Первыми, кого Лаки увидела в просторной кухне особняка, стоявшего на берегу Тихого океана, были маленький Джино, Мария, их чернокожая гувернантка Чичи и Бобби – пятнадцатилетний красавчик, точная копия своего деда.
   – Привет, ма, – сказал Бобби. – Хочешь взглянуть на мой новый смокинг от Армани? Ты просто обалдеешь!
   – Не сомневаюсь, – сухо заметила Лаки. – Кстати, с чего ты решил, что тебе уже можно носить смокинг, да еще от Армани? В твоем возрасте следует одеваться скромнее.
   – Мне так сказал дед. – Бобби широко ухмыльнулся.
   – Джино тебя балует, – сказала Лаки.
   – Угу. – Бобби снова улыбнулся. – Но я ничего не имею против.
   Лаки только покачала головой. Она сама разрешила своему старшему сыну пойти сегодня на прием; что касалось Джино-младшего и Марии, то они, по ее мнению, были еще слишком малы, а Лаки не собиралась делать из них избалованных голливудских детей. Слишком много она видела этих пресыщенных, скверно воспитанных, наглых подростков, которые уже в шестнадцать получали в подарок собственный «Порше».
   Чичи, которая работала у Лаки с тех пор, как родился Бобби, накрывала на стол, собираясь кормить младших детей.
   – Как вкусно пахнет!.. – с подъемом проговорила Лаки. – Ну-ка, кто первый съест свою порцию?
   – А где папа? – спросила Мария. – Он обещал побегать с нами по берегу.
   Мария была очаровательным ребенком с огромными зелеными глазами и тонкими, как паутинка, светлыми волосиками, которые обещали со временем превратиться в роскошные белокурые локоны. Она была очень похожа на Ленни, в то время как Джино пошел внешностью в Лаки.
   – Папа работает, – объяснила Лаки. – Он побегает с вами в выходные, ладно?
   Мордашка Марии вытянулась.
   – Но ты же говорила, что я могу побегать по берегу, мама, – серьезно сказала она. – Ты же обещала!
   Лаки улыбнулась.
   – Я знаю, – сказала она, вспоминая, какой она сама была в восемь лет. У нее не было матери, которая могла бы за ней присматривать, – только мрачные охранники и глухие стены, окружающие особняк в Бель-Эйр, в котором отец прятал ее от наемных убийц. – Я иду наверх готовиться к приему, – объявила она. – Когда я вернусь, надеюсь, что все будет съедено. И еще я хочу, чтобы кое-кто переоделся в домашние халатики и был готов поцеловать меня перед сном, потому что сегодня я вернусь очень поздно.
   Маленький Джино хихикнул. Лаки наклонилась и, быстро обняв сына, поспешила наверх, в спальню, где ее уже ждал личный парикмахер Нед. Обычно Лаки причесывалась и укладывала волосы сама, но сегодня она решила, что будет гораздо лучше, если над ее прической поработает профессионал.
   Нед от волнения грыз ногти сразу на обеих руках.
   – В чем дело, Недди? – спросила Лаки, падая в кресло перед зеркалом.
   – Как в чем? – удивился он. – Я волнуюсь.
   Вы всегда так торопитесь, так спешите…
   – Особенно сегодня, – сказала Лаки решительно. – В пять тридцать я должна уже сидеть в лимузине, а мне еще надо одеться и подкраситься.
   – О'кей, – вздохнул Нед, накидывая ей на плечи накидку. – Какую вы хотите прическу?
   – Высокую. И еще, Недди, сегодня я хочу что-нибудь особенное.
   – То есть вы хотите быть непохожей на себя? – укоризненно спросил Нед.
   – Точно, – подтвердила Лаки. – Могу я хотя бы раз позволить себе выглядеть как взрослая женщина или нет?
   – Разумеется, разумеется. – Парикмахер протяжно вздохнул. – Только не торопите меня.
   Я не люблю, когда меня торопят, – от этого у меня начинают дрожать руки. И не вертитесь, О'кей?
   – У тебя есть двадцать минут, – сказала Лаки. – Больше мне все равно не высидеть.
   – О боже! – Нед трагически возвел очи горе. – Лучше бы я делал прически кинозвездам!
   Эти, по крайней мере, способны любоваться на себя в зеркало часами!
   Он, однако, сумел причесать и уложить ей волосы в рекордно короткий срок, и Лаки, поблагодарив Неда, поспешила его отослать. Как только парикмахер ушел, она бросилась в ванную и встала под душ, стараясь не замочить голову. Потом она досуха растерлась жестким махровым полотенцем и брызнула на себя любимыми духами Ленни.
   Затем настал черед макияжа. С этой работой Лаки справилась быстро – она никогда не делала «себе лицо», пребывая в непоколебимой уверенности, что Бог и так наградил ее достаточно щедро. Подкрасив ресницы и подведя губы, она сочла, что сделала больше чем достаточно, и втиснулась в длинное шелковое платье от Валентине. Платье было ярко-красным, с тонюсенькими желтыми полосочками, глубоким вырезом и разрезом до бедра. Платье было достаточно откровенным: оно ничего не скрывало, и Лаки порадовалась про себя, что она достаточно стройна.
   Будь в ее фигуре хоть малейший изъян, и она не смогла бы надеть это шикарное платье, в которое влюбилась с первого взгляда.
   Несколько минут Лаки с удовольствием рассматривала себя в зеркало. «Вот теперь, – подумала она с удовлетворением, – я действительно выгляжу, как взрослая женщина. Как настоящая Лаки Сантанджело…»
   В школе ее называли Лаки Сант. Под этим именем она значилась во всех документах и в классном журнале, и никто из учителей, за исключением, быть может, директора, не знал ни ее настоящей фамилии, ни того, что она приходится дочерью широко известному в определенных кругах Джино Сантанджело – крупному лас-вегасскому магнату, владельцу сети отелей и казино, преуспевающему дельцу с несколько сомнительным прошлым.
   «О, Джино!.. – подумала Лаки. – Отец. Дорогой мой человек… Сколько же мы с тобой пережили вместе?» Того, что им досталось, другому хватило бы на несколько жизней, но Лаки ни о чем не жалела. Напротив, она была только рада тому, что трудности и опасности укрепили ее связь с отцом, и теперь разрушить ее было не под силу никому.
   Лаки очень хорошо помнила, как в девятнадцать лет упрашивала отца позволить ей возглавить семейный бизнес, но Джино долго не соглашался.
   – Девочки должны выходить замуж и рожать детей, – говорил он ей.
   – Только не я, – отвечала ему Лаки упрямо. – Ведь я не просто девчонка, я – Сантанджело, а это кое-что значит. Я могу сделать все, что угодно.
   И она действительно могла. Когда Лаки показала отцу, на что она в действительности способна, он не только уступил, но и признал в ней делового партнера, который не уступает ему ни в уме, ни в решительности, ни в деловой хватке.
   Открыв сейф, Лаки достала оттуда золотые сережки с бриллиантами, которые Ленни подарил ей на сорокалетие. На руку она надела широкий браслет с бриллиантами и изумрудами – подарок отца – и, бросив взгляд на часы, коротко вздохнула. Времени было двадцать минут шестого, а она была уже полностью готова.
   Внизу Бобби, одетый в смокинг, стоял в картинной позе возле камина, красуясь перед братом и сестрой.
   – Почему нам тоже нельзя поехать? – спросила Мария, завидев спускающуюся по лестнице Лаки.
   – Потому что это не детский утренник, – ответила Лаки, любуясь дочерью. В пушистой байковой пижамке с портретом пса Снупи на кармане Мария выглядела очаровательно. – Сегодняшний прием только для взрослых, к тому же мама идет не столько развлекаться, сколько работать. Я должна сказать речь…
   – И все будут тебя слушать?! – ахнула Мария.
   – А ты как думала, маленькая? Конечно, будут.
   – Если этот пли… плием только для взрослых, почему Бобби идет? – спросил маленький Джино.
   – Потому что он выше, чем все мы, вместе взятые, – нашлась Лаки. Это был хороший ответ, к тому же она была недалека от истины: если бы Лаки посадила Марию к себе на плечи, то глаза девочки пришлись бы как раз вровень с глазами ее старшего сына. – Лимузин приехал? – спросила она у Бобби.
   – Только что.
   – Тогда идем, – сказала Лаки, целуя Марию и Джино-младшего.
 
   – Послушай, дорогая, я никак не могу найти свой галстук! – пожаловался Стивен в телефонную трубку, неловко прижимая ее к уху плечом.
   Обе руки он чуть не по локоть запустил в верхний ящик комода, но галстука не было и здесь.
   – Ты соображаешь, что ты делаешь, Стив? – спросила Мэри Лу, с трудом сдерживая смех. – По-моему, только ты способен позвонить жене на съемочную площадку! Между прочим, ты запорол Ленни почти готовый дубль!
   Она говорила по своему сотовому телефону, старательно отворачиваясь от своего партнера-актера, который никак не мог поверить, что Мэри Лу не отключила свой аппарат на время съемок сцены.
   – Извини, родная, – сказал Стив, – но это срочно. Лаки вот-вот будет здесь.
   – Твой галстук на вешалке за ширмой – там, куда я повесила его сегодня утром. Я тебе раз пять сказала, где он.
   – Ах да, верно. Конечно! – воскликнул Стивен, вспоминая. – Ну точно, вон он висит.
   – Ты когда-нибудь доведешь меня до сумасшествия, Стив, – сказала Мэри Лу, притворяясь сердитой.
   – Серьезно?
   Она негромко хихикнула.
   – Совершенно серьезно, Стив.
   – О'кей, крошка… – сказал он низким, бесконечно сексуальным голосом. – Сегодня вечером. Жди. Я приеду и попробую довести тебя до полного сумасшествия.
   – О-о-о, Стив!..
   Теперь уже оба они захихикали, как настоящие сумасшедшие, защищенные от вежливого недоумения посторонних сознанием того, что даже теперь они все еще без ума друг от друга и что с каждым новым проведенным в браке годом их сексуальные отношения становятся все лучше.
   – Мэри Лу! – крикнул ей Ленни Голден. – Мы все хотели бы закончить фильм в этом году.
   В этом, а не в будущем. Или у тебя другие планы?
   – Извини, Ленни, – виновато откликнулась актриса. – Пока, любимый, – добавила она в трубку. – Увидимся вечером. Я должна сказать тебе что-то совершенно особенное.
   – Что? – спросил Стив, от души надеясь, что она не подписала новый контракт на съемку, не посоветовавшись с ним. Стив рассчитывал, что после съемок у Ленни Голдена они с женой устроят себе роскошные каникулы где-нибудь на Гавайях.
   – Увидимся – тогда скажу, – лукаво проговорила Мэри Лу и выключила телефон.
   – Ну что, можно продолжать? – с сарказмом спросил Ленни, давая знак светоустановщику и оператору.
   – Да, пожалуйста, мистер Голден, – величественно отозвалась актриса, улыбаясь своей неотразимой улыбкой.
   И ни один человек из съемочной группы даже не подумал на нее сердиться.

Глава 6

   То, что девушка называла «прошвырнуться», не особенно понравилось ее темнокожему кавалеру. В глубине души он рассчитывал на сеанс быстрого секса на заднем сиденье своего джипа или, в крайнем случае, на минет, однако после того, как они побывали в двух закусочных и выпили по паре шоколадных коктейлей, ему стало ясно, что у его спутницы есть какая-то своя программа.
   Эта девушка помыкала им всегда – с того самого времени, когда они были детьми. Сходи туда, сделай это – эти распоряжения она отдавала с восхитительной небрежностью, и он ни разу не посмел ослушаться. Сначала это был обычный диктат возраста – как-никак, она была на два года старше, но со временем покорность перешла в привычку.
   Не то чтобы он не пытался вырваться. Напротив, временами он просто ненавидел ее, однако от попыток восстать его удерживало одно немаловажное обстоятельство.
   Он постоянно хотел ее и надеялся, что рано или поздно она уступит, – уступит, хотя бы просто повинуясь собственному капризу или настроению минуты.
   И тогда наступит его час. Юноша был уверен, что достаточно будет ему хотя бы раз обладать ею, и ее власть над ним кончится – он будет свободен. Пока же он позволял ей командовать собой.
   В конце концов они заехали в супермаркет и купили там две упаковки пива по шесть банок в каждой. Девушка выглядела много старше своих восемнадцати лет , да и кассир был слишком взволнован, таращась на ее груди.
   На стоянке девушка откупорила две жестянки и протянула одну своему спутнику.
   – Кто допьет последним, тот какашка, – быстро сказала она, поднося банку к губам.
   Юноша не имел ничего против того, чтобы посоревноваться. В свое время он клятвенно обещал отцу никогда не садиться за руль пьяным, но сейчас данное когда-то слово совершенно вылетело у него из головы, к тому же пиво оказалось вкусным и холодным. Ему удалось первым опустошить свою жестянку, и эта небольшая победа помогла ему почувствовать себя увереннее.
   – И что мы будем делать теперь? – сказал он нарочито ленивым тоном, швырнув пустую банку под ближайшую машину.
   – Не знаю. – Девушка пожала плечами.
   – Как насчет того, чтобы закатиться в кино?
   – Забава для малолеток, – отрезала она, играя серебряными кольцами, которыми было украшено ее проколотое в нескольких местах ухо. – Могу предложить кое-что получше. Давай что-нибудь украдем! – сказала она таким тоном, словно речь шла о каком-то пустяке.
   – Как так? – опешил юноша. – Зачем?
   – А просто для смеха. – Девушка была уверена в своей власти. – Нет, пусть это будет что-то вроде обряда посвящения. Если ты хочешь и дальше дружить со мной, ты должен сделать что-то такое, чтобы я могла в тебе не сомневаться.
   – Дружить? – тупо переспросил юноша, гадая, что скрывается за этим словом.
   – Да не трусь ты! – Девушка досадливо дернула плечом. – Делов-то – раз плюнуть. Мы зайдем в музыкальный магазин и посмотрим, сколько компакт-дисков ты сможешь украсть.
   – Почему бы мне просто не купить их? – резонно возразил юноша. – Отец оплачивает мои счета без всяких разговоров.
   – В чем дело, красавчик? – презрительно бросила девушка. – Папочкин сынок боится нажить неприятности?
   – Нет. Просто…
   – Что с тобой, цыпленочек? – продолжала она насмешливо, не слушая его слабых протестов. – Похоже, пока вы торчали в Нью-Йорке, папочка держал тебя под замком. Я-то думала, ты храбрее!
   – Я ничего не боюсь! – ответил юноша вызывающе.
   – Не-ет! Ты – настоящий папочкин сынок, вот ты кто.
   – Нет! – почти крикнул он и, резким движением открыв еще одну жестянку с пивом, сделал огромный глоток. – Ничего подобного! – добавил он, вытирая губы тыльной стороной руки.
   – Так ты у нас, значит, крутой? – Девушка прищурилась.
   – Ты плохо меня знаешь, – возразил парень.
   – Я отлично тебя знаю, – быстро сказала девушка. – Готова спорить на что угодно, что ты еще ни разу не трахался.
   То, что она знает его самый главный, тщательно охраняемый секрет, потрясло юношу.
   – Вот и нет, – поспешно ответил он. – Я…
   – Тогда отлично, – сказала девушка. – Мне нравятся парни, которые не зовут на помощь папочку, как только у них встанет.
   Юноша отпил еще пива. Значит ли это, подумал он, что потом она позволит ему показать свое умение на практике?
   – Ладно, пойдем ограбим твой магазинчик, – сказал он грубым голосом. – Спорим, я стырю больше «сидюков», чем ты?
   – Вот это другой разговор. – Девушка кивнула. – Хочешь, я пока поведу?
   – Еще чего! – откликнулся юноша. – Я в порядке.
   И, открыв еще по банке пива, они сели в машину и выехали со стоянки.

Глава 7

   Дела на площадке подвигались медленнее, чем рассчитывал Ленни, и он начинал бояться, что скоро естественное освещение не позволит снимать дальше. И все же он не сдавался, торопясь успеть сделать сегодня все, что можно.
   Правда, Ленни обещал Лаки, что приедет на прием пораньше, но теперь ему было ясно, что они с Мэри Лу прибудут туда одними из последних.
   Ну, ничего, подумал он. Еще два-три крупных плана, и они смогут закончить работу на этой площадке. Его съемочная группа работала слаженно, и Ленни надеялся успеть. Еще одной крупной удачей он считал и то, что в главной роли у него снимается именно Мэри Лу. Большинство знаменитостей вели себя на площадке как настоящие стервы, пререкались из-за любого пустяка и жаловались на каждую мелочь. Мэри никогда себе этого не позволяла, разве только вопрос был действительно принципиальным. Да, она была хороша собой, знаменита, талантлива, но при всем при этом она обладала хорошим характером, и вся съемочная группа буквально боготворила ее.
   Что касалось Бадди, то он, похоже, был влюблен в Мэри Лу по-настоящему, и Ленни было очень любопытно наблюдать за его маневрами вокруг актрисы. Бадди был известным ловеласом, у которого всегда был наготове пустующий трейлер, куда он без стеснения приглашал приглянувшихся ему женщин. С Мэри Лу он, однако, вел себя на удивление робко и застенчиво, что в сочетании с его обычно яркой одеждой и походочкой а-ля Фредди Мерфи производило весьма комическое впечатление.
   – Эй, она ведь замужем, – негромко сказал Ленни, перехватив исполненный вожделения взгляд Бадди.
   – Я знаю, – буркнул тот, продолжая переустанавливать софиты для последней сцены. – Не понимаю только, почему это должно меня останавливать…
   – Но-но, она не просто замужем – она замужем за моим шурином.
   – Счастливчик он, твой шурин, – заметил Бадди с самым сокрушенным видом.
   – Не стану спорить, – согласился Ленни. – Членам нашей семьи вообще очень везет в этом смысле. Взять хотя бы мою жену… Впрочем, что тут говорить! Ты и сам ее видел.
   – Видел, – кивнул Бадди. – И вполне с тобой согласен, только… Скажи мне одну вещь, Ленни, только честно… Неужели тебе никогда не бывает с ней трудно?
   – Трудно? С Лаки? Что ты имеешь в виду?
   – Ну, понимаешь… Она у тебя заправляет студией и сама принимает все важные решения.
   Твоя Лаки имеет в Голливуде очень большой вес, и…
   – Ах, вот ты о чем! – Ленни рассмеялся. – Ты считаешь, что это меня как-то задевает?
   – Ну, я не это хотел сказать…
   – Да ладно, Бад, я прекрасно тебя понял. Нет, мое самолюбие нисколько не страдает, хотя я прекрасно понимаю, что сам бы я с этим делом не справился.
   – С чем? С руководством собственной студией?
   – Нет, с тем вниманием, которое постоянно уделяют Лаки газеты, актеры и все ее окружение.
   – Позволь тебе не поверить, Ленни. Это…
   – Я серьезно! – перебил его Ленни. – Я-то знаю, что это такое. Когда я был актером, я тоже был вроде как знаменит, и, должен сказать честно, выносить это не очень легко. Женщины травили меня, как зайца, и я постоянно обнаруживал в карманах записки с телефонными номерами или получал по почте фотографии обнаженных красоток, которые были не прочь со мной переспать. Некоторые доходили до того, что пытались ворваться ко мне в номер… Нет, уж лучше никакого внимания, чем такое, а ведь я все-таки мужчина. Будь я женщиной, мне было бы труднее.
   – А мне кажется, что ты преувеличиваешь трудности и опасности, которыми чревата популярность, – заявил Бадди и многозначительно подмигнул.
   – Думай как хочешь, – пожал плечами Ленни. – А сейчас я буду тебе очень благодарен, если ты перестанешь пялиться на Мэри Лу и займешься своим прямым делом. По-моему, нужно еще немного развернуть пятый и восьмой софиты.
 
   Джино Сантанджело посмотрел на себя в зеркало и, поправив «бабочку», вздохнул. Он был вполне одет и готов к выходу, но его это не удивляло: когда тебе восемьдесят семь, на то, чтобы привести себя в порядок, нужно совсем мало времени. Не понимал он другого – когда же, черт побери, он успел так состариться?
   В глубине души Джино по-прежнему считал себя сорокалетним, и большую часть времени он именно так себя и чувствовал. Как и в прежние годы, он был бодр и готов к действиям и, лишь глядя на себя в зеркало, замечал седые волосы и вспоминал о своем более чем солидном возрасте и о тех мелких неприятностях, на которые обычно не обращал внимания. Боль в суставах в сырые, холодные вечера, необходимость вставать в туалет по десять раз за ночь, легкая дрожь в руках и коленях, ощущавшаяся каждый раз после сколько-нибудь значительных физических усилий, – от всего этого Джино обычно отмахивался, считая временным недомоганием, и, лишь вспоминая о своих годах, он с горечью сознавал, что это уже не случайность, а система. Что ж, стареть было, конечно, очень неприятно, однако альтернатива была еще хуже, и Джино легко утешался тем, что вспоминал известную поговорку, которую переиначил на свой лад: «Если ты встал утром и у тебя все болит, значит, ты еще не умер».
   – Я еще не умер, – сказал он своему отражению в зеркале. – Не умер и не собираюсь!
   С этими словами Джино стряхнул с лацкана пиджака несуществующую пылинку и перешел в гостиную своей роскошной квартиры на бульваре Уилшир. Там он налил себе на два пальца виски и выпил одним глотком. Иных лекарств Джино не признавал. «Единственного врача, которому я доверяю, – часто говорил он Лаки, – зовут» Джек Дэниэлс». Все остальные – просто шарлатаны «.
   Вспомнив о Лаки, Джино улыбнулся. Сильная, умная, ловкая, она обладала завидным чутьем и умела быстро принимать точные решения.
   Другой дочери он не хотел, хотя иногда ему было с ней трудно. Впрочем, удивляться тут не приходилось: в последнее время Джино все чаще и чаще думал о том, что Лаки – точь-в-точь он сам, только в юбке, а двум медведям в одной берлоге тесно. К счастью, они могли по достоинству оценить и понять друг друга, а из понимания родились уважение и крепкая любовь.
   Да, Джино уважал свою дочь и гордился ею.
   Поэтому-то он и прилетел из Палм-Спрингс в Лос-Анджелес, чтобы присутствовать на приеме в честь Лаки. Жена Джино Пейдж тоже собиралась приехать с ним, но буквально накануне отъезда ее уложила в постель сильная простуда, и ей пришлось остаться дома. Пейдж была славной женщиной: она прекрасно относилась к Лаки, да и с Джино они отлично ладили, хотя Пейдж и была младше своего мужа на три десятка лет. Джино особенно нравился ее жизнерадостный характер, не говоря уж о теле – миниатюрном, но сильном, которое до сих пор его волновало. Правда, сейчас Джино интересовался сексом уже не так, как когда-то, однако у него до сих пор не было проблем с потенцией, и он вовсю этим пользовался – к немалому изумлению своего лечащего врача, которому, впрочем, Джино позволял только наблюдать себя.
   – Тебе уже восемьдесят семь, Джино! – сказал ему врач буквально на прошлой неделе. – Когда это прекратится?
   – Никогда, док, – рассмеялся Джино в ответ. – В этом секрет моего долголетия.
   Но, несмотря на свою привязанность к Пейдж, Джино так и не смог забыть Марию – свою первую жену и единственную настоящую любовь. Ее гибель потрясла его и изменила всю его жизнь. Даже сейчас, много лет спустя, Джино не забывал о мерах предосторожности, пользуясь услугами частного охранного агентства, которое он сам основал и для которого подбирал людей.
   Он и Лаки убеждал воспользоваться услугами квалифицированных телохранителей, но она только отмахивалась, считая, что со смертью последнего из Боннатти многолетняя вендетта закончилась и они могут вздохнуть спокойно. Но Джино так не считал. Он твердо знал, что у семьи Сантанджело до сих пор очень много врагов, тайных и явных, которые только и ждут подходящего момента, чтобы нанести удар.
   Неудивительно поэтому, что он волновался за дочь. Разумеется, она уже давно была взрослой, самостоятельной и прекрасно обеспеченной, однако она все же была женщиной, а Джино про себя продолжал считать, что женщина – это совсем не то, что мужчина…
   Правда, сказать об этом Лаки прямо он так никогда и не решился. Она устроила бы ему грандиозный скандал, если бы только заподозрила, что ее отец может так думать.
   Улыбнувшись, Джино налил себе еще глоток виски и задумчиво выпил. Его дочь – мисс Шаровая Молния – была неисправимой феминисткой. Это был ее единственный недостаток, с которым он, впрочем, был вполне способен мириться. Во всех остальных отношениях она была настолько близка к совершенству, насколько это вообще возможно, и Джино искренне гордился ею. Лаки сумела добиться всего, чего хотела, и сегодня вечером ее должны были чествовать как самое важное лицо в Голливуде, а это что-нибудь да значило.
   Переговорное устройство у двери негромко зажужжало, и консьерж сообщил Джино, что заказанный лимузин прибыл.
   – Сейчас спущусь, – ответил Джино, ставя пустой бокал на каминную полку.
   Как же он желал, чтобы Мария тоже была жива и могла разделить с ним сегодняшнюю радость!
 
   Сняв галстук с вешалки, Стивен завязал его и с удовлетворением посмотрел на себя в зеркало, решив, что для мужчины, которому перевалило за пятьдесят, он выглядит не так уж плохо.
   Врожденная скромность мешала ему оценить себя по достоинству. Он был высок ростом и сложен, как греческий атлет-олимпиец; его гладкая кожа имела приятный светло-шоколадный оттенок, а глаза были редкого у афроамериканцев глубокого зеленого цвета, что делало его лицо неординарным, запоминающимся. Иными словами, он был очень хорош собой, и Мэри Лу не раз говорила мужу, что такого красивого мужчины она еще никогда не встречала. В устах знаменитой актрисы, которая чуть не каждый день сталкивалась с лучшими образчиками мужской породы, подобное признание вряд ли было пустым звуком, но Стивен только смеялся в ответ, продолжая считать себя самым обыкновенным.
   – Ты необъективна, потому что я – твой муж, – со смехом говорил он в таких случаях.
   – Еще как необъективна! – отвечала мужу Мэри Лу, улыбаясь ему своей обворожительной улыбкой.
   Вспомнив о Мэри Лу и об их последнем разговоре, Стивен сам не сдержал улыбки. Он считал себя настоящим счастливчиком: у него была жена, которую он боготворил и которая обожала его, прелестная маленькая дочурка и целая куча родственников, которых он обрел так неожиданно. Особенно ему нравилась Лаки, которая с самого начала отнеслась к нему так, словно они выросли вместе.