Вскоре после этого Бриджит столкнулась с Сантино Боннатти, злейшим врагом семьи Сантанджело. Он пытался изнасиловать ее и Бобби, когда она была еще несовершеннолетней, а Бобби был и вовсе маленьким мальчиком. Бриджит застрелила Сантино из его собственного пистолета, и хотя Лаки впоследствии пыталась взять вину на себя, Бриджит приложила все усилия к тому, чтобы правда выплыла наружу. В результате суд признал убийство непредумышленным действием в целях самообороны и оправдал Бриджит.
   Потом в ее жизни появился Пол Вебстер.
   Бриджит была от него без ума, но Пол не замечал ее. И тогда-то состоялась помолвка Бриджит с богатым сыном одного из конкурентов деда.
   Только после этого Пол обратил на нее должное внимание, однако к этому времени Бриджит уже решила, что карьера для нее гораздо важнее любого мужчины. Она разорвала помолвку и сделала все, чтобы добиться успеха в качестве фотомодели.
   И снова ей не повезло. Первым человеком из мира шоу-бизнеса, с которым она столкнулась, был Мишель Ги – известный и влиятельный агент, на поверку оказавшийся извращенцем. Он заставлял Бриджит позировать с другими девушками, делал снимки, а потом шантажировал. Неизвестно, удалось бы ей когда-нибудь от него избавиться, но тут ей на помощь снова пришла Лаки, которую Бриджит считала своим добрым ангелом. С тех пор Бриджит утроила меры предосторожности, относясь ко всем мужчинам с неизменной настороженностью. Она просто не шла на контакт, если ей не были ясны их намерения, и на протяжении вот уже нескольких месяцев ее единственным сексуальным опытом был короткий роман с Айзеком Лефлером, который, как и она, тоже работал в модельном бизнесе.
   – Как ты можешь жить без секса? – часто спрашивала Лин, проведя бурную ночь в объятиях очередного рок-гиганта.
   – Спокойно могу, – отвечала в таких случаях Бриджит. – Я просто жду подходящего парня, а когда он появится – можешь не сомневаться: он от меня не уйдет.
   Но на самом деле она просто боялась серьезного увлечения. Любого серьезного увлечения.
   Для нее слово «мужчина» было синонимом опасности. Правда, время от времени Бриджит все же позволяла себе ходить на свидания, однако с каждым разом все больше разочаровывалась. Эти игры были стары как сам мир. Сначала – ужин в дорогом модном ресторане, потом – несколько коктейлей в недавно открывшемся баре или клубе и неизбежные грубые объятия. Когда же мужчина решал, что она вполне готова, и собирался сделать последний, решительный шаг, Бриджит ускользала, не оставив в руках поклонника даже серебряной туфельки. Так было безопаснее всего, и она никогда ни о чем не жалела.
   Ей даже начинало казаться, что это единственный способ общаться с мужчинами.
   – Что вы с Лин делаете сегодня вечером? – неожиданно спросил Фредо, переходя к другому .аппарату, и Бриджит машинально сменила позу.
   – А что? – спросила она, услышав щелчок затвора и жужжание автоматической перемотки.
   – Дело в том, дорогая, что у меня есть двоюродный брат…
   – Даже не мечтай, – твердо сказала Бриджит.
   – Он приехал из Англии.
   Бриджит слегка приподняла бровь.
   – Твой кузен – англичанин?
   – Карло – итальянец, как и я. Он только работает в Лондоне.
   – И ты, несомненно, обещал познакомить его с парочкой молодых, сексуальных моделей?
   – Нет, что ты! Все совсем не так!..
   – Так я и поверила.
   – Карло помолвлен.
   – И это, несомненно, придаст его американскому приключению особенную пикантность, – саркастически хмыкнула Бриджит, так ожесточенно тряся головой, что Фредо даже перестал снимать. – Прощание, так сказать, со свободной холостяцкой жизнью. Нет, Фредо, это не для меня.
   – Какая ты испорченная, – проворковал фотограф. – Сразу подумала невесть что! А я-то думал, что мы вчетвером просто посидим в ресторане, как друзья…
   – Единственная особа женского пола, с которой ты способен вести себя как друг, – это твоя кошка, – едко ответила Бриджит. – Да и то до меня дошли слухи, что у вас далеко не платонические отношения…
   Услышав это, Фанни и Мастере разразились громким смехом – им нравилось, когда Фредо получал щелчок по носу. Это было по меньшей мере необычно, к тому же ответ Бриджит был весьма остроумным.
   Но несколько позднее, когда съемка была закончена и Бриджит собиралась покинуть студию, Фредо неожиданно остановил ее в дверях.
   – Ну пожалуйста, прошу тебя! – проговорил он почти умоляющим тоном. – Мне непременно надо произвести впечатление на Карло! Он из тех парней, которых вы, американцы, называете самодовольными снобами, и…
   – Час от часу не легче! – воскликнула Бриджит. – Я-то думала, что ты, по крайней мере, . приглашаешь нас с Лин в приличную компанию, а теперь оказывается, что парень, которому ты собирался нас подложить, – заурядный сукин сын!
   – Бригги, умоляю, ради меня! – взвыл Фредо. – Мне очень надо, понимаешь? Очень!.. Ну сделай мне такое одолжение, а?
   Бриджит вздохнула. Ей показалось, что Фредо – этот неугомонный и прилипчивый донжуан – на самом деле нуждается в ее помощи, а Бриджит просто не могла видеть человека в беде.
   Даже если это был мужчина.
   – О'кей, я спрошу у Лин, – вздохнула она, будучи, впрочем, совершенно уверена, что ее подруга встречается сегодня с парнем гораздо более горячим, чем неведомый Карло из Лондона.
   У самой Бриджит тоже было назначено свидание с грибной пиццей, которую она собиралась трахнуть, предварительно настроив телевизор на какую-нибудь юмористическую передачу типа «Абсолютно невероятные истории», однако похоже было, что ей придется это отменить.
   Услышав ее ответ, Фредо упал на оба колена и очень галантно – совершенно по-итальянски, хотя он уже много лет жил в Америке – поцеловал Бриджит руку.
   – Ты просто замечательная женщина, – проворковал он. – Моя маленькая американская розочка!
   – Никакая Я не твоя, – отрезала Бриджит, покидая студию.
 
   – Ну, хватит! – капризно протянула Лин, отдергивая ногу.
   – Почему хватит? – спросил Флик Фонда – женатый рок-солист, питавший слабость к роскошным чернокожим женщинам.
   – Не трогай мои пятки! – предупредила Лин, на всякий случай отодвигаясь от Флика.
   – Это еще почему? – Мужчина потянулся к ней. – Ты что, боишься щекотки?
   – Нет, – сердито отозвалась Лин. – Просто у меня очень чувствительные ноги, так что держись от них подальше.
   – Хорошо, согласен, но только при условии, что пятки – это единственное, что я не должен трогать, – сказал он с самодовольным смешком.
   Движением головы Лин откинула назад свои длинные, прямые волосы, унаследованные ею от ее матери – полумексиканки-полунегритянки, и перевернулась на живот. Флик ее разочаровал. Она надеялась встретить супермена, но он оказался просто стареющей рок-звездой, успевшей изрядно поистаскаться и подзакоснеть в своих сексуальных привычках. У него не было ничего из того, что Лин называла «техничностью и изобретательностью», и с ним ей было просто скучно.
   Главная беда с рок-звездами заключалась в том, что все они были пресыщены женщинами.
   Ничего другого, как лежать на спине, предаваясь приятным фантазиям, пока женщины ласкали их жезлы грудями, губами и языком, им не было нужно. Лин, правда, не имела ничего против минета, однако она всегда считала, что будет только справедливо, если от близости двоих удовольствие будут получать двое, а рок-звезды почти никогда не отвечали любезностью на любезность.
   – Мне пора, – сказала Лин, с наслаждением потягиваясь.
   – Куда это ты торопишься? – поинтересовался Флик, с жадностью разглядывая ее гладкую, шоколадную кожу. – У нас впереди вся ночь.
   Моя жена считает, что я сейчас в Кливленде.
   – Тогда она просто идиотка, – сказала Лин, спрыгивая с кровати на мягкий ковер, которым был застелен пол в номере отеля. Жену Флика она однажды видела на модном показе одежды.
   Памела Фонда когда-то была известной манекенщицей, но после того, как она родила троих детей в тщетной попытке удержать дома своего любвеобильного мужа, ей пришлось уйти с подиума. Что касалось Лин, то она считала, что удержать Флика вряд ли было возможно. Он постоянно нуждался в смене половых партнеров, и то обстоятельство, что его портрет украшал собой Большой зал рок-н-ролльной славы, нисколько не мешало ему быть блудливым кобелем, изображающим из себя крутого мачо.
   – Так куда ты все-таки собралась? – недовольно проворчал Флик, успевший привыкнуть к тому, что женщины оставляли его только по его собственному желанию.
   – У меня назначена встреча о подругой, – ответила Лин, поднимая с пола платье и втискиваясь в него.
   – Я мог бы пригласить на ужин вас обеих, – предложил Флик, внимательно наблюдавший за тем, как Лин одевается.
   – Извини. – Лин надела свои красные сапожки на высоком тонком каблуке, – На сегодня у нас уже есть программа.
   Флик вытянулся на кровати. Он был абсолютно гол – на его белом, жилистом теле не было даже волос, если не считать клочковатой рыжеватой поросли на лобке. Член его снова указывал в зенит, напоминая кол, на какой турку сажали своих пленников, и Лин равнодушно отметила, что для пятидесятипятилетнего рокера Флик сохранился не так уж плохо. Жаль только, подумала она, что он не умеет распорядиться своим сокровищем как следует.
   Флик перехватил ее взгляд.
   – Может, передумаешь? – спросил он с самодовольной улыбкой и слегка качнул из стороны в сторону своим устрашающего вида оружием.
   – Навряд ли, – бесстрастно ответила Лин. – Бриджит – моя лучшая подруга, и я не могу опаздывать.
   И прежде чем Флик успел остановить ее, она подхватила сумочку и выскочила из номера.
   Стоя в лифте, который вез ее на первый этаж, Лин изо всех сил старалась не замечать направленных на нее любопытных взглядов пожилой пары. Жена первая начала подталкивать локтем мужа, желая убедиться, что он узнал знаменитую супермодель, но тот уже давно пялился на Лин, да так, что она испугалась, как бы он не потерял свои контактные линзы.
   К подобному назойливому вниманию Лин давно привыкла. Иногда оно ей даже льстило, но только не сегодня. И у нее было отработано несколько приемов, с помощью которых она могла гарантированно поставить на место самого настырного зеваку. Вот и сейчас Лин пристально уставилась на мужчину, от чего тот принялся неловко переступать с ноги на ногу. Когда же она облизнула свои полные губы, продемонстрировав не меньше двух дюймов гибкого розового язычка, мужчина покраснел так, словно был близок к апоплексическому удару.
   Увидев это, Лин усмехнулась про себя. Как же не похожа была ее теперешняя жизнь на то, что было у нее в Лондоне, где Лин с трудом нашла место ученицы парикмахера. Там к ней относились как к собачьему дерьму, и все потому, что она была молода, не имела ни гроша за душой и жила в крошечной комнатушке с матерью, работавшей официанткой в третьесортном ресторане.
   Отец Лин скрылся в неизвестном направлении вскоре после ее рождения. Говорили, что он вернулся обратно на Ямайку, но Лин не собиралась разыскивать эту сволочь. Впрочем, она не исключала, что когда отец поймет, что она – его дочь, он сам отыщет ее, чтобы урвать хотя бы немного ее славы и ее денег.
   И ни черта не получит, злорадно подумала Лин. Она вообще не нуждалась в отце, поскольку все это время прекрасно обходилась без него.
   Даже до того, как ее «открыла» дальняя знакомая матери, племянница которой владела небольшим модельным агентством. После недолгих уговоров Лин согласилась встретиться с агентшей, которая, разглядев в ученице парикмахера изрядный потенциал, тут же подписала с ней контракт.
   Тогда Лин было всего семнадцать лет.
   Именно с этого момента и началось головокружительное в своей стремительности восхождение Лин к вершинам славы, сопровождавшееся не менее головокружительными приключениями.
   Всего через четыре года после начала своей карьеры она перебралась на постоянное жительство в США, однако спрос на нее был таков, что большую часть времени ей приходилось путешествовать, переезжая то из Милана в Париж, то из Буэнос-Айреса на Багамы. Лин узнавали буквально везде, и где бы она ни появлялась, ею восхищались и на нее глазели.
   Оказавшись в вестибюле, Лин сунула швейцару десять долларов и попросила поймать такси, а сама достала из сумочки миниатюрный сотовый телефон и набрала номер.
   – Бриджит, – сказала она, когда подруга взяла трубку, – у меня сегодня случайно выдался свободный вечер. Есть какие-нибудь идеи?

Глава 4

   Вернувшись к себе в трейлер, Ленни Голден первым делом достал из переносного охладителя бутылку пива и так основательно приложился к ней, что после первого же глотка она почти опустела.
   Ленни был высоким, худощавым мужчиной со светло-русыми волосами и зелеными, как морская вода, глазами, наделенным к тому же острым, живым умом и незаурядным чувством юмора. Впрочем, сам он смеялся редко, да и шутки его бывали порой резковаты, что, впрочем, не умаляло его обаяния. Даже возраст – а сейчас ему было сорок пять – нисколько не портил его; напротив, именно сейчас женщины находили его привлекательнее, чем когда-либо.
   В трейлере Ленни был один. Он любил уединение, когда можно было бы без помех сосредоточиться на какой-нибудь важной мысли. Вот и сейчас на столе стоял включенный портативный компьютер, и Ленни не без досады подумал о том, что совсем скоро ему придется прервать любимую работу, нацепить на шею дурацкую черную «бабочку»и отправиться на это дурацкое сборище. Обычно он старался избегать шумных светских мероприятий, но сегодня спасения не было – прием давался в честь Лаки, и Ленни как примерный муж просто обязан был на нем присутствовать.
   Вспомнив о Лаки, он глубоко вздохнул. Его жена – Лаки Сантанджело Голден – была самой красивой и самой умной женщиной в мире. Пенни часто думал о том, как ему повезло, что он заполучил ее. Особенно часто эта мысль приходила ему в голову, когда несколько лет назад он стал жертвой коварного похищения и провел несколько месяцев в подземном лабиринте на Сицилии.
   Тогда только мысли о Лаки и о том, что когда-нибудь он вернется к ней и к детям, помогли ему выдержать до конца и не сойти с ума.
   К счастью, тогда все обошлось, и сейчас его дела обстояли так, что лучше и желать было нельзя. Со временем прошлое представлялось ему неким кошмарным сном. Порой Ленни даже казалось, что все это происходило не с ним, а с кем-то другим, и лишь воспоминание о Клаудии, юной сицилийке, которая помогла ему бежать, мгновенно отрезвляло его. Если бы не она, все могло кончиться куда печальнее.
   В дверь трейлера постучал второй помощник Ленни.
   – Все уже на площадке.
   – Сейчас иду, – откликнулся Ленни и резко поднялся, отгоняя от себя видение больших, полных любви и нежности глаз Клаудии, ее загорелых ног и гладкой кожи.
   Гладкой, как шелк, кожи…
   Ленни никогда не рассказывал Лаки о том, как все случилось на самом деле и каким образом ему удалось выбраться из своей подземной тюрьмы так, что его исчезновение не сразу обнаружили. Это был единственный секрет, которым он не мог поделиться с женой, потому что не хотел причинять ей боль.
   Лаки просто не поверила бы, что у него не было другого выхода.
   Выйдя из трейлера, Ленни запер дверь и быстро пошел к съемочной площадке, отгороженной на перекрестке двух улиц в деловом центре Лос-Анджелеса. По дороге его нагнал Бадди – оператор картины, которую снимал Ленни, – и он дружески хлопнул его по плечу.
   – Что было сегодня на обед? – спросил Ленни.
   – А разве ты не был в столовой? – удивился Бадди.
   – Нет, мне надо оставить место для пластмассового цыпленка, которым меня будут потчевать сегодня вечером, – ответил Ленни с усмешкой.
 
   С утра Мэри Лу Беркли пребывала в ностальгическом настроении. Неделю назад они отпраздновали девятую годовщину их со Стивеном свадьбы, и теперь ей отчего-то вспомнилось, как они впервые встретились. Вообще-то сейчас Мэри полагалось думать скорее о роли, которую она исполняла в фильме Ленни Голдена, – о том эпизоде, съемки которого начинались через пять минут, – однако она ничего не могла с собой поделать. Стивен притягивал ее мысли, словно магнит. И он вполне этого заслуживал, и Мэри было радостно от того, что они оба все еще любят друг друга так же крепко, как и в начале их романа.
   Мэри Лу была прелестной и стройной чернокожей женщиной тридцати с небольшим лет, с длинными до плеч курчавыми волосами и неотразимой улыбкой. Ее большие темно-карие глаза буквально лучились счастьем, и в них прыгали озорные искорки.
   Но день, когда они познакомились со Стивеном, был в ее жизни одним из самых трудных, если не сказать хуже. Мэри Лу было тогда всего восемнадцать, но она уже успела завоевать определенную известность на телевидении и, разумеется, считала себя настоящей звездой. Стивена она увидела, когда в сопровождении своей матери, тетки-менеджера и разозленного белого бойфренда явилась в офис престижной юридической фирмы «Майерсон, Лейкер и Брендон»в Нью-Йорке.
   Стивену стоило огромного труда убедить всю компанию подождать в коридоре, чтобы иметь возможность выслушать историю Мэри Лу без помех. А история в самом деле была неприглядной. Три года назад, когда ей было пятнадцать, Мэри неосторожно разрешила своему тогдашнему приятелю сфотографировать себя в обнаженном виде. Тогда они просто дурачились, к тому же – как вскоре узнала Мэри – эксгибиционизм был в той или иной степени свойствен всем женщинам, поэтому она не видела в своем поступке ничего особенного. Порнографическими эти снимки тоже нельзя было назвать, и Мэри не вспоминала о них до тех пор, пока, стремясь заработать на ее новом положении популярной телезвезды, ее бывший приятель не продал эти фотографии одному журналу с не слишком хорошей репутацией. Журнал снимки опубликовал, и теперь Мэри Лу намерена была подать на издателей в суд.
   Стивен объяснил ей, что судиться с журналом всегда очень трудно и что ей придется давать множество показаний под присягой, отвечать на бесчисленные вопросы, испытывать всяческие неудобства, связанные с тем, что журнал будет всячески раздувать скандал, однако Мэри Лу это не испугало.
   – Я хочу, – заявила она, – чтобы эти грязные крысы сполна заплатили за все.
   – О'кей, – сказал на это Стивен. – Если вы этого хотите, мисс, значит, мы постараемся этого добиться.
   В конце концов – почти через два года разбирательств – их, наконец, вызвали в суд. Как себя держать и во что одеться Мэри, они продумали заранее, и в результате ей удалось совершенно очаровать судью. Мэри Лу казалась такой примерной дамочкой, вела себя так скромно и с таким достоинством, что судья буквально влюбился в нее. Несколько ослепительных улыбок с ее стороны довершили дело: судья признал Мэри пострадавшей стороной и приговорил журнал к возмещению морального ущерба в размере весьма кругленькой суммы.
   Сумма была гораздо больше, чем они рассчитывали, и Мэри была буквально на седьмом небе от счастья. Так же чувствовал себя и Стивен.
   Чтобы отпраздновать это событие, они решили поужинать вместе, однако их вполне невинный праздник неожиданно получил продолжение.
   Дело объяснялось просто: несмотря на внешность слегка рассеянной и легкомысленной девчонки, которая позволяла Мэри Лу исполнять роли в телевизионных комедиях положений, характер у нее был твердый. Если Мэри чего-то хотела, она прилагала все усилия, чтобы добиться своего, а после победы над журналом она отчаянно хотела Стивена, хотя он был старше ее чуть ли не на двадцать лет.
   Праздничный ужин они закончили в постели;
   Мэри добилась того, чего хотела, однако Стивен чувствовал себя бесконечно виноватым.
   – Все-таки, – сказал он, глядя в сторону, – я для тебя слишком стар. Ты так молода, Мэри! Мы можем продолжать встречаться, но из этого все равно ничего не выйдет. Это тупик. Ни ты, ни я не сможем сохранить наше чувство.
   «Наше чувство»… – эти слова прозвучали в ушах Мэри Лу словно самая лучшая музыка.
   – У меня есть одна идея, – сказала она, ослепительно улыбаясь Стиву. – Давай попробуем сохранить наше чувство вместе.
   Этого хватило, чтобы Стивен сдался. Через неделю она переехала к нему.
   Союз с Мэри Лу – правда, не зарегистрированный формально – дал Стивену личное счастье, которого ему так не хватало. Его жизнь пошла наперекосяк в тот день, когда мать Стивена Карри призналась, что не знает, кто его отец.
   Мэри помогла ему справиться с последствиями этого открытия – благодаря ей он все реже оглядывался на прошлое и все больше внимания уделял своей адвокатской карьере.
   И ей, разумеется, тоже.
   Но вскоре произошло еще одно столкновение Мэри Лу с прессой. Редактор того журнала, с которым она судилась, поместил несколько очень откровенных снимков. Подписи извещали, что на них изображена она, Мэри Лу.
   Но это было ложью. Фотографии были смонтированы: к телу порнозвезды просто приделали голову Мэри. Но самое скверное заключалось в том, что журнал попал в широкую продажу прежде, чем она смогла этому помешать.
   Когда Мэри увидела грязные фото, она пришла в такое состояние, что попыталась покончить с собой. К счастью, Стивен успел вовремя доставить ее в больницу, где ей промыли желудок и сделали несколько переливаний крови.
   Вскоре после того, как Мэри Лу вышла из больницы, они со Стивеном поженились. Стивен приобрел любящую жену, для Мэри же этот брак означал безопасность, ласку и спокойствие, которых ей так не хватало.
   Через несколько месяцев она забеременела и в конце концов произвела на свет прелестную девочку, которую они назвали Кариока Джейд.
   Сейчас ей было уже восемь. Внешностью она пошла в мать, а умом и темпераментом – в отца.
   Уже сейчас она мечтала о том, что станет адвокатом, как папа.
   Мэри Лу оказалась превосходной матерью., Несмотря на необходимость заботиться о карьере, она всегда ставила мужа и дочь на первое место, чтобы они не чувствовали, будто ими пренебрегают. И они платили ей тем же, благодаря чему Мэри иногда казалось, будто во всем мире существуют только они трое. Что до остальных, то в них она не особенно нуждалась.
   В Лос-Анджелес они перебрались по предложению Стива. Это произошло после того, как они прожили два года в Англии, где Стивен изучал английское законодательство, играл в гольф и наслаждался бездельем.
   «В Лос-Анджелесе, – объяснял он Мэри, – тебе будет легче вернуться к актерской карьере.
   Кроме того, там живет Лаки…»
   Лаки приходилась Стивену сводной сестрой, и Мэри Лу казалось вполне естественным желание Стивена уехать из Нью-Йорка, чтобы поселиться поближе к ней и к отцу – Джино Сантанджело.
   Стивену потребовалась почти целая жизнь, чтобы понять, что у него есть семья, и когда это произошло, новые, доселе неизведанные чувства захлестнули его с такой силой, что он, по-видимому, просто не в силах был противиться своему желанию поскорее узнать, что же это такое – иметь отца и сестру.
   Воссоединение семьи Сантанджело произошло, однако, не так легко, как он рассчитывал.
   Лаки приняла Стива сразу и безоговорочно, однако Джино потребовалось довольно много времени, чтобы свыкнуться с мыслью, что у него есть сын-мулат, появившийся на свет в результате одной очень давней ночи, проведенной им с матерью Стивена – Карри.
   В конце концов, однако, все стало на свои места. Даже компаньон Стивена Майерсон, узнав о его желании перебраться в Лос-Анджелес, отнесся к этому с пониманием и тут же предложил открыть в этом городе западное отделение МЛБ.
   В итоге Стивен оказался совершенно прав.
   Переезд в Лос-Анджелес дал карьере Мэри Лу новый толчок, да такой мощный, что буквально через считанные месяцы она получила первую значительную роль в кино. Фирма Стивена – западное отделение МЛБ, получившее название «Майерсон и Беркли»– тоже процветала, и оба были уверены, что в их жизни начинается новый, еще более счастливый, этап.
   – Вас ждут на площадке, миссис Беркли, – окликнула Мэри Лу ассистент режиссера, заглянув в приоткрытую дверь ее трейлера.
   – Иду! – отозвалась Мэри Лу, возвращаясь к настоящему. – Уже иду!..

Глава 5

   Красный «Феррари» мчался по шоссе Пасифик-Коуст. Из колонок проигрывателя неслись композиции Мэрвина Гэя, и Лаки чувствовала, как с каждой минутой у нее повышается настроение. Она надеялась, что приняла правильное решение; Джино, во всяком случае, думал именно так, а для нее его мнение значило очень много.
   «Нужно прислушиваться к собственным ощущениям, – сказал он ей. – И если чувствуешь, что все правильно, – так и поступай».
   И все же последним критерием правильности принятого решения было для нее то, как отреагируют на эту потрясающую новость участники приема, и в первую очередь – Ленни. Сейчас, конечно, было уже поздно, однако несколько раз Лаки подумала о том, что ей все же следовало поделиться с мужем тем, что было у нее на уме. Остановило ее только то, что Ленни, обладая аналитическим умом, имел обыкновение все взвешивать и раскладывать по полочкам, а как раз этого-то она и не хотела. То, что Лаки собиралась сообщить, нельзя было анализировать – это можно было только принимать или… не принимать.