Страница:
Когда я подошел к нему, он оторвался от своих бумаг и высоким по-южному протяжным голосом сказал:
– Вы Натан Геллер, не так ли? Присаживайтесь...
То, что он обратился ко мне по имени, меня удивило. Ведь мы с ним встречались только раз. Элиот накоротке представил меня, мы обменялись рукопожатиями, после этого, встречаясь иногда в «Федерал билдинг», кивали друг другу, но это вовсе не означало, что мы близко знакомы или узнавали друг друга всякий раз.
Как и приятель Полли Гамильтон, Мелвин Пурвин был маленьким щеголеватым мужчиной, всего лишь на пару лет старше меня, но, несомненно, все же старше находившихся в комнате. Отодвинув в сторону недочитанный доклад, он закрыл папку и улыбнулся. У него были каштановые волосы, и одна прядь падала на лоб. Лицо имело форму сердечка с мелкими, но резкими чертами. Взгляд его темных глаз был довольно острым.
– Удивлен, что вы помните меня, – сказал я.
– Это ведь Несс познакомил нас. Мы не слишком жалуем друг друга. Я просто считаю, что ваш друг Несс... считаю, что он питает слишком большое пристрастие к прессе.
Я подавил желание сказать «Малышу Мелу», что это особое пристрастие столь же присуще и ему самому.
Но вместо этого я сказал:
– Полагаю, что сейчас некоторые положительные отзывы газет о вас вовсе не повредили бы, не так ли?
Он криво улыбнулся, отчего ямочка на щеке сделалась такой же, как у Ширли Темпл[32].
– Я не могу осуждать вас за подобную шутку, – сказал он с мягким южным акцентом.
Я подумал, не кровь ли южанина позволяет Пурвину сидеть в такую жару в пиджаке.
– Вы, без сомнения, занятой человек, мистер Геллер, – сказал он без всякого сарказма. Казалось, он обладал также и характерной для южан вежливостью, во всяком случае, он искренне хотел быть джентльменом. – Что привело вас сюда?
– Не исключено, что я видел Диллинджера.
Он удивленно поднял брови.
– Я слышал такие признания от многих, правда большинство из них непрофессиональные детективы. Вам не следует делать подобные заявления безосновательно, не так ли, мистер Геллер?
– Согласен, но мне хотелось бы спросить вас кое о чем.
– О чем?
– Я слышал, после той истории в Маленькой Богемии, как Билл Роджерс говорил по радио, что феды, возможно, застрелили бы Джона Диллинджера, если бы тот оказался среди тех троих пострадавших.
К чести Пурвина, он только улыбнулся.
– Я тоже слышал, как он это сказал. А вы что думаете?
– То же самое, что прочитал в газетах, что Департамент юстиции предпочел бы, чтобы его агенты застрелили Диллинджера, как только увидят его, и что не стоит рисковать очередной перестрелкой. Что ваш босс Гувер и его босс министр юстиции вынуждены были заявить: «Если это связано с Диллинджером, застрелите, а потом считайте до десяти».
Пурвин облокотился на спинку стула, сложив перед лицом руки, словно молился, ехидно улыбнулся и пожал плечами.
– Вот что я думаю, – сказал я, вставая.
– Что вас не устраивает, мистер Геллер?
– Не уверен в том, что этот парень Диллинджер изложит вам все подробности или сообщит, где его можно найти. В последнее время слишком много людей, внешне похожих на Диллинджера, едва не потеряли свои головы оттого, что в них палили ваши ретивые агенты. Не хотелось бы участвовать в этом.
– И вы полагаете, что я способен на такое?
– Я полагаю, что вы ужасно хотите заполучить мертвого Диллинджера.
– Сядьте, мистер Геллер.
Я продолжал стоять.
– Пожалуйста, садитесь.
Я сел.
– Ваше беспокойство серьезно, – сказал он, – и, возможно, справедливо. Суматоха в Маленькой Богемии дала повод видеть в нас людей, обуреваемых бессмысленным желанием нажимать на спусковой крючок. Я принимаю это. Но подумайте также и о том, что если я застрелю не Диллинджера, а невинного свидетеля, то через несколько дней окажусь снова в Северной Каролине копнящим сено на дворе у моего папы.
– Сомневаюсь в этом, – сказал я, немного тронутый этой откровенностью, – вы юрист, а ваш папа, которого вы упомянули, как я слышал, богат...
– Да, богат. Но это означает то, что у него очень большой двор, на котором мне пришлось бы укладывать много сена. Времена сейчас пока еще тяжелые, чтобы заниматься частной практикой. Я нуждаюсь в своей работе, мистер Геллер. Могу я называть вас Натан?
– Нат.
– Если хотите, называйте меня Мелвин. Я нуждаюсь в этой работе, не могу и не должен ее упустить. Маленькая Богемия была последней ошибкой, которую я мог себе позволить.
– Значит, если я дам вам свою информацию, вы ее не проигнорируете?
Он не стал уклоняться, ссылаться на трудности, только снова пожал плечами.
–Да уж постараюсь. Что я могу сказать? Враги общества не сообщают, когда или где они намереваются быть, или что они собираются делать. Белые перчатки не входят в амуницию специального агента правительства.
– А кто сказал, что это так?
– Вы сказали, Нат. Вы просили меня, в конечном счете, гарантировать, что, если дадите мне некоторую информацию, я... ничего не испорчу. Правильно? Как я могу гарантировать вам что-либо, кроме того, что постараюсь использовать этот шанс?
Этот парень был искренен – в нем чувствовался налет всей этой южной ерунды, какая-то напыщенность, но в основе все же было что-то настоящее.
– Не знаю, – протянул я, глядя на снующих по комнате молодых агентов, – я не знаю, смогут ли эти мальчики из колледжей сделать все, как надо...
– Нат. – Пурвин наклонился вперед с видом очнувшегося от дремы щенка. – Отдел считает, что в конечном счете намного больше смысла делать из образованных парней полицейских ищеек, нежели пытаться превратить полицейских ищеек в образованных людей. – Только не старайтесь меня обидеть... – Я обратил внимание, что вы не пошли с этим в полицию...
– Нет, я не пошел в полицию. Их главный по Диллинджеру не в восторге от меня.
– А-а... Капитан Стеги. Кажется, ваши отношения отнюдь не дружеские. Но дело не в нем... Не думаю, чтобы вы пошли в эту коррумпированную, ленивую, неумелую компанию неотесанной деревенщины. Мы оба ее знаем. Мои люди, однако, учились, ходили в школу. За это вы их высмеиваете, но они получили образование, а не просто закончили колледж. Они научились фотографировать, снимать отпечатки пальцев. Они умеют пользоваться микроскопом, освоили науку баллистику, научились стрелять из любого оружия, от пистолета до пулемета. Нат, криминальный мир умен, но научный ум всегда обладает превосходством.
– Позвольте мне спросить вас кое о чем.
– Конечно.
– Расскажите мне подлинную историю бойни в Канзас-Сити.
В Канзас-Сити на Юнион-Стейшн федеральные агенты и местные полицейские пересаживали гангстера «Желе» Фрэнка Нэша из вагона в автомобиль, который должен был доставить его в Левенворт[33]. Когда они заталкивали его в автомобиль, на станции появился какой-то крупный мужчина с автоматом, к которому присоединились еще двое вооруженных, и втроем они изрешетили автомобиль пулями, убив четырех полицейских и Нэша.
Пурвин резко поднял голову.
– Это одно из двух событий, которые дали Департаменту юстиции ту карательную власть, которой он теперь обладает. Другим событием, естественно, был киднеппинг Линдберга[34].
– Понимаю.
– Когда я стал специальным агентом, у меня были связаны руки в делах, которые должен был расследовать. Мои обязанности больше походили на обязанности судебного следователя. Я не мог даже производить аресты. Если настигал того, за кем охотился, то должен был по закону обратиться за разрешением в местную полицию или к судебному исполнителю Соединенных Штатов, чтобы защелкнуть браслеты на руках преступника.
– И бойня в Канзас-Сити все это изменила?
– Да, она и трагедия Линдберга. Возмущение общества, которое последовало за бойней в Канзас-Сити, в частности, дало нам больше людей, лучшее материала кое обеспечение и лучшие законы. Мы получили тяжелую артиллерию, в которой нуждались, чтобы настигнуть преступников на их собственном поле боя и завершить начатую работу. – Он остановился, осознав, что читает мне что-то вроде лекции, с какими обращался к прессе. Будучи немного разочарованным, он, тем не менее, казалось, улавливал, слежу ли я за его речью. – Но почему я вам все это говорю? Вы сами из нашего круга, и, конечно, вам все это известно.
– А вы установили, кто несет ответственность за бойню в Канзас-Сити?
Пурвин поерзал в своем кресле, его доверительность внезапно сменилась явной нервозностью.
– Один из нападавших, Верни Миллер, был найден убитым в канаве.
– Это дело Синдиката[35]?
– Явно.
– Почему вы так предполагаете?
– Об этом свидетельствует грязная работа, а также убийство человека, спасти которого они были туда посланы.
– Вы имеете в виду Нэша?
– Определенно. И убийство офицеров полиции и федеральных агентов. И то, что это обрушит необузданную ярость честных граждан на творящееся вокруг беззаконие.
– Я могу принять только последнее ваше утверждение.
– А как же другие?
– Целью был Нэш. Потому что он знал слишком много. И вам, конечно, это известно.
– Не смешите меня.
– Ладно, Мелвин, пусть будет по-вашему. Нэш не был целью, просто он случайно попал под пулеметный огонь. Кого еще вы ищете в связи с этой бойней?
– Остальные двое убийц это, конечно, «Красавчик» Флойд и Адам Ричетти.
– А что, если скажу – это сплошная чушь? Флойда и Ричетти там не было.
Он поджал свои тонкие губы.
– Я скажу, что вы ошиблись.
Покачав головой, я улыбнулся.
– Слышал, что их там не было.
– Вы ошибаетесь.
В конце концов, нотки сарказма прорвались в его тягучую речь.
– Неужели ваши источники информации лучше, чем мои?
– Мелвин, некоторые вещи вы не сможете обнаружить, разглядывая их под микроскопом.
Я встал.
– Что ж, увидимся.
– Сядьте, Геллер. Сядьте!
Продолжая стоять, я сказал:
– Я, возможно, видел Диллинджера. Но хочу еще раз проверить это. Понимаете, парень, который может оказаться Диллинджером, крутится вокруг девушки моего клиента. И если вы и ваши коллеги доведете дело до того, что она будет убита, мой клиент будет несчастлив и недоволен мной. Поэтому я собираюсь сделать так, чтобы все было просто и надежно. Я еще вернусь к вам.
Он напрягся.
– Это ваше окончательное решение, мистер Геллер?
– Да, именно так. И не вздумайте организовывать слежку за мной... Вы и ваши парни недавно уже пережили много неприятностей.
Он был все еще напряжен.
– За это дело обещаны большие деньги в награду, Геллер.
– Знаю. И никого не хочу обижать, Пурвин. Я вернусь, чтобы войти с вами в контакт.
– Скоро?
– Скоро.
«Но вернусь я не к тебе, а к Коули», – подумал я и вышел.
9
– Вы Натан Геллер, не так ли? Присаживайтесь...
То, что он обратился ко мне по имени, меня удивило. Ведь мы с ним встречались только раз. Элиот накоротке представил меня, мы обменялись рукопожатиями, после этого, встречаясь иногда в «Федерал билдинг», кивали друг другу, но это вовсе не означало, что мы близко знакомы или узнавали друг друга всякий раз.
Как и приятель Полли Гамильтон, Мелвин Пурвин был маленьким щеголеватым мужчиной, всего лишь на пару лет старше меня, но, несомненно, все же старше находившихся в комнате. Отодвинув в сторону недочитанный доклад, он закрыл папку и улыбнулся. У него были каштановые волосы, и одна прядь падала на лоб. Лицо имело форму сердечка с мелкими, но резкими чертами. Взгляд его темных глаз был довольно острым.
– Удивлен, что вы помните меня, – сказал я.
– Это ведь Несс познакомил нас. Мы не слишком жалуем друг друга. Я просто считаю, что ваш друг Несс... считаю, что он питает слишком большое пристрастие к прессе.
Я подавил желание сказать «Малышу Мелу», что это особое пристрастие столь же присуще и ему самому.
Но вместо этого я сказал:
– Полагаю, что сейчас некоторые положительные отзывы газет о вас вовсе не повредили бы, не так ли?
Он криво улыбнулся, отчего ямочка на щеке сделалась такой же, как у Ширли Темпл[32].
– Я не могу осуждать вас за подобную шутку, – сказал он с мягким южным акцентом.
Я подумал, не кровь ли южанина позволяет Пурвину сидеть в такую жару в пиджаке.
– Вы, без сомнения, занятой человек, мистер Геллер, – сказал он без всякого сарказма. Казалось, он обладал также и характерной для южан вежливостью, во всяком случае, он искренне хотел быть джентльменом. – Что привело вас сюда?
– Не исключено, что я видел Диллинджера.
Он удивленно поднял брови.
– Я слышал такие признания от многих, правда большинство из них непрофессиональные детективы. Вам не следует делать подобные заявления безосновательно, не так ли, мистер Геллер?
– Согласен, но мне хотелось бы спросить вас кое о чем.
– О чем?
– Я слышал, после той истории в Маленькой Богемии, как Билл Роджерс говорил по радио, что феды, возможно, застрелили бы Джона Диллинджера, если бы тот оказался среди тех троих пострадавших.
К чести Пурвина, он только улыбнулся.
– Я тоже слышал, как он это сказал. А вы что думаете?
– То же самое, что прочитал в газетах, что Департамент юстиции предпочел бы, чтобы его агенты застрелили Диллинджера, как только увидят его, и что не стоит рисковать очередной перестрелкой. Что ваш босс Гувер и его босс министр юстиции вынуждены были заявить: «Если это связано с Диллинджером, застрелите, а потом считайте до десяти».
Пурвин облокотился на спинку стула, сложив перед лицом руки, словно молился, ехидно улыбнулся и пожал плечами.
– Вот что я думаю, – сказал я, вставая.
– Что вас не устраивает, мистер Геллер?
– Не уверен в том, что этот парень Диллинджер изложит вам все подробности или сообщит, где его можно найти. В последнее время слишком много людей, внешне похожих на Диллинджера, едва не потеряли свои головы оттого, что в них палили ваши ретивые агенты. Не хотелось бы участвовать в этом.
– И вы полагаете, что я способен на такое?
– Я полагаю, что вы ужасно хотите заполучить мертвого Диллинджера.
– Сядьте, мистер Геллер.
Я продолжал стоять.
– Пожалуйста, садитесь.
Я сел.
– Ваше беспокойство серьезно, – сказал он, – и, возможно, справедливо. Суматоха в Маленькой Богемии дала повод видеть в нас людей, обуреваемых бессмысленным желанием нажимать на спусковой крючок. Я принимаю это. Но подумайте также и о том, что если я застрелю не Диллинджера, а невинного свидетеля, то через несколько дней окажусь снова в Северной Каролине копнящим сено на дворе у моего папы.
– Сомневаюсь в этом, – сказал я, немного тронутый этой откровенностью, – вы юрист, а ваш папа, которого вы упомянули, как я слышал, богат...
– Да, богат. Но это означает то, что у него очень большой двор, на котором мне пришлось бы укладывать много сена. Времена сейчас пока еще тяжелые, чтобы заниматься частной практикой. Я нуждаюсь в своей работе, мистер Геллер. Могу я называть вас Натан?
– Нат.
– Если хотите, называйте меня Мелвин. Я нуждаюсь в этой работе, не могу и не должен ее упустить. Маленькая Богемия была последней ошибкой, которую я мог себе позволить.
– Значит, если я дам вам свою информацию, вы ее не проигнорируете?
Он не стал уклоняться, ссылаться на трудности, только снова пожал плечами.
–Да уж постараюсь. Что я могу сказать? Враги общества не сообщают, когда или где они намереваются быть, или что они собираются делать. Белые перчатки не входят в амуницию специального агента правительства.
– А кто сказал, что это так?
– Вы сказали, Нат. Вы просили меня, в конечном счете, гарантировать, что, если дадите мне некоторую информацию, я... ничего не испорчу. Правильно? Как я могу гарантировать вам что-либо, кроме того, что постараюсь использовать этот шанс?
Этот парень был искренен – в нем чувствовался налет всей этой южной ерунды, какая-то напыщенность, но в основе все же было что-то настоящее.
– Не знаю, – протянул я, глядя на снующих по комнате молодых агентов, – я не знаю, смогут ли эти мальчики из колледжей сделать все, как надо...
– Нат. – Пурвин наклонился вперед с видом очнувшегося от дремы щенка. – Отдел считает, что в конечном счете намного больше смысла делать из образованных парней полицейских ищеек, нежели пытаться превратить полицейских ищеек в образованных людей. – Только не старайтесь меня обидеть... – Я обратил внимание, что вы не пошли с этим в полицию...
– Нет, я не пошел в полицию. Их главный по Диллинджеру не в восторге от меня.
– А-а... Капитан Стеги. Кажется, ваши отношения отнюдь не дружеские. Но дело не в нем... Не думаю, чтобы вы пошли в эту коррумпированную, ленивую, неумелую компанию неотесанной деревенщины. Мы оба ее знаем. Мои люди, однако, учились, ходили в школу. За это вы их высмеиваете, но они получили образование, а не просто закончили колледж. Они научились фотографировать, снимать отпечатки пальцев. Они умеют пользоваться микроскопом, освоили науку баллистику, научились стрелять из любого оружия, от пистолета до пулемета. Нат, криминальный мир умен, но научный ум всегда обладает превосходством.
– Позвольте мне спросить вас кое о чем.
– Конечно.
– Расскажите мне подлинную историю бойни в Канзас-Сити.
В Канзас-Сити на Юнион-Стейшн федеральные агенты и местные полицейские пересаживали гангстера «Желе» Фрэнка Нэша из вагона в автомобиль, который должен был доставить его в Левенворт[33]. Когда они заталкивали его в автомобиль, на станции появился какой-то крупный мужчина с автоматом, к которому присоединились еще двое вооруженных, и втроем они изрешетили автомобиль пулями, убив четырех полицейских и Нэша.
Пурвин резко поднял голову.
– Это одно из двух событий, которые дали Департаменту юстиции ту карательную власть, которой он теперь обладает. Другим событием, естественно, был киднеппинг Линдберга[34].
– Понимаю.
– Когда я стал специальным агентом, у меня были связаны руки в делах, которые должен был расследовать. Мои обязанности больше походили на обязанности судебного следователя. Я не мог даже производить аресты. Если настигал того, за кем охотился, то должен был по закону обратиться за разрешением в местную полицию или к судебному исполнителю Соединенных Штатов, чтобы защелкнуть браслеты на руках преступника.
– И бойня в Канзас-Сити все это изменила?
– Да, она и трагедия Линдберга. Возмущение общества, которое последовало за бойней в Канзас-Сити, в частности, дало нам больше людей, лучшее материала кое обеспечение и лучшие законы. Мы получили тяжелую артиллерию, в которой нуждались, чтобы настигнуть преступников на их собственном поле боя и завершить начатую работу. – Он остановился, осознав, что читает мне что-то вроде лекции, с какими обращался к прессе. Будучи немного разочарованным, он, тем не менее, казалось, улавливал, слежу ли я за его речью. – Но почему я вам все это говорю? Вы сами из нашего круга, и, конечно, вам все это известно.
– А вы установили, кто несет ответственность за бойню в Канзас-Сити?
Пурвин поерзал в своем кресле, его доверительность внезапно сменилась явной нервозностью.
– Один из нападавших, Верни Миллер, был найден убитым в канаве.
– Это дело Синдиката[35]?
– Явно.
– Почему вы так предполагаете?
– Об этом свидетельствует грязная работа, а также убийство человека, спасти которого они были туда посланы.
– Вы имеете в виду Нэша?
– Определенно. И убийство офицеров полиции и федеральных агентов. И то, что это обрушит необузданную ярость честных граждан на творящееся вокруг беззаконие.
– Я могу принять только последнее ваше утверждение.
– А как же другие?
– Целью был Нэш. Потому что он знал слишком много. И вам, конечно, это известно.
– Не смешите меня.
– Ладно, Мелвин, пусть будет по-вашему. Нэш не был целью, просто он случайно попал под пулеметный огонь. Кого еще вы ищете в связи с этой бойней?
– Остальные двое убийц это, конечно, «Красавчик» Флойд и Адам Ричетти.
– А что, если скажу – это сплошная чушь? Флойда и Ричетти там не было.
Он поджал свои тонкие губы.
– Я скажу, что вы ошиблись.
Покачав головой, я улыбнулся.
– Слышал, что их там не было.
– Вы ошибаетесь.
В конце концов, нотки сарказма прорвались в его тягучую речь.
– Неужели ваши источники информации лучше, чем мои?
– Мелвин, некоторые вещи вы не сможете обнаружить, разглядывая их под микроскопом.
Я встал.
– Что ж, увидимся.
– Сядьте, Геллер. Сядьте!
Продолжая стоять, я сказал:
– Я, возможно, видел Диллинджера. Но хочу еще раз проверить это. Понимаете, парень, который может оказаться Диллинджером, крутится вокруг девушки моего клиента. И если вы и ваши коллеги доведете дело до того, что она будет убита, мой клиент будет несчастлив и недоволен мной. Поэтому я собираюсь сделать так, чтобы все было просто и надежно. Я еще вернусь к вам.
Он напрягся.
– Это ваше окончательное решение, мистер Геллер?
– Да, именно так. И не вздумайте организовывать слежку за мной... Вы и ваши парни недавно уже пережили много неприятностей.
Он был все еще напряжен.
– За это дело обещаны большие деньги в награду, Геллер.
– Знаю. И никого не хочу обижать, Пурвин. Я вернусь, чтобы войти с вами в контакт.
– Скоро?
– Скоро.
«Но вернусь я не к тебе, а к Коули», – подумал я и вышел.
9
Время после полудня я провел, наблюдая за Лоуренсом и Полли, уверяя себя, что делаю это в последний раз. Около полудня я приехал к жилому дому на Пайн-Гроув, вблизи озера. Как только я снял шляпу и пиджак, ослабил галстук, подъехало такси. Лоуренс и Полли вышли из дома и сели в него. Лоуренс был в рубашке, без пиджака, с бабочкой-галстуком, в соломенной шляпе и широких брюках. Полли надела желтое платье и шляпку.
Я проследовал за ними до Норд-Линкольн-авеню, всего в квартале от дома Анны, где они вышли из такси. Проезжая мимо, я увидел, что неподалеку от них стояли двое полицейских и разговаривали. Вскоре после того, как я припарковался, появилась патрульная машина и развернулась, чтобы в нее сел один из полицейских. Лоуренс даже взгляда не бросил в их сторону, и эта парочка пошла дальше, не проявляя никаких признаков беспокойства. Если этот Лоуренс и естьДиллинджер, то я могу только позавидовать его самообладанию.
В павильончике прохладительных напитков рядом с «Байограф Бильярдс» Лоуренс и Полли съели по мороженому. Затем Полли наклонилась к нему, легонько поцеловала в щеку и ушла, по-видимому, делать покупки – «Норд-Линкольн» был маленьким модным торговым центром.
Я остался с Лоуренсом, взял его под наблюдение. Если это действительно был Диллинджер, он мог бы засечь меня, но я был очень осторожен. А кроме того, заметил, что он не был вооружен; был без пиджака да и карманы его просторных желтых брюк не оттопыривались.
Тем временем он подстригся в «Байограф Барбер Шоп», а затем перешел напротив к «Байограф Театр» и зашел в дверь справа от большого купола. Скорее всего, он намеревался навестить своего букмекера – их притоны давно действовали в лофте[36] над этим театром.
Через несколько минут он вышел и направился вниз по улице к галантерейному магазину «Ярд Митчелл Ком-пани», где купил полосатую рубашку. Я углядел это через оконную витрину и тут же перешел улицу, чтобы следовать за ним на дистанции. В результате едва не упустил Лоуренса, когда он вышел из магазина и столкнулся с совершающим обход полицейским, который размеренно шагал, помахивая своей дубинкой.
Лоуренс уронил свой пакет, и бык[37] помог ему поднять его, они улыбнулись и кивнули другу другу, после чего каждый пошел своей дорогой.
«Черт с ним», – подумал я и, сев в свою машину, поехал обратно к Лупу. Этот плоскостопый[38], конечно, не думал, что Лоуренс – это Диллинджер, да и Лоуренс не обмочился в штаны, когда налетел на закон. Пошли все к черту!
В четыре часа дня я сидел в открытой кабинке «Коктейль лоунж» Барни Росса и пил пиво. Под потолком над головой вращались лопасти вентиляторов, вместе с пивом они изгоняли жару. Это была длинная, узкая темная комната с маленькой танцевальной площадкой в дальнем углу, несколькими столиками вокруг нее, баром и кабинками вдоль стен. Повсюду на стенах висели в рамках портреты боксеров, и не только Барни, но и Кинга Левински, Джеки Филдса, Бенни Леонарда и других. В эти дни Барни редко появлялся в заведении, он был слишком известной фигурой для такого места; Пиан и Винч, его менеджеры, кудахтали над ним, словно куры-наседки, и им не нравилось, что он владеет баром и может болтаться здесь без их надзора. У Барни была репутация положительного человека. Но то, что бар носил его имя, было плохо, а если бы он постоянно торчал здесь, было бы еще хуже.
Помимо основной своей работы, связанной с рингом, Барни много занимался общественной деятельностью. Слушать речи Барни Росса я всячески старался избегать.
Так что, когда, повергнув меня в изумление, Барни вошел в кабинку, я попросил у него автограф, но он послал меня куда-то, насупился и сел напротив, с завистью наблюдая, как я пью пиво.
– Где Перл? – спросил я.
– На Стэйт-стрит.
Как и Полли, Перл направилась за покупками.
– Как продвигается твое дело? –спросил Барни.
– Частные детективы не работают с делами. Это адвокаты работают с делами. Шерлок Холмс работал с делами.
– Да? Тогда чем же ты сейчас занят?
– Работой. По крайней мере, была одна работа.
– Ага. Та, что с прошлого вечера.
– Правильно.
– И тебе удалось ее сделать?
– Пожалуй, нет. Впору выбрасывать полотенце[39].
– Это случается даже с лучшими из нас. – Он пожал плечами, жестом подозвал своего бармена, бывшего тяжеловеса по имени Бадди Голд, и попросил принести стакан содовой.
– Я выполнил заказ клиента, за который он мне заплатил, – сказал я. И добавил: – Хотя и оказался лжецом.
– Но, на мой взгляд, ты не очень-то похож на выбросившего полотенце.
– Эта работа, после того как закончилась, превратилась в нечто иное, что может стоить больших денег, но я не уверен, что хотел бы получить хотя бы часть из них.
– Почему?
– Я должен стать указательным пальцем, и из-за меня может умереть человек.
Барни внимательно посмотрел на меня, не разыгрываю ли я его.
Я продолжал:
– Понимаешь, это парень, которого ищут. Преступник. Но он, возможно, умрет.
Теперь Барни окончательно понял, что я говорю серьезно.
– Нат...
– Что? – А почему бы тебе не проделать это самому?
– Хороший совет.
– Забудь все моральные переживания.
– Понимаю.
– Ты все еще носишь револьвер?
Он имел в виду тот револьвер, которым мой отец убил себя.
– Он все еще у меня, но ношу его редко.
– Но ведь ты его носишь, когда чувствуешь, что это необходимо?
– Безусловно.
Ему принесли его содовую, он отпил глоток и улыбнулся.
– Хорошо!
Понимая, что он имеет в виду, я тоже улыбнулся. Крупный высокий мужчина в опрятном темном костюме и в серой шляпе подошел к Бадди Голду у стойки и спросил его о чем-то. Бадди указал на нас, и он – смуглый, красивый мужчина лет под сорок – легким шагом направился к нам.
– Еще один фан, – пробормотал под нос Барни.
– Не думаю, – возразил я.
– Мистер Геллер, – сказал мужчина, кивнув мне, – полагаю, мы не встречались. Но я...
– Я знаю вас, сержант Заркович, – сказал я, – мы действительно не встречались, но вы попадались мне несколько раз на глаза в Восточном Чикаго. Это Барни Росс, присоединяйтесь к нам, если угодно.
Его улыбка была ослепительной. Он бы мне сразу понравился, если бы я не знал, что перед нами самый нечестный коп в Восточном Чикаго.
Он сказал:
– Я, конечно, узнал вас, мистер Росс, – и коснулся своей шляпы. – Для меня большая честь встретиться с вами. Я видел, как вы разделали Канцонери. Благодаря вам, я выиграл полтысячи долларов.
Он все еще стоял рядом с нами, так что Барни, улыбнувшись в ответ, сказал:
– Спасибо. Почему бы вам не присоединиться к нам?
– Нет, спасибо. Извините, что помещал вам. Я просто подумал, не уделит ли мне мистер Геллер немного времени... частным образом... Пока вы закончите разговор, я могу подождать у стойки.
Он был сладкоречив. В этом надо было отдать ему должное. Однако при взгляде на него на душе у меня становилось муторно.
Он был тем копом в Восточном Чикаго, которому все мадам платили каждый месяц – сборщик подати, с которым Анне Сейдж лучше бы не знаться. Черт! Я вспомнил где видел его и где он заприметил меня – в Восточном Чикаго, в отеле «Костур»!
– Не дурите, – сказал Барни, – присоединяйтесь к нам, для затравки, выпейте пива.
– О'кей, – сказал Заркович, придав своей улыбке выражение застенчивости. Он обошел чемпиона, который рядом с ним показался карликом. – Я был уверен, что вы разделаетесь с Канцонери, – продолжал он, обращаясь к Барни, – ни секунды не колебался.
– В таком случае, вы оказались единственным, кто так думал, –сказал Барни. – На самом деле все было не так-то просто. Они даже не воспринимали меня как чемпиона Нью-Йорка, пока я не побью их парня в его собственном городе.
– И вы задали ему хорошую трепку.
Барни смутился, но такое внимание ему было приятно. Он был хорошим парнем, ничто человеческое не было ему чуждо.
– Я страшно хотел послать его в нокаут, – сказал Барни, почти извиняясь, – но малый держался неплохо.
– Слушайте, Заркович, – прервал я их разговор, пропустив «сержант», – если у вас есть дело ко мне, давайте поднимемся в мой офис.
Барни, казалось, мои плохие манеры обидели.
– Нат, – сказал он, – это я настоял, чтобы он присоединился к нам.
Заркович привстал.
– Извините за вторжение.
На этот раз Барни смутился по-настоящему. Взяв Зарковича за руку, он остановил его.
– Вы вовсе не вторглись, позвольте угостить вас пивом.
Я встал и вышел из кабинки:
– Хотелось бы все-таки вначале покончить с делом.
Если ты побудешь здесь некоторое время, мы оба предоставим тебе возможность угостить нас пивом.
Барни недоверчиво сказал:
– Хм... конечно, Нат. Все равно я буду ждать возвращения Перл, которая, надеюсь, потратила не все мои деньги. Поэтому пробуду здесь еще где-то около получаса.
Заркович поблагодарил Барни за гостеприимство и последовал за мной на улицу. Здесь мы вошли в дверь между «Коктейль лоунж» и ломбардом и поднялись по лестнице в мой офис. Я отпер дверь и пригласил его войти. Весь путь мы проделали молча.
Открыв окно, я прошел за свой стол и пригласил Зарковича сесть на один из стульев напротив меня. Он снял шляпу. На предложение снять пиджак он, вежливо улыбнувшись, отказался, несмотря на жару.
– Думаю, нам следовало поговорить, – начал он.
– Пожалуй.
– Похоже, вы обогнали меня, мистер Геллер.
– Давайте отбросим всяких «мистеров». Анна Сейдж все еще владеет двумя заведениями в Восточном Чикаго. Так что, собрав дань, вы заявились прямо от нее, не так ли?
Его красивое лицо оставалось невозмутимым.
Я продолжал:
– И на этот раз Анна рассказала вам некую интересную историю. Историю о человеке, который встречается с одной из ее девушек.
Он кивнул.
– Анна рассказала вам, что этот человек может быть кем-то очень знаменитым, – сказал я. Он опять кивнул.
– Теперь я размышляю, кем может быть эта знаменитость? Дионном Квинтсом? Чарли Мак-Карти? Джоном Диллинджером?
Сложив свои большие ладони вместе и хрустнув пальцами, он сказал:
– Ваши размышления меня не рассмешили, Геллер.
– Они предназначались только для моего собственного удовольствия. В конце концов, это мой офис, так что какого черта стесняться.
– Вы понимаете, дело серьезное.
– Нет, не понимаю, расскажите.
– Вы всего лишь мелкий частный коп, которому в свое время довелось быть мелким чикагским копом. Вы ничего из себя не представляете. На вашем месте мог оказаться любой другой.
– Повторяетесь. Вы уже сказали, что я был чикагским копом.
– Забавно. Только не старайтесь быть таким крутым, воспарившим высоко. Я не могу отказаться от выгодного дела и не отрицаю этого. Но это отнюдь не делает меня плохим копом. Если бы времена не были такими тяжелыми, я...
– ...Не носил костюм за сотню долларов и галстук за десять? Вы вымогатель, Заркович. Было бы противоестественно, если бы вы им не были. Я чувствовал бы себя возле вас очень неуютно.
– А вам уютно рядом со мной?
– Да. Я дома, знаю где были вы и куда идете.
– То же самое я могу сказать о вас. Можно закурить?
– Травитесь.
Заркович изобразил улыбку, достал серебряный портсигар. Выбрав сигарету, вставил ее в черный мундштук и прикурил.
– Как прошла ваша встреча с Пурвином? – спросил он.
Если это был рассчитанный ход, чтобы ошеломить меня, то он достиг своей цели. Мне не понравилось, что ко мне прицепился хвост, а я не заметил этого.
Я сказал:
– Мы говорили и о том, что, может быть, я видел Диллинджера. Но не более того.
Он кивнул, не вынимая мундштука из зубов, копируя манеры ФДР[40].
–Мудро. Ожидаете разговора с Коули?
– Да. Может быть. Если вообще буду говорить с кем-либо.
– А почему нет?
– Может, здесь нет предмета для разговора. Джимми Лоуренс, являясь клерком торговой палаты, слишком часто пользуется такси, но в этом нет ничего незаконного.
– Вы сомневаетесь, что он Диллинджер? – Очень сильно. Если он – Диллинджер, то это самый наглый, самый хладнокровный и лихой парень, которым я когда-либо встречался. Он посещает все общественные места в городе, днем и ночью, он, смутившись, толкает копа, носит щегольскую одежду. Что-то новенькое для врага закона... И он явно безоружен... Да вообще, он не очень-то и похож на Диллинджера. Заркович понимающе улыбнулся и кивнул.
– Пластическая хирургия. Достаточно хорошая, придает ему чувство уверенности. Можно смело выходить на публику и смешаться с толпой обывателей. Но это ложное чувство безопасности. Анна сразу узнала его.
– Да, она говорила об этом.
– Не только она. Вчера вечером он сам назвал себя Диллинджером.
– Что?
– Позвоните ей, – сказал он, кивнув на мой телефон, – и спросите.
– Но почему он в этом сознался и именно ей?
– Он доверяет Анне, которая умеет быть по-матерински теплой и ласковой. Вы же сами знаете.
– Это верно.
– Она была приветлива с ним. С точки зрения человека, находящегося в розыске, ей можно доверять. Ведь Анна была известна тем, что сама не в ладах с законом, нередко сдавала жилье ребятам, находившимся в бегах.
– Понимаю. А сейчас Анна почему-то хочет продать Диллинджера.
– Что значит продать? Он не ее жилец, у него есть собственная крыша над головой, разве не так? На Пайн-Гроув-авеню?
Я проследовал за ними до Норд-Линкольн-авеню, всего в квартале от дома Анны, где они вышли из такси. Проезжая мимо, я увидел, что неподалеку от них стояли двое полицейских и разговаривали. Вскоре после того, как я припарковался, появилась патрульная машина и развернулась, чтобы в нее сел один из полицейских. Лоуренс даже взгляда не бросил в их сторону, и эта парочка пошла дальше, не проявляя никаких признаков беспокойства. Если этот Лоуренс и естьДиллинджер, то я могу только позавидовать его самообладанию.
В павильончике прохладительных напитков рядом с «Байограф Бильярдс» Лоуренс и Полли съели по мороженому. Затем Полли наклонилась к нему, легонько поцеловала в щеку и ушла, по-видимому, делать покупки – «Норд-Линкольн» был маленьким модным торговым центром.
Я остался с Лоуренсом, взял его под наблюдение. Если это действительно был Диллинджер, он мог бы засечь меня, но я был очень осторожен. А кроме того, заметил, что он не был вооружен; был без пиджака да и карманы его просторных желтых брюк не оттопыривались.
Тем временем он подстригся в «Байограф Барбер Шоп», а затем перешел напротив к «Байограф Театр» и зашел в дверь справа от большого купола. Скорее всего, он намеревался навестить своего букмекера – их притоны давно действовали в лофте[36] над этим театром.
Через несколько минут он вышел и направился вниз по улице к галантерейному магазину «Ярд Митчелл Ком-пани», где купил полосатую рубашку. Я углядел это через оконную витрину и тут же перешел улицу, чтобы следовать за ним на дистанции. В результате едва не упустил Лоуренса, когда он вышел из магазина и столкнулся с совершающим обход полицейским, который размеренно шагал, помахивая своей дубинкой.
Лоуренс уронил свой пакет, и бык[37] помог ему поднять его, они улыбнулись и кивнули другу другу, после чего каждый пошел своей дорогой.
«Черт с ним», – подумал я и, сев в свою машину, поехал обратно к Лупу. Этот плоскостопый[38], конечно, не думал, что Лоуренс – это Диллинджер, да и Лоуренс не обмочился в штаны, когда налетел на закон. Пошли все к черту!
В четыре часа дня я сидел в открытой кабинке «Коктейль лоунж» Барни Росса и пил пиво. Под потолком над головой вращались лопасти вентиляторов, вместе с пивом они изгоняли жару. Это была длинная, узкая темная комната с маленькой танцевальной площадкой в дальнем углу, несколькими столиками вокруг нее, баром и кабинками вдоль стен. Повсюду на стенах висели в рамках портреты боксеров, и не только Барни, но и Кинга Левински, Джеки Филдса, Бенни Леонарда и других. В эти дни Барни редко появлялся в заведении, он был слишком известной фигурой для такого места; Пиан и Винч, его менеджеры, кудахтали над ним, словно куры-наседки, и им не нравилось, что он владеет баром и может болтаться здесь без их надзора. У Барни была репутация положительного человека. Но то, что бар носил его имя, было плохо, а если бы он постоянно торчал здесь, было бы еще хуже.
Помимо основной своей работы, связанной с рингом, Барни много занимался общественной деятельностью. Слушать речи Барни Росса я всячески старался избегать.
Так что, когда, повергнув меня в изумление, Барни вошел в кабинку, я попросил у него автограф, но он послал меня куда-то, насупился и сел напротив, с завистью наблюдая, как я пью пиво.
– Где Перл? – спросил я.
– На Стэйт-стрит.
Как и Полли, Перл направилась за покупками.
– Как продвигается твое дело? –спросил Барни.
– Частные детективы не работают с делами. Это адвокаты работают с делами. Шерлок Холмс работал с делами.
– Да? Тогда чем же ты сейчас занят?
– Работой. По крайней мере, была одна работа.
– Ага. Та, что с прошлого вечера.
– Правильно.
– И тебе удалось ее сделать?
– Пожалуй, нет. Впору выбрасывать полотенце[39].
– Это случается даже с лучшими из нас. – Он пожал плечами, жестом подозвал своего бармена, бывшего тяжеловеса по имени Бадди Голд, и попросил принести стакан содовой.
– Я выполнил заказ клиента, за который он мне заплатил, – сказал я. И добавил: – Хотя и оказался лжецом.
– Но, на мой взгляд, ты не очень-то похож на выбросившего полотенце.
– Эта работа, после того как закончилась, превратилась в нечто иное, что может стоить больших денег, но я не уверен, что хотел бы получить хотя бы часть из них.
– Почему?
– Я должен стать указательным пальцем, и из-за меня может умереть человек.
Барни внимательно посмотрел на меня, не разыгрываю ли я его.
Я продолжал:
– Понимаешь, это парень, которого ищут. Преступник. Но он, возможно, умрет.
Теперь Барни окончательно понял, что я говорю серьезно.
– Нат...
– Что? – А почему бы тебе не проделать это самому?
– Хороший совет.
– Забудь все моральные переживания.
– Понимаю.
– Ты все еще носишь револьвер?
Он имел в виду тот револьвер, которым мой отец убил себя.
– Он все еще у меня, но ношу его редко.
– Но ведь ты его носишь, когда чувствуешь, что это необходимо?
– Безусловно.
Ему принесли его содовую, он отпил глоток и улыбнулся.
– Хорошо!
Понимая, что он имеет в виду, я тоже улыбнулся. Крупный высокий мужчина в опрятном темном костюме и в серой шляпе подошел к Бадди Голду у стойки и спросил его о чем-то. Бадди указал на нас, и он – смуглый, красивый мужчина лет под сорок – легким шагом направился к нам.
– Еще один фан, – пробормотал под нос Барни.
– Не думаю, – возразил я.
– Мистер Геллер, – сказал мужчина, кивнув мне, – полагаю, мы не встречались. Но я...
– Я знаю вас, сержант Заркович, – сказал я, – мы действительно не встречались, но вы попадались мне несколько раз на глаза в Восточном Чикаго. Это Барни Росс, присоединяйтесь к нам, если угодно.
Его улыбка была ослепительной. Он бы мне сразу понравился, если бы я не знал, что перед нами самый нечестный коп в Восточном Чикаго.
Он сказал:
– Я, конечно, узнал вас, мистер Росс, – и коснулся своей шляпы. – Для меня большая честь встретиться с вами. Я видел, как вы разделали Канцонери. Благодаря вам, я выиграл полтысячи долларов.
Он все еще стоял рядом с нами, так что Барни, улыбнувшись в ответ, сказал:
– Спасибо. Почему бы вам не присоединиться к нам?
– Нет, спасибо. Извините, что помещал вам. Я просто подумал, не уделит ли мне мистер Геллер немного времени... частным образом... Пока вы закончите разговор, я могу подождать у стойки.
Он был сладкоречив. В этом надо было отдать ему должное. Однако при взгляде на него на душе у меня становилось муторно.
Он был тем копом в Восточном Чикаго, которому все мадам платили каждый месяц – сборщик подати, с которым Анне Сейдж лучше бы не знаться. Черт! Я вспомнил где видел его и где он заприметил меня – в Восточном Чикаго, в отеле «Костур»!
– Не дурите, – сказал Барни, – присоединяйтесь к нам, для затравки, выпейте пива.
– О'кей, – сказал Заркович, придав своей улыбке выражение застенчивости. Он обошел чемпиона, который рядом с ним показался карликом. – Я был уверен, что вы разделаетесь с Канцонери, – продолжал он, обращаясь к Барни, – ни секунды не колебался.
– В таком случае, вы оказались единственным, кто так думал, –сказал Барни. – На самом деле все было не так-то просто. Они даже не воспринимали меня как чемпиона Нью-Йорка, пока я не побью их парня в его собственном городе.
– И вы задали ему хорошую трепку.
Барни смутился, но такое внимание ему было приятно. Он был хорошим парнем, ничто человеческое не было ему чуждо.
– Я страшно хотел послать его в нокаут, – сказал Барни, почти извиняясь, – но малый держался неплохо.
– Слушайте, Заркович, – прервал я их разговор, пропустив «сержант», – если у вас есть дело ко мне, давайте поднимемся в мой офис.
Барни, казалось, мои плохие манеры обидели.
– Нат, – сказал он, – это я настоял, чтобы он присоединился к нам.
Заркович привстал.
– Извините за вторжение.
На этот раз Барни смутился по-настоящему. Взяв Зарковича за руку, он остановил его.
– Вы вовсе не вторглись, позвольте угостить вас пивом.
Я встал и вышел из кабинки:
– Хотелось бы все-таки вначале покончить с делом.
Если ты побудешь здесь некоторое время, мы оба предоставим тебе возможность угостить нас пивом.
Барни недоверчиво сказал:
– Хм... конечно, Нат. Все равно я буду ждать возвращения Перл, которая, надеюсь, потратила не все мои деньги. Поэтому пробуду здесь еще где-то около получаса.
Заркович поблагодарил Барни за гостеприимство и последовал за мной на улицу. Здесь мы вошли в дверь между «Коктейль лоунж» и ломбардом и поднялись по лестнице в мой офис. Я отпер дверь и пригласил его войти. Весь путь мы проделали молча.
Открыв окно, я прошел за свой стол и пригласил Зарковича сесть на один из стульев напротив меня. Он снял шляпу. На предложение снять пиджак он, вежливо улыбнувшись, отказался, несмотря на жару.
– Думаю, нам следовало поговорить, – начал он.
– Пожалуй.
– Похоже, вы обогнали меня, мистер Геллер.
– Давайте отбросим всяких «мистеров». Анна Сейдж все еще владеет двумя заведениями в Восточном Чикаго. Так что, собрав дань, вы заявились прямо от нее, не так ли?
Его красивое лицо оставалось невозмутимым.
Я продолжал:
– И на этот раз Анна рассказала вам некую интересную историю. Историю о человеке, который встречается с одной из ее девушек.
Он кивнул.
– Анна рассказала вам, что этот человек может быть кем-то очень знаменитым, – сказал я. Он опять кивнул.
– Теперь я размышляю, кем может быть эта знаменитость? Дионном Квинтсом? Чарли Мак-Карти? Джоном Диллинджером?
Сложив свои большие ладони вместе и хрустнув пальцами, он сказал:
– Ваши размышления меня не рассмешили, Геллер.
– Они предназначались только для моего собственного удовольствия. В конце концов, это мой офис, так что какого черта стесняться.
– Вы понимаете, дело серьезное.
– Нет, не понимаю, расскажите.
– Вы всего лишь мелкий частный коп, которому в свое время довелось быть мелким чикагским копом. Вы ничего из себя не представляете. На вашем месте мог оказаться любой другой.
– Повторяетесь. Вы уже сказали, что я был чикагским копом.
– Забавно. Только не старайтесь быть таким крутым, воспарившим высоко. Я не могу отказаться от выгодного дела и не отрицаю этого. Но это отнюдь не делает меня плохим копом. Если бы времена не были такими тяжелыми, я...
– ...Не носил костюм за сотню долларов и галстук за десять? Вы вымогатель, Заркович. Было бы противоестественно, если бы вы им не были. Я чувствовал бы себя возле вас очень неуютно.
– А вам уютно рядом со мной?
– Да. Я дома, знаю где были вы и куда идете.
– То же самое я могу сказать о вас. Можно закурить?
– Травитесь.
Заркович изобразил улыбку, достал серебряный портсигар. Выбрав сигарету, вставил ее в черный мундштук и прикурил.
– Как прошла ваша встреча с Пурвином? – спросил он.
Если это был рассчитанный ход, чтобы ошеломить меня, то он достиг своей цели. Мне не понравилось, что ко мне прицепился хвост, а я не заметил этого.
Я сказал:
– Мы говорили и о том, что, может быть, я видел Диллинджера. Но не более того.
Он кивнул, не вынимая мундштука из зубов, копируя манеры ФДР[40].
–Мудро. Ожидаете разговора с Коули?
– Да. Может быть. Если вообще буду говорить с кем-либо.
– А почему нет?
– Может, здесь нет предмета для разговора. Джимми Лоуренс, являясь клерком торговой палаты, слишком часто пользуется такси, но в этом нет ничего незаконного.
– Вы сомневаетесь, что он Диллинджер? – Очень сильно. Если он – Диллинджер, то это самый наглый, самый хладнокровный и лихой парень, которым я когда-либо встречался. Он посещает все общественные места в городе, днем и ночью, он, смутившись, толкает копа, носит щегольскую одежду. Что-то новенькое для врага закона... И он явно безоружен... Да вообще, он не очень-то и похож на Диллинджера. Заркович понимающе улыбнулся и кивнул.
– Пластическая хирургия. Достаточно хорошая, придает ему чувство уверенности. Можно смело выходить на публику и смешаться с толпой обывателей. Но это ложное чувство безопасности. Анна сразу узнала его.
– Да, она говорила об этом.
– Не только она. Вчера вечером он сам назвал себя Диллинджером.
– Что?
– Позвоните ей, – сказал он, кивнув на мой телефон, – и спросите.
– Но почему он в этом сознался и именно ей?
– Он доверяет Анне, которая умеет быть по-матерински теплой и ласковой. Вы же сами знаете.
– Это верно.
– Она была приветлива с ним. С точки зрения человека, находящегося в розыске, ей можно доверять. Ведь Анна была известна тем, что сама не в ладах с законом, нередко сдавала жилье ребятам, находившимся в бегах.
– Понимаю. А сейчас Анна почему-то хочет продать Диллинджера.
– Что значит продать? Он не ее жилец, у него есть собственная крыша над головой, разве не так? На Пайн-Гроув-авеню?