил Рон. – Тебе надо держать себя в хорошей форме, Элейн. Ослабнет тело – что угодно прицепится. Витамины пьешь?
Она кивнула, тронутая его заботой. Хоть он за нее волнуется.
– Ходят слухи, что ты и… э… Росс выехали на гастроли в «развод-град».
– Кто тебе сказал?
– Говорят.
– Мы просто сделали передышку.
– Вид у тебя напряженный.
– У меня все хорошо.
– Вид такой, как будто тебе нужен… э… массаж.
– Не сегодня, Рон.
– Почему же?
– Нет настроения.
Он подался вперед и большими пальцами медленно, с ленцой, впился ей в основание затылка.
– Дамочка в напряге, – протянул он. – Появятся морщины.
Она устало вздохнула.
– Уже появились.
– Ложись.
– Не могу.
– Почему?
Она подумала о Лине, которая возилась в доме.
– Невозможно.
– Никакого секса, Элейн, – тянул Рон. – Я просто хочу… э… помочь. Тебе это нужно.
Уж не думает ли она подстраивать свою жизнь под какую-то горничную-мексиканку? Ей это действительно нужно.
Она провела его в спальню и заперла дверь. Сняла с себя все, кроме лифчика и трусиков, и легла на кровать лицом вниз.
Он сразу взялся за дело; искусные пальцы, что снимают мышечную боль, успокаивают, расслабляли ее тело.
– Перевернись, – распорядился он.
– Никакого секса, – слабо запротестовала она.
– И в мыслях… э… такого не было, Элейн.
Он стал массажировать ее ступни – это ей особенно нравилось. Потом руки медленно пошли вверх по ноге… лодыжка, икра, бедро. Внутренняя сторона бедра. Крепкие пальцы растирают ее, массажируют. Крепкие пальцы оттягивают в сторону трусики и входят в нее так повелительно, что нет сил сопротивляться.
Ах, Росс! Вернись скорей, я все простила.
А-а-а-х…
Росс целую неделю не шлялся по бабам. Случай с Нийлом Греем и Джиной Джермейн перепугал его до ужаса. Ну конечно, все настоящие мужики хвастают, что могут хоть в седле. Но на деле-то! Господи боже мой! Забудь об этом. Он не представлял, что может быть хуже. Да и что за щеколда такая у Джины Джермейн? Медоточивая западня, к которой ни один мужик, что в здравом уме, теперь и близко не подойдет. Как хорошо, что он никогда с ней не встречался. С его-то шлангом всю дорогу были бы неприятности.
С траханьем придется повременить. Теперь куда важнее заполучить Сейди.
Он встретился с Сейди у нее в офисе. Она была деловита до жестокости. Все время, пока они говорили, в кабинете был ее помощник-гомик. По послужному списку Росса она прошлась язвительно.
– Ты наделал кучу ошибок, – холодно сказала она.
Интересно, каких?
Их встреча длилась час, потом она его выпроводила, отрубив:
– Подумаю, что можно для тебя сделать. Если решим, что многого дать тебе не сможем, и смысла нет за тебя браться «.
Он чувствовал себя, как начинающая актриса, которая бьется изо всех сил. Впрочем, начинающие актрисы не бьются изо всех сил, они просто откидываются на спину, раздвигают ноги и радушно принимают Америку.
Жить в гостинице было хорошо. Телевизор. Обслуживание.
Тебе говорят, кто звонит, и ты можешь не брать трубку. Никто не цепляется. Изредка прогулки вокруг бассейна. Ленч в буфете – чем бог пошлет. Перед ужином – коктейль в баре» Поло «.
Он не обращал внимания на звонки Элейн, решив дать ей немного помучиться. Элейн не дура. Она знает, что к чему. Какие бы промахи он ни совершал, быть за ним замужем – это значит что-то из себя представлять. Без него она никто. Таков закон Беверли-Хиллз, нравится ей это или нет. Вот если бы у нее были деньги – а у нее их нет – или связи – их тоже нет, – возможно, дело бы обстояло по-другому. Он для нее – все, и у нее хватит ума это понять.
Поскольку Сейди не звонила, он позвонил сам.
– Миз Ласаль вам перезвонит, как только сможет, – был ответ.
Миз Ласаль не торопилась. Через четыре дня он позвонил! снова, и миз Ласаль сочла наконец-то возможным взять трубку.
– Извини, Росс, – произнесла она деловым голосом, как будто и не было той ночи с банкетом. – Та еще выдалась неделька.
– Я ушел от Элейн, – сообщил он.
Она прореагировала мгновенно:
– Надеюсь, у тебя есть хороший адвокат. Как бы алименты тебя не прикончили.
Его взяла досада, что она не проявляет участия.
– Я думал, ты позвонишь.
– Я ведь сказала – неделя была сумасшедшая.
– Да, знаю. Но важно, чтобы ты мне сказала: вместе мы опять или нет?
Она нарочно молчала слишком долго. Потом сказала:
– На уик-энд я еду в Палм-Спрингс. Может, ты захочешь там со мной встретиться, и мы это обсудим.
Он был в растерянности. Когда с ним играли, он распознавал это сразу – он и сам играл достаточно.
– А как насчет ужина сегодня? – предложил он свой вариант.
– С удовольствием бы, но иду на просмотр.
– Завтра вечером?
– К сожалению, или уик-энд, или ничего. – Она помолчала минуту, наслаждаясь. – В чем дело? Ты разве не хочешь провести со мной уик-энд?
У него был план, как соблазнить Сейди. Но на его условиях;
И вот теперь тон задает она.
– С превеликим удовольствием, – сказал он, пытаясь повернуть разговор по-своему. – Я за тобой заеду и отвезу туда.
– Мне бы очень хотелось. – Она с сожалением вздохнула. – Но я уже договорилась, как ехать. Я дам тебе адрес, а ты подъезжай в субботу, часов в пять.
Он принял ее условия. Как только ее заманит, все пойдет по-другому.
Сознание вины угнетало Монтану. Хотя она и знала, что оснований чувствовать себя виноватой у нее нет. Она не сводила глаз с Нийла, все еще лежавшего в реанимационной, и ей хотелось закричать:» Ты сам во всем виноват «. Но, разумеется, она молчала.
Неделю она ходила как в тумане, перебралась в палату рядом, чтобы быть как можно ближе к нему. Он лежал неподвижно как камень, бледный и исхудалый, словно жизнь уже его покинула.
Трубки, капельницы, мониторы – все это, чтобы поддерживать в нем жизнь. Говорить он не мог, но она чувствовала, что он все прекрасно понимает.
Доктор, которого она прозвала за его увлечение ярлыками мистером Гуччи, сказал, что доволен состоянием Нийла.
Какое там состояние! Она хотела знать мнение других врачей, но, наведя справки о мистере Гуччи, выяснила, что у него отличная репутация.
Мэрли все время была там, белокурая и в слезах. Монтана решила, что она не такая уж сука, какой ее представлял Нийл.
Изредка являлся Оливер Истерн, как обычно – в сопровождении нескольких подлипал. В голливудских газетах полно было сплетен о» Людях улицы «, но Монтана и не думала их читать.
Как-то Оливер отозвал ее в сторону и сказал:
– Нам надо поговорить о фильме.
Она не могла поверить, что в такое время он хочет говорить с ней о делах, о чем ему и сказала.
– Не строй из себя дурочку, – оборвал он. – Я должен выполнять обязательства. Задержки дорого обходятся.
– Ну и что ты намерен делать? – спросила она язвительно. – Снимать картину без Нийла?
– Именно, – рявкнул он. – И мой адвокат говорит, что у меня на это полное право, – почитай сама то положение в контракте, где речь идет о болезнях.
Она была вне себя от возмущения.
– Ты этого не сделаешь.
– Увидишь. Когда речь идет о деньгах, я не то еще могу.
Сейди Ласаль отдавала распоряжения:
– Я устраиваю для тебя съемки, Бадди, с одним из лучших фотографов на Западном побережье и хочу, чтобы ты выглядел как картинка. Итак, пока я не дам тебе знать, спать ты ложишься рано и чаще бываешь на солнце. Справишься?
Да если ей надо, он голым промчится по бульвару Сансет.
– Наркотиками увлекаешься? – решительно осведомилась она. – В порнофильмах снимался? Голым фотографировался?
Выкладывай все, о чем мне следует знать, пока мы еще не приступили. Не хочу, чтобы твое прошлое вдруг тебя настигло, так что, будь добр, говори правду.
Правды он не сказал. Не хотел, чтобы все пошло прахом, даже не начавшись. И потому он предстал чистым как стеклышко и не признался ни в чем – вот разве только травкой подымил пару раз.
– Как с семьей? – спрашивала она. – Никаких Билли Картеров14 в чулане?
Минуту он с горечью вспоминал о матери, а потом покачал головой.
– Женат? Развелся? Гомик? Бисексуал?
Никаких отклонений от нормы у него нет и брачными узами связан не был и не связан сейчас, по его словам. Ангель станет неожиданностью. Приятной.
Они поговорили о» Людях улицы «, о его пробах и о том, что, как заверила его Монтана Грей, роль – его.
– В нашем деле гарантий не бывает, – сказала Сейди. – Заруби это себе на носу и помни, как бы высоко ни взлетел. – Она помолчала. – Конечно, я сразу же переговорю насчет тебя с Оливером Истерном. Хотя думаю, что, раз Нийл Грей все еще в больнице, на уме у него другое. Съемки, вероятно, отложат, так что давай-ка умерим наши мечты.
– Я в ваших руках. – Он пожал плечами. – Как скажете, так и сделаем.
– Умный подход. Его и держись.
С первой их встречи он уходил, поверив наконец, что кой-чего в жизни добьется. Раз Сейди Ласаль распознала в нем будущую звезду, значит, не обманывал он себя все эти годы.
Прежде всего надо найти жилье. В кармане у него есть деньги., хватит, чтобы выбрать что-нибудь приличное – для разнообразия. Он купил» Голливуд рипортер»и изучил раздел объявлений о недвижимой собственности.
Посмотрев несколько домов, выбрал меблированную квартиру на Уилшир рядом с Уэствудом. Отнюдь не помойка. Дороговато, но в подвале – хорошо оборудованный гимнастический зал, большой чистый бассейн на крыше и приходящие горничные.