Джеки Коллинз
Месть Лаки
Глава 1
– Ну возьми же! – повторила девушка, протягивая револьвер своему шестнадцатилетнему темнокожему приятелю. – Бери. Ну?!.
Но юноша попятился, словно она протягивала ему гремучую змею.
– Н-нет… – пробормотал он, нервно кусая губы. – Не могу. Мой старик устроит грандиозный скандал, если узнает!..
Девушка, миниатюрная, белокожая, одетая в мини-юбку и короткую майку на бретельках, оставлявшую открытым подтянутый живот, сердито топнула ногой, и в ее темно-карих глазах сверкнули гневные огоньки.
– Цыпленочек! – сказала она насмешливо. – Боишься, что папочка заругает?
– Нет! – Юноша резко выпрямился, но тотчас же снова ссутулился и неуверенно переступил с ноги на ногу. Высокий, худой, с нелепо торчащими ушами, он производил впечатление одновременно жалкое и комическое.
– Цыпленочек… – с презрением повторила девушка.
Выхватив у нее револьвер, юноша быстрым движением сунул его за пояс и прихлопнул ладонью. Это движение он много раз видел в кино.
– Довольна?
Девушка удовлетворенно кивнула. Она выглядела намного старше своих восемнадцати лет.
– Идем, – повелительно бросила она, решительно тряхнув густыми короткими волосами.
В этом жесте угадывалась привычка командовать, и юноша непроизвольно качнулся вперед, но тут же снова застыл в нерешительности.
– Куда?.. – спросил он, подумав про себя, что его подружка могла бы, по крайней мере, поделиться с ним своими планами. – Куда мы пойдем?
– Никуда, – небрежно ответила девушка. – Просто прошвырнемся по тошниловкам, а там, глядишь, что-нибудь и подвернется. Возьмем твою машину.
– Ну, не знаю. – Юноша покачал головой.
На шестнадцатилетие отец подарил ему роскошный черный джип, и не какую-нибудь дешевую японскую дрянь, а настоящий «Гранд-Чероки».
О такой машине он мечтал с тех самых пор, как полтора года назад они вернулись в Лос-Анджелес из Нью-Йорка.
– А зачем нам пушка? – поинтересовался он.
Вместо ответа девушка презрительно закудахтала, подражая опекающей выводок цыплят наседке, и юноша сдался.
– Идем, – решительно сказал он, направляясь к дверям. Следуя за девушкой по пятам, юноша не сводил восхищенного взгляда с ее длинных, стройных ног. Его уже давно волновало ее тело, и он знал, что если не совершит ошибки, то сегодня вечером ему, возможно, будет позволено узнать ее получше.
Но юноша попятился, словно она протягивала ему гремучую змею.
– Н-нет… – пробормотал он, нервно кусая губы. – Не могу. Мой старик устроит грандиозный скандал, если узнает!..
Девушка, миниатюрная, белокожая, одетая в мини-юбку и короткую майку на бретельках, оставлявшую открытым подтянутый живот, сердито топнула ногой, и в ее темно-карих глазах сверкнули гневные огоньки.
– Цыпленочек! – сказала она насмешливо. – Боишься, что папочка заругает?
– Нет! – Юноша резко выпрямился, но тотчас же снова ссутулился и неуверенно переступил с ноги на ногу. Высокий, худой, с нелепо торчащими ушами, он производил впечатление одновременно жалкое и комическое.
– Цыпленочек… – с презрением повторила девушка.
Выхватив у нее револьвер, юноша быстрым движением сунул его за пояс и прихлопнул ладонью. Это движение он много раз видел в кино.
– Довольна?
Девушка удовлетворенно кивнула. Она выглядела намного старше своих восемнадцати лет.
– Идем, – повелительно бросила она, решительно тряхнув густыми короткими волосами.
В этом жесте угадывалась привычка командовать, и юноша непроизвольно качнулся вперед, но тут же снова застыл в нерешительности.
– Куда?.. – спросил он, подумав про себя, что его подружка могла бы, по крайней мере, поделиться с ним своими планами. – Куда мы пойдем?
– Никуда, – небрежно ответила девушка. – Просто прошвырнемся по тошниловкам, а там, глядишь, что-нибудь и подвернется. Возьмем твою машину.
– Ну, не знаю. – Юноша покачал головой.
На шестнадцатилетие отец подарил ему роскошный черный джип, и не какую-нибудь дешевую японскую дрянь, а настоящий «Гранд-Чероки».
О такой машине он мечтал с тех самых пор, как полтора года назад они вернулись в Лос-Анджелес из Нью-Йорка.
– А зачем нам пушка? – поинтересовался он.
Вместо ответа девушка презрительно закудахтала, подражая опекающей выводок цыплят наседке, и юноша сдался.
– Идем, – решительно сказал он, направляясь к дверям. Следуя за девушкой по пятам, юноша не сводил восхищенного взгляда с ее длинных, стройных ног. Его уже давно волновало ее тело, и он знал, что если не совершит ошибки, то сегодня вечером ему, возможно, будет позволено узнать ее получше.
Глава 2
Встав из-за массивного письменного стола, Лаки Сантанджело Голден сладко потянулась и зевнула. Она смертельно устала, но долгий рабочий день в студии «Пантера», который и так выдался нелегким, еще не закончился. По крайней мере для нее, так как вечером в отеле «Беверли-Хилтон» должен был состояться торжественный прием в ее честь. Общественность Лос-Анджелеса собиралась выразить Лаки свою благодарность за участие в сборе средств на разработку новейших методов лечения СПИДа. А Лаки – владелица и глава «Пантеры»– была слишком заметной фигурой на голливудском небосклоне, чтобы у нее была возможность отвертеться от этого мероприятия. Ей оставалось только терпеть и улыбаться в ослепительном свете юпитеров.
Лаки никогда не стремилась быть в центре внимания. И не она придумала этот прием. Ей просто сказали, что она обязана там быть, а отказаться… Отказаться, разумеется, было невозможно.
Вздохнув, Лаки достала из сумочки шоколадный батончик и принялась есть, отламывая от него двумя пальцами небольшие кусочки и отправляя их в рот. «Избыток сахара в крови должен помочь мне продержаться эти несколько часов», – подумала она и криво улыбнулась, вспоминая слова знаменитого Майкла Кейна.
«Как можно кого-то чествовать в городе, где ни у кого нет ни чести, ни совести?»– это относящееся к Голливуду высказывание известного киноактера снова и снова звучало у нее в голове, и Лаки невесело улыбнулась. «Все верно, Майкл, – подумала она. – Жаль только, что и ты не знаешь, как можно избежать известности и шумихи».
Лаки была стройной, изящно сложенной женщиной с округлыми тонкими руками, стройными ногами и безупречной формы грудью. Ее густые, чуть вьющиеся, черные как смоль волосы волной падали на плечи, напоминавшие темный опал глаза смотрели открыто и прямо, полные, чувственные губы казались свежими и упругими, а смуглая, оливкового оттенка кожа даже на вид была теплой и нежной. Эта несколько экзотическая, южная, красота, предполагавшая страстную, темпераментную натуру, делала ее совершенно неотразимой для большинства мужчин, однако внешность была не единственным достоинством Лаки. Природа наделила ее живым, цепким умом и недюжинными деловыми способностями. За те восемь лет, что она руководила студией, ей удалось превратить «Пантеру»в одно из самых успешных и влиятельных предприятий Голливуда.
Словно какое-то сверхъестественное чутье позволяло Лаки выбирать из множества сценариев именно те фильмы, которые способны были стать кассовыми хитами сезона, и до сих пор она ни разу не ошиблась. Столь же успешно она справлялась и с размещением по какой-либо причине не подошедших ей сценариев на других студиях, и это давало Ленни все основания снова и снова повторять, что она счастливица не только по имени .
Ленни Голден был ее мужем и возлюбленным.
Они были женаты уже не один год, но до сих пор лицо Лаки озарялось улыбкой, стоило ей только подумать о нем. Рослый, сексуальный, наделенный чувством юмора, Ленни прекрасно подходил ей и по характеру, и по складу ума. Они были словно созданы друг для друга, и Лаки, чьи два предыдущих брака нельзя было назвать особенно удачными, наконец-то почувствовала себя по-настоящему счастливой. Ленни и их дети – семилетний Джино, названный так в честь ее отца, и очаровательная восьмилетняя Мария – воплощали в себе все, что она могла желать в жизни.
Кроме Джино и Марии, у Лаки был еще пятнадцатилетний сын Бобби от ее брака с богатым греческим судовладельцем Димитрием Станислопулосом. Из-за высокого роста и атлетического сложения Бобби выглядел совсем взрослым, и Лаки втайне гордилась им. И, разумеется, у нее была Бриджит. Бриджит была внучкой Димитрия, о которой пришлось больше всего заботиться именно Лаки. Ее мать Олимпия Станислопулос отдавала предпочтение мужчинам и наркотикам, а не собственной дочери, и умерла рано от передозировки, оставив девочку сиротой. Лаки считала Бриджит своей приемной дочерью. Девушка жила в Нью-Йорке, работала фотомоделью и была весьма знаменита. Разумеется, унаследовав колоссальное состояние после смерти своего деда Димитрия Станислопулоса, она не нуждалась в деньгах и могла бы не работать вовсе, однако Бриджит считала, что сидеть без дела слишком скучно.
На прием Лаки собиралась ехать со своим сводным братом Стивеном Беркли, так как Ленни был занят на съемочной площадке в деловом центре Лос-Анджелеса. Он занимался съемками последних сцен романтической комедии, главную роль в которой исполняла жена Стива Мэри Лу. Когда-то Ленни и сам был блистательным комиком, однако после своего похищения, происшедшего несколько лет назад, он решил больше не сниматься и переключился на продюсерскую деятельность и создание сценариев.
К фильму, который он снимал с Мэри Лу в главной роли – талантливой и известной актрисой, – «Пантера» не имела никакого отношения.
Ленни и Лаки старались не давать поводов для обвинений в семейственности, поэтому-то эту картину Ленни делал самостоятельно, заключив контракт с одной из независимых студий. Впрочем, Лаки не сомневалась, что Ленни удастся снять отличный фильм, который сделает сборы и войдет в десятку лучших комедий года.
На сегодняшнем приеме в конце своей официальной речи Лаки собиралась сделать заявление, которое, как она считала, станет настоящей сенсацией. О том, что это будет за заявление, она не сказала даже Ленни, поэтому его, как, впрочем, и всех остальных, ждал сюрприз. Впрочем, Лаки надеялась, что ее муж будет доволен. Единственным, кто был в курсе того, что она собиралась сообщить прессе и гостям, был ее отец Джино Сантанджело – все еще полный сил и энергии, несмотря на свои восемьдесят семь лет, единственный человек, которым Лаки всегда восхищалась и к словам которого прислушивалась.
Своего отца Лаки просто обожала, и это были не пустые слова – слишком многое пережили они вместе. Правда, были в их жизни периоды, когда они не разговаривали вовсе, но впоследствии их близость друг к другу стала поистине притчей во языцех. И теперь первым и подчас единственным человеком, с которым Лаки советовалась, когда ей предстояло принять важное решение, был не кто иной, как ее отец. Джино был самым умным и дальновидным мужчиной из всех, кого она знала, хотя справедливости ради следовало добавить, что так Лаки считала не всегда.
Вот уж воистину, подумала Лаки, их с отцом прошлое было таким пестрым, что напоминало шкуру зебры, сплошь состоящую из черных и белых полос. Чего стоила их размолвка, случившаяся после того, как Джино насильно отдал шестнадцатилетнюю Лаки замуж за сына сенатора Соединенных Штатов! А взять тот долгий период, когда из-за разногласий с налоговым ведомством Джино вынужден был скрываться за границей? Тогда, вопреки воле отца, Лаки взяла на себя управление его гостинично-строительной и финансовой империей и добилась успеха, чего Джино очень долго не мог ей простить.
И все-таки Джино Сантанджело был совершенно удивительным человеком. Он, как это принято говорить, «сделал себя сам», и для этого у него были все данные. Он обладал недюжинным, оригинальным умом, сильной волей и упорством; его загадочность и непредсказуемость вошли в поговорку, а умение завоевывать женщин до сих пор вызывало зависть у тех, кто его знал. Женщины обожали Джино, и даже сейчас, в возрасте весьма и весьма почтенном, он умел вскружить голову любой самой неприступной знаменитости. Лаки хорошо помнила, как ее двоюродный дядя рассказывал о юности отца. «Мы прозвали его Джино-Таран, – сообщил ей дядя Коста с завистливым смешком. – Он мог заполучить любую женщину, какую хотел, и, как правило, делал это не стесняясь. Но! – Коста Сантанджело назидательно поднял палец. – Это продолжалось только до тех пор, пока он не встретился с твоей матерью, упокой, Господь, ее душу!»
Мать Лаки звали Марией; она была прекрасна, как Мадонна, и столь же чиста в помыслах и поступках. Лаки лишилась матери, когда была совсем маленькой девочкой. Мать отняли у нее, когда ей было всего пять лет. Головорезы из семьи Боннатти убили Марию Сантанджело чуть ли не на глазах у дочери.
Лаки до сих пор отчетливо помнила тот день, когда, спустившись в сад, она увидела в центре бассейна надувной матрас. Ее мама лежала на матрасе, раскинув руки. Лаки не сразу поняла, в чем дело, и, сев на краешке бассейна, негромко окликнула мать. В следующую минуту она заметила на желтом матрасе какие-то темные пятна и поняла, что случилось страшное.
Воспоминание об этом кошмарном дне Лаки пронесла через всю жизнь, и теперь, много лет спустя, он вставал перед ней так же ясно, словно это было вчера. Трагедия, пережитая в столь раннем возрасте, оказала свое влияние на всю ее дальнейшую судьбу. Сразу после гибели Марии Джино предпринял столь строгие меры предосторожности, что жизнь в семейном особняке в Бель-Эйр стала казаться Лаки и ее брату Дарио чем-то вроде заключения в тюрьме строгого режима. Выдержать это было невероятно трудно, поэтому не было ничего удивительного, что Лаки, которую отец в конце концов отослал в закрытый частный пансион в Швейцарии, не долго думала, прежде чем сорваться с цепи. Вместе со своей лучшей подругой Олимпией Станислопулос она сбежала из пансиона на виллу на побережье Средиземного моря. Там они беспрерывно кутили, устраивая вечеринки с мальчиками, вином и наркотиками, превращая в щепки дорогую мебель и круша зеркала и хрусталь.
Это были по-настоящему безумные, но по-своему счастливые времена. Лаки впервые глотнула свободы и вовсю наслаждалась ею, пока Джино не выследил ее и не вернул в Штаты.
Вскоре после этого он пришел к выводу, что лучше выдать дочь замуж, чем позволить ей носиться без руля и без ветрил по бурному и опасному жизненному морю. Сказано – сделано, и вскоре Джино договорился с сенатором Питером Ричмондом о том, чтобы выдать Лаки замуж за его сына Крейвена, абсолютно бесцветного и невыразительного человека, который не вызвал в Лаки никаких чувств.
Вспоминая о тех временах. Лаки понимала, что вся ее жизнь состояла из взлетов и падений, невероятных удач и трагических промахов. К удачам она относила рождение троих здоровых и красивых детей, брак с Ленни и успех на деловом поприще, включавший в себя не только процветающую голливудскую студию, но и ее ранние достижения, когда Лаки взяла на себя управление строительством отелей в Лас-Вегасе и Атлантик-сити.
А о потерях даже вспоминать было страшно.
Кошмаром навсегда осталась в памяти трагическая гибель матери. Потом – жестокое убийство брата Дарио и возлюбленного Лаки Марко, застреленных в Лас-Вегасе. Это были три самые горькие потери, которые подействовали на Лаки так сильно, что она чуть не отправилась вслед за своими самыми дорогими людьми.
К счастью, она не совершила роковой ошибки. Джино всегда учил дочь, что самое главное – это выжить в любых обстоятельствах, и Лаки хорошо усвоила урок.
Селектор на столе негромко запищал – это секретарша сообщала Лаки, что звонит Венера Мария. Венера была не только кинозвездой, но и близкой подругой Лаки, и она поспешно взяла трубку.
– Привет! В чем дело? – спросила Лаки, опускаясь в мягкое кожаное кресло.
– Хороший вопрос, дорогая, – откликнулась Венера. – У меня действительно возникла одна серьезная проблема: мне совершенно нечего надеть сегодня вечером. Что ты на это скажешь?
– Мне бы твои проблемы, Винни! – фыркнула Лаки.
– Я знаю, что ты относишься к вопросам моды не так, как я, но ты, в конце концов, можешь себе это позволить. Другое дело – я… Меня, несомненно, будут фотографировать, и уже завтра снимки появятся во всех крупных журналах. Я просто не могу позволить себе выглядеть обыкновенно.
Лаки рассмеялась. Венера Мария умела разыгрывать драмы не только на экране.
– Ты? Обыкновенно?! Да никогда!!!
– Никто не понимает! – проворчала Венера с хорошо разыгранной досадой. – От суперзвезды ожидают многого, и…
– Чего же от нее ожидают? – Лаки нетерпеливо вертела карандашом.
– Например, – сказала Венера, – от настоящей суперзвезды ожидают, что она будет менять внешность каждый день. А я – настоящая суперзвезда, дорогая. Конечно, я могла бы покрасить волосы и этим решить проблему, только я не знаю – в какой цвет. Я уже все перепробовала.
– А какого цвета твои волосы сейчас?
– Светлая платина.
– Надень черный парик. Тогда мы с тобой будем выглядеть как близняшки.
– Ну никакого толку от тебя!.. – простонала Венера. – Мне нужна помощь, а ты…
Но Лаки прекрасно знала, что «помощь»– это, пожалуй, последнее, в чем нуждалась Венера Мария. Она была не просто бесконечно талантливой, но и самой собранной, упорной и трудоспособной из всех актрис, кого Лаки когда-либо знала. В тридцать три года Венера была не только известной кинозвездой, но и с успехом снималась для видео, а также записывала пластинки с собственными песнями. У нее были тысячи поклонников, которые рукоплесканиями приветствовали каждый ее шаг. Даже сейчас, через десять лет после того, как Венера сумела пробиться на Олимп, статьи о ней неизменно попадали на первые страницы самых престижных журналов.
Несколько лет назад Венера Мария вышла замуж за Купера Тернера – стареющего, но все еще очень привлекательного киноактера. Поначалу этот брак вызывал серьезные сомнения, однако впоследствии их семейная жизнь наладилась, и теперь у Венеры была пятилетняя дочь Шейна. Карьера Венеры была вполне успешной: она получила Оскара за лучшую роль второго плана, которую исполнила в «Гангстерах» Алекса Вудса, после чего Венера получила возможность самой выбирать роли.
– В жизни нет простых и легких путей, Винни, – рассмеялась Лаки. – Не оставляй попыток.
Выбери себе цель и упорно иди к ней!
– Это ты можешь идти к цели упорно и методично, несмотря ни на что, – возразила Венера. – Ведь сначала у тебя не было ничего и никого кроме отца, который тебя ненавидел, а теперь…
– Джино не ненавидел меня, – резко перебила подругу Лаки.
– Я хотела сказать, он держал тебя на вторых ролях, потому что ты была женщиной, а ему хотелось, чтобы его империей управлял сын, наследник.
– Да, так было. Но я заставила его изменить свое мнение.
– Об этом-то я и говорю. Ты добилась того, чего хотела. А теперь я буду добиваться того, чего хочу я. – И Венера Мария принялась излагать свои соображения по поводу того, как ей следует одеться сегодня вечером. Слушая ее. Лаки подумала, что Винни наверняка уже все решила и спланировала – просто ей нужно было, чтобы кто-то одобрил ее выбор.
– А что наденешь ты? – спросила Венера, когда ей, наконец, надоело говорить о себе.
– Красный костюм от Валентине, – ответила Лаки. – Ленни очень любит, когда я надеваю красное.
– Гм-м… – протянула Венера. – По крайней мере сексуально. – Последовала пауза, потом она спросила:
– А Алекс будет на приеме?
– Конечно, – отозвалась Лаки ровным голосом. – Мы все будем сидеть рядом.
– А как Ленни относится к этому? – В голосе актрисы прозвучал легкий намек на игривость, и Лаки почувствовала глухое раздражение.
– Пожалуйста, не надо снова об этом, – сухо сказала она, недовольная тем, что Венера пытается что-то разнюхать о ней и Алексе, в то время как между ними ровным счетом ничего не было. – Ты же знаешь, что Алекс и Ленни – близкие друзья…
– Да, но…
– Никаких «но», – перебила Лаки. – Будь добра, Винни, сделай что-нибудь со своим воображением. На мой взгляд, оно у тебя слишком живое и может завести не туда. Если тебе так уж неймется, лучше напиши пару новых песен.
На этом разговор закончился. Положив трубку, Лаки достала из ящика стола конспект речи, которую собиралась произнести сегодня. Некоторое время она просматривала свои записи, потом – изменив одно-два слова – отложила бумаги в сторону и удовлетворенно вздохнула. Лаки была уверена, что ее сообщение произведет эффект разорвавшейся бомбы.
Но в конце концов, разве всю свою жизнь она занималась не тем, что устраивала сюрприз за сюрпризом?
Лаки никогда не стремилась быть в центре внимания. И не она придумала этот прием. Ей просто сказали, что она обязана там быть, а отказаться… Отказаться, разумеется, было невозможно.
Вздохнув, Лаки достала из сумочки шоколадный батончик и принялась есть, отламывая от него двумя пальцами небольшие кусочки и отправляя их в рот. «Избыток сахара в крови должен помочь мне продержаться эти несколько часов», – подумала она и криво улыбнулась, вспоминая слова знаменитого Майкла Кейна.
«Как можно кого-то чествовать в городе, где ни у кого нет ни чести, ни совести?»– это относящееся к Голливуду высказывание известного киноактера снова и снова звучало у нее в голове, и Лаки невесело улыбнулась. «Все верно, Майкл, – подумала она. – Жаль только, что и ты не знаешь, как можно избежать известности и шумихи».
Лаки была стройной, изящно сложенной женщиной с округлыми тонкими руками, стройными ногами и безупречной формы грудью. Ее густые, чуть вьющиеся, черные как смоль волосы волной падали на плечи, напоминавшие темный опал глаза смотрели открыто и прямо, полные, чувственные губы казались свежими и упругими, а смуглая, оливкового оттенка кожа даже на вид была теплой и нежной. Эта несколько экзотическая, южная, красота, предполагавшая страстную, темпераментную натуру, делала ее совершенно неотразимой для большинства мужчин, однако внешность была не единственным достоинством Лаки. Природа наделила ее живым, цепким умом и недюжинными деловыми способностями. За те восемь лет, что она руководила студией, ей удалось превратить «Пантеру»в одно из самых успешных и влиятельных предприятий Голливуда.
Словно какое-то сверхъестественное чутье позволяло Лаки выбирать из множества сценариев именно те фильмы, которые способны были стать кассовыми хитами сезона, и до сих пор она ни разу не ошиблась. Столь же успешно она справлялась и с размещением по какой-либо причине не подошедших ей сценариев на других студиях, и это давало Ленни все основания снова и снова повторять, что она счастливица не только по имени .
Ленни Голден был ее мужем и возлюбленным.
Они были женаты уже не один год, но до сих пор лицо Лаки озарялось улыбкой, стоило ей только подумать о нем. Рослый, сексуальный, наделенный чувством юмора, Ленни прекрасно подходил ей и по характеру, и по складу ума. Они были словно созданы друг для друга, и Лаки, чьи два предыдущих брака нельзя было назвать особенно удачными, наконец-то почувствовала себя по-настоящему счастливой. Ленни и их дети – семилетний Джино, названный так в честь ее отца, и очаровательная восьмилетняя Мария – воплощали в себе все, что она могла желать в жизни.
Кроме Джино и Марии, у Лаки был еще пятнадцатилетний сын Бобби от ее брака с богатым греческим судовладельцем Димитрием Станислопулосом. Из-за высокого роста и атлетического сложения Бобби выглядел совсем взрослым, и Лаки втайне гордилась им. И, разумеется, у нее была Бриджит. Бриджит была внучкой Димитрия, о которой пришлось больше всего заботиться именно Лаки. Ее мать Олимпия Станислопулос отдавала предпочтение мужчинам и наркотикам, а не собственной дочери, и умерла рано от передозировки, оставив девочку сиротой. Лаки считала Бриджит своей приемной дочерью. Девушка жила в Нью-Йорке, работала фотомоделью и была весьма знаменита. Разумеется, унаследовав колоссальное состояние после смерти своего деда Димитрия Станислопулоса, она не нуждалась в деньгах и могла бы не работать вовсе, однако Бриджит считала, что сидеть без дела слишком скучно.
На прием Лаки собиралась ехать со своим сводным братом Стивеном Беркли, так как Ленни был занят на съемочной площадке в деловом центре Лос-Анджелеса. Он занимался съемками последних сцен романтической комедии, главную роль в которой исполняла жена Стива Мэри Лу. Когда-то Ленни и сам был блистательным комиком, однако после своего похищения, происшедшего несколько лет назад, он решил больше не сниматься и переключился на продюсерскую деятельность и создание сценариев.
К фильму, который он снимал с Мэри Лу в главной роли – талантливой и известной актрисой, – «Пантера» не имела никакого отношения.
Ленни и Лаки старались не давать поводов для обвинений в семейственности, поэтому-то эту картину Ленни делал самостоятельно, заключив контракт с одной из независимых студий. Впрочем, Лаки не сомневалась, что Ленни удастся снять отличный фильм, который сделает сборы и войдет в десятку лучших комедий года.
На сегодняшнем приеме в конце своей официальной речи Лаки собиралась сделать заявление, которое, как она считала, станет настоящей сенсацией. О том, что это будет за заявление, она не сказала даже Ленни, поэтому его, как, впрочем, и всех остальных, ждал сюрприз. Впрочем, Лаки надеялась, что ее муж будет доволен. Единственным, кто был в курсе того, что она собиралась сообщить прессе и гостям, был ее отец Джино Сантанджело – все еще полный сил и энергии, несмотря на свои восемьдесят семь лет, единственный человек, которым Лаки всегда восхищалась и к словам которого прислушивалась.
Своего отца Лаки просто обожала, и это были не пустые слова – слишком многое пережили они вместе. Правда, были в их жизни периоды, когда они не разговаривали вовсе, но впоследствии их близость друг к другу стала поистине притчей во языцех. И теперь первым и подчас единственным человеком, с которым Лаки советовалась, когда ей предстояло принять важное решение, был не кто иной, как ее отец. Джино был самым умным и дальновидным мужчиной из всех, кого она знала, хотя справедливости ради следовало добавить, что так Лаки считала не всегда.
Вот уж воистину, подумала Лаки, их с отцом прошлое было таким пестрым, что напоминало шкуру зебры, сплошь состоящую из черных и белых полос. Чего стоила их размолвка, случившаяся после того, как Джино насильно отдал шестнадцатилетнюю Лаки замуж за сына сенатора Соединенных Штатов! А взять тот долгий период, когда из-за разногласий с налоговым ведомством Джино вынужден был скрываться за границей? Тогда, вопреки воле отца, Лаки взяла на себя управление его гостинично-строительной и финансовой империей и добилась успеха, чего Джино очень долго не мог ей простить.
И все-таки Джино Сантанджело был совершенно удивительным человеком. Он, как это принято говорить, «сделал себя сам», и для этого у него были все данные. Он обладал недюжинным, оригинальным умом, сильной волей и упорством; его загадочность и непредсказуемость вошли в поговорку, а умение завоевывать женщин до сих пор вызывало зависть у тех, кто его знал. Женщины обожали Джино, и даже сейчас, в возрасте весьма и весьма почтенном, он умел вскружить голову любой самой неприступной знаменитости. Лаки хорошо помнила, как ее двоюродный дядя рассказывал о юности отца. «Мы прозвали его Джино-Таран, – сообщил ей дядя Коста с завистливым смешком. – Он мог заполучить любую женщину, какую хотел, и, как правило, делал это не стесняясь. Но! – Коста Сантанджело назидательно поднял палец. – Это продолжалось только до тех пор, пока он не встретился с твоей матерью, упокой, Господь, ее душу!»
Мать Лаки звали Марией; она была прекрасна, как Мадонна, и столь же чиста в помыслах и поступках. Лаки лишилась матери, когда была совсем маленькой девочкой. Мать отняли у нее, когда ей было всего пять лет. Головорезы из семьи Боннатти убили Марию Сантанджело чуть ли не на глазах у дочери.
Лаки до сих пор отчетливо помнила тот день, когда, спустившись в сад, она увидела в центре бассейна надувной матрас. Ее мама лежала на матрасе, раскинув руки. Лаки не сразу поняла, в чем дело, и, сев на краешке бассейна, негромко окликнула мать. В следующую минуту она заметила на желтом матрасе какие-то темные пятна и поняла, что случилось страшное.
Воспоминание об этом кошмарном дне Лаки пронесла через всю жизнь, и теперь, много лет спустя, он вставал перед ней так же ясно, словно это было вчера. Трагедия, пережитая в столь раннем возрасте, оказала свое влияние на всю ее дальнейшую судьбу. Сразу после гибели Марии Джино предпринял столь строгие меры предосторожности, что жизнь в семейном особняке в Бель-Эйр стала казаться Лаки и ее брату Дарио чем-то вроде заключения в тюрьме строгого режима. Выдержать это было невероятно трудно, поэтому не было ничего удивительного, что Лаки, которую отец в конце концов отослал в закрытый частный пансион в Швейцарии, не долго думала, прежде чем сорваться с цепи. Вместе со своей лучшей подругой Олимпией Станислопулос она сбежала из пансиона на виллу на побережье Средиземного моря. Там они беспрерывно кутили, устраивая вечеринки с мальчиками, вином и наркотиками, превращая в щепки дорогую мебель и круша зеркала и хрусталь.
Это были по-настоящему безумные, но по-своему счастливые времена. Лаки впервые глотнула свободы и вовсю наслаждалась ею, пока Джино не выследил ее и не вернул в Штаты.
Вскоре после этого он пришел к выводу, что лучше выдать дочь замуж, чем позволить ей носиться без руля и без ветрил по бурному и опасному жизненному морю. Сказано – сделано, и вскоре Джино договорился с сенатором Питером Ричмондом о том, чтобы выдать Лаки замуж за его сына Крейвена, абсолютно бесцветного и невыразительного человека, который не вызвал в Лаки никаких чувств.
Вспоминая о тех временах. Лаки понимала, что вся ее жизнь состояла из взлетов и падений, невероятных удач и трагических промахов. К удачам она относила рождение троих здоровых и красивых детей, брак с Ленни и успех на деловом поприще, включавший в себя не только процветающую голливудскую студию, но и ее ранние достижения, когда Лаки взяла на себя управление строительством отелей в Лас-Вегасе и Атлантик-сити.
А о потерях даже вспоминать было страшно.
Кошмаром навсегда осталась в памяти трагическая гибель матери. Потом – жестокое убийство брата Дарио и возлюбленного Лаки Марко, застреленных в Лас-Вегасе. Это были три самые горькие потери, которые подействовали на Лаки так сильно, что она чуть не отправилась вслед за своими самыми дорогими людьми.
К счастью, она не совершила роковой ошибки. Джино всегда учил дочь, что самое главное – это выжить в любых обстоятельствах, и Лаки хорошо усвоила урок.
Селектор на столе негромко запищал – это секретарша сообщала Лаки, что звонит Венера Мария. Венера была не только кинозвездой, но и близкой подругой Лаки, и она поспешно взяла трубку.
– Привет! В чем дело? – спросила Лаки, опускаясь в мягкое кожаное кресло.
– Хороший вопрос, дорогая, – откликнулась Венера. – У меня действительно возникла одна серьезная проблема: мне совершенно нечего надеть сегодня вечером. Что ты на это скажешь?
– Мне бы твои проблемы, Винни! – фыркнула Лаки.
– Я знаю, что ты относишься к вопросам моды не так, как я, но ты, в конце концов, можешь себе это позволить. Другое дело – я… Меня, несомненно, будут фотографировать, и уже завтра снимки появятся во всех крупных журналах. Я просто не могу позволить себе выглядеть обыкновенно.
Лаки рассмеялась. Венера Мария умела разыгрывать драмы не только на экране.
– Ты? Обыкновенно?! Да никогда!!!
– Никто не понимает! – проворчала Венера с хорошо разыгранной досадой. – От суперзвезды ожидают многого, и…
– Чего же от нее ожидают? – Лаки нетерпеливо вертела карандашом.
– Например, – сказала Венера, – от настоящей суперзвезды ожидают, что она будет менять внешность каждый день. А я – настоящая суперзвезда, дорогая. Конечно, я могла бы покрасить волосы и этим решить проблему, только я не знаю – в какой цвет. Я уже все перепробовала.
– А какого цвета твои волосы сейчас?
– Светлая платина.
– Надень черный парик. Тогда мы с тобой будем выглядеть как близняшки.
– Ну никакого толку от тебя!.. – простонала Венера. – Мне нужна помощь, а ты…
Но Лаки прекрасно знала, что «помощь»– это, пожалуй, последнее, в чем нуждалась Венера Мария. Она была не просто бесконечно талантливой, но и самой собранной, упорной и трудоспособной из всех актрис, кого Лаки когда-либо знала. В тридцать три года Венера была не только известной кинозвездой, но и с успехом снималась для видео, а также записывала пластинки с собственными песнями. У нее были тысячи поклонников, которые рукоплесканиями приветствовали каждый ее шаг. Даже сейчас, через десять лет после того, как Венера сумела пробиться на Олимп, статьи о ней неизменно попадали на первые страницы самых престижных журналов.
Несколько лет назад Венера Мария вышла замуж за Купера Тернера – стареющего, но все еще очень привлекательного киноактера. Поначалу этот брак вызывал серьезные сомнения, однако впоследствии их семейная жизнь наладилась, и теперь у Венеры была пятилетняя дочь Шейна. Карьера Венеры была вполне успешной: она получила Оскара за лучшую роль второго плана, которую исполнила в «Гангстерах» Алекса Вудса, после чего Венера получила возможность самой выбирать роли.
– В жизни нет простых и легких путей, Винни, – рассмеялась Лаки. – Не оставляй попыток.
Выбери себе цель и упорно иди к ней!
– Это ты можешь идти к цели упорно и методично, несмотря ни на что, – возразила Венера. – Ведь сначала у тебя не было ничего и никого кроме отца, который тебя ненавидел, а теперь…
– Джино не ненавидел меня, – резко перебила подругу Лаки.
– Я хотела сказать, он держал тебя на вторых ролях, потому что ты была женщиной, а ему хотелось, чтобы его империей управлял сын, наследник.
– Да, так было. Но я заставила его изменить свое мнение.
– Об этом-то я и говорю. Ты добилась того, чего хотела. А теперь я буду добиваться того, чего хочу я. – И Венера Мария принялась излагать свои соображения по поводу того, как ей следует одеться сегодня вечером. Слушая ее. Лаки подумала, что Винни наверняка уже все решила и спланировала – просто ей нужно было, чтобы кто-то одобрил ее выбор.
– А что наденешь ты? – спросила Венера, когда ей, наконец, надоело говорить о себе.
– Красный костюм от Валентине, – ответила Лаки. – Ленни очень любит, когда я надеваю красное.
– Гм-м… – протянула Венера. – По крайней мере сексуально. – Последовала пауза, потом она спросила:
– А Алекс будет на приеме?
– Конечно, – отозвалась Лаки ровным голосом. – Мы все будем сидеть рядом.
– А как Ленни относится к этому? – В голосе актрисы прозвучал легкий намек на игривость, и Лаки почувствовала глухое раздражение.
– Пожалуйста, не надо снова об этом, – сухо сказала она, недовольная тем, что Венера пытается что-то разнюхать о ней и Алексе, в то время как между ними ровным счетом ничего не было. – Ты же знаешь, что Алекс и Ленни – близкие друзья…
– Да, но…
– Никаких «но», – перебила Лаки. – Будь добра, Винни, сделай что-нибудь со своим воображением. На мой взгляд, оно у тебя слишком живое и может завести не туда. Если тебе так уж неймется, лучше напиши пару новых песен.
На этом разговор закончился. Положив трубку, Лаки достала из ящика стола конспект речи, которую собиралась произнести сегодня. Некоторое время она просматривала свои записи, потом – изменив одно-два слова – отложила бумаги в сторону и удовлетворенно вздохнула. Лаки была уверена, что ее сообщение произведет эффект разорвавшейся бомбы.
Но в конце концов, разве всю свою жизнь она занималась не тем, что устраивала сюрприз за сюрпризом?
Глава 3
– Отлично! Невероятно! Чудесно! Еще! Губы, покажи мне губы! О, эти соблазнительные губки!
Отлично, крошка!.. – ворковал Фредо Карбонадо, возясь с фотоаппаратом, и его блестящие, похожие на маслины итальянские глаза источали похоть высшей пробы. – Я просто балдею от этих губ, Бриджит. Тащусь! Отлично! Потрясающе!
Бриджит чувственно вытянулась, подставляя объективам свое роскошное тело. Она была блондинкой с округлыми формами, которые, как сказал однажды Фредо, способны были довести до оргазма даже деревянный комод. Большие голубые глаза, чистая, словно светящаяся изнутри кожа нежного персикового цвета, длинные темные ресницы и полные, слегка надутые губы безупречной формы придавали Бриджит немного детский и вместе с тем дьявольски соблазнительный облик, благодаря которому она и стала популярной фотомоделью.
– Прекрати, Фредо! – оборвала она фотографа. – Сколько раз я тебе говорила, что не желаю слышать ничего подобного. Оставь свои присказки для какой-нибудь наивной дурочки, я на это не клюну.
Фредо нахмурился. Он никак не мог понять, почему Бриджит ведет себя не так, как все остальные модели, которых ему удавалось уложить к себе в постель без особого труда.
– Почему ты такая злючка, Бриджит? – разочарованно спросил он, на мгновение отрываясь от фотоаппарата, чтобы состроить подходящее к случаю лицо.
– Я не злючка, – холодно ответила девушка. – Просто я говорю правду, а это не всем нравится.
– Нет, ты точно за что-то на меня злишься, сказал Фредо и ухмыльнулся. – А раз так, значит, ты и есть злючка. Злопамятная маленькая злючка.
– Спасибо, милый, – едко бросила Бриджит.
– Нет, правда, – продолжал итальянец. – Вот ты на меня сердишься, а между тем я один знаю, чего тебе больше всего не хватает.
– И что же это?
– Мужчины! – с триумфом выпалил Фредо, и Бриджит презрительно фыркнула.
– Ха-ха! – громко сказала она, принимая новую соблазнительную позу. – С чего ты решил, что меня интересуют именно мужчины?
Может быть, я давно открыла для себя чарующий мир женской любви?
– Аллилуйя! – воскликнула Фанни, чернокожая гримерша Бриджит, и выступила вперед. – Наконец-то свершилось! Я готова, Бригги. Скажи только словечко, и я готова!
Бриджит хихикнула.
– Я пошутила, Фанни.
– Я знаю, увы… – Фанни наклонилась к ней, чтобы пройтись по губам Бриджит тонкой собольей кисточкой. – И мне тебя ужасно жаль. Честное благородное слово – жаль! Ты просто не представляешь себе, сколько ты теряешь! Настоящее удовольствие женщине может доставить только другая женщина.
– Включи-ка лучше музыку, – попросила Бриджит. – Мне очень нравится Монтелл Джордан.
– А кому он не нравится? – откликнулась Фанни, включая проигрыватель компакт-дисков. – Если я когда-нибудь и решу стать натуралкой, то только из-за такого мужчины, как он.
– А если когда-нибудь я решу сменить ориентацию, – пошутила Бриджит, – то я сделаю это только ради такой женщины, как Джессика Ланж. На днях я видела Джессику на ее бенефисе – у нее просто безумная сексуальная аура! На мой взгляд, она что-то вроде Элвиса, только в женском обличье.
– Лесбиянки всех стран, внимание, грядет что-то важное! – завопил из своего угла Мастере, парикмахер Бриджит.
– А ну брысь! – шутливо прикрикнула на него Бриджит. Но на самом деле она нисколько не сердилась – ей очень нравилось то товарищество, которое возникало в студии во время каждой съемки. И Фанни, и Мастере с его дурацким оранжевым комбинезоном и апельсинового цвета волосами, и даже Фредо – эти люди были ее семьей. И другой у Бриджит на данный момент не было.
Фредо, правда, стоял несколько особняком.
Он действительно был фотографом высокого класса со всеми вытекающими отсюда последствиями, и это было как раз одной из причин, почему Бриджит ни разу не задумалась о том, чтобы поддаться его несколько сомнительным чарам.
Фредо мог заполучить в свою постель практически любую фотомодель, как бы знаменита она ни была, и вовсю этим пользовался. Его любовь всегда начиналась очень бурно, но отличалась весьма скоротечным характером, поэтому список его побед мог сделать честь любому донжуану.
Впрочем, Фредо и был настоящим, беспринципным донжуаном, и Бриджит твердо решила, что никогда не будет иметь с ним никаких дел, если только на нее не нападет какой-нибудь внезапный каприз.
Интересно, что они все в нем находят, подумала она, следя за тем, как Фредо суетится возле аппарата. Ни при каких обстоятельствах его нельзя было назвать красивым, так как природа одарила его огромным носом, небольшими глазками и кустистыми бровями. К тому же Фредо был полон и невысок ростом, однако это, судя по всему, ничуть ему не мешало, так как все его любовницы были, как минимум, на полголовы выше его. Видимо, в нем все же было что-то, что делало его практически неотразимым если не для всех, то, по крайней мере, для подавляющего большинства фотомоделей.
Тут Бриджит слегка вздрогнула от отвращения, вспомнив предупреждение своей подруги Лин. «Не вздумай с ним связываться, – говорила она, со знающим видом закатывая глаза цвета темного янтаря. – Наш Фредди из тех мужчин, которые сначала трахнут бабу, а потом начинают болтать об этом на всех перекрестках. К тому же, несмотря на все его хвастовство, у него поразительно маленький член. Просто крошечный, так что игра не стоит свеч, подружка!»
Лин была темнокожей девушкой, которую отличала редкая, делавшая ее не похожей на других, красота. Она была родом из лондонского Ист-Энда, однако, несмотря на это, а также на небольшую разницу в возрасте (Лин исполнилось двадцать шесть, и она была на год старше Бриджит), они давно стали настоящими, близкими подругами. Даже жили они рядом. Несколько месяцев тому назад Бриджит купила квартиру в доме на Сентрал-парк Саут, где жила Лин, так что теперь они были еще и соседками.
В шоу-бизнесе обе считались супермоделями, однако даже само это слово обычно приводило подруг в состояние неистового веселья.
– «Супермодель»! – визгливо восклицала Лин. – Это я-то «супермодель»?! Посмотрели бы они на меня утром, когда я в бигуди бегу умываться! Уверяю тебя, в этот момент у меня тот еще вид!
– Могу себе представить! – соглашалась Бриджит.
– А как выглядишь ты, если смыть с тебя всю штукатурку? – в свою очередь вопрошала Лин. – Без грима ты похожа на кролика-альбиноса, попавшего в луч прожектора! И тогда даже Фредо на тебя не бросится. Впрочем, он тот еще подонок!
Наш Фредо готов трахнуть все, что шевелится, была бы дырочка!..
Но Лин и сама меняла мужчин как перчатки.
Обычно она отдавала предпочтение рок-звездам, однако готова была сделать исключение из этого правила для любого, кто был достаточно богат, чтобы делать ей дорогие подарки. Дорогие подарки Лин просто обожала.
Другим ее излюбленным занятием было сводить Бриджит с мужчинами, однако та старательно избегала знакомств, способных кончиться постелью, и вовсе не потому, что была слишком стеснительна или страдала избытком целомудрия. Просто ей казалось, что от мужчин нельзя ждать ничего, кроме неприятностей, да и ее личный любовный опыт нельзя было назвать ни удачным, ни особенно счастливым. Ее первой любовью был молодой, амбициозный актер Тим Уэлш, в которого Бриджит влюбилась, когда была еще невинным подростком. Его зверски избили и прикончили именно за связь с ней.
Отлично, крошка!.. – ворковал Фредо Карбонадо, возясь с фотоаппаратом, и его блестящие, похожие на маслины итальянские глаза источали похоть высшей пробы. – Я просто балдею от этих губ, Бриджит. Тащусь! Отлично! Потрясающе!
Бриджит чувственно вытянулась, подставляя объективам свое роскошное тело. Она была блондинкой с округлыми формами, которые, как сказал однажды Фредо, способны были довести до оргазма даже деревянный комод. Большие голубые глаза, чистая, словно светящаяся изнутри кожа нежного персикового цвета, длинные темные ресницы и полные, слегка надутые губы безупречной формы придавали Бриджит немного детский и вместе с тем дьявольски соблазнительный облик, благодаря которому она и стала популярной фотомоделью.
– Прекрати, Фредо! – оборвала она фотографа. – Сколько раз я тебе говорила, что не желаю слышать ничего подобного. Оставь свои присказки для какой-нибудь наивной дурочки, я на это не клюну.
Фредо нахмурился. Он никак не мог понять, почему Бриджит ведет себя не так, как все остальные модели, которых ему удавалось уложить к себе в постель без особого труда.
– Почему ты такая злючка, Бриджит? – разочарованно спросил он, на мгновение отрываясь от фотоаппарата, чтобы состроить подходящее к случаю лицо.
– Я не злючка, – холодно ответила девушка. – Просто я говорю правду, а это не всем нравится.
– Нет, ты точно за что-то на меня злишься, сказал Фредо и ухмыльнулся. – А раз так, значит, ты и есть злючка. Злопамятная маленькая злючка.
– Спасибо, милый, – едко бросила Бриджит.
– Нет, правда, – продолжал итальянец. – Вот ты на меня сердишься, а между тем я один знаю, чего тебе больше всего не хватает.
– И что же это?
– Мужчины! – с триумфом выпалил Фредо, и Бриджит презрительно фыркнула.
– Ха-ха! – громко сказала она, принимая новую соблазнительную позу. – С чего ты решил, что меня интересуют именно мужчины?
Может быть, я давно открыла для себя чарующий мир женской любви?
– Аллилуйя! – воскликнула Фанни, чернокожая гримерша Бриджит, и выступила вперед. – Наконец-то свершилось! Я готова, Бригги. Скажи только словечко, и я готова!
Бриджит хихикнула.
– Я пошутила, Фанни.
– Я знаю, увы… – Фанни наклонилась к ней, чтобы пройтись по губам Бриджит тонкой собольей кисточкой. – И мне тебя ужасно жаль. Честное благородное слово – жаль! Ты просто не представляешь себе, сколько ты теряешь! Настоящее удовольствие женщине может доставить только другая женщина.
– Включи-ка лучше музыку, – попросила Бриджит. – Мне очень нравится Монтелл Джордан.
– А кому он не нравится? – откликнулась Фанни, включая проигрыватель компакт-дисков. – Если я когда-нибудь и решу стать натуралкой, то только из-за такого мужчины, как он.
– А если когда-нибудь я решу сменить ориентацию, – пошутила Бриджит, – то я сделаю это только ради такой женщины, как Джессика Ланж. На днях я видела Джессику на ее бенефисе – у нее просто безумная сексуальная аура! На мой взгляд, она что-то вроде Элвиса, только в женском обличье.
– Лесбиянки всех стран, внимание, грядет что-то важное! – завопил из своего угла Мастере, парикмахер Бриджит.
– А ну брысь! – шутливо прикрикнула на него Бриджит. Но на самом деле она нисколько не сердилась – ей очень нравилось то товарищество, которое возникало в студии во время каждой съемки. И Фанни, и Мастере с его дурацким оранжевым комбинезоном и апельсинового цвета волосами, и даже Фредо – эти люди были ее семьей. И другой у Бриджит на данный момент не было.
Фредо, правда, стоял несколько особняком.
Он действительно был фотографом высокого класса со всеми вытекающими отсюда последствиями, и это было как раз одной из причин, почему Бриджит ни разу не задумалась о том, чтобы поддаться его несколько сомнительным чарам.
Фредо мог заполучить в свою постель практически любую фотомодель, как бы знаменита она ни была, и вовсю этим пользовался. Его любовь всегда начиналась очень бурно, но отличалась весьма скоротечным характером, поэтому список его побед мог сделать честь любому донжуану.
Впрочем, Фредо и был настоящим, беспринципным донжуаном, и Бриджит твердо решила, что никогда не будет иметь с ним никаких дел, если только на нее не нападет какой-нибудь внезапный каприз.
Интересно, что они все в нем находят, подумала она, следя за тем, как Фредо суетится возле аппарата. Ни при каких обстоятельствах его нельзя было назвать красивым, так как природа одарила его огромным носом, небольшими глазками и кустистыми бровями. К тому же Фредо был полон и невысок ростом, однако это, судя по всему, ничуть ему не мешало, так как все его любовницы были, как минимум, на полголовы выше его. Видимо, в нем все же было что-то, что делало его практически неотразимым если не для всех, то, по крайней мере, для подавляющего большинства фотомоделей.
Тут Бриджит слегка вздрогнула от отвращения, вспомнив предупреждение своей подруги Лин. «Не вздумай с ним связываться, – говорила она, со знающим видом закатывая глаза цвета темного янтаря. – Наш Фредди из тех мужчин, которые сначала трахнут бабу, а потом начинают болтать об этом на всех перекрестках. К тому же, несмотря на все его хвастовство, у него поразительно маленький член. Просто крошечный, так что игра не стоит свеч, подружка!»
Лин была темнокожей девушкой, которую отличала редкая, делавшая ее не похожей на других, красота. Она была родом из лондонского Ист-Энда, однако, несмотря на это, а также на небольшую разницу в возрасте (Лин исполнилось двадцать шесть, и она была на год старше Бриджит), они давно стали настоящими, близкими подругами. Даже жили они рядом. Несколько месяцев тому назад Бриджит купила квартиру в доме на Сентрал-парк Саут, где жила Лин, так что теперь они были еще и соседками.
В шоу-бизнесе обе считались супермоделями, однако даже само это слово обычно приводило подруг в состояние неистового веселья.
– «Супермодель»! – визгливо восклицала Лин. – Это я-то «супермодель»?! Посмотрели бы они на меня утром, когда я в бигуди бегу умываться! Уверяю тебя, в этот момент у меня тот еще вид!
– Могу себе представить! – соглашалась Бриджит.
– А как выглядишь ты, если смыть с тебя всю штукатурку? – в свою очередь вопрошала Лин. – Без грима ты похожа на кролика-альбиноса, попавшего в луч прожектора! И тогда даже Фредо на тебя не бросится. Впрочем, он тот еще подонок!
Наш Фредо готов трахнуть все, что шевелится, была бы дырочка!..
Но Лин и сама меняла мужчин как перчатки.
Обычно она отдавала предпочтение рок-звездам, однако готова была сделать исключение из этого правила для любого, кто был достаточно богат, чтобы делать ей дорогие подарки. Дорогие подарки Лин просто обожала.
Другим ее излюбленным занятием было сводить Бриджит с мужчинами, однако та старательно избегала знакомств, способных кончиться постелью, и вовсе не потому, что была слишком стеснительна или страдала избытком целомудрия. Просто ей казалось, что от мужчин нельзя ждать ничего, кроме неприятностей, да и ее личный любовный опыт нельзя было назвать ни удачным, ни особенно счастливым. Ее первой любовью был молодой, амбициозный актер Тим Уэлш, в которого Бриджит влюбилась, когда была еще невинным подростком. Его зверски избили и прикончили именно за связь с ней.