Коллинз Джеки. Голливудские жены

   Он немного постоял в прохладном гараже и подумал, что в конце концов ему, наверное, повезло. Прошлого нет. Нет дерьма.
   Ничего нет. Без ничего. Разве так уж и плохо, учитывая все, что было?
   Он поднимался в грузовом лифте: пассажирский был занят.
   В воздухе витал соблазнительный аромат, не то что раньше, когда приходилось нюхать помойку. Он бы не сказал, конечно, что за домом не присматривают, – двадцать четыре часа в сутки дежурит привратник. Но кое-кто из жиличек считает, что этого недостаточно. Его попросили подписать ходатайство, чтобы и в гараж под домом поставили охрану. Бадди вздохнул. Ладно. Он бы и сам не хотел, чтобы Ангель ходила там, внизу, одна.
   Ангель. Как хочется ее увидеть! Он, пожалуй, отменит лимузин, раз уж рано вернулся, и поедет заберет ее сам.
   Аромат держался до самой квартиры и, когда он открывал дверь, все еще витал в воздухе. Сначала он было подумал – горничная надушилась. Но потом чутье подсказало – Ангель здесь, и сердце у него, как у тринадцатилетнего мальчишки, чуть не выпрыгнуло из груди.
   – Ангель! – позвал он. – Детка, где ты?
   Он широко распахнул дверь в спальню и сразу же понял – случилось что-то страшное.
 
   Ангель еле дышала. В фургоне было грязно, воздух спертый, жара невыносимая, а окна затемнены.
   Она жалась в угол, когда автомобиль подпрыгивал на ходу, боялась за ребенка, живот схватывала острая боль.
   Она закрыла глаза и думала о Бадди, снова и снова, как заклинание, повторяя про себя его имя.
 
   Плакат лохмотьями свисал со стены. Но глаза остались нетронутыми – и на них жирным фломастером были выведены слова:
   ЛИЦО МОЕ АНГЕЛ МОЙ КТО ОН – БАДДИ ХАДСОН?
   ОН ПРЕКРАЩАЕТ СУЩЕСТВОВАНИЕ СТРАЖ ПОРЯДКА Мороз побежал по коже, когда на память стали приходить обрывки разговора с детективом Розмонтом: брат… близнец… убийца… называет себя Стражем Порядка.
   И Бадди вспомнилось, как он подумал: «Что за чушь собачья!
   Мне наплевать! Я тут совершенно ни при чем».
   Он оглядел квартиру и со страхом понял – Ангель была тут.
   На тумбочке рядом с кроватью стоит ее будильник, рядом – несколько фотографий в рамочках, на которых они сняты вместе.
   Он рванул дверцу стенного шкафа: так и есть – ее одежда аккуратно висит рядом с его. В ванной – ее зубная щетка, расческа, разная косметика.
   Нечего и сомневаться: она тут была. А раз так, то где она сейчас?
   – О господи! – ахнул он. – О, нет!
 
   Леон взялся за дело – полагаясь на помощь полиции из Беверли-Хиллз, департамента автотранспорта и всеохватывающей компьютерной системы. «Ягуар» был зарегистрирован на Ферди Картрайта. Дома у него никто не открывал. Соседка сообщила, что видела, как он уезжал – в машине, один – утром часов в одиннадцать.
   Леон поговорил с этой женщиной. Разговаривать со свидетелями он умел. Люди ему доверяли.
   – Вы видели мистера Картрайта с этим человеком?
   Он показал два портрета Дека: фотографию, на которой тот снят старшеклассником; другой портрет сделан художником – так бы Дек выглядел сейчас. Портрет был нарисован со слов очевидцев. Бритая голова, застывший взгляд, рваная одежда.
   Женщина смотрела на портреты, чуть прищурившись.
   – К мистеру Картрайту много ходит мужчин. – Она наклонилась поближе, словно делилась государственной тайной. Он знаете ли, гомосексуалист. Только, пожалуйста, не говорите что узнали это от меня.
   Леон угрюмо кивнул.
   – Ни в коем случае.
   – А в чем, кстати, мистер Картрайт провинился?
   – Его машина попала в аварию. Пытаемся его найти.
   – Он не пострадал?
   Леон подавил нетерпение.
   – Как раз это мы и пытаемся выяснить. Пожалуйста, посмотрите на фотографии.
   Женщина снова принялась их рассматривать, покривилась.
   – Не нравится мне, как выглядит вот этот, – заметила она, показав пальцем на Дека, каким его изобразил художник.
   – Он тут был? – наседал Леон.
   – Он? Нет, его бы я запомнила… – протянула она. – Вот насчет другого.
   – Да?
   – Я не уверена… как будто совсем и не он.
   – Кто?
   – Мужчина этот, что заезжал сегодня рано утром. Очень хорош собой. – Она засмеялась. – Звучит дико, но он был вроде как постарше и более красивая копия вот этого.
   Она показала на школьную фотографию Дека.
   У Леона мороз побежал по коже.
   Бадди.
   – А не помните, как он был одет?
   – Черные брюки, белая рубашка и красивый спортивный пиджак, тоже черный. – Она разразилась хохотом. – Подумаете: вот подлая старушенция, от окна не отрывается… Но это лучше, чем целый день смотреть сериалы по телику.
   – Разумеется. – Леон был согласен, ему не терпелось закончить разговор, и он уже двигался к выходу.
   – Помнится, мне еще подумалось, – крикнула женщина, – если и этот – гомосексуалист, то на кой его природа так одарила!
   Детектив в Сан-Диего дал Бадди бумажку с телефонами. Но тогда он не проявил интереса, засунул бумажку куда-то, прекрасно зная, что она ему никогда не пригодится.
   Он лихорадочно вывернул карманы. Пусто. Потом смутно припомнил, как скатал бумажку в машине и бросил на пол.
   Он выбежал из квартиры, заскочил в лифт, спустился в гараж и на четвереньках ползал в машине по полу.
   Проклятой бумажки не было и в помине.
   Перерыл бардачок, пошарил вокруг сидений, громко выругался от разочарования. Заторопился обратно наверх.
   Дверь в квартиру была открыта, как он ее и оставил. Он торопливо вошел и замер. Там кто-то был.
   Дек вез ее знакомить с матерью. На душе было хорошо. Совсем не так, как в прошлый раз. На этот раз они поладят. Будут улыбаться друг другу и мило беседовать. Будут его нахваливать, а не высмеивать и осуждать.
   – Да воздаст Бог хвалы умершим! – проговорил он вслух. – Ибо только в смерти очистится душа от грехов и выпустит бесов.
   Он сосредоточенно думал.
   Убей.
   Убей мать.
   Убей Джой.
   Убей себя.
   КТО ОН – БАДДИ ХАДСОН?
   Теперь ему все равно. Есть у него выход.
   Как хорошо, когда точно знаешь, что делать.
   И никто никогда больше не будет над ним смеяться.

Глава 80

   – Что у вас за дела с Ферди Картрайтом? – Бадди рта раскрыть не успел, как на него обрушился Леон.
   – Эй! – Бадди схватил его за руку – даже не полюбопытствовал, как он тут оказался, просто рад был, что он пришел.
   – Ангель у Дека? Этот ненормальный сукин сын забрал мою жену?
   – О чем вы?
   – Он здесь был!
   – Как вы узнали?
   Бадди потянул его в спальню и показал разодранный плакат и нацарапанную на нем надпись.
   – Что значит эта ахинея? – спросил Бадди. – Значит, он забрал Ангель?
   – Кто эта Ангель?
   – Моя жена, черт возьми! Что вы собираетесь делать?
   – Расскажите-ка лучше все по порядку.
   – Ангель должна была встретиться со мной здесь в пять. Почему-то приехала раньше, а сейчас ее нет. Не понимаю, как он смог меня найти? О нашем родстве знаете только вы.
   – У кого еще есть плакат?
   – У половины Америки. В понедельник он разойдется на рекламных щитах от океана до океана.
   – Может, тут ключ.
   – Какой, на хрен, ключ? Где Ангель? – выкрикнул Бадди.
   – Вашу жену мы найдем, – сказал Леон уверенно, хотя уверен отнюдь не был. – Но мне нужна информация. Кто такой Ферди Картрайт?
   – Он-то тут при чем?
   – Послушайте меня, – грубо бросил Леон. – Вы были у него рано утром. Потом его машина попала в аварию. Когда подоспела полиция, там уже никого не было. Но в машине осталась сумка Дека Эндрюса. – Он помолчал. – Давайте-ка, Бадди, рассказывайте, что вам известно.
   – Ферди работает на моего агента Сейди Ласаль. Я заехал к нему сегодня утром. Хотел, чтобы он подскочил к Сейди и кое-что ей от меня передал.
   – Он согласился?
   – Да.
   – Еще кто-нибудь там был?
   – Какой-то парнишка.
   – Его имя?
   – Я-то откуда знаю? – взорвался Бадди. – Это что, поможет найти мою жену?
   – Надеюсь, что да. Потому что это единственное, чем мы располагаем.
 
   Он действовал осторожно. Никогда не знаешь, какие силы попытаются затащить тебя в ловушку. Даже в воздухе витала опасность. Жара. Враги подстерегают на каждом шагу.
   На этот раз Дек подогнал фургон прямо к двери дома Сейди.
   Прошелся по лужайке, заглядывая в окна.
   Предвечернее солнце уходило за низко нависшие тучи. Пошел бы дождь, что ли. Дождя ему не хватает. Дождь – положительная сила. Жара – исчадие ада.
   Он услышал, как в доме зазвонил телефон, но никто не подошел.
   Правой рукой он провел по гладкому черепу. Потом достал из кармана рубашки ключи, которые стянул еще раньше, и открыл дверь.
   Он всегда знал, что вернется к матери.
   Царит тишина.
   Как и должно быть.
   Она съежилась на заднем сиденье фургона и пыталась сдерживать готовый прорваться крик. Боль утихла. Она разжала кулаки и глубоко вздохнула. В фургоне почти не было воздуха, приходилось давиться густой пылью. Она вся взмокла от пота, езда ее вконец вымотала. Слава богу, что остановились. Может, он ушел и оставил ее?
   А что, если это ловушка?
   Она с трудом пробралась к задней дверце и принялась слабо скрестись.
   – Помогите… прошу… прошу… помогите же хоть кто-нибудь.
   Как она прекрасна – его золотистый Ангел Надежды! Как не похожа на ту Джой, которую он встретил вначале Всхлипывает, пока он помогает ей выйти из фургона. Ничего.
   Вода… слезы… все одно.
   Он наполовину втащил, наполовину внес ее в дом. И знал, что желает ее, как не желал ни одну женщину на свете.
   Это оттого, что она – по-настоящему его. Он вел ее по этой жизни, он изгнал из ее тела порок, с ним она прошла очищение.
   – Джой, славная Джой! – бормотал он, помогая ей подняться по лестнице.
   – Я… не…Джой! – крикнула она с отчаянием.
   Он тут же разозлился. Ну зачем она его злит?
   Сука.
   Шлюха.
   Проститутка.
   Он грубо втащил ее в спальню к Сейди и бросил на кровать.
   – Не смей! – завопил он. – Никогда чтобы не говорила, что ты не она.
   Он сгорбился над ней со вставшим членом. Нет никакого греха – разрядить свою силу в Джой. Они же муж и жена.
   Какое-то мгновение он не мог понять, где он. Потом снова зазвонил телефон, переполошив его до бешенства. Он соскочил с кровати, схватил провод и со злостью вырвал его из розетки.
   Где мать?
   Она полюбит Джой – такую бледную, белокурую и красивую.
   Такую леди.
   Но и шлюху. Не надо этого забывать.
   Все женщины – шлюхи.
   Убей.
   Убей мать.
   Убей Джой.
   Убей себя.
   Но сперва они обе должны встретиться. Он обязан это сделать для них.
   Дек рванул с постели простыню, искромсал и еще раз связал Ангель, распластав ее поперек кровати.
   Он сумасшедший. Она поняла это. В черных глазах, какими он смотрит на мир, пляшет безумие.
   Кто он? И почему у него такое ужасное, отвратительное сходство с Бадди?
   Бадди красивый.
   А этот – урод. Чудовище.
   Ребенок перестал толкаться. Она почувствовала тупую пульсирующую боль.
   «Он убил моего ребенка, – подумала она. – И меня скоро убьет».
   У нее мурашки, поползли по телу. Она больше не увидит Бадди.
   – Мать. Мать. Проснись, дело важное.
   Перед глазами у нее поплыла физиономия Дека. Глаза у него так похожи на ее – ничего нет от Росса.
   Бедный Росс.
   Превозмогая боль, Сейди попыталась говорить. Челюсти не слушались. Она чувствовала языком острые края выбитых зубов, а глаза у нее были как щелочки. Хоть за нож не взялся… пока'.
   Сколько же она пробыла без сознания? Кажется, долго. Почему он все еще здесь?
   Может, прошло всего несколько минут? Она чувствовала, что опять проваливается в бездну, и попыталась удержаться, но боль была такой невыносимой.
   Он отвязывает ее от стула. Может, собирается отпустить?
   Может.
   Она снова потеряла сознание.
 
   Он сказал:
   – Мать, какая же ты дура! – Потом заорал дурным голосом:
   – Мать, проснись!
   Когда она не проснулась, он пнул ее. Джой ждет. Нехорошо заставлять ее ждать.
 
   Все стало на место.
   Ферди Картрайт работал на Сейди Ласаль.
   Сейди Ласаль – агент Бадди.
   Ферди отправляется навестить Сейди.
   Она живет на Анджело драйв.
   У нее есть плакат.
   Ферди исчезает.
   Сейди нет в Палм-Спрингс, где она должна быть.
   Дома телефон не отвечает.
   Телефон отключен.
   – Едем, – заторопился Леон.
 
   Втащить мать вверх по лестнице заняло много времени.
   Тяжелая, но он упорно продолжал тащить. В конце концов, обещание есть обещание, и не может он разочаровать Джой.
 
   Ангель услышала, что он возвращается.
   – Вы должны отпустить меня, – выкрикнула она в отчаянии. – Я теряю ребенка. Ради бога! Ради бога, отпустите!
   Когда он вошел, она похолодела, ее захлестнуло отчаяние. Он волочил тело женщины.
   Она начала биться в истерике.
   – Мать, это Джой. Джой, поздоровайся с матерью.
   Жаль, что Джой себя плохо ведет. Он вынужден был вставить ей кляп, и вовсе нехорошо, что она вынудила его это сделать.
   Голова болела. Вспомнилась Филадельфия – так давно это было и так далеко.
   Дек взглянул на мать – он усадил ее на стул рядом с кроватью.
   Потом посмотрел на Джой, связанную и с кляпом во рту.
   Две женщины в его жизни.
   Две особые женщины.
   С каким трудом он устроил им эту встречу! А они даже не ценят.
   Не ценят?
   В бешенстве он сорвал с себя одежду, в последнюю очередь стянул сапоги.
   Повертел в руках нож, потрогал острие, ощерился маской смерти.
   Желание разлилось по телу, закипело в крови, наполнило мозг. Голова болела, глаза болели.
   Джой ждет его, раскинула ноги.
   Шлюха.
   Джой ждет его и никогда больше не будет над ним смеяться.
   Ангель.
   Он задрал ей юбку, ножом полоснул по трусикам, сорвал.
   Шлюха.
   Ее лицо исказилось, глаза стали огромными. Она его хочет.
   Золотистый Ангел Надежды хочет слиться со Стражем Порядка.
   Он оседлал ее, приготовился в нее войти, занес руку с ножом, чтобы одновременно и ударить.
   И да сольются они.
 
   Бадди схватил его сзади – в отчаянном броске, от которого оба потеряли равновесие и свалились на пол. Боролись они несколько секунд, потом Дек издал горлом какой-то нечеловеческий звук и ударил ножом, целясь Бадди в лицо. Нож полоснул по ладони, хлынула кровь.
   Боли Бадди не почувствовал, он чувствовал только ярость, и ярость придала ему силы. Правой рукой он схватил Дека за руку, в которой был нож, и начал отгибать назад запястье… медленно… медленно… с силой.
   Глаза их на миг встретились. Черные с черными. Разные и все-таки одинаковые.
   – КТО ОН – БАДДИ ХАДСОН?
   Дек завопил, кулак его вдруг разжался, и нож, устремившись вниз, вонзился ему прямо в глотку.
   Когда Леон ввалился в комнату, все было кончено.

Эпилог

   Вторжение к Сейди Ласаль, убийство Ферди Картрайта и то, что за этим последовало, ввергло Голливуд в шок, который стал по-настоящему жутким, когда рано утром в воскресенье Вулфи Швайкера нашли в его собственной спальне, застреленного каким-то неизвестным. Народ запаниковал. Все помешались на безопасности. Резко подскочил спрос на сторожевых собак, личных телохранителей, бронированные лимузины и оружие. Начало всему положила Биби Саттон, превратив свою спальню в неприступную крепость: оборудовала ее металлическими ставнями, которые открывались и закрывались с помощью электроники, и поставив дверь, которыми обычно оснащают сейфы в банках.
   Сейди Ласаль и Ангель Хадсон срочно доставили в отделение экстренной помощи. Опытным врачам удалось предотвратить у Ангель выкидыш. Через несколько дней ее отпустили домой, наказав ничего не принимать близко к сердцу и отдыхать.
   Сейди отделалась не так счастливо. У нее оказались перелом двух ребер, скулы и носа и многочисленные ушибы. К тому же она перенесла шок и совершенно ничего не помнила.
   Леон Розмонт ее допросил, но ничего не узнал. Ангель также нечего было сказать. Ни та, ни другая не дали никаких зацепок, словно сговорились хранить молчание.
   У Леона были свои соображения, но, даже если они был прав, теперь-то какая разница?
   Дек Эндрюс погиб. Но загадка осталась.
   Оливер Истерн следил за событиями, разыгравшимися в субботу и воскресенье, по телевизорам, которые были повсюду расставлены у него в доме. В понедельник он рано утром отправился в офис, прикидывая, как бы сразу засадить за работу сценариста.
   Какой бы вышел фильм! А если еще подписать контракт с Бадди Хадсоном, чтобы тот сыграл себя самого!
   Ровно семь часов. Ретивый служака уже ждет, чтобы отогнать машину от подъезда в гараж. Чтоб Оливер Истерн да лично въехал в подземный гараж…
   Сверкающий «Бентли» передан из рук в руки, а он торопливо входит в здание и останавливается у газетного киоска купить утренние газеты и три пакетика мятных лепешек – освежить дыхание. Утренний ритуал.
   По лестнице он взбежал по-спортивному. Еще один утренний ритуал. Нет у него времени на тренировки и гимнастические залы. Бег вверх по лестнице – отличное упражнение для сердечно-сосудистой системы. Бесспорно, лучше, чем отжиматься на полу или прыгать через веревочку. К тому времени, как он добирается до своего офиса на крыше, сердце у него колотится точно в таком темпе, какой и предписан при напряженных физических упражнениях.
   Он влетел в свой офис, немой свидетель удовольствий, которые он испытывал, когда удавалось объегорить клиентов. Большой перетрах – но в чем и смысл жизни, как не в этом?
   Его секретарша раньше девяти не появлялась. Это его вполне устраивало, поскольку было время принять душ и без помех переговорить по телефону с Нью-Йорком. Он отворил дверь в свой кабинет – личное его убежище, где он так любил сидеть за своим письменным столом, отделанным тисненой кожей, и любоваться безукоризненным блеском кожаных диванов, превосходными коврами и изящным антиквариатом.
   Посредине стола стояла большая коробка, обернутая в подарочную бумагу. Оливер любил получать подарки. Он разорвал обертку, открыл коробку, подозрительно потянул носом, потом взревел от дикого бешенства.
   И отшатнулся – раздавленный.
   Монтана выбрала именно эту минуту, чтобы неторопливо войти в кабинет.
   – Доброе утро, Оливер. Зашла вот, чтобы кое-что забрать. – Она помолчала. – Бог мой! Чем это воняет? – Она двинулась к столу. Он стоял как каменное изваяние. Она заглянула ему через плечо и отступила назад. – Оливер! – воскликнула она. – Тебе прислали кучу говна. О господи! – Она не смогла удержаться от смеха. – Ох, Оливер! Кто это так над тобой подшутил?
   Физически натренированным он никогда не был. Если требовалось кого-нибудь отколошматить, он нанимал для этого дела профессионалов. Но сейчас он был в таком бешенстве, что потерял над собой контроль. Он развернулся и бросился в атаку.
   Промахнулся.
   Она спокойно отступила, он поскользнулся и растянулся на полу.
   И взвыл от обиды.
   Она грациозно удалилась. Ох, долго еще будет она с удовольствием вспоминать выражение ужаса налицо Оливера! А устроить все это было так легко. Звонок в бюро услуг, удачно названное «Вы просите – мы выполняем», и после минутного удивления они со старанием, достойным восхищения, приняли заказ и доставили красиво упакованный подарок – свеженький, прямо из-под быка. Монтана про себя усмехнулась. В конце концов Оливер Истерн получил все бычье дерьмо, с каким мог управиться, – до конца жизни.
   К полудню новость эта облетела весь Голливуд.
 
   Рэтс Соресон наводнил газетные киоски номерами «Правды и факта» через неделю после того, как газеты откричали по Сейди Ласаль.
   Росс Конти обрел величие. Ну… не совсем величие. Скорее репутацию самого большого трахальщика со времен Эррола Флинна. Вот он на обложке – в восхитительных красках, во всем великолепии, данном ему природой. В сопровождении очень услужливой и очень голой Карен Ланкастер.
   Это принесло Россу то, что несколько лет назад принес Берту Рейнольдсу разворот в «Космополитене».
   Немедленное превращение в суперзвезду. По новой.
   Он снова был на первом плане – совсем как в доброе старое время.
   Несомненно, помогло и то, что на лице у него была улыбка, а ниже – эрекция, из-за чего журнал попытались изъять из киосков по требованию нескольких разъяренных организаций, которые развопились насчет законов о непристойности. Когда подъехали грузовики, чтобы забрать журналы, на которые был. наложен запрет, не осталось ни одного экземпляра.
   Росса Конти раскупили целиком и полностью.
   Фамилия Литтла С. Порца не была указана в публикации его снимков, зато он получил прекрасный гонорар.
   Он отпраздновал это в «Марина Дель Рей», баре для одиночек, где повстречал одну рыженькую, видом почти девочку, которая наградила его герпесом и украла у него машину.
 
   Элейн была на коне. Ее избрали «Женой года». Какая еще женщина может снести то, что вытворяет – публично – Росс Конти, и из всего этого выйти с улыбкой?
   Журналисты домогались ее интервью. Журнал «Пипл» посвятил ей две страницы, назвав ее сердечной, остроумной и мудрой.
   Дорогой Мерв пригласил к себе на передачу, чтобы поговорить о супружеской неверности и о понимании, проявляемом женами.
   Она стала знаменитостью сама по себе. Конти были самой популярной супружеской парой Голливуда. Биби Саттон ей постоянно названивала. Их приглашали на все премьеры, приемы и прочие сборища.
   Вместе они этим и наслаждались. После десяти лет они обрели друг друга, а это-то и было самое главное.
 
   Леон Розмонт вернулся в Филадельфию. Вернулся, а Милли дома не было. Он прождал несколько недель, прежде чем с ней связался.
   Она жила у брата.
   – Возвращайся домой, – невесело позвал он. – Все кончилось.
   – Это никогда не кончится, Леон, – ответила она грустно. – У тебя всегда подвернется очередное расследование, а это куда хуже очередной любовницы.
   Видимо, она права. Он слишком устал, чтобы спорить.
   Может, ему на роду написано быть одиноким. Частенько ему вспоминалась Джой. Ее веселый нрав и кривая ухмылка.
 
   Бадди Хадсон добился в жизни всего, чего желал, и даже больше. О том, как он героически спас Ангель и Сейди, и о его мистическом родстве с Деком Эндрюсом газеты раструбили на весь мир.
   Рекламный щит с его фотографией вызвал сенсацию.
   Ангель опять была с ним.
   Все за ним гонялись. Ведущие агенты, влиятельнейшие продюсеры, руководители телекомпаний и вдобавок – все журналы, все разговорные программы и все газеты страны.
   Всеобщее внимание, с одной стороны, волновало, а с другой – пугало.
   Он тянулся к Ангель. К своей прекрасной беременной жене, более замечательной и сердечной, чем когда-либо, но еще и с нежной решительностью, которая ему нравилась.
   – Сам ничего не предпринимай, – сразу сказала она ему. – Дождись Сейди. В конце концов, она твой… агент.
   Дельный совет. Выписавшись из больницы, Сейди с головой ушла в работу, и Бадди был для нее на первом месте. Она никогда не упоминала Дека Эндрюса, Ферди Картрайта или ту роковую субботу. И не позволяла, чтобы кто-нибудь еще об этом упоминал.
 
   У Джины Джермейн пошла полоса губительных публикаций.
   Началось с журналистки, с которой она обедала в тот день, когда Росс Конги попал в автомобильную катастрофу. Девица раздолбала ее в статье в пух и прах. Неделю Джина приходила в себя.
   Потом «Энкуайр» выступил с разоблачениями ее прежней жизни. «ТВ-гид» разгромил ее в главной статье одного из своих номеров. А несколько газетенок, из тех, что продаются в супермаркетах, довершили дело.
   Джина удрала в Париж, где уменьшила бюст – в отчаянной попытке добиться того, чтобы ее принимали всерьез. Там она и влюбилась в стареющего французского кинорежиссера, который обещал ей настоящие роли в серьезных фильмах и снял в «черной» комедии, стоившей сущие гроши, – о тупой американской актрисе-блондинке. Наконец-то! Она отбила телеграмму Оливеру Истерну, сообщив, что ей совершенно невозможно выполнить свои обязательства и вернуться в Америку, чтобы играть в его картине.
   Он пригрозил судебным процессом.
   Она ответила одним словом: говно.
   Карен Ланкастер уехала из Америки со своей рок-звездой.
   Папочка был недоволен ее нескромностью, получившей огласку.
   А Джош Спид только веселился и хохотал.
   Она стала «групи», повсюду мотаясь за Джошем во время его необыкновенно успешных гастролей по Европе. Некоторое время она наслаждалась своей вновь обретенной известностью, а потом самолеты, отели, стадионы и бесконечные приемы вошли в привычку и надоели ей – дальше некуда.
   Ей не хватало Беверли-Хиллз. Не хватало «Джорджио»и «Лина Ли»– где еще покупать? Не хватало «Ма Мезон»и «Бистро»– где еще посидеть за ленчем? Не хватало «Доминика»и «Мортона»– где еще поужинать?
   Не хватало изумительных приемов, которые закатывала Биби в день вручения «Оскаров». И ужинов на скорую руку, украшенных кинозвездами, на кухне у Сейди Ласаль.
   Ей не хватало швейцаров, которые отгоняли бы ее машину на парковку, жаркого солнца, тенниса, «Поло». Черт возьми, ей не хватало всего!
   Ей не пришлось долго уговаривать Джоша, что тому надо сниматься в кино и что она как раз и есть та дама с нужными связями, которая может все это устроить.
   Идея пришлась ему по вкусу. Он не был недотепой и прекрасно понял, насколько выгодно связать себя с такой женщиной, как Карен. Когда она через несколько недель обнаружила, что беременна, они решили пожениться.