Страница:
В следующих трех или четырех главах мы предложим читателю исследование, в свете морской истории, обстоятельств и условий, при которых десантные экспедиции переходят через море и успевают или не успевают в достижении намеченных целей. Мы заметим, что главный элемент, который следует принимать в соображение, — это стратегические условия моря, подлежащего переходу, и что эти условия, естественно, распадаются на три категории:
1) Условия индифферентности моря, при которых никакая морская сила, в собственном смысле этого термина, не участвует ни в атаке, ни в обороне и при которых обе эти операции совершаются всецело сухопутными войсками и на суше.
2) Условия сомнительного обладания морем, при которых экспедиция может встретить препятствия со стороны морских сил или на пути своем к месту нападения на территорию, или во время этого нападения, или после успешной даже атаки, оказавшись отрезанной упомянутыми силами от сообщения с моря.
3) Условия обеспеченного обладания морем, при которых или совершенно невозможно вмешательство какой бы то ни было враждебной морской силы в операции нападающей стороны, или есть основательная вероятность, что никакая морская сила не может успеть появиться на месте операции, прежде чем не будут совершенно достигнуты все намеченные перед предпринятием нападения цели.
Мы должны отметить различные случаи неудач: случаи, в которых причины неудач были военно-сухопутного характера и возникли после окончания высадки; случаи с моральными причинами неудач, подготовленными, например, несогласиями морских и сухопутных властей; случаи, когда одно появление морских сил и даже только слухи о них предотвратили экспедицию или расстроили последнюю, и, наконец, случаи, когда уничтожение неприятелем морских сообщений для высадившихся на берег сил нападающего расстроило совсем уже почти достигнутый последним успех.
В большей части случаев мы будем в состоянии видеть, что именно привело к успеху и что именно породило неудачу. И когда наш исторический обзор будет закончен, мы, вероятно, получим некоторое представление, более или менее основанное на свидетельствах совершившихся событий, о том, что невозможно, возможно, вероятно и достоверно в тех операциях морской войны, которые упомянуты в начале этой главы.
Глава XI
1) Условия индифферентности моря, при которых никакая морская сила, в собственном смысле этого термина, не участвует ни в атаке, ни в обороне и при которых обе эти операции совершаются всецело сухопутными войсками и на суше.
2) Условия сомнительного обладания морем, при которых экспедиция может встретить препятствия со стороны морских сил или на пути своем к месту нападения на территорию, или во время этого нападения, или после успешной даже атаки, оказавшись отрезанной упомянутыми силами от сообщения с моря.
3) Условия обеспеченного обладания морем, при которых или совершенно невозможно вмешательство какой бы то ни было враждебной морской силы в операции нападающей стороны, или есть основательная вероятность, что никакая морская сила не может успеть появиться на месте операции, прежде чем не будут совершенно достигнуты все намеченные перед предпринятием нападения цели.
Мы должны отметить различные случаи неудач: случаи, в которых причины неудач были военно-сухопутного характера и возникли после окончания высадки; случаи с моральными причинами неудач, подготовленными, например, несогласиями морских и сухопутных властей; случаи, когда одно появление морских сил и даже только слухи о них предотвратили экспедицию или расстроили последнюю, и, наконец, случаи, когда уничтожение неприятелем морских сообщений для высадившихся на берег сил нападающего расстроило совсем уже почти достигнутый последним успех.
В большей части случаев мы будем в состоянии видеть, что именно привело к успеху и что именно породило неудачу. И когда наш исторический обзор будет закончен, мы, вероятно, получим некоторое представление, более или менее основанное на свидетельствах совершившихся событий, о том, что невозможно, возможно, вероятно и достоверно в тех операциях морской войны, которые упомянуты в начале этой главы.
Глава XI
Условия, при которых нападения на территорию с моря бывают успешны или неуспешны (продолжение)
Достойно замечания то обстоятельство, что два неудачнейших и самых видных по размерам и по полноте организации нападения на территорию имели место — одно почти в самом начале исторической летописи, а другое — почти в самом конце ее. Вся морская сила Испании и значительная часть ее сухопутных военных сил были собраны для десанта на берега Англии в 1588 г.
Вся морская сила Италии и некоторая часть ее сухопутных сил были собраны для завоевания острова Лисса в 1866 г. Оба предприятия эти были крайне неудачны и бедственны для организовавших их держав по одной и той же причине. Здесь была сделана та же самая стратегическая ошибка, какую сделал Наполеон при его высадке в Египте и какую намеревался сделать Конфланс, если бы Хаук не столкнулся с ним гораздо ранее, чем он мог ожидать какой-либо помехи своим действиям. Я не предполагаю описывать здесь неудачу итальянцев при Лиссе, так как это будет сделано в хронологическом порядке изложения в своем месте, но о ней необходимо упомянуть в сопоставлении с неудачей Армады, так как каждая из них бросает свет на другую и дает нам возможность понять более ясно, где кроется фундаментальная ошибка.
Я нашел, что при описании событий, сопровождавших отплытие, плавание и рассеяние Армады, нельзя поступить лучше, как цитировать в широкой степени записку профессора Лавтона, читанную в королевском институте Великобритании 4 мая 1888 года и озаглавленную титулом: «Непобедимая Армада, взгляд за три столетия назад» («The Invincible Armada, a Tercentenary Retrospect»). Эта записка составлена на основании лучших авторитетов и отличается большим интересом.
Герцог Пармский писал в том же направлении, повторяя, что английские солдаты стоят немногого перед испанскими ветеранами, и подтверждая это доводами, которые, кажется, приобрели общее доверие между испанцами, что английские суда в Терцейре должны были первыми обратиться в бегство, играя в действительности роль, до некоторой степени подобную роли египетских судов при Акциуме. Совершенно возможно, что при Терцейре и было несколько английских судов, но только это сомнительно; а если они были там, то они, вероятно, не подражали Строцци, т.е. его дурно обдуманному и «самоубийственному» маневру сближения с испанскими судами, с тем чтобы затем обратиться в бегство. Правда, однако, или нет, но кажется вероятным, что это разглашенное бегство английских кораблей весьма значительно влияло на отношение короля ко многим из его советников, под влиянием которых, а также и побуждаемый гневом, он решился на попытку вторжения. Был призван к участию маркиз Санта-Круц с его схемой, которая разрослась до гигантских размеров. Все должно было организоваться из Испании. Все корабельные средства империи должны были собраться. Каждый сколько-нибудь стоящий солдат должен был идти к счету. Согласно весьма подробно разработанному проекту Санта-Круца 22 марта 1586 г., состав флотилии предполагался следующий:
В итоге это составляет 556 судов всех родов и 85 332 человека, принадлежащих к судовым командам; а если к ним присоединить кавалеристов, артиллеристов, волонтеров и прислугу, то общая сумма посаженных на суда людей выразится числом 94 222.
Проект столь обширный и дорого стоящий не отвечал идее короля о практической политике; он решился на экспедицию, но предположил удешевить ее утилизацией армии Нидерландов. Отсюда появилась схема, принявшая в конце концов определенную форму. Герцог Пармский должен был приготовить армию вторжения в Нидерландах и соответствующее количество плоскодонных судов для переправы ее через море. Маркиз Санта-Круц должен был привести к Каналу флот, достаточно сильный для преодоления всякого возможного сопротивления и с посаженными на суда войсками, которые бы, соединившись с бывшими под командой Парма, образовали армию, по крайней мере столь же сильную, как определенная проектом Санта-Круца.
Приготовления для исполнения такого плана были очень обширны, и неясно, почему, когда дело, приближаясь к концу, получало определенный облик, пыл Филиппа не охладевал. Затраты были верные, а исход сомнителен; и даже если бы он был успешным, то результат мог не вполне точно согласоваться с желаемым. Филипп всегда позировал в роли «опоры» королевы Шотландии, но, тем не менее, могло родиться сомнение, стоило ли таких больших издержек завоевывать ей королевство, которое, при ее французской крови и французских симпатиях, весьма вероятно, сделалось бы французской провинцией. Смерть шотландской королевы между 8 и 18 февраля 1587 г. устранила это затруднение. Если бы даже завоеванное государство и должно было перейти в руки Джеймса, то он все-таки не был так привязан к Франции, как его мать. Посаженный на трон Англии оружием Испании, он мог быть даже вынужден вести себя как правитель ленных владений последней.
Поэтому приготовления закипели поспешно. Корабли стягивались в нескольких портах и особенно в Лиссабоне и Кадисе. Казалось вероятным, что попытка вторжения осуществится весной 1587 г., как вдруг Дрэйк на несколько месяцев ранее с флотом из двадцати четырех кораблей появился у испанских берегов. Распоряжения, вследствие которых он отплыл из Англии 2 апреля, предписывали ему помешать соединению различных испанских эскадр и уничтожить испанские корабли, какие он встретит на пути своем. Это был сильный и мастерский шаг со стороны Англии; но едва только он был сделан, как королева раскаялась в нем. Контрприказания были посланы поспешно в Плимут, но они не застали уже там Дрэйка и даже не дошли до него и потом.
Дрэйк, действуя по инструкциям, данным ему при отплытии, прибыл в Кадис, где нанес в высшей степени действительный удар королю Испании. Тридцать семь кораблей, собравшихся в этом порту, были потоплены, сожжены или уведены. Они были тогда еще не вооружены и не укомплектованы, и поэтому, раз форты были пройдены флотом Дрэйка благополучно, он не встретил уже затем никакого сопротивления. Другой удар нанесен был неприятелю Дрэйком в самом Лиссабоне, где он предложил Санта-Круцу сражение, которое тот, не будучи подготовлен, не мог принять.
Уничтожение кораблей и корабельных припасов в Кадисе необходимо замедлило снаряжение испанского флота; протек год, а он еще не был готов. В следующем феврале (1588 г.) маркиз Санта-Круц умер. Потеря его для Испании была велика, ибо он был единственным человеком, достаточно высокопоставленным по рождению и компетентным по опытности для командования такой экспедицией, которую он поставил на ноги. Любопытно, однако, что король и его двор не сознавали реально всей серьезности этой потери и с легким сердцем назначили на его место дона Аллонсо-Переца де Гузмана эль Буено, герцога Медина-Сидониа. Последний не обладал ни одним из качеств, требующихся для его ответственного поста, кроме как своим знатным происхождением и мягкостью темперамента, который, может быть, скорее оправдал бы назначение его под начальство к герцогу Пармскому… Его ответ, данный королю при возложении на него последним командования экспедицией, сам по себе весьма любопытен. «Дело, — писал он, — так велико и так важно, что я, по совести, не могу принять руководства им, не имея ни опыта, ни знания ни на войне, ни в море». Его возражения, однако, были отвергнуты, и он согласился. Вооружение флота продолжалось, и в середине мая он был готов отплыть из Тахо… Он и отплыл между 20 и 30 мая.
Приближение Армады возбудило в Англии некоторое смущение и даже страх, но в числе подданных королевы были люди, которые имели невысокое мнение о силе и доблести испанцев. Опыты Дрэйка, Хаукинса, Фентона, Феннера и десятка других, которых имена менее популярны, доказали, и даже весьма сильными аргументами, что испанцы не непобедимы…
Но сама Испания, кабачные сплетни и бахвалы Лиссабона, а также соглядатаи, желающие поднять цену своей наемной платы, сильно преувеличили размеры, могущество, вооружение и снабжение флота при отплытии его из Лиссабона. Обо всех этих элементах Армады я должен сказать истину. Снабжение оказалось так «совершенно», что ко времени достижения флотом мыса Финистерре огромное количество провизии найдено было гнилым, испортившимся и годным только для того, чтобы выбросить за борт. На судах ощутился недостаток воды — может быть, потому, что бочки текли… Сами суда также текли, расшатанные, как говорили, свежей погодой, но в действительности вследствие слишком высокого рангоута (overmasted). Некоторые из них с трудом держались на воде; другие потеряли мачты, и расстройство было так всеобще, что Медина Сидониа решился войти в Корунну и оправиться там. Он и сделал это, но не принял мер к тому, чтобы это его намерение было известно всему флоту. А так как ранее, на случай разделения, назначены были местом рандеву острова Ссилли, то естественно, что около дюжины судов, потеряв из вида адмирала, легли в соседстве упомянутых островов, где были усмотрены английскими разведчиками, доставившими о них надлежащие сведения в Плимут. Их отозвание и вообще сосредоточение флота в Корунне, перевооружение и переснабжение — все это заняло время. Повреждения были так велики, число больных так значительно, окончание сезона безопасного плавания приближалось так быстро, что военный совет настойчиво рекомендовал отсрочку экспедиции до будущего года. Распоряжения короля не допускали возражений, и флот, наконец, отплыл из Корунны между 12 и 22 июля.
Главная часть английского флота была собрана в Плимуте, под командой Говарда Эффингама — лорда адмирала Англии, при котором Дрэйк и Хаукинс состояли, соответственно, в звании вице— и контр-адмиралов. Большое количество коммерческих судов, снаряженных королевой или городами, присоединилось к флоту, который стоял теперь в Плимуте в количестве 80 вымпелов.
Со времени своего возвращения от берегов Испании предшествующим летом Дрэйк настаивал на том, что он должен быть послан туда снова с еще более сильной эскадрой для повторения удара. Хаукинс, Фробишер, Феннер — все опытные моряки были того же мнения. Говард, побуждаемый их советами, неоднократно доказывал королеве важность такого шага, но Елизавета настойчиво отказывала ему в сочувствии. Может быть, она надеялась на мир; еще вероятнее, что она рассчитывала на возможность вести войну так же дешево и «урывками», как это имело место в последние три года, и не хотела давать Филиппу пример более настоятельных усилий. И таким образом, несмотря на мольбы и угрозы Говарда и Дрэйка, вопреки мнению всех опытных людей, никакого нападения на порты Испании Англия не делала. Вероятно, если бы Дрэйку позволили, то он произвел бы такой погром в Тахо или гавани Коруньи, который воспрепятствовал бы всякой попытке надвигавшегося вторжения. Уже несколько раз говорилось [90], что герцог Медина Сидониа получил от Филиппа приказание круто придержаться к французскому берегу, с тем чтобы избежать английского флота и достигнуть Дуврских проливов с совершенно свежими силами. Это указание так далеко от истины, как только возможно. Напротив, Медине Сидониа было приказано, чтобы он, если встретит Дрэйка близ устьев Канала, атаковал и уничтожил его флот, и в самом деле, было легче и вернее уничтожить английский флот по частям, чем дозволить ему собраться в сильное целое. Точно так же ни одна из данных ему инструкций не предписывала ни одним словом о необходимости придержаться французского берега; напротив, в них рекомендуются местом рандеву острова Ссилли или Лизард и указывается важность захвата одного из неукрепленных портов на юге Англии. На деле, как мы знаем, первым местом рандеву и была назначена стоянка на юге островов Ссилли, а вторым, по отплытии из Корунны, — Моунтская бухта.
При переходе через Бискайскую бухту испанский флот был застигнут дурной погодой и значительно рассеян, едва ли две трети флота вместе с кораблем Медина Сидониа увидели Лизард утром 19 июля, согласно английскому календарю, которому я буду впредь следовать.
Пока флот герцога Медины Сидониа лежал близ Лизарда, 19 июля он был усмотрен одним из английских крейсеров — «Голден Хинд» под командой Томаса Флеминга, поспешившего с этой новостью к адмиралу, и, согласно известному рассказу, которому не верить я не имею основания, застал адмиралов и капитанов флота беспечно играющими в мяч.
На следующий день испанский флот был собран близ Лизарда и медленно двигался оттуда к востоку. Был созван военный совет; он узнал, что английский флот стоял в Плимуте, и между испанскими вождями сильно преобладало мнение, что на неприятеля следует сделать такое нападение. Обыкновенно всегда говорят, что Медине Сидониа помешали исполнить это данные ему инструкции. Но и это неточно: буква последних вполне дозволяла ему атаковать английский флот; дух их побуждал его сделать это [91]. К счастью, он не понял своих инструкций; он вообразил, что обязан идти вверх по Каналу, не уклоняясь ни вправо, ни влево, пока не соединится с герцогом Пармским. Если бы он 19-го числа, когда впервые узнал, что английский флот был в Плимуте, поставил возможные паруса, то даже и при своих далеко не образцовых судах успел бы войти в Плимут-Саунд в тот же вечер. Ветер был от SW, и английские суда, стесненные между испанскими и берегом, должны были бы принять сражение один на один; результат легко мог оказаться неблагоприятным для них. Испанцы пренебрегли своим шансом, который уже не повторился затем, потому что в течение субботы англичане вышли из Плимут— Саунда и растянулись вдаль берега к западу. В воскресенье утром, когда оба флота были один в виду другого, англичане были на ветре и, при лучших мореходных качествах своих судов, без затруднений удержали занятое ими выгодное положение. Теперь, прежде чем приступить к описанию сражения, время поговорить о сравнительной силе враждебных флотов. Всем нам известно, что испанские суда, по сравнению с английскими, поражали своей величиной и были удивительны в силе. Числа, мной приводимые теперь, заимствованы из официальных испанских источников, с которыми совершенно согласны и английские отчеты.
В одном только пункте эти данные отличаются от английского отчета, на что следует здесь указать. Барроу определяет количество орудий испанского флота числом 3165. Между тем я должен сказать, что вышеприведенные числа относятся к состоянию флота при выходе из Лиссабона. Флот этот затем потерпел значительные потери до выхода из Коруньи и еще большие прежде чем вошел в Канал. Я не имею точных сведений об остальных кораблях, но несомненно, что некоторые, и в числе их довольно большие, не пошли с флотом; другие отделились во время путешествия; и из четырех галер, от которых так много ожидалось, одна была выброшена на мель и разбилась близ Байонны, а остальные три, испугавшись дурной погоды, возвратились в Испанию. Принимая во внимание эти потери, я полагаю, сомнительно, чтобы даже всего только 120 кораблей вошли в Канал. Число всех людей на них едва ли превышало 24 000, и в военном совете в Корунне оно определялось в 22 500. С другой стороны, число людей на всех английских судах первоначально было 15 925, и к нему надо прибавить еще тех, которые были посланы из Плимута 21 июля или которые присоединились в качестве волонтеров во время плавания по Каналу. Поэтому весь итог надо считать никак не менее 17 000, а может быть даже, и 18 000 человек. Наши представления об испанских судах были также до некоторой степени преувеличены. Согласно Барроу, лучшее из судов королевы, помещенное рядом с первоклассным испанским кораблем, выглядело бы подобно военному шлюпу рядом с судном первого ранга. В действительности же, по водоизмещению испанские и наши корабли были одинаковы. Самое большое из первых — «Резагонна», в Левантской эскадре, имело 1249 тонн водоизмещения; водоизмещение же самого большого из английских судов — «Триумфа» — определялось в 1000 тонн, и многие обстоятельства заставляют меня думать, что английский способ исчисления водоизмещения давал меньший результат, чем испанский [92]. Тем не менее, нельзя сомневаться, что испанские корабли по размерам казались больше. Их полубаки и полуюты, сильно поднятые над ватерлинией, значительно возвышались над низкобортными английскими судами. Такое отличие давало преимущество испанским судам в абордажном сражении, но зато они легко уваливались под ветер и были трудно управляемы даже при умеренном бризе, и это, вместе с пренебрежительным отношением испанцев к последним усовершенствованиям в рангоутном вооружении, делало их значительно уступающими английским судам в открытом море. Испанский флот проигрывал в сравнении и потому, что число команды на судах его было поразительно ниже нормального комплекта. Моряки обыкновенно уступали место солдатам, и солдаты командовали, а матросы несли только ломовой труд. Абсолютные числа говорят сами за себя, и одного сравнения будет достаточно. На «Сан-Мартине», 1000 тонн водоизмещения, флагманском корабле герцога Медины, было 177 матросов и 300 солдат. На «Арке», 800 тонн водоизмещения, флагманском корабле лорда Говарда, кажется, было около 300 матросов и 125 солдат. Более важным, чем превосходство судов и экипажа, надо считать тот факт, что на стороне английского флота было превосходство в его орудиях. То, о чем я буду говорить теперь, я полагаю, представит для большинства из вас совершенную новость. Вы всегда привыкли слышать о числе и величине испанских орудий. Литературные сведения об этом предмете, однако, абсолютно неверны. Испанские орудия на судах в действительности были малы — 4-, 6— и 10-фунтовые, отвратительно сделаны и поставлены на суда в малом числе. Лучшим способом доказать это послужит сравнение вооружения. Английское вооружение взято из списков судов 1595 — 1599 гг. и, весьма возможно, представляет почти не улучшенное вооружение сравнительно с тем, какое было на судах в 1588 г. Я не мог проследить оригинал, из которого эти данные взяты, но я нашел точные сведения о вооружении трех судов, бывших в постройке около того же времени, а именно в 1595 г.; об артиллерии первого из этих судов сказано, что орудия должны отвечать тем, какие поставлены на «Мэр Хонор». Я, поэтому, приведу здесь также и вооружение последнего судна, как оно показано в "Archaeologia».
Другая справка, заставляющая верить первой таблице, — это вооружение корабля таких же размеров и с тем же комплектом команды, как и «Нонпарель», который был взят испанцами в 1591 г. и вооружение которого они описали так: 43 медных орудия; 20 в нижнем деке, с весом залпа от 4000 до 6000 фунтов, а остальные — от 2000 до 3000 фунтов. Наибольшие орудия соответствуют 60-, 30— или 18-фунтовым; меньшие — 9— и 6-фунтовым.
О вооружении испанского флота мы не можем говорить с такой же уверенностью; но кажется признано, что наиболее сильно вооруженными судами его были галеасы, и из них «Сан-Лоренцо», взятый в плен в Кале, был самым большим и самым сильным. Отчет об его вооружении совершенно согласуется с официальными данными. «Ниестра Сеньора дель Розарио» было самым большим из судов, захваченных Дрэйком и посланных в Торбей. Его вооружение показано в официальных ведомостях. Дуро говорит о нем, как об одном из сильнейших и лучших судов флота. Другие два судна, кажется, ничем не отличаются от прочих судов тех же размеров; они принадлежали к Левантской эскадре и поставлены в один класс с «Сан-Жуан-де-Сицилия», имевшим 800 тонн водоизмещения, при 26 орудиях, и принимавшим выдающееся участие в сражении 29 июля.
Я должен сказать, что тогда как испанские суда ниже 300 тонн водоизмещения носили четыре или шесть малых орудий — только номинальное вооружение, — английские суда в 200 тонн водоизмещения носили очень серьезное вооружение, и английскими судами даже меньшей величины нельзя было пренебрегать в счете боевой силы. О том, как были вооружены коммерческие наши суда, мы не имеем никаких сведений; но принимая во внимание, что приспособление их для военных целей не было новостью, что многие из них были, вероятно, ранее крейсерами-приватирами и что «Пеликан» или «Голден Хинд», на котором Дрэйк ходил кругом света, судно в 100 тонн водоизмещения, имело 14 орудий, — для меня является неясным утверждение Барроу, что, «судя по водоизмещению, по крайней мере, две трети из судов могли нести лишь незначительную службу, и, в самом деле, требовалась необыкновенная бдительность, чтобы уберечь их от какого-нибудь повреждения». Они не принадлежали, конечно, к судам, которые можно было вести во главе сражения, как таковыми не были и «Юриалис» или «Найад» при Трафальгаре, — но я не имею причины сомневаться, что они сослужили хорошую и ценную службу.
Англичане имели сравнительно большое преимущество перед испанцами не только по количеству и по силе своих орудий; они были еще искуснее в обращении с последними. Я могу здесь привести замечательную цитату из труда капитана Дуро, которая точно согласуется со всеми оригинальными писателями и с известными фактами. «У испанцев, — говорит он, — пушка считалась неблагородным оружием, довольно удовлетворительным для того, чтобы завязать бой, но подлежащим совершенному бездействию с момента сваливания судов на абордаж. Под влиянием такого убеждения комендорам рекомендовалось целиться высоко, чтобы сбить мачты у противника и тем воспрепятствовать его бегству. Но так как в вертикальную мачту попадать нелегко, то в результате снаряды поражали море без вреда для противника или, в лучшем случае, делали несколько дыр в парусах, или перебивали несколько не имевших важности снастей». Английские же моряки всегда учились смотреть на пушку как на оружие, на которое следовало положиться. Их сведения показались бы, пожалуй, жалкими артиллеристам корабля «Экселлент» [93], но все должно иметь свое начало. Орудие наводилось, вероятно, без всяких прицелов, только при помощи марки для горизонтальной установки его; снаряд был диаметра, быть может, на целый дюйм меньшего, чем диаметр канала; колеблющийся в последнем во все стороны, он оставлял дуло под значительным и случайным углом вылета… Все это делало попадание в намеченную цель очень сомнительным. Тем не менее, при большом числе выстрелов, «послужной список» английского орудия мог свидетельствовать о нанесении им противнику существенного зла. Испанские отчеты, говорящие о быстроте английской стрельбы, определяют расход снарядов английского флота в три раза больше, чем флота испанского.
Вся морская сила Италии и некоторая часть ее сухопутных сил были собраны для завоевания острова Лисса в 1866 г. Оба предприятия эти были крайне неудачны и бедственны для организовавших их держав по одной и той же причине. Здесь была сделана та же самая стратегическая ошибка, какую сделал Наполеон при его высадке в Египте и какую намеревался сделать Конфланс, если бы Хаук не столкнулся с ним гораздо ранее, чем он мог ожидать какой-либо помехи своим действиям. Я не предполагаю описывать здесь неудачу итальянцев при Лиссе, так как это будет сделано в хронологическом порядке изложения в своем месте, но о ней необходимо упомянуть в сопоставлении с неудачей Армады, так как каждая из них бросает свет на другую и дает нам возможность понять более ясно, где кроется фундаментальная ошибка.
Я нашел, что при описании событий, сопровождавших отплытие, плавание и рассеяние Армады, нельзя поступить лучше, как цитировать в широкой степени записку профессора Лавтона, читанную в королевском институте Великобритании 4 мая 1888 года и озаглавленную титулом: «Непобедимая Армада, взгляд за три столетия назад» («The Invincible Armada, a Tercentenary Retrospect»). Эта записка составлена на основании лучших авторитетов и отличается большим интересом.
«Блестящее крейсерство Дрэйка в Вест-Индию побудило Филиппа к решительному образу действий. За последние пятнадцать лет о вторжении в Англию думали, как о вещи желательной и не невозможной. Оно предлагалось герцогом Альба в 1569 г. и, позднее, в 1583 г. после его победы над Строцци и над его сбродным флотом — большей частью из французских авантюристов — при Терцейре; маркиз Санта-Круц настаивал на вторжении, как на необходимом шаге для подавления возмутившихся Нидерландов».
Герцог Пармский писал в том же направлении, повторяя, что английские солдаты стоят немногого перед испанскими ветеранами, и подтверждая это доводами, которые, кажется, приобрели общее доверие между испанцами, что английские суда в Терцейре должны были первыми обратиться в бегство, играя в действительности роль, до некоторой степени подобную роли египетских судов при Акциуме. Совершенно возможно, что при Терцейре и было несколько английских судов, но только это сомнительно; а если они были там, то они, вероятно, не подражали Строцци, т.е. его дурно обдуманному и «самоубийственному» маневру сближения с испанскими судами, с тем чтобы затем обратиться в бегство. Правда, однако, или нет, но кажется вероятным, что это разглашенное бегство английских кораблей весьма значительно влияло на отношение короля ко многим из его советников, под влиянием которых, а также и побуждаемый гневом, он решился на попытку вторжения. Был призван к участию маркиз Санта-Круц с его схемой, которая разрослась до гигантских размеров. Все должно было организоваться из Испании. Все корабельные средства империи должны были собраться. Каждый сколько-нибудь стоящий солдат должен был идти к счету. Согласно весьма подробно разработанному проекту Санта-Круца 22 марта 1586 г., состав флотилии предполагался следующий:
В итоге это составляет 556 судов всех родов и 85 332 человека, принадлежащих к судовым командам; а если к ним присоединить кавалеристов, артиллеристов, волонтеров и прислугу, то общая сумма посаженных на суда людей выразится числом 94 222.
Проект столь обширный и дорого стоящий не отвечал идее короля о практической политике; он решился на экспедицию, но предположил удешевить ее утилизацией армии Нидерландов. Отсюда появилась схема, принявшая в конце концов определенную форму. Герцог Пармский должен был приготовить армию вторжения в Нидерландах и соответствующее количество плоскодонных судов для переправы ее через море. Маркиз Санта-Круц должен был привести к Каналу флот, достаточно сильный для преодоления всякого возможного сопротивления и с посаженными на суда войсками, которые бы, соединившись с бывшими под командой Парма, образовали армию, по крайней мере столь же сильную, как определенная проектом Санта-Круца.
Приготовления для исполнения такого плана были очень обширны, и неясно, почему, когда дело, приближаясь к концу, получало определенный облик, пыл Филиппа не охладевал. Затраты были верные, а исход сомнителен; и даже если бы он был успешным, то результат мог не вполне точно согласоваться с желаемым. Филипп всегда позировал в роли «опоры» королевы Шотландии, но, тем не менее, могло родиться сомнение, стоило ли таких больших издержек завоевывать ей королевство, которое, при ее французской крови и французских симпатиях, весьма вероятно, сделалось бы французской провинцией. Смерть шотландской королевы между 8 и 18 февраля 1587 г. устранила это затруднение. Если бы даже завоеванное государство и должно было перейти в руки Джеймса, то он все-таки не был так привязан к Франции, как его мать. Посаженный на трон Англии оружием Испании, он мог быть даже вынужден вести себя как правитель ленных владений последней.
Поэтому приготовления закипели поспешно. Корабли стягивались в нескольких портах и особенно в Лиссабоне и Кадисе. Казалось вероятным, что попытка вторжения осуществится весной 1587 г., как вдруг Дрэйк на несколько месяцев ранее с флотом из двадцати четырех кораблей появился у испанских берегов. Распоряжения, вследствие которых он отплыл из Англии 2 апреля, предписывали ему помешать соединению различных испанских эскадр и уничтожить испанские корабли, какие он встретит на пути своем. Это был сильный и мастерский шаг со стороны Англии; но едва только он был сделан, как королева раскаялась в нем. Контрприказания были посланы поспешно в Плимут, но они не застали уже там Дрэйка и даже не дошли до него и потом.
Дрэйк, действуя по инструкциям, данным ему при отплытии, прибыл в Кадис, где нанес в высшей степени действительный удар королю Испании. Тридцать семь кораблей, собравшихся в этом порту, были потоплены, сожжены или уведены. Они были тогда еще не вооружены и не укомплектованы, и поэтому, раз форты были пройдены флотом Дрэйка благополучно, он не встретил уже затем никакого сопротивления. Другой удар нанесен был неприятелю Дрэйком в самом Лиссабоне, где он предложил Санта-Круцу сражение, которое тот, не будучи подготовлен, не мог принять.
Уничтожение кораблей и корабельных припасов в Кадисе необходимо замедлило снаряжение испанского флота; протек год, а он еще не был готов. В следующем феврале (1588 г.) маркиз Санта-Круц умер. Потеря его для Испании была велика, ибо он был единственным человеком, достаточно высокопоставленным по рождению и компетентным по опытности для командования такой экспедицией, которую он поставил на ноги. Любопытно, однако, что король и его двор не сознавали реально всей серьезности этой потери и с легким сердцем назначили на его место дона Аллонсо-Переца де Гузмана эль Буено, герцога Медина-Сидониа. Последний не обладал ни одним из качеств, требующихся для его ответственного поста, кроме как своим знатным происхождением и мягкостью темперамента, который, может быть, скорее оправдал бы назначение его под начальство к герцогу Пармскому… Его ответ, данный королю при возложении на него последним командования экспедицией, сам по себе весьма любопытен. «Дело, — писал он, — так велико и так важно, что я, по совести, не могу принять руководства им, не имея ни опыта, ни знания ни на войне, ни в море». Его возражения, однако, были отвергнуты, и он согласился. Вооружение флота продолжалось, и в середине мая он был готов отплыть из Тахо… Он и отплыл между 20 и 30 мая.
Приближение Армады возбудило в Англии некоторое смущение и даже страх, но в числе подданных королевы были люди, которые имели невысокое мнение о силе и доблести испанцев. Опыты Дрэйка, Хаукинса, Фентона, Феннера и десятка других, которых имена менее популярны, доказали, и даже весьма сильными аргументами, что испанцы не непобедимы…
Но сама Испания, кабачные сплетни и бахвалы Лиссабона, а также соглядатаи, желающие поднять цену своей наемной платы, сильно преувеличили размеры, могущество, вооружение и снабжение флота при отплытии его из Лиссабона. Обо всех этих элементах Армады я должен сказать истину. Снабжение оказалось так «совершенно», что ко времени достижения флотом мыса Финистерре огромное количество провизии найдено было гнилым, испортившимся и годным только для того, чтобы выбросить за борт. На судах ощутился недостаток воды — может быть, потому, что бочки текли… Сами суда также текли, расшатанные, как говорили, свежей погодой, но в действительности вследствие слишком высокого рангоута (overmasted). Некоторые из них с трудом держались на воде; другие потеряли мачты, и расстройство было так всеобще, что Медина Сидониа решился войти в Корунну и оправиться там. Он и сделал это, но не принял мер к тому, чтобы это его намерение было известно всему флоту. А так как ранее, на случай разделения, назначены были местом рандеву острова Ссилли, то естественно, что около дюжины судов, потеряв из вида адмирала, легли в соседстве упомянутых островов, где были усмотрены английскими разведчиками, доставившими о них надлежащие сведения в Плимут. Их отозвание и вообще сосредоточение флота в Корунне, перевооружение и переснабжение — все это заняло время. Повреждения были так велики, число больных так значительно, окончание сезона безопасного плавания приближалось так быстро, что военный совет настойчиво рекомендовал отсрочку экспедиции до будущего года. Распоряжения короля не допускали возражений, и флот, наконец, отплыл из Корунны между 12 и 22 июля.
Главная часть английского флота была собрана в Плимуте, под командой Говарда Эффингама — лорда адмирала Англии, при котором Дрэйк и Хаукинс состояли, соответственно, в звании вице— и контр-адмиралов. Большое количество коммерческих судов, снаряженных королевой или городами, присоединилось к флоту, который стоял теперь в Плимуте в количестве 80 вымпелов.
Со времени своего возвращения от берегов Испании предшествующим летом Дрэйк настаивал на том, что он должен быть послан туда снова с еще более сильной эскадрой для повторения удара. Хаукинс, Фробишер, Феннер — все опытные моряки были того же мнения. Говард, побуждаемый их советами, неоднократно доказывал королеве важность такого шага, но Елизавета настойчиво отказывала ему в сочувствии. Может быть, она надеялась на мир; еще вероятнее, что она рассчитывала на возможность вести войну так же дешево и «урывками», как это имело место в последние три года, и не хотела давать Филиппу пример более настоятельных усилий. И таким образом, несмотря на мольбы и угрозы Говарда и Дрэйка, вопреки мнению всех опытных людей, никакого нападения на порты Испании Англия не делала. Вероятно, если бы Дрэйку позволили, то он произвел бы такой погром в Тахо или гавани Коруньи, который воспрепятствовал бы всякой попытке надвигавшегося вторжения. Уже несколько раз говорилось [90], что герцог Медина Сидониа получил от Филиппа приказание круто придержаться к французскому берегу, с тем чтобы избежать английского флота и достигнуть Дуврских проливов с совершенно свежими силами. Это указание так далеко от истины, как только возможно. Напротив, Медине Сидониа было приказано, чтобы он, если встретит Дрэйка близ устьев Канала, атаковал и уничтожил его флот, и в самом деле, было легче и вернее уничтожить английский флот по частям, чем дозволить ему собраться в сильное целое. Точно так же ни одна из данных ему инструкций не предписывала ни одним словом о необходимости придержаться французского берега; напротив, в них рекомендуются местом рандеву острова Ссилли или Лизард и указывается важность захвата одного из неукрепленных портов на юге Англии. На деле, как мы знаем, первым местом рандеву и была назначена стоянка на юге островов Ссилли, а вторым, по отплытии из Корунны, — Моунтская бухта.
При переходе через Бискайскую бухту испанский флот был застигнут дурной погодой и значительно рассеян, едва ли две трети флота вместе с кораблем Медина Сидониа увидели Лизард утром 19 июля, согласно английскому календарю, которому я буду впредь следовать.
Пока флот герцога Медины Сидониа лежал близ Лизарда, 19 июля он был усмотрен одним из английских крейсеров — «Голден Хинд» под командой Томаса Флеминга, поспешившего с этой новостью к адмиралу, и, согласно известному рассказу, которому не верить я не имею основания, застал адмиралов и капитанов флота беспечно играющими в мяч.
На следующий день испанский флот был собран близ Лизарда и медленно двигался оттуда к востоку. Был созван военный совет; он узнал, что английский флот стоял в Плимуте, и между испанскими вождями сильно преобладало мнение, что на неприятеля следует сделать такое нападение. Обыкновенно всегда говорят, что Медине Сидониа помешали исполнить это данные ему инструкции. Но и это неточно: буква последних вполне дозволяла ему атаковать английский флот; дух их побуждал его сделать это [91]. К счастью, он не понял своих инструкций; он вообразил, что обязан идти вверх по Каналу, не уклоняясь ни вправо, ни влево, пока не соединится с герцогом Пармским. Если бы он 19-го числа, когда впервые узнал, что английский флот был в Плимуте, поставил возможные паруса, то даже и при своих далеко не образцовых судах успел бы войти в Плимут-Саунд в тот же вечер. Ветер был от SW, и английские суда, стесненные между испанскими и берегом, должны были бы принять сражение один на один; результат легко мог оказаться неблагоприятным для них. Испанцы пренебрегли своим шансом, который уже не повторился затем, потому что в течение субботы англичане вышли из Плимут— Саунда и растянулись вдаль берега к западу. В воскресенье утром, когда оба флота были один в виду другого, англичане были на ветре и, при лучших мореходных качествах своих судов, без затруднений удержали занятое ими выгодное положение. Теперь, прежде чем приступить к описанию сражения, время поговорить о сравнительной силе враждебных флотов. Всем нам известно, что испанские суда, по сравнению с английскими, поражали своей величиной и были удивительны в силе. Числа, мной приводимые теперь, заимствованы из официальных испанских источников, с которыми совершенно согласны и английские отчеты.
Другая справка, заставляющая верить первой таблице, — это вооружение корабля таких же размеров и с тем же комплектом команды, как и «Нонпарель», который был взят испанцами в 1591 г. и вооружение которого они описали так: 43 медных орудия; 20 в нижнем деке, с весом залпа от 4000 до 6000 фунтов, а остальные — от 2000 до 3000 фунтов. Наибольшие орудия соответствуют 60-, 30— или 18-фунтовым; меньшие — 9— и 6-фунтовым.
Я должен сказать, что тогда как испанские суда ниже 300 тонн водоизмещения носили четыре или шесть малых орудий — только номинальное вооружение, — английские суда в 200 тонн водоизмещения носили очень серьезное вооружение, и английскими судами даже меньшей величины нельзя было пренебрегать в счете боевой силы. О том, как были вооружены коммерческие наши суда, мы не имеем никаких сведений; но принимая во внимание, что приспособление их для военных целей не было новостью, что многие из них были, вероятно, ранее крейсерами-приватирами и что «Пеликан» или «Голден Хинд», на котором Дрэйк ходил кругом света, судно в 100 тонн водоизмещения, имело 14 орудий, — для меня является неясным утверждение Барроу, что, «судя по водоизмещению, по крайней мере, две трети из судов могли нести лишь незначительную службу, и, в самом деле, требовалась необыкновенная бдительность, чтобы уберечь их от какого-нибудь повреждения». Они не принадлежали, конечно, к судам, которые можно было вести во главе сражения, как таковыми не были и «Юриалис» или «Найад» при Трафальгаре, — но я не имею причины сомневаться, что они сослужили хорошую и ценную службу.
Англичане имели сравнительно большое преимущество перед испанцами не только по количеству и по силе своих орудий; они были еще искуснее в обращении с последними. Я могу здесь привести замечательную цитату из труда капитана Дуро, которая точно согласуется со всеми оригинальными писателями и с известными фактами. «У испанцев, — говорит он, — пушка считалась неблагородным оружием, довольно удовлетворительным для того, чтобы завязать бой, но подлежащим совершенному бездействию с момента сваливания судов на абордаж. Под влиянием такого убеждения комендорам рекомендовалось целиться высоко, чтобы сбить мачты у противника и тем воспрепятствовать его бегству. Но так как в вертикальную мачту попадать нелегко, то в результате снаряды поражали море без вреда для противника или, в лучшем случае, делали несколько дыр в парусах, или перебивали несколько не имевших важности снастей». Английские же моряки всегда учились смотреть на пушку как на оружие, на которое следовало положиться. Их сведения показались бы, пожалуй, жалкими артиллеристам корабля «Экселлент» [93], но все должно иметь свое начало. Орудие наводилось, вероятно, без всяких прицелов, только при помощи марки для горизонтальной установки его; снаряд был диаметра, быть может, на целый дюйм меньшего, чем диаметр канала; колеблющийся в последнем во все стороны, он оставлял дуло под значительным и случайным углом вылета… Все это делало попадание в намеченную цель очень сомнительным. Тем не менее, при большом числе выстрелов, «послужной список» английского орудия мог свидетельствовать о нанесении им противнику существенного зла. Испанские отчеты, говорящие о быстроте английской стрельбы, определяют расход снарядов английского флота в три раза больше, чем флота испанского.