Коллинз Макс Аллан. Двойник

   Пурвин задрал вверх подбородок и посмотрел на меня сверху вниз. Маленькие мужчины иногда делают так. Особенно, когда вы сидите, а они – стоят.
   – Почему я стану это делать? Если убитого признали Диллинджером, зачем мне говорить противоположное? Отпечатки пальцев совпадают, и...
   – Меня это и поразило, – заметил я, – но я также обратил внимание, что во время расследования отпечатки пальцев не рассматривались как свидетельство. Какой-то агент подтвердил, что они совпадают, вот и все. Так? Кто снимал их?
   – Снимал что? – спросил Пурвин.
   – Отпечатки пальцев! Кто из ваших людей снимал отпечатки пальцев?
   Пурвин и Коули обменялись взглядами, Коули ответил:
   – Отпечатки снимал ночью в морге один офицер из чикагской полиции.
   – Офицер чикагской полиции?
   – Да.
   – Вы хотите сказать: полицейский из Восточного Чикаго?
   – Нет, из Чикаго.
   – Как фамилия этого копа?
   Они оба пожали плечами.
   – Подождите, дайте мне разобраться. До сих пор в этом деле не были задействованы силы полиции Чикаго. И вдруг не люди из ФБР, а какой-то безымянный чикагский коп берет отпечатки пальцев! Как это объяснить!
   На этот раз плечами пожал Коули.
   – Это был морг Кук Каунти. Что я могу сказать?
   – Почему бы вам не пойти туда и не снять еще раз отпечатки пальцев, пока есть время!
   – Зачем? – раздраженно поинтересовался Пурвин. Коули покачал головой.
   – Мне кажется, уже поздно. Наверное, отец Диллинджера едет из Индианы за телом, если уже не приехал.
   – Черт, тогда нужно поехать в Индиану и поговорить с Диллинджером-старшим еще до похорон, чтобы не тратить деньги на эксгумацию, а также проверить отпечатки пальцев.
   – Зачем это нужно? – заметил Пурвин.
   – Зачем нужно? Вы же сами повторяли много раз, что чикагские копы способны продать свою бабушку за сигару.
   Пурвин, посмотрев на часы, сказал:
   – Мне нужно заехать домой за багажом, скоро мой поезд. Джентльмены, придется вас покинуть.
   Он подошел к двери, затем повернулся и сказал:
   – Сэм, встретимся через несколько дней. Мистер Геллер, благодарю вас за то, что вы поделились своими соображениями. Они достаточно интересны, хотя и несколько притянуты за уши. Мы вам благодарны за то, что вы поделились ими только с нами.
   – О, Мелвин, – сказал я, – Вы, конечно, можете уехать, но провороните свой шанс. Он хмыкнул и вышел. Оставшись с Коули вдвоем, я спросил:
   – Куда он отправился?
   – В Вашингтон, – тихо ответил он.
   – Будет пожимать руку своему шефу?
   – Он встретится с директором ФБР и высшим чиновником органов юстиции.
   – Наверное, в прессе появится масса фотографий?
   Коули пожал плечами, но потом утвердительно кивнул.
   – Мелвин Пурвин заработал себе репутацию за счет этого мертвеца. Мне интересно, сможет ли малыш Мел спокойно спать в течение двадцати или тридцати лет, зная, что человек, которого он вроде бы убил, может снова появиться в любое время, – сказал я.
   Коули промолчал.
   Я поднялся.
   – Желаю вам удачи, именно вам,Коули. Вы мне кажетесь порядочным человеком.
   Он тоже встал и пожал мне руку.
   – Геллер, вы хороший специалист. Но я не думаю, что вы во всем правы... Но ценю, что из чувства долга, чести или чего-то еще вы пришли к нам и все рассказали.
   – Это что-то новенькое. Мне никогда не говорили о моем чувстве гражданского долга, чести или чего-то еще. Между прочим, мне положены деньги в качестве вознаграждения, не так ли? – засмеялся я.
   – Наверное, – ответил Коули, но казалось, что его поразила моя фраза.
   – Ну, если в течение следующих дней не разразится скандал и если им удастся похоронить мертвеца и написать на камне, что здесь лежит Диллинджер, вы знаете, по какому адресу послать для меня чек.
   Коули кивнул головой.

* * *

   Через несколько дней прислали чек. Я получил пять сотен. Болтали, что Анна Сейдж получила пять тысяч долларов, но некоторые утверждали – десять тысяч. Заркович тоже, по слухам, получил пять тысяч. Но это были деньги от правительства. Кто знает, сколько они получили от Джона Диллинджера или от Нитти.
   Что последовало после стрельбы у «Байографа», я узнавал из газет и других источников, слушал радио. Кроме того, были разговоры в барах и кафе.
   В последующие несколько дней многие любопытствующие толпились у маленького похоронного бюро в Муресвилле, в штате Индиана, родном городе Диллинджера. В газетах сообщалось, что еще пять тысяч человек посмотрели на мертвеца, лежавшего на парче в зале для прощания. Газеты также писали, что многие, знавшие Джонни, «с трудом» узнали его, так он сильно изменился. Его сестра Одри, которая помогала воспитывать его, не сказала, что признала брата в этом человеке, просто попросила: «У меня нет вопросов – похороните его».
   Отец Диллинджера, приехав в Чикаго за трупом, в первых интервью плакался, что у него нет денег на похороны сына. Но чуть позже, после встречи с адвокатом Пикетом, он повеселел и заявил, что денег на похороны хватит, как будто нашел чей-то бумажник на Ла-Саль-стрит.
   В эти дни случилось еще одно интересное событие – Анна Сейдж вышла из подполья и стала раздавать интервью направо и налево. «Леди в красном» купалась в лучах славы. Старые истории, распространявшиеся Пурвином и Коули, чтобы защитить ее и Полли, были забыты. И Анна постоянно беседовала с прессой до тех пор, пока Пурвин и Коули не отправили ее отдохнуть за казенный счет.
   Чикагская полиция сделала открытие, что с Анной в квартире жил какой-то мужчина. В газетах делались намеки, что полиция считает, что это был Диллинджер. Но дальше таких предположений дело не пошло.
   В пятницу после стрельбы в «Байографе» некий Джеймс Пробаско, как сообщалось в газетах, упал с девятнадцатого этажа из окна «Бэнкерс билдинг» и приземлился в аллее у этого здания. Летел он головой вниз и задел пешехода. Выпал он из той же самой комнаты для допросов, где я беседовал с Коули и Пурвином. В этой комнате он был с Коули и какими-то агентами, которые его допрашивали (Пурвин в это время нежился в лучах славы в Вашингтоне), и, как сообщили газетчики, он сумел выпрыгнуть из окна. Коули заявил, что Пробаско выглядел очень подавленным. Никто в здании, стоявшем напротив – «Рукери» – не видел, как прыгал этот человек. Одной из причин подавленности Пробаско, кроме боязни своих «дружков» из преступного мира, которые считали, что он может «заговорить», было заболевание герпесом и плохое состояние нервной системы.
   Я никогда не слышал о Пробаско и не встречался с ним, но говорили, что он был связан с «горячими деньгами», с гангстерами и Диллинджером. Были у него связи даже с политиками. Через свою жену он породнился с бывшим членом муниципалитета Томасом Дж. Боулером, ставшим недавно президентом санитарного управления района. Он был старым дружком Сермэка.
   Пробаско было уже за шестьдесят, и ему грозил год пребывания в тюрьме по обвинению в помощи беглецу. Но он не был человеком, способным на самоубийство. Среди бандитов и копов разнеслись слухи, что агенты ФБР постоянно подвешивали заключенных за ноги из окна, чтобы те разговорились. В случае с Пробаско они, наверное, старались заставить его признаться в участии в пластической операции Диллинджера, слухи о которой они начали распускать.
   Бывший ветеринарный врач Пробаско, наверное, помимо «отмывания денег» занимался еще хирургическими операциями – агенты нашли в его квартире резиновые перчатки, эфир, бинты, пластырь, йод и пистолеты. Они заявили, что он входил в группировку, включавшую в себя адвоката Пикета и двух врачей, которые сделали Диллинджеру и его дружку Гомеру Ван Метеру пластические операции.
   Постепенно эта история распространилась после «полета» Пробаско, и почти все задержанные в ответ на обещание получить условное наказание стали давать показания. Только один Пикет подвергся суду, но был признан невиновным, потому что присяжные решили, что он как адвокат пытался помочь своему клиенту Диллинджеру.
   Человека, которого убили у «Байографа» в ту жаркую воскресную ночь, похоронили на кладбище Краун-Хилл в Индианаполисе. Похороны состоялись в следующую среду. На этот раз толпа любопытных была разогнана Богом – во время церемонии разразилась гроза. Гроб опускали под сверкание молний и раскаты грома. На этом кладбище покоились останки президента Бенджамина Гаррисона, нескольких вице-президентов США, губернатора Индианы, писателя Бута Таркингтона, поэта Джеймса Виткомба Рили и изобретателя пулемета Р. Дж. Гетлинга.
   Спустя несколько дней старший Диллинджер, этот бедный до неприличия фермер, заплатил за то, чтобы гроб откопали и в могилу залили цемент, смешанный с металлоломом. Когда масса застыла, ее присыпали землей. Сверху были положены четыре железобетонные глыбы...
   Отец Диллинджера объяснил, что сделал это для того, чтобы «упыри» не мешали спокойно спать его сыну.
   – Если они захотят вынуть его, – сказал отец с улыбочкой, от которой его морщинистое лицо стало совсем старым, – им придется устроить здесь сильный взрыв.
   Старик напрасно волновался – никто не желал выпускать его из могилы.

II
Дочь фермера
24 августа – 1 сентября 1934 года

25

   Через месяц я стал серьезно задумываться по поводу выбранной профессии. Мое имя мелькало в газетах, в «Ньюс» сообщался и адрес моего агентства, но даже после такой рекламы клиентов не прибавилось. Мне не грозила смерть от руки «Детского личика» Нельсона или Гомера Ван Метера. За все мои тревоги и старания я получил всего несколько сотен долларов. И почти удостоверился, что занимаюсь не той работой.
   – Насколько я хорош? –спросил я у Салли, когда мы лежали в мягкой постели на ее шелковых простынях. В темноте Салли ласково прижалась ко мне.
   – Ты очень хорош, – ответила она улыбаясь.
   – Не меняй тему разговора.
   – Геллер, не будь таким мрачным.
   – Тебе неприятен этот разговор?
   Салли пожала плечами.
   – Вовсе нет.
   Актрисой она была никудышной, у нее лучше получалось с танцами, и я сказал ей об этом.
   – Пошел к черту. Геллер. – Голос был грустный, но приятный.
   – Я находился в самом центре событий, – заметил я. – А толку?
   – Почему бы тебе не воспользоваться своим положением? – предложила Салли и ближе придвинулась ко мне.
   – Я ушел из полицейских, потому что надоело, что мной постоянно пользуются. Я стал заниматься своим бизнесом, так как в этом городе люди слишком легко убивают друг друга... ну и гори все огнем. Я хочу, чтоб меня оставили в покое.
   Она отодвинулась и села на краешек кровати, повернувшись ко мне спиной.
   – Какой я к черту детектив, если не смог предотвратить убийство, зная о его подготовке!
   Салли закурила.
   – Мне наплевать на Джимми Лоуренса, кто бы он ни был, черт его побери! Я никогда не встречался с этим сучьим сыном! Что мне до того, что вся Индиана и Фрэнк Нитти хотели видеть его мертвым! Не желаю играть в эти игры!
   Она вздохнула и сделала затяжку.
   – Элен, с тобой... все в порядке? – Я прикоснулся к ее плечу, она отодвинулась, я отнял руку.
   – Я слишком много рассуждаю об этом, правда?
   Не поворачиваясь, ко мне, Салли сказала:
   – Нат, прошел уже месяц.
   – Я знаю и не хотел бы начинать все сначала.
   – Мне показалось, тебе стало легче, – грустно заметила Салли. – Уже прошла неделя с тех пор, как ты в последний раз причитал по этому поводу.
   Мне это не понравилось.
   – Черт побери, дело не в причитаниях. Это сжирает меня. Извини!
   Салли улыбнулась, наклонив голову, и выпустила дым из ноздрей, как это делала Марлен Дитрих.
   – Что случилось с сильным и молчаливым парнем? Мне казалось, что настоящие детективы никогда ни о чем не жалеют и не каются.
   Я улыбнулся и снова коснулся ее плеча. Но этот раз она не отодвинулась.
   Я обнял, поцеловал ее и сразу понял, как хорошо быть живым.
   Потом я поцеловал ее в шейку и прошептал на ухо:
   – Прости, прости. Не стану больше говорить об этом. Я приду в себя...
   Салли посмотрела на меня и улыбнулась.
   – Понимаю, что ты волнуешься из-за того, что произошло. Наверное, именно за это я люблю тебя...
   За все время, проведенное вместе, это было первое слово «люблю», произнесенное ею. Когда я услышал эти слова, мне показалось, что меня стукнули по голове. Это был неожиданный и приятный удар.
   Салли взлохматила мои волосы и грустно улыбнулась.
   – Мне жаль, когда ты так мучаешься.
   – Я тоже люблю тебя, Элен.
   – Я знаю. Бросай эту работу.
   – Что?
   – Через несколько месяцев мне придется уехать отсюда со своим шоу. Мы начинаем путешествие в ноябре
   – Пожалуйста, Элен. Не стоит начинать еще раз...
   – Я выслушала твое пение, теперь ты послушай меня.
   – Элен...
   – Мне нужен сильный, умный человек, который бы помогал мне справляться с акулами в моем бизнесе.
   – Твоем бизнесе.
   – В шоу-бизнесе. Я хочу, чтобы ты стал моим личным менеджером.
   – Я ничего не умею делать в шоу-бизнесе.
   – Ты разбираешься в людях.
   – Я разбираюсь в жуликах.
   Опять улыбочка.
   – Прекрасно.
   – Мы уже не раз говорили об этом...
   – Нат, мы станем работать вместе и жить вместе.
   – Ты хочешь сказать, мы поженимся?
   – Да.
   – Как насчет детей?
   Она пожала плечами.
   – Все возможно.
   – Тебе нужен кто-то другой.
   – Мне хотелось, чтобы ты воспринимал меня серьезно и думал о моем предложении.
   – Ты так говоришь, как будто делаешь мне деловое предложение. А до этого – была любовь.
   – Пойми меня правильно. Ты занимаешься бизнесом, который приносит тебе очень мало денег, но много сердечной боли. Я предлагаю тебе заняться делом, которое даст тебе много денег и успокоит сердце.
   – Элен, дело Диллинджера было...
   – Редкая удача. В твоем бизнесе подобные дела бывают не каждый день. Да, знаю. Слышала, как ты повторял это тысячу раз. Также слышала твои истории о том, как Лингл убивал, Фрэнк Нитти стрелял и Сермэк расстреливал. Нат, брось все это и поехали со мной.
   – Чтобы и быть твоей любовью?
   Салли рассмеялась.
   – Заговорил стихами, Геллер, ты – сплошной сюрприз. Разве я не права?
   – Мой отец работал в книжном магазине, и я там немного нахватался.
   – У моего отца была ферма. И я там тоже кое-чего нахваталась, поэтому мне хочется традиционных ценностей, как, например, жить с любимым и любящим человеком.
   – Книжный магазин и ферма. Каждый из нас считает, что прекрасно знает, как зарабатывать себе на жизнь. А семья – это другое дело.
   Она погладила мое лицо тыльной стороной прохладной руки.
   – Нам нужно объединиться.
   – Согласен, – ответил я и снова поцеловал ее. На следующий день, в пятницу, я сидел за столом в своем жалком маленьком офисе и размышлял по поводу совместной жизни с Салли Рэнд, о шоу-бизнесе, и о том, как бы нормальный парень обрадовался представившейся ему возможности. Почему, черт меня побери, я не могу отказаться от работы детектива? Мне нужно было заниматься текущими делами, а не мечтать, уставившись на новую мебель в офисе. Мне нужно сделать много телефонных звонков и проверить счета. Но я не мог ничего делать, по-прежнему сидел, смотрел в никуда и размышлял о будущем. Останусь ли я в этом офисе через год? Через пять лет? Десять лет? Будут ли у меня когда-нибудь секретарша и свои агенты? А как насчет жены и детишек? Или мне суждено прожить, зарабатывая жалкие деньги и утешая себя тем, что завтра будет лучше? И при этом никогда не зарабатывать столько, чтобы можно было завести семью и устроить для себя нормальную жизнь и приличный дом.
   Я потратил часть из пяти сотен долларов, полученных за дело Диллинджера, чтобы немного улучшить внешний вид моего офиса. Я избавился от залатанного дивана из коричневой кожи, и вместо него у меня появился современный диван, его основа была сделана из хромированных трубок, на которых лежали подушки из искусственной кожи – темно-бордовые по краям и бежевые в середине. Я подобрал такое же кресло с бордовым сиденьем и бежевой спинкой. Внешне оно напоминало электрический стул. С одной стороны моего нового дивана стояла стальная плевательница, покрытая сверху черным пластиком, а с другой – тоже стальной небольшой кофейный столик с черным пластиковым верхом. Продавщица из магазина «Сиерс» сказала, что это модные вещи завтрашнего дня.
   Мебель мне помогала выбирать Салли. Ей хотелось, чтобы мой офис был похож на офис. Когда мы находились в демонстрационном зале магазина, мне казалось, что она была права. Такая броская мебель должна производить впечатление. Но сейчас, сидя у себя, я думал иначе. Мебель не сочеталась ни с кроватью Мерфи, ни со старым поцарапанным столом или потрескавшимися стенами.
   Чтобы быть более практичным, я поставил в офисе охладитель для воды.
   Охладитель для воды сейчас жужжал у стены, рядом с умывальником. Не надо было далеко ходить с бутылкой, чтобы наполнять ее водой. Хорошо, когда все рядом. Охладитель я купил не новый, в маленьком магазинчике, где была распродажа подобных вещей несколько недель назад. Жара в городе немного спала, но погода все еще оставалась жаркой, и маленькие бумажные стаканчики с холодной водой делали жизнь немного приятнее.
   Я как раз наполнял стаканчик водой из жужжащего охладителя, когда в дверь постучали.
   – Открыто, – сказал я и принялся пить воду. Дверь медленно отворилась, худой мужчина лет сорока осторожно поставил внутрь одну ногу и заглянул в комнату, как бы желая убедиться, что здесь все в порядке.
   – Мистер Геллер?
   – Да. Могу я вам чем-нибудь помочь?
   – Сэр, мне можно войти?
   – Конечно.
   Я указал ему наполовину опустошенным стаканчиком на хромированный трон с бордовыми и бежевыми подушками. Я поставил его для клиентов напротив своего кресла.
   Мужчина вошел в комнату. Он был примерно моего роста, с изможденным, морщинистым и обветренным лицом, с глазами странного голубого цвета, каким иногда в летние дни бывает небо.
   Он держал соломенную шляпу в руках и вежливо улыбался, так, что можно было сказать, что и не улыбался вовсе. Я сел на свое место за столом в кресле завтрашнего дня.
   Пришедший был явно из вчерашнего дня. Он слегка горбился, но не от силы земного притяжения, а от груза собственной трагедии. И этот груз пригибал его к земле. Его одежда плохо сидела на нем, хотя темно-коричневый костюм был не из дешевых, но он не был сшит на заказ. Подобно моей мебели он мог быть куплен по каталогу «Сиерс», да и то по заказу по почте. Его блестящие коричневые туфли и светло-коричневый галстук-бабочка явно были из гардероба воскресной одежды на выход. Мужчине не было удобно в этой одежде. Мне показалось, что ему вообще неуютно в жизни.
   Он с подозрением оглядел модное кресло, но все-таки опустился на сиденье – у него просто другого выбора не было. Я понял, что он не испытывал удовольствия от сидения на модной мебели. Человек снова улыбнулся – на лице появилось еще больше морщин. Потом погладил рукой черное покрытие подлокотников поверх хромированных трубок и сказал:
   – Нечто подобное я видел в прошлом году на выставке «Столетие прогресса». Я попытался улыбнуться.
   – Никто не надеялся, что нам будет легко в. будущем.
   Он наклонил набок голову, как гончая собака, пытающаяся понять нечто абстрактное.
   – Простите, сэр, боюсь, что я вас не понимаю.
   – Не обращайте внимания, и не называйте меня «сэр». Если хотите, можете говорить «мистер». Если не хотите, то и не надо. Мне все равно.
   Я попытался улыбнуться еще раз.
   – Лишь бы вы платили.
   Снова лицо его сморщилось в некоем подобии улыбки, но он никак не мог привыкнуть к моей манере выражаться. Юмор для него был так же необычен, как кресло, в котором он сидел.
   – Итак, – сказал я, доставая желтый блокнот и ручку из ящика стола, – скажите ваше имя и причину визита ко мне.
   – Я – фермер или был таковым.
   Я хотел узнать, что ему от меня нужно. Мужчина был молод, чтобы бросить работу. Несмотря на морщинистое лицо, волосы оставались густыми и черными, и только за ушами чуть-чуть проглядывала седина. Может, у него не было денег, чтобы заплатить мне?
   – Вас лишили права пользоваться вашим имуществом?
   – Нет, – обиженно ответил он мне. Потом подумал и спокойно добавил:
   – Нет. Я знаю многих, кто получил подобные уведомления. Но сейчас стало лучше.
   – Вы хотите сказать, что стало проще зарабатывать деньги?
   Он положил шляпу на краешек стола.
   – Да нет, просто люди помогают друг другу. Например, совсем недавно, когда банки продавали фермы, то те, у кого были деньги, ходили на торги, выкупали за гроши плуги, лошадей, тракторы, а потом отдавали купленное настоящему владельцу. Мы всем объявили, что если кто-то станет повышать ставки, то ему придется худо. На аукционе нас было несколько сотен человек, и поэтому...
   – Но у вас до сих пор имеется ферма?
   – Нет, я ее продал. Потерял на этом, но продал.
   – Простите меня, мистер...
   – Петерсен, – сказал он, вставая и протягивая мне руку через стол. – Джошуа Петерсен. Я подал ему руку.
   – Рад с вами познакомиться, мистер Петерсен. Он снова сел в кресло.
   – Сейчас я живу в городе в Де Кальб. Чтобы повидать вас, мистер Геллер, сегодня утром мне пришлось ехать на поезде.
   Наверное, поездка на поезде была большим событием в его жизни.
   – Меня вам кто-то рекомендовал? Он отрицательно покачал головой.
   – Просто увидел ваше имя в газете, когда убили Диллинджера.
   Значит, реклама сыграла свою роль. Я сказал ему:
   – Почему вы пришли ко мне, мистер Петерсен? Он смутился.
   – Понимаете, мистер Геллер, в Де Кальб нет хороших детективов. Мне же нужен человек, который сможет разобраться в моих делах.
   Петерсен откашлялся и постарался мне все объяснить.
   – Я приехал сюда, чтобы получить помощь от детектива из большого города.
   Я не знал, плакать мне или смеяться. В блокноте я нарисовал несколько кружков и спросил:
   – Почему вам понадобилась помощь детектива? Он наклонился ко мне. На его осунувшемся лице была запечатлена настоящая трагедия.
   Когда он продолжил, кое-что прояснилось.
   – У меня пропала дочь.
   – Понимаю.
   – Ей будет... уже девятнадцать.
   – И давно она пропала?
   Он кивнул головой и продолжал кивать, пока рассказывал.
   – Я знаю только одно, что она в плохой компании.
   – В плохой компании?
   Он посмотрел на меня своими голубыми глазами, пустыми, бесплодными, как незасеянное поле.
   – Лучше я вам все расскажу.
   И он поведал мне историю дочери. В семнадцать лет Луиза вышла замуж за фермера, который был моложе отца всего на несколько лет. Когда девочка была совсем маленькой, отец овдовел. Он – религиозный человек и дал Луизе строгое воспитание.
   – Вы хотите сказать, что вы ее били? – спросил я. Опустив голову, он кивнул. Его глаза наполнились слезами.
   – Я знаю, и признаю добровольно, что делал именно так.
   – Мистер Петерсен, мы не в суде и не в церкви. Вам не следует здесь винить себя. Я не собираюсь ни судить, ни осуждать вас. Но, чтобы я смог вам помочь, вы должны рассказать все подробно.
   Он все кивал головой.
   – Не нужно меня наказывать, об этом позаботится Бог.
   Я вздохнул.
   – Наверное, это так. Пожалуйста, продолжайте. Мужчина продолжал подавленным голосом. Его рассказ звучал монотонно, чувствовалось, что он повторял его уже не раз.
   – Мое жестокое отношение к Луизе оттолкнуло ее от меня, – сказал он. – И она попала в руки мужчины, который оказался еще хуже меня – более жестокий и ревнивый.
   – Мистер Петерсен, я вас не понимаю. Вы говорите о ее муже?
   Он быстро глянул на меня.
   – Да, о ее муже.
   – Он тоже фермер?
   – Да. Она без его разрешения уехала в город и творила там Бог знает что. Мужчины. Выпивка.
   Он прикрыл лицо загорелой рукой и заплакал. У меня никогда в офисе не плакал ни один клиент, даже когда я отдавал им список расходов. Мне стало не по себе. Я понимал, что этого человека раздавила судьба его дочери.
   Наверное, он, верующий человек, очень переживал о своей распущенной дочери.
   Я налил ему стаканчик холодной воды. Потом сказал:
   – Муж бил вашу дочь, и она удрала от него.
   – Да, она убежала, – сказал он, вытащив из кармана платок и вытерев глаза.
   Я подал ему воду, он с жадностью ее выпил, и потом не знал, что делать с пустым стаканчиком. Забрав у него стаканчик, я выбросил его в мусорную корзинку позади стола и уселся на свое место.
   – Она вернулась домой после того, как ушла от мужа? – спросил я.
   Мужчина покачал головой.
   – Она даже не помышляла об этом. Она сравнивала меня с Сетом. Ей наверное, казалось, что я такой же ужасный, как он.
   – Сет – это ее муж? Быстрый резкий кивок.
   – Его это не интересует. Я слышал, что он после этого имел дело с разными женщинами.
   – Понимаю.
   – Но я хочу, чтобы она меня простила и вернулась. Я буду хорошо к ней относиться. Ей понравится жить в городе...
   – Я уверен в этом. Вы сказали, что она связалась с «плохой компанией». Насколько плохой? Он побледнел.
   – Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Кэнди Уолкер?
   – Господи!
   Петерсен тяжело вздохнул.
   – Значит, вы слышали о нем.
   Конечно, я о нем слышал, хотя никогда не видел. Кэнди Уолкер был достаточно известный хулиган, шофер и гангстер из Норд-Сайда. Красавчик лет тридцати, любимец женщин. Раньше он водил трейлеры с пивом для Багса Моргана, а примерно год назад еще прислуживал Фрэнку Нитти. После «сухого закона» стал водить машины для Баркеров, тех самых, которые грабили банки.