Я тоже играл, но, выиграв тридцать центов, вышел из игры, потому что Нельсон так разозлился, как будто я задумал сбежать, выиграв у него все имевшиеся деньги.
   Вам бы никогда не пришло в голову, что сегодня здесь умерло два человека. Один окончил свою жизнь на этом заваленном сейчас картами и мелочью столе. Второй был убит лопатой веселым Фредом Баркером, который сейчас, хохоча и показывая рот, полный золотых зубов, вовсе об этом не вспоминал.
   В отличие от них я чувствовал себя именно так, как чувствует себя человек, который рыл могилу и помогал опустить туда очередного покойника.
   Я вышел в ночь. Было прохладно. Прошелся по двору фермы, осмотрел разные постройки. Это было несложно сделать, потому что на высоких столбах горели фонари. За домом стояло несколько машин, остальные, наверное, находились в сарае. Дверь сеновала была открытой. Слышался стрекот сверчков, и в воздухе пахло навозом. Я увидел Карписа, маленький и хрупкий, он легко покачивался на качелях.
   Карпис улыбнулся и кивнул мне головой. Его улыбка по-прежнему наводила страх.
   Я прислонился к столбу.
   – Так и должно было случиться, – спокойно заметил Карпис.
   – Что?
   – Док Моран. Просто дело времени. – Он спокойно пожал плечами.
   – Наверное.
   – Мне показалось, что вам не нравится, когда убивают людей.
   – Вообще-то это не мое любимое занятие.
   – Я вас понимаю. О, я не против иногда проявить силу, помахать пистолетом, но убивать мне тоже не доставляет удовольствия.
   Из гостиной послышался смех. Это Грейси что-то сказал смешное по радио.
   – Фредди же – наоборот, – продолжал Карпис. Его забавлял наш разговор. – Думаю, он рожден убивать. Иногда меня поражает, как ему удается легко расправляться с людьми с помощью своего пистолета. Он запросто может убить любого, стоящего у него на пути, – копа, бандита или обычного человека, – ему все равно.
   Я не знал, что ему ответить на это.
   – Может, потому, что Фредди рос в Озарке[52], или эти народные песни. Может, это их семейная черта, ведь его старший брат Герман погиб в перестрелке с копами. А у Дока, черт побери, просто палец чешется, чтоб поскорее нажать на курок.
   – У них безопасной кажется только Мамочка. Качели поскрипывали, скрип заглушал стрекот сверчков и все остальные ночные звуки, а также даже приглушенные звуки радио в комнате.
   – Да, Мамочка достаточно безопасная, но тоже своеобразная личность.
   – Мне кажется, ее не волнует, каким образом ее парни зарабатывают себе на жизнь.
   Карпис заулыбался и покачал головой.
   – Все, что делают ее мальчики, ей кажется правильным. Ничего дурного они не могут делать, считает она.
   – По-моему, сыновья так же относятся и к ней.
   – Вы только посмотрите, как она держится за них, ездит с нами. И Фредди, Док, и я – просто три брата, которые заботятся о своей Мамочке, если вдруг кто-то начнет интересоваться нами. Это прикрытие для дураков. Что еще может выглядеть более невинным?
   Качели продолжали скрипеть, а по радио раздавался смех.
   Я сказал:
   – Не знал, что Нельсон тоже работает с вами.
   – Обычно не с нами, но я знаю его уже много лет. Он сохраняет преданность. Он очень храбрый и быстро на все реагирует. Мы сейчас собираемся заняться крупным делом.
   Очень внимательно посмотрев на меня, он спросил:
   – Вы всегда занимаетесь рэкетом или иногда хотите подработать на жизнь другими способами?
   Я сел на качели рядом с ним. Карпис перестал раскачиваться. Но качели продолжали двигаться по инерции.
   Я ответил:
   – Не понимаю вас.
   Он вздохнул и снова стал раскачиваться, а я помогал ему.
   – Послушайте, – сказал он, как бы объясняя совершенно очевидное маленькому ребенку. – Мы – обычные грабители, пытались заниматься похищением, но это другой вид воровства. И еще наша банда постоянно меняется...
   – Меняется?
   – Ну да, люди приходят и уходят. Я и парни Баркер, мы были вместе долгое время. Но нам приходилось работать с разными людьми. Мы их брали к себе время от времени. У нас нет четких правил игры, как у вас, парней из рэкета.
   – Что вы имеете против парней из рэкета? Он скорчил гримасу.
   – Они всегда указывают, что следует воровать, а что нет. Им не нравится, когда воруют то, после чего на них могут обратить внимание. Они стараются «не высовываться». И еще они больше работают, как бы точнее выразиться, – в сфере общественных услуг.
   – Общественных услуг?
   – Ну, да – девочки, наркотики, букмекерство. Это не преступление, а просто бизнес. Настоящее преступление, когда вы начинаете работать, чтобы заработать деньги себе на жизнь – ну, например, грабите банк, взламываете запоры или похищаете кого-нибудь. Вы должны приложить к этому усилия. Парням из рэкета это не нравится. Тут нужно поработать. Но все равно, когда эти парни по-настоящему обозлятся на вас... Господи... случиться может все, что угодно.
   – Действительно, спросите об этом Дока Морана, – заметил я.
   Карпис поднял вверх палец. Сейчас он очень сильно напоминал учителя математики.
   – Хорошо, может, Чикаго дало добро на выход Дока Морана, может, они даже и просили об этом, но не заплатили нам ни цента. Мне, как и моим людям, не нравится убивать людей за деньги. Пусть этим занимаются парни из рэкета.
   – Зачем вы мне говорите все это?
   – Потому что вы не бандит из Чикаго, – многозначительно сказал Карпис.
   Ключи от «Аубурна» лежали у меня в кармане.
   – Вот как?
   Я передвинул руку поближе к пистолету, который находился у меня под мышкой.
   – Нет, – улыбнулся Карпис. – Вы с Востока, а в Чикаго вы, как рыба без воды. Не хотите заняться честной работой?
   У меня вырвался вздох облегчения, но я постарался сделать это незаметно.
   – Может быть, – ответил ему я.
   – Вскоре у нас будет по-настоящему большое дело.
   – Когда?
   – В пятницу.
   – В эту пятницу?
   – В эту пятницу.
   – Вы хотите сказать послезавтра?
   – Правильно.
   – И что будет?
   – Похищение.
   Прекрасно. Теперь я еще буду замешан в похищении. Я уже видел себя сидящим на стуле и рассказывающим репортерам, как я, частный детектив, ушел в подполье, чтобы освободить фермерскую дочку.
   – Интересует? – спросил меня Карпис.
   – Возможно.
   – Нужно решить к завтрашнему дню. Мы уезжаем обратно в Иллинойс, в туристский лагерь недалеко от Авроры. Там мы встречаемся с некоторыми людьми, чтобы еще раз обсудить планы.
   – Я благодарен за предложение.
   – Вы могли бы нам пригодиться. Понимаете ли, мы рассчитывали на Кэнди Уолкера. И у нас не было времени подыскать кого-то другого.
   – Не понимаю, как мог Кэнди Уолкер помогать вам, если ему пришлось бы приходить в себя после операции. Карпис криво улыбнулся.
   – Нам просто нужен человек, который будет с нашими женщинами, пока мы будем заниматься похищением. Легкая работа. Кэнди мог бы заниматься этим даже с бинтами на морде.
   – Понимаю. Ну...
   – Вы получите только половину доли, половину того, что должен был бы получить Кэнди. Остальное получит Лулу. Мы не станем обижать своих.
   – Правильно.
   – Это составит пять тысяч. Что вы скажете? Пять тысяч!
   – Ну, я еще подумаю!
   – Хорошо. Может, поближе познакомитесь с Лулу, пока будете с ними.
   – Вы шутите... Она только что потеряла своего парня...
   – Ее кто-то должен утешить и позаботиться о ней.
   – Ну...
   Он по-отечески похлопал меня по плечу. Хотя он был моложе меня, но его доводы выглядели достаточно вескими.
   Он сказал:
   – Парни вроде нас вынуждены выбирать себе женщин из нашего же круга. Моей первой девушкой была вдова Германа Баркера. Я стал с ней жить, когда тело Германа еще не остыло. Этого не следует стыдиться – такова жизнь.
   – Мне жаль эту малышку, – сказал я, имея в виду Луизу. Создавалась весьма интересная ситуация – Карпис пытался пристроить ко мне девушку, ради которой я пожаловал сюда.
   Карпис положил мне руку на плечо.
   – Джимми, только не считайте, что вы станете пользоваться второсортным товаром. Ничего если я буду называть вас Джимми? Могу сказать, что имел дело со многими проститутками, но я им всегда доверял.
   Милдред Джиллис могла бы вышить это изречение и повесить его на стенку в своем доме.
   – Вот Долорес, она свояченица парня, с которым я работал. Она со мной с шестнадцати лет. Только не подумайте, что она толстая, – просто беременна. Во второй раз, и сейчас мы решили оставить ребенка – какого черта, нужно же когда-нибудь начинать...
   – О, поздравляю, Карпис.
   – Благодарю, Джимми.
   Тут я заметил маленькую фигуру, которая шагала через двор к сараю, держа в одной руке бутылку, в другой – пистолет. Это был Нельсон.
   – Что он задумал? – спросил я.
   – О, он несет выпить своему другу Чейзу.
   – Какому другу?
   – Чейзу. Джону Полю Чейзу. Он обожает Нельсона, боготворит его.
   Карпис гнусно захихикал, это хихиканье прекрасно сочеталось с его улыбочкой.
   – Если бы здесь не было Хелен, мне кажется, их взаимные симпатии могли бы приобрести другой характер.
   – Что делает Чейз в сарае?
   – Он сидит наверху с ружьем и наблюдает из маленького окошка, или из двери, или откуда-то еще. Ясно?
   Я посмотрел на сарай и действительно увидел открытое окошко наверху.
   Потом я спросил:
   – Но его кто-нибудь сменяет?
   – Нет. Нельсон приказал ему занять пост, и он даже не возразил. Просто делает то, что ему приказывает Нельсон. Сидит там наверху, читает разные вестерны и ведет наблюдение. Уже три дня он там спит, но я никогда не видел человека, который бы так чутко спал. Хорошо, что он с нами.
   – Черт, он даже не ужинал с нами.
   – Нельсон отнес ему поесть. Он хорошо относится к Чейзу, как к верной собаке.
   – Здесь есть еще кто-нибудь, с кем бы я не встречался?
   На лице Карписа снова появилась ужасная улыбка.
   – Нет, что-то я не припомню.
   Он вошел в дом, и я последовал за ним. Карпис стал играть в покер, сев на стул Нельсона. Некоторое время я следил за игрой, потом перешел в гостиную. Там как раз заканчивалась передача с Борисом и Алленом. Когда Джордж сказал: «Пожелай доброй ночи, Грейси», я поинтересовался у девушки Карписа Долорес, где я буду спать.
   – Вы можете спать в постели Дока Морана, – предложила она. – Постель теперь свободна.
   – Вы шутите?
   – В этом доме много комнат, но сейчас они все заняты. Нельсоны спят в спальне наверху, Алвин и я тоже наверху. Пола и Фред, Кэнди и Лулу там же, по крайней мере так было до сих пор.
   – Где спал Моран?
   – Здесь за кухней, в комнате для шитья.
   – А где же ночуют фермер с женой?
   – В гостиной есть раскладная постель. Да, это называлось «Отдать жену чужому дяде, а самому идти спать к чужой тете».
   – Мальчики спят там же, на матрасах.
   – Действительно, весь дом переполнен.
   – Вы правы. Сегодня все идет кувырком. Сейчас Пола наверху в своей и Фреда спальне, она пытается немного успокоить Лулу.
   – О...
   – Да, и Лулу не хочет сегодня оставаться в постели, где спала с Кэнди. Она хочет побыть с Полой.
   – Вы считаете, что Фред не станет протестовать? Она улыбнулась. Улыбка была приятная, не то что у ее дружка Карписа.
   – Думаю, ему придется спать одному и в другом месте.
   Я решил подняться и проведать Луизу. Наверху, в коридоре, встретил Полу. Она курила, и в руке, как всегда был стакан виски.
   – Привет, – сказал я.
   – Привет.
   Она улыбнулась как-то соблазнительно.
   – Как малышка? – спросил я.
   – Лулу? Она очень расстроена.
   – Ей нелегко.
   – Сейчас заснула, бедняжка.
   – Для нее это самое лучшее.
   Пола, казалось, чему-то обрадовалась.
   – Вы не хотите мне помочь?
   – Конечно, – ответил я.
   – Пойдите и присмотрите за ней вместо меня. Ей нельзя оставаться одной.
   – Но она меня даже не знает...
   Пола взмахнула рукой с сигаретой в воздухе.
   – Она будет долго спать. Но если вдруг проснется, то рядом с ней должен быть кто-нибудь.
   – Наверное, я пока могу здесь посидеть.
   – Я не это имела в виду. Вам все равно нужно где-то располагаться на ночлег, правда? Ложитесь вместе с ней.
   – Не говорите глупости.
   Она заглянула вместе со мной в комнату. Там я увидел Лулу, которая свернулась в комочек, как маленький ребенок. Розовое платье высоко задралось на ее прелестных белых ногах. Она крепко спала на одной из двух кроватей, составленных вместе. Видимо, раньше это была комната мальчиков хозяев дома. С потолка, оклеенного темно-синими обоями с серебряными звездами, свисала модель самолета. Детям, наверное, нравилось такое ночное небо у них в комнате.
   Пола отошла от открытой двери и сказала:
   – Фредди будет доволен, если нам удастся поспать в двуспальной постели Лулу и Кэнди. Вы сделаете нам одолжение. А Лулу теперь все равно. Вы ляжете отдельно, но вы понимаете, что ее нельзя оставлять одну.
   Я подумал об этом.
   Пола положила мне руку на плечо. От нее несло виски, но она, стройная, соблазнительная, в синем платье в белый горошек, была очень сексуальной.
   – Я хочу вам кое-что сказать. Мой муж Чарли был убит год назад, весной, когда брали банк. Через неделю меня подобрал Фредди. Поймите, я не такая распущенная, как может показаться. Мне просто нужно было на кого-то опереться. И Фредди оказался не таким плохим, как можно было бы подумать. Ему тоже повезло со мной.
   Я улыбнулся ей в ответ.
   – Мне кажется, что ему повезло гораздо больше. Пола похлопала меня по щеке и снова отхлебнула из стакана.
   – Дружок, тебе тоже может повезти. Лулу – отличная девушка. Еще раз скажи, как тебя зовут?
   – Джимми.
   – Хорошее имя, и ты приятный парень. Может, Лулу тоже повезет. Кто знает?
   Вскоре я вошел в маленькую спальню. Со мной была только сумка с нижним бельем, носками и принадлежностями для бритья. Я решил, что мне лучше спать в майке и в брюках поверх покрывала. В спальне у открытого окна стоял стол, на котором на подставках в виде голов лошадей располагались книжки-малышки.
   На полках, висящих на стене, лежали бейсбольные перчатки, игрушечные пистолеты и тому подобное. Несмотря на то, что интерьер детской комнаты был явно предназначен для мальчишек, мне показалось, что она подходит для этой тоненькой дочки фермера, которая так крепко здесь спала.
   Я лежал на спине, смотрел на скошенный потолок и на звездное небо надо мной. Его можно было хорошо разглядеть: из освещенного двора сюда проникал свет. Девушка рядом со мной, казалось, купалась в синевато-молочном свете.
   Я подумал, что стоит дождаться, пока все уснут, а потом схватить Лулу, сесть с ней в «Аубурн» и удрать отсюда как можно быстрее. Но я не смогу сделать этого, если на страже сидит Чейз. Наверное, и в доме есть кто-нибудь для охраны и наблюдения. И вообще, как можно забрать с собой девушку, чтобы она не подняла шума? Мало того, что она перенервничала, а тут еще появляется какой-то незнакомец, хватает ее и пытается удрать!
   Потом мои мысли перекинулись к убийству Дока Морана и, наконец, к готовящемуся похищению. Я надеялся не принимать в нем участия, хотя прекрасно понимал, что уже увяз по шею во всех их делах. Если бы они собирались ограбить банк, я бы постарался остаться в стороне. Но похищение? Нет. Трагедия Линдберга поразила меня, как любого нормального человека в этой стране.
   Сама идея похищения была противна мне. Почему-то в таких случаях я всегда думал о детях. Хотя знал, что банды Карписа – Баркера специализировались на похищениях богатых банкиров или производителей крепких напитков. Но воровать деньги – это одно, а похищать человека – другое!
   Мне было страшно. За короткое время произошло столько разных вещей, что меня обуревали самые разные мысли. Пожалуй, я еще до конца так и не осознал, во что «вляпался».
   Я очень скучал по Салли, по ее шелковым простыням. Как бы мне хотелось, чтобы эта маленькая детская оказалась ее белой спальней! И я еще очень жалел, что мы поссорились перед расставанием.
   Злость. Меня волновала и возбуждала моя старая подруга – злость. Злость и крушение моих планов. Разные мысли не оставляли меня, и многое нужно было обдумать. Меня использовали, обманули, подставили. Фрэнк Нитти заставил оплатить мое путешествие в Страну Бандитов тем, что я помог привести приговор над Доком Мораном в исполнение! И что я мог сделать? Злиться на Нитти значило то же самое, что плевать против ветра. Брызги слюны все равно летели тебе в глаза!
   Моя вина, да, моя собственная вина состояла в том, что с Нитти вообще нельзя было иметь никаких дел. Он никогда не играл честно. Но с его точки зрения, игра была полностью честной: ты – мне, я – тебе. Он сделал для меня достаточно много – дал имя и «легенду», а также все подтвердил, когда ему позвонили. И теперь вот я здесь. А девушка, за которой я приехал, лежала рядом со мной.
   Но я не представлял себе, как отсюда выбраться.
   Именно в этот момент Луиза, или Лулу, прервала мои мысли. Она проснулась и, увидев меня, начала кричать.

33

   Я попытался закрыть ей рот, но она продолжала кричать, не слушая моих объяснений.
   – Пожалуйста, не нужно кричать. Пожалуйста. Я здесь просто присматриваю за вами.
   По карим глазам девушки я понял, что до нее что-то начинает доходить, и вскоре она перестала кричать.
   Я убрал руку от ее губ. Крик был пронзительным, но никто не бросился к нашей двери, чтобы узнать, что тут происходит.
   Может, все привыкли к тому, что здесь по ночам кричат женщины.
   Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами, губы у нее дрожали, ноздри раздувались.
   – Кто... кто вы такой? – наконец смогла она вымолвить.
   – Мы уже с вами встречались, я – Джимми Лоуренс, привез Мамочку из Чикаго.
   Глаза немного сузились.
   – А-а-а-а...
   – Для меня не оказалось постели, и ваша подружка Пола попросила меня остаться с вами и переночевать здесь.
   Дверь открылась, и Пола с сигаретой во рту сказала:
   – Не волнуйся, сладенькая. Мне не хотелось оставлять тебя одну этой ночью.
   Значит, кто-то все-таки слышал крик Луизы. Я обратился к ней:
   – Если хотите, я могу уйти.
   Она посмотрела на Полу.
   – Останься со мной, ты же моя подруга!
   – Да, это так, но Фредди хочет, чтобы сегодня я была с ним. Ты же понимаешь меня, сладенькая. У тебя все будет в порядке.
   Я поднялся с постели и сказал:
   – Я ухожу.
   Луиза посмотрела на меня. Она была совсем девчонкой, в ее огромных глазах можно было утонуть. Пола обратилась к Луизе:
   – Разреши ему остаться с тобой. Тебе не следует оставаться одной.
   Луиза покачала головой – ей не хотелось оставаться одной.
   Пола улыбнулась и добавила:
   – Хорошая девочка. И ушла.
   Я продолжал стоять и смотреть на девушку в синевато-молочном полумраке, потом спросил:
   – Ничего, если я снова лягу?
   Она кивнула головой и быстро добавила:
   – Брюки не снимать. Я улыбнулся ей.
   – Я никогда не спешу.
   Несмотря на свое настроение, она мне улыбнулась.
   – Все равно, не снимайте их.
   – Если хотите, я могу отодвинуть эти кровати подальше друг от друга.
   – Нет, нет. Все нормально. Я лег, и она повернулась ко мне спиной. Через некоторое время я услышал, как она рыдает. Я даже хотел коснуться ее плеча, но не стал этого делать.
   Луиза повернулась ко мне. В руках у нее был зажат мокрый платок. По лицу текли слезы. Она сказала:
   – Весь мокрый, – имея в виду платок. – У вас случайно нет...
   – Конечно, возьмите мой.
   И я отдал ей свой платок.
   Она вытерла лицо и перестала плакать.
   – Я, наверное, ужасно выгляжу.
   – Нормально, вы имеете право выглядеть, как вам угодно.
   Она в отчаянии покачала головой.
   – Он недавно был живым...
   Было видно, что сейчас она может устроить истерику.
   – Я убила бы этого врача.
   – О нем уже позаботились.
   Луиза была поражена. У нее побледнело лицо, и она тихо спросила:
   – Они... убили его?
   Я кивнул головой.
   – Хорошо, – сказала она. Но я ей не поверил.
   – Вам не следует притворяться.
   – В чем?
   – В том, что вы довольны убийством. Здесь так дешево ценится жизнь и смерть.
   – Я на самом деле не имела в виду, что хотела бы убить Дока Морана. Он... он был пьяница и всегда болтал так много. Но...
   – Но из-за этого не стоило его убивать. Вы это хотели сказать?
   Она пожала плечами, опершись на локоток, посмотрела на меня.
   – Он не собирался убивать моего Кэнди, – сказала она. – Я ненавижу его за то, что он – плохой врач. Но мне не нравится, что его убили.
   Я ничего не сказал.
   – Только не ждите, что я стану оплакивать его, – сказала она горько. – У меня не осталось слез для этого старого пьяницы.
   Я кивнул головой.
   – Очень любезно с вашей стороны, мистер Лоуренс, что вы остались со мной.
   – Называйте меня Джимми. Могу я вас называть Лулу?
   – Если хотите... Джимми.
   – Какое полное имя от Лулу?
   – Луиза, но здесь никто меня так не называет.
   – А если я стану вас так называть?
   Она удивилась, но три раза кивнула.
   – Луиза, вам лучше уснуть.
   – Хорошо, – сказала она.
   Она легла на живот и отвернулась от меня... Я лежал и смотрел на звезды на потолке. Через некоторое время она позвала:
   – Джимми?
   – Да, Луиза?
   – Сделайте мне одолжение...
   – Конечно.
   – Подвиньтесь ко мне ближе.
   – Ну...
   – Нет, не для этого. Мне нужно... чтобы меня кто-то обнимал. Вы ведь не станете ко мне приставать. У вас такое хорошее лицо. Я могу вам доверять, не так ли?
   – Луиза, вы мне можете доверять.
   – Я повернусь на бок, – сказала она. – Прижмитесь ко мне и обнимите меня за талию. Я сделал так, как она просила.
   – Вот так... так мы спали, Кэнди и я.
   – В Чикаго у меня есть девушка, – сказал я. – Иногда мы тоже так спим.
   – Так хорошо, правда? Приятно чувствовать друг друга.
   – Правда.
   Я прижался к ней, она была мягкой, и от нее приятно пахло. Может, это были дешевые духи, но мне нравился запах. Я почувствовал, как возбуждаюсь, и постарался отстраниться от ее круглой маленькой попки. Но она еще крепче прижалась ко мне и грустно сказала:
   – Кэнди был таким милым.
   Вскоре она снова начала тихо плакать в мой носовой платок. Возбуждение оставило меня. Я продолжал обнимать ее за талию, прижимая к себе.
   – Что мне делать без тебя, Кэнди? Что мне теперь делать?
   Я гладил ее по голове и приговаривал:
   – Тихо, тихо. Вскоре Лулу уснула.
   Я тоже уснул, но проснулся от жуткого крика, подскочив в постели.
   – Какого черта, что это такое?
   Луиза сидела у стола и причесывала свои короткие светлые волосы. На ней было то же самое розовое платье, в котором она была вчера. Она, как и я, спала в одежде. Девушка улыбнулась. Лицо у нее было не накрашено, и ей вполне можно было дать тринадцать лет. Но такие тринадцать, что мальчишки, глядя на нее, начинают переосмысливать свое отношение к девочкам.
   Она забавно улыбалась.
   – Глупый, это поет петух. Ты что, никогда раньше не был на ферме?
   Я провел рукой по лицу. Солнечные лучи начинали пробиваться в окно, хотя казалось, что на улице еще было темно.
   – Нет, – ответил я. – Я на ферме в первый раз.
   – А я росла на ферме. Мой отец – фермер.
   – Ты по нему скучаешь? Она выглядела очень грустной.
   – Иногда, но мне кажется, что он по мне не скучает.
   – Почему?
   – Потому что считает меня плохой девушкой. Грешницей!
   – Твой отец – верующий человек?
   – Слишком религиозный. Он бил меня ремнем, потому что я не была такой же.
   – О, мне так жаль.
   Она пожала плечами.
   – Но даже когда он меня бил, я знала, что он меня любит.
   – Извини.
   Она положила на стол щетку, подошла к постели и села рядом.
   – Иногда люди таким образом показывают свою любовь к вам.
   – Когда они тебя бьют?
   Она кивнула.
   – Я не считаю, что это наилучший путь. Я бы сама никогда не смогла кого-нибудь ударить. И Кэнди, он меня почти не бил. Наверное поэтому я так сильно его любила.
   Кажется, сегодня утром ей стало легче. Она признала тот факт, что Кэнди умер. Может, в этой компании смерти были обычным явлением.
   – Ты когда-нибудь видела, как кто-то умирал?
   – Да, дважды.
   – Ты хочешь сказать, что видела, как умирали люди, работавшие с Кэнди?
   Она кивнула.
   – Их подстрелили на работе.
   – Понимаю.
   – И Кэнди убивал людей. Я не ходила с ним на работу, поэтому никогда этого не видела. И мне не хочется думать об этом.
   – Кто те люди?
   – Те, кого он убил? Охранник в банке и заместитель шерифа. Кэнди не любил вспоминать об этом.
   – Да?
   – Да. Он боялся электрического стула.
   Я ничего не сказал.
   – Теперь ему нечего бояться, – заметила Луиза и снова заплакала, прижавшись лицом к моей груди.
   Я держал ее в своих объятиях. Когда она успокоилась, я вытер ей глаза покрывалом, и она храбро улыбнулась мне. Я утонул в ее прекрасных карих глазах.
   – Вы не воспользовались моим положением в прошлую ночь.
   Я судорожно проглотил слюну.
   – Многие мужчины не удержались бы от этого.
   – Ничего не могу сказать по этому поводу.
   – Вы тоже могли бы это сделать, я была такой беззащитной.
   – Мне кажется, вы храбрая девушка. Когда меня увидели ночью, то закричали так, что напугали бы любого.
   Она покачала головой.