– Так могу я войти?
   – Пурвин с вами?
   – Нет. Я один и никто не знает, что я здесь. Я впустил его.
   Боль снова вернулась и заполнила все мое тело от шеи до пальцев на ногах. Я чувствовал себя отвратительно.
   Коули снял шляпу. На нем был тот же серый костюм, да и цвет лица не изменился. Он внимательно оглядел меня и медленно покачал головой.
   – Господи, вы зверски избиты.
   – Где-нибудь на Юге за обеденным столом меня не обслужили бы, не правда ли?
   – Ваш друг мистер Росс сказал мне, что вас избили, но я не мог и представить...
   – Как вы нашли меня? Через Барни?
   Он кивнул.
   – Когда сегодня утром я не нашел вас в офисе, пришлось всех обзвонить. Росс не стал мне говорить по телефону, где вы, так что я пошел к нему и уговорил дать ваш адрес.
   – Он хорошо разбирается в людях.
   – Это означает, что вы не собирались увидеться со мной?
   – Нет, идти к вам я собирался. В любом случае хотел поговорить с вами, но хорошо, что вы сами пришли ко мне. Кое-кому не понравился бы мой визит к вам...
   – Вы имеете в виду тех, кто избил вас?
   – В том числе. Может, мы присядем? Или вы предпочитаете дождаться, чтоб я упал?
   – О черт, извините... вы нуждаетесь в какой-либо помощи? – озабоченно спросил Коули.
   – Нет. Позвольте с этим мне самому справиться. Давайте посидим на кухне. Это сюда...
   В маленькой белой современной кухне на плите стоял кофе. Благословенное сердце Салли. Сейчас у нее дневное представление. Она танцует со своим пузырем.
   Я сел за стол, а Коули по моей просьбе налил нам немного кофе. Он поставил передо мной чашку, сел и сделал глоток из своей.
   С выражением отвращения на лице он сказал:
   – Я знаю последствия избиения резиновой дубинкой, мне приходилось это видеть.
   – Что ж, вы коп. Возможно, вам приходилось и использовать ее.
   Он не стал отрицать этого.
   – Приходилось, но не по отношению к невинному человеку.
   Я рассмеялся, и смех болью отозвался во всем теле.
   – Я слышал много определений, но «невинный» слышу впервые!
   Коули хрипло захохотал.
   – Более или менее невинным... Это были копы?
   – Да, если я не ошибаюсь, ребята из Восточного Чикаго.
   – Заркович и О'Нейли?
   – Нет. Но уверен, что за этой акцией стоит Заркович. Он привел с собой в город каких-либо людей?
   Снова на лице Коули появилось выражение отвращения, и он кивнул:
   – Да, группу из четырех человек, не считая его самого и его капитана.
   – Я не смог хорошо разглядеть тех мерзавцев, которые избили меня.
   – Почему же вас избили, Геллер?
   Я вздохнул и опять почувствовал резкую боль.
   – Думаю, они не собирались меня убивать, просто хотели на несколько дней вывести из дела.
   Я отхлебнул кофе, он был горячим, крепким, я любил такой.
   – Для них я уже выполнил свою миссию.
   – В чем она заключалась?
   – Указать им на Диллинджера. В частности, установить контакт с вами, с федами. Коули раздраженно спросил:
   – Вы намерены, в конце концов, рассказать мне обо всем? Хотя мне и так уже многое известно. Но хотелось бы услышать от вас подробности и знать ваши соображения.
   – Расскажите мне тогда, в каком состоянии находится расследование по делу Диллинджера.
   Он задумался, потом официальным тоном сказал:
   – Несколько часов назад, в моем отеле «Грейт Норферн» на Дирборн, Мелвин Пурвин и я встретились с Мартином Зарковичем. – Он чеканил каждое слово, словно рапортовал начальству. – Мы договорились о встрече вечером с Анной Сейдж.
   – И она собирается отдать вам Диллинджера? – прервал я его.
   – По-видимому, да.
   Я подумал, не дать ли ему адрес Джимми Лоуренса на Пайн-Гроув. Но вспомнил совет Фрэнка Нитти оставаться в постели. И вспомнил о резиновом шланге, рассекающем со свистом воздух. И сказал:
   – Хочу рассказать вам, что, по моему мнению, происходит. Это мои предположения, поэтому пусть они останутся между нами. Вы согласны?
   Он кивнул.
   Я рассказал ему о разъездном коммивояжере, который явился ко мне. О том, как следил за Полли Гамильтон и Джимми Лоуренсом. Об Анне Сейдж. Обо всем, что привело меня к встрече с Пурвином.
   – Контакт с Пурвином и был моей задачей в этом деле, – сказал я. – Детектив, работающий по частному делу, которому случайно удалось наткнуться на Диллинджера. Это куда лучше, чем если бы коп из Восточного Чикаго, вроде Зарковича, осуществил бы первый контакт. По сравнению с коррумпированной полицией Восточного Чикаго, копы Чикаго выглядят священниками. Ваши ребята знают репутацию Зарковича, и им не понравится, если инициатива будет исходить от него. Вчера вы прямо сказали, что предпочитаете иметь дело со мной, а не с ним, что вам нравится идея иметь меня в качестве независимого источника.
   Коули снова медленно кивнул.
   – Никаких сомнений. Вы убедительно изложили рассказ о Диллинджере.
   – Принимаю. Теперь кто-нибудь, оказавшийся на моем месте, пошел бы скорее к капитану Стеги, нежели к Пурвину. Стеги имеет солидное имя в этом городе, в то время как Пурвин стал объектом насмешек после случившегося в Маленькой Богемии. Но хорошо известные всем мои былые расхождения со Стеги давали возможность легко предугадать, что я не пойду к нему с этой информацией. А если бы я все-таки пошел, то, скорее всего, получил бы пинка под зад.
   – Вы говорите так, словно думаете, что существует какой-то... заговор. Что кто-то сознательно выбрал вас, чтобы все привести в движение.
   – Именно так!
   – Тогда кто же?
   – Я точно не знаю, кто выбрал меня на эту роль. Возможно, Пикет. Но для меня вполне очевидно, кто запустил в действие всю эту машину.
   – Кто?
   Ярассказал ему о своей встрече с Нитти.
   – Если команда Капоне хочет смерти Диллинджера, – сказал Коули, – почему бы им просто не убить его если они знают, где он скрывается?
   – Верно, скорее всего, им это известно с самого начала. На Норд-Сайд ничего не происходит без ведома Фрэнка Нитти. А Диллинджер скрывался в этом году на Норд-Сайд несколько раз.
   – Что означает...
   – Что означает, он делал это с ведома Нитти и. более того, с его благословения.
   – Вы думаете, Диллинджер связан с командой, и тогда...
   Я пожал плечами. Это вновь причинило боль.
   – Не уверен. И тем не менее, вспомните, что «Детское личико» Нельсон – бывший торпеда[49] Капоне. Они не в одной организации, но являются членами одного клуба.
   – Каков же ваш вывод?
   – Вывод сделал Нитти: «Некоторым лучше быть мертвыми». Он держит Диллинджера на поводке. И хотя Диллинджер имеет репутацию человека, который не вступает в перестрелку с полицией, но после неоднократных побегов из тюрьмы меры безопасности будут усилены, и Джонни больше не удастся вырваться из заключения.
   – Тогда это тривиальный случай из серии «он слишком много знал».
   Я кивнул, превозмогая боль.
   – Вот почему они хотят, чтобы Диллинджером занялся Пурвин, который согласился на то, на что Стеги никогда не пойдет: застрелить Диллинджера, как только тот объявится. В конце концов ваш босс Гувер дал на это добро: «К черту захват. Убейте его».
   Коули мрачно смотрел на свой кофе и молчал.
   – Тут с самого начала действует Синдикат, Коули. Анна Сейдж – «мадам», а Синдикат всегда имеет свой кусок каждого борделя в любом городе. Заркович связан с группой Капоне уже в течение десяти лет. Он сборщик денег, посредник между борделями и разными преступниками. Луи Пикет, способный предать своего собственного клиента, у Синдиката в кармане. Нужно, чтобы я сказал вам по буквам: Фрэнк Нитти устраивает все так, чтобы вы для него убили Диллинджера.
   Лицо Коули ничего не выражало, но глаза блестели гневом. Он резко спросил:
   – Но почему, черт побери? Почему они не убьют его сами?
   – Зачем посылать мужчину, если можно поручить грязную работу мальчишке?
   – Не умничайте, Геллер.
   – Это стиль Нитти. Вспомните убийство Сермэка. Весь мир думает, что в прошлом году в Майами «сумасшедший каменщик» пытался убить президента, а «случайно» вместо него убил мэра Чикаго. Но мы с вами хорошо знаем, что Сермэк и Нитти – заклятые враги, а Малыш Джо Зангара, сицилийский смертник, был послан убить Его Честь, что и сделал.
   Коули ничего не сказал, но его лицо стало еще более серым.
   – Не раздувать огонь – это девиз Нитти. И он раньше Капоне усвоил, как нервничает общество, когда начинается бойня дня святого Валентина. Так что пусть будет «неудачное» покушение на президента, и вместо него убит «Десятипроцентный» Тони Сермэк. Так пускай Мелвин Пурвин, джи-мен[50], бесстрашно снесет башку Джону Диллинджеру, что вызовет реакцию в прессе, но публика проглотит это и со временем успокоится.
   – Это всего лишь ваше предположение.
   – Не буду предполагать, как дружки-бандиты Диллинджера могут отреагировать на то, что один из них будет убит другой воровской шайкой. Кому нужна кровавая бойня с пальбой, которую развяжут типы вроде «Детское личико» Нельсона и эти ребята Баркеры? Ясно, что Нитти может выиграть эту битву малой кровью – Ценой жизней его людей. Так зачем в этом случае волноваться и идти на риск?
   – Достаточно, Геллер.
   – Взгляните правде в лицо, Коули. Вас используют и подставляют.
   – Хватит.
   – Ну, ладно. Это Пурвина они используют. Он поддается влиянию. В конце концов, Капоне и Нитти использовали его, чтобы Роджер Тоуи оказался в тюрьме
   – Тоуи был виновен.
   – Во многих делах, но не в киднеппинге, за который вы, ребята, осудили его.
   – Я не согласен.
   – Это свободная страна, Коули. Вы, как и все мы. действуете по своей собственной воле. Вы же не марионетки.
   – Это не смешно.
   – Я знаю. Но видеть, как Синдикат манипулирует вами, федами, это действительно смешно. Неужели вы в самом деле думаете, что «Желе» Нэш был случайно застрелен в бойне в Канзас-Сити? Конечно, и он, и мэр Чикаго – невинные жертвы.
   – Вы несете какую-то чепуху. Геллер. В самом деле.
   – Может быть. Но не в случае с Диллинджером. Я на этом деньги зарабатываю.
   Коули держал в руке пустую чашку и нервно постукивал ею по столу.
   – Может быть. Но не в этом суть.
   – Не в этом?
   Коули медленно покачал головой.
   – Диллинджер – враг общества номер один. Он должен быть остановлен. И откуда приходит информация, которая может помочь остановить его, от кого, кто стоит за сценой, помогая нам достать его, – не имеет значения. Когда вы идете по пятам за кем-то вроде Диллинджера, самое главное – это взять его. И ничего больше.
   – Понимаю. Вы отказываетесь отблагодарить Фрэнка Нитти, которому многим обязаны?
   – Я ему ничем не обязан.
   На лице Коули появилась гримаса.
   – Да, ваши предположения могут оправдаться. Но это уже не имеет значения.
   – Оттого, что Диллинджер причинил подразделению расследований так много неприятностей, принес так много разочарований, вы и хотите заполучить его любой ценой?
   Коули печально ответил:
   – Именно так.
   Вот тогда я окончательно решил не давать ему адреса Джимми Лоуренса. Тогда-то я и решил выйти из игры и делать то, что хотели от меня Фрэнк Нитти и ребята из Восточного Чикаго. Оставаться дома. Отлеживаться в постели.
   – Спасибо за кофе, – сказал Коули, вставая. – Я найду дорогу.
   Он вышел в гостиную, но затем внезапно вернулся. С легкой улыбкой он сказал:
   – Только не удивляйтесь, узнав, как это обернется.
   – Не понимаю, Коули!
   – Пурвин будет там не один, с ним буду я. А я не из тех, кто испытывает наслаждение, нажимая на спусковой крючок. И я не из тех, кто имеет дело с продажными полицейскими, настаивающими, чтобы я застрелил человека, на которого они меня вывели.
   Я улыбнулся.
   – Вы думаете, что сумеете взять Диллинджера живым?
   – Попытаюсь. Если Фрэнк Нитти хочет его смерти, значит мистер Диллинджер знает нечто такое, что хотелось бы услышать и мне.
   Он надел свою шляпу и ушел.
   Я размышлял. Может, все-таки мне следовало дать ему адрес Диллинджера? Но с другой стороны, зачем волноваться? Фрэнк Нитти заплатил мне сотню долларов, чтобы я оставался в постели, и два копа из Восточного Чикаго придали мне дополнительный стимул резиновым шлангом, чтобы последовать его совету. Коули направлялся на встречу с Анной Сейдж, которая может дать ему адрес Лоуренса. А взамен получит свои кровавые деньги и паспорт из Департамента иммиграции. Ну и пусть она сделает это.
   Я же должен заняться другим.
   Хотя бы просто пообедать.

16

   Я открыл глаза. Солнце пробивалось сквозь прозрачные занавески. Я лежал под покрывалом в постели Салли Рэнд. Салли в белом брючном костюме лежала рядом со мной поверх покрывала.
   Она опиралась на подушку, курила и читала журнал «Вэнити фейр». Если меня не подводила память, то сегодня было воскресенье, а по воскресеньям у нее не было дневных выступлений. Местные ханжи не позволили бы это в воскресный день.
   Я медленно сел в постели.
   – Доброе утро, – приветствовала меня Салли, искоса поглядывая на меня с хитренькой улыбкой.
   – Оно все еще продолжается? Я имею в виду утро.
   – Да, еще несколько минут...
   – Так уже почти полдень?
   – Да. Как ты себя чувствуешь?
   – Не так, как вчера.
   – Да, и все-таки как же?
   – Ко всему прочему у меня сегодня болит голова.
   В ухмылке Салли можно было прочитать все ее предупреждения.
   – Тебе не следовало вчера пить столько рома.
   – Это была твоя идея.
   – Нет, не моя. Ты послал меня за ним.
   – Я?
   – Да, я лишь предложила алкоголь в качестве обезболивающего. Ты же не стал пить ничего более цивилизованного, типа джина. А настоял, чтобы я принесла тебе именно ром.
   – Мальчик болен, и за ним следовало ухаживать.
   – Значит, ты вполне заслужил похмелье. Салли положила сигарету в пепельницу, стоявшую на столике рядом с постелью, и отложила журнал.
   – Что еще у тебя болит?
   Я покрутил плечи и поднял ноги.
   – Да ничего, даже немного получше.
   Салли откинула покрывало.
   – Да, у тебя меняется цвет синяков. Черно-синие синяки на ногах стали лиловыми, по их краям появились желтоватые круги.
   – Почему бы тебе не принять душ, – предложила Салли. – Я приготовлю полдник.
   Я принял душ – сначала холодный, потом горячий и почувствовал себя гораздо лучше. У меня еще все болело, но дышать стало легче. Жутко трещала голова. Может, и к лучшему – похмелье заставляло мне забыть о другой боли. Я вышел из душа и растерся полотенцем. Нет, боль в теле не усилилась. В медицинском шкафчике рядом с раковиной я нашел коробочку с зубным порошком и новую зубную щетку. Почистив зубы, я почувствовал, что постепенно становлюсь человеком. Обернув вокруг талии чистое полотенце, я поковылял в спальню.
   Новый костюм, купленный на деньги Нитти, был разложен на постели. Там лежали новая рубашка, шляпа, носки и нижнее белье. Похоже, мои друзья хорошо позаботились обо мне. Я надел белье и брюки с рубашкой и отправился на кухню, где Салли хлопотала над полдником. Уже приготовила омлет с порезанными овощами и сыром. Почему-то он напомнил мне о гарнире в «Стейки Пита», и я почувствовал легкую тошноту. Но тут же взял себя в руки. Салли ничего говорить по этому поводу не стал.
   Я уселся за стол, Салли посмотрела на меня с материнской улыбкой.
   – Барни принес твои вещи.
   – У меня, конечно, мало друзей, но они настоящие, верные.
   – Я принадлежу к ним?
   – Сегодня ты и Барни открываете этот список. Если бы Барни не появился, когда эти парни «плясали» со мной, я бы лежал сейчас в реанимации.
   Я засмеялся и снова почувствовал боль.
   – Они не ожидали, что чемпион мира придет мне на помощь. У того мужика, которому он вмазал, наверное, до сих пор распухшая физиономия.
   – Он хорошо о них позаботился, да?
   – Нормально, если помнить, что он – легковес, да и они постарались смыться поскорее.
   – Ты их знаешь?
   – Нет, их имена не знаю. Это полицейские из Восточного Чикаго.
   – Копы-полицейские?
   – Да, Салли, ты читала сегодняшние газеты или кушала радио?
   Она пожала плечами.
   – В другой комнате есть воскресная «Трибюн», возьми, если хочешь посмотреть комиксы.
   – Меня не интересуют комиксы. Как насчет радио?
   – Слушала, а в чем дело?
   – О чем говорилось в новостях?
   – О жаре. Сегодня опять будет очень жарко. Вчера от перегрева умерло семнадцать человек, и сегодня объявили еще о шести.
   – Как приятно сидеть дома, под кондиционером.
   – Почему ты спросил меня об этом? Тебя же, наверное, интересуют не проблемы, связанные с жарой.
   – Я думал, что там будет еще одно сообщение.
   – О чем?
   – О поимке Диллинджера.
   Салли повернулась ко мне и посмотрела широко раскрытыми и испуганными глазами.
   – Нат, почему бы тебе не попробовать как-то иначе зарабатывать деньги?
   – Я подумывал было о балетных танцах в обнаженном виде среди разных шариков и дыма, но это место оказалось уже занятым.
   Салли поморщилась, делая вид, что разозлилась.
   – Ты пытаешься переменить тему разговора. Ты – умный, способный человек. Почему же сидишь в своем убогом крохотном офисе и занимаешься опасной работой?
   Пожав плечами, ответил:
   – Моя работа не всегда опасна. Не думай, что со мной каждую неделю происходят подобные волнующие встречи. Ты можешь, конечно, не верить, но еще никогда меня не отделывали резиновым шлангом.
   Она отвернулась, перекладывая омлет со сковородки на тарелку.
   – Многие могут прожить всю жизнь, и их никто и никогда «не отделает резиновым шлангом».
   – Могу себе представить, как много они потеряли в своей жизни.
   Салли поставила передо мной тарелку с омлетом и тарелочку с тостами.
   – Может дать еще жаркое по-деревенски?
   – Нет, этого вполне достаточно.
   – Кофе?
   – Лучше апельсиновый сок.
   – Я только что его приготовила.
   Салли достала небольшой белый кувшин из маленького холодильника и налила большой стакан сока. Стакан стал оранжевым в лучах солнца. Я отпил, сок был очень вкусный. И было очень приятно ощущать мякоть апельсина на языке. Кажется, похмелье проходило.
   Но я на всякий случай попросил:
   – Могу я еще заказать аспирин?
   Салли улыбнулась.
   – Сейчас подам.
   Аспирин лежал на полочке буфета. Я принял две таблетки, запивая остатками сока. Салли села рядом.
   – Мне бы очень не хотелось, чтобы с тобой что-нибудь случилось, – сказала она с серьезным выражением лица.
   – Мне тоже хотелось бы, чтобы у тебя все было в порядке.
   – Нат, ты живешь в своем офисе и спишь на складной кровати. Я это видела.
   – А я видел людей, которые спят на скамейках в парках.
   – Не пытайся меня смутить – я не сноб, и ты это знаешь. Но я могу определить, когда человек понапрасну расходует свои силы, – заметила Салли.
   – Напрасно расходует?
   – Да. Расходует зря свой разум, и потенциально – жизнь.
   – Омлет очень вкусный. А ты уверена, что не хочешь покончить с работой в шоу-бизнесе и выйти за меня замуж?
   – Ты просто невозможный, – грустно рассмеялась Салли.
   – Мне многие говорили об этом. Послушай, Салли... у меня есть только одна специальность. Меня этому научили, и я умею только это. Надеюсь, что когда-нибудь смогу жить в приличной квартире, а не в офисе. У меня будет свое агентство с оперативниками, работающими под моим началом. Большой офис с хорошенькой секретаршей, с которой можно будет побаловаться, пока моя жена будет воспитывать маленьких Натов и Элен и сидеть дома.
   Она улыбнулась, но уже не так грустно.
   – Сейчас у меня маленький убогий офис, потому что я только начинаю свое дело. И сейчас царит эта чертова Депрессия,ясно?
   – Да, Нат. Я не хочу давить на тебя. Наверное, это не мое дело.
   Я погладил ее руку.
   – Ты – мой друг, и это дает тебе право вмешиваться в мои дела до тех пор, пока я не попрошу тебя о другом.
   Она насмешливо улыбнулась.
   – Друг, ха-ха! Ты спишь со всеми своими друзьями?
   Мне удалось выразительно пожать плечами и не скривиться от боли.
   – Нет, только с тобой и Барни.
   – Геллер, ты хочешь, чтобы тебя поколотили еще раз.
   – Нет, нет. Омлет очень вкусный. Ты уверена, что о Диллинджере ничего не сообщалось в газете или по радио?
   – Конечно уверена. Если бы поймали Джона Диллинджера, об этом трубили бы на каждом шагу. Разве я не права?
   – Но его должны были схватить вчера вечером. Они встречались с Анной Сейдж, и та должна была сообщить им адрес или просто привести агентов к нему...
   – Ты имеешь в виду Диллинджера?
   – Да. Не понимаю, что там могло случиться.
   – Может, что-то не сработало?
   – Не исключено. Можно мне позвонить отсюда?
   Я встал.
   Салли и это не понравилось, но она разрешила.
   В гостиной я сел в мягкое кресло у окна и набрал номер. Телефон был белого цвета и стоял на низком кофейном столике. На окне были откинуты занавески, и я выглянул, пока ждал ответа. Внизу увидел шоссе Лейк-Шор, раскинувшийся неподалеку парк. И все это выходило к синему озеру, на поверхности которого качались лодки и яхты. Лодки старались держаться подальше от береговой линии, подальше от подпрыгивающих на волнах голов купальщиков.
   В трубке раздался молодой мужской голос.
   – С вами говорит Харт из подразделения расследований...
   В трубке слышался какой-то шум.
   – Мне нужно поговорить с инспектором Коули.
   – Он сейчас занят. Могу ли я вам помочь?
   – Скажите Коули, что ему звонит Натан Геллер.
   – Сэр, мы очень заняты, не могли бы вы...
   – Скажите Коули, что с ним желает поговорить Натан Геллер.
   Он некоторое время пытался осмыслить это требование, потом последовал вздох и еще одна пауза, пока он ходил за Коули.
   – Мистер Геллер, – сказал Коули. – Давайте покороче, что я могу для вас сделать?
   – Мне кажется, что у вас там слишком много народа для воскресного дня.
   – Человек двадцать или тридцать, и сплошные волнения. Что вы желаете?
   – Что случилось вчера вечером?
   – Мне кажется, что вы не планировали ввязываться в это дело, тем более, когда игра пошла довольно странно.
   – Коули, почему вы мне не говорите, что случилось вчера?
   – Если вы звоните по поводу награды, то я попытаюсь организовать, чтобы вы получили частичное...
   – Пошел ты со своей наградой, Коули, куда подальше!
   Последовала долгая пауза, затем Коули сказал:
   – Вчера мы встретились с Анной Сейдж, и она обещала нам доставить Диллинджера сегодня. Вот и все.
   – Почему она не сдала его вам вчера?
   – Она не собиралась встречаться с ним вчера. Она, Полли Гамильтон и Диллинджер сегодня должны пойти вместе в кино. В «Марбро». Вы знаете, что сегодня пойдет новый фильм?
   – Какие глупости! Анна Сейдж знает, где остановился Диллинджер. Это шикарное место в Пайн-Гроув.
   – Вы знаете, где он живет?
   – Да.
   Я продиктовал ему адрес и даже слышал, как перо царапало бумагу, когда он торопился все записать.
   – Геллер, почему вы мне ничего не сказали раньше?
   – Я уже говорил, что не уверен, что это именно Диллинджер, и не желал навлекать беду на другого человека. Я боялся, что вы можете взорвать беднягу в Кингдом-Кам только потому, что у него было две руки и ноги и еще глаза, как у Джонни.
   – Ну, это точно Диллинджер.
   – Не стану с вами спорить. Я только не понимаю, почему Нитти желает его смерти.
   Коули не понравилось, что я напоминаю о роли Нитти. Я это почувствовал даже на расстоянии.
   Потом он сказал:
   – Мы ждем звонка от миссис Сейдж каждую минуту после чего отправимся в «Марбро». Там без перерыва идут фильмы. Наш план уже в работе, и у нас нет лишних людей, поэтому мы не отправимся по этому адресу. По крайней мере, сейчас.
   – Вам решать.
   – Повторяю, мы уже задействовали план в отношении «Марбро», посылали туда агентов еще вчера вечером, и у нас теперь имеются карты с указанием входов и выходов, пожарных лестниц и окружающих улиц. Как только позвонит миссис Сейдж, план начнет действовать.
   – Почему бы вам не съездить в Пайн-Гроув и не проверить, дома ли сейчас Джонни. Или почему бы не устроить засаду в квартире Анны Сейдж?
   Молчание. Мне показалось, что это было смущенное молчание.
   – Геллер, это был план... начальника Пурвина, и... мистер Гувер его одобрил. Я доложу им об аресте на Пайн-Гроув. Но мне кажется, что нам следует довести до конца план Пурвина...
   – Каким образом?
   – У пожарных лестниц кинотеатра и по обеим сторонам от главного входа у нас расставлены агенты. Пурвин будет стоять с одной стороны, а Заркович – с другой.
   Мне показалось, что так им будет удобно перестрелять друг друга и Диллинджера, если тот попытается скрыться.
   – Мне показалось, вы говорили, что постараетесь поймать Диллинджера, а не пристрелить его, – сказал я.
   – Геллер, вчера вечером мы встретились с миссис Сейдж в обстановке глубокой секретности. Мы ее подобрали на Норд-Сайд и повезли к потайному местечку у озера. Я был в одной машине с капитаном О'Нейлом, а начальник Пурвин и сержант Заркович с миссис Сейдж – в другой.
   – Зачем вы мне это рассказываете?
   – Дело в том, что теперь начальник Пурвин и сержант Заркович хорошо знают миссис Сейдж в лицо и смогут ее узнать... Меня не было с ними в машине.
   – Боже мой! Вы представляете, сколько будет народу в кинотеатре, особенно в такую жару? Если вам придется стрелять, то под пули попадет не только Диллинджер, вы обязательно попадете в чью-то бабушку и пристрелите парочку десятилетних ребятишек!