– Посоветуйте, каким именем я мог бы воспользоваться, и дайте некоторые сведения из жизни этого человека. Было бы хорошо, если бы этот человек находился сейчас, например, в тюрьме. Я назовусь его именем без риска, что Кэнди Уолкер или кто другой из его окружения когда-то встречал этого парня. Это должен быть человек, о котором слышали, но не смогли бы что-либо проверить. Мне тогда удалось бы остаться живым и забрать эту девицу.
   – Да, это возможно, мне нужно только позвонить, – сказал он, кивая головой.
   Нитти встал и вышел из комнаты. Я слышал его приглушенный голос, но не мог разобрать слов. Он вернулся, улыбаясь, и сел на свое место.
   – Все устроено. Я нашел имя, которое ты можешь использовать.
   – Хорошо. Кто-то сидит в тюрьме?
   – Еще лучше, он – мертв. Я удивился.
   – Примерно год назад этот парень работал в восточных штатах, а потом начал работать на нас.
   – Кэнди Уолкер встречал его? Нитти отрицательно покачал головой.
   – Уолкер слышал о нем. Но они ни разу не встречались.
   – А вдруг Уолкер все-таки его видел?
   – У парня была пластическая операция. Вот тебе и объяснение, если возникнут вопросы.
   – Хорошо, но как я докажу, что я и есть тот парень?
   – Я все тебе расскажу о нем и постараюсь, чтобы завтра утром в офис тебе принесли его водительское удостоверение. Все сработает, дело – верняк.
   – Ну, спасибо. Я очень ценю это, Фрэнк.
   – Не стоит, это ты мне делаешь одолжение.
   – Каким образом?
   – Парень, которого ты станешь изображать, мертв, но об этом никто не знает. Или, точнее, мало кто знает. Было бы хорошо, если бы он снова проявился. Как будто остался в живых.
   Я не все понял, но на всякий случай согласно кивнул головой.
   – Вот адрес, – продолжал Нитти. Он написал его в белом блокноте, лежавшем на кофейном столике перед ним. – Это – многоквартирный дом. Тебе нужно встретиться с деревенской старухой, живущей на нижнем этаже. Ее имя Кейт Баркер.
   – Кейт Баркер? Она как-то связана с Баркерами?
   Нитти сухо кивнул.
   – Это их мать.
   Ни в одной газетной статье не упоминалось о старухе, связанной с бандой Баркер – Карпис.
   – Она знает, чем занимаются ее детки? – спросил я.
   – О да!
   – И одобряет это?
   – Она считает, что сыновья не могут делать ничего дурного. Старуха даже иногда ездит с ними, как мне сказали. Но временами ей это надоедает, и тогда она живет в квартире в «большом городе». Когда к ней придешь, просто скажи, что хочешь связаться с ее сыновьями и с Уолкером. Если вдруг она засомневается, то я тебе дам имя одного из моих помощников. Пусть все проверит.
   Он вырвал страницу из блокнота с адресом и передал ее мне.
   Я увидел адрес: Пайн-Гроув, 3967.
   – Господи, Фрэнк, это же дом, где жил Джимми Лоуренс.
   – Да. Он принадлежит мне, если быть более точным – одной моей компании.
   Таким образом я узнал о Фрэнке Нитти и его бизнесе гораздо больше, чем хотелось бы. И уже видел себя мертвым в темной аллее.
   – Между прочим, она живет в квартире Лоуренса, – добавил Нитти.
   – Господи, – повторил я, глядя на адрес. Белая бумажка начала расплываться у меня перед глазами.
   – Ну, так случилось потому, что квартира освободилась, – заметил Нитти, улыбаясь. – Она никогда не встречалась с Лоуренсом.
   – Никогда не встречалась с Лоуренсом?
   – Нет, – подтвердил Нитти. – К твоему счастью, теперь ты станешь им.
   – Джимми Лоуренсом? – переспросил я.
   – Позвольте познакомиться, – сказал Нитти, продолжая улыбаться.

27

   На следующий день, во вторник я поставил машину напротив большого кирпичного трехэтажного здания на Пайн-Гроув. Я не стал сразу выходить из машины, попытался сосредоточиться.
   В бумажнике лежало водительское удостоверение штата Иллинойс на имя Джеймса Л. Лоуренса. На мне были белый костюм, соломенная шляпа-канотье и очки с простыми стеклами в золотой оправе. Мне было не по себе. Я приехал с визитом к матери парней Баркеров.
   Фрэнк Нитти в своем роскошном номере вчера полчаса рассказывал мне о Лоуренсе и его жизни.
   Он... нет, я, родился в Канаде, переехал со своими... нет моими (нашими?) родителями в Нью-Йорк, когда был ребенком. Оба родителя давно умерли – мать во время родов, а отец погиб в аварии на фабрике. Меня воспитывали тетка и дядя, который работал на Вест-Тартиз, занимаясь производством одежды. Я стал работать там в профсоюзах для Лепке. Так называли главного заместителя Лаки Лючано – Луи Бугалтер. Со временем я стал одним из главных помощников Лепке в рэкете по защите людей и предприятий. Но на мне висело обвинение в убийстве в Нью-Йорке, и примерно год назад меня отправили оттуда к друзьям гангстеров в Чикаго. После пластической операции я снова начал работать.
   Вот все, что я узнал о себе вчера. Сегодня утром, примерно в десять часов, Кампанья привез мне водительское удостоверение и предложил, чтобы я позвонил по определенному номеру до полудня. Я сделал это, и сам Нитти снял трубку.
   – У меня есть новости и придумана история для тебя, которая бы стала причиной твоего появления у Баркеров, – сказал Нитти.
   Вчера мы с ним обсуждали варианты дополнительного прикрытия к имени Лоуренса и его биографии, чтобы оправдать мою связь с Кэнди Уолкером и Баркерами.
   – Есть человек по имени Док Моран, – сказал Нитти, – ты когда-нибудь слышал о нем?
   – Конечно, он делает аборты.
   – Геллер, это его основная специальность, и он практикует на бульваре Ирвинг-Парк. Но Моран выполнял для нас много работы, связанной с профсоюзами.
   Такие врачи, как Док Моран, были нужны преступному миру. Они не только делали аборты шлюхам Синдиката, но и лечили любые пулевые раны членов группировок «Аутфита». Теперь, после прихода к власти Фрэнка Нитти, кровавых разборок становилось меньше. При нем открытое насилие членов Синдиката постепенно сходило на нет.
   Я спросил Нитти:
   – Значит, за последний год-два основными клиентами доктора М орана были люди из гангстерских группировок?
   – Ты угадал. Малыш. Между прочим, пока мы с тобой разговариваем, он находится у Баркеров – Карпис...
   Я пересек улицу и подошел к зданию, где совсем недавно обитал настоящий Джимми Лоуренс.
   Тогда я был его тенью, теперь же стал его духом.
   В вестибюле находились почтовые ящики с надписями на них. Ящик квартиры на нижнем этаже принадлежал женщине под именем Элис Хантер. Я постучал в ее дверь.
   Женский голос, мелодичный, но слегка подрагивающий, протяжно спросил:
   – Кто там?
   – Джимми Лоуренс, друг вашего хозяина, – ответил я.
   – Рада вас слышать, мистер Лоуренс, – искренне ответили мне за дверью. – Зачем пожаловали, мистер Лоуренс?
   – Мне нужно связаться с Доком Мораном. Вы можете помочь?
   – Конечно, мне бы хотелось вам помочь, – ответили за дверью, – подождите здесь, пока я позвоню по телефону.
   – Конечно, конечно, мадам.
   Я стоял у дверей, держа в руках шляпу.
   Через некоторое время дверь приоткрылась, и два ярких темных глаза уставились на меня из-под очков в золотой оправе. Лицо женщины было крупным, с изогнутым носом и острым подбородком, как у ведьмы. Ее лоб венчали крутые кудряшки, выбивавшиеся из плотной массы прически, похожей на прическу Ширли Темпл.
   Мне не удалось как следует рассмотреть ее лицо, потому что она выглядывала из полуоткрытой двери.
   Леди искренне улыбнулась, показав свои фальшивые зубы.
   – Вы – интересный молодой человек. Откуда у вас этот костюм?
   – Из Нью-Йорка, – ответил я.
   – Я там не была.
   Она по-прежнему выглядывала из-за двери.
   – Вы не против того, чтобы показать мне ваш пиджак?
   – Прошу вас, – сказал я и распахнул его. Она заулыбалась еще шире, увидев, что у меня нет с собой оружия. На секунду исчезнув, она открыла дверь и приветственно махнула рукой.
   Я вошел внутрь. Сразу за прихожей, где мы стояли, располагалась большая гостиная, в центре которой стояла софа с обивкой из светло-зеленого мохера с яркими цветастыми подушками. В комнате стояло несколько стульев с такой же обивкой. На полу лежал ковер с кистями и геометрическим рисунком в бледно-зеленых и оранжевых тонах. Над камином висело большое зеркало. Видимо, квартира сдавалась с обстановкой. Эта пухленькая бабуля не смогла бы так обставить ее. Наверное, здесь мало что изменилось с тех пор, как в ней жил Джимми Лоуренс.
   Но все-таки были кое-какие новшества, привнесенные новой обитательницей. Например, около одного из кресел стоял столик для игры в карты, на котором была разложена наполовину собранная мозаика – «Сельская церковь осенью». Оранжевые и красные листья, синее небо с пухлыми облаками. Кусок неба еще не был собран. Перед диваном стоял круглый кофейный столик. На нем лежал толстый альбом с вырезками из газет и журналов. У стены стояли радиоприемник и проигрыватель. Радио во всю мощь орало народную песню.
   Полная маленькая женщина в цветастом платье и с ниткой настоящего жемчуга на шее двигалась весьма грациозно. Она сделала музыку потише, виновато улыбнувшись, как маленькая девочка. Сняв свои очки и убрав их в карман, леди предложила мне присесть на диван и сама села рядом. Губы у нее были ярко накрашены, от нее пахло духами «Сирень» и пудрой. Самое странное состояло в том, что, несмотря на толстое лицо, фальшивые зубы и идиотские кудряшки а-ля Ширли Темпл, улыбка у нее была обаятельной.
   – Могу я вам предложить кофе? – спросила она. В квартире работал кондиционер, в прохладной комнате вполне можно было выпить кофе, но я отказался.
   – Мисс Хантер, вы очень любезны, но не нужно. Она кокетливо склонила набок головку и помахала пухлой ручкой.
   – Так зовут меня только незнакомые люди.
   – Тогда, наверное, лучше называть вас миссис Баркер.
   – Мне нравится имя Элис... лучше бы мои родители назвали меня Элис, а не Аризоной, – сказала она раздумчиво.
   – Простите?
   Она прижала к своей объемистой груди руку с короткими, покрытыми красным лаком, под цвет губной помады, ноготками.
   – Правда, ужасное имя Аризона? Как можно было так назвать маленькую девочку?
   Из радио тихо лилась грустная песня о лошади, кажется, ее пел Джин Отри.
   – Мне больше нравится Кейт, – сказал я.
   – Мне тоже. Но вы можете называть меня «Мамочка» или «Ма». Все мальчики называют меня просто «Ма».
   Наверное стоило порадоваться, что меня так быстро и легко приняли за своего, но все-таки стало немного не по себе.
   – Вы слишком добры... Мамочка. Называйте меня Джимми, – сказал я.
   – Джимми. Хорошее имя, мне оно нравится.
   – Я очень рад.
   – Ну, Джимми! Там чем же вам может помочь старая Мамочка?
   Она прикоснулась ко мне своей пухлой ручкой.
   – Вы не могли бы вывести меня на Дока Морана? Наш общий друг просил с ним связаться и привезти его с собой.
   Она поджала губы, как бы пытаясь кое-что придумать.
   – Может, мне передать ему что-то от вас?
   – А вы вскоре увидите доктора?
   – Возможно. Если найду себе шофера.
   – Шофера?
   – Сейчас Док находится вместе с моими мальчиками Фредди, Артуром и Элвином Карписом. Вы знаете этого приличного парня.
   – Никогда не был с ним знаком.
   – Он действительно хороший. Мне нужно побыстрее приехать к ним.
   Ее полное лицо стало жестким.
   – Я им нужна.
   – Вы часто с ними встречаетесь? Она неопределенно пожала плечами.
   – Там, где они находятся, нет телефона, но они звонят мне из города время от времени.
   – И вы планируете вскоре поехать к ним? – спросил я.
   Она кивнула головой и сказала:
   – Но я не вожу машину. Мне нужен шофер. Никогда не знаешь заранее, когда тебе выпадет счастливый случай. Таковым для меня стала маленькая толстая старая леди... Джин Отри, если это был он, вдруг начал петь что-то поживее, о прерии.
   – Я могу вас отвезти, – предложил я, стараясь не выдать своей радости. – Мне было приказано повидать доктора лично.
   – Вы должны сами привезти его обратно. Так вам было сказано?
   – Правильно.
   – Приказ есть приказ.
   – Именно так.
   Она коснулась меня своей прохладной и влажной рукой и сказала:
   – Действительно, почему бы вам не отвезти меня туда? Но я должна вас предупредить: готовится нечто весьма крупное.
   – Да?
   – Мне кажется, я должна предупредить вас, иначе можно завязнуть в этом.
   – В чем?
   – В чем-то большом.
   – И плохом?
   Она загадочно улыбнулась. Такая милая улыбка никак не вязалась с ее карикатурным обликом.
   – Нет, если вы любите деньги.
   – Я люблю деньги.
   – Ну, где появляются мои мальчики, там всегда бывают деньги. Джимми, у меня хорошие мальчики, они так много работают. А вы хотите заработать?
   – Конечно.
   Она мне подмигнула.
   – Тогда вам стоит держаться поближе к моим мальчикам.
   – Вы ими так гордитесь.
   – Да, очень. Итак, у меня есть шофер? – спросила она, забавно произнеся слово «шофер».
   – Я рад вам служить, у меня есть машина.
   – Какая? Я замер.
   – Двухместный «шевроле».
   – Не пойдет, не пойдет, – сказала она и покачала головой.
   Мамочка встала и поковыляла к комоду, стоявшему у стены, открыла ящик и вытащила деньги. Пересчитав, отдала мне пачку.
   – Здесь шесть сотен, – сказала она. – Попробуйте купить хорошую подержанную двенадцатицилиндровую машину марки «Аубурн» с радио. Мне так нравятся Двенадцатицилиндровые «Аубурны» с радио.
   Я положил толстую пачку денег в карман пиджака, а она вернулась к комоду и закрыла ящик.
   – Когда вы хотите ехать?
   – Завтра днем. А пока можно собрать вещи и сходить вечером в кино. Обожаю ходить в кино. Когда я езжу с моими мальчиками, приходится неделями не бывать в кино, не играть в бинго. Но мать должна чем-то жертвовать ради своих мальчиков, понимаете?
   Я сказал, что все понимаю, и предупредил, что заеду завтра в час дня.
   Она проводила меня до дверей, держа за руку, и потрепала по щеке на прощание. Пальцы были холодными и мягкими.
   – Мне кажется, вы приличный парень, – сказала Мамочка. – Вы всегда будете стараться услужить своей старой Мамочке, правда?
   Я обещал ей сделать все, что можно.
   Потом я пошел и купил подержанный двенадцатицилиндровый «Аубурн», с радио.

28

   На следующий день я ехал по хайвею 19 через Мак-Генри-Каунти. Зеленые холмы перемежались возделанными фермерскими полями, озерами, и иногда встречались разработки гравия. Я сидел за рулем спортивного двухместного автомобиля, на таком мне еще не приходилось ездить. «Аубурн» выпуска 1932 года уже прошел много миль, что помогло мне купить эту красотку за вполне приемлемую цену. О таком автомобиле можно только мечтать для того, чтобы произвести впечатление на девушку, сидящую рядом с вами. К сожалению, «девушка», сидевшая рядом со мной, пробежала больше миль, чем «Аубурн».
   На Кейт была шляпка с цветочками, плотно облегавшая голову, как шлем авиатора. На ее мешковатом грязно-белом платье были изображены огромные пурпурные цветы, резко контрастировавшие с белыми сиденьями машины. Чтобы ей было удобно смотреть в окно, она сидела на своей надувной подушке. Наклонившись, она крутила ручки радио, встроенного в приборную панель. Мамочка пыталась отыскать народную музыку.
   – Эта музыка просто ужасна, – сказала она, переключаясь со станции, где передавали Бинга Кросби с его песней «Там, где синева ночи встречается с золотом дня». В голосе Кейт Баркер звучало недовольство.
   Она уже выразила его мне, когда я заехал за ней в час дня в квартиру на Пайн-Гроув. Взглянув на машину, Мамочка скорчила мину.
   – Вы купили двухместный автомобиль?! А я хотела прогулочный седан! – сказала она, стоя на тротуаре. В каждой руке она держала по сумке, а из-под мышки у нее торчали журналы и большая сумочка.
   Я стоял у машины, прислонившись к круглому, как бедро хорошенькой девушки, крылу. Пожав плечами, ответил:
   – Вы сказали купить двенадцатицилиндровый «Аубурн» с радио. Мне пришлось объездить весь город, чтобы найти такую подержанную машину, да еще доплатил за нее сотню.
   Она по-прежнему недовольно посмотрела на меня, потом на машину.
   – У нас большая семья, и для нас двухместная машина мала.
   – Вам все равно нужна не одна машина. Мамочка, я старался достать то, о чем вы меня просили. Она закивала головой.
   – Но мне нравится черный цвет, а эта – синяя.
   Да, машина была синей, как глаза Салли Рэнд.
   – Но вернуть я ее не смогу, это не новая машина, ее обратно не примут.
   – Ладно... Это «Аубурн» двенадцатицилиндровый, и мне нравится эта модель.
   – Не забудьте, здесь еще есть радио. Мне повезло, что я смог ее найти.
   – Хорошо, хорошо.
   Я положил ее сумки в багажник.
   – Я получу ту сотню, которую пришлось доплатить?
   – Получите, – отрезала Мамочка и, обойдя машину, подошла к дверце с другой стороны. Она ждала, пока я ее открою. Я так и сделал.
   Когда мы выехали из Чикаго, Мамочка повеселела, несмотря на то, что ей так и не удалось поймать народную музыку.
   – Вот здорово, здорово! – сказала она, хлопая в ладошки.
   – Что здорово? – спросил я, стараясь внимательно вести машину. Хотя автомобиль был двухместным, но намного мощнее и больше моего «шевроле» и двигался очень быстро. Мне все время приходилось контролировать двигатель, чтобы не ехать со скоростью больше пятидесяти миль в час.
   – Он предложил ей кольцо... – вдруг проговорила Мамочка.
   – Что?
   – У него была квартира...
   – А?
   – Но ее возмущала...
   – С вами все в порядке?
   – На подбородке щетина!
   Она повернулась ко мне, и ее круглое, как блин, лицо расплылось в улыбке.
   – Это реклама крема для бритья «Бурма Шейв».
   – Боже, – сказал я и крепче сжал руль. Теперь она постоянно высматривала рекламу этого чертова крема. На этой территории, видимо, работал старательный агент, потому что рекламные щиты, казалось, вырастали из земли через каждые несколько миль, словно деревянные сорняки.
   Мамочка все время была занята чтением рекламных щитов.
   – Красавцы мальчики... С нежной кожей... Должны хранить... что дал вам Боже! Ха-ха-ха! Крем для бритья «Бурма Шейв».
   У нее на верхней губе пробивались усики, может, она была потенциальной покупательницей этого крема.
   Сегодня я взял с собой пистолет, который показался мне тяжелым – давно я не носил оружия. Если бы меня остановили за превышение скорости, а это было вполне возможно, потому что «Аубурн» сам выбирал удобную для себя скорость, то мне пришлось бы ответить на некоторые неприятные вопросы. Например, почему водительские права у меня на имя Лоуренса, а пистолет зарегистрирован на имя Натана Геллера.
* * *
   Утром Барни заметил мой пистолет. Я был в очках, соломенной шляпе и в коричневом костюме, и пистолет слегка выпячивался под пиджаком.
   Как когда-то сказал мне Кампанья, я не мог себе позволить хорошего портного, такого, как у него.
   – Что это, или мне кажется? – спросил хмуро Барни, показывая на мою левую руку. Он играл в бильярд и ожидал своей очереди. Я утром искал Барни и сначала зашел в маленький спортзал в отеле «Моррисон», но не найдя его там, отправился сюда, в Масси.
   Масси был бильярдным залом. Здесь обычно встречались все заядлые игроки в пул, бильярд и боулинг. Театральные знаменитости играли здесь с известными и не очень известными боксерами, баскетболистами и гонщиками. Сюда захаживали рэкетиры и жулики.
   Мне пришлось признаться, что я был вооружен.
   Барни покачал головой, сделал удар и промазал. Его партнеры захихикали в надежде, что на этот раз им удастся обыграть Барни, чего им почти никогда не удавалось.
   – Мне не нравится, когда ты ходишь с этой штукой, – сказал он обеспокоенно. – Знаешь, мне не доставляет удовольствия ходить на похороны.
   – Если тебе это так неприятно, – тихо сказал я, – тогда не приходи на мои...
   – Господи Иисусе, Нат, неужели ты не можешь найти себе другую работу?
   – Ненавижу, когда евреи говорят «Иисусе», меня это смущает.
   – Умники не нравятся никому, – сказал он, ухмыляясь. Он снова сделал удар, но опять промазал. Его партнеры улыбались.
   – Серьезно, – продолжал Барни, – тебе нужно найти другую работу, и я мог бы помочь в этом...
   – Господи, это твердит мне и Салли! Никому не нравится моя работа, и все хотят сделать из меня прислугу для себя или что-то в этом роде.
   Барни обнял меня.
   – Ненавижу, когда полукровки упоминают Бога, меня это смущает. А вот в моем присутствии говорить «трахаться» можешь сколько угодно! Меня это совсем не смущает.
   – Значит, я наполовину еврей?!
   – Да, и наполовину ирландец, и еще в тебе полно всякого дерьма. Теперь убирайся отсюда, пока я не проиграл этим парням.
   – Прежде чем уйти, я должен сказать тебе, почему заглянул сюда.
   – Говори.
   – Я на некоторое время отбываю из города, и ты приглядывай за моим офисом, ладно?
   – Хорошо. Ты уезжаешь надолго?
   – Не могу сказать.
   – Чем ты занимаешься?
   – Мне нужно разыскать одну девушку.
   – Кто их не ищет? – заметил один из партнеров Барни.
   А Барни посоветовал:
   – Смотри чтобы тебя не подстрелили, парень, ладно?
   – Ладно. Когда тебе предстоит драться?
   – Это будет через месяц, – ответил Барни и наклонился, чтобы ударить по шару.
   – У тебя проходят интересные тренировки, – сказал я, и он опять промазал.
* * *
   – Охотничьи законы... Должны позволять... Стрелять маленьких птичек... Которые пытаются наш крем подменить! Ха-ха-ха!
   Мамочка Баркер улыбалась мне.
   – Крем для бритья «Бурма шейв»!
   Что я мог ей ответить на это? Я просто продолжал вести машину. Мы уже ехали довольно долго и находились в штате Висконсин.
   Мы ехали по хайвею № 89, прекрасная дорога сменилась на покрытие гравием. Я старался ехать со скоростью не выше сорока пяти миль. Хотя это была не моя машина, мне было бы неприятно, если эти чудесные синие крылья будут побиты отскакивавшими из-под колес мерзкими мелкими камешками.
   Мне мало приходилось ездить за городом, поэтому на этом узком шоссе каждый встречный автомобиль становился неприятным препятствием. «Аубурн» был широкой и мощной машиной, а провинциальные дороги для него становились слишком узкими, и нам постоянно грозила встреча с каменным бордюром, которая могла стать роковой. Мое кислое настроение ухудшалось еще оттого, что Кейт Баркер постоянно мурлыкала что-то народное. Она делала это, когда не могла поймать по радио такую музыку или по дороге не встречались рекламные щиты крема «Бурма шейв».
   – На далеком холме, – внезапно завопила она, – стоял старый покосившийся крест...
   – Крем для бритья. «Бурма шейв», – внес свою лепту я.
   Она возмущенно уставилась на меня. Сегодня мы не ладили. Наши приятные отношения остались во вчерашнем дне.
   – Какое кощунство, – заявила Мамочка.
   – Наверное, вы правы.
   – Какую церковь вы посещаете?
   – Мамочка, я даже не могу припомнить, какую.
   Она возмущенно поцокала языком.
   – Это очень грустно. Весьма грустно.
   – Наверное, вы правы, Мамочка.
   – Вы знаете, что вам придется поджариваться в аду?
   – У меня там будет неплохая компания.
   – Что вы хотите этим сказать?
   – Ничего. Посмотрите вперед.
   – О-о-о-о-! – взвизгнула она. – Бородатая леди... Попробовала наш крем... Это не поздно никогда... Теперь она знаменитая кинозвезда! Крем «Бурма шейв»! Ха-ха-ха!
* * *
   Салли не обрадовалась, когда узнала, в какое дело я опять ввязался. Наоборот, она здорово разозлилась.
   – Нат, ты меня разочаровал! Ужасно разочаровал! Мы пили у нее кофе.
   – Почему так, Элен?
   – Я тебя считала умнее... И не думала, что ты ввяжешься в подобную убийственную авантюру!
   – Убийственную?
   – Ты сам лезешь в логово к этим... бешеным маньякам.
   – Все маньяки немного «с приветом»!
   – Правильно, как ты!
   Я допустил большую ошибку, рассказав все Салли, правда, умолчал о роли Фрэнка Нитти и моего прикрытия под именем Джимми Лоуренса. Я только сказал ей о том, что фермерская дочка оказалась в лапах банды Баркеров и что я под вымышленным именем должен вернуть ее в объятия папочки.
   – Тебе не ясно, чем ты занимаешься?
   – Я просто делаю свою работу.
   – Ты пытаешься... действовать в той манере, как это делают дети. Ты себя так сильно жалел, когда тебя использовали во время убийства Диллинджера, и теперь любыми способами пытаешься вернуть уважение к себе. Поэтому и взялся за это идиотское дело! Ты будешь среди воров и убийц и рисковать жизнью за несколько долларов, чтобы сыграть роль рыцаря и спасти милую даму, попавшую в беду. Я не думала, что ты такой дурак!
   – Элен, дело совсем не в деньгах, хотя они не такие уж маленькие.
   Это первые настоящие деньги, которые я получил за этот год, не считая награды за Диллинджера.
   – Я вижу, ты не отрицаешь, что сильно поглупел.
   – Ну, я всегда был простаком. В этом заключается мое очарование.
   – Не смей подлизываться ко мне, дрянь! Тебе нужно вернуться к этой... к этой твоей маленькой актрисульке в Голливуде... Это как раз ее стиль... Именно на подобное романтическое дерьмо она так падка! Геллер, почему бы тебе не позвонить ей, можно даже за мой счет?! Междугородный звонок лично ей в Голливуд! За мой счет, это доставит мне удовольствие.
   Я ничего не говорил.
   Салли вздохнула и начала рассеянно помешивать кофе. Потом глянула на меня влажными глазами.
   – Прости меня за то, что я здесь наговорила.
   Я сделал глоток кофе.
   – Мне не нужно было говорить о ней, правда?