Корнуэлл Патриция. Черная метка

   – Теперь по ночам мне начнут сниться кошмары, – произнес Познер.
   – Поезжайте домой, пока дороги снова не подмерзли, – посоветовала я.
   Марино довез меня до дома, а я взяла с собой банку с формалином, так как не переставала надеяться, что заключенная в ней плоть натолкнет меня на какую-нибудь мысль. Поставлю ее на стол в кабинете и время от времени буду надевать перчатки и изучать, словно археолог, пытающийся прочитать стертые временем символы, высеченные в камне.
   – Зайдешь? – спросила я Марино.
   – Знаешь, мой чертов пейджер то и дело срабатывает, но я не могу разобрать, кто меня вызывает, – сказал он, выключая зажигание.
   Он поднял пейджер к глазам и прищурился.
   – Может, включишь верхний свет? – предложила я.
   – Наверное, какой-нибудь обкуренный стукач. Что-нибудь поем, если предложишь. А потом мне нужно будет идти.
   Когда мы вошли в дом, пейджер снова дал о себе знать. Марино раздраженно сорвал его с пояса и, повернув к свету, прочитал номер.
   – Опять неправильно! Что такое пять-три-один? Ты знаешь кого-нибудь, в чьем номере могут встречаться эти цифры? – сердито спросил он.
   – Это домашний телефон Розы.

Глава 27

   Роза очень страдала после смерти мужа, а когда ей пришлось усыпить одного из своих грейхаундов, я думала, она совсем потеряет голову от горя. Тем не менее она всегда сохраняла чувство собственного достоинства, одевалась строго и пристойно. Но когда этим утром она из "Новостей" узнала, что убили Ким Люонг, Роза билась в истерике.
   – Если бы только, если бы только... – бесконечно повторяла она, плача в кресле-качалке рядом с камином в своей маленькой квартире.
   – Роза, прекрати так говорить, – сказал Марино.
   Она была знакома с Ким Люонг, потому что часто делала покупки в "Куик-Кэри". Роза пошла туда вчера вечером, вероятно, в то самое время, когда убийца все еще находился в магазине, избивая и кусая жертву, размазывая повсюду ее кровь. Слава Богу, входная дверь была заперта.
   Я отнесла две чашки женьшеневого чая в гостиную и кофе для Марино. Розу трясло, ее лицо распухло от слез, седые волосы спадали на воротник домашнего халата. Она выглядела как неухоженная старуха в доме престарелых.
   – Я не включала телевизор и узнала о ее смерти только из утренних "Новостей". – Она снова и снова на все лады повторяла ту же историю. – Я не имела представления, сидела в постели, читала и беспокоилась обо всех этих неприятностях в отделе. В основном о Чаке. По-моему, этот парень донельзя испорчен, и я хотела это доказать.
   Я поставила перед ней чай.
   – Роза, – сказал Марино, – мы поговорим о Чаке в другой раз. Нам нужно точно знать, что случилось прошлым...
   – Но вы сначала должны меня выслушать! – воскликнула она. – Капитан Марино, вы должны заставить и доктора Скарпетту меня выслушать! Тот парень ее ненавидит! Ненавидит всех нас. Я хочу, чтобы вы поняли: нужно обязательно избавиться от него, пока не станет слишком поздно.
   – Я позабочусь об этом, как только... – начала было я.
   Но Роза уже качала головой.
   – Он – абсолютное зло. По-моему, он следит за мной, или по крайней мере кто-то связанный с ним, – заявила она. – Возможно, даже в том автомобиле, который вы видели на стоянке или который следовал за вами. Откуда вы знаете, что это не он арендовал машину под вымышленным именем? Откуда вы знаете, что это не связанный с ним человек?
   – Ну-ну, – прервал ее Марино, поднимая руку. – Зачем ему за кем-то следить?
   – Все дело в наркотиках, – уверенно ответила Роза. – В прошлый понедельник к нам поступила погибшая от передозировки, а я случайно пришла на полтора часа раньше, так как в обед собиралась пойти в парикмахерскую.
   Я не поверила, что Роза в тот день пришла раньше случайно. До этого я попросила ее помочь узнать о замыслах Раффина, и, конечно, она приняла это за секретное поручение.
   – Вас в тот день не было, – сказала она. – Кроме того, в пятницу вы потеряли ежедневник; мы искали его, но не могли найти. Поэтому к понедельнику я вознамерилась найти его во что бы то ни стало, зная, как он вам нужен. Подумала, что надо посмотреть в морге.
   Спустилась туда, даже не сняв пальто. Время было без пятнадцати семь, а там уже за столом сидит Чак с подносом для таблеток и десятком расставленных бутылочек. Он выглядел так, будто я его поймала на воровстве. Я спросила, почему он пришел так рано, а он ответил, что у него сегодня будет много дел и он хочет заранее выполнить часть из них.
   – Его машина была на стоянке? – поинтересовался Марино.
   – Он паркуется под эстакадой, – объяснила я. – Его машину не видно из нашего здания.
   – Лекарства поступили от умершей, которую принимал доктор Филдинг, – продолжила Роза, – и ради любопытства я заглянула в отчет. Эта женщина принимала все известные мне лекарства: транквилизаторы, антидепрессанты, наркотики. Вы не поверите, но всего от нее привезли тысячу триста таблеток.
   – К сожалению, верю, – вздохнула я.
   Самоубийцы и те, кто погибал от передозировки, поступали к нам с месячным, а то и годовым набором лекарств; среди них кодеин, перкоцет, морфин, метадон, валиум и фентанил. Это была немыслимо трудоемкая задача – подсчитать, сколько таблеток должно быть во флаконах и сколько осталось.
   – Значит, он крадет таблетки, вместо того чтобы избавляться от них, – сказал Марино.
   – Я не могу этого доказать, – ответила Роза. – Но тот понедельник не был таким уж тяжелым днем, как обычно. Единственной поступившей была та женщина, умершая от передозировки. После этого Чак избегал меня как мог, и каждый раз, когда привозили лекарства, я задавала себе вопрос, не кладет ли он их себе в карман, вместо того чтобы смывать в канализацию.
   – Мы можем поставить видеомонитор там, где он его не увидит. У вас там уже есть видеокамеры. Если он занимается кражей лекарств, мы его поймаем.
   – Это помимо всего прочего, – напомнила я. – Отклики в прессе будут ужасными. Возможно, мне придется выступить по телевидению, особенно если репортеры начнут копать и обнаружат мой так называемый отказ разговаривать с родственниками, чат и западню, которую мы устроили Брей на автостоянке.
   Меня охватил параноидальный страх, и я глубоко задышала. Марино внимательно наблюдал за мной.
   – Ты не думаешь, что к этому причастна Брей? – скептически спросил он.
   – Только в том смысле, что она помогла Чаку встать на скользкую дорожку. Он сам рассказывал мне, что чем больше гадостей делал, тем легче это получалось.
   – Ну, я думаю, Чаки-малыш сам должен отвечать за кражу запрещенных медикаментов. Такая мразь, как он, не может сопротивляться искушению. Как и копы, прикарманивающие пачки наличных при арестах наркодилеров. Черт побери, такие лекарства, как лортаб, лорцет, не говоря уже о перкоцете, стоят на улице от двух до пяти баксов за дозу. Мне интересно, где он их толкает.
   – Может быть, ты сумеешь узнать у жены, надолго ли он пропадает по ночам? – предложила Роза.
   – Душечка, – ответил Марино, – такие типы прокручивают свои делишки среди бела дня.
   Роза выглядела удрученно и немного смущенно, как будто боялась, что из-за сегодняшнего потрясения начинает брать на себя слишком многое. Марино встал, чтобы налить еще кофе.
   – Думаешь, он тебя преследует, так как ты подозреваешь его в торговле наркотиками? – спросил он Розу.
   – Думаю, мои доводы кажутся слишком натянутыми, когда слышу себя.
   – Это может быть кто-то связанный с Чаком, если будем придерживаться этой версии. И по-моему, сейчас нельзя ничего отбрасывать, – добавил Марино. – Если знает Роза, то знаешь и ты, – сказал он мне. – Чаку наверняка это известно.
   – Если это связано с наркотиками, то зачем Чаку нас преследовать? Чтобы причинить нам вред? Запугать? – не поняла я.
   – Могу гарантировать и то и другое, – ответил Марино с кухни. – Он связался с людьми намного серьезнее, чем он. Ведь речь идет о больших деньгах. Подумайте, сколько таблеток поступает с некоторыми телами. Полицейские должны сдавать каждый флакон с лекарствами, который находят в доме. Вспомните, сколько неиспользованных обезболивающих и прочей дряни хранится в аптечке обычного человека.
   Он вернулся в гостиную, сел и подул на чашку, как будто это могло мгновенно остудить кофе.
   – Добавьте эти таблетки к куче другого дерьма, которое он принимает постоянно – или предположительно принимает, – и что получится? – продолжал Марино. – Это единственная причина, по которой Чаки-малышу нужна работа в морге, – чтобы воровать лекарства. Он не нуждается в зарплате и, возможно, именно поэтому последние несколько месяцев ни черта не хочет работать.
   – Речь может идти о тысячах долларов в неделю, – сказала я.
   – Док, у тебя есть основания полагать, что он не может быть связан с другими отделами и людьми, которые занимаются теми же делишками, что и он? Они несут Чаку таблетки – он с ними делится.
   – Не имею понятия.
   – У тебя четыре районных отдела. Крадешь лекарства из всех, получаешь действительно большие деньги. Черт возьми, этот маленький мерзавец даже может быть связан с организованной преступностью – еще один трутень, приносящий свою долю в общаковый улей. Проблема в том, что это не такая простая вещь, как делать покупки в супермаркете. Он думает, будто всего лишь совершает легкую сделку с парнем в дорогом костюме или прикинутой девицей. Этот человек переправляет товар следующему звену цепочки. Может быть, в конце концов его меняют на оружие, которое попадает в Нью-Йорк.
   "Или Майами", – подумала я.
   – Спасибо, Роза, за предупреждение. Я ни в коем случае не желаю, чтобы в отделе пропадали лекарства и в конце концов оказывались в руках тех, кто может вредить людям или даже убивать их.
   – Не говоря уже о том, что дни Чака тоже могут быть сочтены, – сказал Марино. – Такие, как он, долго не живут.
   Он встал и пересел на край дивана, поближе к Розе.
   – Но, Роза, – мягко произнес он, – Почему ты считаешь, что рассказанное тобой имеет отношение к убийству Ким Люонг?
   Она глубоко вздохнула и выключила торшер, стоявший рядом с ней, словно свет резал глаза. Ее руки затряслись так, что она, взяв чашку, пролила чай на колени. Пришлось промокнуть мокрое пятно салфеткой.
   – По дороге с работы я решила купить песочного печенья и кое-что еще, – ответила она дрожащим от волнения голосом.
   – Ты помнишь, во сколько это было? – спросил Марино.
   – Было минут десять седьмого.
   – Давай уточним, – сказал Марино, записывая. – Ты заехала в "Куик-Кэри" около восемнадцати часов. Магазин был закрыт?
   – Да. Это немного разозлило меня, потому что он должен был работать до шести утра. Мне в голову приходили нехорошие мысли, и теперь я тоже об этом жалею. В магазине лежала мертвая продавщица, а я злилась на нее, потому что не могла купить печенья... – Она всхлипнула.
   – Ты видела машины на стоянке? – продолжал Марино. – Или, может, встретила кого-нибудь?
   – Никого.
   – Подумай как следует. Роза. Возможно, что-то показалось тебе странным...
   – О да! – воскликнула она. – Именно это я и пытаюсь сказать. С Либби-авеню я увидела, что магазин закрыт, так как свет был выключен, поэтому въехала на стоянку, чтобы развернуться, и увидела на двери табличку "Закрыто". Вернулась на Либ-би и не успела доехать до магазина "Эй-би-си", когда вдруг за моей машиной появился автомобиль с включенным дальним светом.
   – Ты направлялась домой? – спросила я.
   – Да. Вначале я ничего не заподозрила, пока не свернула на Гроув-авеню и он вплотную за мной, ослепляя меня своими проклятыми фарами. Встречные водители сигналили фарами, что у него включен дальний свет, на случай если он не знал. Но он явно не собирался выключать его. К этому времени я уже была напугана.
   – Ты смогла разобрать, какая это была машина? Что-нибудь видела? – произнес Марино.
   – Я была практически ослеплена и, кроме того, находилась в таком замешательстве! Я сразу подумала об автомобиле на стоянке во вторник, когда вы заезжали, – обратилась она ко мне. – А потом рассказали, что за вами следили. И я начала думать о Чаке, наркотиках и ужасных людях, которые этим занимаются.
   – Итак, ты едешь по Гроув-авеню, – напомнил ей Марино.
   – Разумеется, я проехала мимо своего дома, стараясь придумать, как оторваться. Не знаю почему, но я вдруг развернулась и направилась обратно. Потом доехала до конца Гроув, где стоит "Фри-чопс", и повернула налево, а он все еще преследовал меня. Следующий поворот направо вел к Виргинскому загородному клубу, я направилась туда и подъехала прямо к воротам, где дежурит охрана. Нет нужды говорить, что этот человек, кто бы он ни был, пропал.
   – Ты поступила чертовски умно, – сказал Марино. – Чертовски умно. Но почему ты не позвонила в полицию?
   – Это бесполезно. В полиции мне бы не поверили, и в любом случае я не смогла бы никого и ничего описать.
   – Ну, могла бы позвонить мне, – проговорил Марино.
   – Знаю.
   – Куда вы поехали после этого? – спросила я.
   – Сюда.
   – Роза, вы меня пугаете! – воскликнула я. – Что, если он вас где-нибудь ждал?
   – Я не могла ездить всю ночь, а кроме того, направилась домой другой дорогой.
   – Во сколько примерно он исчез?
   – Где-то между шестью и шестью пятнадцатью. О Господи, не могу поверить: ведь когда я подъехала к магазину, она была там. А если он тоже там был? Если бы я только знала!.. Не могу не думать о том, что должна была что-то заметить.
   – Роза, ты не могла ничего знать заранее, если только ты не цыганка с хрустальным шаром, – сказал ей Марино.
   Она глубоко, прерывисто вздохнула и плотнее завернулась в халат.
   – Никак не могу согреться, – произнесла она. – Ким была такой славной девушкой.
   Она опять замолчала, и ее лицо исказила гримаса страдания. Глаза наполнились слезами.
   – Она никогда и никому не грубила и прилежно работала. Как с ней могло случиться такое?! Она хотела стать медсестрой. Хотела помогать людям! Помню, она беспокоилась, что так поздно ночью остается одна в магазине. Я тоже подумала об этом, когда приехала во вторник вечером, но так ничего и не сказала...
   Голос Розы сорвался, словно упал с высоких ступенек. Я подошла к ней, встала на колени и прижала к себе.
   – Это напоминает мне болезнь Сасси, когда она стала такой вялой, а я подумала, она съела что-то не то...
   – Все хорошо, Роза. Все будет хорошо, – приговаривала я.
   – А оказалось, что она проглотила кусочек стекла... У моей малышки открылось внутреннее кровотечение... А я даже не подозревала.
   – Вы не знали об этом. Ведь нельзя знать все. – Я тоже ощутила приступ печали.
   – Если бы я сразу отвезла ее к ветеринару... Никогда не прощу себя за это. Моя маленькая девочка сидела в клетке в наморднике, и какое-то чудовище ударило ее и сломало нос... на этих проклятых собачьих бегах! А потом я заставила ее страдать, и она умерла!
   Она бессильно оплакивала свою потерю и жестокость, царившую в мире. Я держала ее сжатые кулачки в своих руках.
   – Роза, послушайте меня, – сказала я. – Вы спасли Сасси от адских мук, как спасали многих других. Вы ничего не смогли бы для нее сделать, так же как были бессильны что-либо изменить, когда заехали купить печенье. Ким была мертва. Мертва уже несколько часов.
   – А что насчет его? – воскликнула она. – Вдруг он еще был бы в магазине и вышел, когда я подъехала? Ведь он тоже убил бы меня, правда? Застрелил и выбросил куда-нибудь, как мешок с мусором. А может быть, издевался и надо мной тоже?
   Она в изнеможении закрыла глаза, не замечая стекающих по щекам слез. Безвольно осела, ужасное напряжение спало. Марино наклонился и коснулся ее колена.
   – Ты должна нам помочь, – произнес он. – Нам нужно знать, почему ты считаешь, что твой преследователь и убийство могут быть связаны?
   – Вы переночуете у меня? – спросила я.
   Глаза Розы прояснились, к ней постепенно возвращалось самообладание.
   – А машина, которая остановилась за моей на месте убийства? Почему он не начал меня преследовать задолго до этого? – спросила она. – А сигнализация, которая сработала через час или полтора? Разве это не удивительное совпадение?
   – Конечно, удивительное, – сказал Марино. – Но у меня в работе случалось много совпадений.
   – Я чувствую себя идиоткой, – пролепетала Роза, глядя на руки.
   – Мы все устали, – вмешалась я. – У меня в доме много комнат...
   – Благодаря вам мы можем схватить малыша Чака за кражу наркотиков, – заметил Марино. – Ничего идиотского в этом нет.
   – Я останусь здесь и лягу спать, – наконец проговорила Роза.
   Пока мы спускались по лестнице и шли к стоянке, я продолжала думать о том, что она нам сообщила.
   – Послушай, – сказал Марино, отпирая машину, – ты знакома с Чаком намного дольше, чем я, и знаешь его намного лучше, что тебя совсем не красит.
   – Ты собираешься спросить, не он ли в арендованном автомобиле следил за нами? – догадалась я, когда мы выезжали на Рэнди-Тревис-стрит. – Ответом будет "нет". Он подлец. Он лжец и вор, но трус, Марино. Чтобы следовать за кем-то с включенным дальним светом фар, требуется немало самонадеянности. Кто бы ни ехал в той машине, он очень уверен в своих силах. Он не боится, что его поймают, так как считает себя слишком умным.
   – Ты вроде как даешь определение психопатической личности. И теперь я начинаю беспокоиться. Черт побери. Не хочу даже думать о том, что парень, который прикончил Люонг, следил за вами с Розой.
   Дороги снова подмерзли, и неосторожные ричмондские водители то тут, то там скользили юзом. Рация Марино работала, постоянно сообщая об авариях.
   – Когда ты собираешься вернуть эту штуку? – спросила я.
   – Пусть сами приходят и забирают, – ответил он. – Я ничего не собираюсь возвращать.
   – Вот и молодец.
   – Самое сложное в расследовании то, – сказал он, – что в нем не бывает ничего однозначного. Детективы стараются связать столько фактов, что к тому времени, когда преступление раскрывают, они могут написать биографию жертвы. Половина обнаруженных связей никуда не ведет. Например, муж поругался с женой. Она со злости уходит из дома, ее крадут со стоянки супермаркета, насилуют и убивают. Причиной послужила не ссора с мужем. Может, ей так или иначе нужно было в магазин.
   Он свернул к моему дому и остановил грузовик перед крыльцом. Я пристально посмотрела на него.
   – Марино, чем ты собираешься зарабатывать на жизнь?
   – Как-нибудь заработаю.
   Я знала, что это была неправда.
   – Ты некоторое время мог бы помогать мне в качестве следователя, – предложила я. – Пока не разрешится проблема с отстранением от работы.
   Он молчал. Пока в полиции работала Брей, эта проблема вообще могла не разрешиться. Отстранение от работы без сохранения содержания было лишь способом заставить его уйти в отставку. Если бы он это сделал, Брей удалось бы убрать его с дороги, как Эла Карсона.
   – У меня есть две возможности взять тебя на работу, – продолжала я. – С оплатой за каждое расследование, в этом случае будешь получать по пятьдесят долларов за...
   – К черту пятьдесят долларов, – фыркнул он.
   – Или взять на неполный рабочий день. В этом случае мне нужно будет в конце концов заявить о вакансии и тебе придется подавать заявление наравне со всеми остальными.
   – Не принимай меня за идиота.
   – Сколько ты сейчас зарабатываешь?
   – Около шестидесяти двух тысяч плюс премиальные, – сказал Марино.
   – Лучшее, что я могу предложить, – это старший следователь. Тридцать часов в неделю. Без премиальных. Тридцать пять тысяч в год.
   – Это хорошее предложение. Одно из самых смешных, которые я слышал за последнее время.
   – Могу также предложить должность преподавателя и координатора по расследованию убийств в институте. Это еще тридцать пять тысяч. Итого семьдесят. Без премиальных. В действительности ты будешь зарабатывать больше.
   Он некоторое время думал, посасывая сигарету.
   – Пока что мне не нужна твоя помощь, – грубо ответил он. – И в мои планы не входит болтаться вокруг патологоанатомов и мертвых тел всю оставшуюся жизнь.
   Я выбралась из грузовика и произнесла:
   – Спокойной ночи.
   Машина взвыла и уехала, и я поняла, что Марино в действительности сердился не на меня. Он злился, так как был расстроен и разочарован. Не мог смириться, что оказался не в состоянии скрыть от меня уязвленное чувство собственного достоинства. Но все равно его слова меня обидели.
   Я бросила пальто на кресло в прихожей и сняла кожаные перчатки. Поставила на CD-плейер "Героическую симфонию" Бетховена и понемногу стала успокаиваться. Съела омлет и легла в постель с книгой, которую не смогла читать из-за усталости.
   Заснула с включенным светом и проснулась в испуге оттого, что сработала сигнализация. Отогнав искушение выключить ее, вытащила из ящика "глок". Я не в состоянии была вынести оглушительный металлический перезвон и не понимала, почему поднялась тревога. Через несколько минут раздался телефонный звонок.
   – Это охрана...
   – Да-да – громко ответила я. – Не знаю, почему она сработала.
   – Монитор показывает пятую зону, – сказал охранник. – Задняя дверь, ведущая на кухню.
   – Я ее не открывала.
   – Хотите вызвать наряд?
   – Да, поскорее, пожалуйста! – воскликнула я, а сигнал тревоги в доме продолжал греметь.

Глава 28

   Я предположила, что причиной тревоги мог стать сильный порыв ветра, и через минуту выключила сигнализацию, чтобы услышать, когда приедет полиция. Ждала ее, сидя на кровати. Я не стала заниматься пугающей процедурой проверки каждого квадратного метра дома: заходить в комнаты, душевые и страшные темные кладовки.
   Вслушиваясь в тишину, я остро воспринимала все звуки: ветер, едва слышные щелчки сменяющих друг друга цифр в электронных часах, шелест вентиляторов, собственное дыхание. К моему дому свернул автомобиль, и я поспешила к входной двери, в которую один из полицейских постучал дубинкой, вместо того чтобы нажать звонок.
   – Полиция, – объявил серьезный женский голос.
   Я впустила их. Передо мной стояли двое: молодая женщина и мужчина постарше, оба в форме. На именной табличке девушки было написано "Дж. Ф. Батлер", что-то в ее лице привлекло мое внимание.
   – Сработал датчик задней двери, которая ведет на кухню, – сообщила я. – Очень рада, что вы так быстро приехали.
   – Как вас зовут? – спросил ее напарник, Р.И. Макэлвейн.
   Он вел себя так, словно не знал, кто я; как будто я была очередной женщиной средних лет в домашнем халате, которой выпало жить в хорошем доме в районе, куда редко вызывают полицию.
   – Кей Скарпетта.
   Макэлвейн слегка расслабился и сказал:
   – Не предполагал, что вы на самом деле существуете. Много о вас слышал, но, слава Богу, никогда не был в морге, ни разу за все восемнадцать лет.
   – Это потому что раньше не нужно было ходить на демонстрационные вскрытия и вообще чему-то учиться, – подшутила над ним Батлер.
   Макэлвейн не улыбнулся, с любопытством осматривая дом.
   – Приходите на демонстрационное вскрытие в любое время, – пригласила я.
   Батлер старалась не отвлекаться. Ее настороженность не успела притупиться, как у ее напарника, которого в данный момент больше интересовали мой дом и я. На протяжении многих лет он, наверное, остановил для проверки не менее тысячи автомобилей и ответил на столько же ложных вызовов, получая небольшую зарплату и еще меньшее признание.
   – Нам нужно осмотреть дом, – сказала Батлер, запирая за собой входную дверь. – Начиная с первого этажа.
   – Пожалуйста. Смотрите везде, где нужно.
   – Оставайтесь здесь, – попросила она, направляясь на кухню, и тут неожиданно на меня нахлынули эмоции.
   Она напоминала Люси. Похожими были глаза, прямой нос и манера жестикулировать. Люси не могла разговаривать, не помогая себе руками, как будто дирижируя разговором.
   Я стояла в прихожей и слышала звуки их шагов по паркету, приглушенные голоса и стук открывающихся и закрывающихся дверей. Полицейские не спешили, и я предположила, что именно Батлер старалась не пропускать ни единого местечка, где может спрятаться человек.
   Они спустились и вышли в ледяную ночь, обшаривая фонариками наружные окна. Это продолжалось еще минут пятнадцать, потом они постучались и мы прошли на кухню. Макэлвейн дул на покрасневшие, замерзшие руки. Батлер хотела сказать мне что-то важное.
   – Вы уверены, что не прогнулся косяк кухонной двери? – спросила она.
   – Нет, – удивленно ответила я.
   Она открыла дверь рядом с окном и столом, за которым я обычно ела. Ворвался сырой, пронизывающий воздух, и я подошла к ней посмотреть, о чем она говорит. Батлер посветила фонариком на зазубренную вдавленность между планкой замка и деревянной рамой двери. Было похоже, что кто-то пытался взломать дверь.
   – Возможно, это случилось некоторое время назад, а вы не замечали, – сказала она. – Мы не проверили эту дверь, когда приезжали во вторник, потому что сигнал тревоги поступил из зоны двери в гараж.
   – Сигнализация срабатывала во вторник? – изумленно пробормотала я. – Мне об этом ничего не известно.
   – Я пошел к машине, – произнес Макэлвейн, выходя с кухни и все еще растирая руки. – Сейчас вернусь.